Филомена, сидевшая среди зрителей рядом с Аббатом, слегка подтолкнула его локтем.
Внезапно дубовые двери монастыря распахнулись, и по подъемному мосту с грохотом пронесся грузовик, в кузове которого стояла огромная деревянная винная бочка с маркировкой «Кана», а по бокам, словно пожарные, уцепились за борта монахи. Машина помчалась вниз по извилистой горной дороге.
Грузовик с визгом затормозил у входа в особняк, где уже ждала обеспокоенная прислуга. Шестеро монахов подняли бочку, вытащили ее из кузова и быстро понесли в дом.
Аббат стукнул по бочке деревянным молотком, и оттуда хлынуло вино. Появились официанты с подносами, уставленными полными бокалами.
Представитель фирмы, обслуживающей свадьбу, с наслаждением пригубил вино и похлопал хозяина по спине: «Ах вы, хитрец! Приберегли самое лучшее напоследок!»
Хозяин просиял, посмотрел в сторону и подмигнул.
Аббат, стоявший возле бочки, подмигнул в ответ и повернулся лицом к камере. Подняв бокал за здоровье зрителя, он весело сказал: «Нет, самое лучшее мы приберегли для… тебя!»
Камера постепенно приблизилась вплотную к бокалу, и на экране появилась надпись «1-800-ПЕЙ-КАНУ». Раздался голос Аббата, который произнес нараспев: «Новое чудо в Кане!»
После того как экран погас, мы несколько секунд сидели молча. Потом Аббат встал и принялся аплодировать. К нему присоединились многие монахи. Некоторые из старших монахов склонили головы и перекрестились. Я услышал, как один у меня за спиной бормочет:
– Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят.
Не сумев сдержать своих чувств, я тоже зааплодировал. Я достаточно хорошо был знаком с деятельностью рекламщиков с Медисон-авеню, чтобы по достоинству оценить отлично выполненную работу. Да, тактика Филомены вызывала у меня раздражение, однако я не мог не восхищаться ее дарованиями – сообразительностью, гибким умом. А какими грациозными были ее движения, когда, уступив настойчивому требованию Аббата, она раскланивалась в ответ на аплодисменты! Когда же Аббат принялся хвалить ее как «первоклассную жницу в поле неограниченных возможностей», она вежливо перебила его:
– Я не заслужила такой похвалы. Идею подал брат Зап.
Вид у Аббата был недовольный. Я не мог понять почему – не ревновал же он ко мне? Его досада не осталась без внимания Филомены.
– Но в основном, – сказала она, – идея принадлежит вам, отец настоятель.
Лицо Аббата озарилось улыбкой. К моему великому удивлению, теперь был раздосадован я. Я знал, что только тщеславный человек может напрашиваться на похвалы за поданную идею, знал и то, что глупо завидовать Аббату, если его хвалит Филомена, и все же мне было неприятно смотреть, как она с ним нежничает. Что их могло связывать?
После просмотра, пока монахи упорно пытались научиться пользоваться пультом дистанционного управления, подошел Брент и неожиданно заключил меня в объятия.
– Вы с этой вашей книжечкой, по существу, всех нас спасли. Благодаря вам мы поднялись на совершенно новую ступень, старина… брат.
– Спасибо, Брент, – сказал я. Он говорил искренне. Я попытался придумать ответный комплимент. – Эти ваши рясы… они неплохо смотрятся. Мне они подходят.
Брент пошел обнимать кого-то еще. Я увидел, что Филомена с Аббатом оживленно беседуют в углу. Аббат наклонился к ней так близко, словно хотел сообщить что-то по секрету. Внезапно мне в голову пришла мысль о том, что в канонических книгах Чопры почти ничего не сказано о безбрачии. Едва ли я имел право оставлять Аббата одного в ситуации, чреватой совершением греха. Я подошел к ним и сердечно поздравил обоих с окончанием работы над рекламным роликом.
Филомена улыбнулась. Аббат, по-видимому, был не в восторге от того, что я пришел ему на выручку. Я упорно продолжал, стараясь быть как можно тактичнее:
– Ролик сделан блестяще. Башенки и горы смотрятся великолепно.
– Брент умело использовал спецэффекты и компьютерную графику, – сказала Филомена.
– Люди наверняка подумают, что это Кана, – сказал я. – Как по-вашему, они не будут разочарованы, когда выяснят, что наш монастырь расположен… строго говоря… не в Альпах?
– Ну…
– Но это далеко не самое главное. Есть и более интересный вопрос. Как они будут реагировать, когда выяснят, что у нас… строго говоря… нет вина? То есть вина, пригодного для питья. Такого, к примеру, которое вы стали бы подавать на свадьбе.
Аббат вздохнул:
– Где бы ни собирались ограниченные умы, брат Зап, вам там место найдется.
Он повернулся к Филомене:
– Пойду-ка я к себе в кабинет, надо проанализировать медийную сделку. Не могли бы вы зайти ко мне через несколько минут?
Когда Аббат ушел, я спросил у Филомены, давно ли он стал употреблять выражение «медийная сделка».
– О, ему страшно нравится вся эта терминология! – сказала она. – По правде говоря, сделка будет отнюдь не крупная – у нас осталось всего двести тысяч. Будет нелегко добиться эффекта. Лучше всего, наверно, приобрести дешевое эфирное время в передачах религиозного кабельного канала.
– Значит, вы не собираетесь размещать рекламу во время демонстрации «Звуков музыки»? – спросил я, старательно придавая своему голосу язвительные нотки.
– Как же я об этом не подумала! Ведь фильм показывают в самое подходящее время! – сказала она, схватив меня за руки и крепко сжав их.
– Филомена… – Я предпринял еще одну попытку. – Как мы сможем продавать то, чего у нас нет? Все наши деньги мы тратим на рекламу. А как же вино? Откуда вино-то возьмется?
– Зап, – сказала она, – успокойтесь. Будет у нас вино. Вино – не проблема. Весь мир залит вином. Главное – не утратить веру. Вы же сами прочли нам о том, что произошло в Кане. Помните жениха? Разве жених отменил свадебный пир только потому, что у него не было вина? Разве он сказал гостям: «Короче, подойдите-ка все ко мне, хочу сообщить вам, что у меня возникли проблемы с запасами»? Нет, ему помогла вера в то, что все утрясется.
– Нет, – сказал я, – ему помог Иисус, которого пригласили на свадьбу.
– Вот именно! Иисуса потихоньку проинформировали о наличии проблемы. Все было проделано с величайшей осторожностью, гости остались довольны, все утряслось.
– Вы меня не так поняли. – Я вздохнул. – Неужели вы предлагаете выпустить этот ролик в эфир, взять у людей деньги, а потом рассчитывать на то, что обо всем остальном позаботится Иисус? А когда покупатели позвонят, чтобы предъявить претензии, они услышат объявление, записанное на автоответчик: «За информацией относительно состояния запасов вашего вина просим обращаться непосредственно к Иисусу… и не забудьте указать свой восьмизначный порядковый номер! Всего хорошего и будьте здоровы!»
– Я всего лишь предлагаю сперва позаботиться о продаже, а уж потом – о поставке. А пока будем надеяться, что, когда понадобится, Бог даст нам вина.
Филомена устремила на меня взгляд своих карих глаз. Спорить с ней я был не в состоянии. Так или иначе, в тот миг ее истолкование истории из моего требника казалось вполне разумным. Она открыла мне Третий закон духовно-финансового роста:
III . ПОСКОЛЬКУ БОГ ЗНАЕТ ПРАВДУ, НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ, ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ СВОИМ КЛИЕНТАМ.
И все-таки, кто важнее – Бог или мои клиенты?
Получал ли я когда-нибудь прибыль благодаря тому, что лгал покупателю? (Сейчас врать не надо!)
Знал ли Бог, что я лгу?
Приостановил ли Он торговлю?
Неужели Бог тоже занимается коммерцией?
Вхожу ли я в число Божьих торговых агентов?
И, наконец, чего Бог требует от меня – чтобы я (а) говорил правду или (б) помогал группе выполнять плановое задание по реализации продукции?
Судя по вашим вопросам, вы и вправду начинаете «улавливать» значение Каны. А теперь, чтобы еще лучше во всем разобраться, возьмите свой калькулятор и листок бумаги. Рассмотрим следующие вопросы: Какое вино подавали в Кане? Белое или красное? Если в тридцатом году нашей эры мера неплохого вина – такого, которое вы стали бы подавать на свадьбе своей дочери, – стоила 0,42 сребреника, сколько денег – в нынешних долларах – сэкономил жених, пригласив на свадьбу Иисуса? (Не забудьте учесть затраты на то, чтобы накормить апостолов!) Вопрос на засыпку: что такое мера?
Как по-вашему, часто ли стали приглашать Иисуса на свадьбы после чуда в Кане?
Глава четвертая
Внезапно дубовые двери монастыря распахнулись, и по подъемному мосту с грохотом пронесся грузовик, в кузове которого стояла огромная деревянная винная бочка с маркировкой «Кана», а по бокам, словно пожарные, уцепились за борта монахи. Машина помчалась вниз по извилистой горной дороге.
Грузовик с визгом затормозил у входа в особняк, где уже ждала обеспокоенная прислуга. Шестеро монахов подняли бочку, вытащили ее из кузова и быстро понесли в дом.
Аббат стукнул по бочке деревянным молотком, и оттуда хлынуло вино. Появились официанты с подносами, уставленными полными бокалами.
Представитель фирмы, обслуживающей свадьбу, с наслаждением пригубил вино и похлопал хозяина по спине: «Ах вы, хитрец! Приберегли самое лучшее напоследок!»
Хозяин просиял, посмотрел в сторону и подмигнул.
Аббат, стоявший возле бочки, подмигнул в ответ и повернулся лицом к камере. Подняв бокал за здоровье зрителя, он весело сказал: «Нет, самое лучшее мы приберегли для… тебя!»
Камера постепенно приблизилась вплотную к бокалу, и на экране появилась надпись «1-800-ПЕЙ-КАНУ». Раздался голос Аббата, который произнес нараспев: «Новое чудо в Кане!»
После того как экран погас, мы несколько секунд сидели молча. Потом Аббат встал и принялся аплодировать. К нему присоединились многие монахи. Некоторые из старших монахов склонили головы и перекрестились. Я услышал, как один у меня за спиной бормочет:
– Прости их, Господи, ибо не ведают, что творят.
Не сумев сдержать своих чувств, я тоже зааплодировал. Я достаточно хорошо был знаком с деятельностью рекламщиков с Медисон-авеню, чтобы по достоинству оценить отлично выполненную работу. Да, тактика Филомены вызывала у меня раздражение, однако я не мог не восхищаться ее дарованиями – сообразительностью, гибким умом. А какими грациозными были ее движения, когда, уступив настойчивому требованию Аббата, она раскланивалась в ответ на аплодисменты! Когда же Аббат принялся хвалить ее как «первоклассную жницу в поле неограниченных возможностей», она вежливо перебила его:
– Я не заслужила такой похвалы. Идею подал брат Зап.
Вид у Аббата был недовольный. Я не мог понять почему – не ревновал же он ко мне? Его досада не осталась без внимания Филомены.
– Но в основном, – сказала она, – идея принадлежит вам, отец настоятель.
Лицо Аббата озарилось улыбкой. К моему великому удивлению, теперь был раздосадован я. Я знал, что только тщеславный человек может напрашиваться на похвалы за поданную идею, знал и то, что глупо завидовать Аббату, если его хвалит Филомена, и все же мне было неприятно смотреть, как она с ним нежничает. Что их могло связывать?
После просмотра, пока монахи упорно пытались научиться пользоваться пультом дистанционного управления, подошел Брент и неожиданно заключил меня в объятия.
– Вы с этой вашей книжечкой, по существу, всех нас спасли. Благодаря вам мы поднялись на совершенно новую ступень, старина… брат.
– Спасибо, Брент, – сказал я. Он говорил искренне. Я попытался придумать ответный комплимент. – Эти ваши рясы… они неплохо смотрятся. Мне они подходят.
Брент пошел обнимать кого-то еще. Я увидел, что Филомена с Аббатом оживленно беседуют в углу. Аббат наклонился к ней так близко, словно хотел сообщить что-то по секрету. Внезапно мне в голову пришла мысль о том, что в канонических книгах Чопры почти ничего не сказано о безбрачии. Едва ли я имел право оставлять Аббата одного в ситуации, чреватой совершением греха. Я подошел к ним и сердечно поздравил обоих с окончанием работы над рекламным роликом.
Филомена улыбнулась. Аббат, по-видимому, был не в восторге от того, что я пришел ему на выручку. Я упорно продолжал, стараясь быть как можно тактичнее:
– Ролик сделан блестяще. Башенки и горы смотрятся великолепно.
– Брент умело использовал спецэффекты и компьютерную графику, – сказала Филомена.
– Люди наверняка подумают, что это Кана, – сказал я. – Как по-вашему, они не будут разочарованы, когда выяснят, что наш монастырь расположен… строго говоря… не в Альпах?
– Ну…
– Но это далеко не самое главное. Есть и более интересный вопрос. Как они будут реагировать, когда выяснят, что у нас… строго говоря… нет вина? То есть вина, пригодного для питья. Такого, к примеру, которое вы стали бы подавать на свадьбе.
Аббат вздохнул:
– Где бы ни собирались ограниченные умы, брат Зап, вам там место найдется.
Он повернулся к Филомене:
– Пойду-ка я к себе в кабинет, надо проанализировать медийную сделку. Не могли бы вы зайти ко мне через несколько минут?
Когда Аббат ушел, я спросил у Филомены, давно ли он стал употреблять выражение «медийная сделка».
– О, ему страшно нравится вся эта терминология! – сказала она. – По правде говоря, сделка будет отнюдь не крупная – у нас осталось всего двести тысяч. Будет нелегко добиться эффекта. Лучше всего, наверно, приобрести дешевое эфирное время в передачах религиозного кабельного канала.
– Значит, вы не собираетесь размещать рекламу во время демонстрации «Звуков музыки»? – спросил я, старательно придавая своему голосу язвительные нотки.
– Как же я об этом не подумала! Ведь фильм показывают в самое подходящее время! – сказала она, схватив меня за руки и крепко сжав их.
– Филомена… – Я предпринял еще одну попытку. – Как мы сможем продавать то, чего у нас нет? Все наши деньги мы тратим на рекламу. А как же вино? Откуда вино-то возьмется?
– Зап, – сказала она, – успокойтесь. Будет у нас вино. Вино – не проблема. Весь мир залит вином. Главное – не утратить веру. Вы же сами прочли нам о том, что произошло в Кане. Помните жениха? Разве жених отменил свадебный пир только потому, что у него не было вина? Разве он сказал гостям: «Короче, подойдите-ка все ко мне, хочу сообщить вам, что у меня возникли проблемы с запасами»? Нет, ему помогла вера в то, что все утрясется.
– Нет, – сказал я, – ему помог Иисус, которого пригласили на свадьбу.
– Вот именно! Иисуса потихоньку проинформировали о наличии проблемы. Все было проделано с величайшей осторожностью, гости остались довольны, все утряслось.
– Вы меня не так поняли. – Я вздохнул. – Неужели вы предлагаете выпустить этот ролик в эфир, взять у людей деньги, а потом рассчитывать на то, что обо всем остальном позаботится Иисус? А когда покупатели позвонят, чтобы предъявить претензии, они услышат объявление, записанное на автоответчик: «За информацией относительно состояния запасов вашего вина просим обращаться непосредственно к Иисусу… и не забудьте указать свой восьмизначный порядковый номер! Всего хорошего и будьте здоровы!»
– Я всего лишь предлагаю сперва позаботиться о продаже, а уж потом – о поставке. А пока будем надеяться, что, когда понадобится, Бог даст нам вина.
Филомена устремила на меня взгляд своих карих глаз. Спорить с ней я был не в состоянии. Так или иначе, в тот миг ее истолкование истории из моего требника казалось вполне разумным. Она открыла мне Третий закон духовно-финансового роста:
III . ПОСКОЛЬКУ БОГ ЗНАЕТ ПРАВДУ, НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ, ЧТО ВЫ ГОВОРИТЕ СВОИМ КЛИЕНТАМ.
Рыночная медитация третья
И все-таки, кто важнее – Бог или мои клиенты?
Получал ли я когда-нибудь прибыль благодаря тому, что лгал покупателю? (Сейчас врать не надо!)
Знал ли Бог, что я лгу?
Приостановил ли Он торговлю?
Неужели Бог тоже занимается коммерцией?
Вхожу ли я в число Божьих торговых агентов?
И, наконец, чего Бог требует от меня – чтобы я (а) говорил правду или (б) помогал группе выполнять плановое задание по реализации продукции?
Судя по вашим вопросам, вы и вправду начинаете «улавливать» значение Каны. А теперь, чтобы еще лучше во всем разобраться, возьмите свой калькулятор и листок бумаги. Рассмотрим следующие вопросы: Какое вино подавали в Кане? Белое или красное? Если в тридцатом году нашей эры мера неплохого вина – такого, которое вы стали бы подавать на свадьбе своей дочери, – стоила 0,42 сребреника, сколько денег – в нынешних долларах – сэкономил жених, пригласив на свадьбу Иисуса? (Не забудьте учесть затраты на то, чтобы накормить апостолов!) Вопрос на засыпку: что такое мера?
Как по-вашему, часто ли стали приглашать Иисуса на свадьбы после чуда в Кане?
Молитва лживого торговца
Всемогущий Господь, Главный Торговый Агент Вселенной, Мастер презентаций и распродаж,
сделай так, чтобы я перевыполнял свою норму и чтобы правда не удерживала язык мой от выполнения отведенной ему работы.
Сделай и так, чтобы покупатель узнал о моей проблеме с запасами не раньше,
чем переведет мне нужную сумму, дабы тогда, когда мы будем отмечать сделку,
мой бокал, да и Твой тоже, был до краев наполнен вином столь же крепким, бодрящим и соблазнительно недорогим,
как то, которое Ты, проявляя беспредельное радушие Свое, подавал в тот день в Кане Галилейской.
Глава четвертая
In vino veritas…
Нежданный гость…
Новая Нагорная проповедь
Филомене удалось договориться, чтобы рекламу «Каны» показали в самый подходящий момент демонстрации фильма «Звуки музыки»: сразу после сцены бракосочетания. Вместе с тридцатью миллионами других американцев мы смотрели, как Джули Эндрюз клянется в верности Кристоферу Пламмеру. Когда в кадре появились монахини, наблюдающие за церемонией из своего монастыря, зрители, сидевшие в обители святого Тада, приветствовали своих единоверок аплодисментами. Потом мы устроили овацию нашему рекламному ролику.
Почти сразу после того, как на экране мелькнула надпись «800-ПЕЙ-КАНУ», наши телефоны начали звонить, словно церковные колокола после торжественной мессы в Пасхальное воскресенье. Филомена установила у нас многоканальный телефон и проинструктировала монахов. Десятки монахов сидели в своих кабинках, надев головные телефоны, словно телефонистки, и говорили каждому звонившему: «Да благословит вас Господь… разрешите принять ваш заказ». Аббат предложил добавлять фразу в духе Чопры: «Благодарим вас за первоклассный выбор», – но Филомена ухитрилась запретить ее на том основании, что она звучит не совсем по-монашески. Это все, что мы могли сделать для удовлетворения спроса. За несколько недель мы получили заказы на миллион бутылок вина «Кана» по восемь долларов за бутылку. Рекламный ролик покорил не только телезрителей, но и прессу. К нам стали приезжать репортеры общенациональных газет и телеканалов. Они были несколько разочарованы, когда вместо высокогорного монастыря-крепости обнаружили приземистое кирпичное строение без подъемного моста и виднеющихся в вышине снежных вершин. Устраивая им экскурсии, Аббат начал называть находящийся неподалеку холмик горой Кана. (Он забывал упомянуть о том, что на самом деле это была куча мусора. Во времена тяжких испытаний монастырь сдал этот участок земли в аренду предприятию по удалению отходов для использования в качестве свалки.) Однако репортерам и продюсерам, проделавшим такой большой путь, не хотелось, чтобы факты становились помехой для волнующего репортажа. Их операторские группы, подходя к делу творчески, старались, чтобы Кана выглядела как можно внушительнее. Производя съемку с уровня земли, они даже ухитрялись превращать холмик в высокую гору – пусть и без снежной вершины, – на которую взбирался Аббат а-ля Джули Эндрюз. Как-то раз, приведя Диану Сойер из Эй-би-си на экскурсию в винодельню, Аббат так увлекся, что предложил ей отведать вина из новой партии. Филомена мертвой хваткой вцепилась мне в руку и прошептала:
– Если Диана Сойер выплюнет наше вино на глазах у миллионов телезрителей, будет грандиозный скандал, что отнюдь не пойдет на пользу нашей репутации.
Прежде чем Аббат успел откупорить бутылку, содержимое которой отличалось характерным для «Каны» оранжевым оттенком, Филомена сделала шаг вперед.
– Послушайте, святой отец, – вкрадчиво сказала она, – помните, вы всегда говорили нам, что коль подали вино, «то божественно оно»? Быть может, лучше предложить мисс Сойер что-нибудь из аббатских секретных запасов?
– Позвольте мне! – вставил я и, ринувшись в кабинет Аббата, принялся рыться в ящиках с французским вином, которое он заказал ранее – по его словам, «для научных исследований и опытных разработок». Я схватил бутылку какого-то французского вина урожая восемьдесят второго года под названием «Шато Фижак» и быстро перелил содержимое в пустую бутылку с этикеткой «Секрет Аббата», довольно много при этом расплескав. Потом наполовину впихнул пробку в бутылку и поспешил обратно.
Мисс Сойер выпила глоток перед камерами.
– Потрясно! – воскликнула она. – Я слыхала, что качество вина в штате Нью-Йорк повышается, но понятия не имела, что настолько! Как вам это удается?
– Нет уж, – сказал Аббат, – как бы ни любил Господь щедрых на дары, выдавать секреты Каны мы не можем. В конце концов, и Иисус на брачном пиру в Кане оставил Свой секрет при Себе, не правда ли?
Мой взгляд случайно упал на пробку, которую Аббат держал в руке. К ужасу своему, я отчетливо увидел на ней штамп с надписью «ШАТО ФИЖАК». Однако мисс Сойер закончила интервью, так ничего и не заметив, за что я молча вознес благодарственную молитву.
Потом Аббат поздравил меня с удачным вмешательством. По дороге в свой кабинет он спросил:
– Это было «Фижак», да?
Я кивнул.
– Приятное на вкус, немножко отдает ежевикой и фисташками. Дивный букет. Вероятно, урожая восемьдесят второго года.
– Я вижу, научные исследования и опытные разработки отца настоятеля приносят плоды, – сказал я. – По какой же цене продается бутылка «Шато Фижак» восемьдесят второго года?
– Дороже, чем бутылка «Каны» восемьдесят второго года, уверяю вас. К тому же его не так-то просто достать. Правда, в Чикаго у меня есть знакомый, у которого еще осталось несколько бутылок меньше чем по две сотни за штуку. У него даже есть немного вина шестьдесят первого года.
В кабинете Аббат увидел на линолеумном полу лужицу пролитого «Фижака» и нахмурился:
– Вот это я и называю грехом.
Он налил остаток вина из бутылки в бокал и протянул его Филомене.
– Восхитительно! – сказала она. – Вы бесподобно сыграли роль официанта, ведающего винами, брат Зап.
– Благодарю, – ответил я, – но вряд ли подобная долгосрочная стратегия окажется эффективной. Мы получили заказы на миллион бутылок. Если мы и впредь будем разливать вино стоимостью в двести долларов по бутылкам, которые продаем по восемь зеленых… – я потянулся за Аббатовым калькулятором, – то наша чистая прибыль составит… минус сто девяносто два миллиона долларов. Конечно, только у вас есть степень магистра в области управления частными компаниями, но такой план торговых операций не кажется мне блестящим.
Аббат явно ужаснулся:
– Отдавать мой «Фижак» людям, которые покупают вино по восемь долларов? Numquam![15]
– Ни в коем случае! – Филомена застенчиво улыбнулась Аббату. – Самое лучшее вы приберегаете для себя!
Оба захихикали так, что это вызвало у меня раздражение.
– Что же в таком случае, – спросил я, – мы планируем подавать гостям на свадьбе?
– Чилийское вино, – сказал Аббат. – То вино, за которым вы собирались лететь, когда брат Дипак изменил ваш маршрут.
Опять он за свое!
– Вы хотите сказать, когда Брокер Наш Небесный передал информацию относительно компании «Эппл»?
И тут, стремясь предотвратить жаркий богословский спор, вмешалась Филомена.
– Нельзя торговать только чилийским вином, – сказала она. – С точки зрения потребителя, привлекательность «Каны» состоит в том, что монахи именно здесь выращивают и давят виноград, а потом разливают вино по бутылкам. Если на этикетке будет написано «Произведено в монастыре Каны», то, согласно букве закона, мы должны делать вино здесь.
– Вот именно! – сказал я. – А это значит, что нам необходимо новое оборудование для производства вина. Нашего собственного вина. Вина без ржавчины. Без оранжевого оттенка.
– Частности! – надменно произнес Аббат. – Мы будем разливать по бутылкам чилийское вино и немного своего – только совсем немного, чтобы не портить букет.
– Хорошо, но нам все равно нужно новое оборудование! – сказал я. – Мы положили на свой счет деньги, выплаченные за миллион бутылок вина. Теперь мы должны поставить миллион бутылок. Хоть чего-нибудь!
Аббат неохотно согласился выделить средства на новое оборудование для разлива вина по бутылкам, хотя он, по-видимому, уже утратил интерес к любому вину отечественного производства. В то время все его помыслы были сосредоточены на других проектах. Строительные работы в его президентских апартаментах были в самом разгаре, и теперь он, как это ни прискорбно, стремился к осуществлению еще более грандиозного плана.
После репортажей в средствах массовой информации к нам еженедельно приезжали десятки посетителей, просивших показать им винодельни и, само собой, покрытую снегом «гору Кана». Брату Джерому, недавно назначенному директором по связям с паломниками, удавалось с успехом морочить им голову. Тем временем Аббат увидел в экскурсантах новый потенциальный источник дохода. Они с Эллиотом строили планы возведения горы Кана в натуральную величину.
– Раз уж они приезжают, – заметил он, – можно ее и соорудить.
Начали приходить первые гневные письма. Прошло уже много времени с тех пор, как был показан рекламный ролик, и покупатели желали знать, где их вино. Аббат, увлеченный реконструкцией кабинета и возведением горы, назначил меня директором-распорядителем. На мою долю выпало объяснять недовольным массам, что «наше скромное предприятие завалено заказами», но монахи, мол, трудятся круглые сутки, стремясь их выполнить. По иронии судьбы, мои неубедительные отговорки оказали благотворное влияние на спрос. Едва стало известно, что «Кана» недоступна, как мы стали получать еще больше заказов. Филомена тут же повысила цену с восьми до пятнадцати долларов за бутылку. А я получил возможность уверять покупателей, предъявляющих претензии, что они заключили сделку «на выгодных условиях». Аббат начал говорить о том, что пора продавать канское вино на срок.
Однажды утром брат Джером привел ко мне посетителя.
– Я сводил его на экскурсию, – прошептал он. – Даже своих свиней ему показал. Но у него какой-то жетон. Он говорит, что хочет видеть того, кто заведует винодельней.
Жетон действительно был, и на нем значилось: БЮРО АЛКОГОЛЯ, ТАБАКА и ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ.
– Не думаю, – сказал я, стараясь ничем не выдать своего волнения, – что вы приехали насчет табака или огнестрельного оружия.
Вскоре стало ясно, что он не расположен вести шутливую беседу. БАТО получало жалобы от покупателей и главных прокуроров нескольких штатов по поводу невыполненных заказов. Он приехал, чтобы провести расследование. Я объяснил, что у нас огромное количество заказов. Записав сведения о заказах, он принялся выспрашивать меня о том, каковы площадь под виноградниками и производительность винодельни. Потом спросил, почему из нашего сверкающего новенького оборудования не льется рекой вино.
– Ах, – сказал я, – право же, об этом вам лучше поговорить с Аббатом.
Мы нашли его на совещании с участием Эллиота и архитектора – специалиста по тематическим паркам, приглашенного для работы над проектом горы Кана. Аббат снисходительно поздоровался с федеральным агентом и даже предложил ему бокал вина.
– Пока еще я никакого вина не видел, – сказал агент.
– Ах-х! – сказал Аббат. – Ну, об этом вам, право же, лучше поговорить с братом Запом. Вот он, наш директор-распорядитель.
– Может, вы оба со мной поговорите? – спросил агент.
Он указал на очевидные факты: мы выращиваем гораздо меньше винограда, чем нужно для выполнения всех заказов, а в настоящее время и вовсе ничего не производим. Потом указал на нечто не столь очевидное:
– То телеинтервью, которое вы дали Диане Сойер. Один из моих ребят – а он в винах разбирается, – внимательно просмотрел ту видеозапись, где она дегустирует ваше вино. Он заметил на пробке слово «Фижак».
– Ах-х-х! – сказал Аббат. – Ну, если и дальше так пойдет, скоро «Кана» будет, наверно, стоить не дешевле «Фижака».
– Дело не в этом, – сказал агент. – Федеральное законодательство запрещает выдавать одно вино за другое.
Аббат гордо выпрямился во весь рост:
– «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Законы нашей страны мы уважаем. Между тем советую вам уважать законы Божьи. У нас бедный орден…
К несчастью, Аббатова сентенция была прервана шумом бульдозера, делавшего выемку в грунте для нового винного погреба. Агент отпустил ехидное замечание по поводу большого объема работ, и разговор был скомкан. В заключение Аббат напомнил агенту, что среди американских «налогоплательщиков есть и сто миллионов католиков».
– Интересно, какие чувства они испытают, узнав, что эти налоговые поступления расходуются на преследование Матери-Церкви, – сказал Аббат. – Я уверен, что Диана с удовольствием сделает дополнительный репортаж: «Большой Брат подвергает гонениям братьев малых».
Диана?
Уведя агента подальше от Аббата, я сделал все возможное, чтобы его успокоить. Я пообещал ему, что путем смешивания нашего вина с другими сортами скоро будут выполнены все заказы и что этикетки будут приведены в строгое соответствие со всеми правилами.
Проводив агента БАТО до выхода, я поспешно вернулся к Аббату. Он вновь вежливо заверил меня в том, что чилийское вино было заказано еще «несколько недель тому назад», после чего они с Эллиотом и проектировщиком тематических парков продолжили дискуссию о фальшивой горе.
Я позвонил директору винного завода в долине Майпо и справился, когда прибудет вино. Испанский язык я уже забыл, но все-таки сумел понять, что «cheque»[16] на полтора миллиона долларов, который им прислал Аббат, оказался «mal»[17]. Кроме того, насколько я понял, они уведомили об этом Аббата, а он заверил их, что это просто недоразумение и что будет отправлен новый чек. Однако «cheque» так и не поступил.
Почуяв надвигающуюся катастрофу, я позвонил в банк, чтобы выяснить, сколько денег у нас на счете. Мне ответили, что осталось тридцать шесть тысяч долларов. Неудивительно, что чек на полтора миллиона, отправленный на чилийскую винодельню, не был оплачен. При той скорости, с которой Аббат тратил деньги – на свои апартаменты, на свой винный погреб, а теперь и на эрзац-гору, – их должно было хватить еще примерно на неделю. Но стоило нам промедлить с началом выполнения заказов на вино «Кана», и тот агент БАТО неминуемо появился бы вновь, причем с неприятными правовыми документами.
Уговаривать Аббата сосредоточить мысли на этих чрезвычайных обстоятельствах было бесполезно. Он отделывался от меня, изрекая банальности в духе Чопры: мол, космос найдет какой-нибудь выход. Однако привлечь внимание Филомены мне все-таки удалось. Мы с ней изучили Аббатовы сметы на строительные работы – Эллиотовы счета оказались просто астрономическими, а счета проектировщика тематических парков можно было охарактеризовать как «вызывающие тревогу», – и подсчитали затраты на выполнение заказов на вино. В конце концов мы пришли к выводу, что нам нужно раздобыть пять миллионов долларов, причем как можно скорее.
Я решил воспользоваться нашим счетом на Уолл-стрит. Благодаря конфиденциальной информации о биржевых операциях, которую Господь наш, проявив мудрость и беспредельное великодушие, счел нужным даровать мне посредством моего истолкования текстов требника, Канский фонд весьма значительно пополнился и принес неплохие дивиденды другим Билловым клиентам, вложившим в него деньги. Мало того: Билл сообщил мне, что благодаря прибыльности фонда, а также подтвердившейся информации относительно свиной требухи и компании «Эппл», служащие моей бывшей фирмы стали считать меня кем-то вроде гуру. По его словам, они решили, что у меня есть «связи». Если бы они только знали!
Я позвонил Биллу и спросил, какова наша доля в фонде. «Чуть больше лимона», – сказал он; отнюдь не достаточно, чтобы нас спасти.
В ту ночь я беспокойно ходил взад и вперед по всему монастырю. Вечерним текстом в требнике был знакомый отрывок из Евангелия от Марка (10:25): «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Если принять во внимание переплет, в который мы попали, эта сентенция звучала довольно ядовито. Сперва я расценил ее как укоризненную весточку от Бога, напоминание о том, что богатство, ниспосланное монастырю, препятствует нашему духовному развитию. Потом меня осенило: Брокер наш снова позвонил мне, дабы объяснить, как спасти монастырь – а заодно и души нескольких богачей.
Мое появление в фирме, к тому же в монашеской рясе, привлекло всеобщее внимание. Когда я шел через операционный зал к кабинету Билла, все поднимали и поворачивали головы. Старые знакомые подбегали, чтобы пожать мне руку, и даже те, с кем раньше я не особенно ладил, почтительно со мной здоровались.
Нежданный гость…
Новая Нагорная проповедь
Филомене удалось договориться, чтобы рекламу «Каны» показали в самый подходящий момент демонстрации фильма «Звуки музыки»: сразу после сцены бракосочетания. Вместе с тридцатью миллионами других американцев мы смотрели, как Джули Эндрюз клянется в верности Кристоферу Пламмеру. Когда в кадре появились монахини, наблюдающие за церемонией из своего монастыря, зрители, сидевшие в обители святого Тада, приветствовали своих единоверок аплодисментами. Потом мы устроили овацию нашему рекламному ролику.
Почти сразу после того, как на экране мелькнула надпись «800-ПЕЙ-КАНУ», наши телефоны начали звонить, словно церковные колокола после торжественной мессы в Пасхальное воскресенье. Филомена установила у нас многоканальный телефон и проинструктировала монахов. Десятки монахов сидели в своих кабинках, надев головные телефоны, словно телефонистки, и говорили каждому звонившему: «Да благословит вас Господь… разрешите принять ваш заказ». Аббат предложил добавлять фразу в духе Чопры: «Благодарим вас за первоклассный выбор», – но Филомена ухитрилась запретить ее на том основании, что она звучит не совсем по-монашески. Это все, что мы могли сделать для удовлетворения спроса. За несколько недель мы получили заказы на миллион бутылок вина «Кана» по восемь долларов за бутылку. Рекламный ролик покорил не только телезрителей, но и прессу. К нам стали приезжать репортеры общенациональных газет и телеканалов. Они были несколько разочарованы, когда вместо высокогорного монастыря-крепости обнаружили приземистое кирпичное строение без подъемного моста и виднеющихся в вышине снежных вершин. Устраивая им экскурсии, Аббат начал называть находящийся неподалеку холмик горой Кана. (Он забывал упомянуть о том, что на самом деле это была куча мусора. Во времена тяжких испытаний монастырь сдал этот участок земли в аренду предприятию по удалению отходов для использования в качестве свалки.) Однако репортерам и продюсерам, проделавшим такой большой путь, не хотелось, чтобы факты становились помехой для волнующего репортажа. Их операторские группы, подходя к делу творчески, старались, чтобы Кана выглядела как можно внушительнее. Производя съемку с уровня земли, они даже ухитрялись превращать холмик в высокую гору – пусть и без снежной вершины, – на которую взбирался Аббат а-ля Джули Эндрюз. Как-то раз, приведя Диану Сойер из Эй-би-си на экскурсию в винодельню, Аббат так увлекся, что предложил ей отведать вина из новой партии. Филомена мертвой хваткой вцепилась мне в руку и прошептала:
– Если Диана Сойер выплюнет наше вино на глазах у миллионов телезрителей, будет грандиозный скандал, что отнюдь не пойдет на пользу нашей репутации.
Прежде чем Аббат успел откупорить бутылку, содержимое которой отличалось характерным для «Каны» оранжевым оттенком, Филомена сделала шаг вперед.
– Послушайте, святой отец, – вкрадчиво сказала она, – помните, вы всегда говорили нам, что коль подали вино, «то божественно оно»? Быть может, лучше предложить мисс Сойер что-нибудь из аббатских секретных запасов?
– Позвольте мне! – вставил я и, ринувшись в кабинет Аббата, принялся рыться в ящиках с французским вином, которое он заказал ранее – по его словам, «для научных исследований и опытных разработок». Я схватил бутылку какого-то французского вина урожая восемьдесят второго года под названием «Шато Фижак» и быстро перелил содержимое в пустую бутылку с этикеткой «Секрет Аббата», довольно много при этом расплескав. Потом наполовину впихнул пробку в бутылку и поспешил обратно.
Мисс Сойер выпила глоток перед камерами.
– Потрясно! – воскликнула она. – Я слыхала, что качество вина в штате Нью-Йорк повышается, но понятия не имела, что настолько! Как вам это удается?
– Нет уж, – сказал Аббат, – как бы ни любил Господь щедрых на дары, выдавать секреты Каны мы не можем. В конце концов, и Иисус на брачном пиру в Кане оставил Свой секрет при Себе, не правда ли?
Мой взгляд случайно упал на пробку, которую Аббат держал в руке. К ужасу своему, я отчетливо увидел на ней штамп с надписью «ШАТО ФИЖАК». Однако мисс Сойер закончила интервью, так ничего и не заметив, за что я молча вознес благодарственную молитву.
Потом Аббат поздравил меня с удачным вмешательством. По дороге в свой кабинет он спросил:
– Это было «Фижак», да?
Я кивнул.
– Приятное на вкус, немножко отдает ежевикой и фисташками. Дивный букет. Вероятно, урожая восемьдесят второго года.
– Я вижу, научные исследования и опытные разработки отца настоятеля приносят плоды, – сказал я. – По какой же цене продается бутылка «Шато Фижак» восемьдесят второго года?
– Дороже, чем бутылка «Каны» восемьдесят второго года, уверяю вас. К тому же его не так-то просто достать. Правда, в Чикаго у меня есть знакомый, у которого еще осталось несколько бутылок меньше чем по две сотни за штуку. У него даже есть немного вина шестьдесят первого года.
В кабинете Аббат увидел на линолеумном полу лужицу пролитого «Фижака» и нахмурился:
– Вот это я и называю грехом.
Он налил остаток вина из бутылки в бокал и протянул его Филомене.
– Восхитительно! – сказала она. – Вы бесподобно сыграли роль официанта, ведающего винами, брат Зап.
– Благодарю, – ответил я, – но вряд ли подобная долгосрочная стратегия окажется эффективной. Мы получили заказы на миллион бутылок. Если мы и впредь будем разливать вино стоимостью в двести долларов по бутылкам, которые продаем по восемь зеленых… – я потянулся за Аббатовым калькулятором, – то наша чистая прибыль составит… минус сто девяносто два миллиона долларов. Конечно, только у вас есть степень магистра в области управления частными компаниями, но такой план торговых операций не кажется мне блестящим.
Аббат явно ужаснулся:
– Отдавать мой «Фижак» людям, которые покупают вино по восемь долларов? Numquam![15]
– Ни в коем случае! – Филомена застенчиво улыбнулась Аббату. – Самое лучшее вы приберегаете для себя!
Оба захихикали так, что это вызвало у меня раздражение.
– Что же в таком случае, – спросил я, – мы планируем подавать гостям на свадьбе?
– Чилийское вино, – сказал Аббат. – То вино, за которым вы собирались лететь, когда брат Дипак изменил ваш маршрут.
Опять он за свое!
– Вы хотите сказать, когда Брокер Наш Небесный передал информацию относительно компании «Эппл»?
И тут, стремясь предотвратить жаркий богословский спор, вмешалась Филомена.
– Нельзя торговать только чилийским вином, – сказала она. – С точки зрения потребителя, привлекательность «Каны» состоит в том, что монахи именно здесь выращивают и давят виноград, а потом разливают вино по бутылкам. Если на этикетке будет написано «Произведено в монастыре Каны», то, согласно букве закона, мы должны делать вино здесь.
– Вот именно! – сказал я. – А это значит, что нам необходимо новое оборудование для производства вина. Нашего собственного вина. Вина без ржавчины. Без оранжевого оттенка.
– Частности! – надменно произнес Аббат. – Мы будем разливать по бутылкам чилийское вино и немного своего – только совсем немного, чтобы не портить букет.
– Хорошо, но нам все равно нужно новое оборудование! – сказал я. – Мы положили на свой счет деньги, выплаченные за миллион бутылок вина. Теперь мы должны поставить миллион бутылок. Хоть чего-нибудь!
Аббат неохотно согласился выделить средства на новое оборудование для разлива вина по бутылкам, хотя он, по-видимому, уже утратил интерес к любому вину отечественного производства. В то время все его помыслы были сосредоточены на других проектах. Строительные работы в его президентских апартаментах были в самом разгаре, и теперь он, как это ни прискорбно, стремился к осуществлению еще более грандиозного плана.
После репортажей в средствах массовой информации к нам еженедельно приезжали десятки посетителей, просивших показать им винодельни и, само собой, покрытую снегом «гору Кана». Брату Джерому, недавно назначенному директором по связям с паломниками, удавалось с успехом морочить им голову. Тем временем Аббат увидел в экскурсантах новый потенциальный источник дохода. Они с Эллиотом строили планы возведения горы Кана в натуральную величину.
– Раз уж они приезжают, – заметил он, – можно ее и соорудить.
Начали приходить первые гневные письма. Прошло уже много времени с тех пор, как был показан рекламный ролик, и покупатели желали знать, где их вино. Аббат, увлеченный реконструкцией кабинета и возведением горы, назначил меня директором-распорядителем. На мою долю выпало объяснять недовольным массам, что «наше скромное предприятие завалено заказами», но монахи, мол, трудятся круглые сутки, стремясь их выполнить. По иронии судьбы, мои неубедительные отговорки оказали благотворное влияние на спрос. Едва стало известно, что «Кана» недоступна, как мы стали получать еще больше заказов. Филомена тут же повысила цену с восьми до пятнадцати долларов за бутылку. А я получил возможность уверять покупателей, предъявляющих претензии, что они заключили сделку «на выгодных условиях». Аббат начал говорить о том, что пора продавать канское вино на срок.
Однажды утром брат Джером привел ко мне посетителя.
– Я сводил его на экскурсию, – прошептал он. – Даже своих свиней ему показал. Но у него какой-то жетон. Он говорит, что хочет видеть того, кто заведует винодельней.
Жетон действительно был, и на нем значилось: БЮРО АЛКОГОЛЯ, ТАБАКА и ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ.
– Не думаю, – сказал я, стараясь ничем не выдать своего волнения, – что вы приехали насчет табака или огнестрельного оружия.
Вскоре стало ясно, что он не расположен вести шутливую беседу. БАТО получало жалобы от покупателей и главных прокуроров нескольких штатов по поводу невыполненных заказов. Он приехал, чтобы провести расследование. Я объяснил, что у нас огромное количество заказов. Записав сведения о заказах, он принялся выспрашивать меня о том, каковы площадь под виноградниками и производительность винодельни. Потом спросил, почему из нашего сверкающего новенького оборудования не льется рекой вино.
– Ах, – сказал я, – право же, об этом вам лучше поговорить с Аббатом.
Мы нашли его на совещании с участием Эллиота и архитектора – специалиста по тематическим паркам, приглашенного для работы над проектом горы Кана. Аббат снисходительно поздоровался с федеральным агентом и даже предложил ему бокал вина.
– Пока еще я никакого вина не видел, – сказал агент.
– Ах-х! – сказал Аббат. – Ну, об этом вам, право же, лучше поговорить с братом Запом. Вот он, наш директор-распорядитель.
– Может, вы оба со мной поговорите? – спросил агент.
Он указал на очевидные факты: мы выращиваем гораздо меньше винограда, чем нужно для выполнения всех заказов, а в настоящее время и вовсе ничего не производим. Потом указал на нечто не столь очевидное:
– То телеинтервью, которое вы дали Диане Сойер. Один из моих ребят – а он в винах разбирается, – внимательно просмотрел ту видеозапись, где она дегустирует ваше вино. Он заметил на пробке слово «Фижак».
– Ах-х-х! – сказал Аббат. – Ну, если и дальше так пойдет, скоро «Кана» будет, наверно, стоить не дешевле «Фижака».
– Дело не в этом, – сказал агент. – Федеральное законодательство запрещает выдавать одно вино за другое.
Аббат гордо выпрямился во весь рост:
– «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу». Законы нашей страны мы уважаем. Между тем советую вам уважать законы Божьи. У нас бедный орден…
К несчастью, Аббатова сентенция была прервана шумом бульдозера, делавшего выемку в грунте для нового винного погреба. Агент отпустил ехидное замечание по поводу большого объема работ, и разговор был скомкан. В заключение Аббат напомнил агенту, что среди американских «налогоплательщиков есть и сто миллионов католиков».
– Интересно, какие чувства они испытают, узнав, что эти налоговые поступления расходуются на преследование Матери-Церкви, – сказал Аббат. – Я уверен, что Диана с удовольствием сделает дополнительный репортаж: «Большой Брат подвергает гонениям братьев малых».
Диана?
Уведя агента подальше от Аббата, я сделал все возможное, чтобы его успокоить. Я пообещал ему, что путем смешивания нашего вина с другими сортами скоро будут выполнены все заказы и что этикетки будут приведены в строгое соответствие со всеми правилами.
Проводив агента БАТО до выхода, я поспешно вернулся к Аббату. Он вновь вежливо заверил меня в том, что чилийское вино было заказано еще «несколько недель тому назад», после чего они с Эллиотом и проектировщиком тематических парков продолжили дискуссию о фальшивой горе.
Я позвонил директору винного завода в долине Майпо и справился, когда прибудет вино. Испанский язык я уже забыл, но все-таки сумел понять, что «cheque»[16] на полтора миллиона долларов, который им прислал Аббат, оказался «mal»[17]. Кроме того, насколько я понял, они уведомили об этом Аббата, а он заверил их, что это просто недоразумение и что будет отправлен новый чек. Однако «cheque» так и не поступил.
Почуяв надвигающуюся катастрофу, я позвонил в банк, чтобы выяснить, сколько денег у нас на счете. Мне ответили, что осталось тридцать шесть тысяч долларов. Неудивительно, что чек на полтора миллиона, отправленный на чилийскую винодельню, не был оплачен. При той скорости, с которой Аббат тратил деньги – на свои апартаменты, на свой винный погреб, а теперь и на эрзац-гору, – их должно было хватить еще примерно на неделю. Но стоило нам промедлить с началом выполнения заказов на вино «Кана», и тот агент БАТО неминуемо появился бы вновь, причем с неприятными правовыми документами.
Уговаривать Аббата сосредоточить мысли на этих чрезвычайных обстоятельствах было бесполезно. Он отделывался от меня, изрекая банальности в духе Чопры: мол, космос найдет какой-нибудь выход. Однако привлечь внимание Филомены мне все-таки удалось. Мы с ней изучили Аббатовы сметы на строительные работы – Эллиотовы счета оказались просто астрономическими, а счета проектировщика тематических парков можно было охарактеризовать как «вызывающие тревогу», – и подсчитали затраты на выполнение заказов на вино. В конце концов мы пришли к выводу, что нам нужно раздобыть пять миллионов долларов, причем как можно скорее.
Я решил воспользоваться нашим счетом на Уолл-стрит. Благодаря конфиденциальной информации о биржевых операциях, которую Господь наш, проявив мудрость и беспредельное великодушие, счел нужным даровать мне посредством моего истолкования текстов требника, Канский фонд весьма значительно пополнился и принес неплохие дивиденды другим Билловым клиентам, вложившим в него деньги. Мало того: Билл сообщил мне, что благодаря прибыльности фонда, а также подтвердившейся информации относительно свиной требухи и компании «Эппл», служащие моей бывшей фирмы стали считать меня кем-то вроде гуру. По его словам, они решили, что у меня есть «связи». Если бы они только знали!
Я позвонил Биллу и спросил, какова наша доля в фонде. «Чуть больше лимона», – сказал он; отнюдь не достаточно, чтобы нас спасти.
В ту ночь я беспокойно ходил взад и вперед по всему монастырю. Вечерним текстом в требнике был знакомый отрывок из Евангелия от Марка (10:25): «Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие». Если принять во внимание переплет, в который мы попали, эта сентенция звучала довольно ядовито. Сперва я расценил ее как укоризненную весточку от Бога, напоминание о том, что богатство, ниспосланное монастырю, препятствует нашему духовному развитию. Потом меня осенило: Брокер наш снова позвонил мне, дабы объяснить, как спасти монастырь – а заодно и души нескольких богачей.
Мое появление в фирме, к тому же в монашеской рясе, привлекло всеобщее внимание. Когда я шел через операционный зал к кабинету Билла, все поднимали и поворачивали головы. Старые знакомые подбегали, чтобы пожать мне руку, и даже те, с кем раньше я не особенно ладил, почтительно со мной здоровались.