– Вот так всегда, – пробормотала Хильда. – Вечно они сходят от него с ума.
   – Ты имеешь в виду от Рекса? – спросил Таас.
   – Ага. Всегда, – она кивнула на меня. – А парни сходят с ума по ней.
   Я рассмеялась:
   – Помню несколько случаев, когда парни хотели и его тоже.
   От моего смеха официантка подпрыгнула, как пугливая коза, уронив на исцарапанный столик стопку меню. Потом замерла, глядя на нас. Мы тоже замерли в ожидании, что она будет делать дальше. Щеки ее снова пылали.
   – Она хочет, чтобы мы сели, – предположил Таас.
   – Тогда сядем. – Рекс проскользнул мимо нее, невзначай коснувшись рукой ее тонкой талии. Ее щеки сменили цвет с красного на темно-бордовый. Мы расселись.
   – Вы хотели выпить? – спросила она у Рекса.
   – При звуках твоего голоса мне хочется обнимать тебя ночь напролет, – ответил он. По-сколийски, разумеется.
   – Если он тебе надоел, – добавила Хильда, – можешь заняться нами. – Она похлопала по плечу сидевшего рядом Тааса. – У него есть стиль, у меня – мускулы.
   – Простите? – переспросила официантка по-английски.
   – Оставьте ее в покое, – сказала я и взяла меню. Заголовок» У ДЖЕКА» был набран из маленьких трубочек, наполненных желтым светящимся газом. Над строчками висели в воздухе трехмерные изображения блюд.
   Я выбрала строчку «Гамбургер»и справилась у своей программы перевода.
   «Сандвич с синтетическим мясом». Я попробовала «хот-дог»и получила в ответ также «Сандвич с синтетическим мясом». Когда программа точно так же перевела еще и «биг-мак», я сдалась. Может, у Джека ничего больше не подают? Я посмотрела на остальных.
   – Что хотите?
   – Сойдет эль, – предложил Рекс. Хильда и Таас согласно кивнули.
   – Вы есть эль? – спросила я официантку по-английски.
   – Простите? – не поняла она. – Что вы сказали?
   – Эль, – повторила я. – Есть у вас?
   – Вы имеете в виду пиво?
   – Я подумать, – покосилась я на нее.
   – Темного или светлого?
   Что бы это значило?
   – На ваш укус. – Нет, неверно. Она снова покраснела. Я попыталась еще раз:
   – На ваш вкус. – Я махнула рукой в сторону остальных. – Четыре пива.
   – Олл райт. – Она ушла, одарив Рекса еще одной застенчивой улыбкой.
   Входная дверь отворилась и в бар вошла новая группа посетителей. На этот раз мои плечи напряглись от моей собственной реакции.
   Купцы. Теперь их стало шестеро: пятеро тех, кого мы видели на улице, и тот, кого они охраняли. Человек с блестящими черными волосами и красными глазами.
   Аристо.
   Увидев нас, купцы замерли. Мы молча смотрели друг на друга. Бармен прекратил протирать стакан и убрал его под стойку.
   «Ты их ненавидишь?»– спрашивал Таас. Ненависть – слишком мягкое выражение. При виде аристо в моем мозгу вспыхнули воспоминания о Тарке, губернаторе Тамса. Три недели пыток. Этот аристо смотрел на меня своими безупречно красными глазами, расслабив свое безупречное тело. Его безупречно черные волосы сияли. Мне хотелось переломать все безупречные кости его безупречного лица.
   «Спокойно, – напомнила я себе. – Спокойно».
   Один из телохранителей наклонился к нему и сказал что-то. Мне не понадобился телепатический дар, чтобы понять: он предлагает поискать бар с более приемлемой клиентурой. Однако аристо отрицательно мотнул головой.
   Потом сел на стул у стойки.
   – Я не могу сидеть здесь и смотреть, как они будут пить. – Таас комкал в руках меню. – Не могу и все.
   – Пошли отсюда, – кивнул Рекс.
   Хильда встала.
   – Сядь, – сказала я.
   Все трое уставились на меня. Потом Хильда села. Я почувствовала, как Рекс пытается прощупать, что у меня на уме, но держала дверь на замке.
   Сказать, что я хотела остаться в этом баре, было бы по меньшей мере ошибочно, но и позволить себе уйти я не могла.
   – Аристо не прилетают на Делос просто так, отдохнуть, – сказала я. – Он здесь по делу. Наша работа – узнать, по какому.
   На шее Рекса пульсировала жилка. Это у него с тех пор, как он увидел, что сделал со мной Тарк. Тогда, на Тамсе, я от боли, шока и ужаса не могла даже говорить.
   Хильда пошарила руками у пояса, где обычно висела кобура. Однако сейчас у нас не было с собой ничего, если не считать маленьких ножей. Даже без модуля дипломатических познаний в центре я понимала, насколько безрассудным было бы разгуливать по Делосу с дезинтегратором на бедре.
   При первой встрече купцы тоже показались нам безоружными. Однако теперь им было кого охранять – кого-то, занимающего в их сложной социальной иерархии достаточно высокое положение, чтобы на поясах у них красовались боевые лазеры с блоками питания.
   – Просто наблюдайте, – продолжала я. – Вдруг узнаем что-нибудь важное.
   У нашего столика вновь возникла официантка и поставила передо мной стакан с янтарной жидкостью. Я не очень-то разбираюсь в технологии перегонки спиртного. Но не настолько, чтобы не отличить пиво от рома.
   Должно быть, мой английский оказался даже хуже, чем я опасалась. Я замотала головой.
   – Мы пиво хотеть, – повторила я. – Пиво. Для всех.
   Она замялась.
   – Это, – ее голос сорвался, – это тот человек. Он заказал это для вас.
   – Какой человек?
   – Вот он, – она кивнула в сторону аристо.
   Я непонимающе уставилась на нее. Потом вернула ей стакан. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы ром при этом не расплескался.
   Рекс поднялся с места и взял у нее стакан. Обвив рукой ее талию, он проводил ее к стойке, где оставил стакан, потом вывел в дверь, открывавшуюся, как я поняла, на кухню. Я догадалась, зачем он сделал это: если она и на аристо оказывала такое же действие, как на нас, ей могут грозить неприятности.
   Но аристо даже не покосился в ее сторону. Он не отрываясь смотрел на меня. От его взгляда мне показалось, будто у меня по коже ползают жуки.
   Таас все комкал свое меню, отчего голографические изображения слились в бесформенную пеструю массу.
   – Что мы должны делать?
   – Запоминайте все, что касается их манер и внешности, – приказала я. – Как они одеваются, как сидят, как разговаривают. Отложите все это в своих блоках памяти. Позже мы перекачаем данные в Сеть и посмотрим, что это нам даст.
   Хильда покосилась на голографические картины в углу.
   – Оттуда у меня будет лучший обзор.
   – Давай, – кивнула я.
   Музыканты в углу как раз кончили петь. Они встали и посмотрели сначала на купцов, потом на нас, потом друг на друга. Ударник шепнул что-то трубачу, и неожиданный импульс «пора делать ноги!» подхлестнул меня так, будто я сама приготовилась бежать. Мне пришлось напрячь волю, чтобы остаться на месте.
   С другой стороны, оставаться на месте, возможно, не лучшее решение. С эстрады вид на группу купцов куда лучше.
   – Я могу контролировать эту часть помещения, – сказал Таас.
   – Отлично, – я чуть улыбнулась. – Я пойду закажу еще музыку.
   Шагая через бар, я ощущала на себе взгляд аристо. Подойдя к эстраде, я обратилась к певцу, парню с темными волосами.
   – Можете петь вы песня?
   – Какую вы бы хотели?
   – На ваш вкус.
   Он кивнул, но мне показалось, что больше всего ему хотелось одного: чтобы все мы – и купцы, и мой отряд – ушли прочь. Я не обижалась на него.
   Музыканты пошептались и заиграли снова, на этот раз медленную, лирическую мелодию. Темноволосый парень запел хорошо поставленным баритоном. Будь ситуация другой, мне она понравилась бы.
   Боковым зрением я следила за группой купцов. Аристо встал и направился ко мне. Когда он оказался совсем близко, я повернулась и встретила его лицом к лицу.
   Он остановился передо мной и заговорил на чистом, почти лишенном акцента сколийском.
   – Красиво, не правда ли? – Акцент выдавал аристо, чистокровного аристо из наивысшей касты хайтонов, верховных правителей в иерархии аристо.
   Мне пришлось заговорить – иначе я, возможно, не удержалась бы от того, чтобы вытащить спрятанный в подошве нож.
   – Что вам нужно?
   – Посмотреть на вас.
   – Зачем?
   Он поколебался, прежде чем ответить:
   – Я не хотел ничего дурного.
   Что-то тут не так. Мне приходилось иметь дело со многими аристо; как правило, по радио, но я встречалась с ними и лично во время отчаянных и безуспешных попыток заключить перемирие. Они всегда говорили свысока, со снисходительностью, граничащей с презрением. Этого же, казалось, не научили держать себя повелителем.
   Впрочем, к его телохранителям это никак не относилось. Они стояли, готовые в любую секунду открыть огонь. Должно быть, аристо приказал им держаться поодаль, иначе они никогда бы не допустили, чтобы Демон беседовал с ним один на один. Блок, подумала я, отсекая излучаемые ими враждебные эмоции. Псимвол «Блок» продолжал мигать, предупреждая о том, что охраняющие меня системы работают на пределе возможностей. Еще немного – и количество выделяемого центром подавителя чувствительности нейронов начнет мешать мне думать ясно.
   Все остальные посетители бара либо поспешно ушли, либо попрятались по углам. Рекс вернулся, держа в руках здоровый нож с кухни. Таас и Хильда тоже выхватили из подошв свои ножи. На четверых нас с ножами приходилось пять купцов с лазерами. Правда, у нас имелось одно преимущество: аристо находился в пределах моей досягаемости. Заложник из него получился бы хоть куда.
   – Зачем вы хотели видеть меня?
   – Ваши волосы… – его лицо просветлело. – Я в жизни не видел ничего подобного.
   Я оцепенела. Тарк тоже говорил мне это. Мои волосы: что в них такого?
   Черные, вьющиеся, чуть ниже плеч. Только примерно в двух третях длины они меняют цвет на темно-каштановый, а концы почти золотые. Тарка это восхищало. Может, этот аристо тоже ищет Источников? Он был молод, ненамного старше двадцати, но и этого уже более чем достаточно. Аристо обыкновенно берут себе первых Источников, достигнув половой зрелости.
   Что-то в нем было не так. Я никак не могла понять, что именно. Точеные черты лица не оставляли сомнений в его принадлежности к хайтонам. Его акцент, его осанка, его голос – все было настоящим. И все же что-то было не так.
   – Что вам до моих волос? – спросила я.
   – Они прекрасны. – Он тряхнул головой. – Вы прекрасны. Зачем вам быть солдатом?
   У меня в памяти снова возникла картина: Тарк тычет в меня своим длинным пальцем. «Вот эту. Я хочу вот эту!»
   Мне пришлось собраться, чтобы голос не выдал меня.
   – И полагаю, вы были бы рады предложить мне что-то другое, верно?
   Он улыбнулся:
   – На один этот вечер почему бы и нет? В конце концов, мы же на Делосе.
   Неужели мы не могли бы хоть одну ночь побыть друзьями?
   «Все верно», – подумала я. Аристо общаются только в пределах собственной касты. Мы нужны им только в качестве объекта для бартера.
   Неужели он и впрямь верит, что я пойду с ним? Я никогда больше не увижу свободы.
   – Нет, спасибо, – ответила я. – Сегодня я занята.
   Это, казалось, огорчило, но не удивило его.
   – Ладно. Быть может, как-нибудь еще… – Он поклонился и вернулся к своим. На моих глазах телохранители окружили его и они вышли.
   Только когда дверь за ними закрылась, до меня дошло, что он в самом деле поклонился мне. Аристо кланяются друг другу в знак уважения. Но ни один из них, насколько мне известно, не поклонится сколийцу даже под страхом смерти.
   Ко мне подошел Рекс, все еще сжимающий в руке тесак.
   – Ты в порядке?
   – Абсолютно, – ответила я.
   – Что ему было нужно?
   – Хотел снять меня на ночь, – я развела руками.
   Рекс напрягся:
   – Он тебе угрожал?
   – Нет. Ни капельки. Я еще не встречала такого аристо. Он разговаривал нормально. Даже вежливо.
   С другой стороны ко мне подошли Хильда и Таас.
   – Как по-твоему, это не ловушка? – спросила Хильда.
   – Не знаю, – выдохнула я. – Но если бы у меня не было опыта общения с купцами, он мог бы уговорить меня.
   – Нам надо предупредить местную полицию, – предложил Таас. – Прежде чем он уговорит кого-нибудь еще.
   Я кивнула. Таас прав. Но в глубине души я сомневалась, что этот аристо заговорит с кем-то еще. Что-то в нем не так, совсем не так.



2. СТАНЦИЯ ТАМС


   Город Афины простирается на север и юг от Аркады. Не знаю, почему земляне назвали его Афинами: он был настолько же уродлив, насколько его древний тезка на Земле считался прекрасным. Он был разбит на квадратные кварталы улицами, мощенными нервоплексом и освещенными невысокими фонарями. Мимо нас с Рексом проплывали с жужжанием аэромобили, воздушные подушки которых вздымали с мостовой клочья нервоплекса. Возможно, кому-то и нравится эта картина; меня же от нее мутило.
   Полицейский участок располагался в одноэтажном здании, выкрашенном в синий и серебряный цвета афинской полиции. Мы вошли в вестибюль со стойкой у дальней стены. Все наши движения фиксировались голокамерой, висевшей в углу под потолком.
   Из-за стойки нас приветствовала дама с седеющими волосами.
   – Боро на сас воетесо? – спросила она.
   «Перевод», – подумала я.
   «Греческий, – сообщил центр. – Дословный перевод: могу ли я вам чем-либо помочь?»
   Дама переводила взгляд с Рекса на меня и обратно. Наши черные формы, несомненно, нервировали ее. Она повторила свой вопрос еще раз, более высоким тоном. Что нам нужно здесь в этих пугающих мундирах…
   «Блок», – подумала я. Псимвол вспыхнул, и я перестала ощущать себя преступником.
   «Переведи:» Нам нужно сделать заявление «.
   Центр перевел фразу, и я произнесла ее вслух, стараясь не ошибиться в произношении. Однако у меня получилось не совсем то, что диктовал центр.
   – Ти? – переспросила женщина. Центр услужливо перевел:» Что?«
   Я провела рукой по волосам:
   – Сколийский?
   Она покачала головой:
   – Охи сколиан.
   » Не знаю сколийского «, – перевел центр.
   – Английский?
   – Охи инглиш.
   » Как сказать по-гречески «переводчик»?«– подумала я.
   » Диэрменеас «, – ответил центр.
   – Диэрменеас? – обратилась я к женщине. – Сколиан. Диэрменеас.
   – Эфаналабете? – спросила она. Центр перевел это как» Повторите еще раз?«
   Я сделала еще попытку:
   – Диэрменеас.
   – А… – Морщины на ее лбу разгладились, и она махнула рукой, приглашая нас следовать за ней.
   Она отвела нас в маленькую комнату с единственным столом, окруженным нервоплексовыми креслами. Три стены были гладкими, на четвертой виднелась большая панель из матового стекла. Я решила, что панель прозрачна, если смотреть на нее с другой стороны. Одним словом, комната для допросов.
   Женщина вышла. Рекс поморщился, глядя на кресла.
   – Тебе не нравится обстановка? – улыбнулась я.
   Тут дай Бог справиться с эмоциями людей, не говоря уже об усиливающей их этой штуке…
   Я потрогала пальцем нервоплексовую спинку ближайшего сиденья, и она мягко толкнула меня в ответ. На самом деле нервоплекс всего только реагирует на напряжение наших мышц. Однако эмпаты взаимодействуют с нервоплексом: напрягаются, когда он пытается расслабить их мускулы. Так что в конце концов он усиливает наши собственные эмоции. Беда в том, что Демоны впитывают эмоции как губки; ощущения других людей все равно что наши собственные. Даже самым дисциплинированным и закаленным из нас доводится испытывать кратковременные сокращения мышц при воздействии чужих эмоций.
   Отворилась дверь и в комнату вошел юноша. Он направился прямо к Рексу и с улыбкой протянул ему руку.
   – Привет, – произнес он на безупречном сколийском. – Меня зовут Тиллер Смит.
   Рекс выпучился на него, потом покосился на меня.
   » Возьми его руку и покачай вверх-вниз «, – подумала я.
   Рекс схватил его руку и энергично потряс.
   – Грациас, – произнес он одно из немногих известных ему земных слов.
   Тиллер зажмурился и с усилием освободил руку из стальной клешни Рекса.
   – Миссис Карпозилос сказала, что вы хотели заявить о преступлении.
   » Кой черт он обращается ко мне? – подумал Рекс. – Скажи ты ему, пусть знает, что ты старше меня по званию!«
   » Может, он не разбирается в наших знаках отличия «.
   Вслух же я сказала:
   – Не о преступлении. Мы надеемся предотвратить его.
   Тиллер посмотрел на меня, покраснел и отвернулся. Он покосился на рукав куртки Рекса, потом на мой рукав, потом снова на Рекса.
   – Простите… – произнес он наконец. – Я… я никогда еще не работал переводчиком. Я здесь просто посыльный. Я… у меня нет опыта. – Он беспомощно развел руками. – Я даже не посмотрел на ваши нашивки…
   Я взглянула на свой рукав. На черной ткани выделялись серебряные полоски и золотая лента на манжете. Куртка Рекса почти ничем не отличалась от моей, только золотых лент у него было две и потоньше.
   – Я Соскони Валдория, праймери, – я кивнула на Рекса:
   – Рекс Блекстоун, секондери.
   Тиллер ошалело посмотрел на меня:
   – Так вы Имперский адмирал?
   – Я праймери. Это не совсем одно и то же.
   – Но разве звание праймери не равно званию адмирала?
   – Звание равное, – ответила я. – Но это не одно и то же. Ранг праймери присваивают Демонам, и только Демонам.
   – Кибервоины! – восхищенно выдохнул Тиллер. – Телепатические компьютеры, да? Я читал об этом… О! – Он хлопнул себя по лбу. – Ну и дурак я! Вы пришли сюда вовсе не отвечать на мои дурацкие вопросы.
   Простите меня.
   – Ничего страшного, – сказала я. И правда, даже приятно было встретить кого-то, кто не жаждал, чтобы мы убрались как можно быстрее.
   Мы с Рексом переглянулись. Ни он, ни я не испытывали желания сесть.
   Подумав, Тиллер предложил:
   – Есть идея. Почему бы нам не пройти ко мне в кабинет? У меня там классные кресла. – Он покосился на нервоплекс. – С нормальной, матерчатой обивкой.
   – Идет, – кивнула я.
   » Кабинет» Тиллера представлял собой что-то среднее между комнатой для отдыха и кладовкой. Стены были уставлены полками с голокнигами и старомодными печатными фолиантами. Повсюду валялось оборудование: оптические приборы, разобранные голоэкраны, детали компьютерных блоков, провода с разъемами и датчиками для интерфейсов «человек/компьютер», даже детали боевых лазеров. Картину довершали мотки проводов, свисавшие со всего, что хоть отдаленно напоминало крючок. Обещанные кресла были погребены под коробками голофильмов.
   – Вот. – Тиллер скинул хлам с трех кресел, подвинув их к такому же заваленному столу.
   Я выбрала кресло с кожаной обивкой, приятно заскрипевшей под моим весом. Рекс угнездился в зеленом кресле. Тиллер уселся в третье, достал из кармана тонкий стержень и похлопал им по колену. Стержень зажужжал и развернулся в гибкий экран, над ним зависли в воздухе темные буквы. В углу экрана светился символ, по которому я предположила, что наш разговор записывается.
   – О'кей. – По мере того как Тиллер говорил, слова его выстраивались на экране. – Расскажите мне, что случилось.
   – По Аркаде разгуливает купец. Аристо, – сказала я.
   Тиллер застыл:
   – Ну и что?
   С минуту я оценивающе глядела на него.
   – Вам известно, почему мы зовем эйюбиан купцами?
   Он кивнул:
   – Да, знаю… Я дружу… дружил с человеком, находившимся на борту корабля, захваченного эйюбианским крейсером. Его семья скоро уже шесть лет как ищет его. По официальной версии его продали аристо.
   – Извините. – Я-то знала, что шансы освободить его друга равнялись нулю. – Мы боимся, что аристо прибыл сюда именно за этим. Ищет Источников.
   Руки Тиллера судорожно вцепились в подлокотники, и мои пальцы сразу же заныли.
   – Вы считаете, он намерен похитить кого-то?
   Рекс помассировал пальцы.
   – Это вполне возможно.
   – Я все-таки не понимаю, – признался Тиллер. – Зачем аристо лететь за этим на Делос?
   – Поставщики – это эмпаты, – объяснил Рекс. – А эмпаты – большая редкость, особенно среди купцов. Возможно, он надеется, что найти их здесь легче.
   – Эмпаты? – переспросил Тиллер. – Согласно официальной позиции Союза Миров их просто не существует.
   – Это уже ваши проблемы, – пожал плечами Рекс.
   Тиллер поднял руки:
   – Я же не говорю, что мы все так считаем. Скажем так: эксперты пока не нашли подтверждений их существования.
   Интересно, насколько официальное заключение отличается от неофициального.
   – На самом деле существуют самые разные категории эмпатов: начиная с тех, кто просто воспринимает основные эмоции, и кончая теми, кто способен читать мысли.
   Меня захлестнула исходящая от Тиллера волна восторга. И тут же он осекся.
   – Вы имеете в виду телепатию, да? А вы сами… Я ничего такого не хочу сказать, просто никогда еще не встречался с настоящими телепатами. То есть вы же должны… Раз вы Демоны?
   Я не могла сдержать улыбку. Тиллер нравился мне все больше. Большинство людей стараются держаться от нас подальше: вдруг мы залезем к ним в мысли?
   Мне приходилось слышать о Демонах что угодно, от передвигания гор до изменения будущего. На самом деле все, что мы можем, – это улавливать особо интенсивные мысли, да и то с трудом, если только их Источник сам не является сильным эмпатом.
   – Демон должен иметь не меньше пяти баллов по шкале, – сказал Рекс.
   – Шкале? Какой шкале? – не понял Тиллер.
   – Эмпатической шкале Кайла, характеризующей способность к восприятию и излучению эмоций, – объяснила я. – Обычно ее называют пси-шкалой. По ней измеряются эмпатические способности. Высшие баллы по этой шкале редки.
   Девяносто девять процентов людей находятся между нулем и двумя баллами.
   Только один на сто тысяч имеет больше пяти баллов. Те, кого большинство людей считают телепатами, имеют больше шести.
   Тиллер переводил взгляд с Рекса на меня и обратно.
   – А у вас по шесть?
   Ни Рекс, ни я не ответили.
   – Что-то не так? – смутился Тиллер.
   – А вы бы как себя чувствовали, – спросила я, – если бы я поинтересовалась у вас, сколько раз вы занимались любовью прошлой ночью?
   Он покраснел, и меня захлестнула волна стыда, будто я подглядывала за ним в спальне.
   – Простите, – промямлил он. – Я не знал, что это так интимно.
   – У меня десять баллов, – произнес Рекс.
   Я удивленно покосилась на него. Что дернуло его открыть это? Я знала данные всех членов моего отряда: Таас – семь, Хильда – шесть баллов. Рекс со своими десятью баллами являлся одним телепатом на десять миллиардов человек. Впрочем, знать их данные входило в мои обязанности как командира отряда. Я сомневалась, что Рекс открыл свой уровень даже Хильде, не говоря уж о Таасе.
   Тиллер посмотрел на меня – и я все поняла. Ретрансляция. Он отослал мне мое собственное удивление.
   «Ты тоже заметила? – подумал Рекс. – Я пытаюсь его расшевелить».
   «Ты мог бы прямо спросить его», – подумала я.
   «Слишком личное».
   «Я думаю, он рад будет узнать. И ему будет спокойнее, если он узнает все от тебя».
   Рекс обдумал это. Потом обратился к Тиллеру:
   – Вы давно знаете, что вы эмпат?
   – Что? – вспыхнул Тиллер. – Я никогда не…
   – Вы сейчас как большое зеркало. Принимаете наши эмоции и возвращаете их нам.
   Тиллер смотрел на нас, почти лишившись дара речи.
   – Вы шутите.
   – Ни капельки, – возразила я. – Так вы не знали этого?
   – Конечно, нет. – Он помолчал. – Ну… я подозревал, я думал об этом.
   Но ты же не будешь признаваться в этом всем подряд. Над тобой просто будут смеяться.
   Теперь я ощущала странную смесь страха и надежды. Ощущение было даже слегка приятным, хотя совершенно чужим. В это время Тиллер говорил:
   – Так вы, правда, думаете, что я эмпат?
   Рекс улыбнулся; к уголкам его глаз сбежались морщинки.
   – Вам стоило бы пройти тесты.
   – Я уже думал об этом. Собственно, из-за этого я и тратил столько времени, изучая сколийский. Но я не могу получить визу в миры Сколии. – Он жалобно посмотрел на нас. – Нет, я скорее всего зря надеюсь. Я хочу сказать, я не вижу никаких доказательств того, что я не как все.
   – Этого и не увидишь, – ответил Рекс. – Это скрыто в мозгу.
   – С моим мозгом что-то не в порядке?
   – Все в порядке, – утешила я его, хотя на самом деле это еще как посмотреть. – Просто ваш мозг имеет на два органа больше.
   – Это в моем-то черепе? – усмехнулся Тиллер. – Да там нет места.
   Я улыбнулась:
   – Они микроскопические. Многие имеют их, даже не догадываясь об этом.
   Излучающее Тело Кайла и Принимающее Тело Кайла. НТК излучает импульс, а ПТК принимает его.
   – Какой импульс?
   – Когда вы думаете, нейроны в вашем мозгу подают сигналы, – объяснил Рекс. – Мое ПТК улавливает их.
   – Как? Откуда оно знает, что это за сигналы?
   – Молекулы вашего мозга характеризуются величиной квантовой вероятности…
   – Постойте. – Тиллер поднял руку, останавливая его. – Я все равно не знаю ничего о квантах.
   – Представьте себе в центре вашего мозга невидимый холм. Это вероятностное распределение. Подножия этого холма распространяются во все стороны, сходя на нет по мере удаления от вас. Чем меньше расстояние между нами, тем сильнее воспринимает их мой мозг. Ваши мысли изменяют очертания этих холмов, и мое ПТК улавливает это.
   – Тогда почему этот квантовый холм не улавливается всеми?
   – Он и улавливается, – ответил Рекс. – Только лишенный ПТК человек этого не осознает. Чем интенсивнее ваши эмоции, тем больше молекул стимулируют они в моем ПТК. А ПТК, в свою очередь, посылает сигнал нервным структурам в моем мозгу, называемым парацентрами. Они тоже имеются только у эмпатов. Мои парацентры опознают эти сигналы как ваши эмоции.