Страница:
Варвар нахмурился, наблюдая за приближением Илкара. После вчерашних откровений Денсера с лица эльфа не сходило выражение муки. Илкар попытался улыбнуться, подъезжая к друзьям, но ему удалось только страдальчески поднять брови.
– Как ты, Илкар? – спросил Хирад.
– Что за глупый вопрос? – хмуро буркнул Илкар. – Скажите лучше, зачем вы меня позвали?
– Да вот Хираду любопытно, что ты имеешь против Зитеска? – сказал Безымянный.
– Все, – сказал Илкар. – Если говорить просто, в вопросах магии школа Джулатсы полностью расходится со школой Зитеска. Мы по-разному проводим исследования, по-разному развиваем способности управлять маной... мы все делаем по-разному. Когда мы говорим «стоп», они командуют «вперед». В Джулатсе считается преступлением работать на Зитеск. Ну как, ты понял?
– Нет, – признался Хирад. Илкар вздохнул:
– Видишь ли, разделение университетов произошло в основном по соображениям морали. Это случилось тогда, когда в Зитеске нашли быстрый способ восполнить ману. Они стали приносить в жертву людей. Сейчас, по прошествии времени, я могу многое простить Зитеску, но только не это.
– Они до сих пор совершают жертвоприношения? – спросил Безымянный.
– Зитеск уверяет, что нет, но на самом деле этот метод по-прежнему используется, несмотря на то что они открыли и более достойные способы. Но как бы там ни было, разделение произошло две тысячи лет назад, и теперь наше учение – наше понимание физики магии – настолько отличается от учения Зитеска, что нам порой трудно понять, как они создают и используют заклинания.
– Значит, ты тоже можешь воспользоваться «Рассветным вором»? – спросил Хирад. – Ведь это, наверное, не зитескианское заклинание, не так ли?
– Нет, не зитескианское, но я не могу его использовать, – сказал Илкар. – То есть теоретически, конечно, могу. Я знаю слова и правила использования «Рассветного вора», поскольку Септерн сделал их доступными для всех университетов, но я никогда не работал над формированием нужной маны и не изучал особенности произнесения данного заклинания. Поэтому у меня наверняка ничего не получится.
– Значит, мы должны беречь Денсера, – с отвращением процедил Хирад.
– По крайней мере до тех пор, пока не узнаем, обманывал он нас или говорил правду.
– Да, согласен, – тихо сказал Безымянный.
Некоторое время они ехали молча. Хирад, вспоминая то, что услышал от Илкара, пытался понять, что задумали эти маги. С другой стороны, для него куда важнее было догадаться, что замышляют охотники на ведьм. В конце концов варвар решил поразмыслить и над тем, и над другим.
– Что ты знаешь об охотниках на ведьм, Безымянный? – спросил он.
Воитель усмехнулся:
– Мне кажется, сегодня ночью ты почти не спал, не так ли?
– Конечно, я только об этом и думал. Ну так что?
– Да ничего особенного. – Безымянный пожал плечами. – Их предводителя зовут Тревис. Именно он командовал гарнизоном, когда был окончательно потерян контроль над Андерстоунским ущельем. Мы в то время сражались за лордов Раше на севере, это было началом нашей карьеры. В то время Тревис был опасным человеком, но сейчас он, наверное, постарел... – Воитель помолчал. – Илкар лучше расскажет тебе о нем.
Наконец-то Илкар улыбнулся. Уши его встали торчком.
– Я же эльф, Безымянный, – сказал Илкар и потер подбородок. – Боюсь, мой рассказ будет коротким. Тревис может быть либо блестящим героем, который ведет долгую войну с порочной магией, либо обычным солдафоном, слепцом, который не видит того, что у него перед носом. Все зависит от того, как смотреть на его поступки.
– А ты сам как считаешь?
– Я считаю его слепцом, – сказал Илкар. – Видишь ли, все это началось с одного грандиозного плана, и тогда немало было таких, кто хотел, чтобы Тревис добился своей цели. В их числе был и я. После поражения в Андерстоунском ущелье он собрал своих единомышленников и разработал кодекс. Этот кодекс ставил основной целью ограничить разрушительное действие магии Зитеска и, правда, в гораздо меньшей степени магии Додовера. Заметь, ничего противозаконного в этом кодексе не было. Тревис совсем не считал, что нужно закрыть эти университеты. Он просто хотел контролировать исследования и прекращать те, которые противоречат морали. В то время их организация называлась «Крылатой розой». Ее члены делали себе на шее татуировки – бутон красной розы между двух белых крыльев. – Эльф показал на собственной шее, где именно делалась такая татуировка. – Вероятно, это должно было символизировать страсть и свободу.
– Неужели в этом был какой-то смысл? – спросил Безымянный.
– Пожалуй, да, – ответил Илкар. – Первоначально их помыслы были чисты. Они хотели лишь одного: освободить свою страну от тени темной магии. И собирались достичь этой цели, не прибегая к насилию.
– Проклятие! – воскликнул Хирад.
– Я понял, что ты хотел сказать, – заметил Илкар. – Дальше, как ты и сам можешь предположить, высокие идеалы постепенно забылись. Во что превратились их планы насчет контроля исследований, не знаю. Вероятно, в охоту на ведьм; похоже, теперь Тревис любого искусного мага считает опасным для страны человеком. Кстати, я тоже попал в эту категорию, потому что благодаря неудачному стечению обстоятельств оказался в одной компании с нашим славным приятелем из Зитеска.
– Они все еще делают себе такие татуировки? – спросил Хирад, показывая на свою шею.
– Нет, татуировки немного изменились, – сказал Безымянный. – Сам рисунок остался прежним, но теперь он заурядного черного цвета.
– Да, – подтвердил Илкар. – И сейчас они называют себя «Черными Крыльями». А роза теперь, наверное, должна означать печаль или еще что-нибудь в этом роде.
– Так я понял, что эта женщина опасна. – Хирад не сразу понял, что Безымянный разговаривает сам с собой. – Проклятие!
– О чем это ты, Безымянный? – спросил варвар.
– Я ведь узнал эту татуировку, понимаешь? Если бы я чуть поторопился, то мог бы спасти Сайрендора. Может быть.
Просто когда я понял, что она пришла за Денсером, у меня пропало желание ее останавливать. На его жизнь мне было плевать – да и сейчас, в общем-то, плевать. В этом-то и беда.
– Так будет до тех пор, пока мы не найдем «Рассветного вора», – заметил Илкар.
– Неужели ты в это веришь? – спросил Безымянный.
– А ты по-прежнему скептик, Безымянный?
– А ты по-прежнему эльф, Илкар?
В Торговом союзе Корины еще витал дух помпезности минувших столетий.
Залы, кабинеты, столовые и комнаты этой некогда надменной и горделивой организации утопали в садах. За этими садами до сих пор тщательно ухаживали благодаря наследству, подаренному союзу графом Арленом Третьим в знак признательности за пожертвования, которые Торговый союз – ТСК – собрал во время первой войны с Висмином триста лет тому назад. С тех пор удача изменила семье Арлена, и ее богатство перешло к набирающему силу на гребне новой волны прибыльной торговли минералами барону Блэксону.
Впрочем, со стороны здание ТСК выглядело отменно. От витиевато украшенных кованых ворот вела к фасаду широкая подъездная аллея. Мраморные ступени поднимались к двойным дверям из черного дерева. Трехэтажное здание было сложено из белого камня, привезенного от скал Динебри, за семьдесят миль на северо-восток от Корины.
Однако внутри картина, напротив, была удручающей. Потолок в холле просел, его подпирали деревянные балки и просто бревна, везде царили пыль и запустение. У ТСК не было денег даже нанять полотера. Роспись облупилась, штукатурка отсырела, в углах поселилась плесень, воздух был затхлым.
Столешница банкетного стола была выщерблена и покрыта царапинами, выцветшая обивка стульев порвалась, из прорех торчала набивка. Что касается гостевых комнат, то ни один барон или лорд не селился сюда без доверенной охраны, постоянно дежурившей у дверей.
Вся эта атмосфера угнетала барона Гресси. Его первоначальный оптимизм относительно созванной встречи улетучился, едва начались жестокие перепалки между прибывшими в Корину делегатами.
Лорд Динебри созвавший эту встречу из-за нападения на один из его обозов в Андерстоунском ущелье, был сугубо номинальным и, как поговаривали многие, последним председателем ТСК. На заседании Динебри поставил вопрос о необходимости проведения военной акции в связи с тем, что Тессея, вождь племени, согласно договору, контролирующий Андерстоунское ущелье, нарушил соглашение о безопасном проходе. Предполагалось, что такая акция позволит сохранить этот торговый путь открытым.
Однако сидящие за столом лорды и бароны, начиная от седого и морщинистого, но все еще крепкого лорда Раше и чернобородого, до неприличия обрюзгшего лорда Эймота и заканчивая молодым бароном Понтойсом, которого отличали гигантский рост и ястребиное лицо, словно в непробиваемую броню, оделись в цинизм.
После трех часов бесполезных споров, выступлений и дискуссий делегаты разбились на две фракции. Позиция Гресси, Динебри и старшего сына лорда Джадена, которому принадлежали земли к северу от университетских городов, подвергалась непрерывным атакам. Ход заседания определяли Понтойс, Раше и Хаверн. Делегаты принимали резолюцию за резолюцией, опровергая все заявления Динебри и обвиняя его в желании развязать войну. Все требования лорда предоставить ему слово не включались в протокол. Кульминацией заседания явились односторонние дебаты о том, как ТСК должен извлекать максимальную выгоду из любого потенциального объединения племен. Слушая их, трое опальных делегатов кипели от негодования, но хранили молчание.
Гресси, который и до этого говорил мало, ответил лишь на прямой вопрос Понтойса.
– Почему вы молчите, Гресси? Все еще гадаете, чем заплатить за ремонт разрушенной стены замка, или просто думаете о чем-то личном?
– Мой дорогой Понтойс, – ответил Гресси. – Я считал, что вы уже забыли о той маленькой ссоре, которая вышла между нами по вашей вине. А что касается ран, то вам потребуется гораздо больше времени, чтобы их зализать. Кроме того, я боюсь, что мои мысли не соответствуют тем решениям, которые вы готовы принять. Особенно это относится к вашей попытке возобновить продажу оружия Висмину.
– Мой дорогой Гресси, – сказал Понтойс. – Вы, наверное, располагаете более надежными фактами, чем лорд Раше и Хаверн.
– Да, располагаю, – заявил Гресси, и уважение, которым он пользовался, все же заставило многих прислушаться. – Динебри старается объяснить вам, что Висмин может вторгнуться в Балию в любой минуту. Я уверен, что уже сейчас их войска сосредоточены в центральной части страны. Они организованы и сильны, так что завтра на рассвете я выступаю на помощь Блэксону.
– Неужели? – На губах Понтойса застыла улыбка. – Дорогая затея.
– Деньги – ничто, – сказал Гресси. – Главное – выжить.
За столом послышались смешки.
– Ваши опасения не соответствуют фактам, – заявил лорд Раше. – Должно быть, ваши мозги протухли с годами.
– На протяжении поколений мы – я включаю сюда и свой род – проживали богатства Балии, ее людские и природные ресурсы. Мы упивались ее красотой и наслаждались безопасностью. Все наши разногласия разлетались, как солома, под яростным ветром войны, когда запад раздирали на части полчища Висмина. Но сейчас все иначе. Противник объединился, и он гораздо сильнее нас. Его армии лучше подготовлены и по численности превосходят наши войска, – сказал Гресси. – Неужели вы не видите этого? Разве вы не слышите, о чем вам твердит Динебри? – Он повернулся к Понтойсу. – Я буду рыдать от радости, барон, стоя на стрелковой галерее своей крепости и наблюдая, как ваши люди вновь пытаются овладеть замком Танцующих скал. Но если мы не покончим с угрозой, которая нависла над нами сейчас, то над моим замком будет развиваться знамя Висмина.
– Я предпочту дожидаться этих висминцев, попивая вино из твоих подвалов, – сказал Понтойс. – В это время года погода в Балии очень непостоянна.
Его слова были встречены с одобрением. В зале снова послышался смех.
– Смейтесь, смейтесь, – с горечью произнес Гресси, – пока можете. Мне жаль вас, но мне жаль и Балию. Я люблю эту страну. Мне хочется и впредь по утрам смотреть из окон своего замка и видеть, как блестят в лучах утреннего света далекие Терновые горы, как с пастбищ поднимается туман, и наслаждаться свежестью воздуха.
– Я буду счастлив зарезервировать место для вашего кресла-качалки на своих галереях, – сказал в ответ Понтойс.
– Я, честно говоря, надеюсь, что вы умрете гораздо раньше, чем мне потребуется кресло-качалка, – презрительно проронил Гресси. – Я буду проклинать каждый день своей жизни, когда защищал ваши поганые шкуры. Вместо этого мне и другим жителям этой страны нужно было спасать свою родину. – Он повернулся и зашагал к двери, а вдогонку ему несся хохот. На пороге Гресси задержался. – Подумайте, почему здесь нет Блэксона, почему все четыре университета в эту минуту совещаются на озере Триверн. Подумайте и о том, почему Вороны сегодня работают на Зитеск, хотя они поклялись никогда не делать этого. Они все хотят спасти нашу страну от Висмина, а наших женщин – от поругания. И любой из вас, кто откажется присоединиться к Блэксону, Андерстоуну или университетам, простится с жизнью гораздо раньше, чем боги Балии сойдут на землю и настанет час расплаты. А он обязательно настанет.
С этими словами Гресси вышел из банкетного зала ТСК, оставив после себя тяжелую тишину.
В сумерках Денсер увел отряд в лес и остановился, только когда с дороги их уже невозможно было заметить. Все спешились, и Ричмонд развел небольшой костер.
Денсер огляделся, потом что-то прошептал на ухо своей лошади, показывая пальцем куда-то в чащу. Кобыла коричневой масти неторопливо направилась в ту сторону, куда показал маг, и увела за собой остальных лошадей.
– Отличный фокус, – заметил Ричмонд. Денсер только пожал плечами:
– Ничего особенного. – Он сел, прислонившись спиной к дереву, и зажег свою трубку. Кот высунул голову у него из-за пазухи, спрыгнул на землю и исчез в траве.
– Ну и какой у нас план, Денсер? – спросил Талан, протирая глаза от дорожной пыли.
– Очень простой. Амулет должен указать нам дверь в мастерскую Септерна. По нашим предположениям, она находится в пространстве между измерениями. Илкар прочитает надпись на амулете, произнесет заклинание и откроет дверь.
– Действительно просто, Денсер, – пробормотал Илкар. – Я всю жизнь только и делал, что произносил заклинания измерений.
– А то нет? – хмыкнул Хирад. – Я сам слышал, как ты разглагольствовал об измерениях и порталах между ними, но до сих пор понятия не имею, о чем ты говорил. Может, все-таки попробуешь объяснить так, чтобы я понял?
Илкар и Денсер переглянулись. Зитескианец кивнул эльфу.
– На самом деле общая концепция довольна проста, – начал Илкар, – но чтобы привыкнуть к ней, требуется некоторое умственное усилие. Фактически, одновременно с нашим существует множество других миров – или измерений, как называют их маги. Мы – под словом «мы» я подразумеваю в первую очередь магов – пока хорошо знаем два, хотя их, несомненно, гораздо больше.
– Ясно, – буркнул Хирад, поджав губы.
– Что не так? – спросил Илкар, и его уши встали торчком.
– Я знаю, что ты видел дракона, и помню твои слова о том, что он находится в каком-то другом измерении. Но сейчас ты утверждаешь, что все вокруг захламлено другими мирами, – сказал Талан. – Вот мы видим небо, землю и море. А потом хочешь, чтобы мы поверили, что в этом месте и в эту минуту существуют другие миры, но мы их увидеть не можем. Да еще радостно заявляешь, что сам знаешь о двух таких мирах.
– Прости, Илкар, – добавил Ричмонд, – но для нас все это является большим сюрпризом.
– Да, – снова вмешался Талан, – и я хочу знать, как кому-то в голову могла прийти сама мысль об этом?
– Денсер? – предположил Илкар. Из травы появился кот, прыгнул Денсеру на колени и устроился там, неотрывно глядя в глаза своему хозяину.
– Мы пришли к выводу, что Септерн знал об этом всегда, хотя, вероятно, как он обо всем догадался, так и останется тайной. Он первым из магов допустил существование других измерений, кроме того, о котором нам известно достаточно давно благодаря исследованиям маны. Сейчас утверждение Септерна уже не вызывает сомнений и он считается гением, но в то время его подвергли обструкции. Из-за этого ему пришлось покинуть Додовер и построить собственный дом.
– Я не мудрец, – серьезно проговорил Хирад.
– Самое правдоподобное предположение таково: что-то заставило Септерна обратить внимание на особенности потоков маны, которые свидетельствовали об активной деятельности за пределами нашего измерения. Он был способен чувствовать и видеть то, чего никогда не мог почувствовать и увидеть ни один маг на земле. Он был уникальным человеком, – сказал Денсер. – Простите, что говорю слишком общо, но многие из ранних работ Септерна утеряны. Он знал обязательную магию, хотя впоследствии развил и собственное учение, на основе которого строятся заклинания для создания порталов между измерениями. А может быть, это всего лишь наши догадки.
– Хорошо, – произнес Безымянный. – Допустим, мир драконов существует отдельно от нашего. Они проникают к нам, чтобы спастись. При этом их совершенно не волнует, нравятся они нам или нет и будем ли мы о них заботиться. Но возникают два вопроса. Что мешает драконам любой из враждующих сторон установить здесь свое господство и что происходит в других измерениях? – Он поднялся и подбросил в огонь хвороста.
– Денсер, это снова к тебе. – Тон Илкара нельзя было назвать дружелюбным.
– Нам очень мало известно об измерении драконов. Никто не бывал там, кроме Септерна. Дракон, которого встретил Хирад, был, наверное, представителем одного из тех великих родов, которым принадлежит исключительное право использовать коридор между нашими измерениями. Коридор имеет много связей с нашим миром – по одной на каждого члена рода и его драконера. Драконы защищают коридор от атак других своих сородичей. То, что рассказал тебе Ша-Каан, хорошо подтверждает это. – Маг помолчал, попыхивая трубкой. – Никто, – медленно проговорил он, – не в состоянии повторить работу Септерна. Так что сейчас никто не путешествует между измерениями. Но находка ключа от его мастерской может все изменить. Записи Септерна дают нам хорошее представление о пространстве между измерениями. Именно благодаря им нам удалось запустить туда клетку с лордами-колдунами. Кроме того, мы обнаружили доказательства существования других измерений, хотя проникнуть нам удалось только в одно.
– Зато именно в то, которое вам действительно необходимо, не так ли, Денсер? – с явным отвращением спросил Илкар.
– Да, оно в самом деле представляется нам полезным, – слегка раздраженно ответил Денсер.
– Пожалуйста, расскажи нам о нем. – В голосе Безымянного совсем не было привычных требовательных ноток.
– Проще говоря, это измерение населено существами, которых вы называете демонами, но не волнуйтесь, – сказал Денсер, – чтобы жить в нашем измерении, им необходимы существенные преобразования организма и постоянная помощь магии. – Он протянул руку и рассеянно погладил своего кота. Тот замурлыкал и выгнул спину.
– Почему? – спросил Ричмонд.
– Потому что они не могут жить без маны. Это воздух, которым они дышат. А в нашем мире концентрация маны очень низка по сравнению с требуемой. С другой стороны, мы тоже не можем жить там. Не стану скрывать, что Зитеск научился брать ману из этого измерения. Ричмонд посмотрел на эльфа:
– Неужели в этом есть что-то плохое, Илкар?
– Проблема не в том, как использовать ману, – ответил Илкар, – а в методах, с помощью которых сделано это открытие. Но сейчас нет никакого смысла углубляться в тонкости, поскольку это в основном вопрос морали.
Все замолчали. Каждый обдумывал или старался понять то, о чем только что услышал. Что касается Хирада, то все сказанное казалось ему пустой болтовней. Конечно, он первым задал вопрос, но ответ был ему непонятен. Впрочем, варвара это мало заботило. Он не мог сосредоточиться, его мысли постоянно возвращались к Сайрендору.
– Надеюсь, вам хватит того, что вы услышали? – спросил Денсер.
– Еще один вопрос, – нахмурился Ричмонд. – А где эти другие измерения находятся? Вот я, например, вижу звезды – и хочу спросить, не там ли?
– Нет, – сказал Денсер, слегка улыбнувшись. – Хотя аналогия неплохая. К сожалению, в повседневной жизни не найдется нужных сравнений. Самое простое, что я могу тебе предложить, – это попробовать представить невероятно огромное пространство, заполненное бесчисленным количеством пузырьков. В этом случае каждый такой пузырек будет представлять собой одно измерение. Но самое сложное – вообразить, что эти пузырьки одновременно существуют везде и нигде. Тогда количество пузырьков и размер пространства уже не имеют значения, расстояния между отдельными пузырьками не существует. В этом случае путешествие из одного измерения в другое теоретически происходит мгновенно и подчиняется некоей закономерности, зависящей от взаимной ориентации измерений. – Маг сделал паузу. – Я правильно все изложил, Илкар?
– Да, в общих чертах твой рассказ совпадает с моими представлениями, – сказал Илкар, хотя по его лицу можно было понять, что он узнал для себя что-то новое.
– А как этот амулет оказался у дракона? – спросил Талан.
– Хороший вопрос, – заметил Денсер. – Опубликовав «Рассветного вора», Септерн исчез. Мы полагаем, что он ушел через портал драконов или через один из его собственных. Если предположить, что Септерн хотел, чтобы мы когда-нибудь воспользовались его открытиями, все встает на свои места. Поскольку он сам был драконером, Септерн доверил ключ к своим изобретениям – этот амулет – драконам, а также предоставил им право решать, когда мы будем готовы принять его дар. Мы просто продвинулись на один шаг вперед, только и всего. Еще есть вопросы? – Все промолчали. – Хорошо, на рассвете отправляемся.
Хирад, нахмурившись, посмотрел на темного мага.
– Позволь и мне кое-что объяснить тебе, Денсер, – спокойно произнес он и, сняв кинжал с ремня, проверил пальцем остроту лезвия. – Ты здесь не старший. Мы отправимся с тобой к мастерской Септерна, только когда все Вороны согласятся на это, не раньше.
Денсер улыбнулся:
– Ну, если тебе хочется поиграть в эту игру...
– Нет, Денсер, – сказал Хирад. – Это не игра. И в тот момент, когда ты забудешь об этом, ты останешься в одиночестве. Или умрешь.
– И Балия умрет вместе со мной, – сказал Денсер.
– Это всего лишь твое личное мнение, – заметил Безымянный.
На лице у Денсера появилось озадаченное выражение.
– Но только я знаю, что мы должны сделать, – сказал маг.
– Пока, – возразил Безымянный. – Но, будь уверен, и у нас найдется что сказать, как только мы разберемся в этом деле.
Наступило молчание; лишь потрескивал костер да ветер шуршал листвой, покачивая верхушки деревьев. Уже давно стемнело, но никто не спал. Денсер постучал чашечкой своей трубки о корень дерева.
– Можно мне внести предложение на общее обсуждение? – медленно проговорил он. – Не пора ли нам всем немного поспать?
Глава 8
– Как ты, Илкар? – спросил Хирад.
– Что за глупый вопрос? – хмуро буркнул Илкар. – Скажите лучше, зачем вы меня позвали?
– Да вот Хираду любопытно, что ты имеешь против Зитеска? – сказал Безымянный.
– Все, – сказал Илкар. – Если говорить просто, в вопросах магии школа Джулатсы полностью расходится со школой Зитеска. Мы по-разному проводим исследования, по-разному развиваем способности управлять маной... мы все делаем по-разному. Когда мы говорим «стоп», они командуют «вперед». В Джулатсе считается преступлением работать на Зитеск. Ну как, ты понял?
– Нет, – признался Хирад. Илкар вздохнул:
– Видишь ли, разделение университетов произошло в основном по соображениям морали. Это случилось тогда, когда в Зитеске нашли быстрый способ восполнить ману. Они стали приносить в жертву людей. Сейчас, по прошествии времени, я могу многое простить Зитеску, но только не это.
– Они до сих пор совершают жертвоприношения? – спросил Безымянный.
– Зитеск уверяет, что нет, но на самом деле этот метод по-прежнему используется, несмотря на то что они открыли и более достойные способы. Но как бы там ни было, разделение произошло две тысячи лет назад, и теперь наше учение – наше понимание физики магии – настолько отличается от учения Зитеска, что нам порой трудно понять, как они создают и используют заклинания.
– Значит, ты тоже можешь воспользоваться «Рассветным вором»? – спросил Хирад. – Ведь это, наверное, не зитескианское заклинание, не так ли?
– Нет, не зитескианское, но я не могу его использовать, – сказал Илкар. – То есть теоретически, конечно, могу. Я знаю слова и правила использования «Рассветного вора», поскольку Септерн сделал их доступными для всех университетов, но я никогда не работал над формированием нужной маны и не изучал особенности произнесения данного заклинания. Поэтому у меня наверняка ничего не получится.
– Значит, мы должны беречь Денсера, – с отвращением процедил Хирад.
– По крайней мере до тех пор, пока не узнаем, обманывал он нас или говорил правду.
– Да, согласен, – тихо сказал Безымянный.
Некоторое время они ехали молча. Хирад, вспоминая то, что услышал от Илкара, пытался понять, что задумали эти маги. С другой стороны, для него куда важнее было догадаться, что замышляют охотники на ведьм. В конце концов варвар решил поразмыслить и над тем, и над другим.
– Что ты знаешь об охотниках на ведьм, Безымянный? – спросил он.
Воитель усмехнулся:
– Мне кажется, сегодня ночью ты почти не спал, не так ли?
– Конечно, я только об этом и думал. Ну так что?
– Да ничего особенного. – Безымянный пожал плечами. – Их предводителя зовут Тревис. Именно он командовал гарнизоном, когда был окончательно потерян контроль над Андерстоунским ущельем. Мы в то время сражались за лордов Раше на севере, это было началом нашей карьеры. В то время Тревис был опасным человеком, но сейчас он, наверное, постарел... – Воитель помолчал. – Илкар лучше расскажет тебе о нем.
Наконец-то Илкар улыбнулся. Уши его встали торчком.
– Я же эльф, Безымянный, – сказал Илкар и потер подбородок. – Боюсь, мой рассказ будет коротким. Тревис может быть либо блестящим героем, который ведет долгую войну с порочной магией, либо обычным солдафоном, слепцом, который не видит того, что у него перед носом. Все зависит от того, как смотреть на его поступки.
– А ты сам как считаешь?
– Я считаю его слепцом, – сказал Илкар. – Видишь ли, все это началось с одного грандиозного плана, и тогда немало было таких, кто хотел, чтобы Тревис добился своей цели. В их числе был и я. После поражения в Андерстоунском ущелье он собрал своих единомышленников и разработал кодекс. Этот кодекс ставил основной целью ограничить разрушительное действие магии Зитеска и, правда, в гораздо меньшей степени магии Додовера. Заметь, ничего противозаконного в этом кодексе не было. Тревис совсем не считал, что нужно закрыть эти университеты. Он просто хотел контролировать исследования и прекращать те, которые противоречат морали. В то время их организация называлась «Крылатой розой». Ее члены делали себе на шее татуировки – бутон красной розы между двух белых крыльев. – Эльф показал на собственной шее, где именно делалась такая татуировка. – Вероятно, это должно было символизировать страсть и свободу.
– Неужели в этом был какой-то смысл? – спросил Безымянный.
– Пожалуй, да, – ответил Илкар. – Первоначально их помыслы были чисты. Они хотели лишь одного: освободить свою страну от тени темной магии. И собирались достичь этой цели, не прибегая к насилию.
– Проклятие! – воскликнул Хирад.
– Я понял, что ты хотел сказать, – заметил Илкар. – Дальше, как ты и сам можешь предположить, высокие идеалы постепенно забылись. Во что превратились их планы насчет контроля исследований, не знаю. Вероятно, в охоту на ведьм; похоже, теперь Тревис любого искусного мага считает опасным для страны человеком. Кстати, я тоже попал в эту категорию, потому что благодаря неудачному стечению обстоятельств оказался в одной компании с нашим славным приятелем из Зитеска.
– Они все еще делают себе такие татуировки? – спросил Хирад, показывая на свою шею.
– Нет, татуировки немного изменились, – сказал Безымянный. – Сам рисунок остался прежним, но теперь он заурядного черного цвета.
– Да, – подтвердил Илкар. – И сейчас они называют себя «Черными Крыльями». А роза теперь, наверное, должна означать печаль или еще что-нибудь в этом роде.
– Так я понял, что эта женщина опасна. – Хирад не сразу понял, что Безымянный разговаривает сам с собой. – Проклятие!
– О чем это ты, Безымянный? – спросил варвар.
– Я ведь узнал эту татуировку, понимаешь? Если бы я чуть поторопился, то мог бы спасти Сайрендора. Может быть.
Просто когда я понял, что она пришла за Денсером, у меня пропало желание ее останавливать. На его жизнь мне было плевать – да и сейчас, в общем-то, плевать. В этом-то и беда.
– Так будет до тех пор, пока мы не найдем «Рассветного вора», – заметил Илкар.
– Неужели ты в это веришь? – спросил Безымянный.
– А ты по-прежнему скептик, Безымянный?
– А ты по-прежнему эльф, Илкар?
В Торговом союзе Корины еще витал дух помпезности минувших столетий.
Залы, кабинеты, столовые и комнаты этой некогда надменной и горделивой организации утопали в садах. За этими садами до сих пор тщательно ухаживали благодаря наследству, подаренному союзу графом Арленом Третьим в знак признательности за пожертвования, которые Торговый союз – ТСК – собрал во время первой войны с Висмином триста лет тому назад. С тех пор удача изменила семье Арлена, и ее богатство перешло к набирающему силу на гребне новой волны прибыльной торговли минералами барону Блэксону.
Впрочем, со стороны здание ТСК выглядело отменно. От витиевато украшенных кованых ворот вела к фасаду широкая подъездная аллея. Мраморные ступени поднимались к двойным дверям из черного дерева. Трехэтажное здание было сложено из белого камня, привезенного от скал Динебри, за семьдесят миль на северо-восток от Корины.
Однако внутри картина, напротив, была удручающей. Потолок в холле просел, его подпирали деревянные балки и просто бревна, везде царили пыль и запустение. У ТСК не было денег даже нанять полотера. Роспись облупилась, штукатурка отсырела, в углах поселилась плесень, воздух был затхлым.
Столешница банкетного стола была выщерблена и покрыта царапинами, выцветшая обивка стульев порвалась, из прорех торчала набивка. Что касается гостевых комнат, то ни один барон или лорд не селился сюда без доверенной охраны, постоянно дежурившей у дверей.
Вся эта атмосфера угнетала барона Гресси. Его первоначальный оптимизм относительно созванной встречи улетучился, едва начались жестокие перепалки между прибывшими в Корину делегатами.
Лорд Динебри созвавший эту встречу из-за нападения на один из его обозов в Андерстоунском ущелье, был сугубо номинальным и, как поговаривали многие, последним председателем ТСК. На заседании Динебри поставил вопрос о необходимости проведения военной акции в связи с тем, что Тессея, вождь племени, согласно договору, контролирующий Андерстоунское ущелье, нарушил соглашение о безопасном проходе. Предполагалось, что такая акция позволит сохранить этот торговый путь открытым.
Однако сидящие за столом лорды и бароны, начиная от седого и морщинистого, но все еще крепкого лорда Раше и чернобородого, до неприличия обрюзгшего лорда Эймота и заканчивая молодым бароном Понтойсом, которого отличали гигантский рост и ястребиное лицо, словно в непробиваемую броню, оделись в цинизм.
После трех часов бесполезных споров, выступлений и дискуссий делегаты разбились на две фракции. Позиция Гресси, Динебри и старшего сына лорда Джадена, которому принадлежали земли к северу от университетских городов, подвергалась непрерывным атакам. Ход заседания определяли Понтойс, Раше и Хаверн. Делегаты принимали резолюцию за резолюцией, опровергая все заявления Динебри и обвиняя его в желании развязать войну. Все требования лорда предоставить ему слово не включались в протокол. Кульминацией заседания явились односторонние дебаты о том, как ТСК должен извлекать максимальную выгоду из любого потенциального объединения племен. Слушая их, трое опальных делегатов кипели от негодования, но хранили молчание.
Гресси, который и до этого говорил мало, ответил лишь на прямой вопрос Понтойса.
– Почему вы молчите, Гресси? Все еще гадаете, чем заплатить за ремонт разрушенной стены замка, или просто думаете о чем-то личном?
– Мой дорогой Понтойс, – ответил Гресси. – Я считал, что вы уже забыли о той маленькой ссоре, которая вышла между нами по вашей вине. А что касается ран, то вам потребуется гораздо больше времени, чтобы их зализать. Кроме того, я боюсь, что мои мысли не соответствуют тем решениям, которые вы готовы принять. Особенно это относится к вашей попытке возобновить продажу оружия Висмину.
– Мой дорогой Гресси, – сказал Понтойс. – Вы, наверное, располагаете более надежными фактами, чем лорд Раше и Хаверн.
– Да, располагаю, – заявил Гресси, и уважение, которым он пользовался, все же заставило многих прислушаться. – Динебри старается объяснить вам, что Висмин может вторгнуться в Балию в любой минуту. Я уверен, что уже сейчас их войска сосредоточены в центральной части страны. Они организованы и сильны, так что завтра на рассвете я выступаю на помощь Блэксону.
– Неужели? – На губах Понтойса застыла улыбка. – Дорогая затея.
– Деньги – ничто, – сказал Гресси. – Главное – выжить.
За столом послышались смешки.
– Ваши опасения не соответствуют фактам, – заявил лорд Раше. – Должно быть, ваши мозги протухли с годами.
– На протяжении поколений мы – я включаю сюда и свой род – проживали богатства Балии, ее людские и природные ресурсы. Мы упивались ее красотой и наслаждались безопасностью. Все наши разногласия разлетались, как солома, под яростным ветром войны, когда запад раздирали на части полчища Висмина. Но сейчас все иначе. Противник объединился, и он гораздо сильнее нас. Его армии лучше подготовлены и по численности превосходят наши войска, – сказал Гресси. – Неужели вы не видите этого? Разве вы не слышите, о чем вам твердит Динебри? – Он повернулся к Понтойсу. – Я буду рыдать от радости, барон, стоя на стрелковой галерее своей крепости и наблюдая, как ваши люди вновь пытаются овладеть замком Танцующих скал. Но если мы не покончим с угрозой, которая нависла над нами сейчас, то над моим замком будет развиваться знамя Висмина.
– Я предпочту дожидаться этих висминцев, попивая вино из твоих подвалов, – сказал Понтойс. – В это время года погода в Балии очень непостоянна.
Его слова были встречены с одобрением. В зале снова послышался смех.
– Смейтесь, смейтесь, – с горечью произнес Гресси, – пока можете. Мне жаль вас, но мне жаль и Балию. Я люблю эту страну. Мне хочется и впредь по утрам смотреть из окон своего замка и видеть, как блестят в лучах утреннего света далекие Терновые горы, как с пастбищ поднимается туман, и наслаждаться свежестью воздуха.
– Я буду счастлив зарезервировать место для вашего кресла-качалки на своих галереях, – сказал в ответ Понтойс.
– Я, честно говоря, надеюсь, что вы умрете гораздо раньше, чем мне потребуется кресло-качалка, – презрительно проронил Гресси. – Я буду проклинать каждый день своей жизни, когда защищал ваши поганые шкуры. Вместо этого мне и другим жителям этой страны нужно было спасать свою родину. – Он повернулся и зашагал к двери, а вдогонку ему несся хохот. На пороге Гресси задержался. – Подумайте, почему здесь нет Блэксона, почему все четыре университета в эту минуту совещаются на озере Триверн. Подумайте и о том, почему Вороны сегодня работают на Зитеск, хотя они поклялись никогда не делать этого. Они все хотят спасти нашу страну от Висмина, а наших женщин – от поругания. И любой из вас, кто откажется присоединиться к Блэксону, Андерстоуну или университетам, простится с жизнью гораздо раньше, чем боги Балии сойдут на землю и настанет час расплаты. А он обязательно настанет.
С этими словами Гресси вышел из банкетного зала ТСК, оставив после себя тяжелую тишину.
В сумерках Денсер увел отряд в лес и остановился, только когда с дороги их уже невозможно было заметить. Все спешились, и Ричмонд развел небольшой костер.
Денсер огляделся, потом что-то прошептал на ухо своей лошади, показывая пальцем куда-то в чащу. Кобыла коричневой масти неторопливо направилась в ту сторону, куда показал маг, и увела за собой остальных лошадей.
– Отличный фокус, – заметил Ричмонд. Денсер только пожал плечами:
– Ничего особенного. – Он сел, прислонившись спиной к дереву, и зажег свою трубку. Кот высунул голову у него из-за пазухи, спрыгнул на землю и исчез в траве.
– Ну и какой у нас план, Денсер? – спросил Талан, протирая глаза от дорожной пыли.
– Очень простой. Амулет должен указать нам дверь в мастерскую Септерна. По нашим предположениям, она находится в пространстве между измерениями. Илкар прочитает надпись на амулете, произнесет заклинание и откроет дверь.
– Действительно просто, Денсер, – пробормотал Илкар. – Я всю жизнь только и делал, что произносил заклинания измерений.
– А то нет? – хмыкнул Хирад. – Я сам слышал, как ты разглагольствовал об измерениях и порталах между ними, но до сих пор понятия не имею, о чем ты говорил. Может, все-таки попробуешь объяснить так, чтобы я понял?
Илкар и Денсер переглянулись. Зитескианец кивнул эльфу.
– На самом деле общая концепция довольна проста, – начал Илкар, – но чтобы привыкнуть к ней, требуется некоторое умственное усилие. Фактически, одновременно с нашим существует множество других миров – или измерений, как называют их маги. Мы – под словом «мы» я подразумеваю в первую очередь магов – пока хорошо знаем два, хотя их, несомненно, гораздо больше.
– Ясно, – буркнул Хирад, поджав губы.
– Что не так? – спросил Илкар, и его уши встали торчком.
– Я знаю, что ты видел дракона, и помню твои слова о том, что он находится в каком-то другом измерении. Но сейчас ты утверждаешь, что все вокруг захламлено другими мирами, – сказал Талан. – Вот мы видим небо, землю и море. А потом хочешь, чтобы мы поверили, что в этом месте и в эту минуту существуют другие миры, но мы их увидеть не можем. Да еще радостно заявляешь, что сам знаешь о двух таких мирах.
– Прости, Илкар, – добавил Ричмонд, – но для нас все это является большим сюрпризом.
– Да, – снова вмешался Талан, – и я хочу знать, как кому-то в голову могла прийти сама мысль об этом?
– Денсер? – предположил Илкар. Из травы появился кот, прыгнул Денсеру на колени и устроился там, неотрывно глядя в глаза своему хозяину.
– Мы пришли к выводу, что Септерн знал об этом всегда, хотя, вероятно, как он обо всем догадался, так и останется тайной. Он первым из магов допустил существование других измерений, кроме того, о котором нам известно достаточно давно благодаря исследованиям маны. Сейчас утверждение Септерна уже не вызывает сомнений и он считается гением, но в то время его подвергли обструкции. Из-за этого ему пришлось покинуть Додовер и построить собственный дом.
– Я не мудрец, – серьезно проговорил Хирад.
– Самое правдоподобное предположение таково: что-то заставило Септерна обратить внимание на особенности потоков маны, которые свидетельствовали об активной деятельности за пределами нашего измерения. Он был способен чувствовать и видеть то, чего никогда не мог почувствовать и увидеть ни один маг на земле. Он был уникальным человеком, – сказал Денсер. – Простите, что говорю слишком общо, но многие из ранних работ Септерна утеряны. Он знал обязательную магию, хотя впоследствии развил и собственное учение, на основе которого строятся заклинания для создания порталов между измерениями. А может быть, это всего лишь наши догадки.
– Хорошо, – произнес Безымянный. – Допустим, мир драконов существует отдельно от нашего. Они проникают к нам, чтобы спастись. При этом их совершенно не волнует, нравятся они нам или нет и будем ли мы о них заботиться. Но возникают два вопроса. Что мешает драконам любой из враждующих сторон установить здесь свое господство и что происходит в других измерениях? – Он поднялся и подбросил в огонь хвороста.
– Денсер, это снова к тебе. – Тон Илкара нельзя было назвать дружелюбным.
– Нам очень мало известно об измерении драконов. Никто не бывал там, кроме Септерна. Дракон, которого встретил Хирад, был, наверное, представителем одного из тех великих родов, которым принадлежит исключительное право использовать коридор между нашими измерениями. Коридор имеет много связей с нашим миром – по одной на каждого члена рода и его драконера. Драконы защищают коридор от атак других своих сородичей. То, что рассказал тебе Ша-Каан, хорошо подтверждает это. – Маг помолчал, попыхивая трубкой. – Никто, – медленно проговорил он, – не в состоянии повторить работу Септерна. Так что сейчас никто не путешествует между измерениями. Но находка ключа от его мастерской может все изменить. Записи Септерна дают нам хорошее представление о пространстве между измерениями. Именно благодаря им нам удалось запустить туда клетку с лордами-колдунами. Кроме того, мы обнаружили доказательства существования других измерений, хотя проникнуть нам удалось только в одно.
– Зато именно в то, которое вам действительно необходимо, не так ли, Денсер? – с явным отвращением спросил Илкар.
– Да, оно в самом деле представляется нам полезным, – слегка раздраженно ответил Денсер.
– Пожалуйста, расскажи нам о нем. – В голосе Безымянного совсем не было привычных требовательных ноток.
– Проще говоря, это измерение населено существами, которых вы называете демонами, но не волнуйтесь, – сказал Денсер, – чтобы жить в нашем измерении, им необходимы существенные преобразования организма и постоянная помощь магии. – Он протянул руку и рассеянно погладил своего кота. Тот замурлыкал и выгнул спину.
– Почему? – спросил Ричмонд.
– Потому что они не могут жить без маны. Это воздух, которым они дышат. А в нашем мире концентрация маны очень низка по сравнению с требуемой. С другой стороны, мы тоже не можем жить там. Не стану скрывать, что Зитеск научился брать ману из этого измерения. Ричмонд посмотрел на эльфа:
– Неужели в этом есть что-то плохое, Илкар?
– Проблема не в том, как использовать ману, – ответил Илкар, – а в методах, с помощью которых сделано это открытие. Но сейчас нет никакого смысла углубляться в тонкости, поскольку это в основном вопрос морали.
Все замолчали. Каждый обдумывал или старался понять то, о чем только что услышал. Что касается Хирада, то все сказанное казалось ему пустой болтовней. Конечно, он первым задал вопрос, но ответ был ему непонятен. Впрочем, варвара это мало заботило. Он не мог сосредоточиться, его мысли постоянно возвращались к Сайрендору.
– Надеюсь, вам хватит того, что вы услышали? – спросил Денсер.
– Еще один вопрос, – нахмурился Ричмонд. – А где эти другие измерения находятся? Вот я, например, вижу звезды – и хочу спросить, не там ли?
– Нет, – сказал Денсер, слегка улыбнувшись. – Хотя аналогия неплохая. К сожалению, в повседневной жизни не найдется нужных сравнений. Самое простое, что я могу тебе предложить, – это попробовать представить невероятно огромное пространство, заполненное бесчисленным количеством пузырьков. В этом случае каждый такой пузырек будет представлять собой одно измерение. Но самое сложное – вообразить, что эти пузырьки одновременно существуют везде и нигде. Тогда количество пузырьков и размер пространства уже не имеют значения, расстояния между отдельными пузырьками не существует. В этом случае путешествие из одного измерения в другое теоретически происходит мгновенно и подчиняется некоей закономерности, зависящей от взаимной ориентации измерений. – Маг сделал паузу. – Я правильно все изложил, Илкар?
– Да, в общих чертах твой рассказ совпадает с моими представлениями, – сказал Илкар, хотя по его лицу можно было понять, что он узнал для себя что-то новое.
– А как этот амулет оказался у дракона? – спросил Талан.
– Хороший вопрос, – заметил Денсер. – Опубликовав «Рассветного вора», Септерн исчез. Мы полагаем, что он ушел через портал драконов или через один из его собственных. Если предположить, что Септерн хотел, чтобы мы когда-нибудь воспользовались его открытиями, все встает на свои места. Поскольку он сам был драконером, Септерн доверил ключ к своим изобретениям – этот амулет – драконам, а также предоставил им право решать, когда мы будем готовы принять его дар. Мы просто продвинулись на один шаг вперед, только и всего. Еще есть вопросы? – Все промолчали. – Хорошо, на рассвете отправляемся.
Хирад, нахмурившись, посмотрел на темного мага.
– Позволь и мне кое-что объяснить тебе, Денсер, – спокойно произнес он и, сняв кинжал с ремня, проверил пальцем остроту лезвия. – Ты здесь не старший. Мы отправимся с тобой к мастерской Септерна, только когда все Вороны согласятся на это, не раньше.
Денсер улыбнулся:
– Ну, если тебе хочется поиграть в эту игру...
– Нет, Денсер, – сказал Хирад. – Это не игра. И в тот момент, когда ты забудешь об этом, ты останешься в одиночестве. Или умрешь.
– И Балия умрет вместе со мной, – сказал Денсер.
– Это всего лишь твое личное мнение, – заметил Безымянный.
На лице у Денсера появилось озадаченное выражение.
– Но только я знаю, что мы должны сделать, – сказал маг.
– Пока, – возразил Безымянный. – Но, будь уверен, и у нас найдется что сказать, как только мы разберемся в этом деле.
Наступило молчание; лишь потрескивал костер да ветер шуршал листвой, покачивая верхушки деревьев. Уже давно стемнело, но никто не спал. Денсер постучал чашечкой своей трубки о корень дерева.
– Можно мне внести предложение на общее обсуждение? – медленно проговорил он. – Не пора ли нам всем немного поспать?
Глава 8
Отчуждение, недоверие, подозрения, мана. Воздух был буквально пропитан всем этим.
Озеро Триверн лежало у подножия Терновых гор. Отсюда они начинали плавно понижаться к заливу Триверн, расположенному в ста милях севернее. Здесь, в области влияния магии, растительность была буйной, только восточный берег оставался открытым. В пышной траве проглядывали россыпи ярких цветов, и даже высоко в горах скалы были покрыты густым мхом и жестким морозоустойчивым кустарником. На берегах озера любили селиться птицы, и их пение было способно тронуть даже самое черствое сердце.
Когда в горах шли дожди, со скал в озеро обрушивались сверкающие водопады, а во время продолжительных ливней все водопады сливались в один, величественный и огромный.
В день встречи поверхность озера была спокойной, только случайный ветерок время от времени рождал на зеркальной глади легкую рябь. Жарко светило солнце, на берег лениво накатывались волны, и только большой шатер на берегу нарушал эту идиллию. Во все стороны от него разбегались волны невероятного напряжения, которое, казалось, цеплялось за одежду, убивало волосы и выжигало кожу.
Шатер имел правильную геометрическую форму, все его стороны были идеально равны. По бокам на одинаковом расстоянии друг от друга располагалось четыре входа.
У каждого входа был свой навес, окрашенный в цвет соответствующего университета, и под каждым навесом стояли охранники.
Внутри шатра за одинаковыми квадратными столами сидели наставники и представители университетов: от Листерна – лорд Хэрист, старший маг; от Джулатсы – Баррас, уполномоченный представитель Джулатсы в Зитеске; от Додовера – Валдрок, лорд Башни; от Зитеска – Стилиан, лорд Горы. По обе руки от глав делегаций сидели советники.
Удобно расположившись в кресле, покрытом мехом черного горностая, Стилиан и пытался угадать настроение своих – он еще не знал, как правильнее назвать этих людей – современников... или, быть может, врагов?
Баррас из Джулатсы. Стилиан хорошо знал этого умного, но чрезвычайно вспыльчивого старого эльфа. На морщинистом лице Барраса блестели ясные голубые глаза, длинные седые волосы были стянуты на затылке в тугой хвост. Как обычно, пальцы правой руки Барраса выстукивали нетерпеливую дробь на ближайшей поверхности – в данном случае на подлокотнике кресла.
Озеро Триверн лежало у подножия Терновых гор. Отсюда они начинали плавно понижаться к заливу Триверн, расположенному в ста милях севернее. Здесь, в области влияния магии, растительность была буйной, только восточный берег оставался открытым. В пышной траве проглядывали россыпи ярких цветов, и даже высоко в горах скалы были покрыты густым мхом и жестким морозоустойчивым кустарником. На берегах озера любили селиться птицы, и их пение было способно тронуть даже самое черствое сердце.
Когда в горах шли дожди, со скал в озеро обрушивались сверкающие водопады, а во время продолжительных ливней все водопады сливались в один, величественный и огромный.
В день встречи поверхность озера была спокойной, только случайный ветерок время от времени рождал на зеркальной глади легкую рябь. Жарко светило солнце, на берег лениво накатывались волны, и только большой шатер на берегу нарушал эту идиллию. Во все стороны от него разбегались волны невероятного напряжения, которое, казалось, цеплялось за одежду, убивало волосы и выжигало кожу.
Шатер имел правильную геометрическую форму, все его стороны были идеально равны. По бокам на одинаковом расстоянии друг от друга располагалось четыре входа.
У каждого входа был свой навес, окрашенный в цвет соответствующего университета, и под каждым навесом стояли охранники.
Внутри шатра за одинаковыми квадратными столами сидели наставники и представители университетов: от Листерна – лорд Хэрист, старший маг; от Джулатсы – Баррас, уполномоченный представитель Джулатсы в Зитеске; от Додовера – Валдрок, лорд Башни; от Зитеска – Стилиан, лорд Горы. По обе руки от глав делегаций сидели советники.
Удобно расположившись в кресле, покрытом мехом черного горностая, Стилиан и пытался угадать настроение своих – он еще не знал, как правильнее назвать этих людей – современников... или, быть может, врагов?
Баррас из Джулатсы. Стилиан хорошо знал этого умного, но чрезвычайно вспыльчивого старого эльфа. На морщинистом лице Барраса блестели ясные голубые глаза, длинные седые волосы были стянуты на затылке в тугой хвост. Как обычно, пальцы правой руки Барраса выстукивали нетерпеливую дробь на ближайшей поверхности – в данном случае на подлокотнике кресла.