Страница:
Когда я встал, то лежал уже Лиго, и над ним, придавив его горло тяжелым башмаком, стоял этот человек. Я вытащил из кармана светящиеся четки, поднял их повыше и проговорил заклинание.
– Поднеси-ка, парень, свет поближе, – сказал этот человек. – Хочу получше посмотреть на свою работу.
Только теперь мне удалось разглядеть его. Он был солдатом, даже офицером. Высокий, с крепкими мышцами, красивый суровой красотой воина. Его лицо с правильными чертами пересекал глубокий шрам, который не скрывала и борода. Зубы его блестели так же ярко, как и сталь сабли.
– Прошу вас, господин, – взмолился Лиго. – Произошло лишь небольшое недоразумение. Я сейчас все объясню.
Лиго пискнул, когда мой приятель сильнее надавил ему башмаком на горло.
– Как его имя? – спросил солдат.
– Лиго, – ответил я. – Он – сводник.
Мужчина все понял и склонился над моим мстителем.
– Посмотри на меня внимательно, Лиго, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты запомнил мое лицо. – Лиго что-то булькнул горлом и кивнул. – Так вот, ты, сын шлюхи, меня зовут Янош Серый Плащ, – продолжил мужчина. – А если уж говорить точнее – капитан Серый Плащ. Я оказался свидетелем вашего разговора с этим господином, и я слышал твои угрозы.
– Но я на самом деле не собирался повредить ему, – прохрипел Лиго. – Разговор был чисто деловой, уважаемый капитан.
– Что же, если в деловом разговоре имеет место нож у горла, – сказал Янош, – то позволь предупредить тебя: в любом суде я засвидетельствую, что именно так и было, ты угрожал ему. А если же ты действительно намеревался убить его, то и здесь я внесу ясность. Если с ним что-либо случится, я найду тебя, Лиго, и смерть тебе покажется милосердием.
– Я пальцем его не трону, добрый господин, – пискнул Лиго. – Клянусь всем святым.
– Не божись, сын шлюхи, – сказал капитан Серый Плащ. Он снял ногу, позволяя Лиго встать. Но как только Лиго приподнялся на локтях, он передумал, и башмак вновь опустился на сводника. Капитан крепкими пальцами ухватил Лиго за ухо. Тот взвыл.
– Чтобы окончательно закрепить нашу сделку, – сказал капитан, – я кое-что возьму у тебя.
Он взмахнул кинжалом, и Лиго взвизгнул. Капитан держал в руке ухо, и кровь капала на вытатуированного паука. Серый Плащ встряхнул ухо, и капли брызнули гуще.
– Если в будущем ты потревожишь этого молодого человека, – сказал он, – я передам твой огрызок моей знакомой старой колдунье. Она специализируется на особо гнусных проклятиях. Ты понял, что я имею в виду?
– Да, мой господин, – всхлипнул Лиго.
– Ну а теперь скройся с наших глаз, – сказал капитан. Лиго побежал по улице даже не оглядываясь. Когда он скрылся, капитан глянул на кусок плоти в своей руке. Рассмеявшись, отбросил ухо прочь и вытер пальцы о штаны.
– Если бы у меня еще были деньги на колдуний, – сказал он.
– Капитан Серый Плащ, – сказал я, – за то, что вы спасли меня, я ваш вечный должник.
– Рад слышать это, – сказал он, – поскольку именно сейчас меня охватила чудовищная жажда. – Он хлопнул меня по спине, приглашая вернуться в таверну. – И вы окажете мне великую честь, благородный господин, если будете обращаться ко мне как друг. А мои друзья, которых, боюсь, не так уж много, зовут меня Янош.
– Итак, значит, Янош, – искренне радостно сказал я. – А вы можете звать меня Амальрик. И более того, оставшихся на мне пуговиц хватит, чтобы купить реку бренди и благословить нашу дружбу. – И я безмятежно направился в трактир, чтобы обогатить крысоподобного хозяина.
Вскоре мы уже выпили по бокалу бренди и успешно перешли ко второму. Слегка опьянев, я задумался над тем, что вот совсем недавно убил одного человека, а второй, с проткнутым легким, вряд ли переживет эту ночь, но тем не менее в этом случае меня не мучили ни вина, ни сомнения, как о том твердили сентиментальные баллады. Размышляя над этой схваткой дальше, я честно признался вслух, что никакого спасения от Яноша не заслуживал.
– А все дело в том, – сказал я, – что за мной числится позорный поступок. И я не заслужил того, чтобы ты вмешивался.
– Ты не спеши заниматься самобичеванием, мой друг, – ответствовал Янош. – Я немного разбираюсь в таких людях, как Лиго. И сильно сомневаюсь, чтобы ты мог его в чем-то обмануть.
– Я был дураком, – сказал я, сильно желая, чтобы эти слова прозвучали громко.
Янош кивнул.
– Вот это вполне возможно, – сказал он. – Это частенько случается, когда человек думает не головой, а другим концом. – Он рассмеялся. – Однако одна вещь, которую упоминал тот мошенник, меня заинтриговала. Что-то там насчет любовного напитка, которым напоили какую-то шикарную шлюху.
Его глаза сверкнули, и я решил, что ему просто забавно выслушать веселую историю. Но позже я узнал, что интерес его к таким вещам был далеко не случайным.
Я вспыхнул.
– То, что ты слышал, увы, правда. Это ужасный грех, сознаю и глубоко о нем сожалею.
– Ну не будь ханжой. Есть о чем сожалеть! Эта бабенка и Лиго, я уверен, поимели с тебя денег более чем достаточно.
Запинаясь и конфузясь, я все выложил ему, начиная с первой нашей встречи с Мелиной и кончая моим полетом из окна ее спальни. Янош оказался замечательным слушателем. Он умел сочувствовать, не льстя. Если он и прерывал меня, то чтобы уточнить какую-нибудь деталь, и деталь эта, как выяснялось, работала на меня, на мою правоту и уверенность в себе. Иногда Янош просто жестом подбадривал меня. Я словно разговаривал со стариком, хотя и видел, что он старше меня лет на пять, не больше. Когда я закончил рассказ, он разлил остатки бренди и перевернул бутылку вверх дном, показывая, что на сегодня все.
– По моему ничтожному разумению, Амальрик, – сказал он, – это та самая история, которая начинается за упокой, а кончается за здравие. И прекрасно, что ты получил тот опыт, который большинство приобретают слишком поздно, если вообще приобретают. Забудь эту женщину и прекрати казнить себя. Я уверен, что на старости лет ты даже с улыбкой поведаешь эту историю своим сыновьям. Во всяком случае, сегодня ночью ты рассказал ее неплохо. И покончим на этом.
Я поблагодарил его, хотя и сомневаясь, что мои грехи с такой легкостью мне простятся. Янош поднял бокал:
– За нового Амальрика Антеро. И пусть его будущие приключения будут хоть вполовину так же нехлопотны.
Мы чокнулись и выпили. Когда мы поставили бокалы, я увидел, как Янош задумчиво смотрит на меня.
– Мне кажется, – сказал он искренне, – что этой ночью и мое будущее изменилось. Разве не встретился мне на пути рыжий? И разве это не одно из тех счастливых предзнаменований, которые пророки видят в своих магических кристаллах?
– Хорошо бы, – сказал я. – Надеюсь. Боюсь только, владельцу этих волос они счастья не принесут.
Янош рассмеялся тем замечательным смехом, о котором я уже упоминал в самом начале.
– Ну и пусть это останется великой загадкой для величайшего из воскресителей, – сказал он. – Это вам не то что вычислить, сколько демонов может уместиться на кончике иглы. Если некий знак предвещает что-то хорошее, может ли он предвещать и конец хорошему?
Даже теперь, сидя за этими строками, по прошествии стольких лет и событий со времени нашей первой встречи, я по-прежнему не знаю ответа на эту загадку. И сомневаюсь, что узнаю, пока однажды ночью не придет Черный искатель и не заберет мою душу.
Я задумался над его загадкой. Давно уже у меня не было умного друга. Но, не разрешив задачу, покачал головой.
– Даже если бы сейчас и не была поздняя ночь, – сказал я, – сомневаюсь, чтобы я разгадал ее. А может быть, разгадать эту загадку так же невозможно, как… – Я помолчал, подыскивая сравнение, и одно отыскалось: – Как достичь Далеких Королевств.
Я засмеялся, но почему-то Янош меня не поддержал. Он уставился на меня, и взгляд его был взволнован.
– В чем дело? – спросил я.
– Что ты сказал? – спросил он. Я смутился:
– Ты имеешь в виду… насчет Далеких Королевств?
– Да, – настойчиво сказал он.
– Ну… даже не могу объяснить. Просто я почему-то размышлял о них перед тем, как появились эти бандиты Лиго.
Янош не сводил с меня глаз, а я, ощущал себя неловко.
– Так, вспоминаются иногда всякие глупости, – сказал я запальчиво. – Не обращай внимания.
– Если хочешь знать, – сказал Янош, – когда дело доходит до болтовни о всяких глупостях, то нет более искусного мастера, чем Янош Серый Плащ. – Я засмеялся, и мы направились к выходу. – Давай-ка, дружище, пошевелимся, – сказал он, – или мы захотим еще бренди и поболтать.
Мы вышли в ночь. В конце улицы горел факел. Я еще раз вспомнил о Далеких Королевствах. Но тут же эта мысль куда-то ушла, и осталась только ночь.
Глава третья
– Поднеси-ка, парень, свет поближе, – сказал этот человек. – Хочу получше посмотреть на свою работу.
Только теперь мне удалось разглядеть его. Он был солдатом, даже офицером. Высокий, с крепкими мышцами, красивый суровой красотой воина. Его лицо с правильными чертами пересекал глубокий шрам, который не скрывала и борода. Зубы его блестели так же ярко, как и сталь сабли.
– Прошу вас, господин, – взмолился Лиго. – Произошло лишь небольшое недоразумение. Я сейчас все объясню.
Лиго пискнул, когда мой приятель сильнее надавил ему башмаком на горло.
– Как его имя? – спросил солдат.
– Лиго, – ответил я. – Он – сводник.
Мужчина все понял и склонился над моим мстителем.
– Посмотри на меня внимательно, Лиго, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты запомнил мое лицо. – Лиго что-то булькнул горлом и кивнул. – Так вот, ты, сын шлюхи, меня зовут Янош Серый Плащ, – продолжил мужчина. – А если уж говорить точнее – капитан Серый Плащ. Я оказался свидетелем вашего разговора с этим господином, и я слышал твои угрозы.
– Но я на самом деле не собирался повредить ему, – прохрипел Лиго. – Разговор был чисто деловой, уважаемый капитан.
– Что же, если в деловом разговоре имеет место нож у горла, – сказал Янош, – то позволь предупредить тебя: в любом суде я засвидетельствую, что именно так и было, ты угрожал ему. А если же ты действительно намеревался убить его, то и здесь я внесу ясность. Если с ним что-либо случится, я найду тебя, Лиго, и смерть тебе покажется милосердием.
– Я пальцем его не трону, добрый господин, – пискнул Лиго. – Клянусь всем святым.
– Не божись, сын шлюхи, – сказал капитан Серый Плащ. Он снял ногу, позволяя Лиго встать. Но как только Лиго приподнялся на локтях, он передумал, и башмак вновь опустился на сводника. Капитан крепкими пальцами ухватил Лиго за ухо. Тот взвыл.
– Чтобы окончательно закрепить нашу сделку, – сказал капитан, – я кое-что возьму у тебя.
Он взмахнул кинжалом, и Лиго взвизгнул. Капитан держал в руке ухо, и кровь капала на вытатуированного паука. Серый Плащ встряхнул ухо, и капли брызнули гуще.
– Если в будущем ты потревожишь этого молодого человека, – сказал он, – я передам твой огрызок моей знакомой старой колдунье. Она специализируется на особо гнусных проклятиях. Ты понял, что я имею в виду?
– Да, мой господин, – всхлипнул Лиго.
– Ну а теперь скройся с наших глаз, – сказал капитан. Лиго побежал по улице даже не оглядываясь. Когда он скрылся, капитан глянул на кусок плоти в своей руке. Рассмеявшись, отбросил ухо прочь и вытер пальцы о штаны.
– Если бы у меня еще были деньги на колдуний, – сказал он.
– Капитан Серый Плащ, – сказал я, – за то, что вы спасли меня, я ваш вечный должник.
– Рад слышать это, – сказал он, – поскольку именно сейчас меня охватила чудовищная жажда. – Он хлопнул меня по спине, приглашая вернуться в таверну. – И вы окажете мне великую честь, благородный господин, если будете обращаться ко мне как друг. А мои друзья, которых, боюсь, не так уж много, зовут меня Янош.
– Итак, значит, Янош, – искренне радостно сказал я. – А вы можете звать меня Амальрик. И более того, оставшихся на мне пуговиц хватит, чтобы купить реку бренди и благословить нашу дружбу. – И я безмятежно направился в трактир, чтобы обогатить крысоподобного хозяина.
Вскоре мы уже выпили по бокалу бренди и успешно перешли ко второму. Слегка опьянев, я задумался над тем, что вот совсем недавно убил одного человека, а второй, с проткнутым легким, вряд ли переживет эту ночь, но тем не менее в этом случае меня не мучили ни вина, ни сомнения, как о том твердили сентиментальные баллады. Размышляя над этой схваткой дальше, я честно признался вслух, что никакого спасения от Яноша не заслуживал.
– А все дело в том, – сказал я, – что за мной числится позорный поступок. И я не заслужил того, чтобы ты вмешивался.
– Ты не спеши заниматься самобичеванием, мой друг, – ответствовал Янош. – Я немного разбираюсь в таких людях, как Лиго. И сильно сомневаюсь, чтобы ты мог его в чем-то обмануть.
– Я был дураком, – сказал я, сильно желая, чтобы эти слова прозвучали громко.
Янош кивнул.
– Вот это вполне возможно, – сказал он. – Это частенько случается, когда человек думает не головой, а другим концом. – Он рассмеялся. – Однако одна вещь, которую упоминал тот мошенник, меня заинтриговала. Что-то там насчет любовного напитка, которым напоили какую-то шикарную шлюху.
Его глаза сверкнули, и я решил, что ему просто забавно выслушать веселую историю. Но позже я узнал, что интерес его к таким вещам был далеко не случайным.
Я вспыхнул.
– То, что ты слышал, увы, правда. Это ужасный грех, сознаю и глубоко о нем сожалею.
– Ну не будь ханжой. Есть о чем сожалеть! Эта бабенка и Лиго, я уверен, поимели с тебя денег более чем достаточно.
Запинаясь и конфузясь, я все выложил ему, начиная с первой нашей встречи с Мелиной и кончая моим полетом из окна ее спальни. Янош оказался замечательным слушателем. Он умел сочувствовать, не льстя. Если он и прерывал меня, то чтобы уточнить какую-нибудь деталь, и деталь эта, как выяснялось, работала на меня, на мою правоту и уверенность в себе. Иногда Янош просто жестом подбадривал меня. Я словно разговаривал со стариком, хотя и видел, что он старше меня лет на пять, не больше. Когда я закончил рассказ, он разлил остатки бренди и перевернул бутылку вверх дном, показывая, что на сегодня все.
– По моему ничтожному разумению, Амальрик, – сказал он, – это та самая история, которая начинается за упокой, а кончается за здравие. И прекрасно, что ты получил тот опыт, который большинство приобретают слишком поздно, если вообще приобретают. Забудь эту женщину и прекрати казнить себя. Я уверен, что на старости лет ты даже с улыбкой поведаешь эту историю своим сыновьям. Во всяком случае, сегодня ночью ты рассказал ее неплохо. И покончим на этом.
Я поблагодарил его, хотя и сомневаясь, что мои грехи с такой легкостью мне простятся. Янош поднял бокал:
– За нового Амальрика Антеро. И пусть его будущие приключения будут хоть вполовину так же нехлопотны.
Мы чокнулись и выпили. Когда мы поставили бокалы, я увидел, как Янош задумчиво смотрит на меня.
– Мне кажется, – сказал он искренне, – что этой ночью и мое будущее изменилось. Разве не встретился мне на пути рыжий? И разве это не одно из тех счастливых предзнаменований, которые пророки видят в своих магических кристаллах?
– Хорошо бы, – сказал я. – Надеюсь. Боюсь только, владельцу этих волос они счастья не принесут.
Янош рассмеялся тем замечательным смехом, о котором я уже упоминал в самом начале.
– Ну и пусть это останется великой загадкой для величайшего из воскресителей, – сказал он. – Это вам не то что вычислить, сколько демонов может уместиться на кончике иглы. Если некий знак предвещает что-то хорошее, может ли он предвещать и конец хорошему?
Даже теперь, сидя за этими строками, по прошествии стольких лет и событий со времени нашей первой встречи, я по-прежнему не знаю ответа на эту загадку. И сомневаюсь, что узнаю, пока однажды ночью не придет Черный искатель и не заберет мою душу.
Я задумался над его загадкой. Давно уже у меня не было умного друга. Но, не разрешив задачу, покачал головой.
– Даже если бы сейчас и не была поздняя ночь, – сказал я, – сомневаюсь, чтобы я разгадал ее. А может быть, разгадать эту загадку так же невозможно, как… – Я помолчал, подыскивая сравнение, и одно отыскалось: – Как достичь Далеких Королевств.
Я засмеялся, но почему-то Янош меня не поддержал. Он уставился на меня, и взгляд его был взволнован.
– В чем дело? – спросил я.
– Что ты сказал? – спросил он. Я смутился:
– Ты имеешь в виду… насчет Далеких Королевств?
– Да, – настойчиво сказал он.
– Ну… даже не могу объяснить. Просто я почему-то размышлял о них перед тем, как появились эти бандиты Лиго.
Янош не сводил с меня глаз, а я, ощущал себя неловко.
– Так, вспоминаются иногда всякие глупости, – сказал я запальчиво. – Не обращай внимания.
– Если хочешь знать, – сказал Янош, – когда дело доходит до болтовни о всяких глупостях, то нет более искусного мастера, чем Янош Серый Плащ. – Я засмеялся, и мы направились к выходу. – Давай-ка, дружище, пошевелимся, – сказал он, – или мы захотим еще бренди и поболтать.
Мы вышли в ночь. В конце улицы горел факел. Я еще раз вспомнил о Далеких Королевствах. Но тут же эта мысль куда-то ушла, и осталась только ночь.
Глава третья
ОТКРЫТИЕ
На следующее утро я проснулся словно в тумане. Мой мозг дохлой мухой плавал в осадке ночного вина. Но я вдохнул свежего и резкого весеннего ветра, с шелестом влетевшего в окно моей спальни, и туман рассеялся. И тут я с удивлением понял, что впервые за много дней не посетило меня кошмарное сновидение с одноглазым человеком. Я вышел из спальни, умылся, затем преклонил колени и прошептал традиционную молитву, обращаясь к любимому богу. Глянув в зеркальце, я увидел, что сегодня бриться нет необходимости, и стал натягивать на себя аккуратно разложенную одежду. И тут до меня что-то дошло.
– Инз!
Он бесшумно вошел в спальню с вежливым и слегка озабоченным выражением лица. Позднее я узнал, что рабы быстро учатся этому выражению на лице, чтобы выжить.
Я указал на разложенную им одежду: простую рубашку, мрачного цвета бриджи, куртку неважного качества и головной убор, разваливающийся от старости.
– Это что значит?
Мелькнула улыбка Инза и тут же исчезла.
– Ничего страшного, мой господин. Просто ночью, когда вы вернулись, то сказали мне, что мое присутствие не потребуется; вернулись вы перед рассветом, в сопровождении двух солдат; на вашей одежде были пятна вина, крови и грязь. А утром я обнаружил, что ваша одежда так была разбросана, словно раньше времени наступил месяц Ветров и разметал ее по комнате…
– Достаточно!
– Как скажете, господин.
– Я немножко подрался, потом немножко выпил…
– Если вы это, господин Амальрик, называете «немножко»…
Я счел за лучшее не обращать внимания на его болтовню. Мои учителя неоднократно предостерегали меня, чтоб я не был излишне фамильярен с рабами и выходцами из нижних классов. А заодно и корили меня за то, что я недостаточно оказываю уважения старшим и начальникам. Но не мог же я разыгрывать из себя грозного и безжалостного хозяина перед лысеньким, маленьким рабом, который начинал свою службу в нашей семье с того, что взял меня младенцем из рук моего отца и поднес к воскресителю для совершения ритуала присвоения имени.
– И я подумал, – продолжал Инз, – что, может быть, в этот день вы захотите одеться так, чтобы… все эти кровавые пятна не оскорбляли ничей взгляд, особенно вашего родителя, который, между прочим, слышал, как вы явились, шатаясь и грохоча.
Да, с отцом мне сегодня необходимо было увидеться. Подошло время уплаты срочного долга. А благодаря Мелине и моей собственной глупости у меня не было ни гроша. Я прошел в гардеробную и тщательно выбрал костюм: зеленые бриджи, в тон им плоская шляпа, искусно вышитая золотой нитью; расшитая цветами приталенная рубашка; высокие башмаки, поскольку погода была пасмурной, и короткий плащ. Вспомнив ошибку прошлой ночи, я выбрал простую шпагу, без всяких украшений, и повесил ее на портупею с нашей фамильной печатью. Я посмотрел в зеркало. Именно этого образа я и добивался – здравомыслящий юный наследник, не имеющий никаких дел ни со шлюхами, ни со сводниками.
– Понятно, – сказал Инз. – Она опять оставила вас без денег. И вы размышляете, как бы выкрутиться. И я так понимаю, в моем присутствии нет необходимости.
– Может быть, я и не очень внимательно слушал моих наставников, но кое-что запомнил. Правда, не помню, кто именно мне рассказал эту историю – то ли тот парень, что однажды свалился в порту в воду, или тот, чья одежда вдруг таинственным образом сгорела… Но это была история об одном ученом, который очень гордился своими предсказаниями и однажды, хвастаясь перед учениками своим талантом, расхаживал по краю пропасти. И свалился вниз, на радость и облегчение своим замученным ученикам. Но на самом деле я всегда буду рад твоей компании, до самой старости. Вскоре нам предстоит путешествие.
– Да, благородный Амальрик, мой никак не оцененный хозяин. Я готов. Хотя, должен добавить, вы правы, заметив, что недостаточно внимательно слушали учителей. Подсмотрим хотя бы на эту историю, чью мораль вы несколько исказили. На самом деле после трагической смерти того несчастного мудреца несколько его учеников покончили с собой в отчаянии, что без его наставлений жизнь их бессмысленна. Но, помня, что самоубийство – вещь греховная, вам все же стоит иногда задумываться над тем, что я, всю ночь переживавший о том, как вы, пьяненький, бродите по грязным закоулкам среди всяких там бандюг, жалел, что не буду рядом с вами вечно.
Как обычно, последнее слово осталось за Инзом.
В саду нашей виллы били фонтаны, а на распускающихся деревьях сидели разноцветные, как радуги, домашние птицы. Отец сидел за длинным столом. Перед ним стоял завтрак – блюдо с фруктами и бокал сильно разведенного вина. Кроме того, на столе лежали грудой свитки документов. Отца окружала небольшая толпа служащих и лакеев. Он беседовал с доверенным слугой Тегри. Я сел у дальнего конца стола и стал ждать. Отец заметил меня, но несколько минут не обращал на меня внимания. Он скреплял печаткой документы, и их уносили посыльные. Отец поднимал руку, и к нему приближался следующий.
– Ты уже поел? – спросил он меня наконец.
– Нет еще.
– Очевидно, аппетита нет?
– Нет, отец. То есть, я хочу сказать, да.
– Хм. А я уж было подумал, судя по твоему позднему и нетрезвому возвращению домой, что твой желудок ничего не принимает, кроме бренди и молока. – Он не стал дожидаться моего ответа. – Догадываюсь, что тебе что-то нужно. И даже догадываюсь, что именно, несмотря на то, что прорицатель из меня слабый.
Я уткнулся взглядом в стол, затем кивнул.
– Это уже третий раз… – начал было Тегри.
– Я полагаю, что я еще сам в состоянии подсчитать количество таких просьб сына ко мне. Впрочем, я думаю, нам тут всем нет смысла тратить время на выслушивание очередной мольбы по поводу денег. – Отец замолчал. Я понял, что, несмотря на злость, он все же не хочет позорить меня перед слугами. – Амальрик, мне хочется верить, что, перед тем как ты решился на просьбу, ты подумал о будущем.
Я поднял глаза.
– Эти деньги… не для нее. А заплатить долг.
Тегри посмотрел на меня:
– Какому-нибудь ростовщику, господин Антеро?
Уши мои вспыхнули.
– Это долг чести, Тегри! Возможно, тебе знакомо это слово! – воскликнул я.
Отец бросил на Тегри сердитый взгляд, но лицо того было уже непроницаемым.
– Долг чести, – медленно произнес отец. – Отлично. Что ж, я не могу допустить, чтобы ты был опозорен. Тегри! Проследи.
– Спасибо, отец.
– Сиди, сиди. Ты еще не поел. Будь немножко мудрей. Помни – не поел, значит, обокрал свое тело. А оно тебе еще послужит. – Отец поднял руку, и ко мне поспешил слуга. – Ну а теперь, Тегри, – продолжил отец, словно я перестал существовать, – обдумаем, что нам делать со слоновьей костью из Лаузии, и решим, кто дураки – мы или семейство Й'хана. В любом случае курьер должен отправиться с моими инструкциями не позднее полудня…
Тегри протянул мне кошелек. И словно не было тех недружелюбных слов, сказанных в саду, настолько безмятежным было выражение лица слуги. Мне не раз говорили, что умение так вести себя – большое достоинство. Но я так и не научился понимать этих людей, у которых вместо крови чернила, а вместо мозгов – счеты для вычисления доходов. В прохладном полумраке передней меня внезапно как-то передернуло. Я остановился у алтаря и почти машинально положил щепоть песка перед портретом Халаба, как мы делали всегда, выходя из дома. Затем я пристально посмотрел на портрет: изображение было не просто точным, его краски, казалось, передавали все самые ценные душевные качества Халаба; художник клялся, что при работе над портретом совершил все требуемые молитвы, чтобы портрет полностью соответствовал образу Халаба. Рассыпая песок, я задумался: а действительно ли все соответствует? Ведь когда закончилась казнь, не осталось ни трупа, ни осколка кости. И принесет ли этот песок Халабу призрачное успокоение? Или его душа так и бродит по миру, не находя нигде пристанища? Меня вновь передернуло: я надеялся, что, когда я погибну – а это произойдет через вечность, – я не останусь неисповеданным, непохороненным и неотмщенным.
Инз ждал меня у внутренней калитки. Он увидел мое лицо и сразу все понял: Халаб, смерть, все связанное с этой историей постоянной тяжестью висело над нами. Тем приятнее было ощущать солнце весеннего дня.
– Похоже, вы собираетесь поступить добровольцем на военную службу, господин Амальрик, – встревоженно заговорил Инз. – Я понимаю, это дело обычное для молодых людей, потерпевших неудачу на сердечном фронте, отправляться на фронт военный. Но я бы вам этого не посоветовал. Во-первых, мое здоровье уже не позволяет мне вести лагерную жизнь. Даже в условиях тех несерьезных стычек, которые в последнее время ведет наша армия. А значит, оружие ваше не будет вычищено должным образом, и питаться вам придется всухомятку. Во-вторых, я знавал двух мужчин, которые действительно пошли в армию из-за женщин, так они говорили, что после первого же боя и выпивки даже и имен этих девиц не могли вспомнить. В-третьих, они клялись, что оказались дураками. Да и любой согласится, что надо быть дураком, чтобы таскать на голове тяжелый шлем и питаться раз в день только из-за долгов или обиды. В-четвертых…
– В-четвертых, – сказал я, – если ты не замолчишь, то на войну пойду не я, а ты. А здесь мы по делу.
Двое часовых, увидев, что к ним приближается человек благородного происхождения, отсалютовали, стукнув о булыжники толстыми концами копий.
– Я ищу капитана Яноша Серый Плащ из охраны магистрата, – сказал я.
Один из часовых задумался, потом вспомнил.
– А. Это же ликантианин. Он со второй когортой, господин. – Солдат глянул на солнце. – Скорее всего, они еще на учебном плацу. Он своих людей гоняет будь здоров.
Солдат объяснил мне, как туда добраться. Пока мы плутали среди казарм, я задумался над тем, что сказал солдат. Ликантианин? На службе в Ориссе? Да еще в элитном подразделении, отвечающем за безопасность магистрата? И только тут я вспомнил, что еще ночью обратил внимание на слабый акцент Яноша, хотя он был практически незаметен, этот акцент, по сравнению с чудовищным выговором ликантийских торговцев, с которыми мне приходилось иметь дело.
Я разглядел в конце большого поля клубы пыли и размахивающие руки. В землю были вкопаны толстые бревна, представляя из себя не то мишени, не то воображаемых врагов. У нас за виллой было два таких участка, где нанятые отцом учителя обучали меня обращению с оружием.
Последовала команда «Стой!». Пыль улеглась, и показались примерно пятьдесят солдат, разделенных на пары. На них были кожаные куртки с высокими воротниками, кожаные наголенники и кожаные шлемы. В руках они держали небольшие круглые щиты. В боевых условиях эти кожаные доспехи заменялись стальными латами, прикрывающими уязвимые места, или кольчугами. В каждой паре один солдат держал в одной руке короткое копье, а в другой – саблю. На наконечниках копий были защитные шишечки, а сабли были в ножнах. Сбоку стоял Янош Серый Плащ. В отличие от солдат он был одет в боевой шлем с носовой планкой, необычного вида кожаную куртку с длинным левым рукавом, покрытым стальными пластинами, и со стальными же пластинами, прикрывающими с левого бока частично грудь и плечо. В правой руке он держал длинную острую саблю, которую я уже видел в деле, а в левой – щит, как у солдат. Признал я и другого человека, который командовал солдатами, – это был тот самый пожилой сержант, дававший мне советы в таверне прошлой ночью.
Увидев нас, Янош кивнул, но не поспешил навстречу. Он двинулся в центр плаца.
– Неплохо, – сказал он, но особого довольства в его голосе не было. – Для парада годится. Сержант Мэйн!
– Я!
– Не будешь ли ты так любезен ударить меня копьем?
Здоровяк сержант только было начал делать выпад, как Янош приказал застыть ему в этой позе.
– Парадный плац – это парадный плац, – сказал он. – Война же дело другое. И я научу вас кое-каким приемам помимо тех, которыми вы овладели, еще будучи сопливыми новобранцами. То, что вы уже усвоили, наверное, кое-чего стоит, поскольку в стычках вы смогли выжить, но против такого удара копьем… Вот что я вам покажу… – Рассказывая, он одновременно показывал движения в замедленном действии, словно под водой. – Приняв удар в щит, отводите щит, в сторону и наносите свой удар саблей в противника. Или наносите удар по самому копью, сюда. Тогда, возможно, вам удастся сломать его. Еще один совет. Если ваш противник потерял при этом равновесие – спасибо, сержант, именно так, – то делаете шаг в сторону и наносите удар сверху или снизу доспехов. Но, производя подобный маневр, не забывайте, что враг не один, рядом может оказаться еще кто-то, и если вы слишком увлечетесь своей целью, то смерть заберет вас с собой. Неплохой прием – его почему-то не преподают молодым господам – перед началом схватки прихватить горсть песка, чтобы бросить в лицо врагу, когда он начнет атаку. Тогда, если вы достаточно проворны, попробуйте пригнуться и ударить врага по ногам в сухожилия. Правда, затея эта весьма рискованна. Еще один рискованный прием для того, кто силен, – отбить копье саблей, а удар нанести щитом. Мне доводилось видеть, как людей ослепляли шишечкой в центре щита, а потом свободно добивали. Но самое важное во время сражения – смотреть не за щитом, не за саблей врага, а за ним самим. Движение тела выдает любое намерение.
Янош сделал шаг назад.
– Ну а теперь сержант Мэйн отработает с вами перестроения. Но на этот раз без всяких там «раз, два, три» и без атак и нападений. Сержант!
Приказ исторг из сержанта очередную порцию рычания, и вновь заклубилась пыль. Я решил не рассказывать Яношу о тех двух дуэлях, в которых принял участие, не сомневаясь, что к такому опыту капитан Серый Плащ вряд ли отнесется с большим уважением, сочтя его забавой, потасовкой молодых петушков на скотном дворе в деревне. Подрезание сухожилий… швыряние песка… ослепление… нет, это уже суровые жестокости войны. Хотя я с полной серьезностью относился к проведенным мною двум схваткам, в которых даже проливалась кровь, но все же это были ненастоящие сражения.
Янош наблюдал за муштрой без комментариев и без всякого выражения на лице, затем подошел к нам.
– Доброе утро, друг мой, – сказал он. – Видишь, я уже с утра занимаюсь тем, что делаю из этих манекенов подготовленных солдат. А как твоя голова?
– Почему-то все меня первым делом утром спрашивают об этом, – сказал я. – Не думаю, чтобы я был так уж пьян.
– И никто не думает, – сказал Янош. – Чем могу быть полезен?
Я забрал у Инза кошелек и протянул ему.
– Прошу тебя, прими это как компенсацию за мои целые кости и спасенную репутацию.
Янош взвесил кошелек, но вернул его обратно.
– Спасибо, но разве надо благодарить того, кто пинком отогнал шакала от спящего человека?
– Я… я бы хотел, чтобы ты принял это, – запинаясь, сказал я. – Тем более что это почти ничто по сравнению с тем, что я тебе должен.
Янош задумчиво кивнул и взял кошелек; затем повернулся к солдатам, изображавшим учебный бой.
– Стой!
Его зычный крик по сравнению с командами сержанта прозвучал рыканьем льва.
– Этот господин, – сказал он неожиданно, – по некоторым неизвестным причинам решил побаловать вас. – Янош бросил кошелек Мэйну. – На ужин сегодня когорте будет свежее мясо, – объявил он. – И один бурдюк вина на двоих.
По рядам пронесся одобрительный гул, но тишина упала мгновенно, как занавес, когда лицо Яноша посуровело.
– По-моему, – сказал он спокойно, – я никому не разрешал разговаривать. И поскольку вы так опозорились, я должен был бы вернуть деньги вашему благодетелю. Но я не сделаю этого. Вместо этого, я думаю, в наказание вам надо будет хорошенько проветриться. Сержант, веди их к горе Эфин. Бегом. Сам останешься у подножия. И погоняй их вверх-вниз, пока, на твой взгляд, они не устанут.
Гора Эфин находилась отсюда в трех лигах, поднималась чуть не на лигу в высоту, и склоны ее, изрезанные расселинами и покрытые россыпью камней, поросли редким колючим кустарником.
– Инз!
Он бесшумно вошел в спальню с вежливым и слегка озабоченным выражением лица. Позднее я узнал, что рабы быстро учатся этому выражению на лице, чтобы выжить.
Я указал на разложенную им одежду: простую рубашку, мрачного цвета бриджи, куртку неважного качества и головной убор, разваливающийся от старости.
– Это что значит?
Мелькнула улыбка Инза и тут же исчезла.
– Ничего страшного, мой господин. Просто ночью, когда вы вернулись, то сказали мне, что мое присутствие не потребуется; вернулись вы перед рассветом, в сопровождении двух солдат; на вашей одежде были пятна вина, крови и грязь. А утром я обнаружил, что ваша одежда так была разбросана, словно раньше времени наступил месяц Ветров и разметал ее по комнате…
– Достаточно!
– Как скажете, господин.
– Я немножко подрался, потом немножко выпил…
– Если вы это, господин Амальрик, называете «немножко»…
Я счел за лучшее не обращать внимания на его болтовню. Мои учителя неоднократно предостерегали меня, чтоб я не был излишне фамильярен с рабами и выходцами из нижних классов. А заодно и корили меня за то, что я недостаточно оказываю уважения старшим и начальникам. Но не мог же я разыгрывать из себя грозного и безжалостного хозяина перед лысеньким, маленьким рабом, который начинал свою службу в нашей семье с того, что взял меня младенцем из рук моего отца и поднес к воскресителю для совершения ритуала присвоения имени.
– И я подумал, – продолжал Инз, – что, может быть, в этот день вы захотите одеться так, чтобы… все эти кровавые пятна не оскорбляли ничей взгляд, особенно вашего родителя, который, между прочим, слышал, как вы явились, шатаясь и грохоча.
Да, с отцом мне сегодня необходимо было увидеться. Подошло время уплаты срочного долга. А благодаря Мелине и моей собственной глупости у меня не было ни гроша. Я прошел в гардеробную и тщательно выбрал костюм: зеленые бриджи, в тон им плоская шляпа, искусно вышитая золотой нитью; расшитая цветами приталенная рубашка; высокие башмаки, поскольку погода была пасмурной, и короткий плащ. Вспомнив ошибку прошлой ночи, я выбрал простую шпагу, без всяких украшений, и повесил ее на портупею с нашей фамильной печатью. Я посмотрел в зеркало. Именно этого образа я и добивался – здравомыслящий юный наследник, не имеющий никаких дел ни со шлюхами, ни со сводниками.
– Понятно, – сказал Инз. – Она опять оставила вас без денег. И вы размышляете, как бы выкрутиться. И я так понимаю, в моем присутствии нет необходимости.
– Может быть, я и не очень внимательно слушал моих наставников, но кое-что запомнил. Правда, не помню, кто именно мне рассказал эту историю – то ли тот парень, что однажды свалился в порту в воду, или тот, чья одежда вдруг таинственным образом сгорела… Но это была история об одном ученом, который очень гордился своими предсказаниями и однажды, хвастаясь перед учениками своим талантом, расхаживал по краю пропасти. И свалился вниз, на радость и облегчение своим замученным ученикам. Но на самом деле я всегда буду рад твоей компании, до самой старости. Вскоре нам предстоит путешествие.
– Да, благородный Амальрик, мой никак не оцененный хозяин. Я готов. Хотя, должен добавить, вы правы, заметив, что недостаточно внимательно слушали учителей. Подсмотрим хотя бы на эту историю, чью мораль вы несколько исказили. На самом деле после трагической смерти того несчастного мудреца несколько его учеников покончили с собой в отчаянии, что без его наставлений жизнь их бессмысленна. Но, помня, что самоубийство – вещь греховная, вам все же стоит иногда задумываться над тем, что я, всю ночь переживавший о том, как вы, пьяненький, бродите по грязным закоулкам среди всяких там бандюг, жалел, что не буду рядом с вами вечно.
Как обычно, последнее слово осталось за Инзом.
В саду нашей виллы били фонтаны, а на распускающихся деревьях сидели разноцветные, как радуги, домашние птицы. Отец сидел за длинным столом. Перед ним стоял завтрак – блюдо с фруктами и бокал сильно разведенного вина. Кроме того, на столе лежали грудой свитки документов. Отца окружала небольшая толпа служащих и лакеев. Он беседовал с доверенным слугой Тегри. Я сел у дальнего конца стола и стал ждать. Отец заметил меня, но несколько минут не обращал на меня внимания. Он скреплял печаткой документы, и их уносили посыльные. Отец поднимал руку, и к нему приближался следующий.
– Ты уже поел? – спросил он меня наконец.
– Нет еще.
– Очевидно, аппетита нет?
– Нет, отец. То есть, я хочу сказать, да.
– Хм. А я уж было подумал, судя по твоему позднему и нетрезвому возвращению домой, что твой желудок ничего не принимает, кроме бренди и молока. – Он не стал дожидаться моего ответа. – Догадываюсь, что тебе что-то нужно. И даже догадываюсь, что именно, несмотря на то, что прорицатель из меня слабый.
Я уткнулся взглядом в стол, затем кивнул.
– Это уже третий раз… – начал было Тегри.
– Я полагаю, что я еще сам в состоянии подсчитать количество таких просьб сына ко мне. Впрочем, я думаю, нам тут всем нет смысла тратить время на выслушивание очередной мольбы по поводу денег. – Отец замолчал. Я понял, что, несмотря на злость, он все же не хочет позорить меня перед слугами. – Амальрик, мне хочется верить, что, перед тем как ты решился на просьбу, ты подумал о будущем.
Я поднял глаза.
– Эти деньги… не для нее. А заплатить долг.
Тегри посмотрел на меня:
– Какому-нибудь ростовщику, господин Антеро?
Уши мои вспыхнули.
– Это долг чести, Тегри! Возможно, тебе знакомо это слово! – воскликнул я.
Отец бросил на Тегри сердитый взгляд, но лицо того было уже непроницаемым.
– Долг чести, – медленно произнес отец. – Отлично. Что ж, я не могу допустить, чтобы ты был опозорен. Тегри! Проследи.
– Спасибо, отец.
– Сиди, сиди. Ты еще не поел. Будь немножко мудрей. Помни – не поел, значит, обокрал свое тело. А оно тебе еще послужит. – Отец поднял руку, и ко мне поспешил слуга. – Ну а теперь, Тегри, – продолжил отец, словно я перестал существовать, – обдумаем, что нам делать со слоновьей костью из Лаузии, и решим, кто дураки – мы или семейство Й'хана. В любом случае курьер должен отправиться с моими инструкциями не позднее полудня…
Тегри протянул мне кошелек. И словно не было тех недружелюбных слов, сказанных в саду, настолько безмятежным было выражение лица слуги. Мне не раз говорили, что умение так вести себя – большое достоинство. Но я так и не научился понимать этих людей, у которых вместо крови чернила, а вместо мозгов – счеты для вычисления доходов. В прохладном полумраке передней меня внезапно как-то передернуло. Я остановился у алтаря и почти машинально положил щепоть песка перед портретом Халаба, как мы делали всегда, выходя из дома. Затем я пристально посмотрел на портрет: изображение было не просто точным, его краски, казалось, передавали все самые ценные душевные качества Халаба; художник клялся, что при работе над портретом совершил все требуемые молитвы, чтобы портрет полностью соответствовал образу Халаба. Рассыпая песок, я задумался: а действительно ли все соответствует? Ведь когда закончилась казнь, не осталось ни трупа, ни осколка кости. И принесет ли этот песок Халабу призрачное успокоение? Или его душа так и бродит по миру, не находя нигде пристанища? Меня вновь передернуло: я надеялся, что, когда я погибну – а это произойдет через вечность, – я не останусь неисповеданным, непохороненным и неотмщенным.
Инз ждал меня у внутренней калитки. Он увидел мое лицо и сразу все понял: Халаб, смерть, все связанное с этой историей постоянной тяжестью висело над нами. Тем приятнее было ощущать солнце весеннего дня.
– Похоже, вы собираетесь поступить добровольцем на военную службу, господин Амальрик, – встревоженно заговорил Инз. – Я понимаю, это дело обычное для молодых людей, потерпевших неудачу на сердечном фронте, отправляться на фронт военный. Но я бы вам этого не посоветовал. Во-первых, мое здоровье уже не позволяет мне вести лагерную жизнь. Даже в условиях тех несерьезных стычек, которые в последнее время ведет наша армия. А значит, оружие ваше не будет вычищено должным образом, и питаться вам придется всухомятку. Во-вторых, я знавал двух мужчин, которые действительно пошли в армию из-за женщин, так они говорили, что после первого же боя и выпивки даже и имен этих девиц не могли вспомнить. В-третьих, они клялись, что оказались дураками. Да и любой согласится, что надо быть дураком, чтобы таскать на голове тяжелый шлем и питаться раз в день только из-за долгов или обиды. В-четвертых…
– В-четвертых, – сказал я, – если ты не замолчишь, то на войну пойду не я, а ты. А здесь мы по делу.
Двое часовых, увидев, что к ним приближается человек благородного происхождения, отсалютовали, стукнув о булыжники толстыми концами копий.
– Я ищу капитана Яноша Серый Плащ из охраны магистрата, – сказал я.
Один из часовых задумался, потом вспомнил.
– А. Это же ликантианин. Он со второй когортой, господин. – Солдат глянул на солнце. – Скорее всего, они еще на учебном плацу. Он своих людей гоняет будь здоров.
Солдат объяснил мне, как туда добраться. Пока мы плутали среди казарм, я задумался над тем, что сказал солдат. Ликантианин? На службе в Ориссе? Да еще в элитном подразделении, отвечающем за безопасность магистрата? И только тут я вспомнил, что еще ночью обратил внимание на слабый акцент Яноша, хотя он был практически незаметен, этот акцент, по сравнению с чудовищным выговором ликантийских торговцев, с которыми мне приходилось иметь дело.
Я разглядел в конце большого поля клубы пыли и размахивающие руки. В землю были вкопаны толстые бревна, представляя из себя не то мишени, не то воображаемых врагов. У нас за виллой было два таких участка, где нанятые отцом учителя обучали меня обращению с оружием.
Последовала команда «Стой!». Пыль улеглась, и показались примерно пятьдесят солдат, разделенных на пары. На них были кожаные куртки с высокими воротниками, кожаные наголенники и кожаные шлемы. В руках они держали небольшие круглые щиты. В боевых условиях эти кожаные доспехи заменялись стальными латами, прикрывающими уязвимые места, или кольчугами. В каждой паре один солдат держал в одной руке короткое копье, а в другой – саблю. На наконечниках копий были защитные шишечки, а сабли были в ножнах. Сбоку стоял Янош Серый Плащ. В отличие от солдат он был одет в боевой шлем с носовой планкой, необычного вида кожаную куртку с длинным левым рукавом, покрытым стальными пластинами, и со стальными же пластинами, прикрывающими с левого бока частично грудь и плечо. В правой руке он держал длинную острую саблю, которую я уже видел в деле, а в левой – щит, как у солдат. Признал я и другого человека, который командовал солдатами, – это был тот самый пожилой сержант, дававший мне советы в таверне прошлой ночью.
Увидев нас, Янош кивнул, но не поспешил навстречу. Он двинулся в центр плаца.
– Неплохо, – сказал он, но особого довольства в его голосе не было. – Для парада годится. Сержант Мэйн!
– Я!
– Не будешь ли ты так любезен ударить меня копьем?
Здоровяк сержант только было начал делать выпад, как Янош приказал застыть ему в этой позе.
– Парадный плац – это парадный плац, – сказал он. – Война же дело другое. И я научу вас кое-каким приемам помимо тех, которыми вы овладели, еще будучи сопливыми новобранцами. То, что вы уже усвоили, наверное, кое-чего стоит, поскольку в стычках вы смогли выжить, но против такого удара копьем… Вот что я вам покажу… – Рассказывая, он одновременно показывал движения в замедленном действии, словно под водой. – Приняв удар в щит, отводите щит, в сторону и наносите свой удар саблей в противника. Или наносите удар по самому копью, сюда. Тогда, возможно, вам удастся сломать его. Еще один совет. Если ваш противник потерял при этом равновесие – спасибо, сержант, именно так, – то делаете шаг в сторону и наносите удар сверху или снизу доспехов. Но, производя подобный маневр, не забывайте, что враг не один, рядом может оказаться еще кто-то, и если вы слишком увлечетесь своей целью, то смерть заберет вас с собой. Неплохой прием – его почему-то не преподают молодым господам – перед началом схватки прихватить горсть песка, чтобы бросить в лицо врагу, когда он начнет атаку. Тогда, если вы достаточно проворны, попробуйте пригнуться и ударить врага по ногам в сухожилия. Правда, затея эта весьма рискованна. Еще один рискованный прием для того, кто силен, – отбить копье саблей, а удар нанести щитом. Мне доводилось видеть, как людей ослепляли шишечкой в центре щита, а потом свободно добивали. Но самое важное во время сражения – смотреть не за щитом, не за саблей врага, а за ним самим. Движение тела выдает любое намерение.
Янош сделал шаг назад.
– Ну а теперь сержант Мэйн отработает с вами перестроения. Но на этот раз без всяких там «раз, два, три» и без атак и нападений. Сержант!
Приказ исторг из сержанта очередную порцию рычания, и вновь заклубилась пыль. Я решил не рассказывать Яношу о тех двух дуэлях, в которых принял участие, не сомневаясь, что к такому опыту капитан Серый Плащ вряд ли отнесется с большим уважением, сочтя его забавой, потасовкой молодых петушков на скотном дворе в деревне. Подрезание сухожилий… швыряние песка… ослепление… нет, это уже суровые жестокости войны. Хотя я с полной серьезностью относился к проведенным мною двум схваткам, в которых даже проливалась кровь, но все же это были ненастоящие сражения.
Янош наблюдал за муштрой без комментариев и без всякого выражения на лице, затем подошел к нам.
– Доброе утро, друг мой, – сказал он. – Видишь, я уже с утра занимаюсь тем, что делаю из этих манекенов подготовленных солдат. А как твоя голова?
– Почему-то все меня первым делом утром спрашивают об этом, – сказал я. – Не думаю, чтобы я был так уж пьян.
– И никто не думает, – сказал Янош. – Чем могу быть полезен?
Я забрал у Инза кошелек и протянул ему.
– Прошу тебя, прими это как компенсацию за мои целые кости и спасенную репутацию.
Янош взвесил кошелек, но вернул его обратно.
– Спасибо, но разве надо благодарить того, кто пинком отогнал шакала от спящего человека?
– Я… я бы хотел, чтобы ты принял это, – запинаясь, сказал я. – Тем более что это почти ничто по сравнению с тем, что я тебе должен.
Янош задумчиво кивнул и взял кошелек; затем повернулся к солдатам, изображавшим учебный бой.
– Стой!
Его зычный крик по сравнению с командами сержанта прозвучал рыканьем льва.
– Этот господин, – сказал он неожиданно, – по некоторым неизвестным причинам решил побаловать вас. – Янош бросил кошелек Мэйну. – На ужин сегодня когорте будет свежее мясо, – объявил он. – И один бурдюк вина на двоих.
По рядам пронесся одобрительный гул, но тишина упала мгновенно, как занавес, когда лицо Яноша посуровело.
– По-моему, – сказал он спокойно, – я никому не разрешал разговаривать. И поскольку вы так опозорились, я должен был бы вернуть деньги вашему благодетелю. Но я не сделаю этого. Вместо этого, я думаю, в наказание вам надо будет хорошенько проветриться. Сержант, веди их к горе Эфин. Бегом. Сам останешься у подножия. И погоняй их вверх-вниз, пока, на твой взгляд, они не устанут.
Гора Эфин находилась отсюда в трех лигах, поднималась чуть не на лигу в высоту, и склоны ее, изрезанные расселинами и покрытые россыпью камней, поросли редким колючим кустарником.