– Там, откуда я родом, – отрезал Хэл, – штатские не задают таких вопросов.
   – Может, это не так уж и глупо, – пожал плечами Феччиа. – Я слышал, что в уголовном мире очень щепетильно относятся к таким вещам.
   У Хэла в душе словно что-то сломалось. Раньше он всегда предпочитал отшучиваться, но сейчас внезапно почувствовал, что время настало. В мгновение ока он вскочил на ноги, отшвырнув портупею и мастику, и одним прыжком преодолел десяток футов, отделявших его от здоровяка.
   Тот разинул рот, и Хэл, которому гнев придал сил, рывком поставил обидчика на ноги и отвесил ему две хорошие зуботычины. Из разбитой губы Феччиа хлынула кровь.
   Хэл отпустил его и с размаху врезал ему в живот, собравшись добить противника ударом сложенных вместе кулаков по затылку, когда Эв Ларнелл оттащил Кэйлиса. Хэл стремительно обернулся, намереваясь броситься на Ларнелла, как вдруг весь его гнев куда-то улетучился.
   Он опустил руки.
   – Прости.
   Потом повернулся обратно к Феччиа, который, согнувшись пополам, судорожно хватал ртом воздух, и схватил его за грудки.
   – А теперь слушай меня внимательно, потому что повторять я не стану, – проговорил он очень тихо. – Ты больше не будешь говорить ни со мной, ни с кем-либо другим обо мне, если только не получишь такой приказ.
   Феччиа уставился на него с выражением теленка, глядящего на топор мясника. Хэл еще дважды ударил его наотмашь, прохрипев:
   – Ты меня понял?
   Тот оцепенело кивнул, и Хэл оттолкнул его прочь. Феччиа на нетвердых ногах побрел прочь, к уборным. Его вырвало, он немного постоял, потом поплелся дальше.
   Кэйлис обмяк, чувствуя себя опустошенным.
   Остальные курсанты смотрели на него, и вид у них был несколько странный.
   Сэслик внезапно ухмыльнулась.
   – Тебе никто не говорил, что гнев очень тебе к лицу, солдат?
   Напряжение спало, и со всех сторон послышались нервные смешки. Курсанты снова занялись чисткой.
 
   – У тебя такой вид, будто ты только что подрался, Феччиа, – осклабившись, процедил сержант Пэтрис. – Ты знаешь, что драки у нас запрещены?
   – Никак нет, сэр, – выдавил Феччиа, с трудом дыша, чтобы не усиливать боль в треснувших ребрах. Лицо у него распухло и начало наливаться багровой синевой. – Я не дрался, сержант. Случайно наткнулся на дверной косяк, сержант.
   – Уверен?
   – Так точно, сержант.
   Пэтрис отступил на шаг.
   – Я удивлен, разрази меня гром. Пожалуй, из тебя все-таки может выйти солдат.
 
   Вечером, когда они уже разошлись по своим баракам, Хэл решил нарушить свое правило и спросил у Рэя Гэредиса, не был ли случайно его отец всадником на драконе.
   – Он и сейчас всадник, – ответил Гэредис. – Он учил меня, хотя и считал, что я еще слишком молод, чтобы летать вместе с ним.
   – Я так и думал, – сказал Хэл и рассказал ему, как прямо перед войной пытался найти работу у его отца и как тот сказал, что хочет найти себе местечко где-нибудь в деревне и подождать, пока миру не надоест воевать.
   – Намеревался, – подтвердил Рэй. – Потом, после того как осадили Паэстум, он – как это сегодня выразилась Гарт? – подхватил эту патриотическую лихорадку и попытался завербоваться в армию. Ему сказали, что он слишком стар для войны, и посоветовали отправляться домой. Некоторое время он был в полном унынии, и я уже было решил, что он сдался, а потом он принялся писать письма всем подряд, когда стало понятно, что война затягивается. Не исключая, если не ошибаюсь, и отца Сэслик в королевском зверинце, которому он твердил, что знает уйму всего о драконах и что они могут быть ключом к победе. Думаю, все сочли, что он маленько не в себе, поскольку до сих пор никто не придумал, как можно приспособить к делу драконов, кроме шпионских игр в небе. Ну или, по крайней мере, мне так говорили. Как бы то ни было, к нему пришли, произвели его в лейтенанты и дали ему под начало еще два десятка других таких же, так что теперь он офицер службы снабжения и в его обязанности входит покупка драконов у их хозяев, а также поиск детенышей и их дрессировка. Я очень надеюсь, что он сам приедет с нашими драконами, если они все-таки сюда прибудут.
   – Было бы чертовски здорово, – пробурчал из своего угла Фаррен, – если бы король дал ему приказ отправить этого тупого Спенса обратно в конюшню, а на его место поставить кого-нибудь, кто знает, с какого конца у дракона задница, а с какого – зубы.
   – Значит, в нашей комнате собралось целых три всадника, – вставил Ларнелл.
   – Ты что, тоже летал? – удивился Гэредис.
   – Ну разумеется, – отозвался Ларнелл. – В наших краях устраивали ярмарки, и каждый вечер обязательно выступали всадники на драконах.
   – И ты был одним из них?
   – Ну да, – подтвердил Ларнелл.
   – И как же у вас надевали на дракона сбрую? – поинтересовался Гэредис.
   Повисло долгое молчание, потом Ларнелл сказал:
   – Ну, точно так же, как и у всех остальных. Мы использовали веревки и вожжи с массивным металлическим мундштуком и цепным недоуздком.
   – А седла у вас были какие?
   – Такие же, как у лошадей, – срывающимся голосом сказал Ларнелл. – Только ремни длиннее были, а так подводили их под передние лапы и выводили перед задними.
   – А-а, – невыразительно протянул Гэредис.
   Хэл понял, что в их группе прикидывается опытным всадником не один Феччиа.
 
   На следующий день, после утренних строевых упражнений к Хэлу подошел Эв Ларнелл. Он облизнул губы и нерешительно начал:
   – Я хотел бы кое о чем попросить тебя.
   – Если это в моих силах.
   – Вчера вечером... В общем, мне кажется, что вы с Гэредисом догадались, что я на самом деле никогда в жизни не сидел на драконе.
   Хэл неопределенно хмыкнул.
   – Вы правы, – сказал Ларнелл, и в его голосе послышалось отчаяние. – Я только видел их в небе да еще однажды побывал на драконьем аттракционе, прежде чем поступить сюда.
   – И зачем же ты солгал?
   – Потому что... потому что я испугался.
   – Чего?
   – Я завербовался, когда Паэстум окружили рочийцы, и отправился в Сэйджин вместе с королевскими пограничниками. Мы сражались в каждом бою, и, как правило, в авангарде. Кэйлис, в моем отряде все до единого были убиты или тяжело ранены. Я единственный из первого призыва, кто остался в живых, и я знаю, что нас так и будут кидать в самое пекло, а потом, когда всех перебьют, наберут вместо нас новых, целый полк. Так даже удобнее – можно не давать нам отдыха вообще. Но я все помню... и буду помнить всегда. Помню, каково это – видеть всех своих друзей мертвыми, друзей, с которыми еще час назад ты беззаботно шутил. И тогда ты решаешь, что больше не позволишь никому приблизиться к тебе, стать твоим другом, и это, возможно, самое худшее.
   Сам того не замечая, Ларнелл говорил все громче и громче.
   – Я просто не мог все это больше выносить. Я не дезертир... я не сбежал бы. Но я подумал, что если я скажу, будто разбираюсь в драконах, то смогу уйти с передовой. Получу шанс обдумать все, собраться. Пожалуйста, не рассказывай никому обо мне, – умоляюще сказал он, и его голос был голосом ребенка, который смертельно боится, что о его проступке станет известно родителям.
   Хэл взглянул ему в глаза, увидел морщинки в уголках век и подумал, что у Ларнелла взгляд очень старого человека.
   Послушай, – сказал Хэл, немного помолчав. – Я не доносчик. Я уже говорил это прежде и, возможно, скажу еще не раз. Ты хочешь летать на драконах, и это замечательно. Но не стоит делать так, как ты сделал вчера. Просто держи рот на замке и не болтай о том, чего не знаешь.
   – Не буду. Честное слово, не буду. И спасибо. Спасибо тебе.
   Он дважды кивнул и поспешил прочь.
   «Превосходно, – подумал Хэл. – Теперь ты еще и исповедником стал. А вдруг Ларнелл пройдет обучение, а потом дрогнет в бою и подставит кого-нибудь? »
   «Тогда, – холодно проговорила какая-то часть его разума, – тебе придется убить его собственными руками».
 
   – Может, принести тебе чего-нибудь из столовки, Хэл? – с заискивающей улыбкой спросил Вэд Феччиа.
   – Не нужно, спасибо.
   Феччиа поколебался, потом убежал. Сержант Ти слышал этот обмен репликами.
   – Он несколько переменился после одного происшествия, о котором я слышал, – заметил он.
   – Да, – коротко отозвался Хэл.
   – Почти как задира, которому в голову вбили немного ума... Или как какая-нибудь шавка, которая лижет задницу здоровой псине, намявшей ей холку... с той, разумеется, разницей, что в нашей школе запрещены драки.
   Хэл ничего не ответил. Феччиа был с ним само дружелюбие после той «драки», которую Хэл считал лишь незначительной стычкой.
   – Один совет, юный сержант, – сказал Ти. – Змея, сменившая кожу однажды, вполне может сделать это и во второй раз.
   – Я уже понял это.
   – Просто на всякий случай.
 
* * *
 
   – Это может быть интересным, – сказал Фаррен Мария. – Видишь, что у меня тут?
   – Похоже на... – осторожно ответил Хэл, – на детскую игрушку. Ты впал в детство, Фаррен, прикидываясь дурачком, чтобы уклониться от одного из милых нарядов Пэтриса?
   – Хе-хе... – протянул Мария. – И что же это за игрушка?
   – Ну...
   – Что-то вроде ассенизационной повозки, проехавшей примерно половину своего круга, – ответил Рэй Гэредис.
   Четверо курсантов притулились в дверях своего барака. Фаррен специально предупредил их, не пояснив, в чем дело, и сказав, что никто не должен их видеть.
   – Умник-разумник, – сказал Мария. Его соседи уже привыкли к тому, что время от времени он начинает сыпать прибаутками. – Так, только так, и никак иначе.
   – А кто это тащится к повозке?
   – Пэтрис.
   – Хе. Хе. Хе, – снова 6 сказал Фаррен, теперь раздельно.
   – Я вырезал эту штуковину из задка повозки. Потом окунул в настоящее дерьмо – своего собственного не пожалел, пожертвовал, как говорится, – и натер кое-какими травками, которые надергал во время последней пробежки. И еще сказал над ней кое-какие слова, которым научил меня мой прадедушка. Колеса я сделал из зубочисток, а потом потер о настоящие. А теперь смотрите на эту повозку, а я стану колдовать.
   Гэредис с испугом отпрянул, и Фаррен усмехнулся, заметив это.
   – Осторожно, а не то я ошибусь, и ты всю оставшуюся жизнь проскачешь жабой.
 
Катится повозка,
Колесики скрипят,
Что везет повозка,
О том не говорят.
 
 
Колесо болтайся,
Колесо качнись,
Колесо вихляйся,
Возьми и ОТВАЛИСЬ!
 
   С этими словами Фаррен отодрал у игрушечной повозки одно из колесиков.
   Ничего не произошло.
   Но снаружи колесо настоящей ассенизационной повозки с жалобным скрипом слетело с оси.
   Подвода накренилась, и сержант Пэтрис вскрикнул. Через миг она рухнула набок, выплеснув густую коричневую волну, с головой накрывшую офицера.
   Тот попытался убежать, но тут отвалилось второе колесо, и его снова обдало зловонной жижей.
   Высыпавшие из своих бараков на крики курсанты торжествующе завопили, сгибаясь пополам от хохота.
   – Просто чудо! – сказал Хэл, торжественно взяв Фаррена за уши и поцеловав его.
   – Отвали! – пискнул Мария.
   – Так ты действительно колдун! – сказал Эв Ларнелл.
   – Теперь мы всю ночь будем все это убирать, – сказал Рэй. – Но я ни на минуту об этом не пожалею.
   – Разрешите обратиться, сержант? – спросил Хэл у Ти, замещавшего Пэтриса в его отсутствие.
   – Обращайтесь.
   – Вы же приписаны к нашей группе, верно?
   – Да.
   – Но я не помню, чтобы вы хоть раз вели занятия, если не считать утренней пробежки раз в неделю.
   – Да.
   – Можно узнать почему?
   Ти улыбнулся улыбкой кота, скрывающего множество секретов, и ничего не ответил.
   – Я тоже хотел бы кое-что у вас узнать, Кэйлис.
   – Да, сержант.
   – У вас есть какие-то соображения относительно того, как с бедным сержантом Пэтрисом мог произойти тот несчастный случай?
   – Никак нет, сержант.
   – Так я и думал. И никто другой тоже не знает. – Ти улыбнулся, и его худое, похожее на череп лицо стало почти дружелюбным.
   – Возвращайтесь к своим товарищам, юный сержант. Скоро вечернее занятие.
   Хэл, поняв, что никакого ответа на свой вопрос не получит, отсалютовал и удалился.
   Возможный ответ пришел к нему на бегу: как высокопоставленный офицер не станет без веских на то причин рассказывать о том, где был, так, должно быть, обстояли дела и с сержантом.
   Неужели Ти понимал, какая липа вся эта школа, и не хотел брать на себя ответственность за этот балаган?
 
   Некоторые курсанты взяли привычку между вечерней поверкой и отбоем сидеть за бараками, на тихой поляне, – если позволяла погода. Там можно было поболтать о событиях дня, попытаться решить, увидят ли они вообще когда-нибудь живого дракона, не говоря уже о том, чтобы полетать на нем.
   Поскольку осень уже плавно перетекала в зиму, многие прихватывали с собой одеяла, сидя на них и накидывая на плечи.
   Однажды вечером все отправились спать, кроме Хэла и Сэслик.
   Было тихо и ясно, ночной воздух дышал холодом, и они обнаружили, что совершенно естественным образом сидят, прижавшись друг к другу и глядя на почти полную луну.
   – Представь себе, – тихонько сказала Сэслик, – что где-нибудь в Роче такие же парень и девушка, как мы, всадники на драконах, сейчас сидят и смотрят на эту луну... Интересно, о чем они думают? О чем-нибудь романтическом?
   Хэл тоже думал о рочийцах, за тем лишь исключением, что его мысли крутились, скорее, вокруг нескольких появившихся у него идей относительно того, как можно убивать рочийских всадников – какого бы пола они ни были.
   – Ну конечно, – поспешно согласился он. – Всякие романтические мечты, и, например, о том, чтобы... м-м... танцевать под луной, и...
   Голос у него сорвался, и он обнаружил, что смотрит прямо в ее глаза, до краев полные лунным светом.
   Ему мгновенно захотелось поцеловать ее, и он потянулся к ней, а ее губы чуть приоткрылись, но тут у них над ухом послышалось вкрадчивое:
   – Ах, до чего же трогательно!
   Хэл вихрем обернулся и увидел сержанта Пэтриса, бесшумно подкравшегося к ним на четвереньках.
   – Значит, у нас осталась еще уйма сил, не так ли, на то, чтобы заниматься тут всяким непотребством, вместо того чтобы лежать в кроватках, как подобает хорошим мальчикам и девочкам?
   – Э-э...
   – Встать! Смирно! Шагом марш! Они повиновались.
   – Полагаю, раз вы полны сил, то не откажетесь от поручения? Раз уж вы все равно не желаете спать ночью?
   – Э-э... – выдавил Хэл.
   – Что, вы уже починили ассенизационную повозку, сержант? – невинно осведомилась Сэслик.
   – К сожалению, нет. Только не думайте, что я отправлю вас чинить ее сейчас, поскольку здесь без шума не обойдется, а я не хочу, чтобы сон ваших товарищей был потревожен из-за ваших... забав. А сейчас марш переодеваться в комбинезоны, птенчики. Жду вас там, где раньше был ипподром. Там есть одна конюшня, которую уже лет сто никто не чистил.
 
   На заре конюшня сияла такой же первозданной чистотой, как в тот день, когда ее закончили строить. Хэл и Сэслик трудились при свете фонаря, а Пэтрис время от времени заходил, чтобы приглядеть за ними.
   – Вполне неплохо, – одобрил он, когда уже заиграли утреннюю побудку. – А теперь марш по своим баракам и переоденьтесь в форму. У вас есть пятнадцать минут, и не вздумайте опоздать. Да смотрите, чтобы ни от одного не разило конским навозом, как сейчас! Пятнадцать минут, а потом я запланировал для вас чудесный кросс по пересеченной местности, прежде чем позавтракать.
   Двоица бросила свои метлы и поспешила к баракам, твердо зная, что никак не успеет вымыться, не говоря уж о том, чтобы одеться.
   Но их ждал сюрприз.
   В двух бараках – именно в тех, где жили Хэл и Сэслик, – горел свет.
   – Бегом, идиоты, – рявкнул Фаррен, а из второго барака высунулась Минта Гарт. – Вода уже нагрета. Вашу форму мы приготовили.
   Проворные руки помогли Хэлу выбраться из вонючего комбинезона, и в тот же миг на него, стоявшего, дрожа, перед своим бараком, обрушились каскады мыльной воды. Чуть поодаль все то же самое проделывали с Сэслик.
   Хэл слишком устал, чтобы при взгляде на нее ему в голову закралась хотя бы одна похотливая мысль. В руки ему полетел мундир, и он поспешно натянул его.
   Единственная мысль, промелькнувшая у него в мозгу, когда он под пронзительные трели свистков мчался с остальными курсантами на плац, была о том, что с драконами или без, но они все-таки умудрились превратиться из стаи новобранцев в сплоченную команду.
 
   На следующий день привезли драконов, и все изменилось.

10

   Драконов было ровно двадцать пять, сердито шипящих, с гибкими длинными шеями, пытающихся вонзить свои клыки во все, до чего могли дотянуться. Они были цепями прикованы к повозкам, каждую из которых тянула упряжка из десяти волов.
   Хэл решил, что все они как раз входят в пору зрелости.
   Сэслик согласилась с ним и добавила, что им четыре, возможно, пять лет.
   – Рановато для полетов, зато в самый раз для дрессировки, – добавил Рэй Гэредис, радостно заулюлюкал, нарушил строй и, не обращая никакого внимания на грозный окрик сержанта Пэтриса, помчался к невысокому бородачу, которого Хэл тут же узнал.
   – Ты считал? – спросил Фаррен. – Ровнехонько двадцать пять. Если предположить, что мы, как и те идиоты, что учились здесь до нас, поедем на войну на этих поганцах после того, как закончим обучение, значит, считается, что кто-то из нас не дотянет до выпуска или просто вылетит. Выходит, пятнадцать из нас обречены.
   – Скорее всего, и то и другое, – мрачно сказал Эв Ларнелл.
   – Ну, я лично не собираюсь делать ни того ни другого, – едко вставил Мария. – «Летая в небе, следи за землей» – вот мой девиз.
   С каких это пор? – подозрительно осведомился Ларнелл.
   – А вот с этих самых, – парировал Фаррен. – Зачем нужен девиз, если его нельзя в любой момент перетряхнуть, подправить и вообще переменить на противоположный?
   Изменения последовали немедленно. Гэредис привез с собой пятерых из своей команды, каждый из которых был опытным всадником. Он объявил, что у него приказ взять командование школой на себя, и поэтому всем надлежит отправиться помогать выгружать драконов.
   – Включая офицеров, – добавил он.
   Сэр Перс Спенс куда-то отбыл. Никто не видел, как и когда.
   Гэредис появился на дневном построении и велел всем курсантам подойти ближе.
   – Я вам тут не оратор. Судя по тому, что рассказал мне сержант Ти, с вами только и делали, что гоняли взад-вперед по плацу, а тому, ради чего вы сюда приехали, практически не учили. С сегодняшнего дня все изменится.
   Сержант Ти возьмет на себя всю строевую подготовку, какую сочтет необходимой. Думаю, ее будет не слишком много. Основное время мы будем посвящать обучению вас не только тому, как летать, но и тому, как остаться в живых на фронте. Сражения стали более ожесточенными, и никто из нас не знает точно, как в них впишутся драконы. Поэтому от вас зависит не только судьба сражений, но и все будущее полетов на драконах.
   К сожалению, в армии предостаточно... гм... вряд ли меня одобрят, если я назову их старыми упрямцами, но они и есть упрямцы, считающие, что армия не должна ни меняться, ни учиться чему-то новому. Вашей задачей, как задачей тех немногих, кто учился здесь до вас, и, я надеюсь, многих после вас, будет заставить их изменить свое мнение.
   А теперь можете отправляться на обед. К сожалению, сегодня вечером вам придется удовольствоваться холодными закусками, соленьями, помидорами и хлебом. Я был вынужден распустить здешних поваров, поскольку полагаю, что нам следует питаться не хуже, чем драконам, поэтому, пока мы не найдем кого-нибудь более сведущего, нам придется самим готовить по очереди, а также помогать на кухне и убирать. Правда, обещаю, что времени размышлять о еде ни у кого из нас не будет. Мы все будем весьма заняты.
 
   – Ну, – сказал Гэредис, поправляя очки на переносице, – возможно, вам будет интересно взглянуть вот на это.
   Он водрузил на кафедру толстенный фолиант, буквально распухший от бумаг, частично напечатанных, частично написанных от руки.
   – Здесь все, что я, по моему мнению, узнал о драконах за двадцать лет. Но если кто-нибудь из вас знает что-то лучше или даже просто думает, что знает, пожалуйста, можете не стесняясь прервать меня. Помните, мы изучаем драконов всего лишь триста лет – с тех. пор, как они впервые появились на наших берегах.
   – Откуда они взялись? – поинтересовался сэр Лоурен Дэмиен.
   – Скорее всего, откуда-то с дальнего севера.
   – А зачем они прилетели на юг? – спросил Фаррен.
   – Точно никто не знает. Существуют теории относительно того, что климат изменился и они были вынуждены мигрировать. Есть и другая теория, согласно которой драконы в естественных условиях питаются быками, огромные стада которых бродят по безлюдным северным землям. Возможно, какая-нибудь эпидемия, поразившая стада, или то, что они стали слишком многочисленны для своих естественных угодий, могло заставить их переселиться.
   Скорее уж, за ними кто-то охотился, – высказался Фаррен.
   – Не исключено, – улыбнулся Гэредис. – Что может быть причиной, по которой дальний север так и остается, неисследованным, не говоря уж о том, что на Черный остров, наиболее логичный плацдарм для любого подобного исследования, заявляют свои права рочийцы.
 
   Курсанты разбились на пары, поскольку на каждого дракона приходилось почти по два человека, и начались дежурства по стойлам. Вэд Феччиа каким-то образом оказался в паре с Хэлом, и тому приходилось выполнять большую часть работы самому, поскольку Феччиа, похоже, до смерти боялся этих великанов.
   Это не злило Хэла. Он преспокойно отправлял Феччиа к насосу, который им дали, и поливал своего зверя мыльной водой, а потом от души чистил жесткими щетками на длинных ручках.
   Похоже, «его» дракону это нравилось, по крайней мере, цапнуть Хэла клыками он пытался только в начале и в конце процедуры.
   Сэслик определила, что Хэлу, скорее всего, досталась самка.
   – Вот и славно, Хэл. Легче дрессировать, да и ухаживать тоже.
   У самой Сэслик был самец, которого она назвала Нантом, в честь, как она сказала, «одного из моих воображаемых друзей, которые были у меня в детстве».
   Хэл не стал давать своему дракону никакого имени. Он знал, что война будет долгой, и этот дракон мог быть первым из очень многих. В особенности если его идеи найдут свое воплощение.
   После мытья Хэл натирал драконью чешую маслом, проверял, не потрескались ли когти, хотя, по правде говоря, и сам не знал, что стал бы делать, если бы один из них действительно сломался, выгребал нечистоты, которые дракон производил в устрашающих количествах, и менял пропитанную резким запахом драконьей мочи солому, на которой тот спал.
   Закончив со всем этим, он выводил дракона, неуклюже ковыляющего на своих длинных лапах, со связанными крыльями на прогулку по бывшему ипподрому. То, что «его» зверь не слишком дружелюбно относился к другим драконам, казалось ему добрым знаком.
   Пищу дракону давали обычно дважды в день: утром, как правило, овцу или теленка, а вечером – соленую рыбу. Хэл был очень рад, что в состав команды Гэредиса входил штатный мясник. В качестве особого лакомства время от времени в клетку дракона запускали живых кроликов.
 
   – Нам известны четыре – хотя их наверняка больше – вида драконов. Правда, не исключено, что на самом деле три из них просто разновидности одного. Другой же, известный как черноостровная или просто черная разновидность, по всем параметрам существенно превышает прочих драконов, имеет преимущественно черную окраску и считается не поддающимся дрессировке и наиболее опасным для людей. Однако замечу, – сказал Гэредис, – что некоторое количество всадников еще до войны сумели найти, приручить и успешно ездить на драконах, которые предположительно происходили с Черного острова, так что и здесь тоже нет никакой определенности. Способны ли другие виды скрещиваться с черными драконами? Честно говоря, я просто не знаю.
 
   Наконец-то нашли новых поваров, Гэредис распорядился в конце каждой недели выдавать пиво, и один вечер освободили для отдыха.
   Но все это для Хэла не шло ни в какое сравнение с тем, что Рэй, которого очень быстро произвели в офицеры, позволил ему – впервые! – полетать в заднем седле на смирной самке дракона.
   – Так управляют этой скотинкой, – сказал он, – хотя, думаю, все это известно тебе еще с тех времен, когда ты работал у Афельни. Хлестнешь ее вожжами по левой стороне шеи, и, при некотором опыте, она повернет в ту сторону. Ударишь ее справа – только не сильно, без лишней жестокости, – и она полетит туда. Потянешь поводья на себя, и, если повезет, эта животина начнет подниматься вверх. Стукнешь по обеим сторонам шеи – и она, возможно, спикирует вниз. Если захочешь полететь быстрее, ударишь пятками по бокам. Потянешь еще раз на себя – полетишь медленнее.
   Рэй сделал паузу.
   – Это самый сложный способ управления. Некоторые драконы – как-то отец дал мне полетать на таком – подчиняются командам голосом. Другие, которых я видел, чувствуют, как всадник нагибается в седле, и поворачивают вместе с ним. А эта неповоротливая корова глупа как пробка и считает, что, просто поднимаясь с земли, сполна отрабатывает свою ежедневную кормежку. Пристегнись и полетели.
   Хэл повиновался, и Рэй вспрыгнул в переднее седло.
   – Но-о! – воскликнул он, и дракон, поерзав, приподнялся на лапах и выбежал из загона. Ее крылья развернулись, ударили раз, другой – и они оказались в воздухе.