Азимов Айзек. Прелюдия к Академии

   Глаза Дорс удивленно расширились.
   – Что?! Ты ее разработал?!
   – Ну, не то чтобы в полном смысле разработал. На это уйдут десятилетия, может быть, века, Но теперь я знаю, что нужно для того, чтобы психоистория стала не теоретической, а практической наукой. Знаю как, но для этого мне нужно время, покой и средства. И пока я, быть может, вместе с моими учениками буду этим заниматься, Империя должна существовать. Надеюсь, кто-нибудь придумает, как сохранить ее или хотя бы свести до минимума последствия распада. И не спал я прошлой ночью от мыслей о том, что пора браться за работу, а я не могу.

87

   Утром пятого дня пребывания в Сэтчеме, Дорс помогала Рейчу облачиться в парадный костюм, который вызывал у обоих одинаковое удивление.
   Рейч с сомнением глядел на свое отражение в голографическом зеркале, а отражение, казалось, смотрело на него, копируя каждое движение, но при том не путало левую и правую стороны. Мальчик впервые в жизни смотрелся в голографическое зеркало, поэтому не смог удержаться – потянулся к изображению, смущенно захихикал, когда рука схватила пустоту, а рука в зеркале в точности повторила движение, но ее прикосновения он не почувствовал.
   Наконец он изрек:
   – Потешный у меня видок, однако.
   Рейч пощупал тунику, сшитую из тончайшей ткани и подпоясанную узким плетеным ремешком, ее воротник – стоячий, будто накрахмаленный, доходивший до ушей.
   – А башка у меня как мяч в чашке.
   – Так одеваются богатые дети в Сэтчеме, – объяснила Дорс. – И всякий, кто на тебя посмотрит, будет просто в восторге и обзавидуется.
   – Это с прилизанными-то патлами?
   – Конечно. А еще ты наденешь вот эту маленькую круглую шапочку.
   – Тогда башка уж точно как мяч станет.
   – Значит, не позволяй никому ее пинать. А теперь вспомни все, о чем мы говорили. Будь внимателен, и не веди себя, как маленький.
   – Но я же и есть маленький, – возразил Рейч, невинно глядя на Дорс.
   – В самом деле? – поддразнила та. – А я-то думала, что ты считаешь себя двенадцатилетним взрослым.
   Рейч ухмыльнулся.
   – Ладно, чего там. Прошпионю, как надо.
   – Только, пожалуйста, не зарывайся. Не подслушивай у замочных скважин. Если тебя за этим застанут, ничего хорошего не получится.
   – Ну, вы чё, тетечка, за кого меня держите? Чё я, дите малое?
   – А не ты ли, плутишка, утверждал это секунду назад? Слушай и запоминай все, что будет твориться вокруг тебя, но так, чтобы никто не видел, а после расскажешь нам. Это очень просто.
   – Это вам, госпожа Венабили, просто говорить… – притворно вздохнул Рейч, но тут же хитро усмехнулся и закончил: – А мне такое дело – раз плюнуть.
   – И будь осторожен.
   – Ясное дело, – понимающе подмигнул далиец.
   Тут явился лакей (настолько бесцеремонный, насколько только может быть самый наглый из них), дабы сопровождать Рейча туда, где его ожидала Рейчел.
   Селдон проводил их озабоченным взглядом.
   – Пожалуй, вряд ли парень посмотрит зоопарк, если будет слушать во все уши. Не уверен, что мы правы, подвергая ребенка такой опасности.
   – Опасности? Я так не думаю. Рейч вырос в трущобах Биллиботтона, не забывай. Шпион из него получше будет, чем из нас двоих вместе взятых, Гэри. К тому же Рейчел без ума от мальчишки и простит ему любую проделку, бедняжка.
   – Ты что же, жалеешь мэршу?
   – А ты считаешь ее недостойной сожаления, если она дочка мэра и по праву считает себя мэром, если мечтает разрушить Империю? Может, ты и прав, но все равно в ней есть кое-что, заслуживающее симпатии. Ну, например, у нее была несчастная любовь. Совершенно очевидно, сердце ее было разбито, и она страдала – по крайней мере, какое-то время.
   – А у тебя когда-нибудь была несчастная любовь, Дорс? – спросил Селдон.
   Дорс ненадолго задумалась и ответила:
   – Да нет, не было. Я слишком занята работой, чтобы позволить себе такую роскошь, как разбитое сердце.
   – Я так и думал.
   – Зачем же тогда спросил?
   – Я мог ошибаться.
   – Ну, а у тебя?
   Селдон немного растерялся.
   – Было дело. Какое-то время пришлось пожить с разбитым сердцем. Разлетелось прямо-таки на кусочки.
   – Я так и думала.
   – Зачем же спрашивать?
   – Не потому, что я могла ошибаться, уверяю тебя. Просто хотелось посмотреть, соврешь ты или нет. Ты не соврал, и это меня радует.
   Помолчав, Селдон перевел разговор па другую тему.
   – Прошло уже целых пять дней, а ничего не случилось.
   – Да, ничего. И с нами по-прежнему хорошо обращаются.
   – Если бы животные могли думать, то считали бы, что с ними хорошо обращаются, откармливая на убой.
   – Согласна. Только Рейчел откармливает на убой Империю.
   – Но когда она собирается ее убить?
   – Наверное, когда будет к этому готова.
   – Мадам хвасталась, что способна провернуть все за день, и у меня сложилось впечатление, что она может это сделать хоть завтра.
   – Даже если твое впечатление верно, Рейчел для начала захотела бы увериться в том, что справится с ответной реакцией Империи, а на это нужно время.
   – Много ли его нужно? Она собирается подавить ответную реакцию, используя меня, но пока таких попыток не предпринимает. Ни малейших признаков того, что из меня хотят, как ты выразилась, сотворить кумира. Хожу по улицам, и никто не просит автографа. Толпы сэтчемцев не собираются, дабы превозносить меня. В гиперновостях – ни словечка.
   Дорс улыбнулась.
   – Похоже, тебя это и впрямь огорчает. Ты наивен, Гэри. И не историк, что, в принципе, одно и то же. Думаю, тебе лучше радоваться тому, что создание психоистории сделает из тебя историка, чем тому, что психоистория спасет Империю. Если бы все люди понимали историю, то не совершали бы непрерывно глупейших ошибок.
   – В чем же моя наивность? – обиженно поинтересовался Селдон, вздернув подбородок и сверху вниз глядя на Дорс.
   – Не обижайся, Гэри. На самом деле, мне кажется, что это одно из самых симпатичных твоих качеств.
   – Ясно. Из-за этого у тебя пробуждается материнский инстинкт, а тебя сюда для того и послали, чтобы нянчиться со мной как с ребенком, И все же в чем ты видишь наивность?
   – А в том, что воображаешь, будто Рейчел вознамерилась распропагандировать все население Империи, дабы тебя восприняли, как пророка? Ничего подобного. Квадриллионы людей так просто с места не сдвинешь, Существуют социальная и психологическая инерции, и они столь же распространены, как инерция физическая. И потом, вступив в открытую игру, она тем самым бросит вызов Демерзелю.
   – Что же, по-твоему, происходит сейчас?
   – Полагаю, что сведения о тебе – всяческого рода восхваления и превозношения – распространяются исключительно в узком кругу и поступают только к тем вице-королям секторов, флотским адмиралам и влиятельным лицам, которых эта интриганка уже склонила или надеется склонить на свою сторону. Сотни таких приспешников, этого будет достаточно для того, чтобы смутить лоялистов на время, которого Рейчел Первой за глаза хватит на то, чтобы установить Новый Порядок и удерживать его столько, сколько необходимо для подавления любого сопротивления. Мне, по крайней мере, так видится ход событий по сценарию этой дамы.
   – А от Челвика – ни слуху ни духу.
   – Не может быть, чтобы он бездействовал. Слишком многое зависит сейчас от того, что здесь происходит.
   – А тебе не приходила в голову мысль о том, что он умер?
   – Мало вероятно. Будь это в самом деле так, я бы узнала.
   – Здесь?
   – Даже здесь.
   Селдон приподнял брови, но промолчал.
   Рейч вернулся с прогулки лишь к вечеру, радостно возбужденный, без умолку описывая обезьян и бакарийских гримуаров. За обедом только его и было слышно.
   Впервые за пять дней Рейчел за обедом не присутствовала, однако это никак не сказалось ни на выборе и вкусе блюд, ни на количестве слуг.
   И лишь после обеда, когда все трое удалились к себе, Дорс попросила:
   – А теперь, Рейч, скажи-ка, что стряслось с мадам мэршей. Расскажи все, что она говорила или делала, что, как тебе кажется, нам стоит узнать.
   Глаза Рейча блеснули.
   – Кой-чё было, – сообщил он. – Потому она небось и обедать не пришла.
   – И что же было?
   – Зоопарк-то закрыт оказался. Токо нас и пустили. А нас была уйма целая – Рейчел, я, куча парней в форме, теток разодетых в пух и прах, и все такое. А потом явился еще один в форме, сначала-то я его не приметил, и что-то шепнул Рейчел, а та развернулась так ко всем прочим и рукой эдак махнула, чтобы они, стало быть, с места не трогались, ну, все и послушались. А эти двое протопали в сторонку, значит, и давай шушукаться. Ну, тут я притворился, значит, что ни фига не понял, и стал разгуливать около клеток, и подобрался так незаметненько поближе к Рейчел, чтобы подслушать, про чё они там.
   Рейчел ему: «Как они смеют?» – и злая такая прямо стала, ну ровно сбрендила. А этот парень, значит, в форме который, все вроде здорово психовал. Я, правду сказать, не шибко к нему приглядывался, а притворялся больше, что на зверюшек глазею. Ну, ушки на макушке, стало быть, слушаю. Парень этот, стало быть, и говорит, что кто-то – имени не упомню, но вроде генерал… ну, этот генерал, значит, вроде бы сказал, будто офицеры пристегнули доверенность Рейчелову старикану…
   – Присягнули на верность, – поправила его Дорс.
   – Что-то в этом роде, и сильно запсиховали, и не захотели делать, что им тетка велит. А еще, что они хотят старикана, а если тот захворал, стало быть, пускай какого другого дядьку мэром поставит, только не тетку.
   – Не тетку? Точно?
   – В точности так и сказал. Тихо-тихо. Он так психовал, а Рейчел – та просто взвилась и язык проглотила. Потом очухалась и как зашипит: «Я получу его голову. Они все присягнут мне на верность завтра же, а кто откажется, пожалеет!» Вот так и выдавала все точь-в-точь, а потом всех разогнала по домам, а со мной ни полслова не обмолвилась. Так и сидела всю дорогу, злющая, точно зверюга.
   – Молодчина, – кивнула Дорс. – Только, пожалуйста, не проболтайся об этом, Рейч.
   – Заметано, Ну чё, вам только это и было надо?
   – Ты отлично поработал, дружок. Сделал больше, чем было надо. А теперь ступай к себе и постарайся выкинуть все это из головы.
   Как только мальчик ушел, Дорс обернулась к Селдону.
   – Очень, очень интересно. Дочери наследуют посты отцов или матерей на всех уровнях власти. Сколько угодно. Существовали правящие Императрицы – ты это наверняка знаешь – и не могу припомнить, чтобы хоть когда-нибудь в имперской истории по этому поводу возникали какие-то разногласия. Просто удивительно, что такой вопрос вдруг возник в Сэтчеме.
   – Почему бы и нет? – пожал плечами Селдон. – Не так давно мы побывали в Микогене, где женщин унижают, как хотят, к власти не подпускают и на пушечный выстрел.
   – Да, верно, но это – исключение. Есть места, где женщины наоборот доминируют. А в большинстве правительств планет мужчин и женщин поровну. Если на высоких постах и больше мужчин, то только потому, что женщины чисто биологически более склонны заниматься не государственными делами, а воспитанием детей.
   – А какая в этом смысле ситуация в Сэтчеме?
   – Насколько я знаю, тут равенство полов. Рейчел не постеснялась занять пост мэра, а старик Манникс не задумываясь передал дочери бразды правления. Нет ничего удивительного в том, что Рейчел поразилась и пришла в ярость из-за того, что мужчины отказываются повиноваться. Она ведь и в мыслях не допускала подобного.
   – А тебе ход событий явно нравится, – отметил Селдон. – Почему?
   – Исключительно потому, что все это так неестественно, так не вписывается в привычные рамки, что поправки вносит не кто иной, как Челвик.
   – Ты так думаешь? – недоверчиво спросил Селдон.
   – Да, – кивнула Дорс.
   – Представь себе, и я тоже.

88

   А на десятый день, утром, Селдона разбудил тревожный звонок у двери, и послышался срывающийся голосок Рейча:
   – Господин, господин Селдон, война!
   Селдон потряс головой, прогоняя сон, вскочил с кровати. Поеживаясь (проклятые сэтчемцы почему-то располагали спальни на холодной стороне, и это его ужасно злило), он распахнул дверь.
   Рейч влетел в комнату, выпучив глаза и задыхаясь.
   – Мистер Селдон, теперича у них Манникс, старый мэр. Они…
   – Кто – «они», Рейч?
   – Имперщики. Их самолеты – целая куча – прилетели прошлой ночью. Щас про это передают в гиперновостях. У госпожи в комнате. Она-то велела вас не будить, а я подумал, что надо.
   – Ты не ошибся, Рейч, – кивнул Селдон, натягивая халат. На ходу запахнув его, он помчался в комнату Дорс. Та была уже одета и не отрывала глаз от экрана стоявшего в нише головизора.
   На экране за маленьким письменным столиком сидел мужчина, на тунике которого красовалась ярко вышитая имперская символика – «Звездолет и Солнце». По обе стороны от него навытяжку стояли двое солдат, помеченных той же эмблемой.
   «…Находится под мирным попечением Его Императорского Величества, – офицер закончил фразу. – Мэр Манникс здоров, в безопасности и полностью осуществляет свои обязанности под защитой миротворческих войск Империи. Вскоре он выступит перед вами, дабы успокоить всех жителей Сэтчема и обратиться к сэтчемским воинам с призывом сложить оружие».
   Затем последовали сообщения, произносимые дикторами с бесстрастными, поставленными голосами и имперскими повязками на рукавах. Содержание сообщений почти не менялось: «капитулировало такое-то и такое-то подразделение сэтчемских войск», «…после того, как было дано несколько предупредительных выстрелов…», «…без всякого сопротивления», «заняты такой-то и такой-то районы города». Новости то и дело перемежались кадрами, демонстрирующими толпы горожан, покорно взирающих на марширующие по городу войска.
   – Потрясающе организованная операция, Гэри, – сообщила Дорс, – Никто не ожидал. Сопротивление было бессмысленно, и все обошлось без жертв.
   Тут на экране, как и было обещано, возник мэр Манникс Четвертый. Он стоял во весь рост, и империалов поблизости видно не было, но Селдон нисколько не сомневался, что они не спускают глаз с мэра и стоят по обе стороны от камеры.
   Манникс был стар, но былая сила еще сквозила в его взгляде, который он, увы, старательно отводил от камеры. Слова произносил вымученно, словно не по своей воле. Но, опять-таки, как и было обещано, мэр обратился к сэтчемцам с призывом сохранять спокойствие, не оказывать сопротивления, уберечь город от разрушений и выражать лояльность Императору, да продлится его царствование.
   – А о Рейчел ни слова, – отметил Селдон. – Как будто его дочери не существует.
   – О ней словно вообще забыли, – добавила Дорс. – Однако из этого вовсе не следует, что мэрша уже арестована. На ее резиденцию, которой собственно и является это здание, никто не покушался, а значит, возможно, Рейчел успела сбежать и спрятаться в каком-нибудь приграничном секторе. Хотя я почти уверена в том, что вскоре на Тренторе для нее не останется безопасных мест.
   – Возможно, – произнес голос той, о которой шла речь, – но здесь я хотя бы ненадолго в безопасности.
   Вошла Рейчел, аккуратно одетая и внешне совершенно спокойная. Даже улыбалась, правда, не слишком весело.
   Все трое замерли, уставившись на вошедшую, и Селдон подумал, здесь ли все ее многочисленные слуги, или сбежали, покинув хозяйку.
   Дорс чуть натянуто произнесла:
   – Я вижу, мадам мэр, что ваши мечты о захвате власти не сбылись. Вас, вероятно, опередили.
   – Меня не опередили. Меня предали. Моих офицеров распропагандировали, и вопреки всякому здравому смыслу они отказались служить женщине, признавая лишь своего старого повелителя. А потом эти подлые предатели дали схватить своего любимого старого господина, и он не смог возглавить сопротивление.
   Она поискала глазами стул и села.
   – И вот теперь Империя должна продолжать распадаться и погибать, тогда, когда я была готова предложить ей новую жизнь.
   – Я полагаю, – заметила Дорс, – что Империя избежала долгой и ненужной борьбы и разрушения. Смиритесь с этим, мадам мэр.
   Казалось, Рейчел не расслышала.
   – Столько лет готовиться, – проговорила она с горечью, – и потерять все за одну ночь.
   Рейчел сникла, убитая горем, постаревшая лет на двадцать сразу.
   – Вряд ли за одну ночь, – возразила историк. – Наверняка ваших офицеров обработали заранее.
   – Это наверняка дело рук Демерзеля! Я его недооценила. Угрозы, подкуп, обман – как бы то ни было, своего он добился. Демерзель большой мастер на предательство и воровство – а я просчиталась.
   Немного помолчав, она продолжала:
   – Располагай этот негодяй только своими собственными силами, я без труда одолела бы всех, кого бы он ни послал сюда. Но кто бы мог подумать, что в Сэтчеме есть предатели, что присягу на верность можно так легко нарушить.
   – Но мне помнится, – спокойно возразил Селдон, – что присягу на верность войска приносили все-таки не вам, а вашему отцу?
   – Чепуха! – яростно воскликнула Рейчел. – Когда отец передавал мне пост мэра, на что имел полное и законное право, ко мне в подчинение автоматически перешли все, кто когда-либо присягал ему на верность. Самый тривиальный прецедент. Да, обычно новому правителю приносят присягу, но это всего-навсего традиция, а не пункт закона, что моим офицерам прекрасно известно, и однако они предпочли все забыть. Ради оправдания своего предательства они заявили, что не желают служить под началом женщины, но истина в том, что эти подлые трусы либо поджали хвосты в ожидании имперского отмщения, которое никогда бы не пришло, будь они честнее, либо пустили слюни от предвкушения имперских наград, которых им не видать, как своих ушей, или я не знаю Демерзеля.
   Она резко обернулась к Селдону.
   – Вам ясны его цели, не правда ли? Демерзель только из-за вас напал на меня.
   – При чем тут я? – вздрогнул Селдон.
   – Не прикидывайтесь дурачком. Вы ему нужны затем же, зачем пригодились бы мне – чтобы использовать, как инструмент. Но, к счастью, – добавила Рейчел, вздохнув, – не все меня предали. Есть еще верные солдаты. Сержант!
   Вошел сержант Талус – легко, почти бесшумно. Его походка никак не вязалась с внушительными габаритами. Форма – с иголочки, усы – еще более кокетливо подкручены, чем в прошлый раз.
   – Мадам мэр, – прищелкнув каблуками, проговорил он.
   На вид сержант по-прежнему напоминал говяжью тушу и полностью соответствовал определению Селдона – солдафон, слепо, несмотря ни на что, исполняющий приказы.
   Рейчел печально улыбнулась мальчику.
   – Ну, как ты, малыш Рейч? А мне хотелось сделать из тебя человека. Теперь уже вряд ли получится.
   – Здрассьте, мэм… мадам, – неуклюже пробормотал Рейч.
   – И для вас я тоже кое о чем мечтала, доктор Селдон, – добавила та, – но, увы, уж вы меня простите, не судьба.
   – Меня, мадам, не жалейте, не стоит.
   – Жалею, Гэри, жалею. Я не могу позволить Демерзелю заполучить вас. Такой победы он недостоин, и уж этому я могу помешать.
   – Я не стал бы на него работать, мадам, поверьте, так же как не стал бы работать на вас.
   – Работа здесь ни при чем. Я говорю об использовании. Прощайте, доктор Селдон… Сержант, пристрелите его.
   Сержант послушно выхватил бластер, а Дорс с громким криком бросилась к нему, но Селдон успел удержать девушку, схватив за локоть.
   – Не надо, Дорс! – прокричал он. – Иначе он пристрелит тебя. Меня он не убьет. А ты, Рейч, назад! Не двигайся!
   Селдон в упор посмотрел на сержанта.
   – Вы растерялись, сержант, потому что знаете, что выстрелить не сможете. Десять дней назад я мог убить вас, но не сделал этого. Вы пообещали тогда, что будете мне защитой.
   – Чего ты ждешь? – прошипела Рейчел. – Я сказала – пристрелить его, сержант!
   Селдон молча стояли смотрел на Талуса. Тот, выпучив глаза, вцепился в рукоятку бластера, наставленного на голову Селдона.
   – У тебя есть приказ! – рявкнула Рейчел.
   – А у меня – ваше честное слово, – спокойно проговорил Селдон.
   – А, все равно пропадать! – прохрипел сержант Талус, опустил руку, и бластер звякнул о пол.
   – Предатель! – в отчаянии взвизгнула мэрша, и прежде чем Селдон успел пошевелиться, прежде чем Дорс успела вырваться из его крепко державшей руки, Рейчел завладела оружием, прицелилась в сержанта и выстрелила.
   До сих пор Селдон ни разу не видел, чтобы в кого-то стреляли из бластера. Он судил по названию и ожидал, что прогремит оглушительный выстрел, польется кровь и тело разлетится на куски. Сэтчемский бластер оказался оружием совсем другого сорта. Что произошло внутри грудной клетки Талуса, осталось неясно, но сержант, не изменившись в лице, беззвучно скрючился и повалился на пол. Он был мертв, в этом не могло быть никаких сомнений.
   В следующее мгновение Рейчел развернулась и направила бластер на Селдона. Еще миг, и он отправится на тот свет вслед за сержантом…
   Но в ту секунду, как сержант упал замертво, Рейч одним прыжком оказался между Рейчел и Селдоном, замахал руками и отчаянно завопил:
   – Госпожа, госпожа! Не стреляйте, госпожа!
   Рейчел растерялась.
   – Уйди, Рейч, прошу тебя! Я не хочу твоей смерти! Этого мгновения растерянности было достаточно для того, чтобы Дорс, вырвавшись из рук Селдона, пригнулась и прыгнула на Рейчел. Та с криком упала на пол, а бластер еще раз оказался там же, лишь для того, чтобы быть подхваченным Рейчем.
   Срывающимся от ужаса голосом Селдон попросил:
   – Рейч… отдай!
   Мальчик затряс головой и попятился.
   – Господин Селдон, вы не станете ее убивать, не станете же? Она добрая!
   – Я никого не стану убивать, Рейч, – пообещал Селдон. – Эта женщина убила сержанта и убила бы меня, но она удержалась от выстрела, боясь поранить тебя. Поэтому я дарю ей жизнь.
   Селдон уселся на стул, крепко сжав в руке бластер, а Дорс вытащила из второй кобуры на поясе погибшего сержанта игольчатый пистолет.
   В это мгновение раздался знакомый голос:
   – Теперь за ней присмотрю я, Селдон.
   Селдон, потрясенный до глубины души, поднял голову и в порыве безотчетной радости воскликнул:
   – Челвик! Наконец-то!
   – Прошу прощения, что задержался, Селдон. У меня была уйма дел. Как жизнь, доктор Венабили? Я так понимаю, это дочь Манникса, Рейчел, А кто этот мальчик?
   – Рейч, наш юный далийский друг.
   Следом за Челвиком в комнату вошли солдаты и, повинуясь едва заметному жесту, подняли с пола Рейчел.
   Дорс, получившая возможность отвлечься от Рейчел, отряхнулась и поправила блузку, А Селдон только теперь осознал, что до сих пор в халате.
   Рейчел же, в бешенстве сбросив с себя крепкие руки солдат, показала на Челвика, прищурилась и спросила у Селдона:
   – Кто это такой?
   – Это Четтер Челвик, – ответил Селдон, – мой друг и защитник на этой планете.
   – Защитник? – безумно, громко расхохоталась мэрша. – Дурак! Идиот! Этот человек – Демерзель, и если вы посмотрите сейчас на свою подругу Венабили, то поймете, что ей это прекрасно известно! Вы уже давно в ловушке, в капкане – таком крепком, что тот, в который поймала вас я, не идет с ним ни в какое сравнение.

89

   Челвик и Селдон на следующий день завтракали в одиночестве и почти все время молчали.
   Только уже ближе к концу Селдон внезапно оживился и спросил весело:
   – Итак, сэр, как теперь мне вас называть? Я, правда, до сих пор считаю вас Четтером Челвиком, и даже если поверю в подобное двуединство, все равно не смогу привыкнуть к имени Эдо Демерзеля. В этой роли у вас наверняка есть какой-то титул, но какой? Просветите, будьте так добры.
   – Зови меня Челвиком, если не возражаешь. Или Четтером. Да, я – Эдо Демерзель, но для тебя – Челвик. По правде говоря, между нами нет большой разницы. Я говорил тебе, что Империя распадается и погибает, и так думают обе мои половины. Я говорил также, что психоистория мне нужна для того, чтобы сохранить ее, а если все же упадок и гибель неотвратимы, то найти пути для возрождения и укрепления. И в это тоже верят оба моих «я».
   – Но я был у вас в руках – думаю, вы были где-нибудь поблизости, когда я встречался с Его Императорским Величеством.
   – С Клеоном. Да, конечно.
   – И вы могли бы тогда поговорить со мной лично, точно так же, как позже сделали это в обличье Челвика.
   – И чего бы добился? У меня, Демерзеля, куча дел. Мне нужно руководить Клеоном, благонамеренным, но не слишком умным правителем, и не давать ему, по возможности, совершать ошибок. Я должен играть свою роль в управлении Трентором и всей Империей. Сам видишь, каких трудов стоило помешать Сэтчему натворить бед.
   – Да, вижу, – пробормотал Селдон.
   – Это было нелегко, и акция чуть было не сорвалась. Много лет я внимательно и осторожно манипулировал Манниксом, научился просчитывать ход его мыслей, разрабатывал контрудары, предназначенные для отражения его выпадов. Но мне и в голову не могло прийти, что он додумается при жизни передать бразды правления дочери. Последнюю я почти не знал и оказался совершенно не готов к ее бесшабашности. В отличие от отца, эта дама привыкла принимать власть как некую данность, не поняв, что и власть имеет свои пределы. Поэтому она и захватила тебя, а меня вынудила вступить в игру прежде, чем я был к ней подготовлен.
   – В результате… ты чуть было не потерял меня. Я дважды смотрел в дуло бластера.
   – Знаю, – кивнул Челвик. – Мы могли бы лишиться тебя и на поверхности – там произошел еще один непредвиденный случай.
   – Но ты так и не ответил на мой вопрос. Стоило ли гонять меня по всему Трентору, пряча от Демерзеля, когда ты сам и есть Демерзель?