Страница:
– Ты можешь, – сказала она себе. – Если Киссун может, то и ты тоже.
Тесла услышала крик женщины – первый звук, который та издала. Реальность вокруг них всколыхнулась, но в Голливуд они не перенеслись. Ликсов становилось все больше и больше.
– Еще раз, – велела себе Тесла. – Попробуй еще раз.
Она сосредоточилась на женщине, которая все еще отрывала от своего тела и вытаскивала из волос ликсов.
– Давай! – приказывала Тесла. – Ну, пожалуйста, господи, давай!
На этот раз образы в воображении загустели, Тесла и женщина поднялись в воздух. Мир вокруг рассыпался, словно паззл, и сложился в новую картинку.
Тесла узнала место. Именно отсюда она перенеслась в Петлю. Тот же пролитый кофе на полу, то же солнце за окном, а в центре комнаты – Рауль, ожидающий ее возвращения. По выражению его лица она поняла, что забрать с собой женщину ей удалось. Но она не сразу догадалась, что перенесла сюда всю картинку целиком, включая ликсов, облепивших раненое тело. Твари отдалились от Киссуна, но это не убавило их энергии. Они продолжали извиваться, разбрызгивая по полу свою смердящую кровь. К счастью, теперь от них остались отдельные фрагменты – головы, хвосты, тела. Наконец их конвульсии замедлились. Тесла не стала тратить на них время. Она позвала Рауля, чтобы отнести женщину в спальню и уложить на кровать.
Раненая достойно сражалась, и досталось ей крепко, она была вся в крови. Но при таком истощении у нее не осталось сил чувствовать боль.
– Присмотри за ней, – сказала Тесла Раулю. – Я принесу воды.
– Что случилось? – спросил Рауль.
– Я чуть не продала твою душу лживому ублюдку, – сказала Тесла. – Но не волнуйся. Я только что выкупила ее обратно.
V
VI
VII
Тесла услышала крик женщины – первый звук, который та издала. Реальность вокруг них всколыхнулась, но в Голливуд они не перенеслись. Ликсов становилось все больше и больше.
– Еще раз, – велела себе Тесла. – Попробуй еще раз.
Она сосредоточилась на женщине, которая все еще отрывала от своего тела и вытаскивала из волос ликсов.
– Давай! – приказывала Тесла. – Ну, пожалуйста, господи, давай!
На этот раз образы в воображении загустели, Тесла и женщина поднялись в воздух. Мир вокруг рассыпался, словно паззл, и сложился в новую картинку.
Тесла узнала место. Именно отсюда она перенеслась в Петлю. Тот же пролитый кофе на полу, то же солнце за окном, а в центре комнаты – Рауль, ожидающий ее возвращения. По выражению его лица она поняла, что забрать с собой женщину ей удалось. Но она не сразу догадалась, что перенесла сюда всю картинку целиком, включая ликсов, облепивших раненое тело. Твари отдалились от Киссуна, но это не убавило их энергии. Они продолжали извиваться, разбрызгивая по полу свою смердящую кровь. К счастью, теперь от них остались отдельные фрагменты – головы, хвосты, тела. Наконец их конвульсии замедлились. Тесла не стала тратить на них время. Она позвала Рауля, чтобы отнести женщину в спальню и уложить на кровать.
Раненая достойно сражалась, и досталось ей крепко, она была вся в крови. Но при таком истощении у нее не осталось сил чувствовать боль.
– Присмотри за ней, – сказала Тесла Раулю. – Я принесу воды.
– Что случилось? – спросил Рауль.
– Я чуть не продала твою душу лживому ублюдку, – сказала Тесла. – Но не волнуйся. Я только что выкупила ее обратно.
V
Неделю назад прибытие в Паломо-Гроув такого количества голливудских звезд наверняка выгнало бы горожан на улицы, но сегодня мало кто обращал на них внимание. Лимузины поднимались на Холм незамеченными, за их тонированными стеклами пассажиры подправляли макияж и нюхали кокаин. Те, что постарше, гадали, скоро ли эта лицемерная публика явится отдавать последнюю дань им самим; молодые тешили себя надеждой, что к исходу их срока изобретут лекарство от смерти. Немногие из собравшихся действительно любили Бадди. Большинство ему завидовало, кто-то его вожделел, и почти все радовались его падению с вершины славы. Любовь редко встречается в подобном обществе. Ведь она – трещина в броне, повредить которую опасно.
Пассажиры лимузинов удивлялись отсутствию зевак. Многие не желали быть узнанными, но отсутствие внимания задевало их. Однако они быстро адаптировались. В каждой машине возникал вопрос почему покойник решил уединиться в такой богом забытой дыре, как Паломо-Гроув? Ему было что скрывать, вот почему. Но что? Пьянство? Об этом все знали. Наркотики? Кого это волнует. Женщины? Он сам вечно хвастался сексуальными подвигами. Нет, тут должно быть что-то посерьезней. Догадки текли бесконечным потоком, пока гости вылезали из автомобилей и подходили с соболезнованиями к вдове, встречавшей их на пороге. Толки возобновлялись, едва приглашенные входили в дом.
Карнавальная коллекция Бадди разделила присутствующих на две части. Одни назвали ее отражением сущности усопшего, воплощением безвкусицы, авантюризма и, в отрыве от ее контекста, бессмыслицей. Другие заявили, что для них это откровение, показавшее ту сторону характера покойного, о существовании которой они и не подозревали. Кто-то спросил Рошель, не продаст ли она некоторые экспонаты. Она ответила, что если по завещанию они ей достанутся, то она с радостью от них избавится.
Юморист Ламар вышел к гостям, улыбаясь во весь рот. В годы размолвки с Бадди он и представить не мог, что будет распорядителем на его поминках. Он даже не пытался скрыть своего удовлетворения. Да и зачем? Жизнь слишком коротка, и нужно получать удовольствие при малейшей возможности. При мысли о том, что двумя этажами выше ждет Яфф, его улыбка стала еще шире. Он не знал, что именно собирается сделать Яфф, но было забавно думать о присутствующих как о корме для скота Ламар презирал их. Он знал, на какие моральные трюки, устыдившие бы самого папу римского, они способны ради прибыли, карьеры или рекламы. А иногда ради трех пунктов одновременно. Он с отвращением смотрел на это племя, вытравившее из себя любые добрые чувства, душившее все самое лучшее. Тем не менее он никогда не показывал своего отношения. Ему приходилось работать среди них. Вот Бадди (бедный Бадди) никогда не скрывал отвращения. Стоило ему выпить лишнего, как он принимался ругать окружавших его дураков. Эта неосмотрительность и привела его к падению с пьедестала славы. В городе, где слова ничего не стоят, лишние разговоры могут дорого обойтись. Здесь простили бы растрату, дурные привычки, склонность к малолетним, изнасилование и, может быть, даже убийство – но Бадди называл их дураками. Этого ему никогда не простили.
Ламар целовал красоток, здоровался с молодыми людьми, пожимал руки их нынешним и бывшим покровителям. Он представил отвращение Бадди к подобной процедуре. За годы их дружбы ему не раз приходилось уговаривать Бадди уйти с вечеринки, когда тот не мог сдержать оскорблений. И никогда не удавалось уговорить.
– Прекрасно выглядишь, Лам.
Перед ним предстало перекормленное лицо Сэма Сагански – одного из самых влиятельных «серых кардиналов» Голливуда. Рядом с ним стояла большегрудая девушка, одна из многих большегрудых девушек, которых Сэм вводил в высший свет, а потом устраивал публичный скандал и бросал, на всю жизнь ломая им карьеру и утверждая свою репутацию сердцееда.
– Как себя чувствуешь на его поминках? – спросил Сагански.
– Это не совсем поминки, Сэм.
– Все равно, он умер, а ты жив. Не говори, что ты этому не рад.
– Может быть.
– Мы выжили, Лам. Имеем право чесать яйца и смеяться. Жизнь прекрасна.
– Да, – сказал Ламар, – пожалуй, прекрасна.
– Мы тут все победители, да, дорогая? – Он повернулся к девушке, щедро демонстрировавшей плоды труда своего дантиста – Что может быть приятнее этого чувства?
– Увидимся чуть позже, Сэм.
– А фейерверк будет? – поинтересовалась девушка. Ламар подумал про Яффа, ожидающего наверху, и улыбнулся.
Обойдя комнату, он поднялся к своему покровителю.
– Приличная толпа, – сказал Яфф.
– Ты доволен?
– Вполне.
– Хочу с тобой кое-что обсудить, пока ты не слишком… занят.
– Что именно?
– Я о Рошели.
– А-а.
– Я понимаю, что ты затеваешь что-то значительное, и поверь, я только рад. Если ты сотрешь эту мразь с лица нашей гребаной земли, ты сделаешь миру огромное одолжение.
– Жаль тебя разочаровывать, – сказал Яфф. – Но они не отправятся на тот свет. Я просто заберу у них кое-что личное. Их смерть мне не нужна Это скорее сфера интересов моего сына.
– Я должен быть уверен, что это не коснется Рошели.
– Не трону ее и пальцем, – сказал Яфф. – Еще что-то? Ты доволен?
– Да Спасибо.
– Ну, так давай начнем.
– Что ты собираешься сделать?
– Я хочу, чтобы ты проводил ко мне гостей по одному. Пусть сначала немного выпьют, а потом., предложи им показать дом…
– Мужчин или женщин?
– Сначала мужчин, – сказал Яфф, снова повернувшись к окну. – Они податливее. Мне кажется или уже и правда темнеет?
– Нет, это тучи.
– Дождь?
– Вряд ли.
– Жалко. О, еще гости. Тебе лучше пойти и встретить их.
Пассажиры лимузинов удивлялись отсутствию зевак. Многие не желали быть узнанными, но отсутствие внимания задевало их. Однако они быстро адаптировались. В каждой машине возникал вопрос почему покойник решил уединиться в такой богом забытой дыре, как Паломо-Гроув? Ему было что скрывать, вот почему. Но что? Пьянство? Об этом все знали. Наркотики? Кого это волнует. Женщины? Он сам вечно хвастался сексуальными подвигами. Нет, тут должно быть что-то посерьезней. Догадки текли бесконечным потоком, пока гости вылезали из автомобилей и подходили с соболезнованиями к вдове, встречавшей их на пороге. Толки возобновлялись, едва приглашенные входили в дом.
Карнавальная коллекция Бадди разделила присутствующих на две части. Одни назвали ее отражением сущности усопшего, воплощением безвкусицы, авантюризма и, в отрыве от ее контекста, бессмыслицей. Другие заявили, что для них это откровение, показавшее ту сторону характера покойного, о существовании которой они и не подозревали. Кто-то спросил Рошель, не продаст ли она некоторые экспонаты. Она ответила, что если по завещанию они ей достанутся, то она с радостью от них избавится.
Юморист Ламар вышел к гостям, улыбаясь во весь рот. В годы размолвки с Бадди он и представить не мог, что будет распорядителем на его поминках. Он даже не пытался скрыть своего удовлетворения. Да и зачем? Жизнь слишком коротка, и нужно получать удовольствие при малейшей возможности. При мысли о том, что двумя этажами выше ждет Яфф, его улыбка стала еще шире. Он не знал, что именно собирается сделать Яфф, но было забавно думать о присутствующих как о корме для скота Ламар презирал их. Он знал, на какие моральные трюки, устыдившие бы самого папу римского, они способны ради прибыли, карьеры или рекламы. А иногда ради трех пунктов одновременно. Он с отвращением смотрел на это племя, вытравившее из себя любые добрые чувства, душившее все самое лучшее. Тем не менее он никогда не показывал своего отношения. Ему приходилось работать среди них. Вот Бадди (бедный Бадди) никогда не скрывал отвращения. Стоило ему выпить лишнего, как он принимался ругать окружавших его дураков. Эта неосмотрительность и привела его к падению с пьедестала славы. В городе, где слова ничего не стоят, лишние разговоры могут дорого обойтись. Здесь простили бы растрату, дурные привычки, склонность к малолетним, изнасилование и, может быть, даже убийство – но Бадди называл их дураками. Этого ему никогда не простили.
Ламар целовал красоток, здоровался с молодыми людьми, пожимал руки их нынешним и бывшим покровителям. Он представил отвращение Бадди к подобной процедуре. За годы их дружбы ему не раз приходилось уговаривать Бадди уйти с вечеринки, когда тот не мог сдержать оскорблений. И никогда не удавалось уговорить.
– Прекрасно выглядишь, Лам.
Перед ним предстало перекормленное лицо Сэма Сагански – одного из самых влиятельных «серых кардиналов» Голливуда. Рядом с ним стояла большегрудая девушка, одна из многих большегрудых девушек, которых Сэм вводил в высший свет, а потом устраивал публичный скандал и бросал, на всю жизнь ломая им карьеру и утверждая свою репутацию сердцееда.
– Как себя чувствуешь на его поминках? – спросил Сагански.
– Это не совсем поминки, Сэм.
– Все равно, он умер, а ты жив. Не говори, что ты этому не рад.
– Может быть.
– Мы выжили, Лам. Имеем право чесать яйца и смеяться. Жизнь прекрасна.
– Да, – сказал Ламар, – пожалуй, прекрасна.
– Мы тут все победители, да, дорогая? – Он повернулся к девушке, щедро демонстрировавшей плоды труда своего дантиста – Что может быть приятнее этого чувства?
– Увидимся чуть позже, Сэм.
– А фейерверк будет? – поинтересовалась девушка. Ламар подумал про Яффа, ожидающего наверху, и улыбнулся.
Обойдя комнату, он поднялся к своему покровителю.
– Приличная толпа, – сказал Яфф.
– Ты доволен?
– Вполне.
– Хочу с тобой кое-что обсудить, пока ты не слишком… занят.
– Что именно?
– Я о Рошели.
– А-а.
– Я понимаю, что ты затеваешь что-то значительное, и поверь, я только рад. Если ты сотрешь эту мразь с лица нашей гребаной земли, ты сделаешь миру огромное одолжение.
– Жаль тебя разочаровывать, – сказал Яфф. – Но они не отправятся на тот свет. Я просто заберу у них кое-что личное. Их смерть мне не нужна Это скорее сфера интересов моего сына.
– Я должен быть уверен, что это не коснется Рошели.
– Не трону ее и пальцем, – сказал Яфф. – Еще что-то? Ты доволен?
– Да Спасибо.
– Ну, так давай начнем.
– Что ты собираешься сделать?
– Я хочу, чтобы ты проводил ко мне гостей по одному. Пусть сначала немного выпьют, а потом., предложи им показать дом…
– Мужчин или женщин?
– Сначала мужчин, – сказал Яфф, снова повернувшись к окну. – Они податливее. Мне кажется или уже и правда темнеет?
– Нет, это тучи.
– Дождь?
– Вряд ли.
– Жалко. О, еще гости. Тебе лучше пойти и встретить их.
VI
Хови отдавал себе отчет, что поход в лес на окраине Дирделла – пустая затея. Встреча не повторится. Флетчер ушел, и вместе с ним ушло то, что он один мог объяснить. Но Хови все-таки отправился в лес в надежде, что возвращение на место, где он встретил своего отца, пробудит воспоминания и поможет докопаться до истины.
Солнце скрылось за туманной дымкой облаков, но под листвой деревьев было так же жарко, как в прошлый раз. А может быть, еще жарче, и уж точно влажнее. Хови собирался идти сразу к месту их первой встречи с Флетчером, но задумался и сбился с пути. Искать дорогу не хотелось. В сущности, своим приходом сюда он просто выразил уважение своей матери и человеку, против собственного желания ставшему его отцом.
Но случай или какое-то наитие вернуло его на прежний курс. Когда он вышел из-за деревьев на круглую поляну, он не сразу понял, что оказался там, где восемнадцать лет назад была наколдована его жизнь. Да, верное слово. Именно наколдована. Флетчер был магом, хотя и скверным. А сам Хови – его фокус. Но всем троим участникам этого циркового номера – Хови, его матери и Флетчеру – вместо цветов и аплодисментов достались боль и страдания. Много лет Хови стремился приехать сюда, и все ради того, чтобы узнать: он всего-навсего кролик, которого фокусник вытащил из шляпы за уши.
Он подошел к входу в пещеру, до сих пор огражденному полицейской лентой с надписью «не приближаться». Стоя у заграждения, он заглянул в зияющую бездну. Где-то там его отец провел в ожидании долгие годы, вцепившись в своего врага, словно сама смерть. Теперь там внизу покоился труп комика, и его никогда не извлекут.
Он поднял глаза, и внутри все оборвалось. Он был не один. На противоположном краю этой могилы стояла Джо-Бет.
Хови не мог оторвать от нее глаз, боясь, что девушка вот-вот исчезнет. После прошлой ночи она не может быть здесь. Но он ее видел.
Их разделяло слишком большое расстояние. Он не мог спросить, что она тут делает, а кричать не хотел. Да и нужен ли ему ответ? Она была здесь, потому что он был здесь, потому что она… и так далее.
Она пошевелилась первой: ее рука потянулась к вороту темного платья и расстегнула пуговицу. Выражение ее лица, казалось, не изменилось. Правда, он снял очки, когда вошел под сень деревьев, и теперь не хотел искать их в кармане рубашки. Он просто смотрел, ждал и надеялся, что настанет минута, когда они подойдут друг к другу. Она тем временем расстегнула платье и пряжку пояса. Хови не позволял себе подойти к ней, хотя удерживал себя с трудом. Она уронила пояс на землю, взялась за подол платья и стянула его через голову. Он не смел дышать, боясь пропустить малейшую подробность. На ней остались лишь белые трусики, грудь была обнажена.
Хови возбудился. Он сдвинулся, чтобы принять более удобную позу, а она истолковала это как сигнал, бросила платье и пошла навстречу. Одного шага оказалось достаточно. Хови тоже направился к ней. Они шли вдоль ограждения, каждый со своей стороны. По пути юноша снял куртку и бросил на землю.
Когда они оказались в нескольких футах друг от друга, она сказала:
– Я знала, что ты будешь здесь. Не знаю откуда. Я уехала из супермаркета вместе с Рут…
– С кем?
– Не валено. Я хотела извиниться.
– За что?
– За вчерашний вечер. Я тебе не поверила, а должна была.
Она коснулась его лица.
– Ты меня простишь?
– Да нечего прощать, – сказал он.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
– Да, – ответил он. Ей даже не нужно было ничего говорить.
Это оказалось легко – после всех попыток их разделить. Они были словно магниты. Кто бы ни пытался или что бы ни пыталось тянуть их в разные стороны, они все равно соединялись, как сейчас. Они ничего не могли с этим поделать. И не хотели.
Она начала вытягивать рубашку из его штанов. Он помог ей, стянул рубашку через голову. Те две секунды темноты, пока его лицо закрывала ткань, ее образ – лицо, грудь, белое белье – продолжал стоять у него перед глазами. Потом она возникла вновь, наяву. Она расстегивала его ремень. Он сбросил ботинки, протанцевал на одной ноге, снимая носки, и наконец скинул штаны.
– Мне было страшно, – сказала она.
– А сейчас? Сейчас тебе страшно?
– Нет.
– Я не дьявол. Я не Флетчер. Я твой.
– Я люблю тебя.
Она положила ладони ему на грудь и развела их в стороны, словно разглаживая подушку. Он обнял ее и притянул к себе.
Его руки скользнули по ее спине к резинке ее трусиков и под нее. Она целовала его от носа к подбородку. Когда она дошла до его губ, Хови облизал ее губы. Она прижалась к нему всем телом.
– Здесь, – тихо сказала она. – Да?
– Да. Почему нет? Тут никого нет. Я хочу, Хови.
Он улыбнулся. Она чуть отстранилась и, встав перед ним на колени, спустила с него трусы. Она нежно взяла член в руку, потом сжала сильнее. Хови тоже встал на колени. Член она не выпустила, а стала ласкать его, пока юноша не остановил ее руку.
– Тебе нехорошо? – спросила она.
– Слишком хорошо. Не хочу…
– Чего?
– Кончить.
– Я хочу, чтобы ты кончил. – Она легла. – Я хочу, чтобы ты кончил в меня.
Он положил руки ей на бедра и снял с нее трусики. Волосы у нее между ног были немного темнее, чем на голове. Он опустил туда лицо и провел языком между ее губ. Ее тело напряглось, потом расслабилось.
Он пробежал языком от влагалища к пупку, потом от пупка к груди, от грудей к лицу, пока не оказалось, что он лежит на ней.
– Я люблю тебя, – сказал он и вошел в нее.
Солнце скрылось за туманной дымкой облаков, но под листвой деревьев было так же жарко, как в прошлый раз. А может быть, еще жарче, и уж точно влажнее. Хови собирался идти сразу к месту их первой встречи с Флетчером, но задумался и сбился с пути. Искать дорогу не хотелось. В сущности, своим приходом сюда он просто выразил уважение своей матери и человеку, против собственного желания ставшему его отцом.
Но случай или какое-то наитие вернуло его на прежний курс. Когда он вышел из-за деревьев на круглую поляну, он не сразу понял, что оказался там, где восемнадцать лет назад была наколдована его жизнь. Да, верное слово. Именно наколдована. Флетчер был магом, хотя и скверным. А сам Хови – его фокус. Но всем троим участникам этого циркового номера – Хови, его матери и Флетчеру – вместо цветов и аплодисментов достались боль и страдания. Много лет Хови стремился приехать сюда, и все ради того, чтобы узнать: он всего-навсего кролик, которого фокусник вытащил из шляпы за уши.
Он подошел к входу в пещеру, до сих пор огражденному полицейской лентой с надписью «не приближаться». Стоя у заграждения, он заглянул в зияющую бездну. Где-то там его отец провел в ожидании долгие годы, вцепившись в своего врага, словно сама смерть. Теперь там внизу покоился труп комика, и его никогда не извлекут.
Он поднял глаза, и внутри все оборвалось. Он был не один. На противоположном краю этой могилы стояла Джо-Бет.
Хови не мог оторвать от нее глаз, боясь, что девушка вот-вот исчезнет. После прошлой ночи она не может быть здесь. Но он ее видел.
Их разделяло слишком большое расстояние. Он не мог спросить, что она тут делает, а кричать не хотел. Да и нужен ли ему ответ? Она была здесь, потому что он был здесь, потому что она… и так далее.
Она пошевелилась первой: ее рука потянулась к вороту темного платья и расстегнула пуговицу. Выражение ее лица, казалось, не изменилось. Правда, он снял очки, когда вошел под сень деревьев, и теперь не хотел искать их в кармане рубашки. Он просто смотрел, ждал и надеялся, что настанет минута, когда они подойдут друг к другу. Она тем временем расстегнула платье и пряжку пояса. Хови не позволял себе подойти к ней, хотя удерживал себя с трудом. Она уронила пояс на землю, взялась за подол платья и стянула его через голову. Он не смел дышать, боясь пропустить малейшую подробность. На ней остались лишь белые трусики, грудь была обнажена.
Хови возбудился. Он сдвинулся, чтобы принять более удобную позу, а она истолковала это как сигнал, бросила платье и пошла навстречу. Одного шага оказалось достаточно. Хови тоже направился к ней. Они шли вдоль ограждения, каждый со своей стороны. По пути юноша снял куртку и бросил на землю.
Когда они оказались в нескольких футах друг от друга, она сказала:
– Я знала, что ты будешь здесь. Не знаю откуда. Я уехала из супермаркета вместе с Рут…
– С кем?
– Не валено. Я хотела извиниться.
– За что?
– За вчерашний вечер. Я тебе не поверила, а должна была.
Она коснулась его лица.
– Ты меня простишь?
– Да нечего прощать, – сказал он.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
– Да, – ответил он. Ей даже не нужно было ничего говорить.
Это оказалось легко – после всех попыток их разделить. Они были словно магниты. Кто бы ни пытался или что бы ни пыталось тянуть их в разные стороны, они все равно соединялись, как сейчас. Они ничего не могли с этим поделать. И не хотели.
Она начала вытягивать рубашку из его штанов. Он помог ей, стянул рубашку через голову. Те две секунды темноты, пока его лицо закрывала ткань, ее образ – лицо, грудь, белое белье – продолжал стоять у него перед глазами. Потом она возникла вновь, наяву. Она расстегивала его ремень. Он сбросил ботинки, протанцевал на одной ноге, снимая носки, и наконец скинул штаны.
– Мне было страшно, – сказала она.
– А сейчас? Сейчас тебе страшно?
– Нет.
– Я не дьявол. Я не Флетчер. Я твой.
– Я люблю тебя.
Она положила ладони ему на грудь и развела их в стороны, словно разглаживая подушку. Он обнял ее и притянул к себе.
Его руки скользнули по ее спине к резинке ее трусиков и под нее. Она целовала его от носа к подбородку. Когда она дошла до его губ, Хови облизал ее губы. Она прижалась к нему всем телом.
– Здесь, – тихо сказала она. – Да?
– Да. Почему нет? Тут никого нет. Я хочу, Хови.
Он улыбнулся. Она чуть отстранилась и, встав перед ним на колени, спустила с него трусы. Она нежно взяла член в руку, потом сжала сильнее. Хови тоже встал на колени. Член она не выпустила, а стала ласкать его, пока юноша не остановил ее руку.
– Тебе нехорошо? – спросила она.
– Слишком хорошо. Не хочу…
– Чего?
– Кончить.
– Я хочу, чтобы ты кончил. – Она легла. – Я хочу, чтобы ты кончил в меня.
Он положил руки ей на бедра и снял с нее трусики. Волосы у нее между ног были немного темнее, чем на голове. Он опустил туда лицо и провел языком между ее губ. Ее тело напряглось, потом расслабилось.
Он пробежал языком от влагалища к пупку, потом от пупка к груди, от грудей к лицу, пока не оказалось, что он лежит на ней.
– Я люблю тебя, – сказал он и вошел в нее.
VII
Смывая кровь с тела женщины, Тесла разглядела висящий у нее на шее крест. Тесла сразу его узнала – такой же показывал Киссун. Та же распростертая фигура в центре, те же изображения вокруг.
– Синклит, – сказала она.
Женщина открыла глаза. Безо всякого перехода из одного состояния в другое. Секунду назад она спала и ни на что не реагировала, теперь – ее глаза широко открыты, в них застыла тревога. Они оказались темно-серыми.
– Где я? – спросила женщина.
– Меня зовут Тесла. Ты в моей квартире.
– В Косме? – спросила женщина Измученная жарой, ветром и усталостью, она говорила тихо.
– Да, – ответила Тесла. – Мы уже не в Петле. Здесь Киссун нас не достанет.
Хотя это было не слишком точно. Шаман уже дважды доставал ее здесь. Один раз – во сне, другой – когда она готовила кофе. И ему ничто не мешало сделать это еще раз. Но сейчас Тесла не чувствовала его притяжения. Может, он задумался над тем, как ей удалось справиться с ним. А может, у него уже другие планы. Кто знает…
– Как тебя зовут?
– Мэри Муралес.
– Одна из Синклита, – сказала Тесла.
Глаза женщины устремилась на Рауля, который дежурил у двери.
– Не бойся. Если доверяешь мне, то ему тем более. А если не доверишься нам, то все пропало. Поэтому скажи мне…
– Да, я из Синклита.
– Киссун говорил, что он последний.
– Он и я.
– Остальных и правда убили?
Она кивнула и снова посмотрела на Рауля.
– Я же сказала… – начала Тесла.
– С ним что-то не так, – сказала Мэри. – Он не человек.
– Не бойся, я знаю, – сказала Тесла.
– Над?
– Нет, обезьяна, – она повернулась к Раулю. – Ты не против, что я ей рассказываю?
Рауль никак не отозвался на ее вопрос.
– Но как? – спросила Мэри.
– Долгая история. Я думала, ты знаешь об этом больше, чем я. Имя Яффе или Яфф тебе что-то говорит? Нет?
– Нет.
– Ладно… тогда нам обеим есть что рассказать.
В Петле Киссун сидел в своей хижине и взывал о помощи. Женщина Муралес ускользнула Конечно, раны у нее серьезные, но она выживала и после худших. Он должен достать ее. Он должен распространить свое влияние на реальное время. Правда, он делал это и раньше – например, так он принес сюда Теслу. До нее были другие, заблудившиеся в Jornada del muerto*[8]. Такие, как Рэндольф Яффе. Киссун смог и его привести в Петлю. Это оказалось не трудно. Но теперь предстояло работать не с человеческим сознанием и не с человеком вообще, а с существами, вовсе не имеющими сознания. Их даже нельзя назвать «живыми» в привычном смысле этого слова.
Он представил себе ликсов, неподвижно лежащих на кафельном полу. О них забыли. Хорошо. Они не такие уж слабые. Для нанесения решающего удара нужно, чтобы жертвы отвлеклись. И сейчас как раз подходящий момент. Если Киссун поторопится, он успеет заставить свидетеля замолчать.
Его призыв не остался без ответа. Помощь пришла. Сотни ползучих тварей появились из-под двери. Жуки, муравьи, скорпионы. Он раздвинул и подтянул к себе ноги, чтобы облегчить им доступ к своим гениталиям. Много лет назад он умел вызывать эрекцию и семяизвержение усилием воли, но возраст и Петля брали свое. Теперь ему требовалась помощь. Законы этой магии запрещали заклинателю касаться себя. Насекомые знали свое дело: они щекотали, кусали и жалили, и это возбуждало его. Так он и создавал ликсов, извергая семя на собственные экскременты. Семенная магия всегда была его любимой.
Пока насекомые возились, он мысленно вернулся к ликсам на кафельном полу, направляя к ним волны энергии, исходящие из его промежности.
Чтобы они принесли немного смерти, нужно дать им немного жизни.
Мэри Муралес попросила Теслу первой начать рассказывать. Несмотря на тихий голос, Мэри говорила как человек, привыкший к тому, что его просьбы выполняются. И в этот раз ее желание тоже было удовлетворено. Тесла с радостью поведала свою историю – правда, не совсем свою, ведь она играла в сюжете не слишком значительную роль – в надежде, что Мэри прольет свет на некоторые весьма загадочные детали. Но та в молчании выслушала рассказ о Флетчере, Яффе, об их детях, нунции и Киссуне. Это заняло около получаса, хотя могло бы занять и много больше времени, если бы Тесла не упражнялась в искусстве лаконичного изложения, когда готовила краткие обзоры сценариев для студий. Она практиковалась на Шекспире (с трагедиями было легко, с комедиями – беда). Но сейчас ей пришлось трудновато. Когда она начала свое повествование, оказалось, что оно развивается во всех направлениях одновременно. Это была история о любви, о происхождении видов, о безумии, о безразличии, о человекообразной обезьяне; когда начиналась трагедия – смерть Вэнса, например – тут же всплывала куча смешного. Только речь заходила о чем-то вполне обыденном, вроде молла, реальность превращалась в фантастические видения. Тесле никак не удавалось изложить все это внятно. История сопротивлялась. Едва Тесла находила правильную линию, как тут же что-то вклинивалось.
Она надеялась, что Мэри поможет разобраться в этих связях.
– Все, – сказала Тесла. – Теперь твоя очередь. Женщина немного помолчала, собираясь с силами. Потом заговорила:
– Ты ясно представляешь себе картину недавних событий и хочешь узнать, что привело к ним. Конечно, для тебя это загадка. Должна признаться, что многое непонятно и мне. Я не могу ответить на все вопросы. Многого я не знаю. Твой рассказ доказывает одно: мы обе не знаем большей части событий. Но кое-что я могу сообщить. Во-первых, и это главное: всех членов Синклита убил Киссун.
– Киссун? Издеваешься?
– Я одна из них, помнишь? – сказала Мэри. – Он многие годы плел против нас заговор.
– Заговор? Вместе с кем?
– Не догадываешься? С иад-уроборосами. Или с их представителями здесь, в Косме. После падения Синклита он вполне мог воспользоваться Искусством и провести иадов в этот мир.
– Черт! Так то, что он говорил про иадов и про Субстанцию… это правда?
– Да. Он лжет, только когда ему выгодно. Он сказал правду. Это часть его блестящего…
– Не вижу ничего блестящего в сидении в хижине, – перебила ее Тесла и добавила: – Постой, что-то тут не сходится. Если он уничтожил Синклит, чего ему бояться? Зачем ему вообще прятаться?
– Он не прячется. Он в ловушке. Троица – его тюрьма. У него есть единственная возможность выбраться оттуда…
– Воспользовавшись чужим телом.
– Именно так.
– В моем теле.
– Или в теле Рэндольфа Яффе до тебя.
– Но ведь ни я, ни Яффе не поддались на его уговоры.
– А у него небольшой выбор гостей. Требуется почти невероятное стечение обстоятельств, чтобы кто-то приблизился к Петле хотя бы на расстояние, видимое глазом. Киссун создал ее, чтобы скрыть свое преступление, а теперь Петля прячет его. Изредка кто-нибудь вроде Яффе, на грани безумия, оказывается в той точке, откуда Киссун может взять его под контроль и привести в хижину. До тебя он смог добраться благодаря нунцию. Но обычно ему приходится сидеть в одиночестве.
– Как он оказался заперт там?
– Я его поймала. Он думал, что я умерла. Мое тело принесли в Петлю вместе с остальными. Но я выжила. Я разозлила его, заставила напасть на меня и обагрить руки моей кровью.
– Руки и грудь.
Тесла вспомнила видение окровавленного Киссуна, когда впервые сбежала от него.
– Существуют весьма жесткие правила магии Петли. Внутри Петли нельзя проливать кровь. Если ее создатель сделает это, он станет ее пленником.
– Что ты имеешь в виду под словом «магия»?
– Заклинания, пассы, фокусы.
– Фокусы? Ты называешь создание временной Петли фокусом?
– Это очень древняя магия, – сказала Мэри. – Время вне времени. Упоминания о ней можно найти везде. Но для каждого состояния материи существуют свои законы, и я заставила его нарушить один из них.
– И ты тоже была там заперта?
– Не столь надежно. Но я хотела его смерти и не знала никого в Косме, кто мог бы его убить. После падения Синклита это стало почти неосуществимо. Мне пришлось остаться и ждать случая с ним покончить.
– Тогда ты тоже пролила бы кровь.
– Лучше сделать это и стать узницей, чем позволить ему продолжать жить. Он убил пятнадцать величайших мужчин и женщин. Высокие чистые души попали на бойню. Некоторых он замучил ради собственного удовольствия. Не лично, конечно. У него были агенты. Но он все это задумал. Он сделал так, чтобы мы разделились, и казнил нас поодиночке. Потом перенес тела обратно во времени в Троицу – там, как он знал, не останется никаких следов.
– И где они?
– В городе. То, что от них осталось.
– О боже. – Тесла вспомнила смердящий дом и содрогнулась. – Я чуть не увидела их.
– Но Киссун, конечно, тебе не позволил.
– Не силой. Скорее уговорами. Он такой убедительный.
– Безусловно. Он дурачил нас многие годы. Синклит – самое закрытое общество в мире, то есть он был таким. Попасть в него было практически невозможно. Были разработаны способы отбора и очищения кандидатов еще до того, как они узнавали, что Синклит существует. Киссун каким-то образом сумел обойти эти процедуры. А может, иады завербовали его, когда он уже стал одним из нас.
– Об иадах действительно так мало известно?
– Очень трудно узнать что-либо о Метакосме. Это закрытая система. Все, что мы знаем об иадах, умещается в нескольких словах. Их много, их понятия о жизни не такие, как у вас, людей, а прямо противоположные; и они хотят попасть в Косм.
– Что значит «у вас, людей»? – спросила Тесла. – Ты тоже человек, как и я.
– И да, и нет, – сказала Мэри. – Конечно, когда-то я была такой же, как ты. Но процесс очищения меняет твою природу. Будь я человеком, я не прожила бы двадцать с лишним лет в Троице, где вместо еды – скорпионы, а вместо питья – грязь. Я бы умерла, на что Киссун и рассчитывал.
– А почему ты спаслась, когда другие погибли?
– Удача. Инстинкт. Я слишком не хотела, чтобы этот ублюдок победил. На кону не только Субстанция, хотя и ее достаточно. Под угрозой весь Косм. Если иады прорвутся в мир, погибнет все. Мне кажется…
Она вдруг замолчала и села на кровати.
– Что случилось? – спросила Тесла.
– Я слышу что-то. За дверью.
– Опера, – сказала Тесла. Звуки «Лючии де Ламмермур» еще не стихли.
– Нет, – сказала Мэри. – Там что-то есть.
Не успела Тесла попросить Рауля проверить, что там, как он уже вышел. Тесла опять повернулась к Мэри.
– Все равно кое-что остается непонятным, – сказала она. – Даже многое. Например, зачем Киссуну потребовалось устраивать себе головную боль с переносом тел в Петлю? Почему он не уничтожил их в обычном мире? И почему ты позволила ему забрать себя?
– Я была ранена, почти мертва. Он и его наемники решили, что я действительно умерла. Я пришла в себя, когда они швырнули меня на кучу трупов.
– А что случилось с его наемными убийцами?
– Думаю, Киссун позволил им умереть в Петле, откуда они не смогли найти выхода. Его такие вещи забавляют.
– Значит, двадцать с лишним лет из человеческих или почти человеческих существ в Петле были только ты и он?
– Да. Я была наполовину сумасшедшей. А он – полностью.
– И еще эти гребаные ликсы, кто бы они ни были.
– Его дерьмо и семя, – сказала Мэри, – вот что они такое. Ожившие куски дерьма.
– Господи.
– Они заперты там вместе с ним. – В ее голосе послышалось удовлетворение. – Только в точке Зеро, если Зеро может…
Ее на полуслове прервал вопль Рауля. Тесла подскочила и через секунду была на кухне. Рауль боролся с одной из дерьмовых тварей Киссуна. Надежда, что вне Петли они погибнут, не оправдалась. Мало того – тварь, схватившая Рауля, казалась гораздо сильнее тех, с которыми сражались Тесла и Мэри, хотя здесь был лишь обрубок. Лике тянулся к лицу Рауля, он уже укусил его дважды, из ранок в центре лба текла кровь. Тесла схватила ликса обеими руками с еще большим отвращением, чем раньше, поскольку знала теперь о его происхождении. Даже вдвоем с ним оказалось нелегко справиться. Он был втрое сильнее, чем в своей прежней инкарнации. Тесла поняла, что он все равно вырвется из их рук и вновь доберется до лица Рауля, это лишь вопрос времени. И тогда обуздать его будет не так-то легко.
– Синклит, – сказала она.
Женщина открыла глаза. Безо всякого перехода из одного состояния в другое. Секунду назад она спала и ни на что не реагировала, теперь – ее глаза широко открыты, в них застыла тревога. Они оказались темно-серыми.
– Где я? – спросила женщина.
– Меня зовут Тесла. Ты в моей квартире.
– В Косме? – спросила женщина Измученная жарой, ветром и усталостью, она говорила тихо.
– Да, – ответила Тесла. – Мы уже не в Петле. Здесь Киссун нас не достанет.
Хотя это было не слишком точно. Шаман уже дважды доставал ее здесь. Один раз – во сне, другой – когда она готовила кофе. И ему ничто не мешало сделать это еще раз. Но сейчас Тесла не чувствовала его притяжения. Может, он задумался над тем, как ей удалось справиться с ним. А может, у него уже другие планы. Кто знает…
– Как тебя зовут?
– Мэри Муралес.
– Одна из Синклита, – сказала Тесла.
Глаза женщины устремилась на Рауля, который дежурил у двери.
– Не бойся. Если доверяешь мне, то ему тем более. А если не доверишься нам, то все пропало. Поэтому скажи мне…
– Да, я из Синклита.
– Киссун говорил, что он последний.
– Он и я.
– Остальных и правда убили?
Она кивнула и снова посмотрела на Рауля.
– Я же сказала… – начала Тесла.
– С ним что-то не так, – сказала Мэри. – Он не человек.
– Не бойся, я знаю, – сказала Тесла.
– Над?
– Нет, обезьяна, – она повернулась к Раулю. – Ты не против, что я ей рассказываю?
Рауль никак не отозвался на ее вопрос.
– Но как? – спросила Мэри.
– Долгая история. Я думала, ты знаешь об этом больше, чем я. Имя Яффе или Яфф тебе что-то говорит? Нет?
– Нет.
– Ладно… тогда нам обеим есть что рассказать.
В Петле Киссун сидел в своей хижине и взывал о помощи. Женщина Муралес ускользнула Конечно, раны у нее серьезные, но она выживала и после худших. Он должен достать ее. Он должен распространить свое влияние на реальное время. Правда, он делал это и раньше – например, так он принес сюда Теслу. До нее были другие, заблудившиеся в Jornada del muerto*[8]. Такие, как Рэндольф Яффе. Киссун смог и его привести в Петлю. Это оказалось не трудно. Но теперь предстояло работать не с человеческим сознанием и не с человеком вообще, а с существами, вовсе не имеющими сознания. Их даже нельзя назвать «живыми» в привычном смысле этого слова.
Он представил себе ликсов, неподвижно лежащих на кафельном полу. О них забыли. Хорошо. Они не такие уж слабые. Для нанесения решающего удара нужно, чтобы жертвы отвлеклись. И сейчас как раз подходящий момент. Если Киссун поторопится, он успеет заставить свидетеля замолчать.
Его призыв не остался без ответа. Помощь пришла. Сотни ползучих тварей появились из-под двери. Жуки, муравьи, скорпионы. Он раздвинул и подтянул к себе ноги, чтобы облегчить им доступ к своим гениталиям. Много лет назад он умел вызывать эрекцию и семяизвержение усилием воли, но возраст и Петля брали свое. Теперь ему требовалась помощь. Законы этой магии запрещали заклинателю касаться себя. Насекомые знали свое дело: они щекотали, кусали и жалили, и это возбуждало его. Так он и создавал ликсов, извергая семя на собственные экскременты. Семенная магия всегда была его любимой.
Пока насекомые возились, он мысленно вернулся к ликсам на кафельном полу, направляя к ним волны энергии, исходящие из его промежности.
Чтобы они принесли немного смерти, нужно дать им немного жизни.
Мэри Муралес попросила Теслу первой начать рассказывать. Несмотря на тихий голос, Мэри говорила как человек, привыкший к тому, что его просьбы выполняются. И в этот раз ее желание тоже было удовлетворено. Тесла с радостью поведала свою историю – правда, не совсем свою, ведь она играла в сюжете не слишком значительную роль – в надежде, что Мэри прольет свет на некоторые весьма загадочные детали. Но та в молчании выслушала рассказ о Флетчере, Яффе, об их детях, нунции и Киссуне. Это заняло около получаса, хотя могло бы занять и много больше времени, если бы Тесла не упражнялась в искусстве лаконичного изложения, когда готовила краткие обзоры сценариев для студий. Она практиковалась на Шекспире (с трагедиями было легко, с комедиями – беда). Но сейчас ей пришлось трудновато. Когда она начала свое повествование, оказалось, что оно развивается во всех направлениях одновременно. Это была история о любви, о происхождении видов, о безумии, о безразличии, о человекообразной обезьяне; когда начиналась трагедия – смерть Вэнса, например – тут же всплывала куча смешного. Только речь заходила о чем-то вполне обыденном, вроде молла, реальность превращалась в фантастические видения. Тесле никак не удавалось изложить все это внятно. История сопротивлялась. Едва Тесла находила правильную линию, как тут же что-то вклинивалось.
Она надеялась, что Мэри поможет разобраться в этих связях.
– Все, – сказала Тесла. – Теперь твоя очередь. Женщина немного помолчала, собираясь с силами. Потом заговорила:
– Ты ясно представляешь себе картину недавних событий и хочешь узнать, что привело к ним. Конечно, для тебя это загадка. Должна признаться, что многое непонятно и мне. Я не могу ответить на все вопросы. Многого я не знаю. Твой рассказ доказывает одно: мы обе не знаем большей части событий. Но кое-что я могу сообщить. Во-первых, и это главное: всех членов Синклита убил Киссун.
– Киссун? Издеваешься?
– Я одна из них, помнишь? – сказала Мэри. – Он многие годы плел против нас заговор.
– Заговор? Вместе с кем?
– Не догадываешься? С иад-уроборосами. Или с их представителями здесь, в Косме. После падения Синклита он вполне мог воспользоваться Искусством и провести иадов в этот мир.
– Черт! Так то, что он говорил про иадов и про Субстанцию… это правда?
– Да. Он лжет, только когда ему выгодно. Он сказал правду. Это часть его блестящего…
– Не вижу ничего блестящего в сидении в хижине, – перебила ее Тесла и добавила: – Постой, что-то тут не сходится. Если он уничтожил Синклит, чего ему бояться? Зачем ему вообще прятаться?
– Он не прячется. Он в ловушке. Троица – его тюрьма. У него есть единственная возможность выбраться оттуда…
– Воспользовавшись чужим телом.
– Именно так.
– В моем теле.
– Или в теле Рэндольфа Яффе до тебя.
– Но ведь ни я, ни Яффе не поддались на его уговоры.
– А у него небольшой выбор гостей. Требуется почти невероятное стечение обстоятельств, чтобы кто-то приблизился к Петле хотя бы на расстояние, видимое глазом. Киссун создал ее, чтобы скрыть свое преступление, а теперь Петля прячет его. Изредка кто-нибудь вроде Яффе, на грани безумия, оказывается в той точке, откуда Киссун может взять его под контроль и привести в хижину. До тебя он смог добраться благодаря нунцию. Но обычно ему приходится сидеть в одиночестве.
– Как он оказался заперт там?
– Я его поймала. Он думал, что я умерла. Мое тело принесли в Петлю вместе с остальными. Но я выжила. Я разозлила его, заставила напасть на меня и обагрить руки моей кровью.
– Руки и грудь.
Тесла вспомнила видение окровавленного Киссуна, когда впервые сбежала от него.
– Существуют весьма жесткие правила магии Петли. Внутри Петли нельзя проливать кровь. Если ее создатель сделает это, он станет ее пленником.
– Что ты имеешь в виду под словом «магия»?
– Заклинания, пассы, фокусы.
– Фокусы? Ты называешь создание временной Петли фокусом?
– Это очень древняя магия, – сказала Мэри. – Время вне времени. Упоминания о ней можно найти везде. Но для каждого состояния материи существуют свои законы, и я заставила его нарушить один из них.
– И ты тоже была там заперта?
– Не столь надежно. Но я хотела его смерти и не знала никого в Косме, кто мог бы его убить. После падения Синклита это стало почти неосуществимо. Мне пришлось остаться и ждать случая с ним покончить.
– Тогда ты тоже пролила бы кровь.
– Лучше сделать это и стать узницей, чем позволить ему продолжать жить. Он убил пятнадцать величайших мужчин и женщин. Высокие чистые души попали на бойню. Некоторых он замучил ради собственного удовольствия. Не лично, конечно. У него были агенты. Но он все это задумал. Он сделал так, чтобы мы разделились, и казнил нас поодиночке. Потом перенес тела обратно во времени в Троицу – там, как он знал, не останется никаких следов.
– И где они?
– В городе. То, что от них осталось.
– О боже. – Тесла вспомнила смердящий дом и содрогнулась. – Я чуть не увидела их.
– Но Киссун, конечно, тебе не позволил.
– Не силой. Скорее уговорами. Он такой убедительный.
– Безусловно. Он дурачил нас многие годы. Синклит – самое закрытое общество в мире, то есть он был таким. Попасть в него было практически невозможно. Были разработаны способы отбора и очищения кандидатов еще до того, как они узнавали, что Синклит существует. Киссун каким-то образом сумел обойти эти процедуры. А может, иады завербовали его, когда он уже стал одним из нас.
– Об иадах действительно так мало известно?
– Очень трудно узнать что-либо о Метакосме. Это закрытая система. Все, что мы знаем об иадах, умещается в нескольких словах. Их много, их понятия о жизни не такие, как у вас, людей, а прямо противоположные; и они хотят попасть в Косм.
– Что значит «у вас, людей»? – спросила Тесла. – Ты тоже человек, как и я.
– И да, и нет, – сказала Мэри. – Конечно, когда-то я была такой же, как ты. Но процесс очищения меняет твою природу. Будь я человеком, я не прожила бы двадцать с лишним лет в Троице, где вместо еды – скорпионы, а вместо питья – грязь. Я бы умерла, на что Киссун и рассчитывал.
– А почему ты спаслась, когда другие погибли?
– Удача. Инстинкт. Я слишком не хотела, чтобы этот ублюдок победил. На кону не только Субстанция, хотя и ее достаточно. Под угрозой весь Косм. Если иады прорвутся в мир, погибнет все. Мне кажется…
Она вдруг замолчала и села на кровати.
– Что случилось? – спросила Тесла.
– Я слышу что-то. За дверью.
– Опера, – сказала Тесла. Звуки «Лючии де Ламмермур» еще не стихли.
– Нет, – сказала Мэри. – Там что-то есть.
Не успела Тесла попросить Рауля проверить, что там, как он уже вышел. Тесла опять повернулась к Мэри.
– Все равно кое-что остается непонятным, – сказала она. – Даже многое. Например, зачем Киссуну потребовалось устраивать себе головную боль с переносом тел в Петлю? Почему он не уничтожил их в обычном мире? И почему ты позволила ему забрать себя?
– Я была ранена, почти мертва. Он и его наемники решили, что я действительно умерла. Я пришла в себя, когда они швырнули меня на кучу трупов.
– А что случилось с его наемными убийцами?
– Думаю, Киссун позволил им умереть в Петле, откуда они не смогли найти выхода. Его такие вещи забавляют.
– Значит, двадцать с лишним лет из человеческих или почти человеческих существ в Петле были только ты и он?
– Да. Я была наполовину сумасшедшей. А он – полностью.
– И еще эти гребаные ликсы, кто бы они ни были.
– Его дерьмо и семя, – сказала Мэри, – вот что они такое. Ожившие куски дерьма.
– Господи.
– Они заперты там вместе с ним. – В ее голосе послышалось удовлетворение. – Только в точке Зеро, если Зеро может…
Ее на полуслове прервал вопль Рауля. Тесла подскочила и через секунду была на кухне. Рауль боролся с одной из дерьмовых тварей Киссуна. Надежда, что вне Петли они погибнут, не оправдалась. Мало того – тварь, схватившая Рауля, казалась гораздо сильнее тех, с которыми сражались Тесла и Мэри, хотя здесь был лишь обрубок. Лике тянулся к лицу Рауля, он уже укусил его дважды, из ранок в центре лба текла кровь. Тесла схватила ликса обеими руками с еще большим отвращением, чем раньше, поскольку знала теперь о его происхождении. Даже вдвоем с ним оказалось нелегко справиться. Он был втрое сильнее, чем в своей прежней инкарнации. Тесла поняла, что он все равно вырвется из их рук и вновь доберется до лица Рауля, это лишь вопрос времени. И тогда обуздать его будет не так-то легко.