Ну, приплыли они толпой под стены Трои и принялись, значит, права качать... Однако царь Трои Приам оказался тоже не лыком шит – он, барыга, Париса крышевал и имел с его взломов неплохой личный процент. Разумеется – мимо официальной казны, ха!
   В общем, друганы-правдоискатели десять лет под стенами Трои мурку тянули, никак до ума разборку довести не могли: то боги не велят, то погода неважная; то между собой по пьянке до смерти передерутся, то голова с утра трещит, не до великих подвигов – да и то, понятное дело, без хорошего вина какая ж многолетняя осада! Со скуки подохнуть можно.
   Короче говоря, как десять лет той осаде стукнуло, так и решил Менелай: а ну их всех, троянцев, на хрен! Сколько можно, в конце-то концов, дурака валять, осточертело хуже похмелья... Тем более, что менелаевские интенданты доложили шефу о невозможности дальнейших поставок вина и продуктов. Дескать, не обессудьте, царь-государь, но отпускные цены стали выше крыши: в государстве без правителя дефолт и безвластие, скоро самим жрать нечего будет.
   Прикинули брателлы, что дешевле оставить все как есть, списать убытки на форс-мажорные обстоятельства и двинуть до дому, до хаты, несолоно хлебавши. Но напоследок все ж решили отметить круглую дату как следует; заводной товарищ царь Одиссей предложил по этому поводу сбацать гигантского деревянного Коня, на предмет задабривания путевых богов. И как исторической ценности памятник – типа «Меня и Одя здесь были», – и как назидательный символ для лохов-троянцев. Чтобы вечно помнили и боялись!
   Сказано – сделано: поднатужились, сколотили Конягу из останков разбитого по пьяни корабля, да и сели всем скопом обмывать долгожданный отъезд. Ну и коллективное произведение искусства заодно... Народ, что попроще – те у костров, с песнями и плясками закучковались, а героическое начальство, понятное дело, свой собственный вип-стол организовало, в брюхе Коня. Оно, с высоты, и за тем народом сподручнее следить, чтоб не пережрал на радостях, и самим уютнее – можно оттянуться по полной, не на глазах у подчиненных. Что герои устроили с превеликой радостью: надрались в хлам все, до единого. Там же и уснули...
   Под утро невменяемый боевой народ в никаком состоянии загрузился на корабли и двинул в открытое море, а про свое начальство-то напрочь позабыл! Не до того, однако, было.
   Троянский же люд, увидев по утру пустой берег и сиротливо-убогого Коня на нем, поначалу малость ошизел от неожиданности – они, троянцы, настолько привыкли к осаде и пьяным ночным воплям, что поначалу решили, мол, им с бодуна подобное мерещится... чай, тоже не трезвенники были, хе-хе! А так как по осадному времени в городе давно уже наблюдались проблемы с топливом, то затеялись троянские коммунальные службы затащить того Коня на центральную площадь и там разобрать – чтобы, значит, ценная древесина зря не пропала. Чтоб не разворовали ее на берегу всякие несознательные местные жители. Затащить-то затащили, да, но до разборки руки у коммунальщиков так и не дошли: сначала в городе начались стихийные митинги по поводу знаменательной победы над захватчиками-оккупантами, а после не менее стихийные пьянки, как же без них-то!
   В общем, к ночи все городское население и все службы – включая и патрульно-постовую, и аварийно-спасательную – были, как говорится, «в лежку». А герои, которые в брюхе Коня от выпивки притомились, думали, что это их сподвижники все еще гуляют, отъезд празднуют... Проснутся, опохмелятся, подумают мимоходом и вновь спать падают, ага. Вином анестезированные.
   Однако ж все хорошее рано или поздно, но заканчивается: закончился и винный запас в Коне. Очнулись граждане герои, а похмелиться-то нечем, прям беда какая-то... Ну, деваться некуда, разгерметезировали они конский вход-выход и выбрались наружу. Вылезли, смотрят по сторонам, ничего понять не могут: ба! И где это они оказались? И чего это за городок такой? И вообще, где у них тут по ночам вином торгуют и принимают ли к оплате греческую валюту?
   К сожалению, узнать оказалась не у кого: все встречные лежат вповалку, и – тишина. Поначалу даже подумали, не черный ли мор в городке случился, по воле гневливой Афины? Однако ж быстро разобрались что к чему, страшно позавидовали отдыхающим и двинули к городским воротам: каждый мало-мальски культурный грек тех времен знал, где можно купить выпивку в любое время суток. Стражники, поди, тоже люди, никогда подработки не чурались, чем могли, тем и помогали страждущим – за соответствующую плату, разумеется.
   На свою беду вина у стражников не оказалось, сами все выпили – праздник ведь, святое дело!.. Ну, греки покумекали и решили сообща: мол, тогда выпускайте нас из города, пойдем друганов искать, у них наверняка похмелительная заначка имеется. А стражники возьми да заартачься – эге, не положено ворота по ночам для всяких-прочих открывать, дуйте отсюда, алкаши чертовы, не мешайте службу править! На «алкашей» боевой народ, конечно, шибко обиделся, достал мечи и стал тех стражников колбасить не по-детски. Заколбасили, ворота открыли и на тебе – а вот и друзья-соратники подвалили! Они, видишь ли, доплыли до острова Тенедос, где массово подправили свое здоровье, после чего наконец-то обнаружили пропажу начальства и вернулись за ним. Ну а дальше все покатило соответственно официальным былинам и легендам... – Федул, утомленный долгим рассказом, выпил подряд пару стаканов пива и, откашлявшись, так закончил свою речь: – Эхма! Да кабы тогда у стражников нашлось вино, или же они не стали бы выделываться, а по-хорошему выпустили героев-камрадов на волю, то, глядишь, у этой истории был бы совсем другой финал. Более оптимистический, ага.
   – Любопытно, – сказал Глеб, отбирая у гнома пустой стакан, – а Нифонт-то откуда это все узнал? С небес подглядывал, что ли? – парень налил пива и себе.
   – Нет, не подглядывал, – хихикнул Федул. – Он, понимаешь, при всем том безобразии присутствовал. Уж не знаю, каким именно образом, но то, что Нифонт в этой истории поучаствовал – факт! Мало того: он мне позапрошлым летом даже автограф Одиссея показывал... или подпись Зевса? Ох, брателлы, не помню, слишком я пьяный был. Но что-то эдакое автографическое предъявлял – то ли на папирусе, то ли на пергаменте начертанное... то ли на пачке из-под папирос «Герцеговина Флор». – Гном, что-то припоминая, хлопнул себя по лбу. – Эге! А, может, то вовсе не Одиссей или бог Зевс постарались, а сам товарищ Сталин? Тьфу, и зачем я в тот вечер так надрался, прям какой-то провал в памяти...
   – Да, пьянство – это великий грех, – охотно согласился бабай. – Особенно ежели в жару и особенно ежели водкой грешить: ну выпил ты свои пятьсот-семьсот грамм, зачем же больше употреблять? Нет, не понимаю я крепко пьющих, – Модест глянул на занятый Глебом стакан и, не стесняясь, приложился к фляге с вином.
   – Какая все же интересная у Нифонта судьба, – Глеб вытер пенные усы. – Столько веков по земле ходить, столько всего повидать, испытать; да ему исторические книжки писать надо! О том, как оно на самом деле происходило, а не то, что нам официально в школе да с телеэкрана преподносят. Думаю, народу было бы очень любопытно.
   – Народу, может, и любопытно, – Федул отобрал у бабая заметно полегчавшую флягу, – да только Нифонту оно вовсе не по кайфу. Потому что ему жить хочется! А начни он резать историческую правду-матку налево и направо, тем более письменно и многотиражно – да его или обычниковые, или имперские спецслужбы немедля угрохают, не посмотрят на то, что Нифонт ангел и вечно живой... Даже в дурку сажать не станут, во избежание утечки информации. Потому как истинная правда, Глебушка, она зачастую знатно расходится с той, которая нужна политическим деятелям на текущий момент реальности. Которую создают искусственно, из года в год убеждая электорат в том, что именно так история всегда и выглядела. Потом приходит другой правитель и начинает переделывать ту переделанную историю уже под себя... И в итоге получается уже не исторически верное: «Мама мыла раму», но политически нужное: «Рама съела маму». А тех, кто не согласен с последним идеологически верным утверждением, попросту удаляют из той новой реальности, раз и навсегда. Типа того, ага.
   – Ишь ты, – Модест в изумлении уставился на гнома, – я и не подозревал, настолько у историков опасная профессия.
   – Не у историков, – посмеиваясь, поправил бабая Федул, – а у правдоискателей. Впрочем, фиг с ними, у нас у самих нехилая история сложилась... Кстати, Глеб! Ты до Хитника достучался или где? Обещал ведь!
   – Чего? – не сразу понял Глеб. – А... нет, не достучался. Я ведь ужинал, пиво пил, твои байки слушал: не до того мне было.
   – Тогда делаем так, – приказно объявил гном. – Ты, Глеб, отключайся от вина-пива, ложись на нары и начинай вызывать Хитника, а мы с бабаем затеем плести категорически нужные мне лапти. Лыка вот только надерем и сплетем, запросто... Возражения не принимаются: цели определены, задачи поставлены – за работу, товарищи!
   – Прилечь на матрасик? Эт-можно, – согласился Глеб, невольно начиная зевать. – И впрямь, пойду-ка я Хитника часиков шесть-семь повызываю... – парень прошел к незанятой вещами нижней лежанке, раскатал матрас и, не раздеваясь, завалился на него.
   – Вызывай громко и убедительно, – посоветовал Федул, пытаясь отодрать прилипшие к полу кроссовки, – чтобы, значит, Хитник тебя уж услышал так услышал!
   – Без многомудрых эльфов разберемся, – сонно ответил Глеб; бабай, молча отодвинув Федула в сторонку, легко оторвал от половиц кроссовки, вручил их многомудрому эльфу и, взяв нож, вышел из избушки. Стуча оплавленными подошвами как деревянными колодками, гном последовал за ним: в комнатке сразу стало тихо и просторно.
   – Лапотники, блин, – закрыв глаза, пробормотал Глеб, – знатные лыкодралы-плетельщики, – зевнул еще раз и уснул.
   ...Глебу приснилось, что он стоит на краю громадного, затянутого низким туманом болота. Туманная пелена – темно-сизая, похожая на табачный дым – вязко колыхалась, будто под ней, в глубине, происходило невидимое глазу движение: неспешное, подозрительное. Даже, возможно, опасное.
   И небо над тем болотом, и даль за ним были странного, неопределенного цвета – да и были ль они вообще? Глеба этот вопрос не интересовал: он смотрел вниз, на пелену у своих ног, смотрел бездумно, ничуть не интересуясь, где он и зачем. Просто стоял и ждал невесть чего. И дождался.
   Из сизой мглы медленно, словно пробиваясь сквозь вязкую грязь, вынырнула чья-то голова, затем показались плечи; ни лица, ни облика вынырнувшего Глеб толком разглядеть не смог – вместо них клубилось нечто неопределенное, будто слепленное из того же вездесущего тумана.
   – Руку давай, – потребовало нечто неопределенное, – скорей, пока меня назад не засосало!
   – А ты кто такой? – с опаской спросил Глеб, на всякий случай отступая от кромки стоячей воды. – Местный леший, что ли?
   – Да Хитник я! – с досадой воскликнуло бестелесное существо, – тяни давай, после говорить станем.
   – Вон чего, – понял Глеб. – Ну тебя, братан, и угораздило, – ухватив протянутую руку, парень изо всех сил потянул Хитника на берег, ничуть не удивляясь ни самой ситуации, ни тому, что он вытягивает из невесть откуда взявшегося болота невещественного призрака. Отпускать мастера-хака странное болото не желало: туманная пелена заволновалась, по ее поверхности пошла рябь мелких водоворотов; где-то вдалеке раздался протяжный рев, страшный, угрожающий.
   – Тяни, тяни! – в испуге закричал Хитник, – надо успеть, пока оно не спохватилось, – Глеб, поднатужась, рванул мастера-хака на себя: перекувыркнувшись через упавшего парня, призрак опрометью кинулся прочь от болота.
   – Эй, а как же я? – вставая, возмущенно завопил Глеб. – Ну ты и гад, Хитник! Ни «здрасьте», понимаешь, ни «спасибо». С тебя, между прочим, не меньше поллитры причитается, за спасение утопающего... – на этом интересном месте Глеб и проснулся.
   В избушке стояла ночная, сонная пора: на соседней лежанке мирно посапывал бабай; Федул, устроясь над бабаем на второй полке, храпел несоразмерно своим габаритам – подобный богатырский храп более подходил здоровяку Модесту, нежели малорослому гному. На столе, возле непотушенной керосиновой лампы, сохли новенькие лапти детского размера – где и как бабай ухитрился надрать лыка по дождливой темноте, для Глеба осталось загадкой.
   Почувствовав, что ему надо немедленно прогуляться во двор, парень отыскал сброшенную бабаем на пол куртку и, стараясь не шуметь, выскользнул за дверь.
   Над холодным Перекрестком зависла полная луна, живо напомнив Глебу события прошлой ночи: невольно оглядевшись по сторонам и убедившись, что никакого Призрачного Замка поблизости не наблюдается, парень зашел за избушку. Проделав все необходимое, Глеб, дрожа от ночной сырости, поспешил назад – завалиться поспать и досмотреть сон про удравшего Хитника. А если удастся, то и по шее ему надавать, чтоб не снился в такой жуткой обстановке: мог бы, в конце концов, в более приличном месте объявиться – в каком-нибудь шахском дворце с обнаженными танцовщицами, например. Или в дорогом баре со стриптизом. Или, на худой случай, в ресторане, с горячими шашлыками на шампурах и марочным коньяком в хрустальном графинчике.
   – Ну ты даешь, – громко, с усмешкой в голосе сказал Хитник. – Дворец, стриптиз, выдержанный коньяк – это что, твой идеал? Цель и смысл существования? Тогда ты про золотой унитаз забыл, непременный атрибут роскошной жизни... Хотя лично я предпочел бы полностью серебряный: и стерильно, и гигиенично. И от оборотней, в случае чего, обороняться можно – хрясть по голове серебряным сиденьем и все дела.
   – Хитник! – Глеб обрадовался настолько, что даже в избушку не вошел, так и замер на пороге. – Куда ты пропадал? Мы все изволновались, места себе не находим, а ты про буржуйские унитазы рассуждаешь... Что случилось? Где ты был?!
   – Ох, Глеб, – помолчав, уже серьезно ответил Хитник, – спасибо, друг, ты вновь меня спас. Честно говоря, я уже и не надеялся вырваться на свободу... Звал тебя на помощь черт его знает сколько раз, но ты меня не слышал – да и то, трудно докричаться до бодрствующего сознания из чужого и заархивированного, особенно если увяз в нем по самую маковку. И лишь во сне я смог привести тебя к себе, ментально застрявшему, уж не обессудь за неприятные моменты.
   – А, ерунда, – отмахнулся Глеб, – всегда рад помочь хорошему человеку, хотя с тебя пузырь классного коньяка, не забудь.
   – Постараюсь, – заверил парня мастер-хак. – А теперь слушай, чего со мной произошло-то...
   – Погоди, – вдруг насторожился Глеб и опасливо оглянулся по сторонам. – Пойду-ка я лучше в дом, там расскажешь, – он открыл дверь, зашел в гостевой домик и остановился в нерешительности.
   – Что, замерз? – беззлобно подначил парня Хитник. – Ну да, не лето все ж... ножки стынут, ручки зябнут – не пора ли нам дерябнуть? Ага, судя по флягам, вы уже достаточно приняли на душу избушечного населения. Надерябались.
   – Нет, – шепотом ответил Глеб, – не замерз, не в том дело. Мне кажется, в лесу кто-то есть – я, не поверишь, чей-то взгляд почувствовал! Прям как будто в спину толкнули... очень неприятное ощущение. Похоже, кто-то за мной из-за деревьев тайно следил. Причем с явно нехорошими намерениями. – Парень аккуратно, без лишнего шума воздвиг у двери баррикаду из табуреток: теперь войти незамеченным в избушку не смог бы никто.
   – Да это, наверное, зверь какой был, – уверенно сказал Хитник. – Откуда тут бандитам взяться? Перекресток-то со всех сторон погранцами закрыт, случайные тати здесь не шастают! А неслучайные лезть к путникам побоятся – на Перекрестках, парень, дисциплина и контроль однозначно на должном уровне. Чтобы бизнес не страдал.
   – Ладно, – неохотно согласился Глеб. – Уговорил. Буду надеяться, что за мной и впрямь шальной заяц-полуночник подглядывал, а не бандюк с кистенем, – он улегся на лежанку, закинул руки за голову. – А теперь давай, рассказывай, в какое такое болото ты угодил? Из которого я тебя вытянул.
   – Жутковатое место, не правда ли? – невесело заметил мастер-хак. – Между прочим, именно ты его и создал: подсознательно облек поглотившее меня чужое ментополе в понятную для тебя форму. Впрочем, это не важно, не о том нынче речь... Я, Глеб, все же смог активировать и сознание мага Савелия, и находящийся в нем архив – подконтрольно активировать, не пугайся! И узнал много чего, до смерти интересного. В буквальном смысле «до смерти»... Мда-а, с такими знаниями долго не живут, уж поверь мне! И я ничуть не удивлюсь, если в ближайшее время за нашим отрядом обнаружится серьезная погоня. Или же нам на хвост сядет какой-нибудь наемный киллер-профессионал. Или бомбист-террорист. Или... Эх, даже не представляю, кто. Но уверен – нами вскоре очень и очень заинтересуются! Если уже не заинтересовались.
   – Хватит меня стращать, – недовольно проворчал Глеб. – Ты по делу говори, а то заладил чернуху гнать! Надо сначала разобраться, чего именно ты разузнал, а уж после решать – пугаться или как.
   – Хорошо, – кротко согласился Хитник. – Тогда слушай дальше, пугательный ты наш... Как оказалось, маг Савелий ненароком прознал о существовании Стражника Реальности – то ли Нифонт по нетрезвости проболтался, то ли в каких тайных книгах прочитал, я выяснить не смог. Да, собственно, и не пытался, какая разница! Главное в том, что Савелий возжелал заполучить того Стражника Реальности в свое полное подчинение...
   – Зачем? – недоуменно спросил Глеб. – Какой смысл? Не понимаю.
   – Предполагаю, чтобы стать единственным хозяином нынешней реальности, – задумчиво сказал Хитник. – Или же, скорее всего, чтобы переделать ее под себя... ну там какие-то вырезанные фрагменты истории восстановить, воплотить их в жизнь, а какие-то нынешние наоборот, убрать под замок. То есть скомбинировать из имеющегося нечто искусственное, что полностью соответствовало бы его представлению об идеальном Мире. Идеальном, разумеется, только для Савелия.
   – Императором, наверное, решил заделаться, – зевнув, сказал Глеб. – Один мой знакомый гном тоже спит и видит, как бы всю вашу магиковую Империю себе в карман положить – вон, дрыхнет на верхней полке, храпит как сторож на ночном дежурстве.
   – Федул, он такой, – рассмеялся Хитник. – Уж коли чего хочет, то только по максимуму! Чтобы все и сразу, не иначе... Да толку-то с его хотения! А теперь представь себе несколько другой вариант, когда подобные мысли возникают не у рядового хака, пусть и толкового, а у крутого мага, имеющего знания, многовековой колдовской опыт и, главное, нерядового уровня магическую силу... И который хочет, как ты сказал, положить в карман себе не только Империю, а всю Земную Конструкцию, от и до! Чтобы, значит, единолично владеть прошлым, настоящим и будущим всего нашего мира.
   – Ну, блин, вообще, – опешив, пробормотал парень. – Прям обалдеть, честное слово.
   – Вот именно, – мрачно согласился Хитник. – И самое хреновое то, что Савелий едва не добился своей цели! Едва не подчинил себе Стражника Реальности...
   – Не может быть! – ахнул Глеб, – с чего это ты взял?
   – Да с того, – внушительно сказал Хитник, – что порезанный на куски архив, запрятанный в сознании мага Савелия, и есть тот самый Стражник Реальности, нематериальный и вездесущий. В единственном, не копируемом и не дублируемом экземпляре.
   – Упс, – только и сказал Глеб.

Глава 15

   Гном завозился во сне, прокашлялся, сказал требовательно: «Налейте две, с повтором»; громко причмокнув, он захрапел дальше. Глеб подождал, пока Федул уснет покрепче, и тихонько спросил Хитника:
   – Слушай, а чего ты там говорил насчет нематериальности Стражника? Что, он в самом деле такой... ээ... никакой? В смысле, руками его потрогать нельзя. И почему – вездесущий?
   – Совершенно верно, – посмеиваясь, согласился мастер-хак, – он, как ты забавно выразился, именно «никакой». Стражник Реальности, собственно, есть личность нечувствительная, ментальная, оживающая – вернее, активирующаяся – только в переломные исторические моменты, для контроля происходящего. Сама по себе активирующаяся, вот так! А в спокойное время Стражник отключается, возвращается в свое заархивированное состояние. Мало того, при этом разделяется на пять архивов... тут я не очень понял, что к чему, но, похоже, каждый такой архив содержит не только некую определенную часть Стражника, но и основные сведения обо всех остальных его, Стражника Реальности, свойствах. Вроде как порезанная на куски фото-пластина с голографическим изображением, где каждый кусок хоть и абсолютно самостоятелен, однако показывает то же самое, что и основная, исходная пластина. Скорей всего, это сделано нарочно, для аварийного самовосстановления Стражника в случае утери какого-либо фрагмента архива.
   – А ты не выяснил, кто создал эту удивительную личность? – очень заинтересовался услышанным Глеб. – Это ж какими возможностями надо обладать, чтобы подобное отгрохать! Ей-ей, ментальный робот-полицейский, следящий за историческим порядком. Круто, ничего не скажешь!
   – Не выяснил, – с сожалением ответил Хитник. – Наверное, кто-то из древних сверх-магов потрудился, из тех, кто опасался за дальнейшее развитие цивилизации – уж больно много было, есть и будет всяких колдунов, желающих порулить земной реальностью, необратимо вмешавшись в нее. А, может, и не один сверх-маг, а целая группа... Надо при случае Нифонта расспросить, может он в курсе?
   В общем, когда Стражник не активен, то все эти пять архивов пребывают в магических хранилищах, которые находятся в исторически значимых центрах – я даже выяснил их месторасположение! Впрочем, проделать это было несложно, здесь психоматрица мага Савелия оказалась не заблокирована. Стоунхендж, Ниагарский водопад, центр пустыни Наска, Шамбала и Баальбекская терраса – там-то и спрятаны те магохранилища.
   – Шамбала? – не поняв, нахмурился Глеб. – Но ее же не существует! Это миф, легенда.
   – Сам ты легенда, – фыркнул Хитник. – Да, не существует – но в вашей, обычниковой части Земной Конструкции. А у нас Шамбала есть, как же без нее! Известный культурно-просветительный центр, не всем, правда, финансово доступный... Короче говоря, Савелий ухитрился каким-то образом выкрасть из хранилищ архивы – уж каким именно, не спрашивай, ничего сказать не могу. Ясен пень, что колдовским, а большего я узнать не смог – у психоматрицы на этом участке памяти стоит настолько мощная блокировка, что без спецсредств ее никак не вскрыть.
   Но самое любопытное, Глеб, это то, что архивы Стражника ни в коем случае не копируются! Да, их можно украсть, но продублировать не получится даже у самого мощного чародея. И, выходит, что я сейчас – единственный владелец Стражника Реальности...
   – Мы, – быстро уточнил Глеб, – ты и я. Типа, общие стражевладельцы.
   – Ну хорошо, мы, – примирительно сказал мастер-хак. – И, сдается мне, что настоящий заказчик, отправивший меня сделать ментокопию сознания мага Савелия, был в курсе этой особенности Стражника. Знал, что вместе с копией психоматрицы я, волей неволей, заберу и украденные Савелием бесценные архивы.
   – В смысле «настоящий»? – удивился Глеб. – А что, были и поддельные? Чего-то я, гражданин хак, не догоняю – ты уж поясни неграмотному пиплу, расстарайся по знакомству.
   – Мм... – Хитник замялся. – Похоже, Глеб, меня с тем заказом подставили по крупному – кто-то решил загрести жар чужими руками. Вернее, моими.
   Заказ, как ты помнишь, был от тайного ордена «Творцов идей», я тебе о нем уже когда-то говорил. Суть дела такова: некто анонимный сообщил великому магистру ордена о том, что маг Савелий знает, где хранится древнее, до сих пор не найденное духовно-магическое наследие отца-основателя «Творцов идей». И что, мол, Савелий собирается в ближайшее время отыскать это наследие и, используя его не по назначению, сместить великого магистра. То есть занять в ордене главенствующее место. Разумеется, магистр крайне заинтересовался полученной информацией – как-никак, а дело-то затевалось нешуточное, касаемо его, великого магистра, судьбы! И, конечно же, стал проверять по своим каналам, кто таков маг Савелий, его связи, благонадежность, жизненные устремления-намерения... А когда обнаружилось, что маг недавно посетил известные тебе, Глеб, места и провел там некие колдовские манипуляции, то великий магистр окончательно уверился, что Савелий ищет легендарное наследие. И, возможно, уже его раздобыл. Или вот-вот раздобудет.
   Поэтому великий магистр решил, что пора принимать радикальные меры: так как Савелий, понятное дело, никогда и ни за что не сообщит ему, где находится наследие отца-основателя, то, следовательно, надо было действовать хитро, не в лоб, но окольными путями. Скажем, распотрошить копию психоматрицы колдуна, разобрать ее по косточкам и выяснить истинное положение вещей. Для этого великий магистр меня и нанял – тайно, без афиширования. Сделал... ээ... частный заказ, о котором знал только узкий круг его приближенных.