Страница:
Палач, на голову выше Кутулу и вдвое шире его в плечах, трусливо съежился перед своим господином.
– Перстень, – тихо промолвил Кутулу.
Палач начал было все отрицать, но маленький человечек пристально взглянул на него, и рука палача как бы сама собой залезла в карман и достала массивный серебряный перстень.
– Я не думал... – залепетал палач, но Кутулу его остановил.
– Вот именно, ты не думал. Йигерн, я впервые вынужден делать тебе замечание. Второго раза не будет. Если ты снова украдешь у меня, у государства, я отправлю тебя в Никею одного, пешком, предварительно приказав выжечь у тебя на лбу твою профессию!
Йигерн побледнел. Если Кутулу выполнит свою угрозу, ему вряд ли удастся добраться живым хотя бы до ворот Полиситтарии.
Кутулу повернулся ко мне.
– Я полагаю, трибун, мы вытянули из него все, что было ему известно. Впрочем, быть может, ты хочешь продолжить допрос?
Нет, только бы скорее выбраться из этого сырого каменного подвала, убраться подальше от гремящих ржавых цепей и отчаянных криков! Я покачал головой. Поднявшись по бесконечной лестнице, на каждой площадке перегороженной решетками, у которых дежурили часовые, мы наконец вышли во внутренний двор. Вдохнув полной грудью свежий воздух, я возблагодарил своего фамильного бога Таниса за дождь, ударивший мне в лицо и смывший воспоминания о том, что осталось внизу.
Кутулу внимательно осмотрел перстень.
– И что мы будем с ним делать? – задумчиво произнес он.
– Ничего, – решительно ответил я. – Мы не будем пока его трогать. Если этот колдун действительно такой осторожный, как я предполагаю, он обязательно наложил какое-нибудь специальное заклятие, так что, если перстнем попытается воспользоваться посторонний, чародей об этом узнает, а может быть, даже нашлет на нас демона. Спрячь перстень в надежное место. Не носи его, не пытайся ничего с ним делать до тех пор, пока я обо всем не доложу императору. Возможно, нам понадобится более сильная магия, чем имеется у нас в распоряжении.
– Вынужден согласиться с твоей мудростью, хотя мне не по душе, что нам приходится просить помощи у Никеи, – подумав, сказал Кутулу. – И мне подготовить донесение, которое повезет гонец?
– Нет, – сказал я. – Мы воспользуемся более быстрым, хоть и менее надежным средством связи.
Император строго приказал никому не рассказывать про Чашу Ясновидения, но иногда приходится нарушать приказы. Сообщая о Чаше Кутулу, я вдруг понял, что мне придется посвятить в эту тайну еще двоих.
– Нам придется рискнуть тем, что колдун может подслушать наш разговор с императором, ибо мы должны действовать быстро, пока он не успел узнать о том, что его убийцы схвачены и все рассказали.
– Хорошо, – согласился Кутулу. – С помощью императора мы приготовим этому чародею настоящий сюрприз. Ему придется столкнуться с другим змеем.
Он улыбнулся, и я рассмеялся, так как не ожидал, что Кутулу знает о своем прозвище.
Ночью, лежа в постели, я передал Маран несколько подправленное изложение того, что произошло в подземной тюрьме.
– Ты думаешь, вам удастся найти этого колдуна?
Спокойствие и тишину спальни нарушали лишь капли дождя, барабанившие в стекло, да доносившиеся изредка оклики часовых, вселявшие в душу спокойствие. Положив голову мне на плечо, Маран ласкала меня рукой.
– Не знаю, – наконец сказал я. – По-моему, тут одной магии будет противостоять другая, а я в этом ничего не смыслю.
– Но император примет участие в этом поединке?
– Надеюсь.
– В таком случае, этому чародею от нас никуда не деться, – уверенно заявила Маран. – Быть может, император скажет тебе, как найти и других людей.
– Например?
– Ну, всех лордов, графов и прочую знать, пропавшую неизвестно куда. Ты не находишь это очень странным?
– Нахожу. Но ведь была война, наши войска захватили Каллио. Возможно, у тех, кому удалось пережить смуту, есть веские причины не привлекать к себе внимания.
– Разумеется, есть. И готова поспорить, я могу тебе ответить, какие именно. Уж что-что, а повадки высшего света мне хорошо известны.
– Продолжай.
Внезапно мой сон как рукой сняло. Маран была права: в ее жилах текла голубая кровь многих поколений знати.
– Начнем с очевидного, – сказала моя жена. – Влиятельному вельможе нравится быть влиятельным вельможей.
– Никогда в этом не сомневался.
– Я хочу сказать, очень нравится Так почему эти люди внезапно попрятались по норам, вместо того чтобы просто переметнуться к новому хозяину, присягнуть ему в верности и остаться при дворе? – Маран уселась в кровати. Даже в полумраке я увидел, что ее лицо озарилось возбуждением. – Единственная причина, по которой лорд Такой-то и леди Такая-то зарылись в землю, словно спасаясь от гончих псов, вместо того чтобы урвать кусок пирога, предложенного принцем Рейферном, – им приказали затаиться. Или их запугали, или им что-то пообещали.
– Но кто мог запугать или подкупить всю знать Каллио?
– Быть может, этот ваш чародей?
– Гм.
Маран упала на подушки.
– Но наверное, я несу полную чушь.
Моя жена такая – внезапный приступ проницательности, и тотчас же накатывается волна сомнения. Первое время я думал, что из Маран выбил всю душу тот мерзавец, за которым она была замужем до меня, но потом я начал подозревать, что в этом, вероятно, виновата ее семья. Пообщавшись с отцом и братьями Маран, я понял, что в мире Аграмонте к мыслям, высказанным женщиной, относятся пренебрежительно.
– Не говори так о себе! – строго заметил я, шлепая жену по ягодицам.
Шутливо вскрикнув, она крепче прижалась ко мне.
– Слушай, у меня есть одна мысль. Мы этим еще не занимались!
– По-моему, мы уже перепробовали все, – сказал я.
– Нет, вот послушай... я лежу лицом вниз, привязанная шелковыми веревками к кровати так, что не могу пошевелиться, – начала Маран, заводясь от собственных слов. – У меня завязаны глаза, а во рту кляп, поэтому я совершенно беспомощна. Под мои бедра подсунута подушечка, твой член находится глубоко во мне. Я чувствую твои яички – У нее участилось дыхание. – В руке ты держишь хлыст, тоже шелковый. Сначала ты меня им гладишь, а потом бьешь, и мне больно. Тут ты начинаешь двигаться, а затем бьешь хлыстом, снова, снова и снова...
Мое естество окаменело в готовности, и вдруг я вспомнил другой хлыст, которым пользовались не в пылу страсти, изуродованное лицо бандита, зловоние подземной темницы – и мое возбуждение мгновенно прошло.
– Хорошо, – сказал я. – Добавь это в свой список. У нас был воображаемый перечень того, что мы еще не пробовали в постели, – для некоторых утех потребовалось бы больше приспособлений, чем при осаде неприступной крепости. Мы время от времени делились друг с другом своими безумными фантазиями.
Вслушавшись в дождь, я зевнул, призывая сон.
– Дамастес, – сказала Маран, – можно задать тебе один вопрос?
– Сколько угодно, только если мне будет позволено заснуть в самое ближайшее время.
– Долго у нас с тобой будет так продолжаться?
– Ты имеешь в виду, что мы постоянно занимаемся любовью? Надеюсь, вечно.
– Нет, дурак. Я имела в виду, что тебя, как военачальника, постоянно не бывает дома.
– Таков удел солдата, – сказал я. – Я отправляюсь туда, куда прикажет император, и тогда, когда прикажет император. Я принял присягу.
– И так будет всегда?
– О, полагаю, когда-нибудь я устану. Простуженные кости и суставы будут так болеть, что я не смогу выходить из дома. – Я начал было говорить о ранах, но вовремя сдержался. – Тогда у меня будет более чем достаточно времени, чтобы тебе надоесть.
– Надеюсь, – вздохнув, прошептала Маран. – Спокойной ночи, любимый.
– Спокойной ночи, – ответил я, целуя ее в макушку. Некоторое время я лежал, пытаясь понять смысл ее последних слов. Я знавал женщин, выходивших замуж за солдат, не имея понятия о том, что представляет из себя военная служба, и потом проклинавших себя за это. Маран была не из их числа. Она была слишком умна, а члены ее семьи много лет служили Нумантии в качестве посланников и глав провинций. Учитывая характер моего призвания, было крайне маловероятно, что я доживу до ухода в отставку. Рано или поздно стрела какого-нибудь варвара избавит меня от беспокойства насчет старости. Я заснул, обретя странное успокоение в мысли, что мне суждено умереть в расцвете сил, красивой смертью, лучше всего в бою, во главе своих солдат, и, когда я вернусь на Колесо, сам Иса замолвит за меня словечко Сайонджи – хоть я не представлял себе лучшей жизни.
На следующее утро я поделился с Кутулу предположениями Маран насчет исчезнувшей знати.
– Ум баронессы превосходит ее красоту, – ответил тот.
– Уж я-то это знаю. А ты как дошел до этого?
– Одной из моих первоочередных задач по прибытии сюда было изучение архивов Каллио. Конечно, на эту работу у целой армии писцов уйдет вечность. Но я посадил трех человек разбирать записи последних десяти лет; они до сих пор копаются в бумагах. Возможно, поняв прошлое этой истерзанной провинции, мы сможем управлять ею более эффективно. То, что нашли мои люди, впечатляет не так, как то, чего они не нашли. Кто-то тщательно прошелся по архивам, уничтожив практически все, что имело хоть какое-то отношение ко двору Чардин Шера. Полагаю, со временем мы сможем найти дубликаты; вероятно, кое-какие бумаги имеются в центральном архиве в Никее. Но вот времени-то у нас как раз нет. Любопытно, но мои следователи считают, что архивы перетрясли сразу же после того, как Чардин Шер потерпел первое поражение у реки Имру и начал отступать в глубь провинции.
– Это же какая-то бессмыслица, – изумился я. – Получается, после первой битвы Чардин Шер понял, что проиграл войну, и позаботился о том, чтобы его приближенные ушли в подполье и продолжили борьбу.
– Чардин Шер... или кто-то другой, – поправил меня Кутулу.
– Например?
– Быть может, ответ на это знает наш таинственный чародей. Мне очень хочется с ним побеседовать, ибо догадка твоей жены подтверждает то, на что намекают своим отсутствием исчезнувшие записи: в Каллио мы имеем дело с двумя противниками. Один из них – это толпа, стихийные выступления.
Другой – значительно серьезнее. Это оставшиеся в живых представители правящей верхушки Каллио, затаившиеся до поры до времени в ожидании сигнала, чтобы восстать и свергнуть имперское правление. Вот этот заговор по-настоящему меня пугает.
– Поднеси этот предмет так, чтобы я его увидел, – распорядился император. – И тотчас же убирай – вдруг за нами следят. – Подчинившись, я покрутил перстень Проломи-Носа перед Чашей Ясновидения. – Полагаю, ваш разбойник сказал правду, – сказал император. – В этом предмете нет ничего изначально магического. Вероятно, грабитель отобрал перстень у какой-то жертвы, а тот, кого мы ищем, произнес заклинание, превратив его в талисман. А теперь, будь добр, отойди в сторону, чтобы я поговорил с твоими провидцами.
Я знаком предложил Синаит и Эдви приблизиться к Чаше. Оба были заметно взволнованы. Эдви, состоявшему в свите принца Рейферна, вероятно, уже приходилось лично встречаться с Тенедосом, но Синаит, я был точно уверен, виделась с ним впервые.
– Мы с вами попробуем сделать вот что, – начал Тенедос тоном дотошного наставника, каковым он и был. – Мне пришло в голову одно заклятие, которому я выучился еще в детстве, у себя в деревне, у женщины, называвшей себя «ищущей ведьм». – Развернув свиток, император поднес его к Чаше. – Быстро перепишите то, что написано на этом пергаменте. Я не должен ничего произносить вслух, чтобы нас никто не подслушал.
Колдуны поспешно заводили перьями, беззвучно шевеля губами. Синаит закончила первой, Эдви чуть отстал. Увидев, что они подняли головы, император Тенедос скатал свиток.
– Теперь прочтите про себя то, что вы только что записали. Я постарался изложить наставления как можно понятнее.
Чародеи склонились над своими свитками.
– Тут есть одно слово, – проговорила Синаит. – «Меверин». По-моему, должно быть «маверн».
– Нет, – возразил Тенедос. – Это слово применяется для того, чтобы звать, а не посылать. Ты хочешь направить заклинание в обратную сторону.
– Я не знаю, – сказал Эдви, – что произойдет, если у нас все получится как надо.
Тенедос вздохнул, став при этом похожим на профессора университета, пытающегося втолковать очевидную истину не слишком сообразительному студенту. Но тотчас же взял себя в руки.
– Вас потянет в определенном направлении, к тому, кто сотворил заклятие с перстнем.
– Мы станем чем-то вроде стрелки компаса, Эдви, – пояснила Синаит.
Она, судя по всему, прекрасно поняла Тенедоса. Эдви, смутившись, кивнул.
– Произнесите заклинание, которому я вас только что научил, запишите то, что у вас получится, и немедленно разрывайте заклятие, – продолжал император. – Эти чары представляют собой открытый канал. Не позволяйте неведомому воспользоваться им во зло вам.
– Что касается меня, – улыбнулась Синаит, – я буду быстра как ветер.
– Прочтите заклинание один раз, – сказал Тенедос. – Затем трибун а'Симабу с отрядом солдат проводит вас в другое место, удаленное от того, где вы сейчас находитесь, не меньше чем на пятьдесят миль. Там вы снова сотворите заклятие. Перенесите два направления на карту...
– ...и точка пересечения укажет, где находится злодей! – восторженно воскликнула Синаит.
– Совершенно верно, – одобрительно улыбнулся Тенедос.
Провидица покраснела, словно девушка, услышавшая первый в жизни комплимент.
– А теперь я хочу переговорить с трибуном наедине, – сказал император.
Колдуны и Кутулу откланялись.
– Не знаю, получится ли у них что-нибудь, – сказал Тенедос, когда мы остались одни. – Тот, кого мы ищем, очень осторожен. В случае неудачи я уже готовлю другой план.
– А если получится, что нам делать дальше?
– Схватите его живым, – сказал император.
– Раньше мне не приходилось заниматься ничем подобным, – мрачно усмехнулся я. – Насколько я понимаю, заманивать колдунов в ловушки – все равно что ловить ядовитую змею голыми руками. Ты тешишь себя мыслью, что поймал его, но весь вопрос в том, кто на самом деле у кого в руках.
Император улыбнулся.
– Я подготовлю соответствующие заклинания, которые твои чародеи наложат на ваше оружие. Этим мы вырвем гадине ядовитые клыки, и она от вас не выскользнет. Но, повторяю, этого колдуна надо взять, и живым. Я чувствую, он является душой заговора, ключом к тем бедам, что терзают Нумантию. С такой заразой надо покончить раз и навсегда!
С наступлением ночи заклятие было сотворено в комнатке одной из башен замка. В пустом помещении стояло по кругу лишь семь жаровен на высоких кованых чугунных ножках, а между ними семь таких же подсвечников. На всех стенах были нарисованы полуокружности диаметром около трех футов каждая. На них нанесли мелом различные символы. В середине комнаты выложили большой треугольник, углы которого были стянуты дугами. Вдоль сторон незнакомым мне алфавитом были начертаны какие-то слова. Чародеи насобирали травы: желтокорень, иссоп, шиповник, гаультерию, белую иву и другие, которые предстояло сжечь в жаровнях.
Как сказала мне Синаит, само заклинание было достаточно простым. По словам императора, его успех определялся в основном не длительностью, а числом повторений.
Эдви облачился в темную мантию, расшитую серебряными и золотыми узорами в виде созвездий, магических символов и тому подобного, перетянутую поясом с золотой пряжкой, – наряд придворного чародея. Синаит, как всегда, была во всем коричневом.
Меня очень беспокоило предостережение Тенедоса насчет опасности. Синаит заверила меня, что наша помощь им вряд ли понадобится, но Эдви, испуганно озираясь по сторонам, сказал, что лучше будет держать наготове солдат, поэтому десять уланов, в том числе Карьян, в легких доспехах стояли на узкой винтовой лестнице. Я понятия не имел, что мы сможем противопоставить сверхъестественному противнику. Но все же это было лучше, чем ничего не предпринимать.
Массивная дубовая дверь захлопнулась с глухим стуком, и мы остались снаружи. Ждать нам пришлось долго. Никто не роптал, но всем было не по себе. Беспокойство нарастало. Услышав усиливающееся завывание ветра, я выглянул в бойницу, но с удивлением увидел, что на улице царило полное безветрие. Скоро должно было рассветать. Ветер ревел все громче и громче, и вдруг из комнаты донесся мужской крик, полный изумления, переходящего в боль. Я услышал испуганное восклицание Синаит и выхватил меч. Я толкнул дверь, но чародеи заперли ее изнутри на засов. Я навалился плечом, но крепкое дерево не поддавалось. Тут меня довольно бесцеремонно отстранил гигант Свальбард. Он что есть силы дважды обрушил на дверь булаву, вверху и внизу; петли лопнули, и дверь упала внутрь.
В одном из углов треугольника в огромной луже крови навзничь лежал Эдви. Провидица Синаит забилась в угол. На нее медленно надвигался громадный воин, ростом гораздо выше меня, облаченный в доспехи каллианской армии девятилетней давности. Услышав шум, он обернулся, и на его черном лице двумя кострами вспыхнули глаза.
Брошенный топор, просвистев мимо меня, со звоном ударился в доспехи твари. По крайней мере, она не оказалась бестелесной. Оставив в покое Синаит, призрак или демон бросился на меня, выставив свой длинный меч вперед, словно копье. Отразив удар, я почувствовал, как сталь ударилась о сталь. Вскинув меч, тварь рубанула изо всех сил, и мне с трудом удалось отвести лезвие его меча.
Я полоснул демона по бедру, но мой меч отскочил от его доспехов, словно они были в фут толщиной. Но тут он – или оно – снова опустил клинок. Я едва успел увернуться, и стальное лезвие обрушилось на каменные плиты пола, высекая сноп искр.
Вспомнив, чему учил меня Тенедос, я, вместо того чтобы атаковать демона, рубанул по стороне треугольника, рассекая меловую черту.
Внезапно твердая материя словно превратилась в дым; сквозь чудовище я увидел Синаит, прижавшуюся к каменной стене. И тут же в комнате не осталось никого, кроме солдат, Синаит и трупа Эдви.
– Значит, колдун все же поставил сторожей, – промолвил я, констатируя очевидное.
Синаит вздрогнула.
– Но заклятие императора сработало до того, как... как появилось это - чем бы оно ни было, – сказала она. – У меня не было времени записать, но одна зацепка у нас все-таки есть.
Провидица указала на труп Эдви. Возможно, колдун при жизни был ничем не примечательным, но своей смертью он отлично послужил Нумантии: его вытянутая рука показывала приблизительно на восток.
– Именно оттуда, – пояснила Синаит, – пришла эта тень. Еще одно заклинание – и мы найдем колдуна.
В ее голосе не было дрожи, и я снова восхитился мужеством провидицы. Но вряд ли мы сможем сотворить второе заклинание. Таинственный чародей обнаружил нашу первую попытку и теперь поджидает нас.
На следующий день мы устроили Эдви погребальную церемонию и предали его тело огню. Я приказал трем отрядам улан быть готовыми сопровождать провидицу Синаит, решившую второй раз произнести заклинание в городе Камбон, расположенном милях в семидесяти к юго-западу от столицы.
Я попробовал воспользоваться Чашей Ясновидения, чтобы доложить императору о случившемся, но неудачно. Синаит высказала предположение, что противник, прознав о наших замыслах, сотворил заклинания, призванные помешать нашей магии.
– Не знаю, насколько могуществен этот колдун, – сказала она. – Несомненно, сила у него есть. А для того чтобы помешать вам воспользоваться Чашей, много энергии ему не потребуется. У вас ведь очень ограниченные способности и нет специальной подготовки. Я бы посоветовала на время отложить дальнейшие попытки.
Я был весьма встревожен. Тенедос обещал предоставить дополнительные заклинания, которые помогли бы поймать чародея, а теперь мы вынуждены были идти в бой без них.
До отправления Синаит в дорогу оставалось меньше часа, когда Кутулу отыскал меня в столпотворении казармы.
– Думаю, теперь мы сможем обойтись без магии, – сказал он. – Пойдем, я кое-что тебе покажу.
Мы быстро прошли к нему в кабинет, где было темно, хотя на дворе выдался на редкость солнечный денек. Плотные черные шторы не пропускали свет с улицы. Шпионы и тайные агенты ненавидят окна, если только сами в них не подглядывают.
Всю стену кабинета занимала огромная карта Каллио. Она была утыкана булавками с клочками бумаги, пронумерованными красными цифрами. Протянутая нить отходила от замка на восток, в том направлении, которое мы смогли установить благодаря смерти Эдви.
– Я буду очень краток, – властно произнес Кутулу. Мне стало смешно. Сейчас он находился в своей стихии и чувствовал себя главным.
– Мы вычислили нашего злодея, – продолжала Змея, Которая Никогда Не Спит. В спокойном, обыкновенно бесстрастном голосе Кутулу прозвучали торжествующие нотки.
– Во-первых, вот эта нить отображает направление, определенное с помощью заклятия.
– Вижу.
– Вчера вечером один из писцов, по моему приказу рывшихся в бумажных руинах империи Чардин Шера, нашел вот это. – Кутулу взял листок пожелтевшей бумаги. – Можешь сам ознакомиться, но в этом нет необходимости. Это просьба выделить повозки и солдат для того, чтобы сопровождать Микаэла Янтлуса, придворного колдуна Чардин Шера, в лагерь каллианской армии на дальнем берегу реки Имру. Судя по дате, документ был составлен незадолго до того, как наше войско потерпело сокрушительное поражение, пытаясь переправиться через реку в мятежную провинцию.
– Казалось бы, этот документ представляет интерес только для интендантов, – продолжал Кутулу. – Однако я нашел его в высшей степени интересным, поскольку в нем приводились имена трех ближайших помощников Микаэла – Повелителя духов. Первый оказался нам совершенно не знаком, как и второй, но зато у третьего очень известная фамилия: Амбойна. Имя – Джалон. Единственный сын ландграфа Молиса Амбойны, ближайшего друга принца Рейферна.
– Сукин сын! – выругался я.
– Точно, – согласился Кутулу, – особенно если учесть, что ландграф Амбойна ни словом не обмолвился о пристрастиях своего сбежавшего сынка. Все это показалось мне настолько увлекательным, что я решил задать кое-какие вопросы твоему дружку философу Аримонди Хами. Сделал я это в присутствии Йигерна, который, согласись, одним своим видом заставляет заговорить и немого.
Я вспомнил, что сделал палач с Проломи-Носом.
– Первым делом я сообщил этому Хами, что, в отличие от прочих нумантийцев, у меня нет ни малейшей заинтересованности в его благополучии, после чего сказал, что хочу знать все о семействе Амбойна и их отношениях с Чардин Шером и Микаэлом Янтлусом. Я объяснил ему, что изображать неведение и строить из себя героя глупо и бесполезно. Рано или поздно говорить начинают все, особенно если тот, кто спрашивает, знает, какие именно вопросы задавать.
Мудрец проявил благоразумие и рассказал мне все, что я хотел знать. Вкратце, семейство Амбойна служило Чардин Шеру, его отцу и отцу его отца или непосредственно в качестве придворных чародеев, если данный член семьи обладал соответственным дарованием, или посредником в отношениях с другими колдунами, призывавшими для осуществления своих замыслов темные силы зла. Девушки рода Амбойна также выходили замуж за провидцев – если им это удавалось и если у них была хоть крупица таланта. В противном случае для женщины с фамилией Амбойна считалось вполне допустимым стать сожительницей какого-нибудь чародея. Две девушки, дочери Молиса Амбойны от первого брака, бежали вместе с Микаэлом Янтлусом в замок, где тот был в конце концов уничтожен, и, очевидно, погибли вместе с ним.
Кстати, Хами, по-моему, даже гордился тем, что семейство Амбойна с такой готовностью поставляет наложниц колдунам.
Еще он сказал, что Джалон обладал большими способностями и, возможно, стал бы первым придворным магом Чардин Шера, если бы с предателем Микаэлом Янтлусом что-нибудь случилось. Я спросил у него, обладает ли сверхъестественными способностями ландграф Молис. Хами ответил, что не обладает, но, сколько они знакомы, он постоянно проявлял интерес к магии.
У меня мелькнула мысль, не в этом ли кроется истинная причина того, почему изменник Хами не был отправлен на виселицу. Вполне вероятно, ландграф Молис замолвил за него словечко принцу-регенту.
Я смутился, вспоминая свою беседу с ученым-чародеем, в ходе которой мне так ничего и не удалось выяснить, – и тотчас же успокоился. В конце концов, именно поэтому я солдат, а Кутулу полицейский.
– Получив известие о том, что удалось установить нашим провидцам, я сразу же нанес на карту вот это.
Взяв длинную указку, Кутулу провел ею по красной нити, обрывавшейся милях в пятидесяти от Полиситтарии.
– А вот здесь находится главная резиденция семейства Амбойна, большой загородный особняк Ланвирн, где, предположительно, сейчас и проживает Джалон Амбойна. Как видишь, он расположен как раз на этой линии. Кстати, ее направление установил по компасу один из твоих офицеров, перед тем как труп прорицателя Эдви тронули с места.
Еще одна любопытная деталь. Взгляни на карту. Красные булавки указывают места выступлений против императора. Ты обратил внимание, что в окрестностях Ланвирна их нет? Амбойна очень умны и позаботились о том, чтобы их земли и люди были вне подозрения. Но, как видишь, такое странное отсутствие активности не могло не привлечь моего внимания.
– Перстень, – тихо промолвил Кутулу.
Палач начал было все отрицать, но маленький человечек пристально взглянул на него, и рука палача как бы сама собой залезла в карман и достала массивный серебряный перстень.
– Я не думал... – залепетал палач, но Кутулу его остановил.
– Вот именно, ты не думал. Йигерн, я впервые вынужден делать тебе замечание. Второго раза не будет. Если ты снова украдешь у меня, у государства, я отправлю тебя в Никею одного, пешком, предварительно приказав выжечь у тебя на лбу твою профессию!
Йигерн побледнел. Если Кутулу выполнит свою угрозу, ему вряд ли удастся добраться живым хотя бы до ворот Полиситтарии.
Кутулу повернулся ко мне.
– Я полагаю, трибун, мы вытянули из него все, что было ему известно. Впрочем, быть может, ты хочешь продолжить допрос?
Нет, только бы скорее выбраться из этого сырого каменного подвала, убраться подальше от гремящих ржавых цепей и отчаянных криков! Я покачал головой. Поднявшись по бесконечной лестнице, на каждой площадке перегороженной решетками, у которых дежурили часовые, мы наконец вышли во внутренний двор. Вдохнув полной грудью свежий воздух, я возблагодарил своего фамильного бога Таниса за дождь, ударивший мне в лицо и смывший воспоминания о том, что осталось внизу.
Кутулу внимательно осмотрел перстень.
– И что мы будем с ним делать? – задумчиво произнес он.
– Ничего, – решительно ответил я. – Мы не будем пока его трогать. Если этот колдун действительно такой осторожный, как я предполагаю, он обязательно наложил какое-нибудь специальное заклятие, так что, если перстнем попытается воспользоваться посторонний, чародей об этом узнает, а может быть, даже нашлет на нас демона. Спрячь перстень в надежное место. Не носи его, не пытайся ничего с ним делать до тех пор, пока я обо всем не доложу императору. Возможно, нам понадобится более сильная магия, чем имеется у нас в распоряжении.
– Вынужден согласиться с твоей мудростью, хотя мне не по душе, что нам приходится просить помощи у Никеи, – подумав, сказал Кутулу. – И мне подготовить донесение, которое повезет гонец?
– Нет, – сказал я. – Мы воспользуемся более быстрым, хоть и менее надежным средством связи.
Император строго приказал никому не рассказывать про Чашу Ясновидения, но иногда приходится нарушать приказы. Сообщая о Чаше Кутулу, я вдруг понял, что мне придется посвятить в эту тайну еще двоих.
– Нам придется рискнуть тем, что колдун может подслушать наш разговор с императором, ибо мы должны действовать быстро, пока он не успел узнать о том, что его убийцы схвачены и все рассказали.
– Хорошо, – согласился Кутулу. – С помощью императора мы приготовим этому чародею настоящий сюрприз. Ему придется столкнуться с другим змеем.
Он улыбнулся, и я рассмеялся, так как не ожидал, что Кутулу знает о своем прозвище.
Ночью, лежа в постели, я передал Маран несколько подправленное изложение того, что произошло в подземной тюрьме.
– Ты думаешь, вам удастся найти этого колдуна?
Спокойствие и тишину спальни нарушали лишь капли дождя, барабанившие в стекло, да доносившиеся изредка оклики часовых, вселявшие в душу спокойствие. Положив голову мне на плечо, Маран ласкала меня рукой.
– Не знаю, – наконец сказал я. – По-моему, тут одной магии будет противостоять другая, а я в этом ничего не смыслю.
– Но император примет участие в этом поединке?
– Надеюсь.
– В таком случае, этому чародею от нас никуда не деться, – уверенно заявила Маран. – Быть может, император скажет тебе, как найти и других людей.
– Например?
– Ну, всех лордов, графов и прочую знать, пропавшую неизвестно куда. Ты не находишь это очень странным?
– Нахожу. Но ведь была война, наши войска захватили Каллио. Возможно, у тех, кому удалось пережить смуту, есть веские причины не привлекать к себе внимания.
– Разумеется, есть. И готова поспорить, я могу тебе ответить, какие именно. Уж что-что, а повадки высшего света мне хорошо известны.
– Продолжай.
Внезапно мой сон как рукой сняло. Маран была права: в ее жилах текла голубая кровь многих поколений знати.
– Начнем с очевидного, – сказала моя жена. – Влиятельному вельможе нравится быть влиятельным вельможей.
– Никогда в этом не сомневался.
– Я хочу сказать, очень нравится Так почему эти люди внезапно попрятались по норам, вместо того чтобы просто переметнуться к новому хозяину, присягнуть ему в верности и остаться при дворе? – Маран уселась в кровати. Даже в полумраке я увидел, что ее лицо озарилось возбуждением. – Единственная причина, по которой лорд Такой-то и леди Такая-то зарылись в землю, словно спасаясь от гончих псов, вместо того чтобы урвать кусок пирога, предложенного принцем Рейферном, – им приказали затаиться. Или их запугали, или им что-то пообещали.
– Но кто мог запугать или подкупить всю знать Каллио?
– Быть может, этот ваш чародей?
– Гм.
Маран упала на подушки.
– Но наверное, я несу полную чушь.
Моя жена такая – внезапный приступ проницательности, и тотчас же накатывается волна сомнения. Первое время я думал, что из Маран выбил всю душу тот мерзавец, за которым она была замужем до меня, но потом я начал подозревать, что в этом, вероятно, виновата ее семья. Пообщавшись с отцом и братьями Маран, я понял, что в мире Аграмонте к мыслям, высказанным женщиной, относятся пренебрежительно.
– Не говори так о себе! – строго заметил я, шлепая жену по ягодицам.
Шутливо вскрикнув, она крепче прижалась ко мне.
– Слушай, у меня есть одна мысль. Мы этим еще не занимались!
– По-моему, мы уже перепробовали все, – сказал я.
– Нет, вот послушай... я лежу лицом вниз, привязанная шелковыми веревками к кровати так, что не могу пошевелиться, – начала Маран, заводясь от собственных слов. – У меня завязаны глаза, а во рту кляп, поэтому я совершенно беспомощна. Под мои бедра подсунута подушечка, твой член находится глубоко во мне. Я чувствую твои яички – У нее участилось дыхание. – В руке ты держишь хлыст, тоже шелковый. Сначала ты меня им гладишь, а потом бьешь, и мне больно. Тут ты начинаешь двигаться, а затем бьешь хлыстом, снова, снова и снова...
Мое естество окаменело в готовности, и вдруг я вспомнил другой хлыст, которым пользовались не в пылу страсти, изуродованное лицо бандита, зловоние подземной темницы – и мое возбуждение мгновенно прошло.
– Хорошо, – сказал я. – Добавь это в свой список. У нас был воображаемый перечень того, что мы еще не пробовали в постели, – для некоторых утех потребовалось бы больше приспособлений, чем при осаде неприступной крепости. Мы время от времени делились друг с другом своими безумными фантазиями.
Вслушавшись в дождь, я зевнул, призывая сон.
– Дамастес, – сказала Маран, – можно задать тебе один вопрос?
– Сколько угодно, только если мне будет позволено заснуть в самое ближайшее время.
– Долго у нас с тобой будет так продолжаться?
– Ты имеешь в виду, что мы постоянно занимаемся любовью? Надеюсь, вечно.
– Нет, дурак. Я имела в виду, что тебя, как военачальника, постоянно не бывает дома.
– Таков удел солдата, – сказал я. – Я отправляюсь туда, куда прикажет император, и тогда, когда прикажет император. Я принял присягу.
– И так будет всегда?
– О, полагаю, когда-нибудь я устану. Простуженные кости и суставы будут так болеть, что я не смогу выходить из дома. – Я начал было говорить о ранах, но вовремя сдержался. – Тогда у меня будет более чем достаточно времени, чтобы тебе надоесть.
– Надеюсь, – вздохнув, прошептала Маран. – Спокойной ночи, любимый.
– Спокойной ночи, – ответил я, целуя ее в макушку. Некоторое время я лежал, пытаясь понять смысл ее последних слов. Я знавал женщин, выходивших замуж за солдат, не имея понятия о том, что представляет из себя военная служба, и потом проклинавших себя за это. Маран была не из их числа. Она была слишком умна, а члены ее семьи много лет служили Нумантии в качестве посланников и глав провинций. Учитывая характер моего призвания, было крайне маловероятно, что я доживу до ухода в отставку. Рано или поздно стрела какого-нибудь варвара избавит меня от беспокойства насчет старости. Я заснул, обретя странное успокоение в мысли, что мне суждено умереть в расцвете сил, красивой смертью, лучше всего в бою, во главе своих солдат, и, когда я вернусь на Колесо, сам Иса замолвит за меня словечко Сайонджи – хоть я не представлял себе лучшей жизни.
На следующее утро я поделился с Кутулу предположениями Маран насчет исчезнувшей знати.
– Ум баронессы превосходит ее красоту, – ответил тот.
– Уж я-то это знаю. А ты как дошел до этого?
– Одной из моих первоочередных задач по прибытии сюда было изучение архивов Каллио. Конечно, на эту работу у целой армии писцов уйдет вечность. Но я посадил трех человек разбирать записи последних десяти лет; они до сих пор копаются в бумагах. Возможно, поняв прошлое этой истерзанной провинции, мы сможем управлять ею более эффективно. То, что нашли мои люди, впечатляет не так, как то, чего они не нашли. Кто-то тщательно прошелся по архивам, уничтожив практически все, что имело хоть какое-то отношение ко двору Чардин Шера. Полагаю, со временем мы сможем найти дубликаты; вероятно, кое-какие бумаги имеются в центральном архиве в Никее. Но вот времени-то у нас как раз нет. Любопытно, но мои следователи считают, что архивы перетрясли сразу же после того, как Чардин Шер потерпел первое поражение у реки Имру и начал отступать в глубь провинции.
– Это же какая-то бессмыслица, – изумился я. – Получается, после первой битвы Чардин Шер понял, что проиграл войну, и позаботился о том, чтобы его приближенные ушли в подполье и продолжили борьбу.
– Чардин Шер... или кто-то другой, – поправил меня Кутулу.
– Например?
– Быть может, ответ на это знает наш таинственный чародей. Мне очень хочется с ним побеседовать, ибо догадка твоей жены подтверждает то, на что намекают своим отсутствием исчезнувшие записи: в Каллио мы имеем дело с двумя противниками. Один из них – это толпа, стихийные выступления.
Другой – значительно серьезнее. Это оставшиеся в живых представители правящей верхушки Каллио, затаившиеся до поры до времени в ожидании сигнала, чтобы восстать и свергнуть имперское правление. Вот этот заговор по-настоящему меня пугает.
– Поднеси этот предмет так, чтобы я его увидел, – распорядился император. – И тотчас же убирай – вдруг за нами следят. – Подчинившись, я покрутил перстень Проломи-Носа перед Чашей Ясновидения. – Полагаю, ваш разбойник сказал правду, – сказал император. – В этом предмете нет ничего изначально магического. Вероятно, грабитель отобрал перстень у какой-то жертвы, а тот, кого мы ищем, произнес заклинание, превратив его в талисман. А теперь, будь добр, отойди в сторону, чтобы я поговорил с твоими провидцами.
Я знаком предложил Синаит и Эдви приблизиться к Чаше. Оба были заметно взволнованы. Эдви, состоявшему в свите принца Рейферна, вероятно, уже приходилось лично встречаться с Тенедосом, но Синаит, я был точно уверен, виделась с ним впервые.
– Мы с вами попробуем сделать вот что, – начал Тенедос тоном дотошного наставника, каковым он и был. – Мне пришло в голову одно заклятие, которому я выучился еще в детстве, у себя в деревне, у женщины, называвшей себя «ищущей ведьм». – Развернув свиток, император поднес его к Чаше. – Быстро перепишите то, что написано на этом пергаменте. Я не должен ничего произносить вслух, чтобы нас никто не подслушал.
Колдуны поспешно заводили перьями, беззвучно шевеля губами. Синаит закончила первой, Эдви чуть отстал. Увидев, что они подняли головы, император Тенедос скатал свиток.
– Теперь прочтите про себя то, что вы только что записали. Я постарался изложить наставления как можно понятнее.
Чародеи склонились над своими свитками.
– Тут есть одно слово, – проговорила Синаит. – «Меверин». По-моему, должно быть «маверн».
– Нет, – возразил Тенедос. – Это слово применяется для того, чтобы звать, а не посылать. Ты хочешь направить заклинание в обратную сторону.
– Я не знаю, – сказал Эдви, – что произойдет, если у нас все получится как надо.
Тенедос вздохнул, став при этом похожим на профессора университета, пытающегося втолковать очевидную истину не слишком сообразительному студенту. Но тотчас же взял себя в руки.
– Вас потянет в определенном направлении, к тому, кто сотворил заклятие с перстнем.
– Мы станем чем-то вроде стрелки компаса, Эдви, – пояснила Синаит.
Она, судя по всему, прекрасно поняла Тенедоса. Эдви, смутившись, кивнул.
– Произнесите заклинание, которому я вас только что научил, запишите то, что у вас получится, и немедленно разрывайте заклятие, – продолжал император. – Эти чары представляют собой открытый канал. Не позволяйте неведомому воспользоваться им во зло вам.
– Что касается меня, – улыбнулась Синаит, – я буду быстра как ветер.
– Прочтите заклинание один раз, – сказал Тенедос. – Затем трибун а'Симабу с отрядом солдат проводит вас в другое место, удаленное от того, где вы сейчас находитесь, не меньше чем на пятьдесят миль. Там вы снова сотворите заклятие. Перенесите два направления на карту...
– ...и точка пересечения укажет, где находится злодей! – восторженно воскликнула Синаит.
– Совершенно верно, – одобрительно улыбнулся Тенедос.
Провидица покраснела, словно девушка, услышавшая первый в жизни комплимент.
– А теперь я хочу переговорить с трибуном наедине, – сказал император.
Колдуны и Кутулу откланялись.
– Не знаю, получится ли у них что-нибудь, – сказал Тенедос, когда мы остались одни. – Тот, кого мы ищем, очень осторожен. В случае неудачи я уже готовлю другой план.
– А если получится, что нам делать дальше?
– Схватите его живым, – сказал император.
– Раньше мне не приходилось заниматься ничем подобным, – мрачно усмехнулся я. – Насколько я понимаю, заманивать колдунов в ловушки – все равно что ловить ядовитую змею голыми руками. Ты тешишь себя мыслью, что поймал его, но весь вопрос в том, кто на самом деле у кого в руках.
Император улыбнулся.
– Я подготовлю соответствующие заклинания, которые твои чародеи наложат на ваше оружие. Этим мы вырвем гадине ядовитые клыки, и она от вас не выскользнет. Но, повторяю, этого колдуна надо взять, и живым. Я чувствую, он является душой заговора, ключом к тем бедам, что терзают Нумантию. С такой заразой надо покончить раз и навсегда!
С наступлением ночи заклятие было сотворено в комнатке одной из башен замка. В пустом помещении стояло по кругу лишь семь жаровен на высоких кованых чугунных ножках, а между ними семь таких же подсвечников. На всех стенах были нарисованы полуокружности диаметром около трех футов каждая. На них нанесли мелом различные символы. В середине комнаты выложили большой треугольник, углы которого были стянуты дугами. Вдоль сторон незнакомым мне алфавитом были начертаны какие-то слова. Чародеи насобирали травы: желтокорень, иссоп, шиповник, гаультерию, белую иву и другие, которые предстояло сжечь в жаровнях.
Как сказала мне Синаит, само заклинание было достаточно простым. По словам императора, его успех определялся в основном не длительностью, а числом повторений.
Эдви облачился в темную мантию, расшитую серебряными и золотыми узорами в виде созвездий, магических символов и тому подобного, перетянутую поясом с золотой пряжкой, – наряд придворного чародея. Синаит, как всегда, была во всем коричневом.
Меня очень беспокоило предостережение Тенедоса насчет опасности. Синаит заверила меня, что наша помощь им вряд ли понадобится, но Эдви, испуганно озираясь по сторонам, сказал, что лучше будет держать наготове солдат, поэтому десять уланов, в том числе Карьян, в легких доспехах стояли на узкой винтовой лестнице. Я понятия не имел, что мы сможем противопоставить сверхъестественному противнику. Но все же это было лучше, чем ничего не предпринимать.
Массивная дубовая дверь захлопнулась с глухим стуком, и мы остались снаружи. Ждать нам пришлось долго. Никто не роптал, но всем было не по себе. Беспокойство нарастало. Услышав усиливающееся завывание ветра, я выглянул в бойницу, но с удивлением увидел, что на улице царило полное безветрие. Скоро должно было рассветать. Ветер ревел все громче и громче, и вдруг из комнаты донесся мужской крик, полный изумления, переходящего в боль. Я услышал испуганное восклицание Синаит и выхватил меч. Я толкнул дверь, но чародеи заперли ее изнутри на засов. Я навалился плечом, но крепкое дерево не поддавалось. Тут меня довольно бесцеремонно отстранил гигант Свальбард. Он что есть силы дважды обрушил на дверь булаву, вверху и внизу; петли лопнули, и дверь упала внутрь.
В одном из углов треугольника в огромной луже крови навзничь лежал Эдви. Провидица Синаит забилась в угол. На нее медленно надвигался громадный воин, ростом гораздо выше меня, облаченный в доспехи каллианской армии девятилетней давности. Услышав шум, он обернулся, и на его черном лице двумя кострами вспыхнули глаза.
Брошенный топор, просвистев мимо меня, со звоном ударился в доспехи твари. По крайней мере, она не оказалась бестелесной. Оставив в покое Синаит, призрак или демон бросился на меня, выставив свой длинный меч вперед, словно копье. Отразив удар, я почувствовал, как сталь ударилась о сталь. Вскинув меч, тварь рубанула изо всех сил, и мне с трудом удалось отвести лезвие его меча.
Я полоснул демона по бедру, но мой меч отскочил от его доспехов, словно они были в фут толщиной. Но тут он – или оно – снова опустил клинок. Я едва успел увернуться, и стальное лезвие обрушилось на каменные плиты пола, высекая сноп искр.
Вспомнив, чему учил меня Тенедос, я, вместо того чтобы атаковать демона, рубанул по стороне треугольника, рассекая меловую черту.
Внезапно твердая материя словно превратилась в дым; сквозь чудовище я увидел Синаит, прижавшуюся к каменной стене. И тут же в комнате не осталось никого, кроме солдат, Синаит и трупа Эдви.
– Значит, колдун все же поставил сторожей, – промолвил я, констатируя очевидное.
Синаит вздрогнула.
– Но заклятие императора сработало до того, как... как появилось это - чем бы оно ни было, – сказала она. – У меня не было времени записать, но одна зацепка у нас все-таки есть.
Провидица указала на труп Эдви. Возможно, колдун при жизни был ничем не примечательным, но своей смертью он отлично послужил Нумантии: его вытянутая рука показывала приблизительно на восток.
– Именно оттуда, – пояснила Синаит, – пришла эта тень. Еще одно заклинание – и мы найдем колдуна.
В ее голосе не было дрожи, и я снова восхитился мужеством провидицы. Но вряд ли мы сможем сотворить второе заклинание. Таинственный чародей обнаружил нашу первую попытку и теперь поджидает нас.
На следующий день мы устроили Эдви погребальную церемонию и предали его тело огню. Я приказал трем отрядам улан быть готовыми сопровождать провидицу Синаит, решившую второй раз произнести заклинание в городе Камбон, расположенном милях в семидесяти к юго-западу от столицы.
Я попробовал воспользоваться Чашей Ясновидения, чтобы доложить императору о случившемся, но неудачно. Синаит высказала предположение, что противник, прознав о наших замыслах, сотворил заклинания, призванные помешать нашей магии.
– Не знаю, насколько могуществен этот колдун, – сказала она. – Несомненно, сила у него есть. А для того чтобы помешать вам воспользоваться Чашей, много энергии ему не потребуется. У вас ведь очень ограниченные способности и нет специальной подготовки. Я бы посоветовала на время отложить дальнейшие попытки.
Я был весьма встревожен. Тенедос обещал предоставить дополнительные заклинания, которые помогли бы поймать чародея, а теперь мы вынуждены были идти в бой без них.
До отправления Синаит в дорогу оставалось меньше часа, когда Кутулу отыскал меня в столпотворении казармы.
– Думаю, теперь мы сможем обойтись без магии, – сказал он. – Пойдем, я кое-что тебе покажу.
Мы быстро прошли к нему в кабинет, где было темно, хотя на дворе выдался на редкость солнечный денек. Плотные черные шторы не пропускали свет с улицы. Шпионы и тайные агенты ненавидят окна, если только сами в них не подглядывают.
Всю стену кабинета занимала огромная карта Каллио. Она была утыкана булавками с клочками бумаги, пронумерованными красными цифрами. Протянутая нить отходила от замка на восток, в том направлении, которое мы смогли установить благодаря смерти Эдви.
– Я буду очень краток, – властно произнес Кутулу. Мне стало смешно. Сейчас он находился в своей стихии и чувствовал себя главным.
– Мы вычислили нашего злодея, – продолжала Змея, Которая Никогда Не Спит. В спокойном, обыкновенно бесстрастном голосе Кутулу прозвучали торжествующие нотки.
– Во-первых, вот эта нить отображает направление, определенное с помощью заклятия.
– Вижу.
– Вчера вечером один из писцов, по моему приказу рывшихся в бумажных руинах империи Чардин Шера, нашел вот это. – Кутулу взял листок пожелтевшей бумаги. – Можешь сам ознакомиться, но в этом нет необходимости. Это просьба выделить повозки и солдат для того, чтобы сопровождать Микаэла Янтлуса, придворного колдуна Чардин Шера, в лагерь каллианской армии на дальнем берегу реки Имру. Судя по дате, документ был составлен незадолго до того, как наше войско потерпело сокрушительное поражение, пытаясь переправиться через реку в мятежную провинцию.
– Казалось бы, этот документ представляет интерес только для интендантов, – продолжал Кутулу. – Однако я нашел его в высшей степени интересным, поскольку в нем приводились имена трех ближайших помощников Микаэла – Повелителя духов. Первый оказался нам совершенно не знаком, как и второй, но зато у третьего очень известная фамилия: Амбойна. Имя – Джалон. Единственный сын ландграфа Молиса Амбойны, ближайшего друга принца Рейферна.
– Сукин сын! – выругался я.
– Точно, – согласился Кутулу, – особенно если учесть, что ландграф Амбойна ни словом не обмолвился о пристрастиях своего сбежавшего сынка. Все это показалось мне настолько увлекательным, что я решил задать кое-какие вопросы твоему дружку философу Аримонди Хами. Сделал я это в присутствии Йигерна, который, согласись, одним своим видом заставляет заговорить и немого.
Я вспомнил, что сделал палач с Проломи-Носом.
– Первым делом я сообщил этому Хами, что, в отличие от прочих нумантийцев, у меня нет ни малейшей заинтересованности в его благополучии, после чего сказал, что хочу знать все о семействе Амбойна и их отношениях с Чардин Шером и Микаэлом Янтлусом. Я объяснил ему, что изображать неведение и строить из себя героя глупо и бесполезно. Рано или поздно говорить начинают все, особенно если тот, кто спрашивает, знает, какие именно вопросы задавать.
Мудрец проявил благоразумие и рассказал мне все, что я хотел знать. Вкратце, семейство Амбойна служило Чардин Шеру, его отцу и отцу его отца или непосредственно в качестве придворных чародеев, если данный член семьи обладал соответственным дарованием, или посредником в отношениях с другими колдунами, призывавшими для осуществления своих замыслов темные силы зла. Девушки рода Амбойна также выходили замуж за провидцев – если им это удавалось и если у них была хоть крупица таланта. В противном случае для женщины с фамилией Амбойна считалось вполне допустимым стать сожительницей какого-нибудь чародея. Две девушки, дочери Молиса Амбойны от первого брака, бежали вместе с Микаэлом Янтлусом в замок, где тот был в конце концов уничтожен, и, очевидно, погибли вместе с ним.
Кстати, Хами, по-моему, даже гордился тем, что семейство Амбойна с такой готовностью поставляет наложниц колдунам.
Еще он сказал, что Джалон обладал большими способностями и, возможно, стал бы первым придворным магом Чардин Шера, если бы с предателем Микаэлом Янтлусом что-нибудь случилось. Я спросил у него, обладает ли сверхъестественными способностями ландграф Молис. Хами ответил, что не обладает, но, сколько они знакомы, он постоянно проявлял интерес к магии.
У меня мелькнула мысль, не в этом ли кроется истинная причина того, почему изменник Хами не был отправлен на виселицу. Вполне вероятно, ландграф Молис замолвил за него словечко принцу-регенту.
Я смутился, вспоминая свою беседу с ученым-чародеем, в ходе которой мне так ничего и не удалось выяснить, – и тотчас же успокоился. В конце концов, именно поэтому я солдат, а Кутулу полицейский.
– Получив известие о том, что удалось установить нашим провидцам, я сразу же нанес на карту вот это.
Взяв длинную указку, Кутулу провел ею по красной нити, обрывавшейся милях в пятидесяти от Полиситтарии.
– А вот здесь находится главная резиденция семейства Амбойна, большой загородный особняк Ланвирн, где, предположительно, сейчас и проживает Джалон Амбойна. Как видишь, он расположен как раз на этой линии. Кстати, ее направление установил по компасу один из твоих офицеров, перед тем как труп прорицателя Эдви тронули с места.
Еще одна любопытная деталь. Взгляни на карту. Красные булавки указывают места выступлений против императора. Ты обратил внимание, что в окрестностях Ланвирна их нет? Амбойна очень умны и позаботились о том, чтобы их земли и люди были вне подозрения. Но, как видишь, такое странное отсутствие активности не могло не привлечь моего внимания.