Прежде всего хотелось бы заметить, что слишком формально подошел уважаемый автор к понятию «интеллигенция», причисляя сюда только тех, кто получил высшее образование. Тут бы употребить хотя бы западное — «интеллектуал» (хотя получение диплома еще вовсе не гарантия наличия высоких или даже средних интеллектуальных способностей). Но главное не в этом.
   Упрекать Сталина в «зажиме» интеллигенции или, тем более, «глумлении» над ней нам представляется несправедливым. Ведь именно благодаря его политике население России из преимущественно безграмотного или малограмотного превратилось в народ с едва ли не самым высоким интеллектуальным потенциалом в мире. И не заемным, как у американцев, а собственным. Как бы это могло произойти при недоверии или ненависти к людям с высшим образованием?
   Есть люди с высшим образованием, использующие свои знания на деле, в труде; а есть и «образованцы» (кажется, выражение А.И. Солженицына), стремящиеся заполучить работу полегче, пристроиться на «тепленьком» местечке, где есть возможность прикарманивать государственные денежки, различные материальные ценности или перейти на руководящую партийную работу. Не секрет, что подавляющее число экономических преступлений совершают люди с достаточно высоким уровнем образования.
   Итак, как нам представляется, возрастание числа людей с высшим образованием в ГУЛАГе с 1934 по 1941 год объясняется прежде всего общим повышением уровня образованности в стране. Кроме того, сказывалось увеличение доли экономических преступлений. Очень существенно и то, что основной вал репрессий прошелся по «высшим слоям» советского общества, захватил множество руководящих работников в разных отраслях, а прежде всего в ОГПУ-НКВД и армии, но более всего — в партийных органах. Это лишний раз подчеркивает тот факт, что репрессии были не против народных масс, а против партийно-государственных руководящих работников.
   Интеллигенция при этом тоже страдала, но в меньших масштабах. А то, что недоверие к «образованцам» было вполне оправданно, показывает неопровержимый опыт «перестройки», развала и расчленения СССР, стремительного обнищания России за счет невероятного по масштабам и беспрецедентного в мировой истории вывоза капиталов и национальных богатств за рубеж. Все это осуществили, а также обеспечили «интеллектуальной» и пропагандистской поддержкой именно широкие слои «образованцев», людей особенно склонных не только к обману, но и самообману.
   Их отличие от интеллигенции в том, что они стремятся приобрести максимум материальных благ, а не духовных. Когда таких людей в обществе становится особенно много и они проникают во властные и идеологические структуры, тогда общество становится по духу своему буржуазным, но не интеллигентным. Это и стало одной из основных причин поражения России-СССР в конце XX века в идеологической войне с Западом.
   Однако вернемся к теме репрессий довоенных лет. Очистился ли благодаря им советский народ от внутренних врагов и враждебных элементов? Отчасти — да. Но только отчасти.
   «Позднее, во время войны, — пишет В.Н. Земсков, — выяснилось: десятки тысяч людей, всегда испытывавших ненависть к советскому общественному и государственному строю и мечтавших устроить массовую резню коммунистов, что побудило их стать активными пособниками фашистских захватчиков, избежали в 1937—1938 гг. ареста по той причине, что не вызывали у органов НКВД особых подозрений в силу своего показного „верноподданничества“… Органы НКВД (особенно при Н.И. Ежове) в основном занимались не настоящей классовой борьбой, а ее чудовищной имитацией в широких масштабах…»
   Надо лишь заметить, что дело не только в «имитации». По вполне объективным причинам выявить тех самых затаившихся врагов, о которых упомянул Земсков, не так-то просто, если не сказать — невозможно. В любом государстве есть немалый процент недовольных и даже враждебно настроенных к нему приспособленцев.

Москва 1937

   Так называется книга Лиона Фейхтвангера с подзаголовком: «Отчет о поездке для моих друзей». Она была издана сначала в Амстердаме, и почти одновременно — в Москве. Мы вновь обращаемся к ней, потому что объективно, вне своего замысла, автор словно предугадал то, что через полвека Москва 1987 года станет в значительной мере антиподом той, которая была в 1937-м, и миллионы обывателей с ужасом будут говорить о чудовищном терроре, царившем в стране полвека назад, и будут мириться с любыми деяниями своих бездарных и продажных правителей, лишь бы не повторился кошмар 1937-го.
   Тогда через четыре года грянула самая разрушительная и кровавая война в истории человечества. И Советский Союз в ней победил, умножив число дружественных социалистических государств.
   А что произошло через четыре года после 1987 года?
   Без явной войны СССР — вторая сверхдержава мира — был расчленен на куски, его население оказалось в экономическом и культурном провале, а русские стали вымирать. Ничего подобного не произошло ни с одним великим народом мира. Германия и Япония, проигравшие Вторую мировую войну, остались в числе крупнейших и процветающих стран мира, а ФРГ даже значительно увеличила свою территорию и население за счет «аншлюса» ГДР.
   В чем же дело? Прежде всего в том, каким курсом шел Советский Союз в 1937 и 1987 годах. Тогда— сталинская генеральная линия на всемерное укрепление государства и улучшение жизни народа. Теперь — антисталинская горбачевская линия на ослабление государства и власть номенклатуры и торгово-криминального капитала. Еще более жесткая антисталинская политика Ельцина уничтожила великую Россию, превратив ее в третьеразрядное государство.
   Фейхтвангер старался быть объективным.
   «То, что акты вредительства были, — признавал он, — не подлежит никакому сомнению. Многие, стоявшие раньше у власти — офицеры, промышленники, кулаки, — сумели окопаться на серьезных участках и занялись вредительством… Постепенно, однако, население охватил настоящий психоз вредительства…»
   И это тоже верно. Крупные кампании по борьбе с «врагами народа» (понятие, введенное, кажется, еще во времена императора Нерона) слишком часто — в разные времена и у различных народов — переходят в настоящие массовые психозы, омрачающие духовную жизнь общества.
   Так проявляется пресловутое «стадное мышление», свойственное крупным коллективам. Так было, так есть, так будет. Вопрос — с какими целями, ради чего (или кого) используется эта особенность духовного бытия общества.
   По свидетельству Фейхтвангера, единство взглядов подавляющего большинства населения СССР сводилось «к трем пунктам, а именно: к общности мнений по вопросу об основных принципах коммунизма, к всеобщей любви к Советскому Союзу и к разделяемой всеми уверенности, что в недалеком будущем Советский Союз станет самой счастливой и самой сильной страной в мире.
   Таким образом, прежде всего, господствует единое мнение насчет того, что лучше, когда средства производства являются не частной собственностью, а всенародным достоянием».
   Правы ли были советские люди в этом своем убеждении? Опыт нашей истории доказал бесспорно: они были совершенно правы. Грабительская «приватизация» национальных богатств обернулась экономической катастрофой и социальными бедами для народа.
   «Мне нравится наивное патриотическое тщеславие советских людей, — продолжал Фейхтвангер. — Молодой народ ценой неслыханных жертв создал нечто очень великое, и вот он стоит перед своим творением, сам еще не совсем веря в него, радуется достигнутому».
   Такой патриотизм вполне оправдан и служит укреплению единства общества. Он не исключает критику, порой весьма важных персон, не исключает и крупных ошибок, но только не генеральной линии партии. В этом, подчеркивает Фейхтвангнер, «отклонений не бывает, или если они существуют, то не осмеливаются открыто проявиться».
   Тут, безусловно, можно посетовать на подавление свободы личности, мнений и убеждений. Ведь для интеллектуала слишком часто бывает особенно важно высказать свою точку зрения, отличающую его от других, от массового сознания — как проявление сознания индивидуального, личного. Индивидуализм — вот знамя, под которым собираются интеллектуалы, каждый из которых стремится правдами и неправдами показать всем свое мнение.
   Такая позиция, с одной стороны, вполне оправдана тем, что именно единицы, а не массы делают великие научные открытия, создают выдающиеся произведения литературы и искусства, изобретают нечто необыкновенное. Творчество — явление индивидуальное. Однако, с другой стороны, понятие «генеральная линия» имеет в виду не одиночек, а все общество как единое целое, все народное хозяйство, а не мелкие частные артели.
   «В чем же состоит генеральная линия партии? — задается вопросом индивидуалист Фейхтвангер. И отвечает:
   — В том, что при проведении всех мероприятий она исходит из убеждения, что построение социализма в Советском Союзе на основных участках успешно завершено и что о поражении в грядущей войне не может быть и речи… Если сомнения в правильности генеральной линии еще имели какой-то смысл приблизительно до середины 1935 года, то после середины 1935 года они с такой очевидностью опровергнуты возрастающим процветанием страны и мощью Красной Армии, что «консенсус омниум» (всеобщее признание) этого пункта равносильно всеобщему признанию здравого смысла».
   И в таком случае любой, даже самый махровый индивидуализм должен уступить свои позиции коллективизму, — если человек честен и уважает мнение, основанное на фактах и здравом смысле.
   Патриотизм советских людей, как отметил Фейхтвангер, имеет крепкий фундамент: «Там жизнь человека с каждым днем явно улучшается, повышается не только количество получаемых им рублей, но и покупательная сила этого рубля. Средняя реальная заработная плата советского рабочего в 1936 году поднялась по сравнению с 1929 годом на 278 процентов, и у советского гражданина есть уверенность в том, что линия развития в течение еще многих лет будет идти вверх (не только потому, что золотые резервы Германской империи уменьшились до 5 миллионов фунтов, а резервы Советского Союза увеличились до 14 000 миллионов фунтов). Гораздо легче быть патриотом, когда этот патриот получает не только больше пушек, но и больше масла, чем когда он получает больше пушек, но вовсе не получает масла».
   Кстати, писатель раскрывает причины агрессивной политики гитлеровской Германии и миролюбивой политики сталинского СССР. Как всякое хищное капиталистическое государство, Германия должна была все больше захватывать «добычи» извне. В ту пору это происходило путем вооруженного захвата территорий. (В наши времена агрессивность проявляется преимущественно в экономическом и экологическом аспектах.) А Советский Союз был державой «самодостаточной», основой его процветания и залогом благополучия граждан были труд, знания и природные ресурсы.
   Говоря о культуре в СССР времен 1937 года, Фейхтвангер отметил необычайный для Запада интерес советских людей к литературе, театру, кино. Тиражи писателей-классиков были в десятки раз больше, чем в странах Запада. Но в то же время нельзя было не заметить строгости цензуры, пресекающей даже слабые намеки на недовольство советской властью или неверия в торжество социализма и коммунизма. При этом ожесточение цензуры произошло за последние годы. Почему? «Тебе отвечают: что Советскому Союзу угрожает предстоящая в недалеком будущем война и нельзя медлить с моральным вооружением».
   Но может быть, свобода высказывать свое мнение, пусть даже антинародное, важнее «морального вооружения»?
   Для крайнего индивидуалиста, исповедующего культ собственной личности, видимость свободы слова важней, чем общегосударственные интересы. И ему даже невдомек, что такая свобода показать «кукиш в кармане» (как лукавый и трусливый персонаж в пьесе Шекспира) — это лишь жалкое подобие «разномыслия», предоставленное хитрым хозяином своему слуге.
   Фейхтвангер совершенно верно отметил: «Никогда Советскому Союзу не удалось бы достичь того, чего он достиг, если бы он допустил у себя парламентскую демократию западноевропейского толка. Никогда при неограниченной свободе ругани не было бы возможности построить социализм. Никогда правительство, постоянно подвергающееся нападкам со стороны парламента и печати и зависящее от исхода выборов, не смогло бы заставить население взять на себя тяготы, благодаря которым только и было возможно проведение этого строительства. Руководители Советского Союза, оказавшись перед альтернативой, предлагающей им либо тратить весьма значительную часть своих сил на отражение бессмысленных и злобных нападок, либо бросить все свои силы на завершение строительства, высказались за ограничение свободы ругани».
   Демократия, по определению, — власть народа, трудящихся, большинства населения. Демагогия — болтовня о демократии, возможность имитировать демократию под присмотром государственной власти и при господстве имущих капиталы. Демагогия позволяет под видом демократии устанавливать диктатуру богатых. В этом на собственном печальном и позорном опыте убедились бывшие граждане канувшего в прошлое СССР.
   Приехав с Запада в Москву, Лион Фейхтвангер написал: «Когда из этой гнетущей атмосферы изолгавшейся демократии и лицемерной гуманности попадаешь в чистый воздух Советского Союза, дышать становится легко».
   Кто ныне это скажет о нынешней демагогической России?
   Но как же тогда великая могучая держава рухнула, и ее в прошлом чистый воздух пропах ложью, лицемерием, демагогией, алчностью, предательством, эгоизмом?
   Частично ответ на этот вопрос содержится в той же книжке «Москва 1937». Там упоминаются две закономерности: «У более высоко оплачиваемых рабочих, крестьян и служащих развивается известное мелкобуржуазное мышление, весьма отличное от пролетарского героизма…» И еще: «Общность мнений приведет к известному нивелированию личности, так что к концу осуществления социализма Советский Союз превратится в не что иное, как в гигантское государство, состоящее сплошь из посредственностей и мелких буржуа».
   Справедливости ради надо отметить, что аналогичную мысль, но действительную для исторических эпох вообще, высказывали задолго до него. Так, русский философ и анархист М.А. Бакунин отмечал: «Но героические времена скоро проходят, наступают за ними времена прозаического пользования и наслаждения, когда привилегия, являясь в своем настоящем виде, порождает эгоизм, трусость, подлость и глупость. Сословная сила обращается мало-помалу в дряхлость, в разврат и бессилие».
   Так произошло с привилегированной прослойкой в СССР уже через десятилетие после великой победы в войне. Так было и раньше, в 30-е годы, и это отчасти объясняет разгул репрессий, направленных главным образом против тогдашних «сливок общества». Еще тогда могла осуществиться в стране буржуазная контрреволюция, но она была подавлена жесточайшими методами в зародыше. Массовых выступлений против существовавшего строя и генеральной линии партии не произошло. Такова была диалектика той героической и суровой эпохи.
   Однако примерно через полвека после 1937 года буржуазная контрреволюция началась с мощной идеологической подготовки и успешно завершилась в период правления Ельцина. Именно тогда «привилегия, являясь в настоящем виде», породила «эгоизм, трусость, подлость и глупость».
   Возможно, в этом беда не только России, но и всей технической цивилизации. Развитие и расцвет СССР показали в сжатом виде те гигантские потенциальные возможности, которые сопряжены с народовластием и коллективизмом. Но героический подъем сменился застоем и духовным обнищанием, прямо пропорциональным материальному обогащению. И общество перешло в стадию разложения. Если 1937 год был героическим и трагическим, то 1987-й стал обывательским и позорным в истории великой страны, великого народа, великой культуры.

Почему рухнул СССР?

30-е и 90-е годы XX века
   Развал социалистического лагеря и расчленение СССР — явление беспрецедентное за всю историю человечества.
   Великие державы рушились и прежде. Особенно быстро прошла этот цикл империя Александра Македонского. Но она обязана была своим существованием притязанию одной личности на мировое господство, успешным завоевательным походам, при этом не имела своей надежной экономической, социальной, идеологической базы.
   Великая Римская империя пребывала в упадке три-четыре столетия, пока ее привилегированные слои не разложились до основания, а героический дух граждан не угас полностью. Тогда она стала легкой добычей варварских племен.
   Великая Британская империя словно паутиной охватила почти весь земной шар. Процветающая метрополия выжимала соки из колониальных и зависимых стран, наращивая свое могущество, а также торговые связи. Сна была в значительной степени антиподом Российской империи, которая объединяла завоеванные или присоединившиеся добровольно народы и страны, не подавляя и тем более не уничтожая местное население, как это делали испокон веков европейские «хищные» государства.
   «Великобритания, — писал В.В. Кожинов. — это страна бриттов — во многих отношениях замечательного кельтского народа, стертого с лица земли германцами-англами… Еще сравнительно недавно были, по сути дела, равноправными соперниками англичане и шотландцы — кельтский народ, от которого к нашему времени уцелела скорее историческая память, чем реальный этнос. А от наиболее значительного (с точки зрения и исторической воли, и культуры) балтийского народа — пруссов — осталось одно название, которое к тому же… перешло на часть немцев (Пруссия), и нет никакого сомнения, что, если бы в состав Германии вошли тогда же литовские и латышские земли, от населяющих их народов точно так же не уцелело бы ничего…
   Вполне аналогичной была судьба и десятков других народов Запада, живших на территории основных западноевропейских государств. До нашего времени уцелели только два из них: баски в Испании и ирландцы в Великобритании…
   Между тем в центральной части России (не говоря уж об окраинах) издавна и поныне живет и растет целый ряд тюркских и финно-угорских народов — татары, башкиры, коми, удмурты, марийцы, мордва, чуваши и другие».
   С полным основанием Кожинов заявляет, что если уж Россию называть «тюрьмой народов», то Запад (добавим — включая США. — Авт.) — это «кладбище народов». Да и странная получалась «тюрьма» в СССР, где малые народы сохраняли не только свои культурные традиции, но и приобщались к одной из величайших мировых культур — русской, а через нее — к вершинам мировой культуры (а не суррогатной массовой «поп-культуры», превращающей людей в стандартных винтиков технической цивилизации).
   30-е годы для СССР были решающими уже потому, что тогда окончательно складывалась плановая экономика, многонациональная советская культура, единая общность советских людей.
   90-е годы тоже оказались решающими, но уже со знаком минус: развал плановой экономики, распад культуры и советского народа, расчленение СССР.
   Почему так произошло? Обычно говорят: виной всему неэффективность плановой экономики, отсутствие конкуренции и частной собственности на средства производства, а также свободы личности и многопартийной системы. Мол, 70 лет шли не тем путем, как надо, и теперь страдаем от этого.
   Получается полнейшая нелепица: шли не тем путем, а ухитрились небывало быстрыми темпами наращивать свой экономический потенциал, развивать науку и технику, промышленность и сельское хозяйство. Даже страшнейшая война не подорвала нашей экономической мощи. В считанные годы мы догнали и перегнали свой довоенный уровень. И все это — на основе централизованной плановой социалистической экономики!
   О ее возможностях можно судить по такому факту.
   Более четверти века назад под эгидой ООН группа международных экспертов во главе со знаменитым американским экономистом В. Леонтьевым разработала серию «прогнозов демографического, экономического и экологического состояния мира в 1980, 1990 и 2000 годах». Была опубликована фундаментальная монография «Будущее мировой экономики» (1977).
   Так вот, авторитетнейшие эксперты высоко оценивали потенциал плановой социалистической экономики. По их прогнозам, среднегодовые темпы прироста валового продукта в 1970—2000 годах должны были составлять: в США и Канаде — 3,3%, в Западной Европе — 3,7%, в Восточной Европе — 4,9%, а в СССР— 5,2%. Предполагалось, что по всем показателям СССР будет приближаться к США (включая потребление продукции на душу населения), а по рождаемости и естественному приросту населения существенно их превосходить.
   Так предполагалось на основе фактов и статистических выкладок, математических моделей и компьютерных технологий. А в действительности произошло нечто немыслимое, никем не предполагавшееся. Советский Союз без войн и природных катаклизмов, вопреки желанию подавляющего большинства граждан (отраженном в референдуме), исчез с лица земли. Если суммировать валовой доход республик, входивших в него, картина получается потрясающая: он снизился более чем вдвое, тогда как ожидалось его увеличение в 4,4 раза. Десятикратное расхождение объективных научных прогнозов с реальностью!
   Отметим, что социально-экономическая катастрофа произошла в последнее десятилетие XX века. До этого все шло в соответствии с прогнозами. Например, в докладе Международной комиссии по окружающей среде и развитию (под руководством премьер-министра Норвегии госпожи Г.Х. Брундтланд) в 1987 году было отмечено: «Страны Восточной Европы с централизованной планируемой экономикой увеличили свою долю в мировом промышленном производстве с 15,2% в 1963 до 24,9% в 1984». А обретя рыночную экономику и независимость друг от друга (попав под власть капиталистических крупных держав), эти страны откатились далеко назад от достигнутых рубежей.
   За две пятилетки 30-х годов СССР превратился в сверхдержаву. За тот же срок в 90-е годы он развалился на группу больших и малых по территории и населению государств с низким экономическим потенциалом и позорно жалким уровнем жизни большинства граждан (исключение составляет только Белоруссия, во многом восстановившая социалистический уклад народного хозяйства).
   В 30-е годы Советскому Союзу, а значит и Сталину, повезло в том смысле, что многие крупнейшие, наиболее развитые державы мира переживали экономические кризисы или депрессии. Да и гитлеровскому режиму это помогло. Ведь до установления «нового порядка» Берлин, например, был достаточно запущенным городом (из-за нищенского городского бюджета) с массой безработных, обилием наркоманов, проституток, гомосексуалистов. А Москва становилась все чище и краше. Конституция СССР не только гарантировала на словах право на труд, на отдых и образование, но эти основные права (включая бесплатное медицинское обслуживание и низкую, почти символическую квартплату) были реально обеспечены.
   Почему во второй половине XX века крупнейшие капиталистические страны не испытывали сильных кризисов? Прежде всего потому, что они позаимствовали у социалистической системы принцип планирования и сохранения нерентабельных (в данное время) предприятий. Скажем, Япония, развивая не дававшую прибыль микроэлектронику, стремительно выдвинулась в разряд ведущих промышленных государств, когда соответствующая продукция стала предметом массового спроса.
   Обратим внимание на такое высказывание: «Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10—15 лет… то временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий и отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирования народного хозяйства, избавляя нас от периодических экономических кризисов…»
   Слог тяжеловесный, но мысль ясная и верная. Так писал Сталин полвека назад. Как опытный практик, руководивший народным хозяйством СССР в годы труднейших испытаний, он понимал суть вопроса. И не случайно во всех более или менее квалифицированных трудах зарубежных специалистов учитываются эти принципы общей и долгосрочной рентабельности, а также планомерного развития народного хозяйства, которые сформулировал Сталин.
   Ельцинско-горбачевская Россия уничтожила эти принципы, доверилась Гайдарам и Чубайсам, ринулась в пропасть стихийного рынка и приватизации (читай — расхищения) национальных богатств, в считанные годы оказавшись в полном провале. Выходит, антисоветская, антисталинская экономика направлена на кризисы и развал общественного производства, на удовлетворение частных корыстных интересов кучки высокопоставленных хапуг и казнокрадов, на расхищение природных и национальных богатств страны. В таком случае надо признать, что советская сталинская экономика была ориентирована прямо противоположно: на устранение кризисов и укрепление производства, на удовлетворение интересов народа, на сохранение и использование в интересах всего общества природных и национальных богатств страны.