Страница:
– Из чистого любопытства, – постарался как можно равнодушнее произнести я, – и поскольку я желаю своей бывшей супруге только добра, не могли бы вы мне сказать, часто ли император оказывает ей честь подобными приглашениями?
– Я... если честно, сэр, я не знаю. Перед отъездом из Никеи я почти не следил за светской жизнью. Все свое время я посвящал изучению Майсира и его обычаев.
Если этот молодой человек собирался добиться каких-либо успехов на дипломатическом поприще, ему следовало научиться лгать более искусно.
Поблагодарив, я отпустил его и приказал принести мне все информационные листки. Разложив их в хронологическом порядке, я внимательно прочел разделы светской хроники. Маран присутствовала вместе с императором на званом вечере... на костюмированном балу... и, наконец, отдельное сообщение о том, что Маран, графиня Аграмонте, отменила свои планы на оставшуюся часть года, в том числе отказалась от приглашения на два бала-маскарада, и срочно отправилась в Ирригон, чтобы лично наблюдать за восстановлением родового замка.
Между первым и последним сообщением – почти целый сезон. Достаточное время для того, чтобы Провидец понял, что женщина не забеременела от него, и отослал ее прочь, как до того отослал остальных.
Красный от бессильной ярости, я едва сдерживался. У меня внутри все клокотало, и меня терзали другие вопросы. Неужели эта тварь сознательно так поступила? Не желая думать о худшем, я позволил себе искорку сомнения – Маран всегда идеализировала императора. И после развода у нее не осталось причин не... не встречаться с ним? Или мне все это мерещится? Возможно, но я почему-то так не думал. Может быть, это и не было предательством в чистом виде, но все равно от такого поступка попахивало скверно.
Затем мои мысли переключились на императора. Проклятие, как он мог так со мной поступить? Разве он ничего не понимал? Или ему на все наплевать? Я снова вспомнил знаменитое изречение: «Короли могут делать то, о чем простые смертные только мечтают». Однако сейчас оно не принесло мне утешения. Я считал Тенедоса не только повелителем, но и своим другом. А друзья, по крайней мере в тех краях, откуда я родом, не затаскивают в постель жен друг друга. Или я ошибался?
Вернувшись к себе в кабинет, я обнаружил, что короткий зимний день клонится к вечеру. И что дальше? После некоторого раздумья я пришел к выводу, что мне остается лишь делать вид, будто ничего не произошло.
Я направился к своему экипажу, смутно обращая внимание на часовых и машинально отвечая на их приветствия. Мне не хотелось возвращаться домой, к Алегрии, но больше ехать было некуда. Я приказал кучеру подъехать прямо к конюшне, а сам прошел подземным ходом в помещение для слуг и оттуда проскользнул в дом. К счастью, Алегрия мне не встретилась.
У меня мелькнула мысль попробовать оглушить себя вином, растворить в нем хоть часть своей боли. Быть может, оно поможет мне заснуть, в крайнем случае просто успокоиться. Отыскав бутылку вина, я откупорил ее и отправился в зимнюю часть шатра. Усевшись на полу, я уставился на бушующую в саду вьюгу, сотворенную магией, чувствуя у себя в груди не менее страшную бурю.
Подняв бутылку, я поставил ее на пол. Возможно, я и выпью, но чуть позже.
Порывы ветра яростно бросали горсти снега в мерцающее пламя каменных светильников и раскачивали обросший сосульками тростник в замерзшем пруду. Вдруг у меня за спиной отворилась дверь.
– Дамастес?
Это была Алегрия.
– Да.
– В чем дело?
Я молчал. Девушка подошла ко мне, и я ощутил исходящий от нее сладостный аромат. Она села напротив меня, подобрав под себя ноги, и посмотрела мне в глаза.
– Что-то случилось, – сказала Алегрия. – Что-то серьезное.
Я всегда строго придерживался правила, что воин должен держать свои переживания при себе. Но сейчас я от него отступил. Не смог не отступить. Я рассказал Алегрии все, что произошло, – точнее, все, что узнал. Где-то на половине рассказа я поймал себя на том, что меня слепят слезы. Алегрия сходила в ванную комнату и принесла мягкое влажное полотенце.
– Проклятие, – простонал я. – Быть может, мне это только показалось... быть может, на самом деле ничего не произошло...
Алегрия начала было что-то говорить, но осеклась.
– Ты что? Она вздохнула.
– Можно тебе кое о чем рассказать? Я молча кивнул.
– Помнишь, три дня назад ты взял меня с собой в посольство и представил новоприбывшим, а затем оставил одну, отправившись на совещание?
Разумеется, я помнил.
– Так вот, я бродила по коридорам, заговаривала со всеми встречными, проверяя, как запомнила их имена. Знаешь, есть такая поговорка: те, кто подслушивает, заслуживают услышать то, что они слышат.
Алегрия шмыгнула носом и вдруг залилась слезами. Совладав с собой, она продолжала:
– Я только рассталась с одной женщиной – не стану говорить, с кем именно, – как вдруг вспомнила, что хотела спросить у нее еще одну вещь. Вернувшись назад, я собралась было постучать в дверь, но тут услышала, что эта дама разговаривает с каким-то мужчиной.
Они говорили обо мне. Мужчина высказался насчет моей красоты, и женщина подтвердила, что тоже находит меня достаточно смазливой. Затем она сказала (я передаю дословно): «Это в очередной раз показывает, что у сильных мира сего все обстоит не так, как у нас, простых людей. По крайней мере, полагаю, они относятся к жизни не так серьезно, как мы. Супруга дает Дамастесу от ворот поворот, и он тотчас же находит себе эту красотку, а тем временем его графиня уже крадется через черный ход в покои императора».
Мужчина, рассмеявшись, сказал, что ты произвел на него впечатление человека порядочного. Поэтому он надеется, что я пробуду в твоей постели дольше, чем твоей жене будет позволено ублажать императора.
Тут в коридоре послышались шаги, и я убежала. О Дамастес, Дамастес, мне так горько!
У нее снова навернулись слезы, но на этот раз она их сдержала.
Император действительно предал меня.
Глава 19
– Я... если честно, сэр, я не знаю. Перед отъездом из Никеи я почти не следил за светской жизнью. Все свое время я посвящал изучению Майсира и его обычаев.
Если этот молодой человек собирался добиться каких-либо успехов на дипломатическом поприще, ему следовало научиться лгать более искусно.
Поблагодарив, я отпустил его и приказал принести мне все информационные листки. Разложив их в хронологическом порядке, я внимательно прочел разделы светской хроники. Маран присутствовала вместе с императором на званом вечере... на костюмированном балу... и, наконец, отдельное сообщение о том, что Маран, графиня Аграмонте, отменила свои планы на оставшуюся часть года, в том числе отказалась от приглашения на два бала-маскарада, и срочно отправилась в Ирригон, чтобы лично наблюдать за восстановлением родового замка.
Между первым и последним сообщением – почти целый сезон. Достаточное время для того, чтобы Провидец понял, что женщина не забеременела от него, и отослал ее прочь, как до того отослал остальных.
Красный от бессильной ярости, я едва сдерживался. У меня внутри все клокотало, и меня терзали другие вопросы. Неужели эта тварь сознательно так поступила? Не желая думать о худшем, я позволил себе искорку сомнения – Маран всегда идеализировала императора. И после развода у нее не осталось причин не... не встречаться с ним? Или мне все это мерещится? Возможно, но я почему-то так не думал. Может быть, это и не было предательством в чистом виде, но все равно от такого поступка попахивало скверно.
Затем мои мысли переключились на императора. Проклятие, как он мог так со мной поступить? Разве он ничего не понимал? Или ему на все наплевать? Я снова вспомнил знаменитое изречение: «Короли могут делать то, о чем простые смертные только мечтают». Однако сейчас оно не принесло мне утешения. Я считал Тенедоса не только повелителем, но и своим другом. А друзья, по крайней мере в тех краях, откуда я родом, не затаскивают в постель жен друг друга. Или я ошибался?
Вернувшись к себе в кабинет, я обнаружил, что короткий зимний день клонится к вечеру. И что дальше? После некоторого раздумья я пришел к выводу, что мне остается лишь делать вид, будто ничего не произошло.
Я направился к своему экипажу, смутно обращая внимание на часовых и машинально отвечая на их приветствия. Мне не хотелось возвращаться домой, к Алегрии, но больше ехать было некуда. Я приказал кучеру подъехать прямо к конюшне, а сам прошел подземным ходом в помещение для слуг и оттуда проскользнул в дом. К счастью, Алегрия мне не встретилась.
У меня мелькнула мысль попробовать оглушить себя вином, растворить в нем хоть часть своей боли. Быть может, оно поможет мне заснуть, в крайнем случае просто успокоиться. Отыскав бутылку вина, я откупорил ее и отправился в зимнюю часть шатра. Усевшись на полу, я уставился на бушующую в саду вьюгу, сотворенную магией, чувствуя у себя в груди не менее страшную бурю.
Подняв бутылку, я поставил ее на пол. Возможно, я и выпью, но чуть позже.
Порывы ветра яростно бросали горсти снега в мерцающее пламя каменных светильников и раскачивали обросший сосульками тростник в замерзшем пруду. Вдруг у меня за спиной отворилась дверь.
– Дамастес?
Это была Алегрия.
– Да.
– В чем дело?
Я молчал. Девушка подошла ко мне, и я ощутил исходящий от нее сладостный аромат. Она села напротив меня, подобрав под себя ноги, и посмотрела мне в глаза.
– Что-то случилось, – сказала Алегрия. – Что-то серьезное.
Я всегда строго придерживался правила, что воин должен держать свои переживания при себе. Но сейчас я от него отступил. Не смог не отступить. Я рассказал Алегрии все, что произошло, – точнее, все, что узнал. Где-то на половине рассказа я поймал себя на том, что меня слепят слезы. Алегрия сходила в ванную комнату и принесла мягкое влажное полотенце.
– Проклятие, – простонал я. – Быть может, мне это только показалось... быть может, на самом деле ничего не произошло...
Алегрия начала было что-то говорить, но осеклась.
– Ты что? Она вздохнула.
– Можно тебе кое о чем рассказать? Я молча кивнул.
– Помнишь, три дня назад ты взял меня с собой в посольство и представил новоприбывшим, а затем оставил одну, отправившись на совещание?
Разумеется, я помнил.
– Так вот, я бродила по коридорам, заговаривала со всеми встречными, проверяя, как запомнила их имена. Знаешь, есть такая поговорка: те, кто подслушивает, заслуживают услышать то, что они слышат.
Алегрия шмыгнула носом и вдруг залилась слезами. Совладав с собой, она продолжала:
– Я только рассталась с одной женщиной – не стану говорить, с кем именно, – как вдруг вспомнила, что хотела спросить у нее еще одну вещь. Вернувшись назад, я собралась было постучать в дверь, но тут услышала, что эта дама разговаривает с каким-то мужчиной.
Они говорили обо мне. Мужчина высказался насчет моей красоты, и женщина подтвердила, что тоже находит меня достаточно смазливой. Затем она сказала (я передаю дословно): «Это в очередной раз показывает, что у сильных мира сего все обстоит не так, как у нас, простых людей. По крайней мере, полагаю, они относятся к жизни не так серьезно, как мы. Супруга дает Дамастесу от ворот поворот, и он тотчас же находит себе эту красотку, а тем временем его графиня уже крадется через черный ход в покои императора».
Мужчина, рассмеявшись, сказал, что ты произвел на него впечатление человека порядочного. Поэтому он надеется, что я пробуду в твоей постели дольше, чем твоей жене будет позволено ублажать императора.
Тут в коридоре послышались шаги, и я убежала. О Дамастес, Дамастес, мне так горько!
У нее снова навернулись слезы, но на этот раз она их сдержала.
Император действительно предал меня.
Глава 19
ВТОРОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО
В ту ночь я не сомкнул глаз. Алегрия хотела посидеть со мной, но я ей не разрешил.
– Ты уверен, что я не смогу помочь... хоть как-то облегчить твои страдания?
Я покачал головой.
В конце концов на улице забрезжил рассвет. Алегрия прокралась на цыпочках ко мне в спальню, начала было что-то говорить, но тотчас же снова ушла. Я заставил себя умыться, побриться, надеть свежее белье. Пока я ломал голову, что делать дальше, прибыл курьер из посольства.
Поступило сообщение из Никеи. Император одобрил мой план и приказал немедленно приступить к его осуществлению. В послании было множество лестных отзывов в мой адрес, что показалось мне самой жестокой издевкой.
Встреча с королем Байраном прошла в очень странной обстановке. На ней присутствовали король, лигаба Сала, Боконнок, я и секретарь. Развесив карты и планы, я говорил легко и непринужденно, поскольку этот план был моим детищем. Но мне казалось, на самом деле я парил в воздухе, наблюдая за происходящим со стороны. Я улыбался, в нужный момент делал остроумные замечания, но душа моя оставалась пустой.
Мое предложение, тщательно обдуманное и проработанное, состояло в том, чтобы объединить Дикие Земли и Пограничные территории в одну административную область, находящуюся под совместным управлением Нумантии и Майсира. В соответствии с общепризнанными границами расположенных на территории области бандитских государств она будет разделена на отдельные районы.
Первым шагом должно было стать полное усмирение бурлящих провинций. Для этой цели предстояло использовать объединенные нумантийские и майсирские воинские части. Я предложил сформировать новые корпуса, набранные из офицеров и солдат обеих армий. На то, чтобы создать и подготовить такие части, потребуется около двух лет, но затем мы сможем шаг за шагом начать наступление на Дикие Земли. Предприятие будет дорогим, очень дорогим. Но не теряем ли мы гораздо больше от постоянных набегов бандитов на торговые караваны и приграничные районы наших стран? В первую очередь нам предстоит захватить города. Если новые наместники, назначенные по возможности из числа местных жителей, будут править мудро и справедливо, жители окрестных районов увидят преимущества мирной жизни.
– И волки станут овцами, да? – недоверчиво заметил Байран.
– Нет. Сначала мы приручим этих колков и натравим их на диких собратьев. Затем мы превратим их в сторожевых псов, ибо лично я не верю, что в этих горах когда-либо воцарится прочный мир. Большее, на что можно надеяться, – это то, что псы, хоть и ворча, будут слушаться своих пастухов из Майсира и Нумантии.
– Вижу, вы неплохо изучили данный вопрос, – заметил Сала, глядя на карты.
– Мне не хотелось выставлять себя полным идиотом, предлагая заведомо неосуществимый план, – сказал я. – Теперь же он кажется просто маловероятным.
Король и лигаба Сала, переглянувшись, улыбнулись.
– Если на эти земли придет мир или хотя бы его подобие, у Нумантии и Майсира не останется никаких поводов развязывать войну, – сказал Байран. – Не так ли, посол Дамастес?
– Да, если наши государства действительно желают мира. Но если кто-то на самом деле хочет войны, его ничто не остановит, – заметил я. – Тот, кто хочет драки, найдет ее даже в самой спокойной таверне.
– Равные армии, равное участие в правительстве? – вопросительно произнес король.
– Да, ваше величество, – ответил я. – И ваш постоянный контакт с императором, лично или через посланников. Это позволит избежать каких-либо недоразумений.
– Любопытно, – задумчиво промолвил Байран. – Итак, если бы вы сказали, что эта мысль только что пришла вам в голову, я бы рассмеялся и принял вас за сумасшедшего или мечтателя, а мне не по себе в обществе и тех и других. Но поскольку вы утверждаете, что ваш император одобрил этот план... гм. Очень любопытно. Или во всем этом действительно что-то есть, или среди присутствующих сумасшедших двое. Не знаю, посол а'Симабу. Возможно, нам следует сформировать два полка и посмотреть, что из этого получится. Начать от одной границы, с территории одного из наших государств.
– Превосходное уточнение, ваше величество, – поспешно заметил я.
Разумеется, я планировал двигаться постепенно, не делая стремительных прыжков, но мысль всегда кажется более привлекательной, когда считаешь ее своей собственной.
– Вот и хорошо. Что ж, давайте попробуем. Лигаба, ты готов вместе с нумантийцами составить план действий?
– С удовольствием, ваше величество.
Король Байран встал.
– Ваш император поступил очень мудро, направив послом именно вас, Дамастес а'Симабу. Полагаю, вы сделали великое дело для обеих стран, и, возможно, в будущем ваше имя будет греметь громче, чем мое и императора.
– Благодарю вас, ваше величество, – низко поклонился я.
Байран направился было к двери, но, остановившись, взял меня за рукав.
– Дамастес, по-моему, вы чем-то расстроены. Имеет ли это какое-то отношение к тому, о чем мы только что говорили? Если имеет...
– Нет, ваше величество, – с трудом вымолвил я. – Просто в эту ночь я почти не спал. Мне очень хотелось не сделать сегодня ни одной ошибки.
Король пристально посмотрел мне в глаза.
– Ну хорошо, – недоверчиво произнес он. – Но не забывайте мое предложение. Такое важное дело необходимо решать на трезвую голову.
Больше мне делать было нечего. Сала и Боконнок занялись обсуждением деталей, а я был рад возможности отойти в тень. Так мне было легче с головой окунуться в гнев и отчаяние.
Но рядом со мной была Алегрия.
Вспоминая ее, то, как плохо я с ней обращался, я заставлял себя думать о ближних, перестать вести себя как капризный ребенок.
У меня возникла одна мысль, и я проникся решимостью воплотить ее в жизнь. Возможно, новая окружающая обстановка вдохновит и меня на перемены.
– По крайней мере, когда я вытащила тебя из Джарры, – скептически заметила Алегрия, – ты побывал в величественном замке.
– Очень унылом замке.
– Какой же ты привередливый! К тому же, как замок может быть унылым, если там воспитывалась твоя любимая... любимая... в общем, если там воспитывалась я? Кстати, Дамастес, а кто я для тебя? Можешь не отвечать искренне.
– В таком случае, не буду, – улыбнулся я. – Прекращай хныкать и лучше помоги мне перенести вещи из саней. Ты ведешь себя, словно пугливая невеста в первую брачную ночь.
– Да?
Ничего не подозревающая Алегрия оглянулась вокруг. Я толкнул ее в сугроб. Она упала, отфыркиваясь снегом, а я, как и подобает галантному кавалеру из глухой деревни, подал ей руку. Схватив меня за руку, Алегрия что есть силы дернула. Вскрикнув от неожиданности, я повалился лицом в снег рядом с ней.
– Так нечестно, – буркнул я, выныривая на поверхность.
– Ты прав, – согласилась Алегрия. – Я заплачу штраф, позволив тебе меня поцеловать.
– По-моему, это недвусмысленное предложение.
– В каком-то смысле, – елейным голосом произнесла Алегрия, и я сделал так, как она просила.
Поцелуй получился довольно продолжительным.
– Мммм, – тихо прошептала Алегрия, когда наши губы разомкнулись. – Я бы попросила повторить, но не знаю, насколько надежно защищают от мороза наши шубы.
– Очень надежно, – сказал я. – Я наложил на каждую по шесть заклинаний.
– В таком случае, поцелуй меня еще раз.
Я повиновался. Алегрия провела по моим губам одетой в варежку рукой.
– Прими мои поздравления, – сказала она.
– С чем?
– С тем, что ты перестал дуться на весь свет, как делал с тех пор... в общем, сам знаешь.
– Я устал жалеть самого себя, – искренне признался я.
– Тогда давай вставать. Ты опять меня обманул. Снег лезет за шиворот.
Я помог Алегрии встать, и она снова посмотрела на неказистое деревянное строение.
– Что это такое? спросила она.
– Это тайная явка, где встречаются нумантийские шпионы с майсирскими изменниками.
– Откуда ты о ней проведал?
– Я спросил у лигабы Салы, не знает ли он какое-нибудь тихое, уединенное место, куда можно было бы пригласить девушку.
– Полагаю, – сказала Алегрия, – если Сале известно об этой явке, век майсирских изменников недолог.
– Наверное, ты права. А теперь помоги мне перенести запасы еды.
Я протянул Алегрии две сумки с провизией. Она снова подозрительно посмотрела на дом.
– Забавное сооружение, – заметила девушка. – Думаю, именно это подразумевают, говоря о доме, через которое растет дерево.
– Два дерева, – поправил ее я. – Смотри, вон и второе.
– Замечательно. Интересно, а печь здесь есть? Кажется, снова пойдет снег.
– Сходи посмотри. В посольстве сказали, в коробочке у двери висит заколдованный брелок, который используется вместо ключа.
Я перенес наши припасы на крыльцо, а затем отвел лошадей в сарай. Поблизости протекал не затянутый льдом ручеек, и я покормил, напоил и вытер уставших животных. К тому времени, как я закончил, снова пошел снег. Сезон Бурь подходил к концу, и весна была уже не за горами. Но по-прежнему было холодно, особенно для такого изнеженного тропиками человека, как я, так что в дом я вошел порядком замерзшим.
На самом деле это был загородный дом для отдыха сотрудников нумантийского посольства. Но Сала, рассказавший мне о нем, упомянул, что в свое время дом использовался для тайных встреч. Так продолжалось до тех пор, пока королю Байрану не надоели эти глупости и одного дипломата – лигаба не уточнил, Боконнока или кого-то другого, – отправившегося на встречу со своим агентом, не встретил эскадрон майсирской конницы. Нецелевому использованию загородного дома был положен конец.
Дом выходил окнами на замерзшее озеро. В нем было восемь спален; четыре по одну сторону от центрального зала, четыре по другую. Сам зал, хотя и с низко нависшим потолком, оказался довольно просторным. В камине, сложенном из речной гальки, я смог бы выпрямиться в полный рост. Поленницы доходили до потолка. Повсюду вместо ковров лежали и висели шкуры различных животных. Мебель была из грубо обработанного дерева. Стулья выглядели так, словно готовы были проглотить человека, опрометчиво подошедшего слишком близко, а если кто-нибудь ложился на кровать вздремнуть часок, то погружался в вечный сон.
С одной стороны от центрального помещения располагался обеденный зал, с другой кухня. Кладовая была набита всевозможными бутылками и различными видами вяленого и копченого мяса. В каждой комнате имелся камин, топившийся дровами. Из склона холма за домом бил горячий источник, и вода отводилась в дом по системе труб. Холодная вода поступала из соседнего ручья.
Внутри дома росли два дерева, по одному у противоположных сторон. Считалось, что эти деревья приносят удачу, – при возведении дома они получили благословение. Весьма скромное жилище было очень уютным, своеобразным обособленным мирком.
Именно то, на что я рассчитывал.
– Ну? – спросила Алегрия.
За те несколько минут, что меня не было, она зажгла два светильника, наколола щепок и начала разводить огонь в камине. Поленья, сложенные пирамидой над языками потрескивающего пламени, уже дымились.
– Что ну?
– Разве ты не удивлен, что женщина, особенно далриада, может развести огонь в суэби, среди волков и драконов?
– Нисколько не удивлен. Ты же говорила мне, что далриады умеют все.
– Будем считать, я несколько преувеличила. Ну же, Дамастес, похвали меня.
– Я тобой восхищаюсь.
– Вот как?
Алегрия сидела на шкуре белого медведя перед камином, подобрав под себя ноги. Сняв шубу, она осталась в свободных шароварах из мягкой ткани и блузке из материи под леопардовую шкуру, схваченной сбоку застежкой. Встав, Алегрия повернулась так, что свет пламени в камине обрисовал ее силуэт, и снова прошептала:
– Вот как?
Расстегнув застежку, она сбросила блузку. Ее тело было гладким, упругим. Соски затвердели.
Алегрия приблизилась ко мне, и я попытался ее обнять.
– Нет, – едва слышно прошептала она. – Не надо спешить, не надо торопиться.
Я послушно опустил руки. Алегрия медленно расстегнула мою тяжелую шубу, развязала шнурки меховых штанов, и они сползли на пол. Сбросив сапоги, я перешагнул через одежды, на мне осталась только набедренная повязка.
– А ты очень красивый, – заметила Алегрия.
– Не такой красивый, как ты.
Нагнувшись, она поцеловала меня в сосок. Я провел ладонью по ее гладкому плечу.
– Я хочу тебя поцеловать, – прошептала Алегрия, и ее губы призывно раздвинулись.
Наши языки переплелись, я обнял ее за плечи, прижимая к себе. Но Алегрия, учащенно дыша, оторвалась от меня.
– Меня научили... первый раз это должно произойти медленно, – сказала она. – Но, клянусь, я не могу больше ждать.
– И я не могу, – хрипло произнес я, подхватывая ее на руки.
Колени Алегрии подогнулись, словно не в силах больше держать вес тела. Я осторожно опустил ее на шкуру.
– Я хочу, чтобы ты полюбил меня, полюбил прямо сейчас, – прошептала девушка. — Дамастес, все мое тело изнывает от желания. Не останавливайся до тех пор, пока я не получу полного удовлетворения.
Я поцеловал Алегрию в крохотный пупок, проведя языком внутри, а ее пальцы завозились с завязками шаровар. Она приподняла бедра, и я стащил их с нее. Сокровенный треугольник между ног Алегрии зарос пушком; я прикоснулся к нему нежным поцелуем, затем спустился ниже, проникая языком внутрь, лаская твердый узелок.
Откликаясь на мои поцелуи, Алегрия вцепилась руками мне в волосы, ее дыхание участилось, стало хриплым. Застонав, она дернулась, прижимаясь ко мне, но я и не думал останавливаться.
– Иди же ко мне, пожалуйста, скорее! – взмолилась Алегрия.
Поспешив исполнить ее просьбу, я стал тереться членом о призывно раскрытые губы, мокрые от собственных выделений и от моей слюны. Затем я медленно надавил вперед, преодолевая сопротивление, и вдруг оно разом прекратилось. Алегрия вскрикнула. Я не стал проникать дальше, просто раскачивался из стороны в сторону, всего на какие-то доли дюйма, и она со стонами начала откликаться на мои движения. Наконец я углубился внутрь, и Алегрия обвила меня ногами, прижимая к себе. Я поцеловал ее, и она принялась неистово ласкать мое лицо своим языком. Я отпрянул назад, едва не выйдя из нее, а затем резко нырнул вперед, и Алегрия снова вскрикнула, на этот раз от радости. Я повторял и повторял эти движения, расплачиваясь за долгие месяцы воздержания и глупости, – и в конце концов, не выдержав, взорвался в ее чреве.
– Черт, – пробормотал я.
– Молчи, прошептала Алегрия.
Ее пальцы скользнули вниз, по моим бедрам, ощупывая мошонку, основание члена, прикасаясь к этому месту, к тому, и вдруг я снова почувствовал себя готовым. Теперь мы стали двигаться вместе. Казалось, у нас за плечами огромный опыт и мы повторяем давно знакомый танец, хотя в действительности мы лишь совсем недавно впервые познали друг друга. Вдруг Алегрия громко вскрикнула, откидывая голову назад, судорожно напрягая мышцы, и я вторично достиг вершин блаженства. Ее лицо исказилось в сладостных муках, глаза закрылись. Я долго гладил мокрое от пота тело Алегрии, пока наконец она не открыла глаза.
Я не ошиблась, сказав еще много месяцев назад, что мне очень повезло.
– Нет, – возразил я, – это мне повезло.
– Быть может, когда-нибудь твои слова станут правдой, – прошептала Алегрия, переворачивая меня на спину.
– Так, это было один раз, – сказала она, вставая на колени и начиная ласкать мой член. – Вот, малыш, что значит так долго не тренироваться. Как ты быстро утомился. Тебя надо немного подбодрить.
Облизнув языком кончик члена, она оттянула крайнюю плоть и осторожно провела зубами по головке. Ее язык прикасался ко мне тут, там, а руки тем временем поглаживали яички и нижнюю часть живота. Мое естество опять затвердело в готовности, а Алегрия скользила ниже и ниже, забирая его в рот, проводя по нему шершавым языком. И снова весь мир закружился передо мной. Настала моя очередь вскрикнуть от наслаждения. Алегрия, подняв голову, сглотнула.
– Настоящее семя гораздо вкуснее всего того, что нам давали на занятиях, – заметила она. – По крайней мере, это относится к твоему.
Приподнявшись, я поцеловал ее.
– Два раза, – улыбнулась Алегрия.
Мы лежали рядом, лениво лаская друг друга, наслаждаясь теплом огня в камине и жаром невидимого пламени, бушующего в нас.
– Буду я похож на дурака, если скажу, что люблю тебя? – спросил я.
Алегрия изумленно раскрыла глаза.
– Н-нет. Конечно же нет. Но...
– Что?
– Я... Этого не должно быть... Проклятие, я растерялась!
У нее навернулись слезы, но она решительно вытерла глаза.
– Извини, – неудачно пошутил я. – Я больше никогда не произнесу эти слова.
– Не будь ослом. – Алегрия глубоко вздохнула, собираясь с силами. – Дамастес, я тебя люблю.
– Хорошо, что мы пришли к единому мнению. Мы поцеловались.
– Знаешь, когда я в тебя влюбилась? – спросила Алегрия. Я покачал головой. – В ту самую первую ночь, когда ты выбросил таблетку в окно.
– Так, обожди-ка минутку, – возразил я. – Бессмыслица какая-то получается. Я же сказал, никаких цепей, так что...
– А я добровольно надела их на себя. Но только кто сказал, что любовь – это цепи?
Скорчив гримасу, я промолчал.
– Забудь о ней, – сказала Алегрия. – Все это прошло. Осталось позади. Думай о чем-нибудь другом.
– Ну хорошо, – смущенно протянул я, все же охваченный любопытством. – У меня есть к тебе один вопрос, но тебе необязательно на него отвечать. Помнишь, в первую ночь ты порезала себе палец, чтобы никто не сплетничал о том, чего не было.
– Да. И что?
– Но сегодня мне показалось... я почувствовал, что ты впервые занималась любовью.
– Кажется, ты говорил, что вырос в деревне.
– Это действительно так, – подтвердил я. – Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Разве ты не слышал шутку про бедную девушку, любившую сеновалы и деревенских парней, которых она там встречала? А потом один богатый старый крестьянин решил на ней жениться, но только в том случае, если она девственница?
Я действительно слышал подобные шутки, неизменно заканчивавшиеся тем, что какой-нибудь молодой парень оказывался в том месте, которое старый богач считал своей собственностью.
– Слышал.
Как верно заметила Алегрия, многим доводилось попадать в эту затруднительную ситуацию. Но мне вдруг стало смешно.
– Значит, во время церемонии посвящения в полноценные далриады тебе пришлось стоять навытяжку, в то время как акушерка накладывала швы на одно определенное место?
– Да нет же, идиот! Это было сделано с помощью магии.
– Так-так. Теперь все встало на свои места, ибо ты, несомненно, обладаешь определенными талантами, которых, на мой взгляд, нельзя встретить у девственницы.
– Это входило в мое обучение, – призналась Алегрия, заливаясь краской. – Я обратила внимание, что ты заглянул в ту комнату с... мы их называли «соломенными лошадками». Как только девочки достигают определенного возраста, их знакомят с этими чучелами и заставляют учить множество позиций. Все то, что изобрели вы, похотливые мужчины, и еще две. Настал мой черед покраснеть.
– Да, – продолжала Алегрия. – Эти чучела использовались именно для того, о чем ты подумал. Мы также занимались и с другими учебными пособиями, как с большими, так и с маленькими. Маленькие мы называли лиджами, принцами, так как нам было известно, что чем старше и знатнее мужчина, тем крохотнее его игрушка.
– Ты уверен, что я не смогу помочь... хоть как-то облегчить твои страдания?
Я покачал головой.
В конце концов на улице забрезжил рассвет. Алегрия прокралась на цыпочках ко мне в спальню, начала было что-то говорить, но тотчас же снова ушла. Я заставил себя умыться, побриться, надеть свежее белье. Пока я ломал голову, что делать дальше, прибыл курьер из посольства.
Поступило сообщение из Никеи. Император одобрил мой план и приказал немедленно приступить к его осуществлению. В послании было множество лестных отзывов в мой адрес, что показалось мне самой жестокой издевкой.
Встреча с королем Байраном прошла в очень странной обстановке. На ней присутствовали король, лигаба Сала, Боконнок, я и секретарь. Развесив карты и планы, я говорил легко и непринужденно, поскольку этот план был моим детищем. Но мне казалось, на самом деле я парил в воздухе, наблюдая за происходящим со стороны. Я улыбался, в нужный момент делал остроумные замечания, но душа моя оставалась пустой.
Мое предложение, тщательно обдуманное и проработанное, состояло в том, чтобы объединить Дикие Земли и Пограничные территории в одну административную область, находящуюся под совместным управлением Нумантии и Майсира. В соответствии с общепризнанными границами расположенных на территории области бандитских государств она будет разделена на отдельные районы.
Первым шагом должно было стать полное усмирение бурлящих провинций. Для этой цели предстояло использовать объединенные нумантийские и майсирские воинские части. Я предложил сформировать новые корпуса, набранные из офицеров и солдат обеих армий. На то, чтобы создать и подготовить такие части, потребуется около двух лет, но затем мы сможем шаг за шагом начать наступление на Дикие Земли. Предприятие будет дорогим, очень дорогим. Но не теряем ли мы гораздо больше от постоянных набегов бандитов на торговые караваны и приграничные районы наших стран? В первую очередь нам предстоит захватить города. Если новые наместники, назначенные по возможности из числа местных жителей, будут править мудро и справедливо, жители окрестных районов увидят преимущества мирной жизни.
– И волки станут овцами, да? – недоверчиво заметил Байран.
– Нет. Сначала мы приручим этих колков и натравим их на диких собратьев. Затем мы превратим их в сторожевых псов, ибо лично я не верю, что в этих горах когда-либо воцарится прочный мир. Большее, на что можно надеяться, – это то, что псы, хоть и ворча, будут слушаться своих пастухов из Майсира и Нумантии.
– Вижу, вы неплохо изучили данный вопрос, – заметил Сала, глядя на карты.
– Мне не хотелось выставлять себя полным идиотом, предлагая заведомо неосуществимый план, – сказал я. – Теперь же он кажется просто маловероятным.
Король и лигаба Сала, переглянувшись, улыбнулись.
– Если на эти земли придет мир или хотя бы его подобие, у Нумантии и Майсира не останется никаких поводов развязывать войну, – сказал Байран. – Не так ли, посол Дамастес?
– Да, если наши государства действительно желают мира. Но если кто-то на самом деле хочет войны, его ничто не остановит, – заметил я. – Тот, кто хочет драки, найдет ее даже в самой спокойной таверне.
– Равные армии, равное участие в правительстве? – вопросительно произнес король.
– Да, ваше величество, – ответил я. – И ваш постоянный контакт с императором, лично или через посланников. Это позволит избежать каких-либо недоразумений.
– Любопытно, – задумчиво промолвил Байран. – Итак, если бы вы сказали, что эта мысль только что пришла вам в голову, я бы рассмеялся и принял вас за сумасшедшего или мечтателя, а мне не по себе в обществе и тех и других. Но поскольку вы утверждаете, что ваш император одобрил этот план... гм. Очень любопытно. Или во всем этом действительно что-то есть, или среди присутствующих сумасшедших двое. Не знаю, посол а'Симабу. Возможно, нам следует сформировать два полка и посмотреть, что из этого получится. Начать от одной границы, с территории одного из наших государств.
– Превосходное уточнение, ваше величество, – поспешно заметил я.
Разумеется, я планировал двигаться постепенно, не делая стремительных прыжков, но мысль всегда кажется более привлекательной, когда считаешь ее своей собственной.
– Вот и хорошо. Что ж, давайте попробуем. Лигаба, ты готов вместе с нумантийцами составить план действий?
– С удовольствием, ваше величество.
Король Байран встал.
– Ваш император поступил очень мудро, направив послом именно вас, Дамастес а'Симабу. Полагаю, вы сделали великое дело для обеих стран, и, возможно, в будущем ваше имя будет греметь громче, чем мое и императора.
– Благодарю вас, ваше величество, – низко поклонился я.
Байран направился было к двери, но, остановившись, взял меня за рукав.
– Дамастес, по-моему, вы чем-то расстроены. Имеет ли это какое-то отношение к тому, о чем мы только что говорили? Если имеет...
– Нет, ваше величество, – с трудом вымолвил я. – Просто в эту ночь я почти не спал. Мне очень хотелось не сделать сегодня ни одной ошибки.
Король пристально посмотрел мне в глаза.
– Ну хорошо, – недоверчиво произнес он. – Но не забывайте мое предложение. Такое важное дело необходимо решать на трезвую голову.
Больше мне делать было нечего. Сала и Боконнок занялись обсуждением деталей, а я был рад возможности отойти в тень. Так мне было легче с головой окунуться в гнев и отчаяние.
Но рядом со мной была Алегрия.
Вспоминая ее, то, как плохо я с ней обращался, я заставлял себя думать о ближних, перестать вести себя как капризный ребенок.
У меня возникла одна мысль, и я проникся решимостью воплотить ее в жизнь. Возможно, новая окружающая обстановка вдохновит и меня на перемены.
– По крайней мере, когда я вытащила тебя из Джарры, – скептически заметила Алегрия, – ты побывал в величественном замке.
– Очень унылом замке.
– Какой же ты привередливый! К тому же, как замок может быть унылым, если там воспитывалась твоя любимая... любимая... в общем, если там воспитывалась я? Кстати, Дамастес, а кто я для тебя? Можешь не отвечать искренне.
– В таком случае, не буду, – улыбнулся я. – Прекращай хныкать и лучше помоги мне перенести вещи из саней. Ты ведешь себя, словно пугливая невеста в первую брачную ночь.
– Да?
Ничего не подозревающая Алегрия оглянулась вокруг. Я толкнул ее в сугроб. Она упала, отфыркиваясь снегом, а я, как и подобает галантному кавалеру из глухой деревни, подал ей руку. Схватив меня за руку, Алегрия что есть силы дернула. Вскрикнув от неожиданности, я повалился лицом в снег рядом с ней.
– Так нечестно, – буркнул я, выныривая на поверхность.
– Ты прав, – согласилась Алегрия. – Я заплачу штраф, позволив тебе меня поцеловать.
– По-моему, это недвусмысленное предложение.
– В каком-то смысле, – елейным голосом произнесла Алегрия, и я сделал так, как она просила.
Поцелуй получился довольно продолжительным.
– Мммм, – тихо прошептала Алегрия, когда наши губы разомкнулись. – Я бы попросила повторить, но не знаю, насколько надежно защищают от мороза наши шубы.
– Очень надежно, – сказал я. – Я наложил на каждую по шесть заклинаний.
– В таком случае, поцелуй меня еще раз.
Я повиновался. Алегрия провела по моим губам одетой в варежку рукой.
– Прими мои поздравления, – сказала она.
– С чем?
– С тем, что ты перестал дуться на весь свет, как делал с тех пор... в общем, сам знаешь.
– Я устал жалеть самого себя, – искренне признался я.
– Тогда давай вставать. Ты опять меня обманул. Снег лезет за шиворот.
Я помог Алегрии встать, и она снова посмотрела на неказистое деревянное строение.
– Что это такое? спросила она.
– Это тайная явка, где встречаются нумантийские шпионы с майсирскими изменниками.
– Откуда ты о ней проведал?
– Я спросил у лигабы Салы, не знает ли он какое-нибудь тихое, уединенное место, куда можно было бы пригласить девушку.
– Полагаю, – сказала Алегрия, – если Сале известно об этой явке, век майсирских изменников недолог.
– Наверное, ты права. А теперь помоги мне перенести запасы еды.
Я протянул Алегрии две сумки с провизией. Она снова подозрительно посмотрела на дом.
– Забавное сооружение, – заметила девушка. – Думаю, именно это подразумевают, говоря о доме, через которое растет дерево.
– Два дерева, – поправил ее я. – Смотри, вон и второе.
– Замечательно. Интересно, а печь здесь есть? Кажется, снова пойдет снег.
– Сходи посмотри. В посольстве сказали, в коробочке у двери висит заколдованный брелок, который используется вместо ключа.
Я перенес наши припасы на крыльцо, а затем отвел лошадей в сарай. Поблизости протекал не затянутый льдом ручеек, и я покормил, напоил и вытер уставших животных. К тому времени, как я закончил, снова пошел снег. Сезон Бурь подходил к концу, и весна была уже не за горами. Но по-прежнему было холодно, особенно для такого изнеженного тропиками человека, как я, так что в дом я вошел порядком замерзшим.
На самом деле это был загородный дом для отдыха сотрудников нумантийского посольства. Но Сала, рассказавший мне о нем, упомянул, что в свое время дом использовался для тайных встреч. Так продолжалось до тех пор, пока королю Байрану не надоели эти глупости и одного дипломата – лигаба не уточнил, Боконнока или кого-то другого, – отправившегося на встречу со своим агентом, не встретил эскадрон майсирской конницы. Нецелевому использованию загородного дома был положен конец.
Дом выходил окнами на замерзшее озеро. В нем было восемь спален; четыре по одну сторону от центрального зала, четыре по другую. Сам зал, хотя и с низко нависшим потолком, оказался довольно просторным. В камине, сложенном из речной гальки, я смог бы выпрямиться в полный рост. Поленницы доходили до потолка. Повсюду вместо ковров лежали и висели шкуры различных животных. Мебель была из грубо обработанного дерева. Стулья выглядели так, словно готовы были проглотить человека, опрометчиво подошедшего слишком близко, а если кто-нибудь ложился на кровать вздремнуть часок, то погружался в вечный сон.
С одной стороны от центрального помещения располагался обеденный зал, с другой кухня. Кладовая была набита всевозможными бутылками и различными видами вяленого и копченого мяса. В каждой комнате имелся камин, топившийся дровами. Из склона холма за домом бил горячий источник, и вода отводилась в дом по системе труб. Холодная вода поступала из соседнего ручья.
Внутри дома росли два дерева, по одному у противоположных сторон. Считалось, что эти деревья приносят удачу, – при возведении дома они получили благословение. Весьма скромное жилище было очень уютным, своеобразным обособленным мирком.
Именно то, на что я рассчитывал.
– Ну? – спросила Алегрия.
За те несколько минут, что меня не было, она зажгла два светильника, наколола щепок и начала разводить огонь в камине. Поленья, сложенные пирамидой над языками потрескивающего пламени, уже дымились.
– Что ну?
– Разве ты не удивлен, что женщина, особенно далриада, может развести огонь в суэби, среди волков и драконов?
– Нисколько не удивлен. Ты же говорила мне, что далриады умеют все.
– Будем считать, я несколько преувеличила. Ну же, Дамастес, похвали меня.
– Я тобой восхищаюсь.
– Вот как?
Алегрия сидела на шкуре белого медведя перед камином, подобрав под себя ноги. Сняв шубу, она осталась в свободных шароварах из мягкой ткани и блузке из материи под леопардовую шкуру, схваченной сбоку застежкой. Встав, Алегрия повернулась так, что свет пламени в камине обрисовал ее силуэт, и снова прошептала:
– Вот как?
Расстегнув застежку, она сбросила блузку. Ее тело было гладким, упругим. Соски затвердели.
Алегрия приблизилась ко мне, и я попытался ее обнять.
– Нет, – едва слышно прошептала она. – Не надо спешить, не надо торопиться.
Я послушно опустил руки. Алегрия медленно расстегнула мою тяжелую шубу, развязала шнурки меховых штанов, и они сползли на пол. Сбросив сапоги, я перешагнул через одежды, на мне осталась только набедренная повязка.
– А ты очень красивый, – заметила Алегрия.
– Не такой красивый, как ты.
Нагнувшись, она поцеловала меня в сосок. Я провел ладонью по ее гладкому плечу.
– Я хочу тебя поцеловать, – прошептала Алегрия, и ее губы призывно раздвинулись.
Наши языки переплелись, я обнял ее за плечи, прижимая к себе. Но Алегрия, учащенно дыша, оторвалась от меня.
– Меня научили... первый раз это должно произойти медленно, – сказала она. – Но, клянусь, я не могу больше ждать.
– И я не могу, – хрипло произнес я, подхватывая ее на руки.
Колени Алегрии подогнулись, словно не в силах больше держать вес тела. Я осторожно опустил ее на шкуру.
– Я хочу, чтобы ты полюбил меня, полюбил прямо сейчас, – прошептала девушка. — Дамастес, все мое тело изнывает от желания. Не останавливайся до тех пор, пока я не получу полного удовлетворения.
Я поцеловал Алегрию в крохотный пупок, проведя языком внутри, а ее пальцы завозились с завязками шаровар. Она приподняла бедра, и я стащил их с нее. Сокровенный треугольник между ног Алегрии зарос пушком; я прикоснулся к нему нежным поцелуем, затем спустился ниже, проникая языком внутрь, лаская твердый узелок.
Откликаясь на мои поцелуи, Алегрия вцепилась руками мне в волосы, ее дыхание участилось, стало хриплым. Застонав, она дернулась, прижимаясь ко мне, но я и не думал останавливаться.
– Иди же ко мне, пожалуйста, скорее! – взмолилась Алегрия.
Поспешив исполнить ее просьбу, я стал тереться членом о призывно раскрытые губы, мокрые от собственных выделений и от моей слюны. Затем я медленно надавил вперед, преодолевая сопротивление, и вдруг оно разом прекратилось. Алегрия вскрикнула. Я не стал проникать дальше, просто раскачивался из стороны в сторону, всего на какие-то доли дюйма, и она со стонами начала откликаться на мои движения. Наконец я углубился внутрь, и Алегрия обвила меня ногами, прижимая к себе. Я поцеловал ее, и она принялась неистово ласкать мое лицо своим языком. Я отпрянул назад, едва не выйдя из нее, а затем резко нырнул вперед, и Алегрия снова вскрикнула, на этот раз от радости. Я повторял и повторял эти движения, расплачиваясь за долгие месяцы воздержания и глупости, – и в конце концов, не выдержав, взорвался в ее чреве.
– Черт, – пробормотал я.
– Молчи, прошептала Алегрия.
Ее пальцы скользнули вниз, по моим бедрам, ощупывая мошонку, основание члена, прикасаясь к этому месту, к тому, и вдруг я снова почувствовал себя готовым. Теперь мы стали двигаться вместе. Казалось, у нас за плечами огромный опыт и мы повторяем давно знакомый танец, хотя в действительности мы лишь совсем недавно впервые познали друг друга. Вдруг Алегрия громко вскрикнула, откидывая голову назад, судорожно напрягая мышцы, и я вторично достиг вершин блаженства. Ее лицо исказилось в сладостных муках, глаза закрылись. Я долго гладил мокрое от пота тело Алегрии, пока наконец она не открыла глаза.
Я не ошиблась, сказав еще много месяцев назад, что мне очень повезло.
– Нет, – возразил я, – это мне повезло.
– Быть может, когда-нибудь твои слова станут правдой, – прошептала Алегрия, переворачивая меня на спину.
– Так, это было один раз, – сказала она, вставая на колени и начиная ласкать мой член. – Вот, малыш, что значит так долго не тренироваться. Как ты быстро утомился. Тебя надо немного подбодрить.
Облизнув языком кончик члена, она оттянула крайнюю плоть и осторожно провела зубами по головке. Ее язык прикасался ко мне тут, там, а руки тем временем поглаживали яички и нижнюю часть живота. Мое естество опять затвердело в готовности, а Алегрия скользила ниже и ниже, забирая его в рот, проводя по нему шершавым языком. И снова весь мир закружился передо мной. Настала моя очередь вскрикнуть от наслаждения. Алегрия, подняв голову, сглотнула.
– Настоящее семя гораздо вкуснее всего того, что нам давали на занятиях, – заметила она. – По крайней мере, это относится к твоему.
Приподнявшись, я поцеловал ее.
– Два раза, – улыбнулась Алегрия.
Мы лежали рядом, лениво лаская друг друга, наслаждаясь теплом огня в камине и жаром невидимого пламени, бушующего в нас.
– Буду я похож на дурака, если скажу, что люблю тебя? – спросил я.
Алегрия изумленно раскрыла глаза.
– Н-нет. Конечно же нет. Но...
– Что?
– Я... Этого не должно быть... Проклятие, я растерялась!
У нее навернулись слезы, но она решительно вытерла глаза.
– Извини, – неудачно пошутил я. – Я больше никогда не произнесу эти слова.
– Не будь ослом. – Алегрия глубоко вздохнула, собираясь с силами. – Дамастес, я тебя люблю.
– Хорошо, что мы пришли к единому мнению. Мы поцеловались.
– Знаешь, когда я в тебя влюбилась? – спросила Алегрия. Я покачал головой. – В ту самую первую ночь, когда ты выбросил таблетку в окно.
– Так, обожди-ка минутку, – возразил я. – Бессмыслица какая-то получается. Я же сказал, никаких цепей, так что...
– А я добровольно надела их на себя. Но только кто сказал, что любовь – это цепи?
Скорчив гримасу, я промолчал.
– Забудь о ней, – сказала Алегрия. – Все это прошло. Осталось позади. Думай о чем-нибудь другом.
– Ну хорошо, – смущенно протянул я, все же охваченный любопытством. – У меня есть к тебе один вопрос, но тебе необязательно на него отвечать. Помнишь, в первую ночь ты порезала себе палец, чтобы никто не сплетничал о том, чего не было.
– Да. И что?
– Но сегодня мне показалось... я почувствовал, что ты впервые занималась любовью.
– Кажется, ты говорил, что вырос в деревне.
– Это действительно так, – подтвердил я. – Но я не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору?
– Разве ты не слышал шутку про бедную девушку, любившую сеновалы и деревенских парней, которых она там встречала? А потом один богатый старый крестьянин решил на ней жениться, но только в том случае, если она девственница?
Я действительно слышал подобные шутки, неизменно заканчивавшиеся тем, что какой-нибудь молодой парень оказывался в том месте, которое старый богач считал своей собственностью.
– Слышал.
Как верно заметила Алегрия, многим доводилось попадать в эту затруднительную ситуацию. Но мне вдруг стало смешно.
– Значит, во время церемонии посвящения в полноценные далриады тебе пришлось стоять навытяжку, в то время как акушерка накладывала швы на одно определенное место?
– Да нет же, идиот! Это было сделано с помощью магии.
– Так-так. Теперь все встало на свои места, ибо ты, несомненно, обладаешь определенными талантами, которых, на мой взгляд, нельзя встретить у девственницы.
– Это входило в мое обучение, – призналась Алегрия, заливаясь краской. – Я обратила внимание, что ты заглянул в ту комнату с... мы их называли «соломенными лошадками». Как только девочки достигают определенного возраста, их знакомят с этими чучелами и заставляют учить множество позиций. Все то, что изобрели вы, похотливые мужчины, и еще две. Настал мой черед покраснеть.
– Да, – продолжала Алегрия. – Эти чучела использовались именно для того, о чем ты подумал. Мы также занимались и с другими учебными пособиями, как с большими, так и с маленькими. Маленькие мы называли лиджами, принцами, так как нам было известно, что чем старше и знатнее мужчина, тем крохотнее его игрушка.