Страница:
Возможно, военный опыт брата Виала неверно повлиял на его суждение о своих товарищах. Когда я передал ему рассказ Франциско об омерзительных деяниях великого магистра Калатравы, брат Виал только рассмеялся.
— Да, — сказал он, — очень похоже на этого великого вояку.
— Великого вояку? — спросил я в изумлении. — Значит, вы были знакомы с Районом в Леванте?
— Все, кто бывал в Леванте, знал дядюшку Рамона. У него был настоящий вкус к жизни.
— Значит, вам известно о его извращенных поступках.
— Прости, Лукас. Я не совсем тебя понимаю.
— Я имею в виду нарушение обета. По словам Франциско, выходит, что Рамон погряз в пьянстве и распутстве. Хуже того — он позволял, даже поощрял своих рыцарей следовать его развратному примеру. Я сгораю от негодования при мысли о том, что юные впечатлительные души попали под его опеку. Это же настоящий скандал, брат Виал. Я немедленно отправлю донесение архиепископу Таррагоны касательно этих злополучных разоблачений.
— Лукас, — проговорил брат Виал, — у тебя великолепный разум и удивительная память. Я уверен, что ты знаешь наизусть Псалтирь и Священное Писание. Однако зачастую не так-то просто увидеть кроющуюся за словами правду. Человеческий характер нельзя вычислить с помощью простых арифметических действий. Бывают рыцари, твердо соблюдающие данный обет, противящиеся каждому соблазну, но при этом сердца их остаются холодными. Они нехотя выполняют свои обязанности, никогда не делая большего. А другие рыцари то и дело нарушают клятву, но сердце их преисполнено любви к ближнему. В бою они не оставят раненого товарища, пусть даже враг в десять раз превосходит их числом. И кто же из них ценнее в глазах Господа? Поразмышляй об этом, если не боишься. Как сказал Христос: «…каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить»[7]. Я бы на твоем месте отказался от идеи написать архиепископу о дядюшке Районе, Твоя миссия заключается в спасении Франциско. Но есть человек, которому ты мог бы написать и попросить помощи в очищении Франциско.
— И кто же это, брат Виал? Я тотчас напишу ему.
— Ей, Лукас. Сестре Андре. Как там ее звали?
— Изабель?
— Да, Изабель. Пошли за ней.
— Брат Виал, я в смятении. Разве можно искушать Франциско, когда он так уязвим?
— Лукас, а ты бы поставил кувшин воды перед тем, кто только одолел знойную пустыню?
Брат Виал поднялся, сложил руки под рясой и вышел на внутренний двор. Я поспешил за ним. Когда я приблизился, он рассматривал пурпурные цветы вокруг водоема, и мне пришлось дернуть его за рясу, чтобы привлечь внимание.
— Брат Виал, при всем своем уважении я считаю, что приезд в Санта-Крус этой девушки будет ужасной ошибкой. Она станет еще одним искушением, еще одним препятствием на пути к выздоровлению Франциско.
— Искушение, Лукас, это не только сфера злых сил. Разве Бог не дает каждому жизнь и смерть?
— Да, брат Виал, дает.
— И то и другое искушает человека. Мы же будем искушать Франциско жизнью.
— Но, брат Виал, Изабель не видела Франциско целых шесть лет. Она наверняка вышла замуж. Вероятно, ее муж не позволит своей жене путешествовать в одиночку.
— Тогда мы вышлем за ней эскорт, Лукас.
— Да, брат Виал, но Франциско вызовет у Изабель болезненные воспоминания о погибшем брате. Сомневаюсь, что она примет наше приглашение.
— Она приедет.
И с этими словами брат Виал ушел в часовню на дневную службу.
На душе у меня стало очень тяжело после нашего разговора. Я боялся, что брат Виал недооценивает пагубное, разрушительное влияние, которое Изабель может оказать на восстановление душевного здоровья Франциско. Аббат Педро часто говорил, что женщинам нельзя доверять. «Помни, Лукас, — говорил он, — твоя мать бросила тебя на конюшне, едва ты появился на свет».
Возможно, я ошибся, рассказав брату Виалу о признаниях Франциско. По крайней мере, мне не стоило упоминать о поездке Франциско в поместье Корреа в Жироне — тогда брат Виал никогда не узнал бы о существовании Изабель.
Однако я не могу ослушаться предписания брата Виала и не послать за Изабель. Будучи приором, я стою выше его, но авторитет брата Виала зиждется на его моральном и духовном превосходстве, а не на занимаемой им должности. И конечно, на его связях — особенно нельзя забывать про его кузена, архиепископа Санчо из Таррагоны. Было бы весьма неразумно не прислушаться к моему наставнику. Я решил, что завтра же пошлю за Изабель, а если последствия ее визита окажутся отрицательными, это ляжет на совесть брата Виала.
Возможно, Изабель отвергнет мое приглашение. Было бы хорошо, если бы она так поступила. Подозреваю, что ей не очень захочется отправляться в почти десятидневное путешествие из Жироны в Санта-Крус, если она вообще до сих пор живет в Жироне. Она могла выйти замуж за жителя другой местности, и тогда приглашение вовсе до нее не дойдет. Как глупо с моей стороны беспокоиться о том, как ее визит повлияет на Франциско, когда ее приезд вовсе не гарантирован.
Физическое состояние моего пациента продолжает улучшаться. Почти каждый день мы совершаем длительные прогулки по внутреннему двору, раз в неделю выходим за пределы монастыря и бродим по близлежащим холмам. Во время прогулок Франциско всегда молчит; кажется, его полностью поглощает красота округи. Такое впечатление, что красота эта придает ему сил. После таких прогулок он целый день пребывает в приподнятом настроении.
Исповедь его продолжается, и наши беседы остаются по-прежнему напряженными. Мало того, с каждым днем напряжение это нарастает. Иногда Франциско даже дрожит во время своего рассказа, словно стоит на краю жуткой про пасти, в которой затаилась причина его недуга.
Случай Франциско невероятно важен для церкви. Я не могу сдержать улыбки, когда представляю себе постройку множества благотворительных учреждений на щедрую награду, предложенную бароном Монкада за спасение его сына — треть владений. Надеюсь, мой труд по избавлению Франциско от демонов станет памятником во славу Господа. Воистину, церковь выказала мне огромное доверие. У меня такое чувство, будто Рим не сводит глаз с монастыря Санта-Крус.
Каждую неделю я письменно докладываю архиепископу Санчо об успехах Франциско. С каждым письмом мы становимся все ближе; думаю, архиепископ уже считает меня своим другом. На прошлой неделе я получил от него послание — он сообщил, что состояние здоровья епископа Мартина ухудшается.
«К сожалению, — писал он, — Тортоса вскоре станет вакантным местом. Надеюсь, ваша работа с Франциско закончится прежде, чем мне придется назначить преемника».
Когда личный слуга аббата доставил мне это письмо, печать архиепископа была уже вскрыта. Что ж, это к лучшему — аббат Альфонсо должен знать о том, как ко мне расположен архиепископ. Возможно, теперь аббат по достоинству оценит мои способности.
И вправду, после этого послания он стал ко мне более внимателен. Вчера аббат спросил меня, не хочу ли я сменить свою поношенную грубую рясу на новую из отличного египетского хлопка. Не успел я ответить, как аббат Альфонсо вызвал брата Марио — монастырского портного, который снял с меня мерки и уже на этой неделе должен сшить мне одеяние.
Создается впечатление, что моя судьба навсегда переменилась к лучшему. Будущее таит в себе невероятные возможности. Иногда ночью я закрываю глаза и снова вижу перед собой покои архиепископа — золотую чашу, полную вина, шелковое облачение. Кажется, то время, когда Господь призовет меня на более почетный пост, уже не за горами.
Прошлой ночью я видел сон: обычный священник в чужой стране много лет спустя, может даже спустя сто лет, читает эту рукопись. Предположение брата Виала о том, что эти строки могут послужить путеводной картой души Франциско, представляется не совсем дальновидным. По-моему, этот документ более всеобъемлющ — это карта не только души Франциско, но и всех людей, пораженных тем же самым недугом. Иногда я спрашиваю себя, не жалеет ли брат Виал, что сам отказался заниматься очищением Франциско. А может, так было предначертано судьбой. По мере того как моя счастливая звезда поднимается все выше, звезда брата Виала тускнеет. Мне даже немного жаль его — наверное, поэтому я делюсь с ним подробностями исповеди Франциско. Тогда он хотя бы отчасти чувствует себя причастным к происходящему. Нужно отдать должное брату Виалу — он не проявляет никакой зависти, всегда хвалит мой подход и поощряет мои усилия. Например, сегодня днем в капитуле он сам подошел ко мне.
— Терпение, стойкость и сдержанность, — сказал он. — Это наиболее могущественные орудия Господа против уловок дьявола. Ты демонстрировал все эти качества, брат Лукас, на протяжении последних четырех месяцев, ожидая, пока Франциско начнет каяться. Там, где жестокие методы отца Адельмо из Поблета потерпели крах, ты добился успеха мирным путем. Я горжусь тобой. Возможно, — продолжал брат Виал, — когда Франциско будет спасен, я доверю тебе излечение других случаев одержимости. Ты поймешь, что тот же самый подход, какой ты применил к своему другу, будет эффективен и для других заблудших душ.
— Брат Виал, — ответил я, — я буду очень рад получить такую возможность. Не хочу хвастаться, но, по-моему, я добился немалых успехов на посту приора. Эти успехи свидетельствуют о моих стараниях и непреклонной преданности Санта-Крус. Заметили вы живую изгородь, окружающую монастырь? Многие прихожане отмечали, как удачно зелень кустов смягчает суровость каменных стен. Я случайно услышал, что аббат Альфонсо говорил прихожанам, будто идея этих посадок принадлежит ему; возможно, вам он сказал то же самое, брат Виал. Я не стану опровергать слова своего аббата, однако хочу отметить, что человеческая память очень несовершенна. Иногда люди слышат чье-то высказывание, а потом забывают, чье оно, и выдают за свое.
Брат Виал приложил палец к губам, делая мне знак замолчать. Он взял меня за плечи и мягко улыбнулся.
— Брат Лукас, — сказал он, — ты стоишь в начале трудного пути. Я очень надеюсь, что после излечения Франциско ты почувствуешь себя гораздо ближе к Господу, чем когда-либо, и отбросишь ложные честолюбивые и тщеславные помыслы, искушающие каждого человека. Возможно, брат Лукас, когда я сложу с себя официальные полномочия, ты станешь главным гонителем нечистой силы в Санта-Крус и более отважным и неумолимым борцом с дьяволом, чем когда-либо был я сам.
Именно так он и сказал. «Более отважным и неумолимым борцом с дьяволом, чем когда-либо был я сам».
Я поблагодарил брата Виала за добрые слова. Меня слегка смутила его щедрая похвала и его планы насчет моего повышения, но удивлен я не был. Разве дьявол не использует одни и те же методы, чтобы обманывать, вводить в заблуждение и уничтожать детей Господних? И разве мы, любящие слуги Господа, не используем одни и те же методы, чтобы расстроить самые черные и хитроумные планы дьявола?
Такие методы применял и я в попытке разбудить и выманить наружу демонов, полонивших Франциско, — выманить, чтобы однажды, будучи инструментом в руках Божьих, разделаться с ними. Поистине, эта рукопись представляет собой полное и правдивое описание моих методов и того, что брат Виал назвал «трудным путем». Иногда я представляю себе, как монахи со всей Испании стекаются в Санта-Крус — кто в повозке, кто верхом, кто пешком, — чтобы переписать мою рукопись и встретиться с ее автором. Возможно, для них этот документ станет своего рода образцом, пособием по борьбе с дьяволом. Не исключено, что однажды весь христианский мир узнает имя Франциско и мое. Брат Лукас из Санта-Крус. Епископ Лукас. Благословенный Лукас. Святой Лукас. Да, следует поработать над почерком.
Поскольку записанная мной информация, весьма вероятно, получит широкое распространение, я считаю необходимым посвятить читателя в историю славных крестовых походов против неверных. Видите ли, боюсь, что версия Франциско о тех событиях может дать уважаемому читателю неверное представление. Ведь Франциско все еще одержим.
Сатана породил злых духов. Шестьсот лет назад губительный дух Ислама захлестнул Аравийскую пустыню. Полчища Мухаммеда распространили эту заразу на восток — в Персию; на север — в Святую землю; на юг — по всей Африке; а также на запад. Темные силы вторгаются в Европу. Мавры разнесли эту заразу через Гибралтарский пролив в Испанию.
На протяжении трехсот лет христианские короли сражались с султанами и халифами за обладание Иберийским полуостровом. Христианские королевства Испании под предводительством Арагона, Кастилии, Леона, Наварры и Португалии оставили внутренние споры и мелкие склоки по поводу границ и сплотились в борьбе с неверными. За последние десятилетия христианские войска отгоняют мавров все дальше на юг; христиане уже завоевали Валенсию, Альгарву, Кордову, Мурсию и Севилью. Гранада остается последним оплотом неверных в Испании. С Божьей помощью христиане вскоре отбросят варваров на другую сторону Средиземного моря, в темные места Африки.
К сожалению, на востоке все еще свирепствуют язычники, Они продолжают творить всяческие мерзости. Безбожники захватили и осквернили священный край, где жил Христос, где он принял смертные муки. Поначалу армия Господа одерживала чудесные победы. В 1099 году от Рождества Христова крестоносцы завоевали Иерусалим. Господь обрушил огонь и серу на детей дьявола. Рыцари предали мечу каждого жителя этого укрепленного города — говорили, что кровь доходила воинам до щиколоток.
В Иерусалиме и возникли первые военно-духовные ордены. Иоанниты обосновались при церкви Гроба Господня на Голгофе — в месте, усеянном черепами и ставшем свидетелем распятия. Члены этого ордена не только сражаются с неверными, но и предоставляют приют и врачебную помощь пилигримам, посещающим Левант, потому их называют еще и госпитальерами. Рыцари тамплиеры, или храмовники, получили свое название потому, что завоеватели одарили их землей, на которой стоял старый еврейский храм. Крестоносцы сожгли храм дотла, заперев там евреев, пытавшихся укрыться от возмездия Христа. Поистине, воюющие монахи продемонстрировали высокие образцы добродетели и набожности. Они дают тот же обет, что и обычные монахи, — бедность, воздержание и послушание. Церковь Рима обещала всем крестоносцам отпущение грехов в обмен на их службу.
Орден Калатравы, в который вступил Франциско, имеет долгую и прославленную историю сражений с маврами на фронтах Андалузии — мусульманской Испании. Я с гордостью пишу, что орден этот основал один из моих собратьев, цистерцианский монах по имени Рамон Сьерра, аббат одного Наваррского монастыря. В 1159 году от Рождества Христова аббат Сьерра отправился в Толедо по делам. Во время своего пребывания там он узнал, что ожидается нападение мавров на близлежащий город Калатраву. Положение было отчаянным: неверные во много раз превосходили по численности защитников города. Аббат Сьерра с разрешения короля Кастилии организовал защиту города, набрав войско из воинов и монахов своей провинции и прилегавших к ней земель. Увидев силы, собранные аббатом Сьерра, мавры отказались от нападения.
Воодушевленный стойкостью своих рекрутов, включая служителей Бога, аббат Сьерра разместил войска в крепости Калатрава. Спустя несколько лет Папа Александр III издал буллу, в которой рыцари Калатравы объявлялись первым религиозным военным орденом Испании. Фрей Гарсия, великий магистр ордена, присягнул на верность королю Кастилии и попросил принять его в цистерцианский монашеский орден. Цистерцианский орден согласился на эту просьбу. С тех пор цистерцианцы и рыцари Калатравы считают себя братьями и товарищами по служению Господу: рыцари добьются мечом того, чего мы не смогли добиться Библией.
Члены ордена Калатравы славятся доблестью и воинским искусством, а также преданностью Богу. Им запрещено охотиться, торговать, играть в кости и шахматы. Эти действия считаются легкомысленными, уводящими от молитв и духовного развития. Блуд наказывается поркой, а в некоторых случаях даже исключением из ордена. К сожалению, под руководством дядюшки Рамона рыцари Калатравы значительно ослабили монашескую дисциплину — будем надеяться, что нынешний великий магистр восстановил духовные правила, традиционно исповедуемые членами этого ордена.
Рыцари Калатравы сыграли значительную роль в отвоевывании Испании. В связи с неудачами, которые потерпели христианские анклавы в Святой земле, рыцари Калатравы недавно обратили свое внимание на восток. Шесть лет назад, когда король Хайме собрал в Арагоне войско для отправки в Левант, он пригласил орден Калатравы присоединиться к нему. Получив благословение от зятя короля Хайме, короля Альфонсо Кастильского, рыцари приняли приглашение, и Франциско с товарищами выступили в крестовый поход. Данная рукопись представляет собой хронику странствий Франциско — путешествия, которое происходило во время великой неразберихи на востоке. За несколько лет до похода Франциско в Святую землю султан Бейбарс провел свою орду через Левант, завоевывая христианские земли, беспощадно убивая и порабощая местных жителей. К тому времени, как туда прибыл Франциско, Иерусалимское королевство даже не включало в себя города Иерусалима. Христианам осталась лишь узкая прибрежная полоса вдоль Средиземноморья, от Яффы до Акры и Тира.
В 1269 году от Рождества Христова Гуго, король Кипра, вступил на трон Иерусалимского королевства и был коронован в великом кафедральном соборе в Тире. Гуго приходилось ждать, пока его землю освободят от неверных. Видимо, поэтому он и решил удалиться на остров Кипр. В Акре он оставил коннетабля, который должен был управлять делами города. К несчастью, отсутствие короля и нерешительности коннетабля привели к хаосу в Акре — крупнейшем городе разрозненного королевства. Без короля, который должен был объединить христианских рыцарей, между разными группировками разгорелась вражда. Венецианцы спорили с генуэзцами о торговых привилегиях. Великие магистры разных военных орденов претендовали на главенство в решении военных вопросов.
В придачу к внутренним спорам о том, кто будет властвовать в Акре, дело осложнялось еще и присутствием множества осужденных христиан, которым заменили смертный приговор на поселение в Леванте. Хотя большинство из них обратились в лоно Господа, небольшая часть все же упорно придерживалась зла. К примеру, один священник из Поблета, который недавно побывал в Святой земле, рассказывал мне, что за время его двухнедельного пребывания в Акре ему дважды обчистили карманы. Кроме того, ему приходилось обходить многие улицы, чтобы не натолкнуться на язычников и на торгующих собой христианских женщин.
Возможно, неспособность наших христианских воинов и торговцев объединиться во имя Господа и обуздать царящую там распущенность и явилась причиной того, что Господь позволил армии Бейбарса сокрушить наши аванпосты и занять священный город. Являясь серьезной угрозой для христианства, Бейбарс действительно может вынудить наших рыцарей вести жизнь настоящих воинствующих монахов — соблюдать бедность, воздержание, послушание, а при необходимости пойти на муки. Возможно, в том и заключается воля Господа, Его справедливая кара, Его замысел.
В том, что Бейбарс — приспешник дьявола, нет никаких сомнений. Его злые деяния записаны. Я упомяну лишь о нескольких эпизодах, на тот случай, если неосведомленный читатель будет сбит с толку легкомысленным отношением Франциско к преступлениям неверных. Поистине, я содрогаюсь, думая о тех зверствах, которые мусульмане чинили над нашими воинами.
Название Сафита должно наводить ужас на каждого христианина. В 1266 году от Рождества Христова Бейбарс осадил замок тамплиеров в Сафите. После доблестной, но обреченной на неудачу защиты орден тамплиеров договорился о том что, если они сдадут крепость, им позволят уйти. Соответствующие документы были подписаны и доставлены обеим сторонам, на соглашении стояла личная печать Бейбарса гарантировавшая христианским рыцарям неприкосновенность. Но когда ничего не подозревающие воины вышли из замка, язычники напали на них и с тех, кого не убили сразу, заживо содрали кожу, а потом обезглавили. Говорят, что Бейбарс лично участвовал в пытках многих рыцарей и радовался истошным крикам своих жертв.
В следующем году королевство Акра направило делегацию христианских послов в замок Сафита, превращенный Бейбарсом в мусульманскую крепость. Послы должны были заключить перемирие между христианами и мусульманами. Вид тысячи черепов христиан, выложенных вокруг замка, не отвратил этих отважных людей от исполнения долга, однако Бейбарс остался неумолим. Он не предложил нашим послам, совершившим долгое путешествие, ни хлеба, ни воды и отклонил все попытки прийти к соглашению. Возможно, это было к лучшему: мира с Бейбарсом и его воинами у христиан быть не может, неверных надлежит вырвать с корнем и уничтожить.
Может, мой почтенный читатель еще питает надежды на перемирие в Леванте. Дабы развеять подобные иллюзии, я приведу еще один пример вероломства неверных. Безусловно, всем известно, что христианский город Антиохия пал под натиском мусульман в мае 1268 года от Рождества Христова. Однако мало кто осведомлен о тех зверствах, которые учинили мусульмане после захвата города. Мне рассказал о них один рыцарь из Арагона, который во время осады находился в Антиохии. Милостью Божьей он сумел выбраться из города посреди царившего там хаоса и кровопролития.
Мусульманские военачальники считали уничтожение христианских воинов делом первостепенной важности. Еще повезло тем, кого обезглавили, другие умирали более мучительной смертью: их стегали плетьми, калечили, жгли, четвертовали. Разделавшись с воинами, неверные принялись за городских жителей — женщин, детей, стариков; выкалывали им глаза, отрезали носы и уши, насиловали девушек и юношей. Их жестокость не поддается описанию. Статую Девы Марии осквернили: оплевали и разбили. Рассказывали, что сарацины испражнялись в церквях и святилищах.
Те христиане, кому посчастливилось спрятаться, впоследствии были захвачены и проданы в рабство. У каждого воина в армии султана имелось по одному-два раба, остальных продали на рынках Каира. Говорят, из-за огромного количества захваченных в плен христиан цена за девушку упала ниже цены за старую козу.
Против подобной кровавой резни, против зла ополчилось войско Христово. К сожалению, наши воины тоже совершали непозволительные поступки, однако при данных обстоятельствах такое нехристианское поведение христиан вполне объяснимо. А теперь я предлагаю читателю вернуться к жизни Франциско и его горестной исповеди.
Глава 8
— Да, — сказал он, — очень похоже на этого великого вояку.
— Великого вояку? — спросил я в изумлении. — Значит, вы были знакомы с Районом в Леванте?
— Все, кто бывал в Леванте, знал дядюшку Рамона. У него был настоящий вкус к жизни.
— Значит, вам известно о его извращенных поступках.
— Прости, Лукас. Я не совсем тебя понимаю.
— Я имею в виду нарушение обета. По словам Франциско, выходит, что Рамон погряз в пьянстве и распутстве. Хуже того — он позволял, даже поощрял своих рыцарей следовать его развратному примеру. Я сгораю от негодования при мысли о том, что юные впечатлительные души попали под его опеку. Это же настоящий скандал, брат Виал. Я немедленно отправлю донесение архиепископу Таррагоны касательно этих злополучных разоблачений.
— Лукас, — проговорил брат Виал, — у тебя великолепный разум и удивительная память. Я уверен, что ты знаешь наизусть Псалтирь и Священное Писание. Однако зачастую не так-то просто увидеть кроющуюся за словами правду. Человеческий характер нельзя вычислить с помощью простых арифметических действий. Бывают рыцари, твердо соблюдающие данный обет, противящиеся каждому соблазну, но при этом сердца их остаются холодными. Они нехотя выполняют свои обязанности, никогда не делая большего. А другие рыцари то и дело нарушают клятву, но сердце их преисполнено любви к ближнему. В бою они не оставят раненого товарища, пусть даже враг в десять раз превосходит их числом. И кто же из них ценнее в глазах Господа? Поразмышляй об этом, если не боишься. Как сказал Христос: «…каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить»[7]. Я бы на твоем месте отказался от идеи написать архиепископу о дядюшке Районе, Твоя миссия заключается в спасении Франциско. Но есть человек, которому ты мог бы написать и попросить помощи в очищении Франциско.
— И кто же это, брат Виал? Я тотчас напишу ему.
— Ей, Лукас. Сестре Андре. Как там ее звали?
— Изабель?
— Да, Изабель. Пошли за ней.
— Брат Виал, я в смятении. Разве можно искушать Франциско, когда он так уязвим?
— Лукас, а ты бы поставил кувшин воды перед тем, кто только одолел знойную пустыню?
Брат Виал поднялся, сложил руки под рясой и вышел на внутренний двор. Я поспешил за ним. Когда я приблизился, он рассматривал пурпурные цветы вокруг водоема, и мне пришлось дернуть его за рясу, чтобы привлечь внимание.
— Брат Виал, при всем своем уважении я считаю, что приезд в Санта-Крус этой девушки будет ужасной ошибкой. Она станет еще одним искушением, еще одним препятствием на пути к выздоровлению Франциско.
— Искушение, Лукас, это не только сфера злых сил. Разве Бог не дает каждому жизнь и смерть?
— Да, брат Виал, дает.
— И то и другое искушает человека. Мы же будем искушать Франциско жизнью.
— Но, брат Виал, Изабель не видела Франциско целых шесть лет. Она наверняка вышла замуж. Вероятно, ее муж не позволит своей жене путешествовать в одиночку.
— Тогда мы вышлем за ней эскорт, Лукас.
— Да, брат Виал, но Франциско вызовет у Изабель болезненные воспоминания о погибшем брате. Сомневаюсь, что она примет наше приглашение.
— Она приедет.
И с этими словами брат Виал ушел в часовню на дневную службу.
На душе у меня стало очень тяжело после нашего разговора. Я боялся, что брат Виал недооценивает пагубное, разрушительное влияние, которое Изабель может оказать на восстановление душевного здоровья Франциско. Аббат Педро часто говорил, что женщинам нельзя доверять. «Помни, Лукас, — говорил он, — твоя мать бросила тебя на конюшне, едва ты появился на свет».
Возможно, я ошибся, рассказав брату Виалу о признаниях Франциско. По крайней мере, мне не стоило упоминать о поездке Франциско в поместье Корреа в Жироне — тогда брат Виал никогда не узнал бы о существовании Изабель.
Однако я не могу ослушаться предписания брата Виала и не послать за Изабель. Будучи приором, я стою выше его, но авторитет брата Виала зиждется на его моральном и духовном превосходстве, а не на занимаемой им должности. И конечно, на его связях — особенно нельзя забывать про его кузена, архиепископа Санчо из Таррагоны. Было бы весьма неразумно не прислушаться к моему наставнику. Я решил, что завтра же пошлю за Изабель, а если последствия ее визита окажутся отрицательными, это ляжет на совесть брата Виала.
Возможно, Изабель отвергнет мое приглашение. Было бы хорошо, если бы она так поступила. Подозреваю, что ей не очень захочется отправляться в почти десятидневное путешествие из Жироны в Санта-Крус, если она вообще до сих пор живет в Жироне. Она могла выйти замуж за жителя другой местности, и тогда приглашение вовсе до нее не дойдет. Как глупо с моей стороны беспокоиться о том, как ее визит повлияет на Франциско, когда ее приезд вовсе не гарантирован.
Физическое состояние моего пациента продолжает улучшаться. Почти каждый день мы совершаем длительные прогулки по внутреннему двору, раз в неделю выходим за пределы монастыря и бродим по близлежащим холмам. Во время прогулок Франциско всегда молчит; кажется, его полностью поглощает красота округи. Такое впечатление, что красота эта придает ему сил. После таких прогулок он целый день пребывает в приподнятом настроении.
Исповедь его продолжается, и наши беседы остаются по-прежнему напряженными. Мало того, с каждым днем напряжение это нарастает. Иногда Франциско даже дрожит во время своего рассказа, словно стоит на краю жуткой про пасти, в которой затаилась причина его недуга.
Случай Франциско невероятно важен для церкви. Я не могу сдержать улыбки, когда представляю себе постройку множества благотворительных учреждений на щедрую награду, предложенную бароном Монкада за спасение его сына — треть владений. Надеюсь, мой труд по избавлению Франциско от демонов станет памятником во славу Господа. Воистину, церковь выказала мне огромное доверие. У меня такое чувство, будто Рим не сводит глаз с монастыря Санта-Крус.
Каждую неделю я письменно докладываю архиепископу Санчо об успехах Франциско. С каждым письмом мы становимся все ближе; думаю, архиепископ уже считает меня своим другом. На прошлой неделе я получил от него послание — он сообщил, что состояние здоровья епископа Мартина ухудшается.
«К сожалению, — писал он, — Тортоса вскоре станет вакантным местом. Надеюсь, ваша работа с Франциско закончится прежде, чем мне придется назначить преемника».
Когда личный слуга аббата доставил мне это письмо, печать архиепископа была уже вскрыта. Что ж, это к лучшему — аббат Альфонсо должен знать о том, как ко мне расположен архиепископ. Возможно, теперь аббат по достоинству оценит мои способности.
И вправду, после этого послания он стал ко мне более внимателен. Вчера аббат спросил меня, не хочу ли я сменить свою поношенную грубую рясу на новую из отличного египетского хлопка. Не успел я ответить, как аббат Альфонсо вызвал брата Марио — монастырского портного, который снял с меня мерки и уже на этой неделе должен сшить мне одеяние.
Создается впечатление, что моя судьба навсегда переменилась к лучшему. Будущее таит в себе невероятные возможности. Иногда ночью я закрываю глаза и снова вижу перед собой покои архиепископа — золотую чашу, полную вина, шелковое облачение. Кажется, то время, когда Господь призовет меня на более почетный пост, уже не за горами.
* * *
Прошлой ночью я видел сон: обычный священник в чужой стране много лет спустя, может даже спустя сто лет, читает эту рукопись. Предположение брата Виала о том, что эти строки могут послужить путеводной картой души Франциско, представляется не совсем дальновидным. По-моему, этот документ более всеобъемлющ — это карта не только души Франциско, но и всех людей, пораженных тем же самым недугом. Иногда я спрашиваю себя, не жалеет ли брат Виал, что сам отказался заниматься очищением Франциско. А может, так было предначертано судьбой. По мере того как моя счастливая звезда поднимается все выше, звезда брата Виала тускнеет. Мне даже немного жаль его — наверное, поэтому я делюсь с ним подробностями исповеди Франциско. Тогда он хотя бы отчасти чувствует себя причастным к происходящему. Нужно отдать должное брату Виалу — он не проявляет никакой зависти, всегда хвалит мой подход и поощряет мои усилия. Например, сегодня днем в капитуле он сам подошел ко мне.
— Терпение, стойкость и сдержанность, — сказал он. — Это наиболее могущественные орудия Господа против уловок дьявола. Ты демонстрировал все эти качества, брат Лукас, на протяжении последних четырех месяцев, ожидая, пока Франциско начнет каяться. Там, где жестокие методы отца Адельмо из Поблета потерпели крах, ты добился успеха мирным путем. Я горжусь тобой. Возможно, — продолжал брат Виал, — когда Франциско будет спасен, я доверю тебе излечение других случаев одержимости. Ты поймешь, что тот же самый подход, какой ты применил к своему другу, будет эффективен и для других заблудших душ.
— Брат Виал, — ответил я, — я буду очень рад получить такую возможность. Не хочу хвастаться, но, по-моему, я добился немалых успехов на посту приора. Эти успехи свидетельствуют о моих стараниях и непреклонной преданности Санта-Крус. Заметили вы живую изгородь, окружающую монастырь? Многие прихожане отмечали, как удачно зелень кустов смягчает суровость каменных стен. Я случайно услышал, что аббат Альфонсо говорил прихожанам, будто идея этих посадок принадлежит ему; возможно, вам он сказал то же самое, брат Виал. Я не стану опровергать слова своего аббата, однако хочу отметить, что человеческая память очень несовершенна. Иногда люди слышат чье-то высказывание, а потом забывают, чье оно, и выдают за свое.
Брат Виал приложил палец к губам, делая мне знак замолчать. Он взял меня за плечи и мягко улыбнулся.
— Брат Лукас, — сказал он, — ты стоишь в начале трудного пути. Я очень надеюсь, что после излечения Франциско ты почувствуешь себя гораздо ближе к Господу, чем когда-либо, и отбросишь ложные честолюбивые и тщеславные помыслы, искушающие каждого человека. Возможно, брат Лукас, когда я сложу с себя официальные полномочия, ты станешь главным гонителем нечистой силы в Санта-Крус и более отважным и неумолимым борцом с дьяволом, чем когда-либо был я сам.
Именно так он и сказал. «Более отважным и неумолимым борцом с дьяволом, чем когда-либо был я сам».
Я поблагодарил брата Виала за добрые слова. Меня слегка смутила его щедрая похвала и его планы насчет моего повышения, но удивлен я не был. Разве дьявол не использует одни и те же методы, чтобы обманывать, вводить в заблуждение и уничтожать детей Господних? И разве мы, любящие слуги Господа, не используем одни и те же методы, чтобы расстроить самые черные и хитроумные планы дьявола?
Такие методы применял и я в попытке разбудить и выманить наружу демонов, полонивших Франциско, — выманить, чтобы однажды, будучи инструментом в руках Божьих, разделаться с ними. Поистине, эта рукопись представляет собой полное и правдивое описание моих методов и того, что брат Виал назвал «трудным путем». Иногда я представляю себе, как монахи со всей Испании стекаются в Санта-Крус — кто в повозке, кто верхом, кто пешком, — чтобы переписать мою рукопись и встретиться с ее автором. Возможно, для них этот документ станет своего рода образцом, пособием по борьбе с дьяволом. Не исключено, что однажды весь христианский мир узнает имя Франциско и мое. Брат Лукас из Санта-Крус. Епископ Лукас. Благословенный Лукас. Святой Лукас. Да, следует поработать над почерком.
Поскольку записанная мной информация, весьма вероятно, получит широкое распространение, я считаю необходимым посвятить читателя в историю славных крестовых походов против неверных. Видите ли, боюсь, что версия Франциско о тех событиях может дать уважаемому читателю неверное представление. Ведь Франциско все еще одержим.
Сатана породил злых духов. Шестьсот лет назад губительный дух Ислама захлестнул Аравийскую пустыню. Полчища Мухаммеда распространили эту заразу на восток — в Персию; на север — в Святую землю; на юг — по всей Африке; а также на запад. Темные силы вторгаются в Европу. Мавры разнесли эту заразу через Гибралтарский пролив в Испанию.
На протяжении трехсот лет христианские короли сражались с султанами и халифами за обладание Иберийским полуостровом. Христианские королевства Испании под предводительством Арагона, Кастилии, Леона, Наварры и Португалии оставили внутренние споры и мелкие склоки по поводу границ и сплотились в борьбе с неверными. За последние десятилетия христианские войска отгоняют мавров все дальше на юг; христиане уже завоевали Валенсию, Альгарву, Кордову, Мурсию и Севилью. Гранада остается последним оплотом неверных в Испании. С Божьей помощью христиане вскоре отбросят варваров на другую сторону Средиземного моря, в темные места Африки.
К сожалению, на востоке все еще свирепствуют язычники, Они продолжают творить всяческие мерзости. Безбожники захватили и осквернили священный край, где жил Христос, где он принял смертные муки. Поначалу армия Господа одерживала чудесные победы. В 1099 году от Рождества Христова крестоносцы завоевали Иерусалим. Господь обрушил огонь и серу на детей дьявола. Рыцари предали мечу каждого жителя этого укрепленного города — говорили, что кровь доходила воинам до щиколоток.
В Иерусалиме и возникли первые военно-духовные ордены. Иоанниты обосновались при церкви Гроба Господня на Голгофе — в месте, усеянном черепами и ставшем свидетелем распятия. Члены этого ордена не только сражаются с неверными, но и предоставляют приют и врачебную помощь пилигримам, посещающим Левант, потому их называют еще и госпитальерами. Рыцари тамплиеры, или храмовники, получили свое название потому, что завоеватели одарили их землей, на которой стоял старый еврейский храм. Крестоносцы сожгли храм дотла, заперев там евреев, пытавшихся укрыться от возмездия Христа. Поистине, воюющие монахи продемонстрировали высокие образцы добродетели и набожности. Они дают тот же обет, что и обычные монахи, — бедность, воздержание и послушание. Церковь Рима обещала всем крестоносцам отпущение грехов в обмен на их службу.
Орден Калатравы, в который вступил Франциско, имеет долгую и прославленную историю сражений с маврами на фронтах Андалузии — мусульманской Испании. Я с гордостью пишу, что орден этот основал один из моих собратьев, цистерцианский монах по имени Рамон Сьерра, аббат одного Наваррского монастыря. В 1159 году от Рождества Христова аббат Сьерра отправился в Толедо по делам. Во время своего пребывания там он узнал, что ожидается нападение мавров на близлежащий город Калатраву. Положение было отчаянным: неверные во много раз превосходили по численности защитников города. Аббат Сьерра с разрешения короля Кастилии организовал защиту города, набрав войско из воинов и монахов своей провинции и прилегавших к ней земель. Увидев силы, собранные аббатом Сьерра, мавры отказались от нападения.
Воодушевленный стойкостью своих рекрутов, включая служителей Бога, аббат Сьерра разместил войска в крепости Калатрава. Спустя несколько лет Папа Александр III издал буллу, в которой рыцари Калатравы объявлялись первым религиозным военным орденом Испании. Фрей Гарсия, великий магистр ордена, присягнул на верность королю Кастилии и попросил принять его в цистерцианский монашеский орден. Цистерцианский орден согласился на эту просьбу. С тех пор цистерцианцы и рыцари Калатравы считают себя братьями и товарищами по служению Господу: рыцари добьются мечом того, чего мы не смогли добиться Библией.
Члены ордена Калатравы славятся доблестью и воинским искусством, а также преданностью Богу. Им запрещено охотиться, торговать, играть в кости и шахматы. Эти действия считаются легкомысленными, уводящими от молитв и духовного развития. Блуд наказывается поркой, а в некоторых случаях даже исключением из ордена. К сожалению, под руководством дядюшки Рамона рыцари Калатравы значительно ослабили монашескую дисциплину — будем надеяться, что нынешний великий магистр восстановил духовные правила, традиционно исповедуемые членами этого ордена.
Рыцари Калатравы сыграли значительную роль в отвоевывании Испании. В связи с неудачами, которые потерпели христианские анклавы в Святой земле, рыцари Калатравы недавно обратили свое внимание на восток. Шесть лет назад, когда король Хайме собрал в Арагоне войско для отправки в Левант, он пригласил орден Калатравы присоединиться к нему. Получив благословение от зятя короля Хайме, короля Альфонсо Кастильского, рыцари приняли приглашение, и Франциско с товарищами выступили в крестовый поход. Данная рукопись представляет собой хронику странствий Франциско — путешествия, которое происходило во время великой неразберихи на востоке. За несколько лет до похода Франциско в Святую землю султан Бейбарс провел свою орду через Левант, завоевывая христианские земли, беспощадно убивая и порабощая местных жителей. К тому времени, как туда прибыл Франциско, Иерусалимское королевство даже не включало в себя города Иерусалима. Христианам осталась лишь узкая прибрежная полоса вдоль Средиземноморья, от Яффы до Акры и Тира.
В 1269 году от Рождества Христова Гуго, король Кипра, вступил на трон Иерусалимского королевства и был коронован в великом кафедральном соборе в Тире. Гуго приходилось ждать, пока его землю освободят от неверных. Видимо, поэтому он и решил удалиться на остров Кипр. В Акре он оставил коннетабля, который должен был управлять делами города. К несчастью, отсутствие короля и нерешительности коннетабля привели к хаосу в Акре — крупнейшем городе разрозненного королевства. Без короля, который должен был объединить христианских рыцарей, между разными группировками разгорелась вражда. Венецианцы спорили с генуэзцами о торговых привилегиях. Великие магистры разных военных орденов претендовали на главенство в решении военных вопросов.
В придачу к внутренним спорам о том, кто будет властвовать в Акре, дело осложнялось еще и присутствием множества осужденных христиан, которым заменили смертный приговор на поселение в Леванте. Хотя большинство из них обратились в лоно Господа, небольшая часть все же упорно придерживалась зла. К примеру, один священник из Поблета, который недавно побывал в Святой земле, рассказывал мне, что за время его двухнедельного пребывания в Акре ему дважды обчистили карманы. Кроме того, ему приходилось обходить многие улицы, чтобы не натолкнуться на язычников и на торгующих собой христианских женщин.
Возможно, неспособность наших христианских воинов и торговцев объединиться во имя Господа и обуздать царящую там распущенность и явилась причиной того, что Господь позволил армии Бейбарса сокрушить наши аванпосты и занять священный город. Являясь серьезной угрозой для христианства, Бейбарс действительно может вынудить наших рыцарей вести жизнь настоящих воинствующих монахов — соблюдать бедность, воздержание, послушание, а при необходимости пойти на муки. Возможно, в том и заключается воля Господа, Его справедливая кара, Его замысел.
В том, что Бейбарс — приспешник дьявола, нет никаких сомнений. Его злые деяния записаны. Я упомяну лишь о нескольких эпизодах, на тот случай, если неосведомленный читатель будет сбит с толку легкомысленным отношением Франциско к преступлениям неверных. Поистине, я содрогаюсь, думая о тех зверствах, которые мусульмане чинили над нашими воинами.
Название Сафита должно наводить ужас на каждого христианина. В 1266 году от Рождества Христова Бейбарс осадил замок тамплиеров в Сафите. После доблестной, но обреченной на неудачу защиты орден тамплиеров договорился о том что, если они сдадут крепость, им позволят уйти. Соответствующие документы были подписаны и доставлены обеим сторонам, на соглашении стояла личная печать Бейбарса гарантировавшая христианским рыцарям неприкосновенность. Но когда ничего не подозревающие воины вышли из замка, язычники напали на них и с тех, кого не убили сразу, заживо содрали кожу, а потом обезглавили. Говорят, что Бейбарс лично участвовал в пытках многих рыцарей и радовался истошным крикам своих жертв.
В следующем году королевство Акра направило делегацию христианских послов в замок Сафита, превращенный Бейбарсом в мусульманскую крепость. Послы должны были заключить перемирие между христианами и мусульманами. Вид тысячи черепов христиан, выложенных вокруг замка, не отвратил этих отважных людей от исполнения долга, однако Бейбарс остался неумолим. Он не предложил нашим послам, совершившим долгое путешествие, ни хлеба, ни воды и отклонил все попытки прийти к соглашению. Возможно, это было к лучшему: мира с Бейбарсом и его воинами у христиан быть не может, неверных надлежит вырвать с корнем и уничтожить.
Может, мой почтенный читатель еще питает надежды на перемирие в Леванте. Дабы развеять подобные иллюзии, я приведу еще один пример вероломства неверных. Безусловно, всем известно, что христианский город Антиохия пал под натиском мусульман в мае 1268 года от Рождества Христова. Однако мало кто осведомлен о тех зверствах, которые учинили мусульмане после захвата города. Мне рассказал о них один рыцарь из Арагона, который во время осады находился в Антиохии. Милостью Божьей он сумел выбраться из города посреди царившего там хаоса и кровопролития.
Мусульманские военачальники считали уничтожение христианских воинов делом первостепенной важности. Еще повезло тем, кого обезглавили, другие умирали более мучительной смертью: их стегали плетьми, калечили, жгли, четвертовали. Разделавшись с воинами, неверные принялись за городских жителей — женщин, детей, стариков; выкалывали им глаза, отрезали носы и уши, насиловали девушек и юношей. Их жестокость не поддается описанию. Статую Девы Марии осквернили: оплевали и разбили. Рассказывали, что сарацины испражнялись в церквях и святилищах.
Те христиане, кому посчастливилось спрятаться, впоследствии были захвачены и проданы в рабство. У каждого воина в армии султана имелось по одному-два раба, остальных продали на рынках Каира. Говорят, из-за огромного количества захваченных в плен христиан цена за девушку упала ниже цены за старую козу.
Против подобной кровавой резни, против зла ополчилось войско Христово. К сожалению, наши воины тоже совершали непозволительные поступки, однако при данных обстоятельствах такое нехристианское поведение христиан вполне объяснимо. А теперь я предлагаю читателю вернуться к жизни Франциско и его горестной исповеди.
Глава 8
КОРОЛЕВСТВО АКРА
— Мы провели в море почти два месяца. Семь из десяти кораблей нашей флотилии, включая судно короля Хайме и его свиты, были вынуждены повернуть назад из-за неустанных сильных штормов. На нашем корабле сорок человек заболели дизентерией и умерли. Их тела поспешно выбросили в море во избежание распространения заразы. Одного несчастного отправили в серую пучину еще до того, как он испустил последний вздох. Его запавшие непонимающие глаза горели праведным огнем. Места, где мы спали, пропахли смертью — кровавые испражнения, просочившиеся в щели деревянного пола и словно покрывшие его блестящим лаковым налетом, немилосердно воняли.
Когда наконец в ноябре 1270 года от Рождества Христова на горизонте показались очертания городских укреплений, раздались неистовые крики радости. Кричали даже самые твердые духом. Зимнее солнце заливало священным светом каменные стены цитадели тамплиеров, охранявшей вход в Акру. Сверкающие башни так величественно возвышались над городом, словно перед ним был сам Эдем.
Три испанских корабля плавно вошли в залив. На палубе все бормотали благодарственные молитвы. Рыцари высыпали в город, словно муравьи, набросившиеся на останки мертвой зверушки. Это мало походило на то славное прибытие, которое дядюшка Рамон не раз описывал нам в трюме во время шторма. Однако оно все-таки было триумфальным: мы остались в живых.
Орден Калатравы потерял семнадцать человек; нас осталось только восемьдесят семь.
Спотыкаясь, мы поднялись по каменным ступеням, ведущим на открытую рыночную площадь, и там наших командиров приветствовали коннетабль и другие знатные жители города. Представители трех главных орденов — тамплиеры, тевтонские рыцари и госпитальеры — радостно приветствовали своих собратьев и готовы были проводить нас в предназначенные для нас помещения.
По нашим рядам быстро разнеслись слухи о том, что несколько тысяч неверных окружили город. Один из рыцарей шепотом рассказал новость своим братьям, а те в свою очередь передали другим. Вскоре об этом уже все знали. Оказывается, город был осажден. Но страх, который это сообщение породило в моей душе, быстро прошел, когда я принялся осматриваться по сторонам. Необычность места, куда мы прибыли, вызвала во мне живейший интерес.
Когда наконец в ноябре 1270 года от Рождества Христова на горизонте показались очертания городских укреплений, раздались неистовые крики радости. Кричали даже самые твердые духом. Зимнее солнце заливало священным светом каменные стены цитадели тамплиеров, охранявшей вход в Акру. Сверкающие башни так величественно возвышались над городом, словно перед ним был сам Эдем.
Три испанских корабля плавно вошли в залив. На палубе все бормотали благодарственные молитвы. Рыцари высыпали в город, словно муравьи, набросившиеся на останки мертвой зверушки. Это мало походило на то славное прибытие, которое дядюшка Рамон не раз описывал нам в трюме во время шторма. Однако оно все-таки было триумфальным: мы остались в живых.
Орден Калатравы потерял семнадцать человек; нас осталось только восемьдесят семь.
Спотыкаясь, мы поднялись по каменным ступеням, ведущим на открытую рыночную площадь, и там наших командиров приветствовали коннетабль и другие знатные жители города. Представители трех главных орденов — тамплиеры, тевтонские рыцари и госпитальеры — радостно приветствовали своих собратьев и готовы были проводить нас в предназначенные для нас помещения.
По нашим рядам быстро разнеслись слухи о том, что несколько тысяч неверных окружили город. Один из рыцарей шепотом рассказал новость своим братьям, а те в свою очередь передали другим. Вскоре об этом уже все знали. Оказывается, город был осажден. Но страх, который это сообщение породило в моей душе, быстро прошел, когда я принялся осматриваться по сторонам. Необычность места, куда мы прибыли, вызвала во мне живейший интерес.