«1. Запомните точно, какую сумму денег вы желаете.– Хорошо бы в двенадцать двадцать пополудни, – сказал Аббат, взглянув на свои часы.
2. Точно определите, что вы намерены отдать в обмен на деньги, которых желаете.
3. Точно определите, когда вы намерены стать обладателем денег, которых желаете».
Брат Олбан продолжал:
«4. Составьте точный план осуществления своих желаний.– Итак, – сказал брат Олбан, – я полагаю, что нам следует составить эту выписку и спеть ее сегодня на вечернем богослужении.
5. Составьте четкую, краткую выписку счета на ту сумму денег, которую вы намерены получить.
6. Ежедневно, дважды в день, читайте вслух составленную вами выписку, один раз – вечером, перед сном, и один раз – утром, после того, как встаете с постели. Читая, представляйте себе, чувствуйте и верьте, что вы уже обладаете этими деньгами».
Аббат потер виски:
– Почему бы вам, брат Олбан, не написать на бумажке цифру «два миллиона долларов» и не отправить ее по факсу на винный завод в Чили? Может, они-то, спев ее, и поверят, что уже обладают этой суммой.
Собрание шло своим чередом, и каждый новый эксперт оказывался никчемнее предыдущего. Ничего путного не было ни в «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей», ни в «Богатстве без риска», ни в «Плавай вместе с акулами», ни в «Вашей безграничной способности стать богатым», ни даже в «Как создавать деньги».
Наконец Аббат с явной неохотой обратился к брату Джину, своему старому грозному противнику из стана роббинсистов.
– Ну что, брат, – язвительно спросил он, – вы «пробудили титана в душе»?
– Позвольте вам напомнить, отец настоятель, – сказал, рассвирепев, брат Джин, – что Энтони Роббинс является консультантом некоторых лучших умов Америки…
– Таких, как Лиза Гиббонз и Бен Верин… да, брат, мы видели эту рекламную передачу. Но что у титана на уме для нас?
Брат Джин сказал:
– Глава двадцать вторая. «Финансовая судьба: мелкие шаги к кругленькой (или крупной) сумме».
– Давайте про крупную, – сказал Аббат.
Брат Джин прочел:
«Повторим пять основных уроков создания прочного богатства…– Брат, – сказал Аббат, – я слышу звук. Оглушительный грохот. Звук, издаваемый титаном в душе, – храп. Да и ноги у него воняют.
1. Первый ключ – способность получать больший доход, чем когда-либо прежде, способность создавать богатство.
2. Второй ключ сохранять богатство.
3. Третий ключ – приумножать богатство.
4. Четвертый ключ – защищать богатство.
5. Пятый ключ – пользоваться богатством».
– Тогда поведайте нам, отец настоятель, – раскройте нам глаза, – что Дипак Чопра, доктор медицины, может сказать о том, как организовать доставку нашего вина из ньюаркского порта?
– Ну что ж, – фыркнув, сказал Аббат, – по крайней мере, я могу предложить кое-что получше, чем весь этот вздор.
Он быстро перелистал страницы «Пить и жить в достатке», потом взял «Семь духовных законов преуспевания».
– Вот, например… гм-гм… страница сорок четвертая… «Чтобы накопить деньги, зажить в достатке и создать у себя изобилие всевозможных хороших вещей, вы всегда можете воспользоваться Законом кармы». Ну, а в конце главы у него есть упражнение.
Аббат нашел упражнение и прочел его:
«Выполняя Закон кармы, я обязуюсь предпринять следующие шаги:Аббат умолк и перечитал все это про себя. Потом продолжил:
1) Сегодня я ежеминутно буду следить за тем, чтобы каждый мой выбор был сделан сознательно…
2) Делая выбор, я каждый раз буду задавать себе два вопроса: «Каковы последствия того выбора, который я делаю?» и «Принесет ли этот выбор удовлетворение и счастье не только мне, но и тем, кого этот выбор касается?»»
«3) Затем я попрошу свое сердце направлять меня и буду руководствоваться его сигналами о довольстве и недовольстве. Если выбор не вызовет ощущения беспокойства, я сделаю его не задумываясь».Аббат с серьезным видом закрыл книжку.
– Полезное упражнение, – сказал брат Джин.
– Да, – сказал Аббат, – полезное. Мое сердце довольно выбором, который я намерен сделать.
Он взял обе книжки и с силой швырнул их в камин. Я смотрел, как пламя превращает «Пить и жить в достатке» в «СТА ДИП ОПРА», а потом в золу. Вскоре сгорели дотла и «Семь духовных законов преуспевания».
– Есть в доме требник? – спросил Аббат. – Помните, это такая книжка, где приведены слова Спасителя нашего?
Я протянул ему свой. Он взял его, раскрыл и прочел вслух последнюю информацию Брокера нашего о положении дел на бирже, только на сей раз продолжил дальше, закончив словами Иисуса, сказанными после того, как Он опрокинул столы меновщиков: «не написано ли: дом Мой домом молитвы наречется для всех народов? а вы сделали его вертепом разбойников».
С этими словами он взялся за свой край стола и поднял его так, что с другого края соскользнули все книжки. Один за другим боги самосовершенствования с глухим стуком упали на мраморный пол.
Через несколько часов, проведенных в новых безуспешных попытках выпросить по телефону деньги и вино, я отправился на поиски Аббата. Нашел я его не где-нибудь, а в винодельне, в верхней чановой. Впервые за целую вечность он проявил интерес к вину местного производства. Принимая во внимание последние события, с виду он был на удивление спокоен.
– А знаете, Зап, это было здорово! Я и понятия не имел, что сожжение книг может доставлять такое удовольствие. Теперь я хорошо понимаю Савонаролу[40].
– Вы были в ударе, – сказал я. – А здесь-то что вы делаете?
– Решил посмотреть, сколько у нас осталось этого домашнего пойла. – Он заглянул в чан с канским вином, которое по капле текло в сливоналивное устройство. – М-да, марочное канское. Крепкое, немножко ржавчины, столбнячных бактерий и бурых водорослей. Разве мы не собирались что-то с этим сделать?
– Нас отвлекли.
Аббат посмотрел на индикатор. В чане было чуть меньше семисот галлонов.
– Если перелить все это вниз, в главный чан, – спросил он, – как долго мы сможем поддерживать бесперебойную работу поточной линии?
– Минут сорок пять.
Аббат задумался.
– Возможно, этого времени хватит. А долго им не надоест смотреть, как бутылки сходят с конвейера?
– Будем уповать на то, что БАТО и «Шестьдесят минут» страдают неустойчивостью внимания. И что они не потребуют дегустации.
– Да пусть себе дегустируют! Это решит наши проблемы.
– Каким образом?
– Все отравятся – и дело с концом.
Аббат слез с приставной лестницы. Открыв вентиль, мы перелили вино в нижний чан.
– Все-таки и до этого наконец дошло, – сказал он. – Разливаем по бутылкам собственное вино.
– В суровые времена требуются суровые меры.
– Я все еще пытаюсь вытрясти деньги из этого немецкого скупердяя. Отец Ганс по-прежнему твердит, что они над этим работают. Теперь понятно, почему на канонизацию уходит двести лет. Я сказал им, что приезжает Майк Уоллес, но, похоже, в Ватикане этому не придают особого значения. Наверно, Майк давненько не брал «интервью из засады» у Папы Римского.
– А что, если уговорить наших сицилийских друзей оказать на них давление? – предложил я. – Бьюсь об заклад, про мафию-то Святой Престол слышал.
– А ведь это мысль! – сказал Аббат, вытирая руки. – Позвоню-ка я мистеру Корелли.
Во время обеда в трапезной царила мрачная атмосфера. Даже брат Боб не решался шутить насчет Кисангани. Только Аббат казался веселым – а может, он просто пытался не дать нам упасть духом. Когда опустела последняя тарелка, он встал и подошел к аналою.
– Братья, – сказал он, – я еще не прекратил попыток договориться о завтрашней доставке вина. Однако перспективы у нас, можно сказать, туманные. Кана нуждается в чуде. В подлинном чуде. Подобном тем чудесам, о которых мы читаем в Библии. И на сей раз, братья, мы попробуем сотворить его старомодным способом – будем молиться о том, чтобы оно свершилось.
– Какая муха его укусила? – прошептал брат Боб.
Аббат объявил, что ночью мы отслужим всенощную у подножия горы Кана.
– Всенощную при свечах, – уточнил он, – только пламя будет более ярким и согревающим.
Следуя его указаниям, мы вынесли содержимое нашей библиотеки по самосовершенствованию во внутренний двор, где свалили все в большую кучу. Аббат обрызгал ее из кропила[41] горючей жидкостью для зажигалок. Брат Джером открыл ящик «Фижака» – Маравилья не смог увезти с собой все вино – и налил каждому по бокалу. Потом Аббат зажег спичку и бросил ее на кучу. Когда загудело пламя, он поднял свой бокал.
– Братья, монахи Каны, я предлагаю выпить за наш Костер Нелепостей!
Тост был встречен возгласами одобрения. Все выпили. Брат Джин подошел к Аббату, достал свой экземпляр «Пробуди титана в душе» и бросил его в огонь:
– Это разбудит его – раз и навсегда.
Брат Тео бросил в костер «Семь привычек». Бывшие оппоненты в богословском споре обнялись.
С бокалами в руках мы стояли вокруг согревающего костра и пели нашу вечерню. В воздухе была разлита некая странная умиротворенность. Возможно, мы были преисполнены того душевного покоя, который ощущали древние мученики накануне казни. Но с другой стороны, не исключено, что дело было в «Фижаке».
Гости приехали незадолго до полудня на следующий день, который в Кане уже стали называть «великой черной пятницей». Аббат был просто воплощением радушия:
– «Шестьдесят минут», разрешите мне представить Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия. БАТО, разрешите мне представить «Шестьдесят минут». А теперь, дамы и господа, прошу за мной.
Когда мы шли в винодельню, Майк Уоллес втянул носом воздух:
– У вас что, был пожар?
Аббат подмигнул ему:
– Нет, всего лишь сожгли заживо пару еретиков. Мы тут весьма старомодны.
«Шестьдесят минут» тотчас включили свою камеру. Аббат тотчас включился в свою обычную телеигру.
– Приятно заниматься богоугодными делами в такой погожий денек, – сказал он, помахав рукой выходящим из автобуса паломникам. – Да благословит вас Бог! Да благословит вас Бог!
Когда мы подошли к подножию горы Кана, он громко приветствовал другую группу – совершавшую восхождение.
– Молодцы! – воскликнул он. – Взбирайтесь на каждую гору!
Он затянул песню из «Звуков музыки». Когда он запел слова о том, что надо идти вслед за каждой радугой, Майк Уоллес не выдержал.
– Насколько мне известно, вам предъявил иск паломник, который был тяжело ранен на вашей горе, – сказал он.
– Никому не известно, сколь неисповедимы пути Господни и безмерна милость Его! – ответил Аббат. – А вот и наш Грот Божьей благодати, где столь многие паломники сбрасывают с себя бремя…
– А где же костыли? – спросил Уоллес.
– В тех случаях, когда паломники считают нужным оставлять здесь такие личные вещи, как костыли, инвалидные коляски, трости, очки, приборы для искусственного дыхания – что мы никоим образом не рекомендуем им делать, Майк, – мы передаем эти предметы в дар благотворительным обществам. Мы не утверждаем, что наше вино излечивает телесные недуги. – Он кивнул в сторону двоих угрюмых федеральных агентов. – Это было бы противозаконно. Конечно, у нас свободная страна, и если люди сами говорят, что посредством нашего вина они излечились от страшных болезней, вряд ли мы вправе затыкать им рот. Ну, вот мы и в сердце Каны – в нашей винодельне.
Мы вошли в разливочную, расположенную в нижнем этаже. Там стояли без дела десятки монахов в рабочих фартуках.
– А почему простаивает оборудование? – спросил Уоллес.
Аббат с удивленным видом ответил:
– Да ведь уже полдень, мистер Уоллес, священный час для ордена святого Тадеуша. Именно в полдень наш основатель в предпоследний раз подвергся умерщвлению плоти. Он стоял возле дома терпимости в Алеппо и громко обличал греховные мысли внутри.
– Ну и что?
– Оказалось, что внутри был султан.
Аббат преклонил голову и сказал:
– Давайте помолимся.
Все монахи преклонили головы. Аббат начал громко читать по-латыни отрывок из требника. Дочитав полуденный текст, он сразу перешел к следующему и прочел тексты, рассчитанные на ближайшие три недели, стараясь тянуть время как можно дольше. Федералы и «Шестьдесят минут» явно начинали терять терпение – чего Аббат и добивался. Наконец он закрыл свою книгу и сказал:
– За работу, братья, пора делать вино.
Он подал знак брату Олбану, который, нажав кнопки, запустил оборудование. С конвейера начали сходить бутылки канского вина.
Аббат схватил первую бутылку и с гордостью поднял ее перед камерой.
– А знаете, – сказал он, – хотя мы занимаемся этим уже давно, каждая бутылка до сих пор кажется мне своего рода маленьким чудом.
– Откуда берется это вино, отец настоятель? – спросил Уоллес. – Как нам стало известно, это вино отнюдь не вашего производства.
Аббат ухитрился принять неподдельно печальный вид и покачал головой:
– Я знаю, Майк, некоторым людям, особенно нашим конкурентам, трудно поверить, что настолько хорошее вино может производиться в таком бедном монастыре, как наш. Но могу вас заверить, что каждая капля вина в этой бутылке сделана из выращенного нами винограда, а потом выдержана и разлита именно здесь, в монастыре Каны.
– А можно попробовать? – спросил Майк Уоллес.
Аббат нерешительно ответил:
– Майк, вы ставите меня в несколько неловкое положение. Как вам известно, существует очень длинный список очередности заказов на наше вино. Эту бутылку вообще-то следовало бы отправить человеку, который не поленился позвонить по телефону ВОСЕМЬСОТ-ПЕЙ-КАНУ. Но, как учит нас наш основатель, святой Тад, гостеприимство сродни благочестию, поэтому мне трудно отказать.
Аббат откупорил бутылку и наполнил два бокала. Потом демонстративно покрутил вино в бокале и пристально изучил его в поисках «ножек» и других признаков высокого качества. Когда стало уже невозможно оттягивать роковую минуту, он пригубил вино. Это был великолепный спектакль. Аббат подержал жидкость во рту и, закрыв глаза, убедительно изобразил наслаждение, а потом геройски проглотил.
– М-м-м, – произнес он. – М-да, вот это я и называю… вином.
Майк Уоллес выпил глоток из своего бокала – и начал давиться от кашля. Отвернувшись и стараясь вести себя как можно сдержаннее, он выплюнул все на пол.
– Ну и ну… кхе-кхе. Что это такое?
– Чересчур терпкое, не правда ли? – весело сказал Аббат. – Это «Кана нуво». Лично я люблю крепкий, насыщенный букет вина из только что открытой бутылки, но люди, не привыкшие к такому вкусу, возможно, предпочитают дать вину подышать.
– Я бы дал ему пару лет, – сказал Уоллес. Он сковырнул с зубов крупную оранжевую песчинку. – А это что такое?
– Послушайте, Майк, – сказал Аббат, – как я уже говорил Диане Сойер, нельзя требовать, чтобы мы выдавали свои профессиональные секреты.
Майк принялся с пристрастием допрашивать Аббата, который прекрасно справлялся со своей ролью, ухитряясь не только дипломатично уклоняться от ответов на вопросы, но и вставлять номер 800-ПЕЙ-КАНУ в середину каждой потенциально губительной фразы.
Наконец Аббат взглянул на свои часы – а прошло уже минут тридцать, – и сказал:
– Час пятнадцать. Как время-то летит! Я обещал его преосвященству кардиналу, что позвоню ему до его отъезда в Кастель-Гандольфо. Но мы, кажется, уже все обсудили. Позвольте мне проводить вас до выхода, господа.
Но господа из БАТО никуда пока не собирались. Они следили за бутылками, сходившими с конвейера.
– Вам нужно наполнить тысячи ящиков, святой отец, – сказал старший агент БАТО. – Мы еще побудем здесь. Но из-за нас тут задерживаться не стоит. Идите, звоните по телефону. – Он ухмыльнулся. – Мы сами справимся.
– Мы тоже, – сказала продюсер Уоллеса.
– Как вам будет угодно, – сказал Аббат беззаботным тоном. – В таком случае прошу меня извинить. Оставляю вас в надежных руках братьев Запа и Майка.
Глядя, как Аббат удаляется, я не мог не восхищаться его спокойствием перед лицом неминуемой гибели. Он казался истинным последователем святого Тада. Что до меня, то я обливался потом. С минуты на минуту у нас должно было кончиться вино, и мне не хотелось оказаться перед камерой «Шестидесяти минут», когда это произойдет. Я попросил брата Майка позаботиться о наших гостях и сообщил всем, что должен ненадолго отлучиться.
– Я обещал брату Тео помочь ему с фильтрами, – сказал я.
Дойдя до дальней стены разливочной, я открыл дверь в фильтровальную. Возле главного чана собрались с десяток монахов, угрюмо уставившихся на прикрепленную сбоку вертикальную стеклянную трубку. Это был индикатор высотой от дна до края чана, показывавший уровень жидкости внутри. Я посмотрел на оранжево-красный столбик вина в трубке. Он показывал, что осталось меньше четверти чана, и продолжал опускаться.
– Вот-вот кончится, – сказал брат Боб, лихорадочно листая страницы своего требника – явно в поисках наития свыше. – Есть желающие еще раз послушать последние слова святого Тада?
– Пожалуйста, только не это, – сказал я. Потом достал собственный требник и раскрыл его, надеясь найти что-нибудь другое, столь же соответствующее нашему скорбному положению, как вдруг наткнулся на давно знакомое место. Я невольно улыбнулся.
– А теперь слушайте внимательно! – сказал я и начал читать.
«На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак.– Смотрите… индикатор! – воскликнул брат Бенедикт. – Он больше не опускается!
И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них.
Было же тут шесть каменных водоносов… вмещавших по две или по три меры.
Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха».
Мы подняли преклоненные в молитве головы. И в самом деле: казалось, уровень столбика в стеклянной трубке замер на отметке одной восьмой общего объема.
– Они что, линию остановили? – спросил брат Боб. Однако по-прежнему было слышно, как в соседнем помещении дребезжат движущиеся на конвейере бутылки.
– Читайте дальше! – сказал брат Бенедикт.
Не совсем понимая, что происходит, я продолжал:
«И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли.– Поднимается! – вскричал брат Боб. – Поднимается!
Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, – а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, – тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее, а ты хорошее вино сберег доселе».
Мы смотрели в изумлении: уровень повышался. Столбик миновал отметку одной четверти объема, потом отметку половины – и продолжал подниматься. Никто не проронил ни слова. Один за другим монахи перекрестились и опустились на колени, сложив руки в молитве и не сводя глаз с этого поразительного зрелища. По щекам брата Олбана ручьями текли слезы. Он непрерывно шептал одно и то же слово: «Чудо… чудо…» Казалось, изменяется даже цвет вина. Наконец-то канское вино приобрело насыщенный, густой цвет, сделалось темно-красным.
Пока они молились, я помчался к Аббату, чтобы обо всем ему рассказать. Люди из «Шестидесяти минут» и агенты БАТО по-прежнему наблюдали за бутылками, сходившими с конвейера. Прикидываться учтивым было уже ни к чему.
– Ну что, ребята, веселитесь? Можете оставаться здесь, пока не надоест. Там, откуда берется это вино, его еще много. Если вам что-нибудь понадобится, брат Майк к вашим услугам.
Я уже направлялся к выходу из винодельни, как вдруг до меня дошло, что брат Майк, который должен был присматривать за ними, исчез.
– А где брат Майк? – спросил я.
– Умчался куда-то минуту назад, – сказала продюсер «Шестидесяти минут».
Свернув за угол винодельни, я увидел брата Майка на стальной лестнице, ведущей в верхнюю чановую. Он стоял там с ломиком в руке и, судя по всему, пытался взломать дверь.
Я бегом поднялся по лестнице.
– Какая-нибудь проблема, брат?
Брат Майк, как всегда, ответил односложно:
– Ага. Еще какая!
Навалившись на ломик, он чуть приоткрыл запертую дверь. После чего подобрал подол рясы и достал из ножной кобуры черный пистолет.
– Федеральный агент! – крикнул он, уставившись на дверь, и сильно ударил по ней ногой.
Дверь распахнулась. Внутри, на приставной лестнице, стоял над чаном Аббат. В одной руке – пластмассовое ведро с «Каска-адом», наполненное «Канской красной» краской. В другой – толстый шланг, при помощи которого он наполнял чан… водой.
Я в ужасе уставился на него.
– Ессе homo[42], – сказал я. – Первым чудом Господа нашего на земле было превращение воды в вино. Ваше чудо – превращение вина в воду.
Тем временем «брат» Майк продемонстрировал нам начищенный до блеска жетон, на котором значилось:
БЮРО АЛКОГОЛЯ, ТАБАКА И ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ.– Специальный агент Сподак, – объявил он. – Вы арестованы за мошенничество.
Он убрал свой пистолет и знаком велел Аббату вытянуть руки, на которые тут же надел наручники.
– Простите, святой отец.
Защелкнув наручники на моих руках, он не извинился. Он достал переносную рацию и сказал в микрофон:
– Дядя Один, вперед!
Мы спустились по лестнице, и он привел нас обратно в разливочную, где передал своим коллегам из БАТО. Оператор «Шестидесяти минут» принялся протискиваться вперед, чтобы снять редкие кадры с монахами в наручниках.
Когда нас выводили из винодельни, к нам подбежал брат Джером.
– Еще одно чудо! – воскликнул он. – Виноград ходит!
Мы посмотрели в сторону виноградника. И в самом деле, виноградная лоза там и сям явно двигалась под гору, по направлению к нам. Потом вдалеке послышался рокот приближающихся вертолетов. Мгновение спустя перед нами остановились несколько фургонов. Задние двери распахнулись, и оттуда выскочили отряды спецназовцев с оружием на изготовку. Бойцы тут же заняли свои позиции. Вертолеты были уже над нами. Они поднимали пыль и задирали нам рясы выше пояса, словно подол платья Мэрилин Монро над решеткой подземки. Группа «Шестидесяти минут» была вне себя от счастья.
– Неужели все это так уж необходимо?! – крикнул Аббат агентам БАТО, морщась от шума вертолетов и стыдливо придерживая подол своей рясы руками в наручниках. – Господи боже! Вы что, ожидали встретить вооруженное сопротивление?
Старший агент БАТО жестом велел «брату» Майку снять с нас наручники. Потом дал знак удалиться вертолетам, которые начали кружить над горой Кана, разогнав паломников.
– Религиозный культ в сильно укрепленном районе, – объяснил он Аббату. – Стандартная процедура со времен событий в Уэйко.
– Все по уставу, – сказал специальный агент Майк. – Да не отговори я их, они бы еще и танки с бэтээрами сюда направили.
– Да благословит вас Бог, сын мой, – процедил сквозь стиснутые зубы Аббат.
– Ну ладно, пора начинать облаву, – сказал старший агент БАТО.
Специальный агент Майк предложил устроить «временный загон» в Административно-отшельническом центре. Под охраной вооруженных центурионов мы пошли своим Via Dolorosa[43]. Агенты БАТО рявкали в мегафоны на паломников:
– Очистить гору! Это место преступления! Немедленно возвращайтесь в автобусы!
Испуганные, растерянные паломники, сжимая в руках свои сувенирные мерные кувшины, в изумлении смотрели на нашу странную процессию. Все это унижение наилучшим образом умерщвляло плоть. Святой Тад был бы в восторге.
Нас привели в Административно-отшельнический центр. Появились и другие арестованные монахи. Тех из них, кто работал в виноградниках, сопровождали агенты в камуфляже из лозы. Когда собрали всех, старший агент вышел вперед и начал:
– Вы имеете право хранить молчание…
– Знаем, – сказал Аббат. – Мы же монахи.
Агент зачитал нам наши права до конца. Потом сказал специальному агенту Майку:
– Сосчитайте всех, пора их отсюда увозить.
– Простите! – вмешался Аббат. – Можно кое-что сказать?
Старший агент кивнул.
– Всех арестовывать незачем. Во всем виноват я один. Я беру на себя полную ответственность за все совершенные здесь преступления.
Некоторые из агентов БАТО достали блокноты и принялись торопливо записывать.
– Осторожно, святой отец, – прошептал я. Но он продолжал, не обращая на меня внимания:
– Я – пастырь, а это моя паства. Я сбил их с пути истинного. Все, что они сделали, было сделано по моему приказу. Я был введен в заблуждение сочинениями лжепророков и польстился на легкую прибыль. А когда опомнился, было уже поздно. Мы сами остались в дураках и потеряли наши деньги. Уверяю вас, мы собирались выполнить все заказы, отправив покупателям настоящее вино. Нам нужно было лишь еще немного времени. Пурпурная краска была использована только ради вас. Эти бутылки мы бы отправлять не стали. Но я знаю, что нарушены законы кесаревы, и кто-то должен за это поплатиться. Я – тот, кто вам нужен. Это добродетельные монахи. Если они и совершили преступление, то всего-навсего одно: поверили в меня.