Незадолго до сумерек вернулись разведчики. Лион и остальные солдаты смеялись, шутили и вообще вели себя не как воины, а как резвящиеся ягнята.
   – Единственная проблема в этом месте, капитан, – сообщил Лион Яношу, – где взять столько глупости, чтобы уйти отсюда.
   Он описал удивительную картину увиденного. Животный мир здесь был на диво разнообразен: животные с копытами и когтями, с мехом и чешуей, травоядные и клыкастые плотоядные; самые разнообразные деревья, в том числе и фруктовые, какие не пожелаешь цветы, и над ними – крылатые любители нектара.
   – Насколько мы поняли, – сказал Лион, – здесь не хватает только человека. Никаких признаков людей. Да. И еще одна штука. На самом деле странная штука. Помните, вчера мы видели, как играли тигры с антилопами? – Янош кивнул. – Так вот такое творится по всей долине. Те, кто должен был бы прятаться и скрываться, разгуливают себе смело, не боясь никого. И никому даже на ум не приходит охотиться и убивать друг друга.
   – Чем же питаются хищники? – задал я вопрос, который тут же заинтересовал всех.
   Глаза Лиона удивленно расширились, словно он не мог найти нужных слов, чтобы ответить.
   – Вот в этом-то вся и загадка. Весь день, как я уже говорил, вокруг царило полное миролюбие. Но перед тем как мы двинулись обратно, все изменилось. Олени в ужасе бросились врассыпную. Тигры за ними. То же самое и с другими созданиями. Те из них, кто представляли из себя вкусное блюдо для хищников, стали прятаться и убегать, а те кто убивают ради пропитания, стали охотиться за первыми. Хищники убивали, торопливо ели… И вдруг весь этот переполох прекратился. И все стало мирно, как и до того – Он почесал в затылке, глупо улыбаясь. – Ну, слышали вы что-либо подобное?
   Я поглядел на Кассини, чувствуя легкую неловкость перед лицом всеобщего миролюбия.
   – Какое-нибудь заклинание?
   Кассини подумал, затем покачал головой.
   – У меня нет ощущения присутствия чего-то магического, – сказал он. – Но я реально ощущаю… благополучие, что ли? Да. Именно так. Благополучие. Но отчего оно здесь царит, не могу сказать. И еще я чувствую, что все те заклинания, которые я произносил, защищая нас, теперь как бы собрались вместе, надежно нас охраняя. – Он жестом обвел толстые стены кратера. – Возможно, устройство этого места помогает концентрации заклинаний.
   Янош фыркнул:
   – Что же получается? Стало быть, все эти животные стали ручными только потому и тогда, когда мы вступили на этот склон? Благословляя присутствие господина воскресителя? Ну, ну, Кассини. Если таково твое объяснение, то я думаю, что твоему начальству в Ориссе лучше заняться переписыванием священных текстов заново.
   Кассини помрачнел.
   – Ну довольно, – вмешался я. – Вместо того чтобы задавать вопросы да спорить, я думаю, что всем лучше насладиться этим удивительным явлением. Ведь мы можем остановиться и пробыть здесь до полного восстановления сил столько, сколько нужно. Вот и все, что лично меня интересует.
   – Точно! – заорал Лион. Тут же на него цыкнул Мэйн. – Прошу прощенья, – сразу же Лион стал вежливей. – Может быть, это и не моего ума дело. Но я считаю, что господин Антеро говорит верно. Ведь здесь так здорово, завтра пойдем все вместе, сами посмотрите.
   На следующий день, пока стояла роса, мы все, вместе с осликами и грузом, спустились вниз. Никогда я еще не вдыхал такого сладостного воздуха, и никогда еще пение птиц не звучало так радостно и чисто. И все, о чем говорил Лион, оказалось правдой. За день мы едва управились с разбивкой лагеря. Когда осликов освободили от клади, те, вопя от радости, помчались к ближайшему озеру, где принялись шумно плескаться. Два здоровенных водных ящера всплыли на поверхность и стали наблюдать за этой игрой, улыбаясь зубастыми пастями, в каждой из которых запросто уместился бы ослик целиком. Ослики не обращали на них ни малейшего внимания, откуда-то зная, что сейчас находятся в полнейшей безопасности, а вскоре ним присоединились и мы, скинув одежду, забыв все условности цивилизации, веселясь до безумия, в то время как прохладная вода смывала с нас следы долгого пути.
   Я нырнул глубоко и поплыл как ондатра, ощущая, как прохлада ласкает мое тело. Вода была настолько чистой что ясно различались вдалеке руки и ноги моих резвившихся товарищей и толстые тела ящеров, опирающихся на могучие столбообразные ноги. Сбоку я заметил в тени узкую бухточку, ответвляющуюся от пруда. Я всплыл, набрал воздуха, вновь погрузился под воду и поплыл по этому водному переулку среди покрытых мхом берегов. Каждый ориссианин с детства учится плавать. Ребенок, едва научившийся ходить, плавает среди таких волн, которых в других краях убоится и взрослый человек. Я не был исключением и частенько получал особенное удовольствие от плавания под водой, насколько хватало дыхания, любуясь удивительными обитателями глубин; поэтому я достаточно далеко проплыл по этому ответвлению, пока снова не ощутил необходимости всплыть и глотнуть воздуха.
   Я лениво греб, неторопливо поднимаясь на поверхность. Но еще находясь под водой, заметил на берегу чью-то: изящную ногу. Не всплывая, я подплыл поближе и понял, что нога принадлежит женщине. Показалась и вторая, такого же светло-орехового цвета, с темным пушком между бедер. Выше гладкий круглый живот, узкая талия. Увлеченный этим зрелищем, я не подумал о последствиях моего появления над водой. Я вынырнул, разинув рот, пытаясь надышаться, но послышался смех, мне в лицо полетели брызги, и вместо воздуха я глотнул воды. Задыхаясь и кашляя, я, спотыкаясь, двинулся к берегу, протирая глаза. Я услышал чьи-то шаги, кто-то рядом тоже выбирался на берег. К тому времени, когда я протер глаза, владелица ног скрылась из виду. Но я-то знал, кому они принадлежали.
   Среди нависающих ивовых веток показалось лицо Диосе.
   – Я видеть Амальрик! – воскликнула она. В листве промелькнула ее обнаженная грудь. Она заметила мой взгляд и плотнее притянула к себе ветки. Оставалось только лицо. – Амальрик видеть Диосе тоже. – Она засмеялась. – Делать Амальрик счастливым, да?
   – Очень счастливым, – ответил я, впервые одобрительно относясь к методу Яноша изучать языки. Она показала рукой, я опустил взгляд и увидел, что стою голым в воде, доходящей мне лишь до бедер.
   – Диосе очень счастлив. Амальрик прекрасно.
   Вдруг ее лицо исчезло. Минуту спустя из ветвей вылетела залатанная рубашка с длинными полами. Я натянул ее, она доходила мне до колен.
   – Амальрик теперь идет говорить Диосе, – позвала она.
   Я выбрался наверх и увидел, что она раскинулась на берегу. Она так здорово отстирала и отремонтировала свой костюм, что трудно было поверить, как совсем недавно он был годен лишь на тряпки. Она похлопала по земле рядом с собой.
   – Поговорить с Диосе, – сказала она.
   Так приказала моя госпожа. Я вынужден был подчиниться.
   Однако мои мечты быстро улетучились, поскольку, как только я уселся, она тут же извлекла на свет коробочку с принадлежностями для письма.
   – Диосе знать еще больше… – она нахмурилась, подыскивая слова. Что-то пробормотав в нетерпении, она извлекла из коробочки наш словарь. Облизнув пальчик изумительным розовым язычком, она стала переворачивать страницы. – А! – воскликнула она, указывая пальчиком в какие-то каракули. – Диосе знать еще больше слов. – Она улыбнулась, глянув на меня сияющими глазами. – Да?
   – Ну конечно, – сказал я. Вспомнив совет Яноша об анатомических уроках языка, я взял ее маленькую ступню в ладони. – Ступня, – сказал я. – Ступня.
   – Ступня, – послушно повторила Диосе, – ступня. – Она записала слово в словарь и отдала его мне, чтобы я рядом написал по-ориссиански. Я провел ладонью дальше.
   – Голень, – сказал я. – Голень.
   Она пошире раскрыла глаза, поняв мои намерения. По краям глаз появились крошечные морщинки. Она негромко рассмеялась.
   – Голень, – повторила она. Моя рука двинулась дальше.
   – Колено, – сказал я.
   – Колено, – повторила она, но я почувствовал, как напряглись ее мышцы, готовясь отразить атаку на предмет моих вожделений. Но вместо этого я взял ее за руку.
   – Рука, – сказал я.
   – Рука, – повторила она, бросая на меня взгляд, заинтересованный сменой моей тактики. Я склонился к ней пониже, а она не отодвинулась.
   – Поцелуй? – спросил я, приближая лицо. Она ответила шепотом:
   – Поцелуй?
   Наши губы стремительно сблизились, и я затрепетал от ощущения нежности. Я обнял ее, стараясь подольше удержать ее в этом пьянящем поцелуе. И тут же ее маленький кулачок мягко застучал по моей груди, прося отпустить. Я, задыхаясь, оторвался от нее.
   – Нет больше поцелуй, – сказал она, хотя по охрипшему голосу я понял, что и она почти тает от страсти.
   – Амальрик учить Диосе слова. Не поцелуй, – сказала она.
   Я кивнул и взялся за словарь, толком не понимая, что я делаю. Диосе заметила мое замешательство и похлопала меня по руке.
   – Поцелуй прекрасно, – сказала она. – Делать Диосе счастье.
   Она села, поправила одежду и приняла строгий вид.
   – Учить поцелуй потом, – сказала она. И когда на моем лице вновь вспыхнула надежда, она засмеялась. – Потом, – сказала она. И добавила: – Может быть…
   Этим вечером Янош собрал совещание нашей тройки.
   – Думаю, – сказал он, – нам надо решить кое-какие вещи. Например, как долго мы собираемся оставаться здесь. И что мы собираемся делать во время этой стоянки.
   – Я понимаю, Янош, с каким нетерпением ты стремишься вперед, – сказал я, – но мы нуждаемся в отдыхе. Я сомневаюсь, что дальнейшее путешествие будет легким, и потому чем лучше мы отдохнем и приведем в порядок снаряжение, тем спокойнее встретим то, что ждет нас впереди.
   – С этим я бы не стал спорить, – сказал Кассини. – Но что в этом кратере вам, капитан, не нравится?
   – Я имел в виду то соглашение, которое соблюдают проживающие здесь существа, – сказал Янош. – Я полагаю, что мы обязаны следовать здешним правилам, если это слово применимо, и ограничиваться самой минимальной охотой.
   Кассини свирепо зыркнул на него.
   – С чего ты решил, что у этих тупых животных существует какое-то соглашение? – фыркнул он. – Окружающая нас безмятежность только на руку нам, нам и больше никому.
   – Ты по-прежнему считаешь, что это твоих рук дело? – спросил Янош, не скрывая презрения в голосе.
   – А какое же еще объяснение можно предложить? – сказал Кассини. – С того дня, как мы покинули Ориссу, я прекрасно справлялся с моими обязанностями защищать нас заклинаниями. К тому же с нами могущественное благословение Совета воскресителей. В результате мы избежали стрел и отыскали воду посреди пустыни. А теперь вот нам дана и эта передышка.
   Вместо того чтобы дать Кассини резкий отпор, Янош со вниманием отнесся к словам Кассини.
   – Ну так помогите мне, мой мудрый воскреситель, – сказал он, и мы с Кассини оба удивились, не услыхав в его голосе иронической насмешки, – понять вашу мудрость. Не открывая секретов вашего искусства, скажите мне, каким образом вы выбираете то или иное заклинание? И как вам удается узнавать о том или ином эффекте заклинаний?
   – Это просто, – сказал Кассини, – просто для тех, то осенен могуществом знаний воскресителей. Мы изучаем все известные записанные заклинания под мудрым руководством старшего воскресителя, запоминаем их и применяем на практике.
   – Но ведь заклинаний должно быть бесчисленное множество, – сказал Янош. – И разве мыслимо все их запомнить, даже если очень стараться?
   – Ну разумеется, это очень трудно, – отвечал Кассини – Воскресители различаются по степени глубины памяти. У меня, например, память блестящая. И это не похвальба, это признано моим первым учителем тогда, когда я только еще был принят в братство воскресителей. Однако даже я сталкиваюсь с трудностями. Запомнить все невозможно, и потому приходится прибегать к помощи архивов, где записаны все заклинания.
   – Но когда вы путешествуете, – не сдавался Янош, – вы же не можете тащить с собой библиотеку.
   Кассини постучал себя пальцем по лбу.
   – А я храню ее вот здесь, – сказал он. – Именно поэтому вам, капитан, и повезло, что меня включили в состав экспедиции.
   – Тут я согласен, – ответил Янош. – Однако одну вещь я хотел бы все-таки понять. То есть заклинания, которыми вы пользуетесь, вы цитируете по памяти. И следовательно, сама мудрость проистекает из тех древних текстов?
   – Ну да, – сказал Кассини. – Мы знаем, что заклинания действуют, потому что они всегда действовали. И неважно почему. Да и не может человек постичь это. Только боги могут сказать почему.
   Янош надолго уставился на него. Кассини вспыхнул, сообразив, что Серый Плащ готовит ему какую-то логическую ловушку.
   – Следовательно, если знания принадлежат богам, мы не можем сказать, почему мы наткнулись на этот маленький рай, – сказал Янош. – Или я чего-то не понял?
   Кассини что-то пробормотал, но так и не нашелся ответом.
   – И следовательно, нам не дано знать, – не отставал Янош, – создана ли существующая здесь безмятежность людьми или кем-то посильнее. Правильно?
   – Правильно, – сквозь зубы согласился Кассини.
   – И значит, мы не имеем права менять то, что установлено богами, – сказал Янош. – И обязаны придерживаться установленных здесь правил, поскольку, возможно их установили сами боги.
   – И я тоже думаю, что безопаснее поступать именно так, – быстро принял я сторону Яноша. – Тем более что если Янош и заблуждается, то ущерба от этого никакого А в том, что он заблуждается, у нас нет возможности убедиться.
   – Хорошо же, – сказал Кассини, стиснув зубы. – Пусть будет по-вашему.
   – И мы все соблюдаем местные порядки? – дожимал Янош.
   – Да, – сказал Кассини. Он поднялся, не дожидаясь, пока Янош продолжит свои логические упражнения, и удалился от костра.
   – Неплохо знать, мой друг, – сказал Янош, – что у магии вообще нет никаких законов – за исключением одного: маги не делятся своими секретами.
   – Я и сам считал, что это в порядке вещей, – сказал я.
   – Ты в самом деле так думал? – спросил Янош. Я кивнул:
   – Мальчишкой я изводил такими вопросами моих учителей.
   – Ну а теперь, когда ты вырос?
   – Я не Кассини. Со мной не надо играть. Просто скажи, что ты задумал. По твоему оживлению я вижу, ты куда-то клонишь.
   Янош рассмеялся над моей проницательностью.
   – Ох, как же мы любим слушать самого себя, произносящего речи, – сказал он. – Должно быть, существует маленький демон самовосхищения, который с ума сходит от звуков наших собственных голосов. – Он отхлебнул воды из тыквенной бутылки и передал сосуд мне. – У меня действительно есть собственные соображения, как ты догадываешься, и они немного отличаются от болтовни Кассини типа: вещи таковы, поскольку всегда были таковыми.
   Я кивнул, приглашая его продолжать.
   –Я полагаю, что в основе всего есть несколько незыблемых принципов, – сказал Янош. – Во-первых, причина и следствие весьма схожи и, значит, обратимы. Во-вторых, если какие-то предметы были одно время в соприкосновении, то они и впоследствии продолжают воздействовать друг на друга независимо от расстояния. Один пример: если воскреситель собирается кому-то навредить, то для этого он берет что-нибудь принадлежащее лично этому человеку, может быть, прядь волос. Что пытались проделать с тобой в Ликантии. Затем он лепит, допустим из воска, фигурку врага, прикрепляет к ней эти волосы и уничтожает фигурку, например, в огне. Если все проделано верно, то враг может здорово пострадать, а иногда и погибнуть.
   – Черная магия, – пробормотал я.
   – А вот это пример применения законов воскресителей, – сказал Янош. – Это они разделили магию на черную и белую. Добрую и злую.
   – А по-твоему, они ничем не отличаются?
   – Ничем. Для того, кто собирается уничтожить своего врага, эта магия положительная. Белая, другими словами. Но для жертвы она, несомненно, черная. Так что разница только в том, на какой стороне ты стоишь.
   – А тебе-то что за дело до всех этих проблем? – спросил я. – По мне, так лучше оставить их в покое.
   – У меня свое отношение, – сказал Янош. – Я заинтересовался этим, когда был рабом, полагая, что чем больше я буду знать, тем меньше буду зависеть от прихотей другого человека.
   Я покачал головой:
   – Разумно ли это? Или лучше сказать… мудро ли это?
   – Я думаю, ни то, ни другое, – сказал Янош. – Поскольку, согласно другой моей теории, любое произнесенное заклинание отражается и на том, кто его сделал. И постепенно, по мере того как маг оставляет все больше заклинаний, особенно вредоносных, он начинает понимать, что и его существо в чем-то пострадало. Проблема в том, что магия – весьма соблазнительная наука, вернее, наукой она станет еще очень не скоро. Просто когда оказываешься устремленным к цели, от которой не можешь отказаться, приходится чем-нибудь рисковать.
   Я вспомнил Мелину и любовный напиток и не стал спорить.
   – Но чего ты надеешься достичь с помощью этой науки? – спросил я.
   – Только моей заветной цели, – тихо сказал Янош. – ничего более. – Он уставился в огонь. – В будущем, Амальрик, люди будут мудрее, – сказал он. – И для них не будет секретов у природы. Почему река течет с гор не в гору? Почему с помощью рычага можно поднять камень, который не поддается голым рукам? Как прутик отыскивает воду? Почему можно поймать духов ветра в кожаный мешок, а затем, выпустив их, можно наполнить паруса? Может быть, я и глупец, но мне кажется, есть законы, которые управляют такими явлениями. И разве это было бы не правдиво, если бы закон для всего оказался единым? И чтобы не оказалось разницы между духовным и материальным?
   – Ты всерьез веришь в это? – изумленно спросил я. Янош засмеялся:
   – Нет, конечно. Это было бы слишком легко. Но если тебе удастся прожить достаточно долго и встретить в будущем настоящих мудрецов, то, может быть, ты и не удивишься, что в чем-то я был все-таки прав.
   На том наш разговор и окончился, но за все короткое время нашего пребывания в этом маленьком раю я не раз задумывался над его словами. И одно я запомнил точно: после того как он высказал свои воззрения, у меня появилась твердая надежда не только на удачный исход экспедиции, но и вообще на счастливое будущее. Ведь если есть правила, думал я, есть законы магии, которые может познать любой человек, то каким же благом это может оказаться для всех. И неужели придет день, размышлял я, когда не только воскресители, но и обычные люди, вроде меня самого, смогут воспользоваться их могуществом? И еще начала подкрадываться такая мысль: да ведь Янош сам по себе стоит целого открытия. Но тут я услыхал у соседнего костра смех Диосе, и все мысли сразу улетучились.
   Последующие дни были одними из самых счастливых в моей жизни. Мы так безмятежно ощущали себя в приветливой атмосфере кратера. Мы купались, играли со зверями, питались фруктами и орехами и охотились только тогда, когда охотники и дичь обретали их привычные роли. Тела избавились от тяжких ощущений изнурительного пути, мускулы налились новой силой.
   Мы с Диосе становились все ближе друг другу – она и до этого была хорошенькой, но в таком райском уголке стала потрясающей красавицей. Ее члены округлились, кожа и волосы лучились здоровьем, а сиянье глаз заменяло мне пропуски в нашем словаре. Все оставляли нас в покое, когда мы, взявшись за руки, бродили среди буйной растительности кратера. Тут было много укромных уголков и тихих лужаек, каждую из которых, наверное, мы посетили за время своего отдыха здесь. Мы продолжали наши занятия и дело шло все легче, так что вскоре мы запросто перескакивали с одного языка на другой, словно два слились в один.
   Я узнал, что Диосе, как я и предполагал, была принцессой. Ее мать правила небольшим, но богатым княжеством Салси. Их народом, как рассказывала Диосе, вообще управляли женщины, а мужчины были хранителями домашнего очага. Впрочем, и они выходили на поле боя, когда сражались все. Но военачальниками были только женщины. Из политических соображений Диосе была обручена с благородным молодым человеком из другого клана. Именно на свадьбу она и ехала, когда ее отряд попал в засаду разбойников.
   Поначалу я здорово огорчился, услыхав о ее предполагаемом замужестве. Но Диосе быстро успокоила меня, сообщив, что молодому человеку благородного происхождения было менее шести лет от роду, а факт ее короткого пребывания в рабстве среди чужих мужчин делал ее неподходящей для официального замужества подобного рода. Однако, услыхав это, я теперь стал переживать из-за нее.
   Диосе рассмеялась, узнав причину моей печали.
   – Это означает всего лишь то, что я больше не имею права выходить замуж за маленьких мальчиков, – сказала она. – В моем же собственном клане это не так важно, девственница ли я. Это важно только, – она пожала плечами, – для работорговцев. Они собирались продать меня для священного жертвоприношения. – Она мрачно улыбнулась. – Если я не девственница, то, по крайней мере, у меня больше шансов остаться в живых.
   Она задумчиво посмотрела на меня. Мне было ужасно интересно узнать, что у нее на уме. И тут она вздохнула.
   – Знаешь, – сказала она, – было легче, когда мы знали меньше слов.
   – Почему? – спросил я.
   Но она лишь покачала головой и сказала:
   – Да так, не обращай внимания.
   Впрочем, я и так понимал, что она имеет в виду. Как бы там ни было, по сравнению с тем днем, когда я поцеловал ее, я стал чересчур вежливым ее поклонником. Быстро обретенная легкость в языковом общении приблизила меня к ней больше, чем это сделала бы простая похоть. И когда мы сидели рядышком, болтая, я понял, что мы слишком быстро стали просто друзьями. А когда она стала расспрашивать меня о нашем путешествии, то я даже решил поведать ей всю правду о нашей миссии.
   – Далекие Королевства? – воскликнула она. – И ты в самом деле хочешь отыскать их?
   В ее глазах было столько восторга и благоговения, что я даже обрадовался, что так повел себя с ней.
   – Если боги позволят, – сказал я.
   – Я уверена, позволят, – сказала она, – иначе ты бы не дошел так далеко. У народа Салси есть поверье, что когда-нибудь все народы мира присоединятся к Далеким Королевствам, и тогда из мира исчезнет насилие. Не будет ни разбоев, ни войн.
   – Войн не будет? – Я рассмеялся. – Замечательная мысль. Но боюсь, моя дорогая Диосе, война неизбежное зло, и ничего нельзя поделать с темными силами, которые стремятся одолеть светлые силы Далеких Королевств. Наверное, все дело в магии. В злой магии. Но ведь убийство находится в основе всех естественных явлений. Даже без вмешательства сил тьмы.
   Вместо ответа она махнула рукой в сторону ручья, с журчаньем бегущего среди корней большого дерева. Под деревом лежала гиена, притворно завывая от страха перед нападением молодой мохнатой обезьянки.
   – Все это, может, и так, но только не здесь, – сказала она.
   И мне нечего было возразить. Затем она вдруг решительно сказала:
   – Я должна увидеть своими глазами Далекие Королевства. Я пойду с тобой.
   – Но это невозможно, – встревоженно сказал я, – очень опасно.
   – Так что же ты мне предлагаешь? – спросила Диосе. Вопрос был по существу, хоть я и старался избегать его до самого последнего времени. – Ведь ты же не можешь отправить меня назад в Салси. Не повернешь же ты назад, когда до цели уже так близко; не могу я и присоединиться к какому-нибудь торговому каравану, их просто не бывает в этой глухомани. Остается двигаться только вперед. И потому с твоей стороны разумно было бы вручить мне оружие. Ведь я владею им искусно, как и любая женщина Салси. И я не буду вам обузой.
   Мне нечего было возразить. Я засмеялся, тем самым чуть не обидев ее, но тут же объяснил, что она напоминает мне мою сестру Рали, которая так же, по-солдатски, любит добиваться справедливости.
   – Тебе бы понравилась моя сестра, – сказал я.
   – Я уверена, что понравится, – сказала она. Вернее, мне показалось, что я услыхал именно эту фразу, хотя она и была произнесена очень тихо.
   – Я не расслышал, – сказал я.
   Она собралась было повторить, но вместо этого покачала головой.
   – Ох, Амальрик, – сказала она, – неужели все мужчины в Ориссе похожи на тебя?
   – Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
   – Что же тут непонятного? – вскричала она. – Что должна сделать женщина, чтобы ты вспомнил об обещанном поцелуе?
   И с этими словами она обняла меня. Хоть она и была некрупной женщиной, но под ее тяжестью я упал на спину, и ее губы впились в мои. Я на мгновение испугался того неистовства, с которым прижалась ко мне эта жаждущая любви женщина, и тут же во мне ожила та страсть, которую так долго приходилось прятать. Мы срывали друг с друга одежду, пока уже ничто не мешало нам. Я перевернул ее на спину, ноги ее раздвинулись, бедра затрепетали, и я как сумасшедший ворвался в нее. Я почувствовал небольшое сопротивление, услыхал ее стон, решил, что ей больно, и попытался выйти из нее. Но она сжала руками мои ягодицы и силой заставила войти еще глубже. Больше уже ничто мне не мешало, и мною вновь овладело безумие, и я пришпорил моего коня. Бедра наши бились друг о друга, жадно ласкались наши губы и руки.
   Всю ночь мы занимались любовью. Утром мы искупались, на скорую руку позавтракали в лагере, затем покинули остальных и забрались от них подальше, где и занимались любовью до тех пор, пока силы окончательно нас не оставили.