Дни сменяли друг друга в однообразной простоте. Первым делом надо очнуться от полудремы, в которой прошла ночь. Хорошо бы, если сосед собрал дров и развел костер, тогда можно будет натопить снегу и попить «чаю». А затем бери вещмешок, оружие и иди вперед, с трудом переставляя ноги, снова и снова, жадно глотая ртом воздух, следя за тем, чтобы не упасть. Шаг, другой, еще и еще. А потом привал в сумерках, ужин, состоящий из жалких крошек, которые ты наскреб вместе со своим товарищем, и выданной пайки. И наконец, надо найти место, защищенное от ветра, если повезет – поближе к костру, расстелить одеяло или парусину и опять забыться сном, нарушаемым кошмарами. А когда тебя пнут ногой, ты должен проснуться и нести дежурство или следить за костром, молясь о том, чтобы поскорее наступил рассвет. И так день за днем, снова и снова.
   Времени было предостаточно, и я вспоминал прошлое, а затем занялся тем, в чем никогда не чувствовал уверенности: думать. Размышлять о том, кто я, почему я такой, хладнокровно перебирая бесконечную цепочку бедствий, начавшуюся с Каллио и тянущуюся до сих пор, и всевозможных катастроф, не прекращающихся с тех самых пор, как я помог императору Тенедосу захватить трон.
   Я не мог поверить, что мы совершили что-то страшное, свергнув немощных дураков из Совета Десяти. Но почему после этого одна трагедия сменяет другую?
   В памяти упорно всплывали вопросы, заданные Йонгом перед тем, как он исчез, и я тщетно пытался от них отмахнуться. Но поскольку мысли зацепиться было не за что, кроме как за грязный снег, в котором увязали мои ноги, и за ветер, дующий в спину и проникающий под лохмотья, я помимо своей воли думал над язвительными загадками бывшего трибуна.
   И вдруг совершенно внезапно я нашел ответ, ответ, который на самом деле был очевиден. Отдельные части сложились в единое целое. Встали на свои места те факты, о которых Йонг даже не догадывался.
   Я начал с той ночи, когда император предложил мне проникнуть в крепость Чардин Шера, разлить там некое снадобье и произнести магические слова, чтобы вызвать из подземной адской геенны страшного демона.
   Тенедос сказал, что заклятие сработает, только если близкий ему человек по собственной воле совершит поступок, за который ему, скорее всего, придется заплатить своей жизнью. Разумеется, Тенедос имел в виду меня, и я, естественно, согласился.
   Но это было еще не все. Тенедос сказал, что эта «сила» – я был уверен, что он говорил о чудовище, восставшем из-под горы, – потребует также другую плату. Я явственно услышал его слова: «Не спрашивай, какую цену нам придется заплатить, – она просто ужасна. К счастью, расплачиваться нам придется нескоро».
   Плата. Жертва. Эти слова неотвязно лезли мне в голову. Меня передернуло от ужаса. В мыслях я изменил стране, которой служил.
   Нет, напомнил я себе, ведь первую клятву верности, освещенную поколениями доблестных предков, я принес Нумантии. Да, потом я присягнул императору Тенедосу. Ну и пусть. Значит, я изменил только ему.
   Я снова вернулся к вопросам Йонга.
   Почему Тенедос тянул так долго, прежде чем сотворить заклятие, превратившее лес под Дабормидой в армию душителей? Почему он выжидал, а тем временем полки тяжелой кавалерии и разведчики Йонга бесполезно проливали свою кровь, снова и снова атакуя позиции каллианцев?
   А что, если это заклятие также имело свою цену? Выраженную не в золоте и в поклонении, а в крови? Ну конечно же, с отвращением подумал я. Чем еще может рассчитываться за свои долги человек, во всеуслышание провозглашающий себя верным слугой Сайонджи-Разрушительницы?
   Я вспомнил разговор, состоявшийся у меня в Полиситтарии с ученым-прорицателем Аримонди Хами в его тюремной камере. Я отчетливо услышал его голос. Хами, бывший близким другом Микаэла Янтлуса, придворного чародея Чардин Шера, спросил, как, по-моему, сможет ли один человек заплатить такую высокую цену за вызов демона, уничтожившего Янтлуса, Шера и крепость на вершине горы, в которой они укрывались.
   Я также вспомнил, что, когда попытался заговорить с императором о предположении Хами, тот запретил мне упоминать эту тему. Да, была цена, которую Тенедос не мог обсуждать, по крайней мере, с человеком, считавшим его своим другом.
   Цена... Я вспомнил, как беспокоился император, пытаясь оттянуть начало войны, а затем неизвестно откуда на Гермонассу обрушилась эпидемия чумы, забрала полмиллиона жизней и исчезла так же странно, как и появилась.
   Кровь. Может ли кровь – много крови – насытить демона, заставить его делать то, что просит у него вызвавший его человек? Не в этом ли состоит величайшая тайна Лейша Тенедоса, которую он узнал во время своих дальних странствий, изучая черную магию?
   Если его заклятия требуют крови, следует ли из этого, что император готов ради победы пожертвовать всем, в том числе и своей армией, чтобы напоить кровью огромного демона, восставшего из-под горы? Или чтобы напоить саму Сайонджи?
   Неужели император должен постоянно приносить кровавые жертвы Разрушительнице, чтобы поддерживать свою власть, как магическую, так и земную?
   Я вспомнил, что говорил мне Йонг, после того как Тенедос отверг наше предложение освободить майсирских крестьян.
   Но почему же, в таком случае, одна катастрофа сменяет другую? Разве после стольких кровавых побоищ, после смерти и разрушений, принесенных в Майсир, богиня недовольна своим преданным слугой?
   И снова из памяти всплыл голос Йонга, утверждавшего, что, когда Тенедос отказался освободить крестьян, натравив их на бывших господ, Сайонджи отвернулась от него. Разумеется, она с благодарностью принимала кровь убитых солдат. Но точно так же, как пьяница, сначала чувствующий признательность за угощение, вскоре начинает искренне верить, что его должны поить даром, богине разрушения захотелось большего: полного хаоса, братоубийственной войны.
   А сейчас Тенедос пытается из последних сил вернуть расположение богини. Или все уже зашло слишком далеко и теперь его могущество основывается исключительно на крови и страданиях?
   Но ведь я дал клятву помогать этому человеку во всех его начинаниях, насмешливо подсказывала мне память. Неужели из этого следует, что я должен помочь Тенедосу уничтожить Нумантию, если он того пожелает?
   Хвала Ирису, ко мне обратился домициус Биканер с проблемой, требующей неотложного решения, и мне не пришлось отвечать на этот вопрос.
   Пока не пришлось.
   Теперь, поскольку мы спускались вниз, мы двигались гораздо быстрее. Клянусь, я уже чувствовал в воздухе благодатное тепло Нумантии. Но почти треть из тех, кто вышел со мной из Осви, погибли.
   Я смотрел вниз на огромный храм и раскинувшуюся у его подножия деревушку, где в свое время нас накормили, где нам предоставили кров и дали выносливых зебу. Я вспомнил молодого Оратора, загадавшего мне загадку. Также я вспомнил страх и ненависть Йонга, думая о том, какие демонические заклятия могут встретить нас, шестьсот человек, которых, конечно же, никто здесь не ждет.
   Но выбора у нас не было, и я отправился вперед в сопровождении Свальбарда и Курти, ломая голову над тем, какие слова помогут нам безопасно миновать эти места.
   Однако, как оказалось, в словах не было необходимости. Если в первый раз храм предстал перед нами темным и зловещим, то сейчас он был расцвечен яркими огнями, и из него доносилась приятная музыка. Широкая каменная лестница, украшенная изваяниями сказочных чудовищ, вела вверх, к каменным воротам. После резкого замечания Йонга, сказавшего, что он ненавидит этих крестьян, храм и в особенности тех, кто, услышав «нашептывания какого-то оловянного божка, возомнили, что их приняли в его ублюдочную семью», я должен бы испытывать страх и благоговейный трепет. Я также вспомнил рассказ кейтянина про то, как его с тремя товарищами, раненных, не пустил в деревню отец нынешнего Оратора.
   При моем приближении ворота распахнулись, и я понял, что они сделаны не из камня, так как в этом случае они не могли бы двигаться так плавно и легко. Мне навстречу вышел мужчина, рослый и широкоплечий, но уже в годах, с бородой и волосами по пояс, еще не тронутыми сединой, развевающимися на ветру подобно черному шелку. Его лицо показалось мне знакомым, но я прогнал эту мысль как невозможную.
   – Нумантиец, прошу тебя и твоих солдат пожаловать в гости.
   Я вежливо поклонился.
   – Благодарю вас, но речь идет не о нас троих. За нами следуют...
   – Знаю. Я сосчитал вас, когда вы переходили через ледник. Если я не ошибаюсь, пятьсот девяносто три человека: воины, женщины и ребенок.
   – Совершенно точно, – подтвердил я, с трудом скрывая изумление. – Мы с радостью принимаем ваше приглашение. Мы просим только позволения переночевать у вас, а также, если можно, выделить нам какое-нибудь место для того, чтобы приготовить еду. С первыми лучами солнца мы тронемся дальше и не станем никого обременять своим присутствием.
   – Я пригласил вас к себе в гости, а плох тот хозяин, кто не готов накормить своих гостей. Зовите остальных.
   Я кивнул Курти, и тот, отсалютовав, быстро сбежал вниз по лестнице. Рослый старик посмотрел на меня и на Свальбарда.
   – Кажется, у твоего товарища есть определенные подозрения насчет моих намерений, хотя трудно представить, как один человек сможет навредить такому большому количеству солдат. Разве не так, силач Свальбард?
   Великан, испуганно вздрогнув, все же совладал с собой.
   – Для чародея это не составит никакого труда, а вы точно колдун, раз вам известно мое имя и все такое.
   Мужчина склонил голову.
   – Возможно, ты прав. Если бы я действительно был магом. Если хотите, можете расставить часовых, а те двое из вас, стремящиеся познать тайны магии, хотя и не достигшие пока что впечатляющих результатов, вольны прочесть любые заклинания, какие сочтут нужными. Я ничего не имею против.
   – Лично я не вижу смысла выставлять часовых, – сказал я. – Вы чародей, в этом нет сомнений, и раз наши колдуны для вас не более чем несмышленые ученики, мы все равно в вашей власти. По мне, пусть лучше все мои солдаты будут укрыты от непогоды. Если у вас есть в отношении нас недобрые намерения, по крайней мере, мы умрем вместе. И в тепле.
   Разумеется, я не собирался всецело отдаваться во власть этого человека, но не было причин не попытаться убедить его, что я ослабил бдительность.
   – Я польщен твоим доверием, – сказал мужчина. – Тебе и твоим людям будет здесь тепло и сухо. Пожалуйста, заходите.
   – Благодарю вас, – сказал я, снова склоняя голову. – Я первый трибун Дамастес а'Симабу, генерал армии...
   – Я знаю, кто ты такой, – остановил меня мужчина. – И я знаю, в какой армии ты служишь. Я все знаю. Прошу всех в гости.
   Я понял, что он не собирается представляться. Посмотрев вверх, я увидел своих людей, спускающихся по склону горы, – не армию, а жалкие остатки. Не испытывая ни тени страха, я вошел в храм. Проходя мимо створок ворот, я их ощупал: они были вытесаны из цельной каменной глыбы.
   Храм оказался еще просторнее, чем я предполагал. Он уходил на много ярусов под землю: каменная лестница, извиваясь, вела все ниже и ниже. Некоторые ярусы состояли из одних крошечных одиночных келий – числом больше нескольких тысяч. В них нам и предложили разместиться. В каждой келье было по масляному светильнику и соломенному матрасу. Все помещения сверкали безукоризненной чистотой, но воздух был спертый, что говорило о том, что они давно не использовались.
   – Эти кельи предназначались для монахов? – спросил я мужчину.
   – Можешь называть их так, – сказал он.
   – И сколько их сейчас живет здесь? Улыбнувшись, наш таинственный хозяин промолчал.
   Затем он предложил моим людям оставить вещи и снаряжение в своих кельях – если они, конечно, не боятся – и спуститься еще на один ярус вниз. Там будут две двери. Мужчинам предстоит пройти в левую, а нашим немногочисленным женщинам – в правую. Он добавил, что у чистого человека аппетит разыгрывается еще сильнее.
   Помещения на нижнем ярусе оказались просторными. Казалось, высокие своды были высечены в каменной тверди. Мы побросали свою одежду и вошли в большой зал с каменными ваннами глубиной четыре фута и двадцать футов в поперечнике. Обнаженный, я ощутил, как горит моя кожа, как бывало всегда, когда я попадал в помещение, пробыв много времени на открытом воздухе. Погрузившись в ванну, я отдался бурлящей воде, горячей, но не обжигающей. Мыла не было – только куски пемзы, чтобы оттирать въевшуюся грязь.
   Я снова и снова проводил пальцами по бороде и волосам, пытаясь их расчесать, но тщетно – у меня в руках оставались спутанные клочья.
   Если бы не завывания пустого желудка, наверное, я до конца дней своих не вылезал бы из ванны, но все же мне пришлось ее покинуть.
   Когда я возвращался за своей одеждой, внезапно налетевший откуда-то поток горячего благоухающего воздуха моментально высушил меня. Я начал было машинально чесаться – у меня это уже давно вошло в привычку, – но тут понял, что меня никто не кусает.
   Еще большим чудом оказалась наша одежда. Стесняясь своих грязных лохмотьев, мы постарались как можно аккуратнее сложить их на скамьях. Теперь же казалось, что наша одежда успела побывать в руках невидимой прачки, ибо она сверкала чистотой, а все дыры и порезы были даже не зашиты, а каким-то образом заделаны без швов. Конечно, одежда оставалась изношенной, и кое-где по-прежнему темнели пятна крови, но в ней больше не было вшей.
   Одевшись, мы поднялись наверх. К нам присоединились наши женщины, оживленно болтающие и веселые.
   Мы прошли в просторную обеденную залу, заставленную столами и скамьями из прочного мореного дерева. На столах стояли латунные миски со съестным. Забыв о чинах и званиях, мы набросились на еду.
   Не успели мы рассесться, как в залу вошел наш хозяин. Спохватившись, мы попробовали пробормотать какое-то подобие молитвы.
   – Перестаньте, – остановил нас мужчина. – Богам неприятно взирать на голодных.
   Нам не надо было повторять дважды. В мисках был рис, политый топленым маслом и приправленный нумантийскими специями, которых мы не пробовали с тех самых пор, как покинули нашу родину; нарезанные баклажаны, жаренные во взбитых яйцах; чечевичная похлебка, настолько острая, что вышибала слезы; свежие помидоры с тертым сыром из молока буйволиц; рисовый пудинг с манго; плоды хлебного дерева и чаи из разнообразных трав.
   Свальбард наклонился ко мне.
   – Интересно, много ли времени нужно на то, чтобы научить демона готовить? – шепнул он.
   Наш бородатый хозяин, судя по всему, обладал сверхъестественным слухом, ибо он широко улыбнулся.
   – Похоже, твои подозрения до сих пор не рассеялись, – сказал он. – Позволь задать тебе один вопрос. Кто такие демоны?
   Свальбард нахмурился.
   – Они приносят зло. Это духи, стремящиеся навредить человеку.
   – Но сейчас те, по поводу кого ты так беспокоишься, вас кормят. Значит, эти существа не могут быть демонами.
   – Яд, – буркнул Свальбард, не убежденный ни на йоту.
   – Яд? В таком случае, вы умрете достойно, борясь с силами зла, что зачтется, когда вы вернетесь на Колесо. Разве я не прав? Поскольку своим поступком эти существа сделают вам добро, они не могут быть демонами, так как демоны, по твоему собственному определению, не способны творить добро.
   – Пустые слова! – фыркнул Свальбард. Поискав взглядом, куда бы сплюнуть, он увидел кругом чистоту и уткнулся носом в миску с едой.
   Снова улыбнувшись, старик прошел вдоль рядов столов, словно радушный хозяин сельского кабачка.
   Возможно, это мне приснилось, но все же я думаю, что это произошло наяву. Казалось, я проснулся и вышел из своей кельи в коридор. Светильники, ярко горевшие, когда мы сюда пришли, сейчас тускло мерцали. Мои часовые ходили в обоих концах коридора, борясь со сном. Меня они не увидели.
   Я знал, куда именно мне надо идти. Поднявшись на один из ярусов, я уверенно вошел в зал, высокие своды которого терялись в полумраке. В глубине зала была маленькая дверь, и, войдя в нее, я очутился в самом сердце храма, в просторном многогранном помещении, завешанном красочными шелковыми гобеленами. Но здесь не было ни идолов, ни изображений богов, ни скамей для верующих, ни даже алтаря.
   Посреди помещения на алой шелковой подушке сидел скрестив ноги наш таинственный хозяин. Перед ним на полу лежала круглая соломенная циновка. Я неуклюже опустился на нее. Мужчина спокойно, выжидательно смотрел на меня.
   – Почему вы нас приютили? – без обиняков начал я.
   – А почему бы и нет? Если бы я не впустил вас в храм, вы попытались бы отобрать то, что вам нужно, у жителей деревни, а я отвечаю за них.
   – Кто вы им? Священник? Король?
   – Ни то ни другое. И в то же время и жрец и повелитель.
   – Какому богу – или каким богам – вы служите?
   – Никаким. И всем.
   – Когда я в прошлый раз был здесь, – сказал я, – я встретился с одним юношей. Он называл себя Оратором.
   – И это действительно так. Это мой сын.
   – Почему его нет здесь сейчас?
   – Он не согласился с тем, какой прием вам следует оказать. Я решил временно удалить его.
   – А как бы он поступил, будь его воля?
   – Тебе необязательно это знать. Но не лучшим образом. Он еще очень молод, и ему нужно многому учиться.
   – Он загадал мне загадку.
   – Знаю, – промолвил старик и дословно повторил то, что сказал его сын: – «Вы полагаете, что служите богу, но на самом деле вы ему не служите. Богиня, которую вы боитесь, на самом деле вам не враг; враг ваш тот, кто стремится к большему, кто хочет стать богом, однако в конце концов превратится всего лишь в демона, ибо в действительности он уже давно подчиняется демонам». Я прав?
   – Да, вы правы.
   – Это еще не вся головоломка, – продолжал старик. – «Кому бы вы ни служили, на самом деле вы служите тому, кто ничем вас не вознаградит». Теперь ты можешь ответить на эти вопросы?
   Да, я мог, хотя мой разум отказывался признавать это.
   Бог, которому, как я полагал, я служу... Иса, бог войны. Или, быть может, Ирису.
   Богиня, которую я боюсь... Очевидно, Сайонджи. Но я ее не боялся.
   Далее: мой враг тот, кто хочет большего, кто стремится стать богом.
   Это мог быть только один человек.
   Лейш Тенедос.
   Король-Демон.
   Если это правда, я от него ничего не получу, ибо демоны никогда не дают больше, чем их вынуждают дать, а я по доброй воле, без принуждения принес клятву верности.
   Все то, чем одаривал меня император в прошлом – деньги, титулы, власть, – лишь крепче привязывало меня к нему, заставляя служить еще лучше, еще преданнее.
   Да, я нашел ответ на эту загадку. Но признаюсь ли я в этом нашему таинственному хозяину? Нет. Никогда.
   Он ждал. У него на лице появилась было и тотчас же исчезла улыбка, а затем он кивнул, словно услышав чьи-то слова – чьи, мои? – и одобрил их.
   – Хорошо, – медленно промолвил мужчина. – Очень хорошо. А теперь, поскольку ты так страдал, возможно, тебе будет приятно принять от меня подарок.
   – С чего вдруг такая щедрость?
   Он пожал плечами.
   – Потому что это доставляет мне удовольствие. Потому что это мой долг. Разве это так важно?
   – Наверное, нет.
   – Вот и хорошо, – улыбнулся наш хозяин. – Разумеется, учитывая, кто я или что я – человек или демон, как боится твой Свальбард, – я задам тебе еще одну загадку.
   – Естественно.
   Мы рассмеялись, и этот звук гулким эхом раскатился по пустынному помещению. Наконец я вспомнил, где уже видел этого могучего человека: со своим огромным леопардом он наблюдал, как мы поднимались на перевал, направляясь в Майсир. Как давно это было!
   – Ты был мальчиком, катавшимся верхом на тигре, – начал он и умолк, увидев мою реакцию.
   У меня с губ уже был готов сорваться вопрос, но я сдержался, понимая, что мужчина все равно не ответит, не объяснит, откуда ему известно, что колдун из джунглей Симабу сказал моим родителям в тот день, когда я получил имя.
   – Теперь тигр набросился на тебя, – помолчав, продолжал он. Тебе было очень больно, но впереди тебя ждет еще большая боль. Однако нить твоей жизни продолжается.
   Подарок, который я тебе преподношу, состоит вот в чем: знай, эта нить будет тянуться гораздо дальше, чем ты думаешь сейчас и будешь думать в ближайшее время.
   Вскоре нить твоей жизни изменит свой цвет.
   Возможно, цвет, который я предчувствую, имеет для тебя какое-то значение. Она станет ярко-желтой и будет сделана из шелка.
   Желтая? Шелковая?
   – Шнурок душителей – Товиети, – прорычал я.
   – Мне известно об этих людях, – кивнул таинственный мужчина.
   – Они уже пытались несколько раз меня убить, – сказал я. – Я являюсь их заклятым врагом.
   – Знаю, – согласился мужчина. – Но все меняется. Например, тот, кому ты служишь, может стать твоим злейшим врагом. Почему бы злу не превратиться в добро, если то, что кажется добром, есть зло? – Он встал. – Кажется, я выполнил свой долг: удовлетворил свое любопытство и поселил в твоей душе недоумение, как до того сделал мой сын. А теперь желаю тебе хорошо выспаться.
   Старик ушел. Помещение было просторным, и все же он удалялся от меня целую вечность, уменьшаясь и уменьшаясь в размерах, словно оно имело в длину много миль.
   Я снова очутился в своей келье и успел почувствовать прикосновение голого плеча к колючей соломе, но тотчас же провалился в сон.
   Проснулся я с таким ощущением, будто спал несколько суток подряд, – окрепшим, набравшимся сил. Однако когда вернулись воспоминания о сне – если это был сон, – меня прошибла холодная дрожь. Я не знал, что думать. Но это от меня и не требовалось; впереди у нас было много дел.
   Мои люди весело галдели в коридорах, словно озорники-школьники. Дав команду строиться у ворот храма, я отправился искать нашего гостеприимного хозяина.
   Я звал его, но мои слова отражались от каменных стен, оставаясь без ответа. Через какое-то время я оставил тщетные попытки и вышел из ворот.
   На улице было солнечно и светло, с равнины дул теплый ветерок. Не оглядываясь назад, мы тронулись в путь.
   Домой, на родину, в Нумантию, в самую прекрасную страну на свете!

Глава 29
КАМБИАЗО

   Когда-то провинция Юрей славилась яркими цветами, растущими вокруг голубых озер, мрамором и золотом, смехом и любовью. Мы увидели смерть и опустошение. Две великие армии уже прошли по провинции, оставив после себя черные пепелища и пустоту.
   Не оправившиеся от ужаса крестьяне рассказывали, что потрепанная нумантийская армия выползла из Сулемского ущелья, а за ней по пятам следовали орды разъяренных майсирцев. Король Байран и верховный придворный колдун сказали своим солдатам, что Нумантия отдается им на разграбление. Жуткие рассказы о зверствах и жестокостях невозможно было слушать спокойно. Но хотя у меня внутри бушевали гнев и отвращение, какая-то частица сознания хладнокровно напоминала, что мы, завоевывая Майсир, вели себя не лучше. Чего же еще можно было ожидать?
   Но, как нашей армии удалось продвинуться так быстро? Я ожидал, что она надолго завязнет в Кейте, терзаемая постоянными нападениями кровожадных хиллменов. Ответ на этот вопрос дал один раненый солдат, отставший от своих и каким-то образом избежавший майсирского плена.
   Он рассказал, что Осви объявил себя открытым городом, что ему нисколько не помогло. Наша армия, поправ законы войны, забыв о милосердии, буквально сровняла город с землей. Оставив Осви в огне пожаров, усеянным изуродованными трупами невинных, нумантийская армия двинулась дальше на север.
   По пути до Кейта солдаты наслушались от бывалых офицеров и ветеранов минувших войн, чего надо ждать от хиллменов, и приготовились к худшему. Но все прошло очень спокойно. Лишь кое-где наши части натыкались на засады, устроенные небольшими разрозненными отрядами бандитов. Большинство хиллменов боялось иметь дело с такой грозной силой, как нумантийская армия, пусть и изрядно поредевшая и измученная в боях.
   Солдат рассказал о дошедших до него слухах: якобы правитель Кейта, какой-то жирный боров по имени Фергл или Фугл, был убит, и вместо него на престол взошел другой правитель, и теперь племена хиллменов лихорадочно ищут новых союзников и улаживают свои местные распри, и у них нет времени на то, чтобы заниматься чужеземцами.
   Неужели ахим Бейбер Фергана, мой старинный враг, наконец столкнулся с еще более коварным и безжалостным противником?
   Кто бы это мог быть? И вдруг меня осенила неожиданная догадка, и я понял, без каких-либо конкретных фактов, кто расправился с Ферганой: Йонг оказал последнюю услугу армии, в которой когда-то служил.
   Я усмехнулся. Йонг станет для Кейта замечательным ахимом; у них будет хватать своих забот и не останется сил на то, чтобы совершать набеги на Нумантию и Майсир. Впрочем, быть может, Йонг лично будет возглавлять эти набеги.
   Так или иначе, продолжал свой рассказ солдат, когда нумантийская армия дошла до главного города Кейта – я сказал, что он называется Сайаной, – ворота оказались закрыты, а в ответ на приказ императора Тенедоса их открыть прозвучал презрительный смех. Времени на то, чтобы осаждать город по всем правилам военного искусства, не было, ибо по пятам шла майсирская армия.
   Поэтому наша армия прошла Сулемским ущельем и попала в Юрей.
   – Я слышал, мы должны были выйти к реке, где нас вроде бы ждали подкрепления. Но всю дорогу по ущелью противник дышал нам в затылок, а затем негареты обошли нас и заняли речной порт, по-моему, он называется Ренан. Мы повернули на запад, собираясь сделать крюк и выйти к реке севернее неприятеля.