Страница:
– Мы всегда можем считать, что случайности происходят, – сказала Кекри, сбрасывая туфли.
– Можем. – Гарвин внезапно решил, что не собирается упускать момент – просто для разнообразия. И черт с ними, с последствиями. И еще он знал, что за эту мысль, несомненно, придется расплачиваться. – Или я мог бы зажечь эту свечу… Старомодная личность эта Берта… И еще одну на другой стороне кровати.
– Мог бы, – согласилась Кекри. – А дальше что?
– А потом бы я выключил основное освещение… вот так… забрался сюда и поцеловал тебя.
– А потом что?
– Потом я сниму с тебя жакет и спущу платье до талии… вот так. Затем я поцелую тебе шею и… некоторые другие места несколько раз. Да, ты можешь начать снимать с меня пиджак, расстегивать мне брюки, если хочешь.
– О да, – выдохнула Кекри.
– Спасибо. Теперь я найду способ скинуть эти чертовы ботинки и стянуть с тебя платье совсем – вот так. Ох, у тебя под ним ничего нет.
– Не люблю, когда в последний момент что-то встает на пути, – снова выдохнула Кекри.
– Замечательная мысль.
Гарвин нес ее к кровати. Она лежала, полуприкрыв глаза, и наблюдала, как он стягивает рубашку.
– Теперь, если ты поднимешь ноги так, чтобы я мог ухватить тебя за лодыжки…
Спустя секунду слова у него кончились.
Гарвин взял чашку стимулирующего чая, порекомендованного поваром, и вежливо улыбнулся через стол леди Берта.
Он размышлял о совете Ньянгу «трахать ее до посинения, чтобы она плясала под нашу дудку». Ублюдок не только был женофобом, но и явно переоценил способности старого друга. Не Катун. Чувствуя себя изрядно посиневшим и гадая, сможет ли он отправиться в инспекционный поход на таких подгибающихся ногах, Гарвин «надел» свое лучшее лицо и решительно настроился выдержать все.
Янсма с тоской наблюдал за Кекри, совершенно бодрой, ведущей непринужденную беседу с Либной Берта, в то время как он пытался найти силы влить в себя еще чаю.
Электронщик из службы безопасности зевнул и протер слипающиеся глаза.
– Тут у нас, шеф, – доложил он Ньянгу, – маленький аккуратный приемопередатчик. Только для внутрисистемного пользования, если, конечно, никто не сидит у нас на хвосте. А мы до сих пор никого не обнаружили. Вся задняя панель представляет собой светочувствительное зарядное устройство, которому даже ультрафиолет не нужен, что весьма сексуально. Прибор включен все время, так что некто… скажем, славненький шпионский кораблик… может войти в любую систему, где мы находимся, активировать ком установленным сигналом, и тогда наша шпионка обнаружит, что кто-то жаждет поболтать с ней или забрать ее отсюда. Естественно, у него имеется встроенный диктофон, чтобы ей не приходилось слишком долго ошиваться рядом.
Ньянгу задумался, подлил себе еще тоника.
– Думаю, – сказал он, – было бы очень мило с нашей стороны поставить ком точно туда, откуда мы его взяли.
Разве что, если место позволяет, втиснуть в него дополнительную схемку, которая дернет нас, если Кекри кто-нибудь позвонит. Осталось узнать, за какими данными она охотится.
Ньянгу ухмыльнулся, допил свой чай и потрогал внутренний нагрудный карман с копией записей Кекри Катун, сделанных в простой подстановочной кодировке. Над другой копией, в основном взломанной, пока трудились дешифровщики.
– А этого, мой милый пернатый друг, тебе, как говорится, знать не надо.
Иоситаро поднялся.
– Пошли. Спустимся в буфет, и я куплю позавтракать. Гарвин услышит кое-что интересное, когда вернется.
Заводы Берта простирались до горизонта и налево. Гарвин очень быстро устал восхищаться гигантскими штамповочными механизмами, моторосборочными цехами, токарными станками, способными выточить деталь размером с нана-бот, программирующими отделами и всем остальным. Он двигался всего лишь чуть-чуть неловко, непривычный использовать свое тело для наведения камеры с малым объективом, спрятанной в лацкане пиджака.
Присутствовали рабочие, но их было немного, и Гарвин заметил, что большинство из них занимались полировкой и поддержкой агрегатов в рабочем состоянии, а не строительством. Экскурсия закончилась в огромном каменном здании, весьма архаичном по дизайну, с забранными в частый переплет стеклянными зенитными окнами и открытым центром. Вдоль стен тянулись ряды терминалов и сидящих за ними операторов. Снаружи находились вооруженные охранники, оцененные Гарвином как исключительно бдительные.
– Это наши архивы, – гордо произнесла леди Берта. – Начиная с самого первого посыльного судна, построенного первым Берта… и использованного в качестве личного транспорта. – Она подошла чуть ближе и понизила голос: – Эти записи содержат информацию, о которой вы меня просили. И это место ничем не хуже других для того, чтобы сказать вам, что я не могу разрешить вам доступ к тому, что вам нужно. Мне жаль, но, как я уже говорила раньше, существует уговор между Берта и их клиентами. Уговор, который не нарушался более трехсот земных лет.
Гарвин заглянул ей в глаза, не увидел ничего, кроме твердой решимости, и предпочел не спорить.
– Тогда, – сказал он, – полагаю, нам просто придется попытать удачи с теми охранными устройствами, которые еще остались вокруг Центрума.
– Я сожалею. – На лице леди Берта промелькнула едва заметная усмешка.
«Тогда почему, – Гарвин чувствовал, что Ньянгу гордился бы им, – она дала себе труд показать мне, где эти секреты хранятся, а потом велела проваливать? Чтобы только посмеяться надо мной? Интересно. Надо это обдумать».
Ристори осторожно подкрался к плошке, из которой шесть земных кошек лакали молоко. Он вклинился между двумя, начал пить и отскочил, когда одна из кошек шлепнула его лапой по носу. Дети на скамьях взревели.
Ристори попытался снова и снова был изгнан. Он отошел, немного посидел в раздумье и затем вдруг заметно приободрился.
Встав на четвереньки и внезапно обретя гибкость и плавность кошачьих движений, профессор возобновил попытки подобраться к миске. Кошки подвинулись, явно одураченные, и Ристори начал лакать молоко, как они.
«Как чертовски здорово, – думал Гарвин, глядя из-за сцены, когда посыпались аплодисменты, – что я передумал насчет Эмтона и его номера».
Кошки, что удивительно, оказались одним из главных хитов. Янсма объяснял это тем, что, хотя кошки и не были неизвестными зверями, никому в здравом уме и в голову прийти не могло, что их можно дрессировать и обучать трюкам.
Ристори поднялся и зашлепал прочь, а пять кошек дважды облизнулись, затем перекатились на спину, и, казалось, безо всякого указания со стороны слонявшегося поблизости Эмтона шестая прыгнула на их поднятые лапки, и кошки начали перебрасывать ее друг другу – совершенная миниатюрная пародия на акробатический номер на второй арене.
– Ну, и как мы поразвлеклись с нашей Кекри? – прошипела Дарод Монтагна, продолжая улыбаться для публики.
– Это была работа, – попытался оправдаться Гарвин.
– Ну, коне-е-чно, – протянула Монтагна с крайним недоверием. – Надеюсь, вам было очень хорошо вдвоем. Можешь переселить ее в свою каюту. Я, разумеется, не буду возражать.
Гарвин долго пытался придумать какой-нибудь ответ и успел выдавить лишь жиденькое «но», в то время, как Монтагна торжественно удалилась.
Последнее, что он стал бы делать, это переселять Кекри к себе. Ему, безусловно, недоставало энергии, а Катун не продемонстрировала особого желания усугублять дело, хотя была очень ласкова по дороге обратно. Очевидно, думал Гарвин с некоторой тоской, ему не только не удалось произвести впечатление на Кекри, но он явно разрушил все, что у него было с Монтагной.
Ему едва хватило времени до вечернего представления доложить о своей неудаче Ньянгу и узнать, что Кекри на самом деле шпионка.
Погруженный в жалость к себе, он едва не пропустил, как кошки удрали со сцены и раздался рев больших зверей снаружи шатра, ожидающих своей очереди.
Униформисты накрыли центральную арену огромной клеткой, отстегнули подъемники и прочно закрепили ее тросами. Гарвин трижды щелкнул бичом.
– Вы слышите их, вы чуете их, и вот они входят – клыки оскалены, когти выпущены. Следите за детьми, дамы и господа, ибо эти прожорливые, кровожадные дикие твари едва управляемы. Сам я под дулом пистолета не вошел бы к ним в клетку. Только их хозяин, невероятно храбрый сэр Дуглас, дерзает сделать это. Так давайте поприветствуем его и его людоедов!
Моника Лир, не обращая особого внимания на танцоров на сцене клуба Пенду, что одетых, что раздетых, слушала, как Дарод Монтагна выплескивает свой гнев.
– Ты уверена, что хочешь порвать с ним?
– Я уверена, что хочу оторвать ему то, чем он думал, – бушевала Дарод. – Предпочтительно, по самые гланды.
– А ты не задумывалась, почему шеф взял с собой это сиськозадое чудо?
– Почему? Да потому что хотел ее трахнуть! И… и потому, что она гораздо красивее меня!
– Первое – может быть, а вот насчет второго – сомневаюсь. Эта Миллазин, с которой у него роман на Камбре, тоже покрасивее тебя. Тебе не приходило в голову, что возможна иная причина?
– Какая? Что бы это могло быть? – требовательно спросила Дарод.
– Ну, скажем, может быть, кто-то хотел, чтобы Катун в эту ночь отсутствовала. Может, кто-то хотел обыскать ее шмотки.
– Гиптель им в задницу! – рявкнула Монтагна. – Откуда ты знаешь?
– Оттуда, что моя… теперь снова наша… каюта находится на том же уровне, что и ее. И оттуда, что я очень чутко сплю. И потому, что я видела Ньянгу, который в компании пары своих головорезов болтался там с невинным видом после того, как все угомонились на ночь.
Монтагна тихонько охнула.
– Так что, если он продолжит развлекать ее, – заключила Моника, – то все, что ты можешь сделать, это пожать плечами и удалиться, выбросив из головы. Нельзя сказать, что тебя не предупреждали.
– Нет. – Голос Дарод сделался тусклым. – Может, я дура. Но все равно это неправильно.
– Черт возьми, конечно, нет, – согласилась Лир. – Это потому, что мужики, в основе своей, хвастливые кучи гиптеля.
– Так что мне делать… просто сидеть на месте?
Моника, не ответив, подняла взгляд на различные атрибуты мужества и женственности, коими воодушевленно потрясали танцоры.
– Я буду рада, когда мы оторвемся от этой гребаной планетки, – пробормотала она. – Весь этот проклятый мир пропах спермой. Спермой и холодным ржавым железом.
– Все загадочнее и загадочнее, – задумчиво рассуждал Ньянгу. – Ладно. Давай попробуем. Берта хочет поддержать нас… может быть… А может, даже несознательно. Ей подавай закон, порядок и все прочее, что эти ублюдки считали таким чертовски важным в ее прежней жизни. И единственное, о чем она способна помыслить, это Конфедерация. Она не даст нам данных… Но это не означает, что они безвозвратно утрачены для нас. Ладно. Я думаю, что мне, возможно с парой друзей, удастся вывести ее совесть из затруднительного положения.
– Да, – вздохнул Гарвин. – Кто бы вывел мою.
– Ну, – произнес Ньянгу, – похоже, ты не являлся пределом мечтаний Катун… А может, ей просто было любопытно, и это оказалось частью ее расследования. Или, может, она нечто вроде ученого, который делает холофильм о цирковых. Ступай, купи цветов для Дарод. Думаю, это поможет, и она через пару-тройку эонов или эпох перестанет дуться на тебя, предательского ублюдка.
– Спасибо, – пробурчал Гарвин. – Так что, теперь ты сам собираешься совершить набег на ее медовую ловушку?
– Не я, братец. Во-первых, существует Маев, что само по себе здорово осложняет дело. Во-вторых, я едва ли супермен, которого, видимо, ищет наша Кекри. В-третьих, в отличие от некоторых высоких блондинистых типов, которые гордо позируют на руководящих должностях и цирковых аренах, я знаю свои пределы.
– Нн… нно… но ведь именно ты посоветовал мне это сделать, – растерянно пролепетал Гарвин.
– Да ладно, – отмахнулся Ньянгу. – Я уже давно не трачу время на свои триумфы. Что я собираюсь сделать теперь, после того как изучу результаты твоих мутных и несфокусированных холосъемок заводов Берта, так это найти славненького, надежненького лилипута.
Глава 12
– Можем. – Гарвин внезапно решил, что не собирается упускать момент – просто для разнообразия. И черт с ними, с последствиями. И еще он знал, что за эту мысль, несомненно, придется расплачиваться. – Или я мог бы зажечь эту свечу… Старомодная личность эта Берта… И еще одну на другой стороне кровати.
– Мог бы, – согласилась Кекри. – А дальше что?
– А потом бы я выключил основное освещение… вот так… забрался сюда и поцеловал тебя.
– А потом что?
– Потом я сниму с тебя жакет и спущу платье до талии… вот так. Затем я поцелую тебе шею и… некоторые другие места несколько раз. Да, ты можешь начать снимать с меня пиджак, расстегивать мне брюки, если хочешь.
– О да, – выдохнула Кекри.
– Спасибо. Теперь я найду способ скинуть эти чертовы ботинки и стянуть с тебя платье совсем – вот так. Ох, у тебя под ним ничего нет.
– Не люблю, когда в последний момент что-то встает на пути, – снова выдохнула Кекри.
– Замечательная мысль.
Гарвин нес ее к кровати. Она лежала, полуприкрыв глаза, и наблюдала, как он стягивает рубашку.
– Теперь, если ты поднимешь ноги так, чтобы я мог ухватить тебя за лодыжки…
Спустя секунду слова у него кончились.
Гарвин взял чашку стимулирующего чая, порекомендованного поваром, и вежливо улыбнулся через стол леди Берта.
Он размышлял о совете Ньянгу «трахать ее до посинения, чтобы она плясала под нашу дудку». Ублюдок не только был женофобом, но и явно переоценил способности старого друга. Не Катун. Чувствуя себя изрядно посиневшим и гадая, сможет ли он отправиться в инспекционный поход на таких подгибающихся ногах, Гарвин «надел» свое лучшее лицо и решительно настроился выдержать все.
Янсма с тоской наблюдал за Кекри, совершенно бодрой, ведущей непринужденную беседу с Либной Берта, в то время как он пытался найти силы влить в себя еще чаю.
Электронщик из службы безопасности зевнул и протер слипающиеся глаза.
– Тут у нас, шеф, – доложил он Ньянгу, – маленький аккуратный приемопередатчик. Только для внутрисистемного пользования, если, конечно, никто не сидит у нас на хвосте. А мы до сих пор никого не обнаружили. Вся задняя панель представляет собой светочувствительное зарядное устройство, которому даже ультрафиолет не нужен, что весьма сексуально. Прибор включен все время, так что некто… скажем, славненький шпионский кораблик… может войти в любую систему, где мы находимся, активировать ком установленным сигналом, и тогда наша шпионка обнаружит, что кто-то жаждет поболтать с ней или забрать ее отсюда. Естественно, у него имеется встроенный диктофон, чтобы ей не приходилось слишком долго ошиваться рядом.
Ньянгу задумался, подлил себе еще тоника.
– Думаю, – сказал он, – было бы очень мило с нашей стороны поставить ком точно туда, откуда мы его взяли.
Разве что, если место позволяет, втиснуть в него дополнительную схемку, которая дернет нас, если Кекри кто-нибудь позвонит. Осталось узнать, за какими данными она охотится.
Ньянгу ухмыльнулся, допил свой чай и потрогал внутренний нагрудный карман с копией записей Кекри Катун, сделанных в простой подстановочной кодировке. Над другой копией, в основном взломанной, пока трудились дешифровщики.
– А этого, мой милый пернатый друг, тебе, как говорится, знать не надо.
Иоситаро поднялся.
– Пошли. Спустимся в буфет, и я куплю позавтракать. Гарвин услышит кое-что интересное, когда вернется.
Заводы Берта простирались до горизонта и налево. Гарвин очень быстро устал восхищаться гигантскими штамповочными механизмами, моторосборочными цехами, токарными станками, способными выточить деталь размером с нана-бот, программирующими отделами и всем остальным. Он двигался всего лишь чуть-чуть неловко, непривычный использовать свое тело для наведения камеры с малым объективом, спрятанной в лацкане пиджака.
Присутствовали рабочие, но их было немного, и Гарвин заметил, что большинство из них занимались полировкой и поддержкой агрегатов в рабочем состоянии, а не строительством. Экскурсия закончилась в огромном каменном здании, весьма архаичном по дизайну, с забранными в частый переплет стеклянными зенитными окнами и открытым центром. Вдоль стен тянулись ряды терминалов и сидящих за ними операторов. Снаружи находились вооруженные охранники, оцененные Гарвином как исключительно бдительные.
– Это наши архивы, – гордо произнесла леди Берта. – Начиная с самого первого посыльного судна, построенного первым Берта… и использованного в качестве личного транспорта. – Она подошла чуть ближе и понизила голос: – Эти записи содержат информацию, о которой вы меня просили. И это место ничем не хуже других для того, чтобы сказать вам, что я не могу разрешить вам доступ к тому, что вам нужно. Мне жаль, но, как я уже говорила раньше, существует уговор между Берта и их клиентами. Уговор, который не нарушался более трехсот земных лет.
Гарвин заглянул ей в глаза, не увидел ничего, кроме твердой решимости, и предпочел не спорить.
– Тогда, – сказал он, – полагаю, нам просто придется попытать удачи с теми охранными устройствами, которые еще остались вокруг Центрума.
– Я сожалею. – На лице леди Берта промелькнула едва заметная усмешка.
«Тогда почему, – Гарвин чувствовал, что Ньянгу гордился бы им, – она дала себе труд показать мне, где эти секреты хранятся, а потом велела проваливать? Чтобы только посмеяться надо мной? Интересно. Надо это обдумать».
Ристори осторожно подкрался к плошке, из которой шесть земных кошек лакали молоко. Он вклинился между двумя, начал пить и отскочил, когда одна из кошек шлепнула его лапой по носу. Дети на скамьях взревели.
Ристори попытался снова и снова был изгнан. Он отошел, немного посидел в раздумье и затем вдруг заметно приободрился.
Встав на четвереньки и внезапно обретя гибкость и плавность кошачьих движений, профессор возобновил попытки подобраться к миске. Кошки подвинулись, явно одураченные, и Ристори начал лакать молоко, как они.
«Как чертовски здорово, – думал Гарвин, глядя из-за сцены, когда посыпались аплодисменты, – что я передумал насчет Эмтона и его номера».
Кошки, что удивительно, оказались одним из главных хитов. Янсма объяснял это тем, что, хотя кошки и не были неизвестными зверями, никому в здравом уме и в голову прийти не могло, что их можно дрессировать и обучать трюкам.
Ристори поднялся и зашлепал прочь, а пять кошек дважды облизнулись, затем перекатились на спину, и, казалось, безо всякого указания со стороны слонявшегося поблизости Эмтона шестая прыгнула на их поднятые лапки, и кошки начали перебрасывать ее друг другу – совершенная миниатюрная пародия на акробатический номер на второй арене.
– Ну, и как мы поразвлеклись с нашей Кекри? – прошипела Дарод Монтагна, продолжая улыбаться для публики.
– Это была работа, – попытался оправдаться Гарвин.
– Ну, коне-е-чно, – протянула Монтагна с крайним недоверием. – Надеюсь, вам было очень хорошо вдвоем. Можешь переселить ее в свою каюту. Я, разумеется, не буду возражать.
Гарвин долго пытался придумать какой-нибудь ответ и успел выдавить лишь жиденькое «но», в то время, как Монтагна торжественно удалилась.
Последнее, что он стал бы делать, это переселять Кекри к себе. Ему, безусловно, недоставало энергии, а Катун не продемонстрировала особого желания усугублять дело, хотя была очень ласкова по дороге обратно. Очевидно, думал Гарвин с некоторой тоской, ему не только не удалось произвести впечатление на Кекри, но он явно разрушил все, что у него было с Монтагной.
Ему едва хватило времени до вечернего представления доложить о своей неудаче Ньянгу и узнать, что Кекри на самом деле шпионка.
Погруженный в жалость к себе, он едва не пропустил, как кошки удрали со сцены и раздался рев больших зверей снаружи шатра, ожидающих своей очереди.
Униформисты накрыли центральную арену огромной клеткой, отстегнули подъемники и прочно закрепили ее тросами. Гарвин трижды щелкнул бичом.
– Вы слышите их, вы чуете их, и вот они входят – клыки оскалены, когти выпущены. Следите за детьми, дамы и господа, ибо эти прожорливые, кровожадные дикие твари едва управляемы. Сам я под дулом пистолета не вошел бы к ним в клетку. Только их хозяин, невероятно храбрый сэр Дуглас, дерзает сделать это. Так давайте поприветствуем его и его людоедов!
Моника Лир, не обращая особого внимания на танцоров на сцене клуба Пенду, что одетых, что раздетых, слушала, как Дарод Монтагна выплескивает свой гнев.
– Ты уверена, что хочешь порвать с ним?
– Я уверена, что хочу оторвать ему то, чем он думал, – бушевала Дарод. – Предпочтительно, по самые гланды.
– А ты не задумывалась, почему шеф взял с собой это сиськозадое чудо?
– Почему? Да потому что хотел ее трахнуть! И… и потому, что она гораздо красивее меня!
– Первое – может быть, а вот насчет второго – сомневаюсь. Эта Миллазин, с которой у него роман на Камбре, тоже покрасивее тебя. Тебе не приходило в голову, что возможна иная причина?
– Какая? Что бы это могло быть? – требовательно спросила Дарод.
– Ну, скажем, может быть, кто-то хотел, чтобы Катун в эту ночь отсутствовала. Может, кто-то хотел обыскать ее шмотки.
– Гиптель им в задницу! – рявкнула Монтагна. – Откуда ты знаешь?
– Оттуда, что моя… теперь снова наша… каюта находится на том же уровне, что и ее. И оттуда, что я очень чутко сплю. И потому, что я видела Ньянгу, который в компании пары своих головорезов болтался там с невинным видом после того, как все угомонились на ночь.
Монтагна тихонько охнула.
– Так что, если он продолжит развлекать ее, – заключила Моника, – то все, что ты можешь сделать, это пожать плечами и удалиться, выбросив из головы. Нельзя сказать, что тебя не предупреждали.
– Нет. – Голос Дарод сделался тусклым. – Может, я дура. Но все равно это неправильно.
– Черт возьми, конечно, нет, – согласилась Лир. – Это потому, что мужики, в основе своей, хвастливые кучи гиптеля.
– Так что мне делать… просто сидеть на месте?
Моника, не ответив, подняла взгляд на различные атрибуты мужества и женственности, коими воодушевленно потрясали танцоры.
– Я буду рада, когда мы оторвемся от этой гребаной планетки, – пробормотала она. – Весь этот проклятый мир пропах спермой. Спермой и холодным ржавым железом.
– Все загадочнее и загадочнее, – задумчиво рассуждал Ньянгу. – Ладно. Давай попробуем. Берта хочет поддержать нас… может быть… А может, даже несознательно. Ей подавай закон, порядок и все прочее, что эти ублюдки считали таким чертовски важным в ее прежней жизни. И единственное, о чем она способна помыслить, это Конфедерация. Она не даст нам данных… Но это не означает, что они безвозвратно утрачены для нас. Ладно. Я думаю, что мне, возможно с парой друзей, удастся вывести ее совесть из затруднительного положения.
– Да, – вздохнул Гарвин. – Кто бы вывел мою.
– Ну, – произнес Ньянгу, – похоже, ты не являлся пределом мечтаний Катун… А может, ей просто было любопытно, и это оказалось частью ее расследования. Или, может, она нечто вроде ученого, который делает холофильм о цирковых. Ступай, купи цветов для Дарод. Думаю, это поможет, и она через пару-тройку эонов или эпох перестанет дуться на тебя, предательского ублюдка.
– Спасибо, – пробурчал Гарвин. – Так что, теперь ты сам собираешься совершить набег на ее медовую ловушку?
– Не я, братец. Во-первых, существует Маев, что само по себе здорово осложняет дело. Во-вторых, я едва ли супермен, которого, видимо, ищет наша Кекри. В-третьих, в отличие от некоторых высоких блондинистых типов, которые гордо позируют на руководящих должностях и цирковых аренах, я знаю свои пределы.
– Нн… нно… но ведь именно ты посоветовал мне это сделать, – растерянно пролепетал Гарвин.
– Да ладно, – отмахнулся Ньянгу. – Я уже давно не трачу время на свои триумфы. Что я собираюсь сделать теперь, после того как изучу результаты твоих мутных и несфокусированных холосъемок заводов Берта, так это найти славненького, надежненького лилипута.
Глава 12
– Огромное спасибо, что пригласил меня погулять, – сказала Кекри Катун.
– Спасибо, что ты согласилась пойти со мной, – прогудел Бен Дилл. – Здорово, взять с собой самую красивую женщину на корабле, чтобы купить картину или что-нибудь в этом роде на свои неправедно нажитые гроши.
Кекри криво улыбнулась.
– Меня не особенно приглашают куда бы то ни было. Порой я чувствую себя изгоем. Может, потому, что с иной планеты, чем вы все.
– Бычьи яйца! Никто тебя не изгоняет. Мы с такого количества миров, – солгал Бен, – какое только можно себе представить. Так что это не играет роли. Скорее, это потому, что ты такая красивая. Заметь, что многих статисток никуда не водят. Так что не такая уж ты и мученица.
Кекри ухмыльнулась и сжала руку Дилла.
– Осторожно, леди, – предупредил он. – Не мешайте пилоту, даже если он лучший в шести системах. А это всего лишь вонючий флаер.
– А что это за странные корабли, на которых вы обычно летаете?
– Это «аксаи», – ответил Дилл. – Построены мусфиями… вроде Аликхана. Они летали в бой… – тут Бен внезапно вспомнил предостережение Ньянгу и его легенду, – …против некоторых кораблей Конфедерации незадолго до крушения. Мы купили несколько через третьи руки.
– Вы вели дела с мусфиями?
– Цирковые ведут дела со всеми.
Кекри, казалось, почувствовала предупреждение, поскольку нашла иную тему.
– Так что именно я должна делать?
– По части искусства у меня вкус, как у бегемота, – сказал Дилл. – Но моя каюта выглядит совершенно голой. Мне сказали про эту бодягу от искусства, которую устраивают каждые выходные вдоль реки, протекающей через Пенду. И я подумал, что ты, наверное, могла бы помочь мне выбрать что-нибудь не совсем ужасное.
– Пилот, – задумчиво произнесла Кекри, – ты хочешь что-нибудь, связанное с полетами и космосом?
– Ни в коем случае, – возразил Бен. – Я этим занимаюсь и не очень-то жажду смотреть на это еще и в свободное время. Мне бы, скорей, что-нибудь поабстрактнее.
Кекри взглянула на него с некоторым уважением.
– Итак, у тебя продвинутые вкусы в живописи, ты можешь поднять тысячекилограммовую штангу, умеешь летать на «аксае»…
– И почти все, что угодно, – закончил за нее Дилл. – Не хвастаюсь.
– И все, что угодно еще, – повторила Кекри. – Какие еще таланты в тебе спрятаны?
– Я тайный лысеющий сексманьяк и застенчив, как течная сука.
Кекри засмеялась, протянула руку и потрепала его по бедру.
– Ладно, Мистер Скромник. Это, часом, не посадочное ли поле – вон там, внизу?
– Несомненно, леди. А теперь смотрите и держитесь за свой желудок.
Дилл положил флаер набок и нырнул вертикально вниз к маленькому полю. В последний момент он выровнял машину и посадил так, что даже тормоза не скрипнули.
– Вот мы и на месте, – произнес он. – Речка там. Так что пойдем и посмотрим, есть ли у них что-нибудь, что стоит купить.
У служителя слегка округлились глаза при виде ослепительной женщины и чудовищных размеров мужчины, выбирающихся из флаера.
– Держи, – Бен подкинул в воздух кредит. – Не давай никому писать свои инициалы на капоте и прогрей машину к моему возвращению!
– Сэр, – пролепетал служитель, неустанно кланяясь. – Да, сэр! Хотите, я ее еще вымою и отполирую?
– Не-а, – отмахнулся Дилл. – Она же все равно снова запылится.
Когда они отошли подальше, он спросил украдкой:
– Что я сделал не так? Бросил ему не ту монету или еще что? Я думал, он предложит на мне жениться.
– Мне кто-то говорил, что один кредит Конфедерации обменивается, если ты сможешь найти место, где обменять, – заметила Кекри, – на примерно недельный заработок в местной валюте.
– Проклятье! Черт с ним, с искусством, – воскликнул Дилл. – Пойдем, найдем себе храм и заделаемся при нем менялами.
Лилипута звали Фелип Мандл, и он часто называл себя Счастливчик Фелип.
– Разумеется, Счастливчик Фелип счастлив помочь цирку, ибо разве не сказано в моем контракте, что я должен быть «вообще полезен», помимо моей актерской деятельности? И я прекрасно знаю, как хранить молчание, и признаю, что думал, что у нашей труппы есть некие темные тайны, особенно принимая во внимание, как мы сейчас одеты, что, безусловно, не является нормой для большинства артистов, – произнес он несколько на адреналине. – Но почему вы решили выбрать именно Счастливчика Фелипа? В Цирке Янсма больше дюжины лилипутов.
– Мы немного порасспрашивали, – откликнулся Ньянгу, – о прошлом людей.
– Ах! Это была ошибка, – всплеснул ручками Мандл. – Я был очень молод, а она была очень красива и клялась, что эти драгоценности забрал у нее ревнивый любовник. А я был единственным, кто мог забраться к нему в пентхауз. И я почти выбрался оттуда с ними.
– Расслабься, – утешил его Ньянгу. – Некоторое время назад имели место вещи, которые почти удались мне.
Мандл оглядел еще троих спутников, находившихся на заднем сиденье флаера. Как и они с Ньянгу, Пенвит, Лир и техник-электронщик по имени Лимодо были одеты в черное с ног до головы, с натянутыми на лица масками, увеличенными световыми очками на лбу и шейными микрофонами. Каждый держат на коленях небольшую походную сумку.
– Я, э, заметил, что вы все вооружены. А почему мне ничего не дали? – Фелип попытался изобразить возмущение.
– Ты знаешь, как пользоваться бластером? – спросила Лир.
– К сожалению, нет. Это талант, который мне не удалось в себе развить. Но я прекрасно владею старым реактивным оружием, и мне не кажется, что разница так уж велика.
– Она есть, – ответила Моника. – Мы не хотим, что бы ты прострелил ногу себе. Или мне.
– А-а, – протянул лилипут и забился на свое место, когда флаер на малой высоте повернул в горы.
– Святые угодники, – пробормотал Дилл, глядя на полуактивную холокартину почти с него высотой. – Я не знал, что существует столько оттенков красного или столько способов идиотски выглядеть, размахивая во все стороны бластером.
– Ш-шш, – толкнула его локтем Кекри. – По-моему, вон там стоит художник.
– Представь меня ему, и любимый сыночек миссис Дилл швырнет его в реку прямо через набережную. Он слишком ничтожен, чтобы жить.
Художники – сотни две, а может и больше – выставили свои работы вдоль длинного променада, прислонив некоторые из них к каменной стене, вытянувшейся за их спинами. Со стороны реки над серой холодной водой поднимался трехметровый обрыв. Тут и там качались привязанные лодки.
– Пойдем, – Кекри дернула Бена за рукав. – Мы же только начали.
– А нет ли здесь где-нибудь бара? Мой художественный вкус, похоже, напрямую связан с моими вкусовыми рецепторами, и, может быть, если я проглочу баночку-шестую пива, что-нибудь из этого хлама и покажется лучше.
– Никогда не покупай произведения искусства по пьяни, – строго произнесла Кекри. – Это одна из старых присказок моей бабушки.
– Да? Чем же она зарабатывала на жизнь, чтобы сделаться такой мудрой?
– Думаю, держала бордель.
– С позволения бога солнца, я лучше буду держаться тебя, – Дилл хрипло хохотнул. – Выйдя в отставку, я хотел бы поселиться именно в публичном доме.
– Ладно уж, – заключила Кекри. – Ты явно не в том настроении, чтобы смотреть живопись.
– Особенно это дерьмо. Почему все думают, что в дурацкой картинке про дурацкий развороченный космический корабль с по-дурацки торчащими ребрами на фоне заката есть нечто печальное? Это выше моего понимания, – пожаловался Дилл. – Я лучше прилеплю на стену какую-нибудь мазню, намалеванную пальцем. Моим собственным.
– Если так, то вон, по-моему, одна из здешних забегаловок.
– Прекрасно! Сейчас, только пропустим эту колонну, и…
Колонна состояла из полудюжины тяжелых флаеров с крытыми грузовыми прицепами. Покрытие сдернулось, и из прицепов посыпались вооруженные люди.
– Е-мое! – Дилл схватил Кекри за руку и увлек ее к будкам художников. – Во что мы, черт дери, вляпались?
– Там, – указала Кекри на десять или больше машин, пересекающих реку по низкому мосту.
Люди за спиной у Дилла начали стрелять по второй колонне. Оттуда открыли ответный огонь. Тяжелые бластеры на крышах флаеров и машин пускали снаряды навстречу друг другу. Послышались вопли ужаса и боли.
Дилл лежал ничком на тротуаре, полуприкрыв собой Кекри. Рядом распластался художник, картина которого так не понравилась Бену.
– Что за дьявольщина здесь творится?
Художник быстро помотал головой.
– Наверное, опять анархисты палят друг в друга. Они не могут прийти к соглашению относительно формы своей организации.
Он вскрикнул и забился в судороге, когда по дорожке и сквозь его спину защелкали осколки.
– Здесь небезопасно, – Дилл бросил взгляд окрест, сгреб пискнувшую от удивления Кекри и помчался назад, пиная мольберты и ругаясь, что не вооружен. Кто-то заметил его, выстрелил и промахнулся.
Бен перелез через парапет набережной, плюхнулся в реку и поплыл под водой, продолжая крепко держать Кекри за ногу.
Наконец они всплыли. Кекри отфыркивалась.
– Лучше бы ты умела плавать.
– Я умею. Твой маленький номер с прыжком застал меня несколько врасплох.
– Ладно, – произнес Дилл. – Мы доберемся вон до той маленькой лодочки, отвяжем ее и, прикрываясь ее дальним бортом, позволим ей пронести нас некоторое время вниз по течению.
– Хорошо, – Кекри перевернулась на спину. – Быстро соображаешь.
– Человеку моих размеров приходится. А теперь помолчи и держи темп.
Они усердно проплыли несколько метров, потом Дилл шлепнул ладонью по воде, словно взбешенный кит хвостом.
– Черт, анархисты дерутся друг с другом. Воистину, что за гребаный мир!
– Счастливчик Фелип может станцевать гавот на этом куске стали, – прошептал в микрофон Мандл, быстро взбираясь по перепончатому стеклу Архивов «Берта Индастриз». – Причем на руках.
– Заткнись и взломай, чтобы мы могли проникнуть внутрь, – ответил Ньянгу.
Мандл опустился на колени. Его ручная горелка крохотно полыхнула. Карлик вынул полужидкое стекло пальцами в асбестовых перчатках, просунул руку внутрь, нашел задвижку и открыл окно.
– Антре ву, – произнес он.
– Сначала спусти веревку, – потребовала Лимодо. – Я тебе не акробат какой-нибудь.
Мандл привязал веревку к чему-то твердому внутри здания архива и бросил конец ей. Техник, быстро перебирая руками, забралась наверх. Остальные трое последовали за ней. Пробравшись внутрь, они оказались на железной платформе.
С минуту все стояли молча, сканируя темную внутренность здания. Потом легионеры сделали знак – кружок, образованный большим и указательным пальцами. «Никакой охраны. По крайней мере, в пределах видимости».
Ньянгу указал вниз, и они прокрались по лестнице на нижний этаж. Лимодо проверила терминалы, включила один. Долгие минуты она пялилась в голубое свечение, наугад трогая сенсоры. Наконец кивнула.
– Думаю, поймала. – И начала свои поиски, сверяясь с вынутым из полевой сумки крошечным экраном, отображавшим полученные на Тиборге серийные номера.
Прошел час, затем другой, пока техник прокладывала извилистый путь сквозь недра архивов.
– По крайней мере, никаких мин-ловушек или огненных стен, – доложила она. – Кажется, все довольно прямолинейно.
– ЗАМРИ! – был ответ Ньянгу, и все повиновались, завидев у главного входа двух человек, светивших внутрь обычными фонариками. Никто не шевельнулся, люди ушли, и работа продолжилась.
– Вот мы и добрались. – Дилл завел лодку в док, выпрыгнул наружу с носовым фалинем и привязал суденышко.
– Ты меня впечатлил, – сказала Кекри.
Дилл запрыгнул обратно. Лодка качнулась, и он ухватился за крышу крохотной кабины.
– Тогда вы, миледи, обязаны наградить меня поцелуем. Потом мы вызовем подъемник. Пусть кто-нибудь вернется за этим чертовым флаером, и черт с ними, с моими художественными наклонностями, во веки веков.
Кекри подняла свои полуоткрытые губы к его губам. Поцелуй затянулся, потом сделался чуть более настойчивым. Ее руки скользнули с его шеи вниз по спине, потом вокруг талии и вниз по животу…
– Боги мои! – выпучила глаза Катун, неожиданно прервавшись.
– Гм… ты же знала, я очень большой парень, – Дилл несколько смутился. – В том числе и…
– Заткнись, – приказала Кекри. – Кабина не заперта?
– Э… нет.
– Тогда внутрь. Быстро!
– Э… ладно.
– Есть, – доложила Лимодо, присоединяя маленькое записывающее устройство-вампир к терминалу. – Пять или, может, десять минут, и у нас будет все. И еще пять, чтобы замести следы.
Счастливчик Фелип высунулся из своего укрытия как раз под кафедрой.
– Как у тебя все просто. Я ожидал бури эмоций.
– Тихо, – прошептал Пенвит в свой ком. Они с Лир затаились с другой стороны от входа, держа стволы наготове на случай появления непрошеных гостей. – Уверенность – дурная примета.
– Вспомни те драгоценности, за которыми ты охотился, – добавила Лир. – Здесь почти то же самое.
– Хвостики вверх, хвостики вверх, – пропели Танон и Фанон.
Слоны повиновались. Даже малыши, Чертенок и Лоти, сцепили хоботы и хвосты, и процессия зазмеилась прочь из шатра под зажигающийся свет.
– Спасибо, что ты согласилась пойти со мной, – прогудел Бен Дилл. – Здорово, взять с собой самую красивую женщину на корабле, чтобы купить картину или что-нибудь в этом роде на свои неправедно нажитые гроши.
Кекри криво улыбнулась.
– Меня не особенно приглашают куда бы то ни было. Порой я чувствую себя изгоем. Может, потому, что с иной планеты, чем вы все.
– Бычьи яйца! Никто тебя не изгоняет. Мы с такого количества миров, – солгал Бен, – какое только можно себе представить. Так что это не играет роли. Скорее, это потому, что ты такая красивая. Заметь, что многих статисток никуда не водят. Так что не такая уж ты и мученица.
Кекри ухмыльнулась и сжала руку Дилла.
– Осторожно, леди, – предупредил он. – Не мешайте пилоту, даже если он лучший в шести системах. А это всего лишь вонючий флаер.
– А что это за странные корабли, на которых вы обычно летаете?
– Это «аксаи», – ответил Дилл. – Построены мусфиями… вроде Аликхана. Они летали в бой… – тут Бен внезапно вспомнил предостережение Ньянгу и его легенду, – …против некоторых кораблей Конфедерации незадолго до крушения. Мы купили несколько через третьи руки.
– Вы вели дела с мусфиями?
– Цирковые ведут дела со всеми.
Кекри, казалось, почувствовала предупреждение, поскольку нашла иную тему.
– Так что именно я должна делать?
– По части искусства у меня вкус, как у бегемота, – сказал Дилл. – Но моя каюта выглядит совершенно голой. Мне сказали про эту бодягу от искусства, которую устраивают каждые выходные вдоль реки, протекающей через Пенду. И я подумал, что ты, наверное, могла бы помочь мне выбрать что-нибудь не совсем ужасное.
– Пилот, – задумчиво произнесла Кекри, – ты хочешь что-нибудь, связанное с полетами и космосом?
– Ни в коем случае, – возразил Бен. – Я этим занимаюсь и не очень-то жажду смотреть на это еще и в свободное время. Мне бы, скорей, что-нибудь поабстрактнее.
Кекри взглянула на него с некоторым уважением.
– Итак, у тебя продвинутые вкусы в живописи, ты можешь поднять тысячекилограммовую штангу, умеешь летать на «аксае»…
– И почти все, что угодно, – закончил за нее Дилл. – Не хвастаюсь.
– И все, что угодно еще, – повторила Кекри. – Какие еще таланты в тебе спрятаны?
– Я тайный лысеющий сексманьяк и застенчив, как течная сука.
Кекри засмеялась, протянула руку и потрепала его по бедру.
– Ладно, Мистер Скромник. Это, часом, не посадочное ли поле – вон там, внизу?
– Несомненно, леди. А теперь смотрите и держитесь за свой желудок.
Дилл положил флаер набок и нырнул вертикально вниз к маленькому полю. В последний момент он выровнял машину и посадил так, что даже тормоза не скрипнули.
– Вот мы и на месте, – произнес он. – Речка там. Так что пойдем и посмотрим, есть ли у них что-нибудь, что стоит купить.
У служителя слегка округлились глаза при виде ослепительной женщины и чудовищных размеров мужчины, выбирающихся из флаера.
– Держи, – Бен подкинул в воздух кредит. – Не давай никому писать свои инициалы на капоте и прогрей машину к моему возвращению!
– Сэр, – пролепетал служитель, неустанно кланяясь. – Да, сэр! Хотите, я ее еще вымою и отполирую?
– Не-а, – отмахнулся Дилл. – Она же все равно снова запылится.
Когда они отошли подальше, он спросил украдкой:
– Что я сделал не так? Бросил ему не ту монету или еще что? Я думал, он предложит на мне жениться.
– Мне кто-то говорил, что один кредит Конфедерации обменивается, если ты сможешь найти место, где обменять, – заметила Кекри, – на примерно недельный заработок в местной валюте.
– Проклятье! Черт с ним, с искусством, – воскликнул Дилл. – Пойдем, найдем себе храм и заделаемся при нем менялами.
Лилипута звали Фелип Мандл, и он часто называл себя Счастливчик Фелип.
– Разумеется, Счастливчик Фелип счастлив помочь цирку, ибо разве не сказано в моем контракте, что я должен быть «вообще полезен», помимо моей актерской деятельности? И я прекрасно знаю, как хранить молчание, и признаю, что думал, что у нашей труппы есть некие темные тайны, особенно принимая во внимание, как мы сейчас одеты, что, безусловно, не является нормой для большинства артистов, – произнес он несколько на адреналине. – Но почему вы решили выбрать именно Счастливчика Фелипа? В Цирке Янсма больше дюжины лилипутов.
– Мы немного порасспрашивали, – откликнулся Ньянгу, – о прошлом людей.
– Ах! Это была ошибка, – всплеснул ручками Мандл. – Я был очень молод, а она была очень красива и клялась, что эти драгоценности забрал у нее ревнивый любовник. А я был единственным, кто мог забраться к нему в пентхауз. И я почти выбрался оттуда с ними.
– Расслабься, – утешил его Ньянгу. – Некоторое время назад имели место вещи, которые почти удались мне.
Мандл оглядел еще троих спутников, находившихся на заднем сиденье флаера. Как и они с Ньянгу, Пенвит, Лир и техник-электронщик по имени Лимодо были одеты в черное с ног до головы, с натянутыми на лица масками, увеличенными световыми очками на лбу и шейными микрофонами. Каждый держат на коленях небольшую походную сумку.
– Я, э, заметил, что вы все вооружены. А почему мне ничего не дали? – Фелип попытался изобразить возмущение.
– Ты знаешь, как пользоваться бластером? – спросила Лир.
– К сожалению, нет. Это талант, который мне не удалось в себе развить. Но я прекрасно владею старым реактивным оружием, и мне не кажется, что разница так уж велика.
– Она есть, – ответила Моника. – Мы не хотим, что бы ты прострелил ногу себе. Или мне.
– А-а, – протянул лилипут и забился на свое место, когда флаер на малой высоте повернул в горы.
– Святые угодники, – пробормотал Дилл, глядя на полуактивную холокартину почти с него высотой. – Я не знал, что существует столько оттенков красного или столько способов идиотски выглядеть, размахивая во все стороны бластером.
– Ш-шш, – толкнула его локтем Кекри. – По-моему, вон там стоит художник.
– Представь меня ему, и любимый сыночек миссис Дилл швырнет его в реку прямо через набережную. Он слишком ничтожен, чтобы жить.
Художники – сотни две, а может и больше – выставили свои работы вдоль длинного променада, прислонив некоторые из них к каменной стене, вытянувшейся за их спинами. Со стороны реки над серой холодной водой поднимался трехметровый обрыв. Тут и там качались привязанные лодки.
– Пойдем, – Кекри дернула Бена за рукав. – Мы же только начали.
– А нет ли здесь где-нибудь бара? Мой художественный вкус, похоже, напрямую связан с моими вкусовыми рецепторами, и, может быть, если я проглочу баночку-шестую пива, что-нибудь из этого хлама и покажется лучше.
– Никогда не покупай произведения искусства по пьяни, – строго произнесла Кекри. – Это одна из старых присказок моей бабушки.
– Да? Чем же она зарабатывала на жизнь, чтобы сделаться такой мудрой?
– Думаю, держала бордель.
– С позволения бога солнца, я лучше буду держаться тебя, – Дилл хрипло хохотнул. – Выйдя в отставку, я хотел бы поселиться именно в публичном доме.
– Ладно уж, – заключила Кекри. – Ты явно не в том настроении, чтобы смотреть живопись.
– Особенно это дерьмо. Почему все думают, что в дурацкой картинке про дурацкий развороченный космический корабль с по-дурацки торчащими ребрами на фоне заката есть нечто печальное? Это выше моего понимания, – пожаловался Дилл. – Я лучше прилеплю на стену какую-нибудь мазню, намалеванную пальцем. Моим собственным.
– Если так, то вон, по-моему, одна из здешних забегаловок.
– Прекрасно! Сейчас, только пропустим эту колонну, и…
Колонна состояла из полудюжины тяжелых флаеров с крытыми грузовыми прицепами. Покрытие сдернулось, и из прицепов посыпались вооруженные люди.
– Е-мое! – Дилл схватил Кекри за руку и увлек ее к будкам художников. – Во что мы, черт дери, вляпались?
– Там, – указала Кекри на десять или больше машин, пересекающих реку по низкому мосту.
Люди за спиной у Дилла начали стрелять по второй колонне. Оттуда открыли ответный огонь. Тяжелые бластеры на крышах флаеров и машин пускали снаряды навстречу друг другу. Послышались вопли ужаса и боли.
Дилл лежал ничком на тротуаре, полуприкрыв собой Кекри. Рядом распластался художник, картина которого так не понравилась Бену.
– Что за дьявольщина здесь творится?
Художник быстро помотал головой.
– Наверное, опять анархисты палят друг в друга. Они не могут прийти к соглашению относительно формы своей организации.
Он вскрикнул и забился в судороге, когда по дорожке и сквозь его спину защелкали осколки.
– Здесь небезопасно, – Дилл бросил взгляд окрест, сгреб пискнувшую от удивления Кекри и помчался назад, пиная мольберты и ругаясь, что не вооружен. Кто-то заметил его, выстрелил и промахнулся.
Бен перелез через парапет набережной, плюхнулся в реку и поплыл под водой, продолжая крепко держать Кекри за ногу.
Наконец они всплыли. Кекри отфыркивалась.
– Лучше бы ты умела плавать.
– Я умею. Твой маленький номер с прыжком застал меня несколько врасплох.
– Ладно, – произнес Дилл. – Мы доберемся вон до той маленькой лодочки, отвяжем ее и, прикрываясь ее дальним бортом, позволим ей пронести нас некоторое время вниз по течению.
– Хорошо, – Кекри перевернулась на спину. – Быстро соображаешь.
– Человеку моих размеров приходится. А теперь помолчи и держи темп.
Они усердно проплыли несколько метров, потом Дилл шлепнул ладонью по воде, словно взбешенный кит хвостом.
– Черт, анархисты дерутся друг с другом. Воистину, что за гребаный мир!
– Счастливчик Фелип может станцевать гавот на этом куске стали, – прошептал в микрофон Мандл, быстро взбираясь по перепончатому стеклу Архивов «Берта Индастриз». – Причем на руках.
– Заткнись и взломай, чтобы мы могли проникнуть внутрь, – ответил Ньянгу.
Мандл опустился на колени. Его ручная горелка крохотно полыхнула. Карлик вынул полужидкое стекло пальцами в асбестовых перчатках, просунул руку внутрь, нашел задвижку и открыл окно.
– Антре ву, – произнес он.
– Сначала спусти веревку, – потребовала Лимодо. – Я тебе не акробат какой-нибудь.
Мандл привязал веревку к чему-то твердому внутри здания архива и бросил конец ей. Техник, быстро перебирая руками, забралась наверх. Остальные трое последовали за ней. Пробравшись внутрь, они оказались на железной платформе.
С минуту все стояли молча, сканируя темную внутренность здания. Потом легионеры сделали знак – кружок, образованный большим и указательным пальцами. «Никакой охраны. По крайней мере, в пределах видимости».
Ньянгу указал вниз, и они прокрались по лестнице на нижний этаж. Лимодо проверила терминалы, включила один. Долгие минуты она пялилась в голубое свечение, наугад трогая сенсоры. Наконец кивнула.
– Думаю, поймала. – И начала свои поиски, сверяясь с вынутым из полевой сумки крошечным экраном, отображавшим полученные на Тиборге серийные номера.
Прошел час, затем другой, пока техник прокладывала извилистый путь сквозь недра архивов.
– По крайней мере, никаких мин-ловушек или огненных стен, – доложила она. – Кажется, все довольно прямолинейно.
– ЗАМРИ! – был ответ Ньянгу, и все повиновались, завидев у главного входа двух человек, светивших внутрь обычными фонариками. Никто не шевельнулся, люди ушли, и работа продолжилась.
– Вот мы и добрались. – Дилл завел лодку в док, выпрыгнул наружу с носовым фалинем и привязал суденышко.
– Ты меня впечатлил, – сказала Кекри.
Дилл запрыгнул обратно. Лодка качнулась, и он ухватился за крышу крохотной кабины.
– Тогда вы, миледи, обязаны наградить меня поцелуем. Потом мы вызовем подъемник. Пусть кто-нибудь вернется за этим чертовым флаером, и черт с ними, с моими художественными наклонностями, во веки веков.
Кекри подняла свои полуоткрытые губы к его губам. Поцелуй затянулся, потом сделался чуть более настойчивым. Ее руки скользнули с его шеи вниз по спине, потом вокруг талии и вниз по животу…
– Боги мои! – выпучила глаза Катун, неожиданно прервавшись.
– Гм… ты же знала, я очень большой парень, – Дилл несколько смутился. – В том числе и…
– Заткнись, – приказала Кекри. – Кабина не заперта?
– Э… нет.
– Тогда внутрь. Быстро!
– Э… ладно.
– Есть, – доложила Лимодо, присоединяя маленькое записывающее устройство-вампир к терминалу. – Пять или, может, десять минут, и у нас будет все. И еще пять, чтобы замести следы.
Счастливчик Фелип высунулся из своего укрытия как раз под кафедрой.
– Как у тебя все просто. Я ожидал бури эмоций.
– Тихо, – прошептал Пенвит в свой ком. Они с Лир затаились с другой стороны от входа, держа стволы наготове на случай появления непрошеных гостей. – Уверенность – дурная примета.
– Вспомни те драгоценности, за которыми ты охотился, – добавила Лир. – Здесь почти то же самое.
– Хвостики вверх, хвостики вверх, – пропели Танон и Фанон.
Слоны повиновались. Даже малыши, Чертенок и Лоти, сцепили хоботы и хвосты, и процессия зазмеилась прочь из шатра под зажигающийся свет.