Азаро Кэтрин. Инверсия праймери

   – А что делает НТК? – спросил Тиллер.
   – Усилитель, – объяснила я. – Он увеличивает интенсивность и радиус действия сигнала, посылаемого вами другим эмпатам, так что они даже могут распознавать по нему ваши мысли. ИТК – передатчик, ПТК – приемник.
   – Тогда ясно, чего я такой нерасторопный, – улыбнулся Тиллер. – Вся эта дребедень просто не оставляет времени на мысли.
   Рекс рассмеялся:
   – На самом деле дополнительное количество клеток мозга может помочь вам стать умнее большинства людей.
   – Только не меня. Во всяком случае, не по сравнению с моими родными.
   Моя сестра – шахматный гений, а брат – философ.
   – Не недооценивайте себя, – произнес Рекс. – Эти свойства передаются по наследству.
   – Это-то и странно. – Тиллер развел руками. – Мои родители ничем таким не отличались. Они не меньше других поражались успехам своих детей.
   – Эти гены рецессивны, – объяснила я. – Возможно, у каждого из них они не находили необходимой пары. Бывает же голубоглазый ребенок у кареглазых родителей. Нам ведь известно теперь, что свойства псионов определяются сотнями генов.
   – Но если вы знаете природу этого, почему бы тогда не вывести расу супертелепатов?
   – Это уже пытались осуществить – моя бабушка «родилась» именно таким образом. Но эти гены связаны с другими, летальными. Даже если эмбрион выживает, мозг часто оказывается совершенно ненормальным. Сколийская Конвенция подписывалась с целью предостеречь правительства от выведения псионов.
   Тиллер тряхнул головой:
   – А мне казалось, ее подписывали в знак протеста против образования правительства аристо.
   По моей шее пробежала струйка пота.
   – В общем-то да.
   – Аристо возникли как результат проекта рона, – пояснил Рекс. – Рон пытался создать людей с высокой устойчивостью к боли. Другой целью этого проекта был отбор эмпатов.
   – Рон? – Тиллер уселся поудобнее. – Это звучит словно сколийское правительство.
   – Вовсе нет, – возразил Рекс.
   – Но разве рон – это не название вашего правительства?
   «Соз? – уловила я мысль Рекса. – Хочешь, чтобы я остановился?»
   Я попробовала расслабиться.
   «Нет. Валяй дальше».
   – Наше правительство называется Ассамблеей, – продолжал Рекс. – Это Совет глав основных миров Сколии.
   – Тогда что такое Рон?
   – Жил такой генетик. Но слово используется теперь также применительно к немногим сохранившимся потомкам династии, правившей на планете Рейликон пять тысяч лет назад.
   – И эта династия предшествовала вашему нынешнему правительству?
   – Вы правы, – ответила я. – Шесть тысяч лет назад неизвестная нам раса переселила людей из земной Мезоамерики на Рейликон, а затем исчезла.
   – Но зачем?
   Я пожала плечами.
   – Этого мы пока не знаем, – не думаю, чтобы земляне уже оправились от шока. Когда в двадцать первом веке они послали первые экспедиции к звездам, их ждал там приятный сюрприз. Там уже были мы. Наша и земная культуры быстро ассимилировались; то же случилось и с нашими ДНК, и теперь, всего два века спустя, трудно поверить в то, что мы черт знает сколько времени жили раздельно. Однако различия все же сохранились, хотя и не на поверхности. Так или иначе, мы не скоро перестанем относиться друг к другу с подозрением.
   Рекс подался вперед.
   – Люди, жившие на Рейликоне, создали межзвездные корабли и отправились искать Землю. Но так и не нашли. Их хрупкая цивилизация достигла расцвета – и сразу же рухнула – пока вы жили в каменном веке, – он помолчал. – И только четыре столетия назад мы снова начали летать к звездам. Как раз тогда развернул свои эксперименты Рон. Он работал с потомками династии рейликонцев, пытаясь воссоздать их давно утраченные легендарные свойства.
   Вот почему немногих живущих в наши дни рейликонцев зовут ронами. Все определяется их пси-баллами. Под конец экспериментов Рона их уровень был слишком высок, чтобы его можно было сосчитать.
   – Мне всегда казалось, что «Роны»– это фамилия, – признался Тиллер.
   Рекс покачал головой:
   – По-настоящему их фамилия – Сколия. Вот почему Империя носит название сколийской, – он покосился на меня. – Хотя не все Сколия пользуются своей фамилией в повседневной жизни.
   Тиллер подумал немного:
   – Выходит, Рон искал эмпатию и получил сколийцев, а в поисках устойчивости к боли получил аристо? Я все еще не до конца понимаю: зачем аристо ищут эмпатов?
   – У аристо есть ПТК, но отсутствуют ИТК и парацентры, – ответила я, – и их ПТК ненормальны. Они улавливают только эмоции, вызванные болью. Но они не могут перевести эти импульсы. Их гипоталамус пытается повысить чувствительность, подавая сигнал в центры наслаждения головного мозга.
   Это, в свою очередь, вызывает оргазм, – я скрипнула зубами. – Аристо – банда садистов. Они получают наслаждение, пытая людей.
   – Но почему именно эмпатов? – не понимал Тиллер.
   Где-то у потолка включился вентилятор, и я вздрогнула. Я дышала с трудом.
   – Мы посылаем более сильные сигналы. – Я уже не могла говорить спокойно. – Мы… мы для них только Источники. Источники их проклятых наслаждений. Чем сильнее эмпат – тем сильнее сигнал, – тем больше наслаждения получает аристо… – Мои руки сжались в кулаки, а голос оборвался.
   Тиллер ждал. Но ни Рекс, ни я не могли продолжать. Тиллер беспокойно поерзал в кресле. В конце концов он посмотрел на свой экран и ткнул пальцем в крылатый символ в углу.
   – Я пошлю копию вашего заявления своему начальству. – Он неуверенно посмотрел на меня. – Но пока этот аристо не нарушил закон, мы мало что можем.
   Я кивнула. Их дело, как реагировать на предупреждение. Мы свое дело сделали.
   Выйдя из кабинета Тиллера, мы направились к выходу из участка, но, не пройдя и нескольких метров, я остановилась:
   – Рекс, я догоню тебя. Встретимся в гостинице.
   – Что случилось?
   – Ничего. Просто я забыла сказать Тиллеру одну вещь.
   Он дотронулся до моей щеки:
   – Соз…
   – Со мной все в порядке. Честное слово.
   – Ты уверена?
   – Абсолютно.
   Он откинул прядь волос с моих глаз.
   – Увидимся позже, ладно? – негромко сказал он.
   Почему он смотрит на меня с такой странной нежностью?
   – Конечно, увидимся, – можно подумать, я отправляюсь невесть куда.
   Дверь в кабинет Тиллера все еще была открыта. Он сидел на краю стола и читал одну из своих древних книг.
   – Тиллер? – окликнула я.
   Он поднял глаза, и его радостное удивление коснулось моего сознания как дуновение свежего ветра в знойный день.
   – Вы что-то забыли?
   – Нет. – Я подошла вплотную к нему. – Просто мне казалось, что вы хотите, чтобы я вернулась.
   – Неужели мои мысли так легко читать?
   – Только другому эмпату, – улыбнулась я.
   – Я вот думал, – его голос звучал совсем тихо. – Вам ведь вовсе не просто было прийти сюда вот так?
   – Мы ведь ничего не делали, только говорили.
   – Что-то больно задело вас, когда наша беседа оборвалась.
   Я замерла.
   – Все в порядке.
   – Я хотел только поблагодарить вас. – Тиллер ткнул пальцем в компьютер на кресле. – И за это тоже. С записью двух высокопоставленных Имперских офицеров, утверждающих, что я эмпат, мне, быть может, удастся убедить университетскую комиссию по грантам отнестись ко мне серьезно. Возможно, даже спонсировать мои тесты.
   – Ну что ж, хорошо. – Я не знала, что еще сказать. Я привыкла к тому, что обычно люди стараются держаться от меня подальше. Поэтому не очень привыкла к словам благодарности.
   – Вот. – Тиллер протянул мне свою книгу.
   Я взяла ее с опаской, не зная, что мне с ней делать. Книга была древняя, с переплетом, обтянутым мягкой материей цвета слоновой кости, под которым вместо обычного голоэкрана находились бумажные страницы. Мой компьютер перевел название книги как «СТИХИ НА СТЕКЛЕ». Английский язык.
   – Очень красиво, – сказала я.
   – Возьмите, – улыбнулся он. – Подарок в знак благодарности.
   Подарок? Землянин, который и не знает меня толком, делает мне подарок только за то, что я поговорила с ним? Ни с того ни с сего мне на глаза навернулись слезы. «Блок!»– подумала я. Но псимвол почему-то не загорелся.
   Ночь уже окутывала город своей прохладной темнотой, когда я наконец возвращалась в гостиницу. Избегая нервоплекса, я старалась по возможности пользоваться движущимися тротуарами. Я не хотела знать, что этот чертов нервоплекс расскажет мне обо мне самой. Я соврала и Рексу, и Тиллеру. Со мной не все в порядке. Моя память снова вернулась к сцене, которую я столько лет пыталась забыть, которая столько лет возвращается ко мне в кошмарных видениях.
   Тогда, десять лет назад, я шагала по грязному тротуару Тамса, ничем не выделяясь из прочих горожан, спешивших по своим делам. Аэромобиль с жужжанием обогнал меня, замедлил ход и попятился. Снова и снова я видела это словно в замедленном фильме. Крикс Тарк, аристо, губернатор Тамса, смотрит на меня в открытую дверь и протягивает свой длинный палец, а губы его беззвучно складываются в слова: «Вот эту. Хочу вот эту!»
   Вот эту. То есть меня. Соскони Валдорию. Он хотел именно эту.
   Я пыталась убежать. Но даже Демон не убежит от шестерых солдат и вооруженного аристо в аэромобиле. Когда они схватили меня, я встала перед выбором, который до сих пор терзает меня: стоит ли мне драться? Мне стоило бы драться не на жизнь, а на смерть, ибо я знала, что мне грозит. Но это выдало бы мою военную подготовку; тогда они знали бы, что к ним в руки попало кое-что поинтереснее, чем обычный житель Тамса. Копни они поглубже, они узнали бы не только мое звание, но и имя, и положение в Империи. Так что у меня не было шанса бежать, только ждать, пока обстоятельства не сложатся удачнее.
   Так что я дралась, но не как Демон, а как испуганная жительница Тамса.
   Тарк нашел это забавным. Он отвез меня в свое поместье в горах за городом и удерживал там на протяжении трех недель. Поздней ночью, на полпути от заката до рассвета, я освободилась наконец от пут, которыми он привязывал меня к кровати.
   Тогда я задушила его.
   Рекс оказался тем, кто нашел меня той ночью после того, как я сбежала.
   Он искал меня все это время, отчаянно пытаясь проникнуть в поместье. Он обнаружил меня в поле, все еще кричащую от боли и шока. Он держал меня крепко-крепко, словно боялся, что я вот-вот исчезну из его объятий, ослабь он их хоть ненамного. Его голос дрожал, когда он повторял мне снова и снова: все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо…
   Но все так и не стало хорошо. Тарк оказался полной противоположностью эмпату – человеческое существо с бездонной пропастью в рассудке там, где полагалось быть органам мысленного контакта. Садист и эмпат, паразит и хозяин: его разум был негативом моего. Когда он концентрировался на мне, я проваливалась в его пустоту, заполняя эту пустоту для него, устанавливая между нами связь, возбуждавшую его сильнее, чем оргазм. Он говорил со мной мягким, мурлычущим голосом, а я кричала, кричала, кричала…
   Мы улетели с Тамса той же ночью. Я провела в госпитале всего несколько дней: Тарк не хотел портить внешность своего нового Источника, так что физический ущерб оказался минимальным. Однако врачи потребовали, чтобы я обратилась к душеспасителю. Когда я отказалась, это приказал мне мой командир. Так что я пошла и сказала душеспасителю все, что он хотел услышать от меня; в конце концов, я эмпат. В своем заключении психиатр написал, что со мной ничего страшного не случилось, что мне требуется только немного времени до полного исцеления.
   Что же до моих подлинных переживаний – это мое дело. Ни командира, ни психиатра, ни кого-то другого.

3. ПСИБЕРНАВТ

   Коридор у дверей номера Рекса был устлан таким толстым ковром, что ноги утопали в нем как в облаке цвета красного вина. Панели на стенах были из натурального дерева. Рядом с дверью красовалась клавиша переговорного устройства, выполненная в форме человека с рыбьим хвостом. Человек ростом с ладонь вздымался вверх на морской волне; капли воды блестели на его кудлатой голове и на трезубце у него в руках. Я прикоснулась к нему и дверь негромко зазвучала, словно сквозь шелест прибоя слышатся далекие колокола.
   – Заходи, – послышался из невидимого динамика голос Рекса.
   Я толкнула дверь и она отворилась, открыв моему взгляду номер, обшитый такими же роскошными деревянными панелями, как коридор. На ковер цвета бургундского падал свет от единственного абажура розового стекла. Рекс перебирал свой дезинтегратор. Блоки последнего валялись по всей кровати, отсвечивая матовым металлом.
   – Собираешься пристрелить кого-то? – поинтересовалась я.
   Он поднял на меня глаза:
   – Ты сама приказывала как можно чаще проверять наши стрелялки.
   Я присела на краешек кровати.
   – Я заказала в гостинице сеанс связи. Как только Таас с Хильдой вернутся с ужина, мы можем перекачать в Сеть все наши данные о купцах.
   Рекс кивнул, не отрываясь от своего оружия. Он чистил отражатель – основную деталь ускорителя, спрятанного в корпусе дезинтегратора.
   – Я думала, ты еще с этой девочкой из бара, – сказала я.
   Он покончил с отражателем и взялся за рукоять.
   – Она слишком юна.
   – Мне казалось, тебе нравятся такие.
   Он продолжал возиться с железками.
   – Наверное, я просто устал сегодня.
   Его настроение удивило меня. Он казался чем-то подавленным. Может, виной тому наше приключение в баре? Вряд ли: насколько я знала Рекса, встреча с аристо только добавит ему боевого задора. Его терзало что-то совсем другое. Я попыталась прощупать его сознание, но он поставил на моем пути блок, наглухо закрыв воображаемую дверь.
   – Рекс. – Я положила руку на металл, остановив его. – Что случилось?
   Он поднял глаза. С минуту он молча смотрел мне в лицо. Потом произнес:
   – Я собираюсь уйти в отставку.
   – Что?
   Он вздохнул.
   – Я давно помышлял об этом. Мне ведь скоро сорок семь. Все остальные офицеры, с которыми мы когда-то учились в Академии, давно уже на пенсии. – Ни он, ни я не произнесли вслух недоговоренного: или погибли.
   – Но ты же не можешь уйти просто так. – Я старалась не думать о том, что он заканчивал Академию на год позже меня. – Ты мне нужен.
   Он взъерошил рукой свои седеющие волосы.
   – Я не такой как ты, Соз. У меня не получается не стареть. – Он снова вздохнул. – С меня хватит. Я хочу завести дом, семью. Хочу копаться в саду.
   – Ты можешь завести семью и так. – Наверное, я говорила слишком быстро.
   – Для этого вовсе не обязательно выходить в отставку. И ты можешь копаться в земле где угодно. В конце концов я дам тебе какое-нибудь задание, где тебе понадобится зарыться по уши. – Он ведь не стар. Он не старше меня.
   Конечно, мои гены давали мне жизнь вдвое длиннее, чем у обычных людей. Но в наше время большинство живет куда дольше ста лет? У Рекса впереди еще полно времени.
   Рекс улыбнулся, но улыбка вышла такой же странной, как и все в этот вечер: нежной, а не веселой. И тогда он решился. Он обвил мою шею рукой, притянул меня к себе… и поцеловал.
   – Эй! – мой протест прозвучал приглушенно: его губы все еще прижимались к моим. – Что ты делаешь?
   Он оторвался от меня и улыбнулся.
   – Целую тебя.
   – Кой черт?
   – Ну, дай подумать. Может, это такой новый способ узнавать погоду.
   – Очень смешно. Что ты себе позволяешь?
   – Соз, – произнес он совсем тихо. – Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
   Бред сивой кобылы.
   – Ты перебрал в баре.
   – Я ничего не пил. Нам ведь так и не принесли пива.
   Он просто рехнулся. Я не знала, как себя вести.
   – Я не могу выйти за тебя. Это против правил. – Положения устава, запрещающие семейственность, принимались не случайно: это снижает способность людей выполнять свои обязанности. Конечно, как ее ни запрещай, семейственность время от времени имела место, но ничем хорошим это не кончалось. Выйди я за Рекса – и я никогда не смогу послать его в бой. Я все время буду переживать, не ранят ли его. Не говоря уж о худшем.
   Если не считать того, что он хочет уйти в отставку.
   – Я не собираюсь увольняться, – заявила я. Не знаю, насколько искренне; просто в ту минуту это казалось мне вполне естественным аргументом.
   – Я и не прошу тебя выходить в отставку, – возразил Рекс.
   Вот так, значит. Он не собирается вытаскивать меня со службы. А сама-то я хочу уволиться? Я попыталась разобраться со своими мыслями. Могу я представить Рекса своим мужем? Пятнадцать лет он был моим лучшим другом, от которого у меня не было секретов, на которого я всегда могла положиться. Он был все равно что брат. Собственно, он был ближе мне, чем большинство моих братьев.
   – Я все-таки чего-то не понимаю, – произнесла я. – Что случилось с женщинами, которых ты коллекционировал по всей Галактике?
   – Не уходи от ответа.
   – Нет, ты скажи: зачем тебе жениться на мне?
   Он раздраженно фыркнул:
   – Затем, что я не могу устоять перед женщинами, романтичными как пробка.
   Я не смогла удержать улыбку:
   – Тогда мы с тобой два сапога пара.
   – Соскони, я не шучу.
   Ну уж если он назвал меня Соскони, он и впрямь не шутит. До сих пор меня не называл так никто, кроме родителей.
   – Я не прощу, если ты бросишь меня.
   – Кой черт мне бросать тебя?
   Сказать ему? Шестнадцать лет – достаточный срок для того, чтобы боль притупилась…
   – Мой первый муж смог.
   Он заговорил еще тише:
   – Я не знал, что ты была замужем не один раз.
   – Дважды – мой второй муж умер несколько лет назад, вскоре после нашей свадьбы. – Об этом мне пока не хотелось думать. Не сейчас.
   – Почему он ушел? – спросил Рекс.
   – Долгая история. Тебе будет неинтересно.
   Рекс снова отвел волосы с моего лица:
   – Расскажи.
   Прошла минута, прежде чем я ответила.
   – Он ненавидел то, чем я занималась. Он боялся, что меня убьют. Он упрашивал меня уйти в отставку.
   – Я не думаю, чтобы ты смогла уйти в отставку.
   Я выпрямилась:
   – Я еще не решила. Если ты захочешь, я брошу армию.
   – Но если ты поступишь так, ты лишишься права наследовать престол Империи, правда ведь?
   Мне хотелось сказать «ну и что?»Я не напрашивалась на то, чтобы родиться наследницей династии, фактически три тысячи лет как вымершей. В настоящий момент титул Императора принадлежал моему сводному брату Керджу.
   – Формально у Керджа нет прямых наследников. Он единственный ребенок от первого брака моей матери, и своих детей у него нет, во всяком случае законных.
   – Мне казалось, он намерен выбрать наследницей тебя.
   Я пожала плечами:
   – У меня семь родных братьев и две сестры. Он может выбрать любого из нас. Черт, да при желании он может назначить наследницей мою мать.
   К Рексу снова вернулась его ехидная улыбка.
   – Тогда войне конец. Они все повлюбляются в нее и забудут обо всем, только бы посмотреть на нее.
   Я хмуро покосилась на него:
   – Типично мужское замечание.
   – Ну, не знаю, – рассмеялся он. – Хильда тоже могла бы.
   Я улыбнулась – против воли. Если честно, я тоже не представляла себе маму в качестве военачальника. Она была блестящим дипломатом и славной балериной, но военное дело для нее – иностранный язык.
   Кажется, еще до первого замужества мне пришлось задуматься о том, что же я наследую. Тогда все это представлялось мне игрой, при которой на доске стоят три главные фигуры: Император, Ассамблея и Сеть. Проще говоря, Кулак, Ум и Сердце Сколии. Триада. В качестве Императора мой брат Кердж командовал Вооруженными Силами Сколии. Моя тетка председательствовала в Ассамблее. Наследницей своей она выбрала мою мать. Третью часть Триады представлял мой отец, Хранитель Сети – преимущественно церемониальная должность.
   Я знала, что мать вышла за отца потому, что он был псионом, одним из ронов, а это значило, что и наследники его будут ронами. Кердж ненавидел отца, человека, сделавшегося его отчимом, будучи вдвое моложе. Если я выйду за Рекса, как он примет это? Тот факт, что Рекс не относится к ронам, мог сделать его положение в моей семье еще менее уютным, чем у отца.
   Впрочем, сравнение было не совсем удачным. Когда мои родители встретились, отец жил в примитивном мире. Его народ представлял собой остатки колонии, основанной древними звездолетчиками с Рейликона и пребывавшей в тысячелетней изоляции. На протяжении столетий цивилизация деградировала до такой степени, что у них не-осталось ни электричества, ни даже паровой тяги или письменности. Брак с матерью бросил его из этой дремучей культуры прямо в дебри византийских интриг сколийской политики.
   Рекс куда лучше разбирался в хитросплетениях имперской политики.
   Возможно, даже лучше меня. Мои родители растили нас на отцовской планете в надежде уберечь от придворных интриг. Они не рассчитали возможных последствий этого шага. Только мне и двум-трем моим братьям удалось адаптироваться к жизни, далекой от домашней простоты, да и нам это далось очень тяжело.
   С точки зрения Керджа все дети моего отца являлись ущербными. И все же мы оставались лучшими кандидатами на наследство.
   – Керджу нужен наследник-военный, – сказала я наконец. – Кто-то, хорошо знакомый с Космофлотом.
   – Ты.
   – Нет.
   – Но мне казалось…
   – Он выбрал трех наследников. Меня и двух моих братьев, тоже ставших Демонами.
   – Но почему трех? Только один из вас может стать Императором.
   Я стиснула зубы.
   – Ты прав.
   Рекс внимательно посмотрел на меня и тихо добавил:
   – Тот, кто выживет.
   – Да. Нас и так уже осталось только двое. – Плечи мои напряглись под курткой. – Кердж понимает, что я не могу оставаться на службе вечно. И я неплохо зарекомендовала себя за четверть века. Но шестнадцать лет назад все было совсем по-другому.
   – Так твой муж хотел, чтобы ты уволилась, из-за этого?
   Я кивнула:
   – Если бы я тогда уступила Йато и подала в отставку, это означало бы конец всем моим претензиям на престол.
   Рекс возмущенно фыркнул:
   – А что еще ожидал этот твой Йато, женясь на наследнице Императора?
   Я опустила глаза:
   – Не знаю… Я была беременна. Потом меня ранили в бою и я потеряла ребенка. – Я заставила себя посмотреть на Рекса. – Это было последней каплей. Йато оставался со мной, пока я не поправилась. Потом ушел.
   – Соз, – пробормотал Рекс. Он попытался обнять меня, но я отстранилась.
   Я так и не поняла, знает ли мой брат, как мы с Йато хотели ребенка. Но это была еще одна тема, которую я предпочитала схоронить в памяти поглубже.
   – Ты-то должна бы знать, что я не брошу тебя, – сказал Рекс. – И я не жду, что ты уйдешь с военной службы.
   Я обыгрывала в голове эту идею, словно ребенок, забавляющийся с новенькой монеткой. Кердж не может держать меня на боевой службе до бесконечности. С моими званием и опытом меня целесообразнее держать на штабной работе. Если же он убьет всех своих наследников, новых ему скоро не дождаться, по крайней мере достаточно взрослых. А все остальные мои братья и сестры не обладают для этого даже минимальной квалификацией.
   Рекс – хороший человек. Я знала это с самой первой нашей встречи. К тому же он был сильным телепатом, возможно, самым сильным из всех, кого я знаю. Он не принадлежал к ронам, но не могу же я провести остаток своей жизни в поисках одного на триллион уникума с разумом, подобным моему.
   Единственный раз за всю жизнь я объединила свой разум с разумом другого псиона-рона. Это произошло совершенно случайно; обычно такая тесная связь возможна только между любовниками. Однажды, когда моему младшему брату Келрику было семь лет, а мне шестнадцать, мы отправились в поход и попали в жуткую грозу. Прячась в темной пещере в горах, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться, мы с Келриком позволили нашим сознаниям слиться.
   Это продолжалось только несколько часов; такой связи я не испытывала больше ни с одним другим человеческим существом. И это никогда больше не повторялось: такая связь слишком интимна, чтобы делить ее даже с братом.
   Но ни он, ни я не забыли этого. И с того дня я знала, что буду искать себе пару – рона.
   Вот только их больше не было. Единственным успешным результатом всех экспериментов по созданию здорового псиона стала моя прабабушка. За все поколения, сменившие друг друга после ее рождения, нам известны были только два человека, рожденные естественным путем и выжившие с полным набором генов рона: мои дед и отец. Все остальные – всего четырнадцать человек – являлись их потомками.
   – Соз? – Рекс дотронулся до моей щеки. – Ты где, Соз?
   Я посмотрела на него, посмотрела так, как не смотрела еще никогда. Вот человек, бывший со мною рядом пятнадцать лет, ходивший со мной в пекло, смеявшийся со мной, грустивший со мной. Вместе мы кочевали по всей Сколии – по службе и просто, – привыкнув к той интимности, которая не имеет ничего общего с сексом. Смогу я теперь спать с ним как его жена? Теперь, когда я задумалась над этим, ответ казался таким простым. Что удивительно – так только то, что мне понадобилось столько времени, чтобы осознать это.
   Я усмехнулась:
   – Кто еще согласится добровольно отдать себя мне на пожизненное растерзание?
   – Что ты имеешь в виду под растерзанием?
   – Мое чувство юмора.
   Рекс скорчил гримасу.
   – Попробую вынести.
   – Да.
   – Да? – он наклонил голову. – Что – да?
   – Давай попробуем.
   – Что попробуем?
   – Ну… это.
   – Что – это?
   – Ты что, не понимаешь?
   Он положил руки мне на голову и взъерошил мне волосы.