Страница:
— Так, так, — сказал курфюрст. — Продолжайте, продолжайте
— Не может ли так случиться, монсеньор, что вас в это время не окажется в городе?
— В Бауцене? — с интересом переспросил курфюрст. — Очень может быть, поскольку у нас есть некоторые проблемы с ящерами, это все знают. Вполне естественно, если я, скажем, срочно отправлюсь инспектировать войска на юге.
— И вернетесь дня через три?
— Или четыре.
— Хорошо. Но не больше, ваше высочество.
— Как прикажете, ваша милость, — рассмеялся курфюрст.
— Вот так и прикажу, монсеньор. Итак, посол эмира находится у нас в гостях уже двенадцать суток. Может ли он упрекнуть нас в том, что ему морочат голову? Да ни в коем случае. День тринадцатый: торжественный прием во дворце его высочества, пир от имени магистрата, парад столичного гарнизона, визит в Кригс-Академию или еще куда-нибудь. Словом, вечером почтенный марусим будет весьма нуждаться в отдыхе. Замечу, все это будет вполне в эмирских традициях, где не принято сразу приступать к делам.
— В отличие от нас, — улыбаясь, сказал курфюрст. — Итак, день четырнадцатый. Чем мы его займем?
— День четырнадцатый будет первым днем переговоров, дальше их оттягивать нельзя. Но скорее всего вопросы, поднятые высокочтимым послом, потребуют обсуждения в бундестаге, поскольку у нас, увы, конституционная монархия.
— Бесспорно, — кивнул курфюрст.
— Боюсь, однако, что к этому времени бундестаг будет распущен на летние каникулы, ваше высочество.
— Силен герцог, — пробормотал Брюганц, качая лысой головой. — А вот тут мы должны проявить максимум доброй воли. Из уважения к высокому гостю, который к этому времени начнет нервничать и проявлять признаки нетерпения, депутатов придется срочно оторвать от заслуженного отдыха. К сожалению, на это потребуется еще минимум три дня, но иного выхода нет, поскольку Поммерн — страна не маленькая, и об этом никому не вредно помнить
— Браво, — сказал канцлер.
— День восемнадцатый, — продолжил герцог. — Пребывая в неважном расположении духа, срочно собранные депутаты с большим сожалением голосуют против предложений многоуважаемого марусима... не может ли так случиться, коллега Брюганц?
— Внутренний голос подсказывает мне, что именно так и будет, коллега Сентубал. Еще он подсказывает, что мы с вами нанесем визит огорченному марусиму и утешим несчастного. Напомним, что не все потеряно, и его высочество вполне может воспользоваться своим правом вето...
— Но это уже будет день девятнадцатый, не так ли? — быстро спросил курфюрст.
Оба парламентария закивали.
— Никак не раньше, монсеньор.
— Или даже двадцатый, если выпадет воскресенье. А лето — знай себе проходит. Оно такое, ваше высочество.
— Неплохо, неплохо. Но двадцать дней — это еще не все лето. Что потом?
— Согласительная комиссия, то да се, и так далее, по конституции, гарантом которой, монсеньор, вы являетесь, — ответил Брюганц.
— Даже гонец с сообщением о провале переговоров сможет добраться ко двору эмира только за неделю, а телеграфа в Магрибе как не было, так и нет, — добавил Сентубал. — С тех пор, как повесили нечестивых телеграфистов.
— Поэтому вполне может быть, что нынешним летом эмир ну вот не успеет получить повода для нападения, и все тут, — вновь подхватил Брюганц. — При обманчивой надежде на то, что со дня на день получит.
— Это случится, только вот уже во второй половине осени, — заверил его коллега.
— А зимой его кавалерия не воюет, — смеясь, закончил курфюрст.
— Зато уж следующим летом... — подал голос военный министр
— Дипломатия — искусство возможного, — скромно напомнил герцог.
— О! Полгода — превосходный подарок курфюрстенверу, дон Амедео.
— А сколько будет стоить «максимальная любезность» в сочетании со «всеми подобающими почестями»? — вдруг спросил министр финансов.
— Вот вы и подсчитайте, Конрад, — предложил канцлер. — Это же по вашей части дело.
На лице министра появилось такое выражение, словно он отведал лимона. Курфюрст поспешил его утешить, что и сделал в своей обычной своеобразной манере:
— Не спешите расстраиваться прежде времени. До сих пор были лишь цветочки, господин Мамулер. Выигрыш времени, которого все мы так хотим добиться, нужен главным образом для того, чтобы основательно выпотрошить государственную казну.
— Военные закупки! — простонал министр.
— Мужайтесь, дорогой мой.
— Да разве это я дорогой? — в сердцах воскликнул Мамулер. — Это ваш Ольховски, вот кто дорогой!
— Конрад, он того стоит. Но поверьте, до меня ему далеко, поскольку я собираюсь попросить у вас четверть тонны золота.
В библиотеке воцарилась тишина. Даже герцог Сентубал, этот образец сдержанности, не смог скрыть удивления. А на Мамулера смотреть без содрогания становилось невозможным.
— Что, прямо сейчас? — с убийственным сарказмом спросил финансист.
— О нет. У нас, слава богу, конституционная монархия, как здесь только что упоминали, и мою просьбу еще должен утвердить бундестаг. Садитесь, Ольховски, теперь моя очередь поговорить...
Сменив полковника у карты, курфюрст указал на ее северо-западный угол
— Вот здесь к территории Поммерна почти вплотную подходит длинный и узкий фиорд под названием Карасу, или Черная Водь. Именно тут находится единственное место, где мы могли бы построить свой собственный морской порт, господа. Препятствий только два. Во-первых, де-факто фиорд принадлежит не нам, а эмиру. Во-вторых, путь из курфюршества к побережью преграждает гора Яр-Камень высотой более полутора тысяч метров. Однако оба этих препятствия преодолимы. Дело в том, что Яр-Камень сложен мягкими горными породами, преимущественно доломитами. Их уже много веков добывают для строительства городов Белого княжества Четырхов. Вследствие этого под горой образовались многочисленные пустоты. Недавно комиссия нашей Берг-Академии обследовала каменоломни и составила подробную карту выработок. Выяснилось, что отдельные подземные ходы вытянуты в сторону фиорда на расстояние более четырех километров. Таким образом, для того чтобы пробить гору насквозь, оставалось пройти меньше трех километров.
— Оставалось? — переспросил Брюганц.
— Вот именно. После комиссии в каменоломни отправился генерал инженерных войск Лумба со специальным саперным батальоном, прихватив изрядный запас пороха. Саперы хорошо взялись за дело, и если не возникнет чисто геологических осложнений, через полтора года мы будем на берегу фиорда, господа. Есть какие-нибудь вопросы по этой проблеме?
— По этой — нет, — осторожно высказался канцлер.
— Понимаю. Что ж, переходим к юридической стороне дела. Позволю себе напомнить, что побережье Черной Води совсем недавно принадлежало Великому Мурому. Там даже рыбацкая деревушка была. Но семь лет назад Магриб без объявления войны захватил бухту. По суше Черная Водь с Муромом связана лишь парой горных троп, коих недостаточно для прорыва армии. Воевать же с эмиром на море муромцы не решились из-за опасений получить удар в спину от Покаяны. И поскольку этот клочок берега для Мурома особого значения не имеет, практически на нем поставлен крест. Зато если муромцы уступят свои права нам, то могут получить солидную сумму. Из воздуха, из ничего, понимаете какой соблазн? Деньги Тихону сейчас очень нужны.
— Солидная сумма эквивалентна двухлетней золотодобыче всего Поммерна, ваше высочество, — скрипучим голосом сообщил Мамулер.
— Знаю, Конрад, знаю. А сколько мы платим Мурому за транзит наших кораблей, вы помните? И мы не можем вечно зависеть от милостей и капризов очередного муромского посадника. Достаточно ведь одного приказа, чтобы преградить нам путь по Текле. Кроме посадника, это может сделать и флот Покаяны. То же самое способен сделать эмир. А вот запереть наш флот в Черной Води будет куда сложнее. Запереть Черную Водь и Теклу одновременно в одиночку не сможет уже никто. Между тем заморская торговля — это доступ к ресурсам всего Терраниса! И наконец последнее. Двести пятьдесят килограммов золота как раз и составляют тот неприкосновенный запас, который мы можем использовать, не меняя бюджета.
— Но мы тогда останемся без запаса, монсеньор, — не сдавался министр. — И это — накануне войны.
— Если этот запас пойдет на приобретение порта, лучшего применения ему не найти. Если войну мы проиграем, то двести пятьдесят килограммов золота нас не спасут. Речь ведь не идет о всем золотом запасе Поммерна, а в нем без малого полторы тонны, речь идет только о той его части, которая и хранится для непредвиденных расходов.
— Сдаюсь, — наконец сказал Мамулер.
— А я — нет, — заявил канцлер. — Допустим, Муром отдаст нам то, чего у него нет, то есть Черную Водь. Но отдаст ли эмир то, что у него есть? Ему-то ведь золота не предлагают
— Просто потому, что бесполезно. Эмир по своей воле нам ничто и никогда не отдаст. Даже в том случае, если возьмет золото. Черную Водь можно приобрести лишь силой. Причем это будет вполне справедливо, если магрибинцы сами на нас нападут, не так ли? Вот и все, господа.
— Да, — сказал начальник курфюрстенштаба. — Осталось только выиграть войну с Магрибом.
— И спасти от победителей бюджет, — проворчал Мамулер, с тоской поглаживая папку и окидывая взором собравшихся.
Добрались-таки...
17. ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ИДЕЯ
— Не может ли так случиться, монсеньор, что вас в это время не окажется в городе?
— В Бауцене? — с интересом переспросил курфюрст. — Очень может быть, поскольку у нас есть некоторые проблемы с ящерами, это все знают. Вполне естественно, если я, скажем, срочно отправлюсь инспектировать войска на юге.
— И вернетесь дня через три?
— Или четыре.
— Хорошо. Но не больше, ваше высочество.
— Как прикажете, ваша милость, — рассмеялся курфюрст.
— Вот так и прикажу, монсеньор. Итак, посол эмира находится у нас в гостях уже двенадцать суток. Может ли он упрекнуть нас в том, что ему морочат голову? Да ни в коем случае. День тринадцатый: торжественный прием во дворце его высочества, пир от имени магистрата, парад столичного гарнизона, визит в Кригс-Академию или еще куда-нибудь. Словом, вечером почтенный марусим будет весьма нуждаться в отдыхе. Замечу, все это будет вполне в эмирских традициях, где не принято сразу приступать к делам.
— В отличие от нас, — улыбаясь, сказал курфюрст. — Итак, день четырнадцатый. Чем мы его займем?
— День четырнадцатый будет первым днем переговоров, дальше их оттягивать нельзя. Но скорее всего вопросы, поднятые высокочтимым послом, потребуют обсуждения в бундестаге, поскольку у нас, увы, конституционная монархия.
— Бесспорно, — кивнул курфюрст.
— Боюсь, однако, что к этому времени бундестаг будет распущен на летние каникулы, ваше высочество.
— Силен герцог, — пробормотал Брюганц, качая лысой головой. — А вот тут мы должны проявить максимум доброй воли. Из уважения к высокому гостю, который к этому времени начнет нервничать и проявлять признаки нетерпения, депутатов придется срочно оторвать от заслуженного отдыха. К сожалению, на это потребуется еще минимум три дня, но иного выхода нет, поскольку Поммерн — страна не маленькая, и об этом никому не вредно помнить
— Браво, — сказал канцлер.
— День восемнадцатый, — продолжил герцог. — Пребывая в неважном расположении духа, срочно собранные депутаты с большим сожалением голосуют против предложений многоуважаемого марусима... не может ли так случиться, коллега Брюганц?
— Внутренний голос подсказывает мне, что именно так и будет, коллега Сентубал. Еще он подсказывает, что мы с вами нанесем визит огорченному марусиму и утешим несчастного. Напомним, что не все потеряно, и его высочество вполне может воспользоваться своим правом вето...
— Но это уже будет день девятнадцатый, не так ли? — быстро спросил курфюрст.
Оба парламентария закивали.
— Никак не раньше, монсеньор.
— Или даже двадцатый, если выпадет воскресенье. А лето — знай себе проходит. Оно такое, ваше высочество.
— Неплохо, неплохо. Но двадцать дней — это еще не все лето. Что потом?
— Согласительная комиссия, то да се, и так далее, по конституции, гарантом которой, монсеньор, вы являетесь, — ответил Брюганц.
— Даже гонец с сообщением о провале переговоров сможет добраться ко двору эмира только за неделю, а телеграфа в Магрибе как не было, так и нет, — добавил Сентубал. — С тех пор, как повесили нечестивых телеграфистов.
— Поэтому вполне может быть, что нынешним летом эмир ну вот не успеет получить повода для нападения, и все тут, — вновь подхватил Брюганц. — При обманчивой надежде на то, что со дня на день получит.
— Это случится, только вот уже во второй половине осени, — заверил его коллега.
— А зимой его кавалерия не воюет, — смеясь, закончил курфюрст.
— Зато уж следующим летом... — подал голос военный министр
— Дипломатия — искусство возможного, — скромно напомнил герцог.
— О! Полгода — превосходный подарок курфюрстенверу, дон Амедео.
— А сколько будет стоить «максимальная любезность» в сочетании со «всеми подобающими почестями»? — вдруг спросил министр финансов.
— Вот вы и подсчитайте, Конрад, — предложил канцлер. — Это же по вашей части дело.
На лице министра появилось такое выражение, словно он отведал лимона. Курфюрст поспешил его утешить, что и сделал в своей обычной своеобразной манере:
— Не спешите расстраиваться прежде времени. До сих пор были лишь цветочки, господин Мамулер. Выигрыш времени, которого все мы так хотим добиться, нужен главным образом для того, чтобы основательно выпотрошить государственную казну.
— Военные закупки! — простонал министр.
— Мужайтесь, дорогой мой.
— Да разве это я дорогой? — в сердцах воскликнул Мамулер. — Это ваш Ольховски, вот кто дорогой!
— Конрад, он того стоит. Но поверьте, до меня ему далеко, поскольку я собираюсь попросить у вас четверть тонны золота.
В библиотеке воцарилась тишина. Даже герцог Сентубал, этот образец сдержанности, не смог скрыть удивления. А на Мамулера смотреть без содрогания становилось невозможным.
— Что, прямо сейчас? — с убийственным сарказмом спросил финансист.
— О нет. У нас, слава богу, конституционная монархия, как здесь только что упоминали, и мою просьбу еще должен утвердить бундестаг. Садитесь, Ольховски, теперь моя очередь поговорить...
Сменив полковника у карты, курфюрст указал на ее северо-западный угол
— Вот здесь к территории Поммерна почти вплотную подходит длинный и узкий фиорд под названием Карасу, или Черная Водь. Именно тут находится единственное место, где мы могли бы построить свой собственный морской порт, господа. Препятствий только два. Во-первых, де-факто фиорд принадлежит не нам, а эмиру. Во-вторых, путь из курфюршества к побережью преграждает гора Яр-Камень высотой более полутора тысяч метров. Однако оба этих препятствия преодолимы. Дело в том, что Яр-Камень сложен мягкими горными породами, преимущественно доломитами. Их уже много веков добывают для строительства городов Белого княжества Четырхов. Вследствие этого под горой образовались многочисленные пустоты. Недавно комиссия нашей Берг-Академии обследовала каменоломни и составила подробную карту выработок. Выяснилось, что отдельные подземные ходы вытянуты в сторону фиорда на расстояние более четырех километров. Таким образом, для того чтобы пробить гору насквозь, оставалось пройти меньше трех километров.
— Оставалось? — переспросил Брюганц.
— Вот именно. После комиссии в каменоломни отправился генерал инженерных войск Лумба со специальным саперным батальоном, прихватив изрядный запас пороха. Саперы хорошо взялись за дело, и если не возникнет чисто геологических осложнений, через полтора года мы будем на берегу фиорда, господа. Есть какие-нибудь вопросы по этой проблеме?
— По этой — нет, — осторожно высказался канцлер.
— Понимаю. Что ж, переходим к юридической стороне дела. Позволю себе напомнить, что побережье Черной Води совсем недавно принадлежало Великому Мурому. Там даже рыбацкая деревушка была. Но семь лет назад Магриб без объявления войны захватил бухту. По суше Черная Водь с Муромом связана лишь парой горных троп, коих недостаточно для прорыва армии. Воевать же с эмиром на море муромцы не решились из-за опасений получить удар в спину от Покаяны. И поскольку этот клочок берега для Мурома особого значения не имеет, практически на нем поставлен крест. Зато если муромцы уступят свои права нам, то могут получить солидную сумму. Из воздуха, из ничего, понимаете какой соблазн? Деньги Тихону сейчас очень нужны.
— Солидная сумма эквивалентна двухлетней золотодобыче всего Поммерна, ваше высочество, — скрипучим голосом сообщил Мамулер.
— Знаю, Конрад, знаю. А сколько мы платим Мурому за транзит наших кораблей, вы помните? И мы не можем вечно зависеть от милостей и капризов очередного муромского посадника. Достаточно ведь одного приказа, чтобы преградить нам путь по Текле. Кроме посадника, это может сделать и флот Покаяны. То же самое способен сделать эмир. А вот запереть наш флот в Черной Води будет куда сложнее. Запереть Черную Водь и Теклу одновременно в одиночку не сможет уже никто. Между тем заморская торговля — это доступ к ресурсам всего Терраниса! И наконец последнее. Двести пятьдесят килограммов золота как раз и составляют тот неприкосновенный запас, который мы можем использовать, не меняя бюджета.
— Но мы тогда останемся без запаса, монсеньор, — не сдавался министр. — И это — накануне войны.
— Если этот запас пойдет на приобретение порта, лучшего применения ему не найти. Если войну мы проиграем, то двести пятьдесят килограммов золота нас не спасут. Речь ведь не идет о всем золотом запасе Поммерна, а в нем без малого полторы тонны, речь идет только о той его части, которая и хранится для непредвиденных расходов.
— Сдаюсь, — наконец сказал Мамулер.
— А я — нет, — заявил канцлер. — Допустим, Муром отдаст нам то, чего у него нет, то есть Черную Водь. Но отдаст ли эмир то, что у него есть? Ему-то ведь золота не предлагают
— Просто потому, что бесполезно. Эмир по своей воле нам ничто и никогда не отдаст. Даже в том случае, если возьмет золото. Черную Водь можно приобрести лишь силой. Причем это будет вполне справедливо, если магрибинцы сами на нас нападут, не так ли? Вот и все, господа.
— Да, — сказал начальник курфюрстенштаба. — Осталось только выиграть войну с Магрибом.
— И спасти от победителей бюджет, — проворчал Мамулер, с тоской поглаживая папку и окидывая взором собравшихся.
Добрались-таки...
17. ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ИДЕЯ
Драконий хребет остался позади. Внизу лежала широкая зеленая долина, за которой возвышались снежные пики Штор-цен и Оребрус, а правее них дымила закопченная макушка Демпо. Этот горный трезубец представлял собой кор, географическую сердцевину всего Старого Поммерна, просматриваясь более чем из половины федеральных земель курфюршества: восточнее и севернее находится Остланд и Южный Поммерн, южнее и западнее — Верхняя Текла; далее, по дуге с юго-запада на северо-восток располагаются султанат Джанга, графство Иберверг и Центральный Поммерн.
У подножия вулкана синело озеро. Из его западного угла меж двух утесов бежала белая от пены бурная речушка. С высоты она казалась весьма узкой и несерьезной, но это была Текла. Позже и ниже, вырвавшись из гор, вобрав в себя многочисленные притоки, она становится главной водной осью двух государств — сначала Поммерна, а затем и Мурома.
«Добрались, — с волнением подумал Мартин, — добрались... » — Еэ... — удивленно сказал Хзюка, обозревая пространства, — оказывается, кроме Схайссов, много еще есть мест на свете.
— Еще больше, чем ты думаешь. Но мы почти дома.
— Это смотря кто.
— Оба. Я постараюсь.
Хзюка глянул на сверкающие вершины и поежился.
— А через следующие горы карабкаться надо?
— Ох, сколько же можно! Видишь там внизу селение?
— У озера? — Еэ.
— Вижу. Какое большое! Это ваше главное стойбище?
— Нет, есть еще больше. Но как только мы попадем туда, нас повезут. Может быть, даже раньше, — предсказал Мартин.
В конечном счете все так и случилось, только повезли их не сразу. Сначала попалась небольшая скала, из-за которой очень откровенно торчал ствол штуцера.
Мартин остановился.
— Хзюка! Подними руки вверх и не двигайся.
— Зачем?
— Слушай машиша. — Хог.
Хзюка неохотно поднял руки. Мартин сделал то же самое.
— Зер гут, — сказали им. — Соображаете.
Из-за скалы вышел капрал пограничной стражи. Матерый такой дядя с сединой в бороде, штуцером в руках и неизвестно чем в ребре.
— Он только один? — поинтересовался Хзюка.
— Нет, их трое.
— Хорошо прячутся.
— Вот что, мил-человек, — сказал седобородый. — Перестань шушукаться со своим ящером.
— Ящер говорит, что вы хорошо прячетесь.
— Эт мы и сами знаем. А ты вот ему скажи, чтоб все свое вооружение на землю сложил да на три шага отступил
Хзюка засомневался.
— Стоит ли доверять этому мягкотелому с белыми волосами на лице?
— Стоит.
— Он похож на уохофаху, Мартин.
— Ну да. Это же мое племя. Не разговаривай. — Хог.
Когда они отошли на положенное расстояние, из кустов показался второй егерь — помоложе, но поздоровее. Штуцер в его руке казался детской игрушкой.
— А где третий сидит? — спросил Мартин.
— Где надо, там и сидит.
Мартин оглянулся. Из высокой травы, шагах в пятнадцати от того места, мимо которого они только что прошли, поднимался еще один егерь. Он держал за ошейник пожилого цербертина с очень внимательными глазами.
Да, службу тут знали. Это радовало.
— На-ко вот веревку, да свяжи свою лягушку, — приказал капрал.
— Нельзя.
— Это почему?
— Живым не дастся. Он у них офсах-маш. Ротмистр по-нашему.
— По-нашему? А сам-то ты кто?
— Гауптман Неедлы.
— Гауптма-ан? Чей гауптман?
— Курфюрстенвера.
— Курфю-юрстенвера... И каких войск?
— Никаких. Гауптман курфюрстенштаба. Оба егеря озадаченно переглянулись.
— Гауптманы тут редко пробегают, — сообщил старший. — Особенно из курфюрстенштаба. Документы есть?
— Документы я позабыл.
— А, ну конечно. И где?
— Да в Схайссах
— Что, прямо оттуда топаете?
— Непосредственно.
— А чем докажешь?
— Да вот же мое доказательство — рядом стоит. Мил-человек...
— Смотри-ко, уверенно держится, — сказал молодой егерь. — И доказательство убедительное. Зазеваешься, так живо глотку перережет.
— Цыц, — ответил капрал. Подумав немного, решил:
— Ладно, черт с вами. Впереди нас пойдете. Связывать не будем, но лучше не убегайте. Ни к чему это.
— Правда, не убегайте, — попросил молодой егерь. — Мы хорошие.
— Балабол, — сообщил седобородый. — Но стрелять умеет. Так что, робяты, чур не баловать.
— Ох, — сказал Мартин. — Не для того мы шли, чтобы баловать, мил-человек. Все фамилию твою пытаюсь припомнить. Не Тиргурд ли?
Капрал подумал и приказал:
— Эй, Джузеппе, надень-ка псу намордник.
— Зачем?
— Да как бы ящера не покусал.
— Кто кого покусает — это еще вопрос, — проворчал Джузеппе.
Но намордник надел.
Пограничный форт Грюнграссе построен у кромки леса. Выше начинается уже зона альпийских лугов.
Крепостица представляет собой замкнутый прямоугольник из вплотную составленных строений. Все окна обращены во двор. Южную часть форта целиком образовывает длинная казарма, срубленная из толстенных лиственниц. На ее крыше установлены четырехфунтовые орудия. Телеграфная вышка венчает единственную башенку над единственными воротами в нижней, северной стене. Дежурный телеграфист ввиду малочисленности гарнизона выполняет еще и обязанности дозорного. Лицо его показалось знакомым: именно отсюда Мартин уходил в Схайссы, сюда же довелось и вернулся. На круги своя...
За прошедшие годы форт Грюнграссе почти не изменился, только потемнели его бревенчатые стены. После всего, что Мартину довелось узнать в Схайссах, эта неизменность тревожила. Ведь всего в трех сотнях километров к югу от форта обитают воинственные и многочисленные схаи. И беда была не только в том, что для ящеров открылся проход через бывшее озеро Алтын-Эмеле. В самом ли деле непреодолимы для них горы, как об этом привыкли думать? После случая с хачичеями Мартин так считать не мог. Напротив, теперь он не сомневался, что, если очень этого захотят, ящеры сумеют перебраться через Ледяной хребет. И не одни лишь хачичеи.
А что же дальше? Ничья Земля преградой не является. Следующий, Драконий хребет — уже пониже, удобных перевалов в нем больше. А тут, за фортом Грюнграссе с его парой пушек и полусотней егерей, лежит практически ничем не защищенная федеральная земля Верхняя Текла, где крупных гарнизонов никогда не держали. Восточнее находятся еще земли Южный Поммерн и Остланд. Их от Схайссов отделяет только одна горная цепь, в которую сливаются оба хребта. Эти горы хоть и высоки, но ненамного выше Ледяного хребта. Кроме того, там теперь есть бесснежный проход.
Вывод следовал один, но вывод непреложный. Пора серьезного укрепления южных границ наступила, и наступила давно. Хватит ли теперь времени, хватит ли сил? Ведь опасности для Поммерна существуют не только на юге, но и на западе, и уж конечно — на востоке, со стороны Покаяны.
Пресветлая Покаяна не признавала суверенитета курфюршества. Никаких соглашений не подписывала, официальных отношений не поддерживала, формально состояния войны не отменяла и в ближайшем будущем отменять не собиралась. Более того, порядки в этом царстве-государстве год от году становились все более странными и жестокими. Народ оттуда бежал, изыскивая все мыслимые и немыслимые способы, уж больно худо жилось при сострадариях. Особо свирепствовал карательный орган ордена — корпус св. Корзина Бубудуска. Но людей не останавливал ни риск быть повешенными, ни, что немногим лучше, опасность оказаться на перевоспитании в гуманнейших монастырских просветлялах.
А Поммерн, заинтересованный в притоке дешевой рабочей силы, перебежчиков принимал, даже обеспечивал на первых порах небольшим пособием. От этих перебежчиков было известно, что и Добрейший Сострадай, и его величество Тубан Девятый неоднократно грозились отменно наказать курфюршество «за злокозлое умыкание и стыдобокое совращение окаянных подданных, тем самым лишение оных нечестивцев охайных надежды на грядущее Просветление». Бернар Второй, естественно, давным-давно был проклят, приговорен к «четвертого разряда ускоренному упокоению», анафеме предавался ежедневно, а в праздники почаще. Для убедительности еще и чучела жгли.
Не вызывало сомнений, что рано или поздно Пресветлая попытается осуществить свои угрозы. В курфюрстенштабе даже знали, где это произойдет, не знали только когда, и поэтому лучшая часть поммеранской армии постоянно находилась у границы с больным государством. Убирать оттуда солдат ни в коем случае не следовало.
Когда Мартин уходил, ему обещали, что о нем сообщат всем начальникам застав Южной линии, а комендант Грюнграссе не будет сменен минимум три года.
Обещание перевыполнили. Прошло больше трех лет, но фортом командовал все тот же дружелюбный, хитроватый, толстый, но подвижный прешерман с гордым именем Фальке и смешной фамилией Обермильх. Только теперь имел он чин не вахмистра, а егер-корнета. Для человека без дворянского титула это было неплохим продвижением
— Поздравляю, — сказал Мартин. — И какое училище окончили?
— Да никакое. Это меня за усидчивость произвели, — ухмыльнулся Обермильх. — Без всяких там училищ.
— Редкое дело. Тем более поздравляю.
— Спасибо. Но вы-то как, герр гауптман? Каюсь, уж не чаял увидеть. Шутка ли — три года среди рептилий! Как выбраться-то удалось?
— Долгая история. В общем, везде есть приличные люди. Даже среди ящеров.
Обермильх покрутил головой и хмыкнул:
— Среди ящеров? Приличные люди?
— Представьте себе.
— Трудно.
— А вот придется. Обермильх вновь ухмыльнулся:
— Как прикажете, герр гауптман.
— Ничего я не прикажу. Просто запомни мое мнение, может, и пригодится.
— Пренепременно. Но скажите, с вами все в порядке?
— Со мной — да.
— А вообще?
— Вообще дела не слишком веселые.
— Странно. Ведь приличные люди есть и среди ящеров, — поддел начальник заставы, сделав простодушное лицо. — Разве не так?
— Так. Но их пока маловато, приличных, — вздохнул Мартин. — И не только в Схайссах.
— Вот в это поверить проще, — сказал Обермильх. — Какие будут распоряжения?
— Телеграмма о моем возвращении, ужин и транспорт до Эмванда. Да, и баня еще.
— В какое время?
— Немедленно!
Самый опытный телеграфист заставы испробовал все возможности. Но ни движения сигнальных досок, ни проблески фонарей ответной реакции не давали, Эмванд молчал. Гора Шторцен, на склоне которой располагалась следующая станция оптического телеграфа, тоже просматривалась плохо, над облачным слоем возвышалась только ее сияющая снежная макушка.
— И сколько такое безобразие может продолжаться? — спросил Мартин.
— Да бывает, что и неделями, герр гауптман, — ответил телеграфист.
Мартин прогулялся по площадке в глупой надежде, что туман вот-вот начнет редеть. Дежуривший на вышке Тиргурд от нечего делать протирал линзы небольшого, но дорогого телескопа системы Максутова.
— А телескоп у вас для чего? — удивился Мартин.
— А чтобы не только соседнюю станцию видеть, но еще и следующую, — охотно пояснил капрал. — Очень полезная штука, герр гауптман! Вот вас, к примеру, за семь километров разглядели. А по ночам на небе талеры ищем.
— Талеры?
— Так точно. Десять тысяч. Получит первый, кто увидит движущуюся звезду.
— Метеор? — уточнил Мартин.
— Не-ет, метеор, он падает вниз и сгорает. Этого добра хватает почти в любую ясную ночь. А нужно искать звезду, которая летит ровно, от горизонта к горизонту, не падает и не сгорает
— Эге! Выходит, вы небесников стережете? Тиргурд ухмыльнулся в бороду.
— В приказе так не говорится, герр гауптман.
— Понятно. А что, телескоп есть на каждой станции?
— Точно не знаю, но в Эмванде есть, в Барленце, Дорнбайке и Шторцене тоже. А на горе Оребрус, вот на этой, левее Демпо, там вообще астрономы живут.
— Много, значит, народу небесников ищет.
— Много. Да все без толку. Я так думаю, герр гауптман, если б они могли, то давно бы уж прилетели. Что-то здорово им мешает. Девятый век без них живем, и, видимо, не последний.
Мартин усмехнулся, покачал головой.
— Как знать, как знать.
Верхний разреженный слой облаков уже поднялся над фортом. Посыпался мелкий дождь. От дымящего вулкана Демпо до горы Оребрус вытянулась, заиграла радуга, но ее краски быстро меркли в серой пелене.
Ждать от гор погоды так же бесполезно, как и от моря. Мартин вздохнул и спустился во двор.
— Что ж, ехать надо в любом случае, — сказал он. Обермильх кивнул.
— Где-нибудь по дороге Эпс проглянет.
Подали коляску с откидывающимся верхом. Лошади испуганно косились на Хзюку. Хзюка тоже с большим недоверием угнездился на мягком сиденье. А ездовой егерь долго не мог заставить себя повернуться к нему спиной. В общем, есть проблемы при общении разных форм жизни.
— Мне-то напоследок что скажете, герр гауптман? — спросил Обермильх.
— Глядите в оба, Фальке. Ящеры способны преодолеть льды. Я буду требовать усиления всех застав южной линии. Причем очень значительного усиления. А пока советую отменить отпуска до самого октября.
— Вот, значит, как. И когда ящерицы могут сунуться на нашем участке? — По-серьезному — не раньше следующего лета. Но мелкие группы — хоть завтра.
— Понятно. Соседние форты предупредить?
— Обязательно. Ну, желаю удачи!
— Благодарю. Только похоже, что наша удача в ваших руках.
— Сделаю, что смогу.
— Не сомневаюсь. Ваш-то ящер не опасный? Может, конвой дать?
— Нет. Хзюка и есть мой конвой. Без него я бы не выбрался.
Обермильх задумчиво покачал головой.
— Это в Схайссах он был полезен. У нас с ним могут быть проблемы.
—Где?
— В Шторцене. Комендант тамошний... В общем, в Шторцене вам лучше не останавливаться, герр гауптман. Даже если успеете подтверждение получить.
— Что ж, учту. Думаю, справимся как-нибудь. Обермильх с сомнением покачал головой, но больше
ничего не сказал. Зато как только коляска выехала из форта, сразу распорядился запереть ворота. Потом подозвал к себе седобородого капрала и показал ему маленький, но очень твердый кулак.
— Сизый! Еще раз сбежишь к лесничихе — подам рапорт. Все, бирюльки кончились, будешь обходиться собственной женой. Глядишь, на том свете и зачтется. И мне, и тебе. Поняло, дитятко?
Тиргурд втянул живот и расправил мундир.
— Доходчиво получилось, герр егер...
— Тогда начинай закручивать гайки. Слыхал, что герр гауптман говорил?
— Так точно.
— Ну иди, развивай деятельность
Капрал откозырял и пошел гонять дневальных. Армейская механизма заскрипела.
Путь был недальний, да только вот крутой спуск сильно замедлял движение. Выехав в восьмом часу утра, они только к обеду достигли окраин Эмванда.
И здесь особо утешительных перемен Мартин тоже не заметил. То есть перемены вообще отсутствовали. Город с населением в двадцать тысяч человек и единственным в Поммерне свинцовым рудником никакими оборонительными сооружениями так и не обзавелся. За исключением разве что шлагбаума да полосатой полицейской будки, безмятежно пустующей. Так вот обстояли дела в федеральной земле Южный Поммерн.
Коляска простучала по каменному мосту, который не имел никаких приспособлений для подъема либо разведения. Сжечь его невозможно, поскольку каменный, а можно только взорвать изрядным количеством пороха, поелику даже динамит на Терранисе пока не придумали. Такие вот дела...
Шел холодный дождь вперемешку с мокрым снегом. Под брезентовым плащом съежился возница. Молча страдал укутанный в егерскую шинель Хзюка.
У подножия вулкана синело озеро. Из его западного угла меж двух утесов бежала белая от пены бурная речушка. С высоты она казалась весьма узкой и несерьезной, но это была Текла. Позже и ниже, вырвавшись из гор, вобрав в себя многочисленные притоки, она становится главной водной осью двух государств — сначала Поммерна, а затем и Мурома.
«Добрались, — с волнением подумал Мартин, — добрались... » — Еэ... — удивленно сказал Хзюка, обозревая пространства, — оказывается, кроме Схайссов, много еще есть мест на свете.
— Еще больше, чем ты думаешь. Но мы почти дома.
— Это смотря кто.
— Оба. Я постараюсь.
Хзюка глянул на сверкающие вершины и поежился.
— А через следующие горы карабкаться надо?
— Ох, сколько же можно! Видишь там внизу селение?
— У озера? — Еэ.
— Вижу. Какое большое! Это ваше главное стойбище?
— Нет, есть еще больше. Но как только мы попадем туда, нас повезут. Может быть, даже раньше, — предсказал Мартин.
В конечном счете все так и случилось, только повезли их не сразу. Сначала попалась небольшая скала, из-за которой очень откровенно торчал ствол штуцера.
Мартин остановился.
— Хзюка! Подними руки вверх и не двигайся.
— Зачем?
— Слушай машиша. — Хог.
Хзюка неохотно поднял руки. Мартин сделал то же самое.
— Зер гут, — сказали им. — Соображаете.
Из-за скалы вышел капрал пограничной стражи. Матерый такой дядя с сединой в бороде, штуцером в руках и неизвестно чем в ребре.
— Он только один? — поинтересовался Хзюка.
— Нет, их трое.
— Хорошо прячутся.
— Вот что, мил-человек, — сказал седобородый. — Перестань шушукаться со своим ящером.
— Ящер говорит, что вы хорошо прячетесь.
— Эт мы и сами знаем. А ты вот ему скажи, чтоб все свое вооружение на землю сложил да на три шага отступил
Хзюка засомневался.
— Стоит ли доверять этому мягкотелому с белыми волосами на лице?
— Стоит.
— Он похож на уохофаху, Мартин.
— Ну да. Это же мое племя. Не разговаривай. — Хог.
Когда они отошли на положенное расстояние, из кустов показался второй егерь — помоложе, но поздоровее. Штуцер в его руке казался детской игрушкой.
— А где третий сидит? — спросил Мартин.
— Где надо, там и сидит.
Мартин оглянулся. Из высокой травы, шагах в пятнадцати от того места, мимо которого они только что прошли, поднимался еще один егерь. Он держал за ошейник пожилого цербертина с очень внимательными глазами.
Да, службу тут знали. Это радовало.
— На-ко вот веревку, да свяжи свою лягушку, — приказал капрал.
— Нельзя.
— Это почему?
— Живым не дастся. Он у них офсах-маш. Ротмистр по-нашему.
— По-нашему? А сам-то ты кто?
— Гауптман Неедлы.
— Гауптма-ан? Чей гауптман?
— Курфюрстенвера.
— Курфю-юрстенвера... И каких войск?
— Никаких. Гауптман курфюрстенштаба. Оба егеря озадаченно переглянулись.
— Гауптманы тут редко пробегают, — сообщил старший. — Особенно из курфюрстенштаба. Документы есть?
— Документы я позабыл.
— А, ну конечно. И где?
— Да в Схайссах
— Что, прямо оттуда топаете?
— Непосредственно.
— А чем докажешь?
— Да вот же мое доказательство — рядом стоит. Мил-человек...
— Смотри-ко, уверенно держится, — сказал молодой егерь. — И доказательство убедительное. Зазеваешься, так живо глотку перережет.
— Цыц, — ответил капрал. Подумав немного, решил:
— Ладно, черт с вами. Впереди нас пойдете. Связывать не будем, но лучше не убегайте. Ни к чему это.
— Правда, не убегайте, — попросил молодой егерь. — Мы хорошие.
— Балабол, — сообщил седобородый. — Но стрелять умеет. Так что, робяты, чур не баловать.
— Ох, — сказал Мартин. — Не для того мы шли, чтобы баловать, мил-человек. Все фамилию твою пытаюсь припомнить. Не Тиргурд ли?
Капрал подумал и приказал:
— Эй, Джузеппе, надень-ка псу намордник.
— Зачем?
— Да как бы ящера не покусал.
— Кто кого покусает — это еще вопрос, — проворчал Джузеппе.
Но намордник надел.
Пограничный форт Грюнграссе построен у кромки леса. Выше начинается уже зона альпийских лугов.
Крепостица представляет собой замкнутый прямоугольник из вплотную составленных строений. Все окна обращены во двор. Южную часть форта целиком образовывает длинная казарма, срубленная из толстенных лиственниц. На ее крыше установлены четырехфунтовые орудия. Телеграфная вышка венчает единственную башенку над единственными воротами в нижней, северной стене. Дежурный телеграфист ввиду малочисленности гарнизона выполняет еще и обязанности дозорного. Лицо его показалось знакомым: именно отсюда Мартин уходил в Схайссы, сюда же довелось и вернулся. На круги своя...
За прошедшие годы форт Грюнграссе почти не изменился, только потемнели его бревенчатые стены. После всего, что Мартину довелось узнать в Схайссах, эта неизменность тревожила. Ведь всего в трех сотнях километров к югу от форта обитают воинственные и многочисленные схаи. И беда была не только в том, что для ящеров открылся проход через бывшее озеро Алтын-Эмеле. В самом ли деле непреодолимы для них горы, как об этом привыкли думать? После случая с хачичеями Мартин так считать не мог. Напротив, теперь он не сомневался, что, если очень этого захотят, ящеры сумеют перебраться через Ледяной хребет. И не одни лишь хачичеи.
А что же дальше? Ничья Земля преградой не является. Следующий, Драконий хребет — уже пониже, удобных перевалов в нем больше. А тут, за фортом Грюнграссе с его парой пушек и полусотней егерей, лежит практически ничем не защищенная федеральная земля Верхняя Текла, где крупных гарнизонов никогда не держали. Восточнее находятся еще земли Южный Поммерн и Остланд. Их от Схайссов отделяет только одна горная цепь, в которую сливаются оба хребта. Эти горы хоть и высоки, но ненамного выше Ледяного хребта. Кроме того, там теперь есть бесснежный проход.
Вывод следовал один, но вывод непреложный. Пора серьезного укрепления южных границ наступила, и наступила давно. Хватит ли теперь времени, хватит ли сил? Ведь опасности для Поммерна существуют не только на юге, но и на западе, и уж конечно — на востоке, со стороны Покаяны.
Пресветлая Покаяна не признавала суверенитета курфюршества. Никаких соглашений не подписывала, официальных отношений не поддерживала, формально состояния войны не отменяла и в ближайшем будущем отменять не собиралась. Более того, порядки в этом царстве-государстве год от году становились все более странными и жестокими. Народ оттуда бежал, изыскивая все мыслимые и немыслимые способы, уж больно худо жилось при сострадариях. Особо свирепствовал карательный орган ордена — корпус св. Корзина Бубудуска. Но людей не останавливал ни риск быть повешенными, ни, что немногим лучше, опасность оказаться на перевоспитании в гуманнейших монастырских просветлялах.
А Поммерн, заинтересованный в притоке дешевой рабочей силы, перебежчиков принимал, даже обеспечивал на первых порах небольшим пособием. От этих перебежчиков было известно, что и Добрейший Сострадай, и его величество Тубан Девятый неоднократно грозились отменно наказать курфюршество «за злокозлое умыкание и стыдобокое совращение окаянных подданных, тем самым лишение оных нечестивцев охайных надежды на грядущее Просветление». Бернар Второй, естественно, давным-давно был проклят, приговорен к «четвертого разряда ускоренному упокоению», анафеме предавался ежедневно, а в праздники почаще. Для убедительности еще и чучела жгли.
Не вызывало сомнений, что рано или поздно Пресветлая попытается осуществить свои угрозы. В курфюрстенштабе даже знали, где это произойдет, не знали только когда, и поэтому лучшая часть поммеранской армии постоянно находилась у границы с больным государством. Убирать оттуда солдат ни в коем случае не следовало.
Когда Мартин уходил, ему обещали, что о нем сообщат всем начальникам застав Южной линии, а комендант Грюнграссе не будет сменен минимум три года.
Обещание перевыполнили. Прошло больше трех лет, но фортом командовал все тот же дружелюбный, хитроватый, толстый, но подвижный прешерман с гордым именем Фальке и смешной фамилией Обермильх. Только теперь имел он чин не вахмистра, а егер-корнета. Для человека без дворянского титула это было неплохим продвижением
— Поздравляю, — сказал Мартин. — И какое училище окончили?
— Да никакое. Это меня за усидчивость произвели, — ухмыльнулся Обермильх. — Без всяких там училищ.
— Редкое дело. Тем более поздравляю.
— Спасибо. Но вы-то как, герр гауптман? Каюсь, уж не чаял увидеть. Шутка ли — три года среди рептилий! Как выбраться-то удалось?
— Долгая история. В общем, везде есть приличные люди. Даже среди ящеров.
Обермильх покрутил головой и хмыкнул:
— Среди ящеров? Приличные люди?
— Представьте себе.
— Трудно.
— А вот придется. Обермильх вновь ухмыльнулся:
— Как прикажете, герр гауптман.
— Ничего я не прикажу. Просто запомни мое мнение, может, и пригодится.
— Пренепременно. Но скажите, с вами все в порядке?
— Со мной — да.
— А вообще?
— Вообще дела не слишком веселые.
— Странно. Ведь приличные люди есть и среди ящеров, — поддел начальник заставы, сделав простодушное лицо. — Разве не так?
— Так. Но их пока маловато, приличных, — вздохнул Мартин. — И не только в Схайссах.
— Вот в это поверить проще, — сказал Обермильх. — Какие будут распоряжения?
— Телеграмма о моем возвращении, ужин и транспорт до Эмванда. Да, и баня еще.
— В какое время?
— Немедленно!
* * *
Плохая погода не позволила передать сообщение в тот же день. Сгустившийся над озером Демпо туман сполз вдоль Теклы и скрыл соседнюю станцию. Ни к вечеру, ни на следующее утро улучшения не случилось. Напротив, снизу продолжали подниматься облака. Они совсем скрыли Эмванд, заполнили всю долину, наполовину поглотили горы Штор-цен и Оребрус.Самый опытный телеграфист заставы испробовал все возможности. Но ни движения сигнальных досок, ни проблески фонарей ответной реакции не давали, Эмванд молчал. Гора Шторцен, на склоне которой располагалась следующая станция оптического телеграфа, тоже просматривалась плохо, над облачным слоем возвышалась только ее сияющая снежная макушка.
— И сколько такое безобразие может продолжаться? — спросил Мартин.
— Да бывает, что и неделями, герр гауптман, — ответил телеграфист.
Мартин прогулялся по площадке в глупой надежде, что туман вот-вот начнет редеть. Дежуривший на вышке Тиргурд от нечего делать протирал линзы небольшого, но дорогого телескопа системы Максутова.
— А телескоп у вас для чего? — удивился Мартин.
— А чтобы не только соседнюю станцию видеть, но еще и следующую, — охотно пояснил капрал. — Очень полезная штука, герр гауптман! Вот вас, к примеру, за семь километров разглядели. А по ночам на небе талеры ищем.
— Талеры?
— Так точно. Десять тысяч. Получит первый, кто увидит движущуюся звезду.
— Метеор? — уточнил Мартин.
— Не-ет, метеор, он падает вниз и сгорает. Этого добра хватает почти в любую ясную ночь. А нужно искать звезду, которая летит ровно, от горизонта к горизонту, не падает и не сгорает
— Эге! Выходит, вы небесников стережете? Тиргурд ухмыльнулся в бороду.
— В приказе так не говорится, герр гауптман.
— Понятно. А что, телескоп есть на каждой станции?
— Точно не знаю, но в Эмванде есть, в Барленце, Дорнбайке и Шторцене тоже. А на горе Оребрус, вот на этой, левее Демпо, там вообще астрономы живут.
— Много, значит, народу небесников ищет.
— Много. Да все без толку. Я так думаю, герр гауптман, если б они могли, то давно бы уж прилетели. Что-то здорово им мешает. Девятый век без них живем, и, видимо, не последний.
Мартин усмехнулся, покачал головой.
— Как знать, как знать.
Верхний разреженный слой облаков уже поднялся над фортом. Посыпался мелкий дождь. От дымящего вулкана Демпо до горы Оребрус вытянулась, заиграла радуга, но ее краски быстро меркли в серой пелене.
Ждать от гор погоды так же бесполезно, как и от моря. Мартин вздохнул и спустился во двор.
— Что ж, ехать надо в любом случае, — сказал он. Обермильх кивнул.
— Где-нибудь по дороге Эпс проглянет.
Подали коляску с откидывающимся верхом. Лошади испуганно косились на Хзюку. Хзюка тоже с большим недоверием угнездился на мягком сиденье. А ездовой егерь долго не мог заставить себя повернуться к нему спиной. В общем, есть проблемы при общении разных форм жизни.
— Мне-то напоследок что скажете, герр гауптман? — спросил Обермильх.
— Глядите в оба, Фальке. Ящеры способны преодолеть льды. Я буду требовать усиления всех застав южной линии. Причем очень значительного усиления. А пока советую отменить отпуска до самого октября.
— Вот, значит, как. И когда ящерицы могут сунуться на нашем участке? — По-серьезному — не раньше следующего лета. Но мелкие группы — хоть завтра.
— Понятно. Соседние форты предупредить?
— Обязательно. Ну, желаю удачи!
— Благодарю. Только похоже, что наша удача в ваших руках.
— Сделаю, что смогу.
— Не сомневаюсь. Ваш-то ящер не опасный? Может, конвой дать?
— Нет. Хзюка и есть мой конвой. Без него я бы не выбрался.
Обермильх задумчиво покачал головой.
— Это в Схайссах он был полезен. У нас с ним могут быть проблемы.
—Где?
— В Шторцене. Комендант тамошний... В общем, в Шторцене вам лучше не останавливаться, герр гауптман. Даже если успеете подтверждение получить.
— Что ж, учту. Думаю, справимся как-нибудь. Обермильх с сомнением покачал головой, но больше
ничего не сказал. Зато как только коляска выехала из форта, сразу распорядился запереть ворота. Потом подозвал к себе седобородого капрала и показал ему маленький, но очень твердый кулак.
— Сизый! Еще раз сбежишь к лесничихе — подам рапорт. Все, бирюльки кончились, будешь обходиться собственной женой. Глядишь, на том свете и зачтется. И мне, и тебе. Поняло, дитятко?
Тиргурд втянул живот и расправил мундир.
— Доходчиво получилось, герр егер...
— Тогда начинай закручивать гайки. Слыхал, что герр гауптман говорил?
— Так точно.
— Ну иди, развивай деятельность
Капрал откозырял и пошел гонять дневальных. Армейская механизма заскрипела.
Путь был недальний, да только вот крутой спуск сильно замедлял движение. Выехав в восьмом часу утра, они только к обеду достигли окраин Эмванда.
И здесь особо утешительных перемен Мартин тоже не заметил. То есть перемены вообще отсутствовали. Город с населением в двадцать тысяч человек и единственным в Поммерне свинцовым рудником никакими оборонительными сооружениями так и не обзавелся. За исключением разве что шлагбаума да полосатой полицейской будки, безмятежно пустующей. Так вот обстояли дела в федеральной земле Южный Поммерн.
Коляска простучала по каменному мосту, который не имел никаких приспособлений для подъема либо разведения. Сжечь его невозможно, поскольку каменный, а можно только взорвать изрядным количеством пороха, поелику даже динамит на Терранисе пока не придумали. Такие вот дела...
Шел холодный дождь вперемешку с мокрым снегом. Под брезентовым плащом съежился возница. Молча страдал укутанный в егерскую шинель Хзюка.