Страница:
Все эти мысли промелькнули мгновенно. Журналист молча стоял перед НИМ и ждал.
- Теперь набирай номер Тимохина и говори, что хочешь. Дальше будем решать в каждом случае особо.
Тимохин ждал этого .звонка давно. Не именно сегодня, но знал, что звонок вот-вот будет.
Операция казалась довольно простой, если не учитывать, с кем они будут иметь дело...
Они выпускают Голованова по определенному маршруту. Улицы выбираются тихие, пустынные. Когда доктор начнет петлять по. этим улицам и наблюдатели установят, что за ним кто-нибудь идет, улицы по возможности перекрываются, чтобы не допустить случайных жертв.
Если к объекту подходит человек, напоминающий Выродка по внешнему виду, бойцы открывают стрельбу на поражение.
Тимохин понимал, что действия его далеки от законных. Но в то же время знал, что, если вместе с Выродком будет убит и маньяк, извращенец, убийца Голованов, ничего не произойдет. Обоих постигнет справедливое возмездие, только и всего! А уж он как-нибудь от прокуратуры отбрешется. Победителей не судят!
Успенский не очень верил в гладкость такого плана, но ничего другого предложить не мог. Генерал помнил многочисленные провалы, казалось бы, блестяще задуманных операций и пребывал в меланхолии.
В том, что Выродок клюнет на доктора, он не сомневался. Доктор ЕМУ нужен. К тому же Успенский помнил, что приближается очередное роковое число месяца. Но вот насчет того, удастся ли уничтожить Выродка, пусть даже ценой гибели подследственного, в этом генерал очень даже не был уверен. Как бы им самим не пришлось сообщать семьям некоторых бойцов печальную весть.
Звонок раздался неожиданно. Услышав голос Любомудрова, дежурный подал знак операторам, те включили аппаратуру.
Журналист попросил подполковника Тимохина.
- Тимохин. Слушаю!
- Это Любомудров! Н. Б. согласен на план. ОН требует, чтобы доктора привезли на Петергофское шоссе в район Сосновой Поляны. Я остаюсь у него в заложниках. Это все!
- Погоди, погоди! Как все? Какие заложники? - Но в трубке уже зудели короткие гудки.
- Аппарат, с которого звонили, установлен! - доложил оператор.
- Высылайте группу захвата по адресу - приказал Тимохин, хотя знал, что посылает людей больше для очистки совести. Никого там к моменту прибытия группы наверняка не будет.
Успенский, который сидел на одной из конспиративных квартир, поскольку начальство считало, что в его собственной оставаться слишком опасно, узнав из звонка Тимохина, что операция началась, сказал, что немедленно выезжает.
* * *
Они вышли втроем из дома. Хозяин квартиры все еще не отошел от хлороформа. Его покачивало. Журналист поддерживал его.
Н. Б. открыл дверцу, уселся за руль. Когда его заложники, они же будущие жертвы, сели, ОН отъехал от дома на несколько кварталов и остановился.
- Посмотрим, посмотрим, - пробормотал ОН.
Вскоре мимо них промчались две машины и милицейский фургон. Кортеж остановился возле дома, из которого они только что вышли. Из фургона выскочили омоновцы в масках, с автоматами. Из легковушек тоже вышли люди в камуфляже. Отряд устремился на штурм.
Н. Б. тронулся с места и сказал:
- Ну вот, приступаем к решающей фазе. Они выехали почти к самому Петергофскому шоссе. Остановились у кромки тротуара. Со стороны города то и дело проносились машины. Две красные "девятки" остановились на шоссе.
Из одной вышел человек, как-то беспомощно, боязливо остановился. Прошел несколько шагов и рванулся назад. Чья-то сильная рука оттолкнула его, и машина отъехала. Человек медленно пошел вперед по шоссе, постоянно оглядываясь.
Во второй машине сидели снайперы. Операция по ликвидации была для них делом привычным. Они были уверены в себе ив своем оружии. Они получили приказ отпустить объект как можно дальше, но не терять его из вида. Выйти из машины, перейти ближе к домам выбрать и занять позиции. Если объект исчезнет из поля зрения, переменить позицию, но огонь не открывать, пока к объекту не подойдет неизвестный. После этого, получив приказ по рации, открыть огонь на поражение обоих объектов.
* * *
Между тем Голованов, чувствуя, как смертельный страх парализует его все сильнее, думал только о том, чтобы как можно быстрее вернуться в тюремную камеру. Там, конечно, тоже далеко не сахар, и вставать каждый день раком у параши, чтобы все обитатели камеры получили удовлетворение перед завтраком, не слишком веселое занятие. Но сейчас он готов был пропустить через себя, вернее подставить свою задницу всей тюрьме, только бы не чувствовать леденящего ужаса, сознавая свою полную беспомощность и одиночество, только бы не ощущать неминуемое приближение чего-то настолько страшного, что даже пуля в затылок во время расстрела может показаться счастливым избавлением.
Н. Б. внимательно следил за всем, что происходит на шоссе. Видел, как жертва начала удаляться от машин, видел, как из второй машины выскочили люди, и отметил, где остался каждый из них. Вот когда ОН начинал чувствовать себя диким львом, выслеживающим добычу. Вот когда все в НЕМ сладостно напряглось! Теперь ОН действительно стал Нергалом. Всемогущим но и предельно собранным и осторожным. Хищник не может упустить жертву.
На заднем сидении застонал пленник. ОН чуть дернул головой.
Сейчас ничто не должно отвлекать Льва - Нергала от охоты.
- Заткни ему пасть! - глухо сказал ОН. Журналист, будто сам участвовал в охоте, понимал состояние Н. Б. Он взял с пола машины какую-то ветошь и наглухо забил ее в рот пленнику. Потом из опасения, что пленник может попытаться выскочить из машины и их просто расстреляют омоновцы, дотянулся до бардачка, пошарил в нем, нашел какую-то бечевку и перевязал кисти рук человека, которого не знал доселе, но который мог угрожать неосторожным поведением его собственной жизни. Если бы Любомудров сейчас был способен рассуждать, он бы несомненно осудил себя, назвал бы подлецом, а то, может, и как-нибудь похлеще. Но он был парализован чужой волей, волей зверя, выслеживающего добычу, волей Нергала, внушившего ему такой животный страх за свою жизнь, что он по крайней мере на некоторое время потерял всякую способность здраво мыслить.
Одинокий человек на шоссе остановился как бы в раздумье и, повернув, пошел к домам, решив, очевидно, что там ему будет безопаснее.
Тимохин с Успенским, сидевшие в третьей машине, невдалеке от дома, куда ушли бойцы группы захвата, слушали переговоры по рации и рассматривали окрестности в бинокль.
- ОН должен быть где-то рядом, - сказал генерал. - ОН, как зверь, будет сидеть в засаде до последнего момента.
Бойцы из дома доложили, что в квартире никого нет, дверь открыта.
- Оставайтесь пока на месте, - приказал Тимохин, зная любовь Выродка к сюрпризам и стремясь избежать их.
Они стали рассматривать машины, припаркованные к домам. Все увидеть было невозможно. Многие перекрывали обзор, стоя впритык друг за другом. Очевидно, поэтому они не смогли разглядеть скромный старенький "москвич" с тремя пассажирами, стоявший среди других машин. Тем более что и здесь оба аса сыска дали очередную промашку чисто психологического характера. Они привыкли к стереотипу: Выродок, как правило, угоняет хорошие скоростные машины и брезгует старыми и маломощными.
* * *
Одинокая фигурка человека медленно приближалась. Все в Н. Б. напряглось до предела. Жертва рядом! Достаточно двух прыжков, чтобы настичь ее и перегрызть горло.
"НЕ ТОРОПИСЬ!
ИСПОЛЬЗУЙ ТВОИ ДРУГИЕ ЖЕРТВЫ! СЕГОДНЯ ДЕНЬ НАШЕГО ТОРЖЕСТВА!"
Любомудров оглянулся. Ему показалось, что кто-то рядом что-то сказал. Но откуда ему было знать, что это говорит сам Нергал!
Жертва была уже рядом. Что произошло дальше, каждый из свидетелей описывал по-своему.
Стрелки вдруг увидели, что из припаркованного "москвича" вышли три человека. Они окружили объект, и снайперы замерли. Но приказа открывать огонь не было.
Успенский и Тимохин увидели ЕГО, журналиста и кого-то третьего с кляпом во рту. ОН схватил доктора, журналист поднес к его лицу какую-то тряпку, а третий вдруг бросился бежать. Журналист загораживал поле обстрела. Объект закрывал собой Выродка. Тут же ОН с жертвой и с журналистом оказались в машине.
Когда "москвич" рванул с места, Тимохин в бешенстве крикнул.
- Огонь!
Стрелки сделали всего по выстрелу. Беглец с кляпом во рту упал. Другие пули попали в уносящийся "москвич", но машина, очевидно, осталась неповрежденной. Успенский успел крикнуть:
- Отставить! По машинам! Бойцы вскочили в свой фургон, оперативники - в "девятки", и гонка началась.
По дороге Тимохин в ярости, не помня себя, кричал:
- Ну почему отставить, почему? Мы бы их, как курят, перестреляли, машина бы уже сейчас догорала в кустах. Ну почему?
- Там Любомудров был! Его-то за что стрелять?
- Так он же заодно с Выродком был, ты же видел!
- Это неизвестно. Тем более, этот самый журналист всю жизнь за Выродком охотится. К тому же еще один неизвестный проявился. Интересно, зачем он Выродку понадобился?
- Зачем? Зачем? Во-первых, еще над одним поизгаляться захотелось. А во-вторых, три живых щита, оно всегда лучше, чем два. Я к нему "скорую" вызываю! Алло! "Скорая"! Алло, мать вашу! Человека подстрелили... - Тимохин назвал адрес и продолжал мрачно: - Одна жертва есть, скоро бойня будет...
- Погоди ты каркать, - сердито сказал генерал, сам еще не отошедший от неудачи. - Может, еще догоним!
- Может, этот придурочный писатель догадается на ходу выскочить? - почти жалобно сказал Тимохин. - Мы бы тогда...
- Что ему, жить надоело? Пока заложник, а выскочит, будет труп!
"Москвич" получил солидную фору. Но, несмотря на это, мощные машины преследователей постепенно настигали его. Нергал был уверен, что сумеет уйти от людей в форме. А если они ЕГО нагонят, Нергал проявит себя в полную силу. Впереди показались дома Петергофа. На улицах города преследователи сбавили скорость, а Нергал, ведомый своим мощным импульсом хищника, лавируя меж домами, скоро вырвался на оперативный простор, и пока потерявшие "москвич" из виду омоновцы метались по улицам, ОН уже через, пару минут был на месте, которое наметил с самого начала.
* * *
Ворота психоневрологического интерната были открыты. "Москвич" ворвался на территорию, крутанулся по небольшому дворику и остановился у двухэтажного корпуса.
Выскочив из машины, Нергал стащил с заднего сиденья доктора, встряхнул его, поставил на землю, другой рукой взял журналиста и, сделав пару шагов, втолкнул обоих в двери здания, войдя за ними следом.
Остолбеневшая было при виде странных гостей нянечка, бросилась к ним.
- Вы что это, граждане? Сюда нельзя! Вы к кому?
- Где у вас операционная? Показывай быстрее, старая грымза!
- Я вот тебе покажу операционную! - возмутилась нянечка. - Врываются сюда всякие! У нас здесь интернат для тяжелых...
К нянечке на помощь спешили сестры.
Нергал начал свирепеть.
- Я. кажется, ясно сказал, покажите операционную! Быстро! - Для большей убедительности ОН легко толкнул возмущенную нянечку на стенку. Та ударилась затылком с такой силой, что раздался треск, похожий на звук расколовшегося арбуза. Лицо старухи залилось кровью, она мешком свалилась на пол. Сестрички прыснули врассыпную, но ОН успел схватить одну из них за руку. Она взвизгнула от боли.
- Веди, дура! Ничего тебе не будет! Из палат стали появляться головы любопытствующих стариков и старух.
- На втором этаже, - заикаясь, проговорила сестра. - Вон там лестница.
ОН решительно пошел вперед, придерживая за шиворот доктора.
Любомудров сделал последнюю попытку. Он отстал и хотел уже выскочить за дверь во двор, но ОН мгновенно развернулся и швырнул журналиста вперед сословами:
- Не забывайся, заложничек!
- Они поднялись на второй этаж, здесь быстро нашли операционную. Нергал оставил в ней своих "спутников", вышел в коридор навстречу двум врачам, которым сообщили о происшествии.
- В чем дело, товарищ?.. - начала дама средних лет. - Я заведующая отделением. У нас большинство больных престарелые, лежачие. Им нельзя волноваться.
Нергап все это выслушал, потом сказал:
- Я - Нергал, может, слышали. Я беру в заложники весь ваш корпус. Здесь, в операционной, буду я с моими... товарищами. Подробности вам расскажут омоновцы и штурмовики, что сейчас подъезжают к интернату. Мне нужен телефон.
- Он в операционной есть, - сказала ошарашенная и напуганная женщина.
- Вот и отлично. Меня никто не должен тревожить. Можете сказать милиции, что я буду рвать на части по очереди ваших стариков и выбрасывать куски тел во двор, если они осмелятся штурмовать и попробуют помешать выполнить всю программу. А сейчас выйдете, спросите генерала Успенского или Тимохина, передадите мои слова. И еще скажите, пусть позвонят в операционную. Мне нужно с ними лично переговорить.
Врач пошла вниз. ОН вошел в операционную. Доктор мешком сидел на стуле. Любомудров стоял у окна. Н. Б. снова вышел в коридор. Напряжение, не покидавшее ЕГО все это время, как будто превратило все тело в единый принимающий чужие волны агрегат. Мозг, как компьютер, просчитывал ситуации. ОН был уверен, что штурмовать они пока не решатся. ОН успеет совершить задуманное. Для этого ЕМУ нужно несколько часов. Уже почти стемнело. Нужно было как можно спокойнее поговорить с начальством по телефону, усыпить их бдительность. Но прежде надо максимально затруднить им прорыв в здание.
ОН стремительно сбежал по лестнице на первый этаж. Старуха нянечка все еще лежала у стены на попу. ОН двумя прыжками подскочил к ней, открутил голову и, как мяч, выкатил во двор, как раз под ноги возвращавшейся врачихи. Та дико закричала. ОН с удовлетворением чувствовал все большие перемены в себе. ОН уже не мог различить человека от хищника, от Бога Нергала. Теперь ОН мог действовать только как Нергал, Лев в оболочке человеческого тела. Стоя чуть сбоку от дверей, ОН ждал, наклонившись вперед, готовый к прыжку.
Дверь распахнулась, в нее осторожно стал входить человек. ОН не стал ждать, не стал разбираться, кто это: врач, служащий или омоновец. ОН прыгнул, втащил человека в коридор и тут же методично и быстро стал разделывать его. Потом выбросил части тела во двор. Одновременно закричал:
- Генерал, ты слышишь меня? Если вы попытаетесь войти сюда до утра, я уничтожу всех здешних хроников! Понял? Во дворе молчали.
ОН закрыл входную дверь на засов, потом открыл дверь ближайшей палаты. Вошел, осмотрелся и, аккуратно подняв с кровати, ближайшей к нему, бабульку, словно невесомый груз, понес ее к входным дверям. Здесь ОН уложил ее на пол вместе с матрацем и одеялом. Потом точно так же принес еще трех старушек, положил их рядом с первой, окончательно заблокировав дверь. Этого ЕМУ показалось мало, и ОН аккуратно положил по старухе на каждый подоконник первого этажа. Ниши окон были широкими, и старухи лежали в них, как в люльках. Сестры, сбившись стайкой, с ужасом взирали на все это. ОН подошел к ним и сказал:
- Не сметь трогать бабулек! А лучше пошли со мной наверх!
Сестры послушно потрусили по лестнице.
* * *
Успенский сидел в машине молча. Тимохин ругался. Омоновцы заняли соседние корпуса.
Перед входом в корпус, занятый Выродком, валялись ошметья тела. Уже было почти совсем темно, но на сером асфальте видны были темные лужи крови.
- Надо штурмовать! - сказал наконец Тимохин.
- Надо, - ответил генерал. - Но чего это будет стоить? Ладно, омоновцы. Солдатам сама судьба велит рисковать. А эти бедняги бессловесные, что лежат в палатах, чем виноваты?
- Ну а что ты предлагаешь, что? Оставить этого Выродка хозяйничать здесь? А мы будем смотреть, как он из людей фарш делает?
- Погоди, не кипятись. Я уверен, у НЕГО есть какой-то план и просто так рвать стариков и старух ОН не станет. Только разве что для нашего устрашения или если вынудим. Кстати, пошли людей, пусть вместе с санитарами уберут с асфальта останки. У него огнестрельного оружия нет, так что это безопасно. А пока не грех было бы побеседовать с этой сволочью. Какой там телефон-то, в смысле, какой номер в операционной? Тебе врачиха вроде сказала.
Тимохин продиктовал номер операционной.
Позвонить Успенский не успел. Телефон в машине звякнул.
- Успенский. Слушаю!
Говорил командир отряда. Он доложил, что других подходов к корпусу Выродка нет, но можно легко забросить в окна операционной пару "черемух" и затем штурмовать.
- Отставить пока. ОН успеет сотню людей изуродовать, пока мы туда попадем.
- Тут мне из ЕГО корпуса сестра-хозяйка звонила, - продолжал командир. Говорит, ОН выносит из палат лежачих и закладывает ими окна. Там стены старые, подоконники широкие. так ОН их штабелями друг на друга кладет. А те только кричат да плачут. Даже двинуться не могут. Дверь внизу уже заложил. Так что если штурмовать, то...
- Ясно, Лепихин. Немного подождем. Жди команды!
- Есть, товарищ подполковник. Успенский с Тимохиным перешли в кабинет главного врача. Здесь генерал набрал номер телефона операционной.
Нергал поднял трубку.
- Внимательно слушай меня, генерал! Сегодня ночью хозяин в здешних местах Я. Можешь называть меня как хочешь. Но Я чувствую и ощущаю себя великим Неведомым людям Богом Нергалом. Сегодня моя ночь! Предчувствие радости и наслаждения своим могуществом наполняет меня. Не смейте мешать мне, что бы ни происходило! Смотри! Ты видишь, генерал, появилась Луна. Я буду купаться в ее лучах и казнить грязных, ничтожных, вырождающихся людишек. Журналист останется со мной! Он будет первой жертвой, если ты осмелишься помешать мне! Я не хочу этого! Мне нужно, чтобы журналист написал обо мне правду. Утром вызовешь сюда газетчиков и телевизионщиков. Они тоже должны знать правду. Сегодня моя ночь, завтра будет утро моего торжества, утро, когда Нергал отпразднует свою окончательную победу! Завтра вы все погибнете, и ты, генерал, будешь в числе моих жертв первым. Ты до сих пор ухитрялся уходить от меня, хотя Нергал давно уже требовал твое тело. Ты не только оскорбил меня, ты оскорбил Великого Бога, осквернил Святилище, отобрал у меня его. Ты ведь знаешь, что должен умереть! Но это все утром. Сейчас готовься к смерти, которая поставит достойную точку в твоей ничтожной жизни.
- Отпусти стариков, Н. Б., - сказал генерал. - Дай возможность их вынести из корпуса. Если хочешь, я готов заменить их.
- Не сегодня, генерал! Этой ночью никто не выйдет отсюда. Зови газетчиков! Любомудров скоро приготовит лучший материал в своей жизни! Он передаст его по телефону, а после этого мы продолжим наши разговоры! - Нергал положил трубку.
Начиналась ЕГО ночь! Сегодня должно было не просто совершиться очередное Жертвоприношение. Сегодня огромное количество людей должны были увидеть божественную сущность ЕГО как истинного художника абсолютной истины - СМЕРТИ!
Получая сам великое наслаждение, ОН продемонстрирует и докажет всем, что ЕГО действия не безумны, как они считают, но правомерны и что некоторые из них, ИЗБРАННЫЕ тоже, могут получать такое же наслаждение, как и ОН сам.
Это будет очередной, а может быть, и решающий шаг к Великой цели! Миллионы людей увидят, узнают, что ожидает их всех - и содрогнутся, и одновременно насладятся увиденным, предвкушая и свой скорый конец.
Они ждут этого, они хотят, в глубине души все они сладостно стремятся к Приобщению к Смерти! Так пусть получат!
* * *
В палатах оставалось несколько посетителей. На втором этаже в конце коридора в шестой сидел Александр Варюхин, пришедший к отцу. Он принес ему фрукты, конфеты и переживал, что батя ничего не хочет есть. Саша как раз уговаривал отца съесть хотя бы мандаринчик, когда в корпус ворвался Выродок. Варюхин не очень испугался. Он, конечно, читал в газетах и слышал от ребят на заводе о маньяке-убийце, но удивлялся, как это молодые здоровые омоновцы не могут справиться с одним человеком. Самому Александру не раз приходилось по пьяни участвовать в драках и бил он, по признаниям приятелей, крепко. Поэтому, когда в корпусе начался шум, поднялась паника, Варюхин-младший решил посидеть в палате у отца и в случае чего защитить стариков, а заодно и Выродка "привести в чувство".
В третьей палате задержалась на свою беду сестра больной Анны Александровны Шипко, Нина Александровна.
Младшая, которой было 73 года, в кои-то веки собралась навестить старшую восьмидесятилетнюю, а тут - страх Божий! Выродок пожаловал! Как в коридорах начались крики да стоны, Нина Александровна не знала, куда деваться, где спастись, но сообразила, легла на свободную койку, укрылась больничным одеялом с головой. Теперь она лежала, ее сильно знобило от страха и неизвестности, она старалась плотнее закутаться в одеяло, но слух помимо воли улавливал каждый шорох за дверью палаты, в коридоре.
Из четвертой палаты не успели уйти две женщины. Сейчас они сели рядышком, крепко взялись за руки, словно лучшие подруги, и, цепенея от ужаса, время от времени пытались подбодрить друг друга, шепотом комментируя происходящее и уверяя самих себя, что убийце до них, конечно же, нет никакого дела, и скоро всё кончится.
* * *
В корпусе вдруг наступила тишина, которой не бывало здесь даже в 2-3 часа ночи, когда спят не только больные, но и сестры располагаются на отдых.
Были в палатах несколько стариков и старух, у которых временный период просветления наступил, на их беду, именно в эту ночь.
Они лежали, мучились бессонницей и понимали, что вокруг происходит что-то страшное. Вернувшееся сознание подсказывало им, что тишина, царившая вокруг, неестественна. Они хотели позвать на помощь, но инстинкт самосохранения подсказывал им, что сейчас нельзя этого делать. И они лежали молча, вслушиваясь в тишину.
Старик Васильев, навестить которого приехала да не успела уехать дочь Люба, время от времени тихонечко, шепотом спрашивал у гостьи:
- Так что, бандиты к нам пожаловали, что ли?
- Спи папа, спи, - отвечала так же шепотом Люба. - Там кто-то кричал, что пришел Нергал. Это тот сумасшедший маньяк... Ты спи. Он нас не тронет. - Люба говорила, а сама вся сжалась от ужаса: "Тот самый! Выродок!"
- Так он сумасшедший, - не унимался старик. - А здесь все сумасшедшие. Смотри! Мы же все такие... А ты бы уезжала! У тебя ведь дела, семья.
- Уеду, папа, уеду, - говорила Люба, напряженно прислушивалась и все думала: "Как убежать, как отсюда вырваться?! Я-то ни при чем. Они старики, а мне надо убежать. Они и не понимают, что к чему. Я-то здесь при чем?"
В коридоре скрипнула половица. Люба вздрогнула: "Боже, как страшно! Кто-то идет! Это не ОН! У НЕГО шаги тяжелые".
Скрип повторился. Полы в корпусе старые, дощатые. Каждый шаг слышно. Кто-то крадучись шел по коридору. Остановился у дверей палаты. Сердце у Любы Подпрыгнуло к горлу, опустилось и бешено заколотилось. "Что делать, что делать? В окно прыгать? Боже, что делать?"
- Ты куда это пошла, милашка? - вдруг послышался голос.
- Я никуда, - ответил тонкий испуганный голосок. - Я в туалет.
- Успеешь. Пока подойди ко мне!
Слышен скрип половиц, шаги, сдавленный крик. Снова тишина.
"Господи, если ты есть, ну спаси меня! Я ведь ни в чем не виновата! Господи!"
В коридоре снова послышались шаги. Тяжелые, решительные. ОН. "Господи, все, конец! Господи!"
В палату вошел Выродок, осмотрелся взял под мышки двух стариков и, не обращая внимания на Васильева с посетительницей, вышел. Люба посидела, посидела и зарыдала вдруг глухо, истерично. Старик Васильев просто закрыл глаза...
В коридоре опять шаги. Люба снова затихла, напряглась вся, уже и молиться не может Господу, в которого не верит. Шаги ближе, ближе... Мимо... В соседнюю палату. Вот хлопнула дверь. Вышел. Опять шаги в другую сторону... "Еще кого-нибудь понес", - непроизвольно подумала Люба.
Вдруг опять ЕГО голос:
- Ну-ка сестричка подойди! Ты мне нужна!
Опять скрип половиц, быстрые шажки, хлопанье дверей, сдавленный то ли крик, то ли стон.
В ординаторской пожилая сестра Анна Ильинична, стоя на коленях в углу, где должна была бы висеть икона, закрыв глаза и опустив голову, исступленно молилась.
Молоденькая сестричка, недавно пришедшая сюда из медучилища, зарылась лицом в подушку на смотровой лежанке. В голове одно: "Не меня, не меня! Не надо меня!"
Тяжелые шаги.
"Не надо! Не меня!"
Кто-то грубо взял ее за руку.
- А ты чего в подушку уткнулась? Мне третья сестра нужна!
Дежурная ночная нянечка сидела в комнате сестры-хозяйки. В ней все застыло. Ей казалось, что сидит она так уже многие годы, хотя прошло всего, может, 15, может, 20 минут. Она окаменела и ждала... ОН вошел. Она встала. ОН осмотрел комнатку и вышел. Нянечка постояла, постояла и рухнула. На руках у НЕГО и на лице была кровь...
В сестринской сидели санитары. Они зашли, потому что заведующая велела им отнести пару жмуриков в морг, а потом за услуги обещала накапать спирту. Вот они и ждали... ОН вошел, оценивающе посмотрел на них. Здоровые мужики! Ростом с НЕГО самого.
- Тебе чего, друг? - спросил один.
- Да так, - ответил ОН. Подошел и вдруг шарахнул их головами друг о друга, потом кулаком добил и за шиворот одного за другим перетащил в операционную.
Люба сидела в первой палате, ближе всех к операционной. Она уже не могла ни думать, ни говорить. Все прислушивалась к тому, что происходит в коридоре.
Вот опять ОН прошел. Дальше, видно, в самый конец коридора. Там шестая палата... Вдруг Люба услышала шум, возню потом то ли крикнул, то ли всхлипнул кто-то... Возвращается... Тяжело идет... У самых дверей остановился, что-то грохнулось на пол. Еще кого-то убил... Бормочет... Люба вслушивалась, мучаясь страхом, вдруг про нее вспомнит?.. Нет, вроде говорит свое что-то... "Здоровый мужик... Такие Нергалу нужны... А змею Нергал тебе подарит... Змея каждому нужна... Тем более такому здоровенному... Рука как у Нергала..." Замолчал... Крякнул, видно, тело поднял и дальше, в операционную... "Ох, да что же ОН еще задумал? Куда теперь пойдет?"
- Теперь набирай номер Тимохина и говори, что хочешь. Дальше будем решать в каждом случае особо.
Тимохин ждал этого .звонка давно. Не именно сегодня, но знал, что звонок вот-вот будет.
Операция казалась довольно простой, если не учитывать, с кем они будут иметь дело...
Они выпускают Голованова по определенному маршруту. Улицы выбираются тихие, пустынные. Когда доктор начнет петлять по. этим улицам и наблюдатели установят, что за ним кто-нибудь идет, улицы по возможности перекрываются, чтобы не допустить случайных жертв.
Если к объекту подходит человек, напоминающий Выродка по внешнему виду, бойцы открывают стрельбу на поражение.
Тимохин понимал, что действия его далеки от законных. Но в то же время знал, что, если вместе с Выродком будет убит и маньяк, извращенец, убийца Голованов, ничего не произойдет. Обоих постигнет справедливое возмездие, только и всего! А уж он как-нибудь от прокуратуры отбрешется. Победителей не судят!
Успенский не очень верил в гладкость такого плана, но ничего другого предложить не мог. Генерал помнил многочисленные провалы, казалось бы, блестяще задуманных операций и пребывал в меланхолии.
В том, что Выродок клюнет на доктора, он не сомневался. Доктор ЕМУ нужен. К тому же Успенский помнил, что приближается очередное роковое число месяца. Но вот насчет того, удастся ли уничтожить Выродка, пусть даже ценой гибели подследственного, в этом генерал очень даже не был уверен. Как бы им самим не пришлось сообщать семьям некоторых бойцов печальную весть.
Звонок раздался неожиданно. Услышав голос Любомудрова, дежурный подал знак операторам, те включили аппаратуру.
Журналист попросил подполковника Тимохина.
- Тимохин. Слушаю!
- Это Любомудров! Н. Б. согласен на план. ОН требует, чтобы доктора привезли на Петергофское шоссе в район Сосновой Поляны. Я остаюсь у него в заложниках. Это все!
- Погоди, погоди! Как все? Какие заложники? - Но в трубке уже зудели короткие гудки.
- Аппарат, с которого звонили, установлен! - доложил оператор.
- Высылайте группу захвата по адресу - приказал Тимохин, хотя знал, что посылает людей больше для очистки совести. Никого там к моменту прибытия группы наверняка не будет.
Успенский, который сидел на одной из конспиративных квартир, поскольку начальство считало, что в его собственной оставаться слишком опасно, узнав из звонка Тимохина, что операция началась, сказал, что немедленно выезжает.
* * *
Они вышли втроем из дома. Хозяин квартиры все еще не отошел от хлороформа. Его покачивало. Журналист поддерживал его.
Н. Б. открыл дверцу, уселся за руль. Когда его заложники, они же будущие жертвы, сели, ОН отъехал от дома на несколько кварталов и остановился.
- Посмотрим, посмотрим, - пробормотал ОН.
Вскоре мимо них промчались две машины и милицейский фургон. Кортеж остановился возле дома, из которого они только что вышли. Из фургона выскочили омоновцы в масках, с автоматами. Из легковушек тоже вышли люди в камуфляже. Отряд устремился на штурм.
Н. Б. тронулся с места и сказал:
- Ну вот, приступаем к решающей фазе. Они выехали почти к самому Петергофскому шоссе. Остановились у кромки тротуара. Со стороны города то и дело проносились машины. Две красные "девятки" остановились на шоссе.
Из одной вышел человек, как-то беспомощно, боязливо остановился. Прошел несколько шагов и рванулся назад. Чья-то сильная рука оттолкнула его, и машина отъехала. Человек медленно пошел вперед по шоссе, постоянно оглядываясь.
Во второй машине сидели снайперы. Операция по ликвидации была для них делом привычным. Они были уверены в себе ив своем оружии. Они получили приказ отпустить объект как можно дальше, но не терять его из вида. Выйти из машины, перейти ближе к домам выбрать и занять позиции. Если объект исчезнет из поля зрения, переменить позицию, но огонь не открывать, пока к объекту не подойдет неизвестный. После этого, получив приказ по рации, открыть огонь на поражение обоих объектов.
* * *
Между тем Голованов, чувствуя, как смертельный страх парализует его все сильнее, думал только о том, чтобы как можно быстрее вернуться в тюремную камеру. Там, конечно, тоже далеко не сахар, и вставать каждый день раком у параши, чтобы все обитатели камеры получили удовлетворение перед завтраком, не слишком веселое занятие. Но сейчас он готов был пропустить через себя, вернее подставить свою задницу всей тюрьме, только бы не чувствовать леденящего ужаса, сознавая свою полную беспомощность и одиночество, только бы не ощущать неминуемое приближение чего-то настолько страшного, что даже пуля в затылок во время расстрела может показаться счастливым избавлением.
Н. Б. внимательно следил за всем, что происходит на шоссе. Видел, как жертва начала удаляться от машин, видел, как из второй машины выскочили люди, и отметил, где остался каждый из них. Вот когда ОН начинал чувствовать себя диким львом, выслеживающим добычу. Вот когда все в НЕМ сладостно напряглось! Теперь ОН действительно стал Нергалом. Всемогущим но и предельно собранным и осторожным. Хищник не может упустить жертву.
На заднем сидении застонал пленник. ОН чуть дернул головой.
Сейчас ничто не должно отвлекать Льва - Нергала от охоты.
- Заткни ему пасть! - глухо сказал ОН. Журналист, будто сам участвовал в охоте, понимал состояние Н. Б. Он взял с пола машины какую-то ветошь и наглухо забил ее в рот пленнику. Потом из опасения, что пленник может попытаться выскочить из машины и их просто расстреляют омоновцы, дотянулся до бардачка, пошарил в нем, нашел какую-то бечевку и перевязал кисти рук человека, которого не знал доселе, но который мог угрожать неосторожным поведением его собственной жизни. Если бы Любомудров сейчас был способен рассуждать, он бы несомненно осудил себя, назвал бы подлецом, а то, может, и как-нибудь похлеще. Но он был парализован чужой волей, волей зверя, выслеживающего добычу, волей Нергала, внушившего ему такой животный страх за свою жизнь, что он по крайней мере на некоторое время потерял всякую способность здраво мыслить.
Одинокий человек на шоссе остановился как бы в раздумье и, повернув, пошел к домам, решив, очевидно, что там ему будет безопаснее.
Тимохин с Успенским, сидевшие в третьей машине, невдалеке от дома, куда ушли бойцы группы захвата, слушали переговоры по рации и рассматривали окрестности в бинокль.
- ОН должен быть где-то рядом, - сказал генерал. - ОН, как зверь, будет сидеть в засаде до последнего момента.
Бойцы из дома доложили, что в квартире никого нет, дверь открыта.
- Оставайтесь пока на месте, - приказал Тимохин, зная любовь Выродка к сюрпризам и стремясь избежать их.
Они стали рассматривать машины, припаркованные к домам. Все увидеть было невозможно. Многие перекрывали обзор, стоя впритык друг за другом. Очевидно, поэтому они не смогли разглядеть скромный старенький "москвич" с тремя пассажирами, стоявший среди других машин. Тем более что и здесь оба аса сыска дали очередную промашку чисто психологического характера. Они привыкли к стереотипу: Выродок, как правило, угоняет хорошие скоростные машины и брезгует старыми и маломощными.
* * *
Одинокая фигурка человека медленно приближалась. Все в Н. Б. напряглось до предела. Жертва рядом! Достаточно двух прыжков, чтобы настичь ее и перегрызть горло.
"НЕ ТОРОПИСЬ!
ИСПОЛЬЗУЙ ТВОИ ДРУГИЕ ЖЕРТВЫ! СЕГОДНЯ ДЕНЬ НАШЕГО ТОРЖЕСТВА!"
Любомудров оглянулся. Ему показалось, что кто-то рядом что-то сказал. Но откуда ему было знать, что это говорит сам Нергал!
Жертва была уже рядом. Что произошло дальше, каждый из свидетелей описывал по-своему.
Стрелки вдруг увидели, что из припаркованного "москвича" вышли три человека. Они окружили объект, и снайперы замерли. Но приказа открывать огонь не было.
Успенский и Тимохин увидели ЕГО, журналиста и кого-то третьего с кляпом во рту. ОН схватил доктора, журналист поднес к его лицу какую-то тряпку, а третий вдруг бросился бежать. Журналист загораживал поле обстрела. Объект закрывал собой Выродка. Тут же ОН с жертвой и с журналистом оказались в машине.
Когда "москвич" рванул с места, Тимохин в бешенстве крикнул.
- Огонь!
Стрелки сделали всего по выстрелу. Беглец с кляпом во рту упал. Другие пули попали в уносящийся "москвич", но машина, очевидно, осталась неповрежденной. Успенский успел крикнуть:
- Отставить! По машинам! Бойцы вскочили в свой фургон, оперативники - в "девятки", и гонка началась.
По дороге Тимохин в ярости, не помня себя, кричал:
- Ну почему отставить, почему? Мы бы их, как курят, перестреляли, машина бы уже сейчас догорала в кустах. Ну почему?
- Там Любомудров был! Его-то за что стрелять?
- Так он же заодно с Выродком был, ты же видел!
- Это неизвестно. Тем более, этот самый журналист всю жизнь за Выродком охотится. К тому же еще один неизвестный проявился. Интересно, зачем он Выродку понадобился?
- Зачем? Зачем? Во-первых, еще над одним поизгаляться захотелось. А во-вторых, три живых щита, оно всегда лучше, чем два. Я к нему "скорую" вызываю! Алло! "Скорая"! Алло, мать вашу! Человека подстрелили... - Тимохин назвал адрес и продолжал мрачно: - Одна жертва есть, скоро бойня будет...
- Погоди ты каркать, - сердито сказал генерал, сам еще не отошедший от неудачи. - Может, еще догоним!
- Может, этот придурочный писатель догадается на ходу выскочить? - почти жалобно сказал Тимохин. - Мы бы тогда...
- Что ему, жить надоело? Пока заложник, а выскочит, будет труп!
"Москвич" получил солидную фору. Но, несмотря на это, мощные машины преследователей постепенно настигали его. Нергал был уверен, что сумеет уйти от людей в форме. А если они ЕГО нагонят, Нергал проявит себя в полную силу. Впереди показались дома Петергофа. На улицах города преследователи сбавили скорость, а Нергал, ведомый своим мощным импульсом хищника, лавируя меж домами, скоро вырвался на оперативный простор, и пока потерявшие "москвич" из виду омоновцы метались по улицам, ОН уже через, пару минут был на месте, которое наметил с самого начала.
* * *
Ворота психоневрологического интерната были открыты. "Москвич" ворвался на территорию, крутанулся по небольшому дворику и остановился у двухэтажного корпуса.
Выскочив из машины, Нергал стащил с заднего сиденья доктора, встряхнул его, поставил на землю, другой рукой взял журналиста и, сделав пару шагов, втолкнул обоих в двери здания, войдя за ними следом.
Остолбеневшая было при виде странных гостей нянечка, бросилась к ним.
- Вы что это, граждане? Сюда нельзя! Вы к кому?
- Где у вас операционная? Показывай быстрее, старая грымза!
- Я вот тебе покажу операционную! - возмутилась нянечка. - Врываются сюда всякие! У нас здесь интернат для тяжелых...
К нянечке на помощь спешили сестры.
Нергал начал свирепеть.
- Я. кажется, ясно сказал, покажите операционную! Быстро! - Для большей убедительности ОН легко толкнул возмущенную нянечку на стенку. Та ударилась затылком с такой силой, что раздался треск, похожий на звук расколовшегося арбуза. Лицо старухи залилось кровью, она мешком свалилась на пол. Сестрички прыснули врассыпную, но ОН успел схватить одну из них за руку. Она взвизгнула от боли.
- Веди, дура! Ничего тебе не будет! Из палат стали появляться головы любопытствующих стариков и старух.
- На втором этаже, - заикаясь, проговорила сестра. - Вон там лестница.
ОН решительно пошел вперед, придерживая за шиворот доктора.
Любомудров сделал последнюю попытку. Он отстал и хотел уже выскочить за дверь во двор, но ОН мгновенно развернулся и швырнул журналиста вперед сословами:
- Не забывайся, заложничек!
- Они поднялись на второй этаж, здесь быстро нашли операционную. Нергал оставил в ней своих "спутников", вышел в коридор навстречу двум врачам, которым сообщили о происшествии.
- В чем дело, товарищ?.. - начала дама средних лет. - Я заведующая отделением. У нас большинство больных престарелые, лежачие. Им нельзя волноваться.
Нергап все это выслушал, потом сказал:
- Я - Нергал, может, слышали. Я беру в заложники весь ваш корпус. Здесь, в операционной, буду я с моими... товарищами. Подробности вам расскажут омоновцы и штурмовики, что сейчас подъезжают к интернату. Мне нужен телефон.
- Он в операционной есть, - сказала ошарашенная и напуганная женщина.
- Вот и отлично. Меня никто не должен тревожить. Можете сказать милиции, что я буду рвать на части по очереди ваших стариков и выбрасывать куски тел во двор, если они осмелятся штурмовать и попробуют помешать выполнить всю программу. А сейчас выйдете, спросите генерала Успенского или Тимохина, передадите мои слова. И еще скажите, пусть позвонят в операционную. Мне нужно с ними лично переговорить.
Врач пошла вниз. ОН вошел в операционную. Доктор мешком сидел на стуле. Любомудров стоял у окна. Н. Б. снова вышел в коридор. Напряжение, не покидавшее ЕГО все это время, как будто превратило все тело в единый принимающий чужие волны агрегат. Мозг, как компьютер, просчитывал ситуации. ОН был уверен, что штурмовать они пока не решатся. ОН успеет совершить задуманное. Для этого ЕМУ нужно несколько часов. Уже почти стемнело. Нужно было как можно спокойнее поговорить с начальством по телефону, усыпить их бдительность. Но прежде надо максимально затруднить им прорыв в здание.
ОН стремительно сбежал по лестнице на первый этаж. Старуха нянечка все еще лежала у стены на попу. ОН двумя прыжками подскочил к ней, открутил голову и, как мяч, выкатил во двор, как раз под ноги возвращавшейся врачихи. Та дико закричала. ОН с удовлетворением чувствовал все большие перемены в себе. ОН уже не мог различить человека от хищника, от Бога Нергала. Теперь ОН мог действовать только как Нергал, Лев в оболочке человеческого тела. Стоя чуть сбоку от дверей, ОН ждал, наклонившись вперед, готовый к прыжку.
Дверь распахнулась, в нее осторожно стал входить человек. ОН не стал ждать, не стал разбираться, кто это: врач, служащий или омоновец. ОН прыгнул, втащил человека в коридор и тут же методично и быстро стал разделывать его. Потом выбросил части тела во двор. Одновременно закричал:
- Генерал, ты слышишь меня? Если вы попытаетесь войти сюда до утра, я уничтожу всех здешних хроников! Понял? Во дворе молчали.
ОН закрыл входную дверь на засов, потом открыл дверь ближайшей палаты. Вошел, осмотрелся и, аккуратно подняв с кровати, ближайшей к нему, бабульку, словно невесомый груз, понес ее к входным дверям. Здесь ОН уложил ее на пол вместе с матрацем и одеялом. Потом точно так же принес еще трех старушек, положил их рядом с первой, окончательно заблокировав дверь. Этого ЕМУ показалось мало, и ОН аккуратно положил по старухе на каждый подоконник первого этажа. Ниши окон были широкими, и старухи лежали в них, как в люльках. Сестры, сбившись стайкой, с ужасом взирали на все это. ОН подошел к ним и сказал:
- Не сметь трогать бабулек! А лучше пошли со мной наверх!
Сестры послушно потрусили по лестнице.
* * *
Успенский сидел в машине молча. Тимохин ругался. Омоновцы заняли соседние корпуса.
Перед входом в корпус, занятый Выродком, валялись ошметья тела. Уже было почти совсем темно, но на сером асфальте видны были темные лужи крови.
- Надо штурмовать! - сказал наконец Тимохин.
- Надо, - ответил генерал. - Но чего это будет стоить? Ладно, омоновцы. Солдатам сама судьба велит рисковать. А эти бедняги бессловесные, что лежат в палатах, чем виноваты?
- Ну а что ты предлагаешь, что? Оставить этого Выродка хозяйничать здесь? А мы будем смотреть, как он из людей фарш делает?
- Погоди, не кипятись. Я уверен, у НЕГО есть какой-то план и просто так рвать стариков и старух ОН не станет. Только разве что для нашего устрашения или если вынудим. Кстати, пошли людей, пусть вместе с санитарами уберут с асфальта останки. У него огнестрельного оружия нет, так что это безопасно. А пока не грех было бы побеседовать с этой сволочью. Какой там телефон-то, в смысле, какой номер в операционной? Тебе врачиха вроде сказала.
Тимохин продиктовал номер операционной.
Позвонить Успенский не успел. Телефон в машине звякнул.
- Успенский. Слушаю!
Говорил командир отряда. Он доложил, что других подходов к корпусу Выродка нет, но можно легко забросить в окна операционной пару "черемух" и затем штурмовать.
- Отставить пока. ОН успеет сотню людей изуродовать, пока мы туда попадем.
- Тут мне из ЕГО корпуса сестра-хозяйка звонила, - продолжал командир. Говорит, ОН выносит из палат лежачих и закладывает ими окна. Там стены старые, подоконники широкие. так ОН их штабелями друг на друга кладет. А те только кричат да плачут. Даже двинуться не могут. Дверь внизу уже заложил. Так что если штурмовать, то...
- Ясно, Лепихин. Немного подождем. Жди команды!
- Есть, товарищ подполковник. Успенский с Тимохиным перешли в кабинет главного врача. Здесь генерал набрал номер телефона операционной.
Нергал поднял трубку.
- Внимательно слушай меня, генерал! Сегодня ночью хозяин в здешних местах Я. Можешь называть меня как хочешь. Но Я чувствую и ощущаю себя великим Неведомым людям Богом Нергалом. Сегодня моя ночь! Предчувствие радости и наслаждения своим могуществом наполняет меня. Не смейте мешать мне, что бы ни происходило! Смотри! Ты видишь, генерал, появилась Луна. Я буду купаться в ее лучах и казнить грязных, ничтожных, вырождающихся людишек. Журналист останется со мной! Он будет первой жертвой, если ты осмелишься помешать мне! Я не хочу этого! Мне нужно, чтобы журналист написал обо мне правду. Утром вызовешь сюда газетчиков и телевизионщиков. Они тоже должны знать правду. Сегодня моя ночь, завтра будет утро моего торжества, утро, когда Нергал отпразднует свою окончательную победу! Завтра вы все погибнете, и ты, генерал, будешь в числе моих жертв первым. Ты до сих пор ухитрялся уходить от меня, хотя Нергал давно уже требовал твое тело. Ты не только оскорбил меня, ты оскорбил Великого Бога, осквернил Святилище, отобрал у меня его. Ты ведь знаешь, что должен умереть! Но это все утром. Сейчас готовься к смерти, которая поставит достойную точку в твоей ничтожной жизни.
- Отпусти стариков, Н. Б., - сказал генерал. - Дай возможность их вынести из корпуса. Если хочешь, я готов заменить их.
- Не сегодня, генерал! Этой ночью никто не выйдет отсюда. Зови газетчиков! Любомудров скоро приготовит лучший материал в своей жизни! Он передаст его по телефону, а после этого мы продолжим наши разговоры! - Нергал положил трубку.
Начиналась ЕГО ночь! Сегодня должно было не просто совершиться очередное Жертвоприношение. Сегодня огромное количество людей должны были увидеть божественную сущность ЕГО как истинного художника абсолютной истины - СМЕРТИ!
Получая сам великое наслаждение, ОН продемонстрирует и докажет всем, что ЕГО действия не безумны, как они считают, но правомерны и что некоторые из них, ИЗБРАННЫЕ тоже, могут получать такое же наслаждение, как и ОН сам.
Это будет очередной, а может быть, и решающий шаг к Великой цели! Миллионы людей увидят, узнают, что ожидает их всех - и содрогнутся, и одновременно насладятся увиденным, предвкушая и свой скорый конец.
Они ждут этого, они хотят, в глубине души все они сладостно стремятся к Приобщению к Смерти! Так пусть получат!
* * *
В палатах оставалось несколько посетителей. На втором этаже в конце коридора в шестой сидел Александр Варюхин, пришедший к отцу. Он принес ему фрукты, конфеты и переживал, что батя ничего не хочет есть. Саша как раз уговаривал отца съесть хотя бы мандаринчик, когда в корпус ворвался Выродок. Варюхин не очень испугался. Он, конечно, читал в газетах и слышал от ребят на заводе о маньяке-убийце, но удивлялся, как это молодые здоровые омоновцы не могут справиться с одним человеком. Самому Александру не раз приходилось по пьяни участвовать в драках и бил он, по признаниям приятелей, крепко. Поэтому, когда в корпусе начался шум, поднялась паника, Варюхин-младший решил посидеть в палате у отца и в случае чего защитить стариков, а заодно и Выродка "привести в чувство".
В третьей палате задержалась на свою беду сестра больной Анны Александровны Шипко, Нина Александровна.
Младшая, которой было 73 года, в кои-то веки собралась навестить старшую восьмидесятилетнюю, а тут - страх Божий! Выродок пожаловал! Как в коридорах начались крики да стоны, Нина Александровна не знала, куда деваться, где спастись, но сообразила, легла на свободную койку, укрылась больничным одеялом с головой. Теперь она лежала, ее сильно знобило от страха и неизвестности, она старалась плотнее закутаться в одеяло, но слух помимо воли улавливал каждый шорох за дверью палаты, в коридоре.
Из четвертой палаты не успели уйти две женщины. Сейчас они сели рядышком, крепко взялись за руки, словно лучшие подруги, и, цепенея от ужаса, время от времени пытались подбодрить друг друга, шепотом комментируя происходящее и уверяя самих себя, что убийце до них, конечно же, нет никакого дела, и скоро всё кончится.
* * *
В корпусе вдруг наступила тишина, которой не бывало здесь даже в 2-3 часа ночи, когда спят не только больные, но и сестры располагаются на отдых.
Были в палатах несколько стариков и старух, у которых временный период просветления наступил, на их беду, именно в эту ночь.
Они лежали, мучились бессонницей и понимали, что вокруг происходит что-то страшное. Вернувшееся сознание подсказывало им, что тишина, царившая вокруг, неестественна. Они хотели позвать на помощь, но инстинкт самосохранения подсказывал им, что сейчас нельзя этого делать. И они лежали молча, вслушиваясь в тишину.
Старик Васильев, навестить которого приехала да не успела уехать дочь Люба, время от времени тихонечко, шепотом спрашивал у гостьи:
- Так что, бандиты к нам пожаловали, что ли?
- Спи папа, спи, - отвечала так же шепотом Люба. - Там кто-то кричал, что пришел Нергал. Это тот сумасшедший маньяк... Ты спи. Он нас не тронет. - Люба говорила, а сама вся сжалась от ужаса: "Тот самый! Выродок!"
- Так он сумасшедший, - не унимался старик. - А здесь все сумасшедшие. Смотри! Мы же все такие... А ты бы уезжала! У тебя ведь дела, семья.
- Уеду, папа, уеду, - говорила Люба, напряженно прислушивалась и все думала: "Как убежать, как отсюда вырваться?! Я-то ни при чем. Они старики, а мне надо убежать. Они и не понимают, что к чему. Я-то здесь при чем?"
В коридоре скрипнула половица. Люба вздрогнула: "Боже, как страшно! Кто-то идет! Это не ОН! У НЕГО шаги тяжелые".
Скрип повторился. Полы в корпусе старые, дощатые. Каждый шаг слышно. Кто-то крадучись шел по коридору. Остановился у дверей палаты. Сердце у Любы Подпрыгнуло к горлу, опустилось и бешено заколотилось. "Что делать, что делать? В окно прыгать? Боже, что делать?"
- Ты куда это пошла, милашка? - вдруг послышался голос.
- Я никуда, - ответил тонкий испуганный голосок. - Я в туалет.
- Успеешь. Пока подойди ко мне!
Слышен скрип половиц, шаги, сдавленный крик. Снова тишина.
"Господи, если ты есть, ну спаси меня! Я ведь ни в чем не виновата! Господи!"
В коридоре снова послышались шаги. Тяжелые, решительные. ОН. "Господи, все, конец! Господи!"
В палату вошел Выродок, осмотрелся взял под мышки двух стариков и, не обращая внимания на Васильева с посетительницей, вышел. Люба посидела, посидела и зарыдала вдруг глухо, истерично. Старик Васильев просто закрыл глаза...
В коридоре опять шаги. Люба снова затихла, напряглась вся, уже и молиться не может Господу, в которого не верит. Шаги ближе, ближе... Мимо... В соседнюю палату. Вот хлопнула дверь. Вышел. Опять шаги в другую сторону... "Еще кого-нибудь понес", - непроизвольно подумала Люба.
Вдруг опять ЕГО голос:
- Ну-ка сестричка подойди! Ты мне нужна!
Опять скрип половиц, быстрые шажки, хлопанье дверей, сдавленный то ли крик, то ли стон.
В ординаторской пожилая сестра Анна Ильинична, стоя на коленях в углу, где должна была бы висеть икона, закрыв глаза и опустив голову, исступленно молилась.
Молоденькая сестричка, недавно пришедшая сюда из медучилища, зарылась лицом в подушку на смотровой лежанке. В голове одно: "Не меня, не меня! Не надо меня!"
Тяжелые шаги.
"Не надо! Не меня!"
Кто-то грубо взял ее за руку.
- А ты чего в подушку уткнулась? Мне третья сестра нужна!
Дежурная ночная нянечка сидела в комнате сестры-хозяйки. В ней все застыло. Ей казалось, что сидит она так уже многие годы, хотя прошло всего, может, 15, может, 20 минут. Она окаменела и ждала... ОН вошел. Она встала. ОН осмотрел комнатку и вышел. Нянечка постояла, постояла и рухнула. На руках у НЕГО и на лице была кровь...
В сестринской сидели санитары. Они зашли, потому что заведующая велела им отнести пару жмуриков в морг, а потом за услуги обещала накапать спирту. Вот они и ждали... ОН вошел, оценивающе посмотрел на них. Здоровые мужики! Ростом с НЕГО самого.
- Тебе чего, друг? - спросил один.
- Да так, - ответил ОН. Подошел и вдруг шарахнул их головами друг о друга, потом кулаком добил и за шиворот одного за другим перетащил в операционную.
Люба сидела в первой палате, ближе всех к операционной. Она уже не могла ни думать, ни говорить. Все прислушивалась к тому, что происходит в коридоре.
Вот опять ОН прошел. Дальше, видно, в самый конец коридора. Там шестая палата... Вдруг Люба услышала шум, возню потом то ли крикнул, то ли всхлипнул кто-то... Возвращается... Тяжело идет... У самых дверей остановился, что-то грохнулось на пол. Еще кого-то убил... Бормочет... Люба вслушивалась, мучаясь страхом, вдруг про нее вспомнит?.. Нет, вроде говорит свое что-то... "Здоровый мужик... Такие Нергалу нужны... А змею Нергал тебе подарит... Змея каждому нужна... Тем более такому здоровенному... Рука как у Нергала..." Замолчал... Крякнул, видно, тело поднял и дальше, в операционную... "Ох, да что же ОН еще задумал? Куда теперь пойдет?"