Страница:
– Поскольку вечером их ждет обильная жратва, полуденная пробежка им не помешает. Вперед.
И несколько мгновений спустя ряды когорты затопали прочь, подгоняемые командами Мэйна.
– Ни за что нельзя позволять солдату думать, – сказал Янош, вновь подходя к нам, – что ты покупаешь его расположение. – Он помолчал и улыбнулся. – Прошу прощения. Все утро даю уроки, а плащ мешает.
Он сунул саблю в ножны. Я не без интереса отметил, что сабля у него была длиннее и уже обычной армейской и была обоюдоострой. Еще более любопытным было волнистое лезвие, очевидно сделанное из прекрасно закаленной стали; гарда эфеса была простой и ровной. А ведь очевидно было, что капитан, пусть и недавно служащий в Ориссе, мог уже заработать достаточно серебра и золота, чтобы экипироваться более достойно своего звания. Он закинул ножны на ремне за спину, так что рукоять сабли торчала под углом над правым плечом. Такое весьма необычное размещение оружия я уже видел однажды у одного варвара, жившего на границе с Ликантией. Когда я поинтересовался у того парня, почему он так носит саблю, он пояснил, что так не только легко ее доставать и в пешем строю, и на коне, но к тому же она еще не болтается между ног, особенно когда он пьян. Как и тот варвар, Янош на ремне, перекрещивающем грудь, носил под левой рукой кинжал: удобное оружие с лезвием не длинней локтя в отличие от громоздких, широких ножей, которые носят уличные бандиты. Как и у сабли, головка эфеса, рукоять и гарда кинжала были лишены узоров. В общем, Серый Плащ был вооружен так, как вассалы семейства Антеро. И уж коли я собирался довести свой замысел до конца, то приходилось признать, что об оружии я знал меньше, чем полагал.
– Позволь, я смою пыль с лица и переоденусь в прогулочное платье, – сказал Янош. – И я знаю одну забегаловку, где и на солдатское жалованье можно получить приличную выпивку. Если ты, конечно, не откажешься присоединиться ко мне.
Разумеется, я не отказался.
Этот трактир я знал. Его любили посещать торговцы. Он не только стоял близко к рынку, но и находился на берегу реки. Так что любой купец мог не только приглядывать отсюда за разгрузкой и погрузкой товара, но при этом и обсуждать за столиком очередной контракт. Я бросил Инзу четвертак, чтобы ему было на что посидеть вместе с другими ожидающими хозяев слугами в расположенном рядышком павильончике. Мы отыскали свободный столик, и лакей принес нам вина, воды, оливок, маринованных щупальцев осьминога и сыра. Мы оба обильно разбавили вино водой. Лично я не хотел выглядеть в глазах капитана законченным пьяницей.
– Этим утром в офицерской столовой, – как бы между прочим начал Янош, – я упомянул о нашей с тобой ночной встрече, правда, без описания деталей. Один из офицеров сказал, что ты планировал какую-то поездку. Он назвал ее «отыскание торговой удачи». Здесь, оказывается, есть такой обычай? А я и не знал.
Сохраняя спокойствие на лице, я сначала мысленно пообещал принести жертву любимому богу и тому богу, который правит случаем, приводящим к дружбе, рожденной в боевой схватке. Разговор наш напоминал экзамен – Янош, сидящий напротив, задавал мне вопросы, а я отвечал. Я объяснил, что «отыскание торговой удачи» – не закон или ритуал Ориссы, а лишь обычай, именно так, как Янош и представлял себе. Когда купеческий сын достигает совершеннолетия, он имеет право отправиться в торговую экспедицию. В экспедицию входит он сам, несколько необходимых ему помощников или друзей, воскреситель, разумеется, и небольшой военный эскорт для безопасности. Предполагается, что юноша должен найти новые земли, новых покупателей, новые товары, как до этого делали его отец и дед. Этот обычай значил для Ориссы то, что она останется королевой торговли здесь, в известном мире, и для других поколений, всегда, пока каждый состоятельный купец будет отправлять сына на поиски торговой удачи.
Янош слушал так внимательно, словно ничего в мире, кроме меня, его не интересовало. Должно быть, я рассказывал спотыкаясь: ведь объяснять общеизвестное всегда трудно, мне же хотелось быть кратким и ясным, тем более что я преследовал определенную цель, открываясь этому капитану, – я хотел понять, догадывается ли он, что я подыскиваю командира моей собственной охране. Среди известных мне офицеров были люди, больше годные для просиживания в трактирах и парадных маршей, нежели для настоящего боя. Вполне естественно, что орисские военные были непременными участниками географических открытий и всех далеких торговых экспедиций. Дело было хоть и опасным, но выгодным, потому что купец брал их на свое содержание, и к тому же любой солдат, офицер и просто свободный участник экспедиции получал премию в зависимости от успеха этого предприятия.
После того как я все это, аккуратно выбирая выражения, изложил, Янош с минуту подумал, а затем спросил:
– И как давно это у вас заведено?
Я не знал, но, судя по тому, что отец мне рассказывал об открытиях, сделанных отцом отца отца его отца, это длилось уже целую вечность.
– Загадочно, – сказал Янош. – Каждый год одна, а то и несколько экспедиций отправляются на поиски новых стран. Тем не менее на картах, которые я видел в Ориссе, до сих пор полно мест, обозначенных как неизведанные земли. Или эти открытия остаются в секрете, известном лишь открывшим их фамилиям и вашим правителям?
Я объяснил, что у каждого купца есть свои торговые секреты и каждое действительно скрывается до тех пор, пока приносит прибыль, но дело не в этом. Просто большинство путешествий совершается не в поисках совершенно неизведанных земель, а в основном на запад, к городам и областям, уже знакомым ориссианам. Вероятно, какой-нибудь отважный молодой человек и может отправиться на юг или в сторону королевства Варварских Льдов. Одно из таких открытий совершил мой отец. Но купцы его поколения, беседуя за выпивкой, обычно считают его поступок безумием. Для большинства же молодых людей такие поездки означают лишь поиски новых изысканных вин и красивых молодых девушек в других городах. И все-таки редкие поездки в неизведанные земли являются самой хорошей проверкой купца: человек, вернувшийся со своим открытием, полностью доказывал способность продолжить дело своего отца; способность открывать новые рынки и товары; способность избегать пиратских нападений; закалку, чтобы выдержать трудности любого путешествия. И такого человека в глаза щедро восхваляли. Из таких путешествий не всегда возвращались. Но если бы это была просто увеселительная прогулка с вином, женщинами, застольями, мне бы не нужен был военный опыт Яноша. Но я больше напирал не на опасности, а на романтическую сторону дела, как и положено сыну одного из самых сладкоречивых купцов Ориссы.
– Вот теперь понял. – Янош повертел в пальцах бокал. – Итак, в каком же направлении ты собираешься плыть, чтобы совершить свое открытие?
Я похлопал глазами. Неужели я так неясно объяснил?
– На запад, разумеется.
Последовала пауза. Янош посмотрел на меня, улыбнулся.
– Да. Или, как ты говоришь, разумеется. – Он осушил бокал. – А может, нам стоит поискать что-нибудь более существенное, чем эта сладкая водичка? Она действует на ноги, но не на голову. А мне, как чужеземцу, пьяным лучше на улицах до захода солнца не болтаться, иначе выше капитана не выслужусь. Пойдем, я угощаю.
Он хлопнул меня по спине, бросил деньги на стол, и мы вышли. Он ничего не сказал. Еще меньше можно было понять по его лицу. Но у меня было такое ощущение, что я провалил экзамен.
Мы шли по продуваемым ветром узким улочкам, и в этом ярком весеннем дне Орисса представала передо мной такой красивой. Кстати, Инз не демонстрировал свою мудрость и тащился сзади, шагах в пяти. Орисса всегда была такой: небольшой уютный город, где фермы начинались уже за окраинными кузнечными мастерскими, а в другом районе лачуги вольных крестьян располагались рядышком с обширной усадьбой, как у моего отца. Население было невелико, и земли хватало всем. В нашем прекрасном городе и окрестностях насчитывалось тысяч тридцать свободных и столько же рабов. Как справедливо было недавно замечено, планировал застройку города Ориссы не дурак, и она никак не походила на прямолинейный кошмар Ликантии. Округлые застроенные холмы, постепенно поднимающиеся к цитадели, представляли из себя приятное глазу зрелище – каждая лавка или жилой дом были раскрашены в тот цвет, который нравился хозяину. Многочисленные красные, голубые, золотые и даже лиловые оттенки превращали Ориссу в настоящую палитру великого художника. Один приезжий с запада однажды сказал, что Орисса в своем хаосе разноцветья напоминает гнездо сороки. Мой отец с едва заметным презрением посмотрел на него и сказал, что если бы Орисса не считалась королевой городов, то была бы неотличима от Ликантии с ее мрачными серыми улицами и домами, стоящими в естественном бесстыдстве голого камня и дерева. Но ведь так же строят и гигантские волосатые обезьяночеловеки в северных тропиках, чтобы их деревянные хибарки не были заметны в джунглях. Или полярные варвары, которые свои грандиозные и незамысловатые каменные башни считают образцом добродетельной простоты в строительстве, а на самом деле проявляют отсутствие воображения, тем более что поклоняются злобным богам.
Так, прогуливаясь, мы оказались на улице Богов. Посередине улицы, намеренно никого не замечая, шествовал господин воскреситель по имени Джениндер. Перед ним с жезлами шли полуобнаженные слуги, позади – свита из учеников, помощников и секретарей. Я отвернулся, делая вид, что увлечён рассматриванием какого-то убогого алтаря, воздвигнутого в честь божка, покровителя садоводов. Краем глаза я заметил, что Янош сделал почтительный жест, оказывая знак внимания воскресителю. Затем едва слышно рассмеялся.
– Даже здесь, в Ориссе, – пробормотал он, – считается дурным предзнаменованием, если воскреситель перешел тебе дорогу. А в некоторых домах мне даже говорили, что надо после такой встречи вернуться домой и немедленно лечь в постель во избежание худшего.
Я кивнул, невольно соглашаясь. Ведь даже самые рациональные из нас немного суеверны. Но я не стал объяснять ему настоящую причину моего поведения. Дело было не в суевериях. Мною руководила холодная ненависть: воскресители и их магия убили моего брата.
Глава четвертая
И несколько мгновений спустя ряды когорты затопали прочь, подгоняемые командами Мэйна.
– Ни за что нельзя позволять солдату думать, – сказал Янош, вновь подходя к нам, – что ты покупаешь его расположение. – Он помолчал и улыбнулся. – Прошу прощения. Все утро даю уроки, а плащ мешает.
Он сунул саблю в ножны. Я не без интереса отметил, что сабля у него была длиннее и уже обычной армейской и была обоюдоострой. Еще более любопытным было волнистое лезвие, очевидно сделанное из прекрасно закаленной стали; гарда эфеса была простой и ровной. А ведь очевидно было, что капитан, пусть и недавно служащий в Ориссе, мог уже заработать достаточно серебра и золота, чтобы экипироваться более достойно своего звания. Он закинул ножны на ремне за спину, так что рукоять сабли торчала под углом над правым плечом. Такое весьма необычное размещение оружия я уже видел однажды у одного варвара, жившего на границе с Ликантией. Когда я поинтересовался у того парня, почему он так носит саблю, он пояснил, что так не только легко ее доставать и в пешем строю, и на коне, но к тому же она еще не болтается между ног, особенно когда он пьян. Как и тот варвар, Янош на ремне, перекрещивающем грудь, носил под левой рукой кинжал: удобное оружие с лезвием не длинней локтя в отличие от громоздких, широких ножей, которые носят уличные бандиты. Как и у сабли, головка эфеса, рукоять и гарда кинжала были лишены узоров. В общем, Серый Плащ был вооружен так, как вассалы семейства Антеро. И уж коли я собирался довести свой замысел до конца, то приходилось признать, что об оружии я знал меньше, чем полагал.
– Позволь, я смою пыль с лица и переоденусь в прогулочное платье, – сказал Янош. – И я знаю одну забегаловку, где и на солдатское жалованье можно получить приличную выпивку. Если ты, конечно, не откажешься присоединиться ко мне.
Разумеется, я не отказался.
Этот трактир я знал. Его любили посещать торговцы. Он не только стоял близко к рынку, но и находился на берегу реки. Так что любой купец мог не только приглядывать отсюда за разгрузкой и погрузкой товара, но при этом и обсуждать за столиком очередной контракт. Я бросил Инзу четвертак, чтобы ему было на что посидеть вместе с другими ожидающими хозяев слугами в расположенном рядышком павильончике. Мы отыскали свободный столик, и лакей принес нам вина, воды, оливок, маринованных щупальцев осьминога и сыра. Мы оба обильно разбавили вино водой. Лично я не хотел выглядеть в глазах капитана законченным пьяницей.
– Этим утром в офицерской столовой, – как бы между прочим начал Янош, – я упомянул о нашей с тобой ночной встрече, правда, без описания деталей. Один из офицеров сказал, что ты планировал какую-то поездку. Он назвал ее «отыскание торговой удачи». Здесь, оказывается, есть такой обычай? А я и не знал.
Сохраняя спокойствие на лице, я сначала мысленно пообещал принести жертву любимому богу и тому богу, который правит случаем, приводящим к дружбе, рожденной в боевой схватке. Разговор наш напоминал экзамен – Янош, сидящий напротив, задавал мне вопросы, а я отвечал. Я объяснил, что «отыскание торговой удачи» – не закон или ритуал Ориссы, а лишь обычай, именно так, как Янош и представлял себе. Когда купеческий сын достигает совершеннолетия, он имеет право отправиться в торговую экспедицию. В экспедицию входит он сам, несколько необходимых ему помощников или друзей, воскреситель, разумеется, и небольшой военный эскорт для безопасности. Предполагается, что юноша должен найти новые земли, новых покупателей, новые товары, как до этого делали его отец и дед. Этот обычай значил для Ориссы то, что она останется королевой торговли здесь, в известном мире, и для других поколений, всегда, пока каждый состоятельный купец будет отправлять сына на поиски торговой удачи.
Янош слушал так внимательно, словно ничего в мире, кроме меня, его не интересовало. Должно быть, я рассказывал спотыкаясь: ведь объяснять общеизвестное всегда трудно, мне же хотелось быть кратким и ясным, тем более что я преследовал определенную цель, открываясь этому капитану, – я хотел понять, догадывается ли он, что я подыскиваю командира моей собственной охране. Среди известных мне офицеров были люди, больше годные для просиживания в трактирах и парадных маршей, нежели для настоящего боя. Вполне естественно, что орисские военные были непременными участниками географических открытий и всех далеких торговых экспедиций. Дело было хоть и опасным, но выгодным, потому что купец брал их на свое содержание, и к тому же любой солдат, офицер и просто свободный участник экспедиции получал премию в зависимости от успеха этого предприятия.
После того как я все это, аккуратно выбирая выражения, изложил, Янош с минуту подумал, а затем спросил:
– И как давно это у вас заведено?
Я не знал, но, судя по тому, что отец мне рассказывал об открытиях, сделанных отцом отца отца его отца, это длилось уже целую вечность.
– Загадочно, – сказал Янош. – Каждый год одна, а то и несколько экспедиций отправляются на поиски новых стран. Тем не менее на картах, которые я видел в Ориссе, до сих пор полно мест, обозначенных как неизведанные земли. Или эти открытия остаются в секрете, известном лишь открывшим их фамилиям и вашим правителям?
Я объяснил, что у каждого купца есть свои торговые секреты и каждое действительно скрывается до тех пор, пока приносит прибыль, но дело не в этом. Просто большинство путешествий совершается не в поисках совершенно неизведанных земель, а в основном на запад, к городам и областям, уже знакомым ориссианам. Вероятно, какой-нибудь отважный молодой человек и может отправиться на юг или в сторону королевства Варварских Льдов. Одно из таких открытий совершил мой отец. Но купцы его поколения, беседуя за выпивкой, обычно считают его поступок безумием. Для большинства же молодых людей такие поездки означают лишь поиски новых изысканных вин и красивых молодых девушек в других городах. И все-таки редкие поездки в неизведанные земли являются самой хорошей проверкой купца: человек, вернувшийся со своим открытием, полностью доказывал способность продолжить дело своего отца; способность открывать новые рынки и товары; способность избегать пиратских нападений; закалку, чтобы выдержать трудности любого путешествия. И такого человека в глаза щедро восхваляли. Из таких путешествий не всегда возвращались. Но если бы это была просто увеселительная прогулка с вином, женщинами, застольями, мне бы не нужен был военный опыт Яноша. Но я больше напирал не на опасности, а на романтическую сторону дела, как и положено сыну одного из самых сладкоречивых купцов Ориссы.
– Вот теперь понял. – Янош повертел в пальцах бокал. – Итак, в каком же направлении ты собираешься плыть, чтобы совершить свое открытие?
Я похлопал глазами. Неужели я так неясно объяснил?
– На запад, разумеется.
Последовала пауза. Янош посмотрел на меня, улыбнулся.
– Да. Или, как ты говоришь, разумеется. – Он осушил бокал. – А может, нам стоит поискать что-нибудь более существенное, чем эта сладкая водичка? Она действует на ноги, но не на голову. А мне, как чужеземцу, пьяным лучше на улицах до захода солнца не болтаться, иначе выше капитана не выслужусь. Пойдем, я угощаю.
Он хлопнул меня по спине, бросил деньги на стол, и мы вышли. Он ничего не сказал. Еще меньше можно было понять по его лицу. Но у меня было такое ощущение, что я провалил экзамен.
Мы шли по продуваемым ветром узким улочкам, и в этом ярком весеннем дне Орисса представала передо мной такой красивой. Кстати, Инз не демонстрировал свою мудрость и тащился сзади, шагах в пяти. Орисса всегда была такой: небольшой уютный город, где фермы начинались уже за окраинными кузнечными мастерскими, а в другом районе лачуги вольных крестьян располагались рядышком с обширной усадьбой, как у моего отца. Население было невелико, и земли хватало всем. В нашем прекрасном городе и окрестностях насчитывалось тысяч тридцать свободных и столько же рабов. Как справедливо было недавно замечено, планировал застройку города Ориссы не дурак, и она никак не походила на прямолинейный кошмар Ликантии. Округлые застроенные холмы, постепенно поднимающиеся к цитадели, представляли из себя приятное глазу зрелище – каждая лавка или жилой дом были раскрашены в тот цвет, который нравился хозяину. Многочисленные красные, голубые, золотые и даже лиловые оттенки превращали Ориссу в настоящую палитру великого художника. Один приезжий с запада однажды сказал, что Орисса в своем хаосе разноцветья напоминает гнездо сороки. Мой отец с едва заметным презрением посмотрел на него и сказал, что если бы Орисса не считалась королевой городов, то была бы неотличима от Ликантии с ее мрачными серыми улицами и домами, стоящими в естественном бесстыдстве голого камня и дерева. Но ведь так же строят и гигантские волосатые обезьяночеловеки в северных тропиках, чтобы их деревянные хибарки не были заметны в джунглях. Или полярные варвары, которые свои грандиозные и незамысловатые каменные башни считают образцом добродетельной простоты в строительстве, а на самом деле проявляют отсутствие воображения, тем более что поклоняются злобным богам.
Так, прогуливаясь, мы оказались на улице Богов. Посередине улицы, намеренно никого не замечая, шествовал господин воскреситель по имени Джениндер. Перед ним с жезлами шли полуобнаженные слуги, позади – свита из учеников, помощников и секретарей. Я отвернулся, делая вид, что увлечён рассматриванием какого-то убогого алтаря, воздвигнутого в честь божка, покровителя садоводов. Краем глаза я заметил, что Янош сделал почтительный жест, оказывая знак внимания воскресителю. Затем едва слышно рассмеялся.
– Даже здесь, в Ориссе, – пробормотал он, – считается дурным предзнаменованием, если воскреситель перешел тебе дорогу. А в некоторых домах мне даже говорили, что надо после такой встречи вернуться домой и немедленно лечь в постель во избежание худшего.
Я кивнул, невольно соглашаясь. Ведь даже самые рациональные из нас немного суеверны. Но я не стал объяснять ему настоящую причину моего поведения. Дело было не в суевериях. Мною руководила холодная ненависть: воскресители и их магия убили моего брата.
Глава четвертая
ТАНЕЦ ДАЛЕКИХ КОРОЛЕВСТВ
Наступило время праздного ничегонеделанья в украшенном скульптурами саду моей виллы. Я вновь вернулся к занимавшей меня теме. До этого мы уже поговорили обо всем и ни о чем, оценивая взгляды друг друга. И теперь я настолько уверенно чувствовал себя в присутствии моего нового друга, что решил заговорить о предмете, привлекавшем мои интересы последнее время.
– Я так понял, ты не одобряешь, что за моим открытием я собираюсь на запад, – сказал я.
Янош остановился, хмыкнул и погладил бороду. Этот жест лишний раз убедил меня в необходимости устроить алтарь божеству, покровительствующему растительности на нашем лице. В самом деле, борода очень удобна для человека себе на уме, который обдумывает слова, прежде чем их вымолвить.
– Прошу прощения, – сказал он. – Я полагал, что ты просто хороший, обыкновенный человек. А у тебя, оказывается, талант ясновидца.
– Тут нет никакого волшебства, мы оба об этом думаем, – сказал я. – Знаешь, мне надоело, что меня все время принимают за богатенького придурка. С этим я и вырос. Ты бы посмотрел на прихлебателей, которые вьются вокруг моего отца. Они постоянно мне твердят одно и то же: какой ты умный, какой ты красивый, какой ты талантливый, да ты во все игры играешь лучше всех, да ты просто обязан быть капитаном команды, а заодно не одолжишь ли на несколько дней немного денег, друг мой Амальрик?
Янош кивнул:
– Конечно, лучше всего жить честно здесь, и, кстати, особенно не утруждаясь. Я бы очень хотел верить, что так жить возможно. Все, что нам надо, – это оказаться в таком мире, где каждый добродетелен, как и ты сам. Я признаю, что не одобряю твое намерение отправиться на поиск торговой удачи на запад. Потому что я сужу тебя по себе.
– И что бы ты сделал на моем месте, друг мой Янош? Если бы вдруг чудесным образом превратился в Амальрика Антеро?
– Во-первых, я бы обеспечил постоянным доходом некоего Яноша Серый Плащ в знак снисхождения к его безумным мечтам. А затем я бы отправился на поиски торговой удачи. Но на восток. И если бы я остался в живых, то мое открытие не только бы сделало меня богатым и дало мне знания и могущество, превосходящие магию воскресителей, но и вселило бы в меня уверенность, что имя мое будут помнить отныне и до скончания веков.
– Ага, – сказал я, усмехнувшись. – Ты бы отправился на поиски Далеких Королевств.
– Вот именно.
Я рассмеялся, полагая, что именно этого он добивается своей шуткой. Но тут я увидел, что лицо его совершенно серьезно.
– Ты в самом деле полагаешь, что это место существует?
– Я не полагаю. Я знаю.
– О!
Мне стало неприятно. Такое же ощущение появлялось у меня, когда какой-нибудь ученый-наставник туманно говорил о знаниях, недоступных человеку, или когда мудрец начинал изощряться в красноречии перед пустоголовой проституткой.
В детстве я увлеченно слушал истории о таинственных Далеких Королевствах, расположенных далеко на востоке, за пределами изведанного. Большинство историй сходилось в том, что Королевства лежат за проливами Узкого моря, за мрачным Перечным побережьем, в землях, еще не нанесенных на карты. И если человек останется в живых, преодолев этот опасный и изматывающий путь, – в чем все сильно сомневались, поскольку мы были пигмеями по сравнению с героями древности, – то попадет он в страну сказочного богатства и чудес. Но я всегда считал Далекие Королевства, даже в детстве, вымыслом философов, мечтой простолюдинов, романтической балладой, сочиненной бардами. В прошлом, услыхав заявление, подобное тому, что высказал Янош, я бы просто вежливо улыбнулся, поболтал бы на эту тему немного, извинился и удалился восвояси – искать другого офицера к себе в компанию для открытия. Но теперь, решив жить честно, я стал откровеннее.
– Я, как и мой отец, да и как большинство образованных людей, всегда полагал, что Далекие Королевства – миф. Примерно такой же, как верование крестьян, в то, что раньше был золотой век, когда все мужчины были сказочными богатырями, женщины – девственницами, рожавшими детей, все были счастливы и тому подобное.
И тут Янош спросил:
– А что бы тебя могло убедить в том, что этот миф – реальность?
Эта его реплика внезапно пробудила во мне то, что я так старался забыть, – видение одноглазого человека у реки, ночной кошмар, терзавший меня с тех пор, как я встретил Мелину. Было такое ощущение, словно в этот прекрасный весенний день ударил мороз. Я с усилием отмахнулся от всего этого и задумался над вопросом Яноша.
– Даже и не знаю. Не собираюсь, подобно какому-нибудь схоласту, рассуждать на тему, кто кого себе представляет: человек ли бабочку, бабочка ли человека. Но я не верю больше в сказки. Они были и будут. А я хочу быть ближе к жизни.
– Я представлю три аргумента, но не в той последовательности, как учит нас логика, – отозвался Янош. – И начну с самого сногсшибательного. Вот. – Он снял с шеи тонкую цепочку и протянул ее мне. На цепочке висела маленькая сломанная фигурка танцующей девушки, с руками, вскинутыми над головой; возможно, в одной руке ее некогда развевался платок или шарф. Статуэтка была обломана у бедер. Должно быть, сделана она была из серебра или какого-нибудь полудрагоценного металла и сейчас здорово потускнела. Но сама работа мастера была отменной: лицо девушки дышало счастьем, и если бы у меня было с собой увеличительное стекло, мне кажется, я рассмотрел бы каждую черту лица или рук.
– Прекрасно, – наконец сказал я. – Но такую работу я могу найти в любой лавке наших ювелиров.
– А ты потрогай.
Я коснулся ее пальцем. И статуэтка ожила, сделавшись вдруг целой. Цепочка словно исчезла, и девушка пустилась в танец на невидимой воздушной сцене перед моими глазами. Исчезло тусклое серебро, показалась кожа цвета слоновой кости, с легким розовым оттенком; волосы ее оказались черными, полотняное платье – фиолетовым. Я отдернул палец, и вновь передо мной застыла грязноватая, потертая фигурка.
– Такого я еще не видел, да и не слышал о таком, – признал я.
– И никто в этих местах не видел подобного, – сказал Янош. – Я спрашивал у разных жрецов и воскресителей. И никто из них не знал заклинания, необходимого для этой безделушки. Один глупец даже заявил мне, что существование такой фигурки оскорбляет законы волшебства и, значит, это произведение черной магии. Он даже приказал отдать ее ему, чтобы он «очистил» фигурку. Я забрал ее и сказал, что если он кому-нибудь расскажет об этом, то будет иметь неприятности.
– А где ты ее взял?
– Отец подарил мне ее на мой первый день рождения. Тогда она еще не была сломана. Когда мне исполнилось шесть лет, он рассказал, откуда она взялась. Мать говорила, что статуэтка обошлась ему в трех военных коней, жеребцов, чьи родословные восходили к самому Лошадиному Богу.
– И твой отец сказал, что она – из Далеких Королевств? – догадался я.
– Да.
Я замолчал, вновь размышляя обо всех этих простонародных историях о таинственных восточных землях. О том, какие великие маги правят там и насколько сильны их заклинания. Об улицах, украшенных большими золотыми статуями. И вот пожалуйста, самое настоящее доказательство работы кудесника! Да какой-нибудь самый знаменитый воскреситель счел бы создание этой безделушки достижением всей своей жизни, какому нет равных.
– А позволь спросить, как же она сломалась?
– Сейчас не время для этой истории, – тихо сказал Янош.
Я не стал настаивать.
– Что ж, твое первое доказательство оказалось весомым, – сказал я, возвращая Яношу статуэтку. – Но чисто из упрямства я мог бы сказать: мало ли кудесников в мире. Не всех же мы знаем, особенно в не открытых нами землях. Да и в открытых наверняка есть еще могучие отшельники, живущие в лесах и на горах.
– Это так. Но я все же возражаю – нет кудесников такой мощи. Мои второй и третий аргументы не столь впечатляющи, и я не могу дать их тебе потрогать руками. Просто расскажу. Ты слышал, как меня называют ликантианином. Но я совсем не оттуда, хоть и прослужил там несколько лет. На самом же деле я происхожу из другой страны, из Валарои, что за Узким морем. Это страна высоких гор и узких долин. Мое родное местечко называется Кострома.
– Никогда не слышал, – признался я.
– Да и откуда тебе было услышать. – Он, мне показалось, собрался рассказать о родине более подробно, но передумал. – Недалеко от нашей семейной крепости проходил торговый путь. Купцы платили отцу пошлины, и наши солдаты охраняли их от разбойников. Заплатив пошлину, купцы устраивали базар. Это случалось раза два или три в год, и эти события были для нас столь же знаменательны, как день Сева. Иногда отец приглашал кого-нибудь из купцов в дом. От души угощал и привечал гостя. Но даже не столько из радушия, а потому, что в наших глухих местах только таким путем и можно было узнать, что происходит, в мире. Среди разных историй рассказывали и о Далеких Королевствах.
– Тут я тебя прерву, – сказал я. – Неужели ты так доверяешь россказням проезжих купцов? Да они, чтобы продать на два медяка дороже штуку ткани, будут клясться, что ее ткали сами боги.
– Тем не менее, – сказал Янош, – слушать их истории было в детстве самое интересное занятие. Правда никто из них не утверждал, что лично побывал в Далеких Королевствах или хотя бы добрался до их пограничных постов. Но все, кто побывал далеко на востоке, видели их товары. Предметы роскоши, которые, переходя из рук в руки, становились лишь красивее. Иногда они кое-что тайком показывали нам, и это кое-что стоило гораздо дороже, чем мог бы позволить себе отец с его скромными доходами: лютни, прикоснувшись к которым даже мальчик с конюшни становился настоящим трубадуром; платье, а то и просто шарф, который превращал простую деревенскую девку в ослепительную соблазнительницу. Были и другие штуки – наподобие моей статуэтки, но еще более удивительные. Такие чудеса, о каких мы и понятия не имели; и по сей день я нигде, ни в каких своих путешествиях не видел ничего похожего.
Я ничего не сказал. Пусть Янош думает, что это действительно аргумент. Но не для меня, сына известного торговца. Нам тоже доводилось видеть всякие штучки, поражающие до глубины души, пусть и не такие, как танцовщица Яноша. Но если кто-нибудь осмелился бы утверждать, что они произведены в Далеких Королевствах, то его бы грубо осмеяли. Поскольку было известно, что в уединенных местах обитают колдуны, владеющие очень сильной магией, то изготовление таких диковинок обычно приписывалось кому-нибудь из них. Хотя, вдруг подумал я, почему, собственно, надо ссылаться на каких-то отшельников, живущих в джунглях или в горах, не объясняя происхождение таких побрякушек из особой страны?
Я задал Яношу этот же самый вопрос.
– На это ответить просто, – сказал он. – Ведь если кто-то будет думать, что существует страна, более благодатная и более цивилизованная, то возникнет естественный вывод: а почему бы тогда не отправиться туда?
Я кивнул:
– Да. Отец не раз говорил мне, что как только я увижу другие страны, то перестану так уж безудержно восхищаться Ориссой. Правда, когда хвастаешься тем, что видел другие страны, это вызывает у недалеких простаков лишь негодование, пусть они и делают вид, что слушают тебя с благоговением. Что ж, капитан Серый Плащ, твой аргумент зазвучал теперь весомее, чем мне показалось поначалу. Каков же третий?
– Прежде чем я тебе его изложу, нам, наверное, следует пойти в трактир. Со смазкой в брюхо все легче проскакивает. А эта история как раз из тех, которую надо рассказывать, когда все немного выпили, а за окном бушует полночная вьюга.
– История с привидениями? Я их люблю, – сказал я.
– С привидениями? Не знаю. Назови их как хочешь. Но эта история приключилась со мной лично.
Мы отыскали уютный винный погребок с приветливой, улыбающейся хозяйкой, подающей прекрасное вино. Янош начал рассказывать:
– Это случилось тогда, когда наш предсказатель по внутренностям убитых животных наконец решил, что наступил долгожданный момент для принесения в жертву животного, выбранного из стада моего отца. Как правило, по этим кишкам ничего понять невозможно. Но иногда наш предсказатель предрекал ужасные вещи. И на этот раз он увидел, что надобно ввести, как говорится, комендантский час. То есть от сумерек до рассвета все женщины, мужчины и дети нашей долины должны находиться в домах. Стада должны быть оставлены без присмотра, и даже на наблюдательных вышках не должно быть часовых. И это на четыре ночи. Людям было приказано сидеть у очагов, плотно затворив ставни и задернув занавески. В эти часы иногда снаружи доносился какой-то грохот. Примерно такой, какой производит проезжающий по улице конный патруль. Кое-кто клялся, что даже слышал, как поскрипывала упряжь. Но на рассвете никто не мог отыскать следов подков. Вообще никаких следов.
– Мало ли что ночью не происходит на улице? – высказался я. – И что там гремит? Я и сам частенько в детстве лежал, не в состоянии заснуть, прислушиваясь, как по улице бродят демоны и кто-то топочет по крыше над моим балконом, только и поджидая, как бы наброситься на меня. Но я считал, что я не такой дурак, чтобы выходить наружу и смотреть, что там такое.
– А вот я это сделал. – Янош слегка улыбнулся. – Я сбежал из спальни по веревке, которую еще днем украл из караульного помещения, и сбежал как раз в тот момент, когда предсказатель прокричал последнее предупреждение.
– И разумеется, именно в этот раз никаких всадников не оказалось, – высказал я предположение.
– Дело не в этом. Внимательно прислушиваясь ко всем слухам, я нарисовал небольшую карту местности вокруг нашей крепости. На ней я отметил места, где, судя по рассказам, наиболее часто появлялись эти наездники. Одним из таких мест был узкий проулок за большим коровником моего отца. Шириной не более восьми стрел – мы в Костроме пользовались такой мерой длины. А все наше местечко тянулось по долине где-то на треть лиги. И вот в этом проулочке я и спрятался на оливковом дереве. Луна была ровно в половинной фазе. Я стал ждать. Не знаю, долго ли ждал. Было часов восемь или девять, потому что я, несмотря на все свое возбуждение, умудрился заснуть. Меня разбудили звуки. Как и говорили, я услыхал грохот подкованных копыт.
– Но ничего не увидел.
– Ничего не увидел в проулке, – сказал Янош, вглядываясь в бокал, как в волшебное зеркало, показывающее прошлое. – Но я увидел двоих, едущих по холму над проулком, двух всадников. Я подумал, что это люди. Они были вооружены. По крайней мере, мне казалось, я вижу отсветы луны на их доспехах и наконечниках пик. И на шлемах с высокими плюмажами. Даже лошади были в доспехах. Во всяком случае, я увидел, как отразился лунный свет на голове одного из коней. Они занимали именно такую позицию, которую сейчас приказал бы занять патрулю и я – в случае нахождения на неприятельской территории. Они осматривали проулок, чтобы основные силы не попали в засаду. Грохот копыт стал громче, а затем проследовал дальше по нашему местечку. После этого два всадника умчались прочь, чтобы, вероятно, присоединиться к остальным. Звуки затихли вдали. Всадники направлялись на восток, туда, где, согласно легендам, лежат Далекие Королевства. Я побежал домой и юркнул в постель, словно за мной гнались.
– Я так понял, ты не одобряешь, что за моим открытием я собираюсь на запад, – сказал я.
Янош остановился, хмыкнул и погладил бороду. Этот жест лишний раз убедил меня в необходимости устроить алтарь божеству, покровительствующему растительности на нашем лице. В самом деле, борода очень удобна для человека себе на уме, который обдумывает слова, прежде чем их вымолвить.
– Прошу прощения, – сказал он. – Я полагал, что ты просто хороший, обыкновенный человек. А у тебя, оказывается, талант ясновидца.
– Тут нет никакого волшебства, мы оба об этом думаем, – сказал я. – Знаешь, мне надоело, что меня все время принимают за богатенького придурка. С этим я и вырос. Ты бы посмотрел на прихлебателей, которые вьются вокруг моего отца. Они постоянно мне твердят одно и то же: какой ты умный, какой ты красивый, какой ты талантливый, да ты во все игры играешь лучше всех, да ты просто обязан быть капитаном команды, а заодно не одолжишь ли на несколько дней немного денег, друг мой Амальрик?
Янош кивнул:
– Конечно, лучше всего жить честно здесь, и, кстати, особенно не утруждаясь. Я бы очень хотел верить, что так жить возможно. Все, что нам надо, – это оказаться в таком мире, где каждый добродетелен, как и ты сам. Я признаю, что не одобряю твое намерение отправиться на поиск торговой удачи на запад. Потому что я сужу тебя по себе.
– И что бы ты сделал на моем месте, друг мой Янош? Если бы вдруг чудесным образом превратился в Амальрика Антеро?
– Во-первых, я бы обеспечил постоянным доходом некоего Яноша Серый Плащ в знак снисхождения к его безумным мечтам. А затем я бы отправился на поиски торговой удачи. Но на восток. И если бы я остался в живых, то мое открытие не только бы сделало меня богатым и дало мне знания и могущество, превосходящие магию воскресителей, но и вселило бы в меня уверенность, что имя мое будут помнить отныне и до скончания веков.
– Ага, – сказал я, усмехнувшись. – Ты бы отправился на поиски Далеких Королевств.
– Вот именно.
Я рассмеялся, полагая, что именно этого он добивается своей шуткой. Но тут я увидел, что лицо его совершенно серьезно.
– Ты в самом деле полагаешь, что это место существует?
– Я не полагаю. Я знаю.
– О!
Мне стало неприятно. Такое же ощущение появлялось у меня, когда какой-нибудь ученый-наставник туманно говорил о знаниях, недоступных человеку, или когда мудрец начинал изощряться в красноречии перед пустоголовой проституткой.
В детстве я увлеченно слушал истории о таинственных Далеких Королевствах, расположенных далеко на востоке, за пределами изведанного. Большинство историй сходилось в том, что Королевства лежат за проливами Узкого моря, за мрачным Перечным побережьем, в землях, еще не нанесенных на карты. И если человек останется в живых, преодолев этот опасный и изматывающий путь, – в чем все сильно сомневались, поскольку мы были пигмеями по сравнению с героями древности, – то попадет он в страну сказочного богатства и чудес. Но я всегда считал Далекие Королевства, даже в детстве, вымыслом философов, мечтой простолюдинов, романтической балладой, сочиненной бардами. В прошлом, услыхав заявление, подобное тому, что высказал Янош, я бы просто вежливо улыбнулся, поболтал бы на эту тему немного, извинился и удалился восвояси – искать другого офицера к себе в компанию для открытия. Но теперь, решив жить честно, я стал откровеннее.
– Я, как и мой отец, да и как большинство образованных людей, всегда полагал, что Далекие Королевства – миф. Примерно такой же, как верование крестьян, в то, что раньше был золотой век, когда все мужчины были сказочными богатырями, женщины – девственницами, рожавшими детей, все были счастливы и тому подобное.
И тут Янош спросил:
– А что бы тебя могло убедить в том, что этот миф – реальность?
Эта его реплика внезапно пробудила во мне то, что я так старался забыть, – видение одноглазого человека у реки, ночной кошмар, терзавший меня с тех пор, как я встретил Мелину. Было такое ощущение, словно в этот прекрасный весенний день ударил мороз. Я с усилием отмахнулся от всего этого и задумался над вопросом Яноша.
– Даже и не знаю. Не собираюсь, подобно какому-нибудь схоласту, рассуждать на тему, кто кого себе представляет: человек ли бабочку, бабочка ли человека. Но я не верю больше в сказки. Они были и будут. А я хочу быть ближе к жизни.
– Я представлю три аргумента, но не в той последовательности, как учит нас логика, – отозвался Янош. – И начну с самого сногсшибательного. Вот. – Он снял с шеи тонкую цепочку и протянул ее мне. На цепочке висела маленькая сломанная фигурка танцующей девушки, с руками, вскинутыми над головой; возможно, в одной руке ее некогда развевался платок или шарф. Статуэтка была обломана у бедер. Должно быть, сделана она была из серебра или какого-нибудь полудрагоценного металла и сейчас здорово потускнела. Но сама работа мастера была отменной: лицо девушки дышало счастьем, и если бы у меня было с собой увеличительное стекло, мне кажется, я рассмотрел бы каждую черту лица или рук.
– Прекрасно, – наконец сказал я. – Но такую работу я могу найти в любой лавке наших ювелиров.
– А ты потрогай.
Я коснулся ее пальцем. И статуэтка ожила, сделавшись вдруг целой. Цепочка словно исчезла, и девушка пустилась в танец на невидимой воздушной сцене перед моими глазами. Исчезло тусклое серебро, показалась кожа цвета слоновой кости, с легким розовым оттенком; волосы ее оказались черными, полотняное платье – фиолетовым. Я отдернул палец, и вновь передо мной застыла грязноватая, потертая фигурка.
– Такого я еще не видел, да и не слышал о таком, – признал я.
– И никто в этих местах не видел подобного, – сказал Янош. – Я спрашивал у разных жрецов и воскресителей. И никто из них не знал заклинания, необходимого для этой безделушки. Один глупец даже заявил мне, что существование такой фигурки оскорбляет законы волшебства и, значит, это произведение черной магии. Он даже приказал отдать ее ему, чтобы он «очистил» фигурку. Я забрал ее и сказал, что если он кому-нибудь расскажет об этом, то будет иметь неприятности.
– А где ты ее взял?
– Отец подарил мне ее на мой первый день рождения. Тогда она еще не была сломана. Когда мне исполнилось шесть лет, он рассказал, откуда она взялась. Мать говорила, что статуэтка обошлась ему в трех военных коней, жеребцов, чьи родословные восходили к самому Лошадиному Богу.
– И твой отец сказал, что она – из Далеких Королевств? – догадался я.
– Да.
Я замолчал, вновь размышляя обо всех этих простонародных историях о таинственных восточных землях. О том, какие великие маги правят там и насколько сильны их заклинания. Об улицах, украшенных большими золотыми статуями. И вот пожалуйста, самое настоящее доказательство работы кудесника! Да какой-нибудь самый знаменитый воскреситель счел бы создание этой безделушки достижением всей своей жизни, какому нет равных.
– А позволь спросить, как же она сломалась?
– Сейчас не время для этой истории, – тихо сказал Янош.
Я не стал настаивать.
– Что ж, твое первое доказательство оказалось весомым, – сказал я, возвращая Яношу статуэтку. – Но чисто из упрямства я мог бы сказать: мало ли кудесников в мире. Не всех же мы знаем, особенно в не открытых нами землях. Да и в открытых наверняка есть еще могучие отшельники, живущие в лесах и на горах.
– Это так. Но я все же возражаю – нет кудесников такой мощи. Мои второй и третий аргументы не столь впечатляющи, и я не могу дать их тебе потрогать руками. Просто расскажу. Ты слышал, как меня называют ликантианином. Но я совсем не оттуда, хоть и прослужил там несколько лет. На самом же деле я происхожу из другой страны, из Валарои, что за Узким морем. Это страна высоких гор и узких долин. Мое родное местечко называется Кострома.
– Никогда не слышал, – признался я.
– Да и откуда тебе было услышать. – Он, мне показалось, собрался рассказать о родине более подробно, но передумал. – Недалеко от нашей семейной крепости проходил торговый путь. Купцы платили отцу пошлины, и наши солдаты охраняли их от разбойников. Заплатив пошлину, купцы устраивали базар. Это случалось раза два или три в год, и эти события были для нас столь же знаменательны, как день Сева. Иногда отец приглашал кого-нибудь из купцов в дом. От души угощал и привечал гостя. Но даже не столько из радушия, а потому, что в наших глухих местах только таким путем и можно было узнать, что происходит, в мире. Среди разных историй рассказывали и о Далеких Королевствах.
– Тут я тебя прерву, – сказал я. – Неужели ты так доверяешь россказням проезжих купцов? Да они, чтобы продать на два медяка дороже штуку ткани, будут клясться, что ее ткали сами боги.
– Тем не менее, – сказал Янош, – слушать их истории было в детстве самое интересное занятие. Правда никто из них не утверждал, что лично побывал в Далеких Королевствах или хотя бы добрался до их пограничных постов. Но все, кто побывал далеко на востоке, видели их товары. Предметы роскоши, которые, переходя из рук в руки, становились лишь красивее. Иногда они кое-что тайком показывали нам, и это кое-что стоило гораздо дороже, чем мог бы позволить себе отец с его скромными доходами: лютни, прикоснувшись к которым даже мальчик с конюшни становился настоящим трубадуром; платье, а то и просто шарф, который превращал простую деревенскую девку в ослепительную соблазнительницу. Были и другие штуки – наподобие моей статуэтки, но еще более удивительные. Такие чудеса, о каких мы и понятия не имели; и по сей день я нигде, ни в каких своих путешествиях не видел ничего похожего.
Я ничего не сказал. Пусть Янош думает, что это действительно аргумент. Но не для меня, сына известного торговца. Нам тоже доводилось видеть всякие штучки, поражающие до глубины души, пусть и не такие, как танцовщица Яноша. Но если кто-нибудь осмелился бы утверждать, что они произведены в Далеких Королевствах, то его бы грубо осмеяли. Поскольку было известно, что в уединенных местах обитают колдуны, владеющие очень сильной магией, то изготовление таких диковинок обычно приписывалось кому-нибудь из них. Хотя, вдруг подумал я, почему, собственно, надо ссылаться на каких-то отшельников, живущих в джунглях или в горах, не объясняя происхождение таких побрякушек из особой страны?
Я задал Яношу этот же самый вопрос.
– На это ответить просто, – сказал он. – Ведь если кто-то будет думать, что существует страна, более благодатная и более цивилизованная, то возникнет естественный вывод: а почему бы тогда не отправиться туда?
Я кивнул:
– Да. Отец не раз говорил мне, что как только я увижу другие страны, то перестану так уж безудержно восхищаться Ориссой. Правда, когда хвастаешься тем, что видел другие страны, это вызывает у недалеких простаков лишь негодование, пусть они и делают вид, что слушают тебя с благоговением. Что ж, капитан Серый Плащ, твой аргумент зазвучал теперь весомее, чем мне показалось поначалу. Каков же третий?
– Прежде чем я тебе его изложу, нам, наверное, следует пойти в трактир. Со смазкой в брюхо все легче проскакивает. А эта история как раз из тех, которую надо рассказывать, когда все немного выпили, а за окном бушует полночная вьюга.
– История с привидениями? Я их люблю, – сказал я.
– С привидениями? Не знаю. Назови их как хочешь. Но эта история приключилась со мной лично.
Мы отыскали уютный винный погребок с приветливой, улыбающейся хозяйкой, подающей прекрасное вино. Янош начал рассказывать:
– Это случилось тогда, когда наш предсказатель по внутренностям убитых животных наконец решил, что наступил долгожданный момент для принесения в жертву животного, выбранного из стада моего отца. Как правило, по этим кишкам ничего понять невозможно. Но иногда наш предсказатель предрекал ужасные вещи. И на этот раз он увидел, что надобно ввести, как говорится, комендантский час. То есть от сумерек до рассвета все женщины, мужчины и дети нашей долины должны находиться в домах. Стада должны быть оставлены без присмотра, и даже на наблюдательных вышках не должно быть часовых. И это на четыре ночи. Людям было приказано сидеть у очагов, плотно затворив ставни и задернув занавески. В эти часы иногда снаружи доносился какой-то грохот. Примерно такой, какой производит проезжающий по улице конный патруль. Кое-кто клялся, что даже слышал, как поскрипывала упряжь. Но на рассвете никто не мог отыскать следов подков. Вообще никаких следов.
– Мало ли что ночью не происходит на улице? – высказался я. – И что там гремит? Я и сам частенько в детстве лежал, не в состоянии заснуть, прислушиваясь, как по улице бродят демоны и кто-то топочет по крыше над моим балконом, только и поджидая, как бы наброситься на меня. Но я считал, что я не такой дурак, чтобы выходить наружу и смотреть, что там такое.
– А вот я это сделал. – Янош слегка улыбнулся. – Я сбежал из спальни по веревке, которую еще днем украл из караульного помещения, и сбежал как раз в тот момент, когда предсказатель прокричал последнее предупреждение.
– И разумеется, именно в этот раз никаких всадников не оказалось, – высказал я предположение.
– Дело не в этом. Внимательно прислушиваясь ко всем слухам, я нарисовал небольшую карту местности вокруг нашей крепости. На ней я отметил места, где, судя по рассказам, наиболее часто появлялись эти наездники. Одним из таких мест был узкий проулок за большим коровником моего отца. Шириной не более восьми стрел – мы в Костроме пользовались такой мерой длины. А все наше местечко тянулось по долине где-то на треть лиги. И вот в этом проулочке я и спрятался на оливковом дереве. Луна была ровно в половинной фазе. Я стал ждать. Не знаю, долго ли ждал. Было часов восемь или девять, потому что я, несмотря на все свое возбуждение, умудрился заснуть. Меня разбудили звуки. Как и говорили, я услыхал грохот подкованных копыт.
– Но ничего не увидел.
– Ничего не увидел в проулке, – сказал Янош, вглядываясь в бокал, как в волшебное зеркало, показывающее прошлое. – Но я увидел двоих, едущих по холму над проулком, двух всадников. Я подумал, что это люди. Они были вооружены. По крайней мере, мне казалось, я вижу отсветы луны на их доспехах и наконечниках пик. И на шлемах с высокими плюмажами. Даже лошади были в доспехах. Во всяком случае, я увидел, как отразился лунный свет на голове одного из коней. Они занимали именно такую позицию, которую сейчас приказал бы занять патрулю и я – в случае нахождения на неприятельской территории. Они осматривали проулок, чтобы основные силы не попали в засаду. Грохот копыт стал громче, а затем проследовал дальше по нашему местечку. После этого два всадника умчались прочь, чтобы, вероятно, присоединиться к остальным. Звуки затихли вдали. Всадники направлялись на восток, туда, где, согласно легендам, лежат Далекие Королевства. Я побежал домой и юркнул в постель, словно за мной гнались.