Мартин отряхнулся, поправил мундир и пошел к пригорку, где располагалась корпусная батарея. Там перед низкой каменной флешью его дожидались оберсты Кранке и Ольховски, генерал Шамбертен и сам курфюрст со своей свитой.
Пройдя мимо расступившихся адъютантов, Мартин поднял руку к козырьку.
— Ваше высочество! Су Мафусафай, великий машиш Схайссов, согласен на перемирие сроком в девяносто восемь дней.
— Девяносто восемь? — переспросил курфюрст.
— Так точно. Начиная с сегодняшнего дня.
— Насколько я помню, снег в здешних местах ляжет дней через восемьдесят. Следовательно, наступать ящеры смогут не раньше, чем следующей весной?
— Думаю, что так.
— А будут ли ящеры выполнять соглашение? — спросил генерал Шамбертен.
— Полной гарантии дать нельзя, ваше превосходительство. Но Су Мафусафаю мир сейчас нужен больше, чем нам. Нельзя бесконечно посылать на бесполезную гибель даже фанатиков. Рано или поздно они взбунтуются. А наше предложение позволяет великому машишу найти выход из тупика, не теряя при этом лица, с минимальным ущербом для престижа
— Что от перемирия выигрывает Мафусафай, понятно, — заметил де Шамбертен. — А вот наша выгода в чем?
— Во-первых, мы перестанем нести потери. Во-вторых, имеются угрозы на восточной и западной границах Поммерна. Благодаря сегодняшнему перемирию мы получаем пусть временную, но все же передышку на юге. Берусь предсказать, что уже завтра егерские посты доложат об отходе главных сил ящеров. Тогда через неделю-другую две из трех наших дивизий вполне можно отправить отсюда к границам Покаяны или в Джангу. Там эти войска могут оказаться кстати.
— Очень кстати, — сказал курфюрст. — И невероятно вовремя. Дорогой наш майор Неедлы! Вы только что подарили Поммерну две отлично обученные и уже побывавшие в деле дивизии.
— Одну, ваше высочество.
— Одну? Почему только одну?
— Вторую подарил мой друг офсамаш Хзюка. Курфюрст рассмеялся.
— А ведь верно. Но как бы там ни было, господа, приглашаю всех в свою палатку. Есть повод открыть бутылочку кавальяка, как вы считаете?
— Мартин, я все же не понимаю, почему ты так много рисковал собой ради Поммерна.
— Извини, я рисковал не ради Поммерна. Курфюрст где-то по дороге простудился и теперь зябко
кутался в роскошный джангарский халат.
— А ради кого? — спросил он.
— Ради террян вообще. Невесть за что вы, как нерадивые школьники, были вынуждены повторить изрядный урок социальной эволюции заново, почти с чистого листа. Вы ошибались, творили да и продолжаете еще творить зло, но в целом доказали, что законы исторического развития объективны и что действуют они в любой Вселенной. А еще то, что в человеке рано или поздно побеждает человек. Где бы ни находился, нормальный человек создан для доброты. Без этого никто не может быть по-настоящему счастлив, и это с неизбежностью осознается, как только достигаются минимально необходимые условия существования. И если есть возможность хоть чем-то помочь, каждый нормальный землянин...
— Каждый нормальный землянин? — с живостью переспросил курфюрст. — Тогда почему твои товарищи с корабля «Фламинго» предпочли замуровать себя в Замковой горе?
— Они это сделали не потому, что не хотели помочь. «Фламинго» был всего лишь обычным пассажирским лайнером. Команда составлена из самых обыкновенных людей, которые не имеют даже минимальной подготовки для миссионерской деятельности. Их обучали совсем другому. Не обижайся, Бернар, но очень многое из вашей обыденной жизни у нормального землянина способно вызвать настоящий шок. Мы вовсе не боги. Тем не менее учти, ребята с «Фламинго» еще пригодятся. Просто их время пока не пришло.
— А почему же не погрузился в спячку ты, Мартин?
— Потому, что служил в Космофлоте. Там все проходят жесткий курс выживания при экстремальных обстоятельствах. В экипаже «Фламинго» я оказался в общем-то случайно.
— Случайно? — удивился курфюрст.
— Да. Очереди на участие в полете к неисследованной звезде предстояло ждать почти тридцать геолет. Скука! Вот я и решил побывать у Эпсилона Эридана. Практика, как-никак. Мне и в голову не могло прийти, чем все закончится.
— Хорошо, что не пришло, — грустно сказал курфюрст. — Знаешь, какое это унылое дело — двигать прогресс в одиночестве.
Мартин укоризненно покачал головой.
— Э, ваше высочество, не прибедняйтесь. Толковых помощников у вас достаточно. Герцог вот мне очень нравится. Скряга Мамулер вполне на своем месте. Чрезвычайно мил архиепископ Бауценский. А Джон чем плох? А гроссадмирал? Лучшего начальника разведки, чем Ольховски, и не сыскать. Да народу, который тебе служит не за страх, а за совесть, очень много. Например, безвестный егер-капрал Тиргурд с заставы Грюнграссе. Так что, монсеньор...
— Все правильно, сейчас эти люди есть. Но скольких хлопот стоило их всех отыскать, а потом еще довести до нужных постов, не слишком уклоняясь от демократических процедур!
— Да, — кивнул Мартин. — Работа десятилетий. Большущее требуется терпение.
— Самое трудное не в этом. Все те, о ком ты говорил, действительно прекрасные люди, но все же они советчики. Иначе не могут, выросли при монархии, это у них в подсознании. В пределах своих полномочий они уже способны на самостоятельные поступки и решения. А за кем выбор стратегии, кто в конечном счете несет ответственность, а? Год за годом, невзирая на погоду... Ни вздохнуть, ни охнуть. И так здорово, когда вдруг появляется некий господин Неедлы, который все понимает и которому от меня ровным счетом ни шиша не надо, тем не менее — бац, бац — избавляет Поммерн от войны, а меня — от одной из моих головных болей! Слушай, Мартин...
— Стоп, — сказал Мартин. — Давай выпьем еще. Тебе лечиться надо.
— Не перебивай тирана! Я, может быть, покаяться хочу.
— Не понял. В чем это?
— В том, что твой Иржи и моя Камея понравились друг
другу.
Мартин почесал подбородок. Он совсем недавно расстался с бородой и не всегда вовремя вспоминал о бритве.
— Вот как? М-да, осложнение. Но ты здесь при чем?
— При том. Взял да и отправил Камею в Альбанис. Конечно, этого требовали государственные интересы. Но не только государственные. Понимаешь, у них еще не слишком далеко зашло, ну и...
— Понимаю, — сказал Мартин
Больной впал в раздражительность.
— Опять понимаешь? Великолепно! Ты хоть помнишь, что такое первая любовь, мафусаил несчастный?
— Да помню, помню. Успокойся. И не такой уж я несчастный.
Бернар Второй неожиданно вскочил и принялся вышагивать по палатке.
— Не-ет, я не успокоюсь. Знаешь что? Если их судьба еще хоть раз сведет, а чувства не остынут... эй, ты куда?
— Хочу уйти, потому что не хочу слушать глупости от взрослого мужчины.
— Нет уж, майор Неедлы! Покуда вы у меня на службе, извольте слушать. Даже глупости! Так вот, если они по-прежнему будут...
— То что?
— То выдам я Камею за твоего Иржи! Самым безжалостным образом.
Курфюрст упал на подушки и вытер лоб.
— Да? — спросил Мартин. — А ты подумал о том, какую реакцию вызовет этот брак у твоих аристократов? Они и без того многим недовольны.
— А плевать, — благодушно сказал тиран. — Зато я не буду чувствовать себя так мерзко, как сейчас. Уф! Ну вот, сразу легче стало. Да, кстати. Будет неплохо, если на Замковой горе вновь возникнет родовое гнездо. Некоего барона фон Бистрица, например.
— Почему это важно?
— Ну, во-первых, тогда социальная разница между Иржи и Камеей станет менее заметной. Во-вторых, ты давно это заслужил. Но главным образом потому, что пару месяцев назад в подземелье проникли двое любознательных пейзан из деревни Бистриц.
— Здорово. И как же это они умудрились?
— Да вот, умудрились. Местный полицейский и твой сын, представь себе
Мартин покрутил головой.
— Нет, детей без присмотра оставлять нельзя. Курфюрст улыбнулся.
— Очень правильная мысль, Уохофаху Фахах. По счастью, оба кладоискателя оказались не слишком болтливыми. И все же будет лучше, если вся Замковая гора станет наследным владением Иржи, а полицейский переквалифицируется в дворецкого. А чтобы туда совсем уж больше не совались, распустим жуткие слухи о привидениях. Покажете несколько голограмм, вы это умеете. Пусть позавывают.
— Тогда Иржи придется все рассказать, — с сомнением заметил Мартин.
— Не придется. Он уже знает.
— От кого?
— От мадам Промехи.
— Надо же. Вот ведь настырный исследователь!
— Весь в отца, — усмехнулся курфюрст. — Я отправил его в Муром, хватит рисковать. Пусть послужит в охране посла Обенауса, это здорово расширяет кругозор. Ну, и этикету поднаберется.
— Да, — кивнул Мартин. — И меньше шансов попасться на глаза Камее.
— У нее остались считанные дни, — грустно сказал Бернар Второй. — Слушай, быть может, я идиот?
— А кто поведет эскадру?
— Уолтер.
— Нет, ты не идиот. Только вот и мне надо подключиться к этому делу.
— Тебе? Каким образом?
— Давненько я не бывал в Пресветлой.
— С ума сошел? — полюбопытствовал курфюрст.
— Нет. Вряд ли бубудуски обо мне еще помнят. Ольховски тоже считает, что есть реальные варианты. Однако сначала мне придется завершить одно дело в Схайссах.
— Люблю небесников, — насмешливо сказал курфюрст. — Если они обеими ногами стоят на земле
— А каков будет ответ по существу?
— Заканчивай со Схайссами, это у тебя хорошо получается. Потом и поговорим.
— Хорошо. Мне потребуются егеря Обермильха и отдельная санитарная рота.
— О чем речь! Бери. Будешь проезжать Шторцен, передавай привет Есницу. Он там под домашним арестом. Скучает небось.
Костер догорал. Выпала роса. В тумане у ручья приглушенно звякали удила, там поили лошадей. Проходившие мимо егеря невольно замедляли шаг, с удивлением разглядывая Хзюку.
— Вахмистр, вы можете отдохнуть до утра.
— Виноват, герр майор, — сказал Махач. — А ящер не сбежит?
Мартин покачал головой.
— Это не пленный.
— Не пленный? А кто?
— Союзник.
— Чудеса... — пробормотал Махач.
Небо над горами медленно розовело, но птицы еще не проснулись.
— Хог, — поеживаясь, сказал Хзюка. — И войне конец, и рассвет скоро. Хорошо.
Мартин не мог разделить его оптимизма. Напротив, он чувствовал тревогу. Не без влияния сейсса неведомого Свиристела Стоеросова Хзюка назвался братом мягкотелого. Сомнительно, чтобы без этого ящер разоткровенничался по поводу эдельвейсов. В сущности, войну победили предрассудок одной полуразумной расы и вредная для здоровья привычка другой. И то, и другое, увы, к разуму имеет косвенное отношение. Мир на такой основе возможен лишь весьма зыбкий. До настоящего рассвета еще очень далеко. Гораздо дальше, чем, к примеру, до Пресветлой Покаяны
Мартин поворошил уголья. Костер разгорелся с новой силой.
«И все же, — подумал он, — как бы там ни было, есть с чем себя поздравить. Впервые за всю историю Терраниса ящеры согласились заключить договор с мягкотелыми. И какой! О мире. Пусть временном, пусть вынужденном, но мире. Прецедент в данном случае важнее результата».
— Да, хорошо, — сказал он. — Хзюка, верховный машиш Поммерна предлагает тебя наградить. Не откажешься?
— Разве у вас можно отказаться от предложения машиша?
— Можно.
— Великий Мосос! Я сейчас такое скажу, что ты обидишься, Мартин.
— Не обижусь, Хзюка. Ты подарил мне ррогу. Говори.
— Вы ненормальные.
Мартин улыбнулся, пожал плечами.
— Да нет. Просто у нас и у вас многие обычаи разные. Но есть и похожие, даже общие.
— Общие? Что у нас общего?
— Много. Например, и схаи, и мягкотелые считают недостойным нарушить обещание. Или бросить друга в беде. Разве не так?
— Это — да, это правильно. Хотя бывает, что и бросаем. Как молодого машиша. Помнишь?
— Бывает, конечно, — согласился Мартин. — Но тогда виноват не обычай, а тот, кто его нарушил. Хуг?
— Хог, — пробурчал Хзюка. — Тебя невозможно победить словами. Если тебе нужно, я возьму награду.
— Это нужно нам всем, брат рептилий.
— Хорошо, что мы не враги. Ты хитрый, Дьявол-Кричащий-в-Ночи. Очень хитрый. Я давно заметил.
— Это плохо?
— Это полезно. Твоя хитрость остановила войну. Во второй раз Су Мафусафаю будет трудно собрать племена. Ты спас не только своих соплеменников, Мартин, но и много схаев. Молодесс. Так это звучит по-вашему? — Так, — сказал Мартин, улыбаясь. — А давай прикажем нашим сыновьям дружить.
Хзюка вскочил на ноги. Стоявшие неподалеку лошади шарахнулись.
— Мососсимос! Нет, ну до чего хитрый. Потом сел и сказал:
— Давай.
Штуцерным шомполом Мартин выкатил из золы печеную картофелину и подтолкнул Хзюке.
— Попробуй. Только сначала нужно почистить.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал тот, дуя на ладони. — Ух ты! Вкусно. Послушай, что-то все хорошо у нас получается. Нет ли чего плохого?
— Есть.
— Что ж, давно не было. Говори.
— У тебя ноги зажили?
— Еэ. Давно. А что?
— Маш-борзай Сунхариги Уэкей опознал золотой браслет хачичеев. Не значит ли это, что хачичеи объединились с Мафусафаем против сивов?
— Ну, про браслеты многие знают. Что еще?
— Он назвал меня Уохофаху Фахах.
— Еэ?
— Кроме хачичеев, об этом никто не знал. Хзюка перестал жевать.
— Мартин, мне пора возвращаться.
Мартин выкатил из костра вторую картофелину.
— А меня возьмешь?
— Зачем?
— Да вдруг пригожусь. Могу по снегу погулять. Или цветов каких-нибудь принести.
— Шо ишигу! Еэ, Дьявол-Кричащий-в-Ночи. Так и быть, беру. Но только до перевала. Появляться в Схайссах тебе нельзя.
— Еэ, — сказал Мартин
— И машишем теперь буду я. Очередь пришла. Хорошо понял?
Майор Неедлы, будущий барон фон Бистриц, почтительно сложил ладони над головой.
— Со всех сторон, о Хзюка.
22. ГЛЯДИШЬ, И ЗАЧТЕТСЯ ГДЕ
Пройдя мимо расступившихся адъютантов, Мартин поднял руку к козырьку.
— Ваше высочество! Су Мафусафай, великий машиш Схайссов, согласен на перемирие сроком в девяносто восемь дней.
— Девяносто восемь? — переспросил курфюрст.
— Так точно. Начиная с сегодняшнего дня.
— Насколько я помню, снег в здешних местах ляжет дней через восемьдесят. Следовательно, наступать ящеры смогут не раньше, чем следующей весной?
— Думаю, что так.
— А будут ли ящеры выполнять соглашение? — спросил генерал Шамбертен.
— Полной гарантии дать нельзя, ваше превосходительство. Но Су Мафусафаю мир сейчас нужен больше, чем нам. Нельзя бесконечно посылать на бесполезную гибель даже фанатиков. Рано или поздно они взбунтуются. А наше предложение позволяет великому машишу найти выход из тупика, не теряя при этом лица, с минимальным ущербом для престижа
— Что от перемирия выигрывает Мафусафай, понятно, — заметил де Шамбертен. — А вот наша выгода в чем?
— Во-первых, мы перестанем нести потери. Во-вторых, имеются угрозы на восточной и западной границах Поммерна. Благодаря сегодняшнему перемирию мы получаем пусть временную, но все же передышку на юге. Берусь предсказать, что уже завтра егерские посты доложат об отходе главных сил ящеров. Тогда через неделю-другую две из трех наших дивизий вполне можно отправить отсюда к границам Покаяны или в Джангу. Там эти войска могут оказаться кстати.
— Очень кстати, — сказал курфюрст. — И невероятно вовремя. Дорогой наш майор Неедлы! Вы только что подарили Поммерну две отлично обученные и уже побывавшие в деле дивизии.
— Одну, ваше высочество.
— Одну? Почему только одну?
— Вторую подарил мой друг офсамаш Хзюка. Курфюрст рассмеялся.
— А ведь верно. Но как бы там ни было, господа, приглашаю всех в свою палатку. Есть повод открыть бутылочку кавальяка, как вы считаете?
— Мартин, я все же не понимаю, почему ты так много рисковал собой ради Поммерна.
— Извини, я рисковал не ради Поммерна. Курфюрст где-то по дороге простудился и теперь зябко
кутался в роскошный джангарский халат.
— А ради кого? — спросил он.
— Ради террян вообще. Невесть за что вы, как нерадивые школьники, были вынуждены повторить изрядный урок социальной эволюции заново, почти с чистого листа. Вы ошибались, творили да и продолжаете еще творить зло, но в целом доказали, что законы исторического развития объективны и что действуют они в любой Вселенной. А еще то, что в человеке рано или поздно побеждает человек. Где бы ни находился, нормальный человек создан для доброты. Без этого никто не может быть по-настоящему счастлив, и это с неизбежностью осознается, как только достигаются минимально необходимые условия существования. И если есть возможность хоть чем-то помочь, каждый нормальный землянин...
— Каждый нормальный землянин? — с живостью переспросил курфюрст. — Тогда почему твои товарищи с корабля «Фламинго» предпочли замуровать себя в Замковой горе?
— Они это сделали не потому, что не хотели помочь. «Фламинго» был всего лишь обычным пассажирским лайнером. Команда составлена из самых обыкновенных людей, которые не имеют даже минимальной подготовки для миссионерской деятельности. Их обучали совсем другому. Не обижайся, Бернар, но очень многое из вашей обыденной жизни у нормального землянина способно вызвать настоящий шок. Мы вовсе не боги. Тем не менее учти, ребята с «Фламинго» еще пригодятся. Просто их время пока не пришло.
— А почему же не погрузился в спячку ты, Мартин?
— Потому, что служил в Космофлоте. Там все проходят жесткий курс выживания при экстремальных обстоятельствах. В экипаже «Фламинго» я оказался в общем-то случайно.
— Случайно? — удивился курфюрст.
— Да. Очереди на участие в полете к неисследованной звезде предстояло ждать почти тридцать геолет. Скука! Вот я и решил побывать у Эпсилона Эридана. Практика, как-никак. Мне и в голову не могло прийти, чем все закончится.
— Хорошо, что не пришло, — грустно сказал курфюрст. — Знаешь, какое это унылое дело — двигать прогресс в одиночестве.
Мартин укоризненно покачал головой.
— Э, ваше высочество, не прибедняйтесь. Толковых помощников у вас достаточно. Герцог вот мне очень нравится. Скряга Мамулер вполне на своем месте. Чрезвычайно мил архиепископ Бауценский. А Джон чем плох? А гроссадмирал? Лучшего начальника разведки, чем Ольховски, и не сыскать. Да народу, который тебе служит не за страх, а за совесть, очень много. Например, безвестный егер-капрал Тиргурд с заставы Грюнграссе. Так что, монсеньор...
— Все правильно, сейчас эти люди есть. Но скольких хлопот стоило их всех отыскать, а потом еще довести до нужных постов, не слишком уклоняясь от демократических процедур!
— Да, — кивнул Мартин. — Работа десятилетий. Большущее требуется терпение.
— Самое трудное не в этом. Все те, о ком ты говорил, действительно прекрасные люди, но все же они советчики. Иначе не могут, выросли при монархии, это у них в подсознании. В пределах своих полномочий они уже способны на самостоятельные поступки и решения. А за кем выбор стратегии, кто в конечном счете несет ответственность, а? Год за годом, невзирая на погоду... Ни вздохнуть, ни охнуть. И так здорово, когда вдруг появляется некий господин Неедлы, который все понимает и которому от меня ровным счетом ни шиша не надо, тем не менее — бац, бац — избавляет Поммерн от войны, а меня — от одной из моих головных болей! Слушай, Мартин...
— Стоп, — сказал Мартин. — Давай выпьем еще. Тебе лечиться надо.
— Не перебивай тирана! Я, может быть, покаяться хочу.
— Не понял. В чем это?
— В том, что твой Иржи и моя Камея понравились друг
другу.
Мартин почесал подбородок. Он совсем недавно расстался с бородой и не всегда вовремя вспоминал о бритве.
— Вот как? М-да, осложнение. Но ты здесь при чем?
— При том. Взял да и отправил Камею в Альбанис. Конечно, этого требовали государственные интересы. Но не только государственные. Понимаешь, у них еще не слишком далеко зашло, ну и...
— Понимаю, — сказал Мартин
Больной впал в раздражительность.
— Опять понимаешь? Великолепно! Ты хоть помнишь, что такое первая любовь, мафусаил несчастный?
— Да помню, помню. Успокойся. И не такой уж я несчастный.
Бернар Второй неожиданно вскочил и принялся вышагивать по палатке.
— Не-ет, я не успокоюсь. Знаешь что? Если их судьба еще хоть раз сведет, а чувства не остынут... эй, ты куда?
— Хочу уйти, потому что не хочу слушать глупости от взрослого мужчины.
— Нет уж, майор Неедлы! Покуда вы у меня на службе, извольте слушать. Даже глупости! Так вот, если они по-прежнему будут...
— То что?
— То выдам я Камею за твоего Иржи! Самым безжалостным образом.
Курфюрст упал на подушки и вытер лоб.
— Да? — спросил Мартин. — А ты подумал о том, какую реакцию вызовет этот брак у твоих аристократов? Они и без того многим недовольны.
— А плевать, — благодушно сказал тиран. — Зато я не буду чувствовать себя так мерзко, как сейчас. Уф! Ну вот, сразу легче стало. Да, кстати. Будет неплохо, если на Замковой горе вновь возникнет родовое гнездо. Некоего барона фон Бистрица, например.
— Почему это важно?
— Ну, во-первых, тогда социальная разница между Иржи и Камеей станет менее заметной. Во-вторых, ты давно это заслужил. Но главным образом потому, что пару месяцев назад в подземелье проникли двое любознательных пейзан из деревни Бистриц.
— Здорово. И как же это они умудрились?
— Да вот, умудрились. Местный полицейский и твой сын, представь себе
Мартин покрутил головой.
— Нет, детей без присмотра оставлять нельзя. Курфюрст улыбнулся.
— Очень правильная мысль, Уохофаху Фахах. По счастью, оба кладоискателя оказались не слишком болтливыми. И все же будет лучше, если вся Замковая гора станет наследным владением Иржи, а полицейский переквалифицируется в дворецкого. А чтобы туда совсем уж больше не совались, распустим жуткие слухи о привидениях. Покажете несколько голограмм, вы это умеете. Пусть позавывают.
— Тогда Иржи придется все рассказать, — с сомнением заметил Мартин.
— Не придется. Он уже знает.
— От кого?
— От мадам Промехи.
— Надо же. Вот ведь настырный исследователь!
— Весь в отца, — усмехнулся курфюрст. — Я отправил его в Муром, хватит рисковать. Пусть послужит в охране посла Обенауса, это здорово расширяет кругозор. Ну, и этикету поднаберется.
— Да, — кивнул Мартин. — И меньше шансов попасться на глаза Камее.
— У нее остались считанные дни, — грустно сказал Бернар Второй. — Слушай, быть может, я идиот?
— А кто поведет эскадру?
— Уолтер.
— Нет, ты не идиот. Только вот и мне надо подключиться к этому делу.
— Тебе? Каким образом?
— Давненько я не бывал в Пресветлой.
— С ума сошел? — полюбопытствовал курфюрст.
— Нет. Вряд ли бубудуски обо мне еще помнят. Ольховски тоже считает, что есть реальные варианты. Однако сначала мне придется завершить одно дело в Схайссах.
— Люблю небесников, — насмешливо сказал курфюрст. — Если они обеими ногами стоят на земле
— А каков будет ответ по существу?
— Заканчивай со Схайссами, это у тебя хорошо получается. Потом и поговорим.
— Хорошо. Мне потребуются егеря Обермильха и отдельная санитарная рота.
— О чем речь! Бери. Будешь проезжать Шторцен, передавай привет Есницу. Он там под домашним арестом. Скучает небось.
Костер догорал. Выпала роса. В тумане у ручья приглушенно звякали удила, там поили лошадей. Проходившие мимо егеря невольно замедляли шаг, с удивлением разглядывая Хзюку.
— Вахмистр, вы можете отдохнуть до утра.
— Виноват, герр майор, — сказал Махач. — А ящер не сбежит?
Мартин покачал головой.
— Это не пленный.
— Не пленный? А кто?
— Союзник.
— Чудеса... — пробормотал Махач.
Небо над горами медленно розовело, но птицы еще не проснулись.
— Хог, — поеживаясь, сказал Хзюка. — И войне конец, и рассвет скоро. Хорошо.
Мартин не мог разделить его оптимизма. Напротив, он чувствовал тревогу. Не без влияния сейсса неведомого Свиристела Стоеросова Хзюка назвался братом мягкотелого. Сомнительно, чтобы без этого ящер разоткровенничался по поводу эдельвейсов. В сущности, войну победили предрассудок одной полуразумной расы и вредная для здоровья привычка другой. И то, и другое, увы, к разуму имеет косвенное отношение. Мир на такой основе возможен лишь весьма зыбкий. До настоящего рассвета еще очень далеко. Гораздо дальше, чем, к примеру, до Пресветлой Покаяны
Мартин поворошил уголья. Костер разгорелся с новой силой.
«И все же, — подумал он, — как бы там ни было, есть с чем себя поздравить. Впервые за всю историю Терраниса ящеры согласились заключить договор с мягкотелыми. И какой! О мире. Пусть временном, пусть вынужденном, но мире. Прецедент в данном случае важнее результата».
— Да, хорошо, — сказал он. — Хзюка, верховный машиш Поммерна предлагает тебя наградить. Не откажешься?
— Разве у вас можно отказаться от предложения машиша?
— Можно.
— Великий Мосос! Я сейчас такое скажу, что ты обидишься, Мартин.
— Не обижусь, Хзюка. Ты подарил мне ррогу. Говори.
— Вы ненормальные.
Мартин улыбнулся, пожал плечами.
— Да нет. Просто у нас и у вас многие обычаи разные. Но есть и похожие, даже общие.
— Общие? Что у нас общего?
— Много. Например, и схаи, и мягкотелые считают недостойным нарушить обещание. Или бросить друга в беде. Разве не так?
— Это — да, это правильно. Хотя бывает, что и бросаем. Как молодого машиша. Помнишь?
— Бывает, конечно, — согласился Мартин. — Но тогда виноват не обычай, а тот, кто его нарушил. Хуг?
— Хог, — пробурчал Хзюка. — Тебя невозможно победить словами. Если тебе нужно, я возьму награду.
— Это нужно нам всем, брат рептилий.
— Хорошо, что мы не враги. Ты хитрый, Дьявол-Кричащий-в-Ночи. Очень хитрый. Я давно заметил.
— Это плохо?
— Это полезно. Твоя хитрость остановила войну. Во второй раз Су Мафусафаю будет трудно собрать племена. Ты спас не только своих соплеменников, Мартин, но и много схаев. Молодесс. Так это звучит по-вашему? — Так, — сказал Мартин, улыбаясь. — А давай прикажем нашим сыновьям дружить.
Хзюка вскочил на ноги. Стоявшие неподалеку лошади шарахнулись.
— Мососсимос! Нет, ну до чего хитрый. Потом сел и сказал:
— Давай.
Штуцерным шомполом Мартин выкатил из золы печеную картофелину и подтолкнул Хзюке.
— Попробуй. Только сначала нужно почистить.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал тот, дуя на ладони. — Ух ты! Вкусно. Послушай, что-то все хорошо у нас получается. Нет ли чего плохого?
— Есть.
— Что ж, давно не было. Говори.
— У тебя ноги зажили?
— Еэ. Давно. А что?
— Маш-борзай Сунхариги Уэкей опознал золотой браслет хачичеев. Не значит ли это, что хачичеи объединились с Мафусафаем против сивов?
— Ну, про браслеты многие знают. Что еще?
— Он назвал меня Уохофаху Фахах.
— Еэ?
— Кроме хачичеев, об этом никто не знал. Хзюка перестал жевать.
— Мартин, мне пора возвращаться.
Мартин выкатил из костра вторую картофелину.
— А меня возьмешь?
— Зачем?
— Да вдруг пригожусь. Могу по снегу погулять. Или цветов каких-нибудь принести.
— Шо ишигу! Еэ, Дьявол-Кричащий-в-Ночи. Так и быть, беру. Но только до перевала. Появляться в Схайссах тебе нельзя.
— Еэ, — сказал Мартин
— И машишем теперь буду я. Очередь пришла. Хорошо понял?
Майор Неедлы, будущий барон фон Бистриц, почтительно сложил ладони над головой.
— Со всех сторон, о Хзюка.
22. ГЛЯДИШЬ, И ЗАЧТЕТСЯ ГДЕ
После возвращения разведки прошло уже полчаса. Сыпались сухие мелкие снежинки. Обермильх протоптал дорожку, расхаживая вперед и назад. Мартин подпрыгивал, шевелил пальцами ног, шерстяной варежкой прикрывал нос. Лишь егер-капрал Тиргурд стоял с неподвижностью изваяния, заложив руки за спину. Снег повис на его бровях, забился в откинутый капюшон, посеребрил и без того седую бороду.
Все трое молчали.
Внизу густо мело, шагах в двадцати уже трудно было что-либо различить. Ветер гудел и вверху. Над горами быстро плыли облака. В прозрачных разрывах между ними загорались звезды. Ясный и морозный день быстро уступал место еще более холодному вечеру. Подножия скал быстро поглощали сумерки, только их освещенные вершины еще курились белым снежным дымком.
— Ну, где же они? — не выдержал Обермильх. — Может, послать разведку еще раз, подальше?
— Нельзя, — сказал Мартин. — Граница.
— Да стражи-то не видно, — ухмыльнулся Обермильх.
— Нет, Фальке, договоры нужно соблюдать.
— Однако идут, — откашлявшись, сказал Тиргурд.
— Да ну?
— Идут, идут, — уверенно повторил капрал
Мартину тоже показалось, что он видит какие-то смутные тени. Но прошло еще с четверть часа, прежде чем эти тени приобрели очертания.
Ящеры шли группами по двое-трое, поддерживая друг друга. Шли очень медленно, часто останавливаясь.
Мартин побежал навстречу.
Увидев его, схаи соединили ладони над головами. Почти все они были уффиких, женщины. В одной из них Мартин с радостью узнал Тишингу, старшую жену Хзюки. Она совершенно не изменилась — строгая, худая и прямая как палка.
Вперед вышел пожилой схай с повязкой на голове. Сделав два шага, он упал на колени.
— Ишигу Мосос! Я говорю устами машиша Уханни. Пустите нас в свои земли, мягкотелые! И мы будем вам братья.
Мартин поднял ящера и внимательно вгляделся в его почерневшее лицо. Что-то в нем было знакомым. Мартин стукнул себя кулаком в живот.
— Ишау схайсс, Фосехта. Добро пожаловать. Ты помнишь меня?
— Тебя помнят все сивы, Мартин. И хачичеи тоже... помнят.
— Хог. А где машиш Уханни?
— Он в гостях у Мососа. Вот, велел передать тебе перстень.
Мартин взглянул на золотую змею, пожирающую свой хвост.
— Эх! Я хотел видеть его своим гостем.
— Уханни... тоже.
— А Хзюка жив?
— Еэ. Он внизу. Со всеми уцелевшими офсах сдерживает воинов Су Мафусафая. Хзюка теперь машиш сивов.
Пока они разговаривали, сверху начали подходить егеря Обермильха. Они останавливались и с любопытством разглядывали ящеров. Те забеспокоились.
Мартин поспешил вмешаться: — Фосехта! Устами машиша Бернара обещаю: мы дадим вам землю. На перевале уже разжигают костры. Скажи уффиких, чтобы не боялись моих воинов. Они помогут вам пройти снега.
Фосехта медленно повернулся и крикнул два слова. Мартин слышал, как женщины сивов передавали их вниз, по цепи:
— Уохофаху Фахах, Уохофаху Фахах...
Одна уффики вдруг упала. К ней подошел Тиргурд. Наклонился, поднял, стряхнул снег.
— Ну, ты чего, девочка? Держись. Давай-давай, перебирай лапками...
Ящерка ткнулась лицом в его полушубок и затихла. Капрал растерянно глянул на Мартина.
— Герр майор, разрешите доложить! Совсем еще ребятенок...
— Вот и неси ее, крокодил, — отозвался Обермильх. — Заморозишь ведь.
Тиргурд сунул руку за пазуху и вытащил кусок сахара.
— На, попробуй, — сказал он. — Тебе понравится.
Он поднял глаза кверху, изображая блаженство. А сверху прибежал фельдшер.
— Герр майор! Санитарные палатки готовы. Мы там воду согрели.
— А спирт есть?
— Само собой. Море! Ребята даже от своей нормы отказываются.
— Очень хорошо.
— Разрешите проверить, которые тут обмороженные?
— Да они все обмороженные, — сказал Мартин.
— Тиргурд, — недовольно крикнул Обермильх. — Тащи ребенка!
— Она чегой-то лопочет, герр егер, а я никак не разберу.
— Отцом тебя называет, — вздохнул Мартин. — Сирота, всех родных поубивали. Намыкалась она там, в своих Схайссах..
Тиргурд снял шапку, почесал затылок и зачем-то перекрестился.
— Ну что ж. Значит, будет сестренка моей Катьке. Прокормим!
Потом хитро глянул в сторону начальства:
— Глядишь, и зачтется где. А?
— Еэ, — сказал Мартин. — Обязательно.
— Йа, — сказал Обермильх. — Конечно, зачтется. Прохвост ты этакий...
Красноярск, 2002
Все трое молчали.
Внизу густо мело, шагах в двадцати уже трудно было что-либо различить. Ветер гудел и вверху. Над горами быстро плыли облака. В прозрачных разрывах между ними загорались звезды. Ясный и морозный день быстро уступал место еще более холодному вечеру. Подножия скал быстро поглощали сумерки, только их освещенные вершины еще курились белым снежным дымком.
— Ну, где же они? — не выдержал Обермильх. — Может, послать разведку еще раз, подальше?
— Нельзя, — сказал Мартин. — Граница.
— Да стражи-то не видно, — ухмыльнулся Обермильх.
— Нет, Фальке, договоры нужно соблюдать.
— Однако идут, — откашлявшись, сказал Тиргурд.
— Да ну?
— Идут, идут, — уверенно повторил капрал
Мартину тоже показалось, что он видит какие-то смутные тени. Но прошло еще с четверть часа, прежде чем эти тени приобрели очертания.
Ящеры шли группами по двое-трое, поддерживая друг друга. Шли очень медленно, часто останавливаясь.
Мартин побежал навстречу.
Увидев его, схаи соединили ладони над головами. Почти все они были уффиких, женщины. В одной из них Мартин с радостью узнал Тишингу, старшую жену Хзюки. Она совершенно не изменилась — строгая, худая и прямая как палка.
Вперед вышел пожилой схай с повязкой на голове. Сделав два шага, он упал на колени.
— Ишигу Мосос! Я говорю устами машиша Уханни. Пустите нас в свои земли, мягкотелые! И мы будем вам братья.
Мартин поднял ящера и внимательно вгляделся в его почерневшее лицо. Что-то в нем было знакомым. Мартин стукнул себя кулаком в живот.
— Ишау схайсс, Фосехта. Добро пожаловать. Ты помнишь меня?
— Тебя помнят все сивы, Мартин. И хачичеи тоже... помнят.
— Хог. А где машиш Уханни?
— Он в гостях у Мососа. Вот, велел передать тебе перстень.
Мартин взглянул на золотую змею, пожирающую свой хвост.
— Эх! Я хотел видеть его своим гостем.
— Уханни... тоже.
— А Хзюка жив?
— Еэ. Он внизу. Со всеми уцелевшими офсах сдерживает воинов Су Мафусафая. Хзюка теперь машиш сивов.
Пока они разговаривали, сверху начали подходить егеря Обермильха. Они останавливались и с любопытством разглядывали ящеров. Те забеспокоились.
Мартин поспешил вмешаться: — Фосехта! Устами машиша Бернара обещаю: мы дадим вам землю. На перевале уже разжигают костры. Скажи уффиких, чтобы не боялись моих воинов. Они помогут вам пройти снега.
Фосехта медленно повернулся и крикнул два слова. Мартин слышал, как женщины сивов передавали их вниз, по цепи:
— Уохофаху Фахах, Уохофаху Фахах...
Одна уффики вдруг упала. К ней подошел Тиргурд. Наклонился, поднял, стряхнул снег.
— Ну, ты чего, девочка? Держись. Давай-давай, перебирай лапками...
Ящерка ткнулась лицом в его полушубок и затихла. Капрал растерянно глянул на Мартина.
— Герр майор, разрешите доложить! Совсем еще ребятенок...
— Вот и неси ее, крокодил, — отозвался Обермильх. — Заморозишь ведь.
Тиргурд сунул руку за пазуху и вытащил кусок сахара.
— На, попробуй, — сказал он. — Тебе понравится.
Он поднял глаза кверху, изображая блаженство. А сверху прибежал фельдшер.
— Герр майор! Санитарные палатки готовы. Мы там воду согрели.
— А спирт есть?
— Само собой. Море! Ребята даже от своей нормы отказываются.
— Очень хорошо.
— Разрешите проверить, которые тут обмороженные?
— Да они все обмороженные, — сказал Мартин.
— Тиргурд, — недовольно крикнул Обермильх. — Тащи ребенка!
— Она чегой-то лопочет, герр егер, а я никак не разберу.
— Отцом тебя называет, — вздохнул Мартин. — Сирота, всех родных поубивали. Намыкалась она там, в своих Схайссах..
Тиргурд снял шапку, почесал затылок и зачем-то перекрестился.
— Ну что ж. Значит, будет сестренка моей Катьке. Прокормим!
Потом хитро глянул в сторону начальства:
— Глядишь, и зачтется где. А?
— Еэ, — сказал Мартин. — Обязательно.
— Йа, — сказал Обермильх. — Конечно, зачтется. Прохвост ты этакий...
Красноярск, 2002