Страница:
Он недоверчиво ощупал разные части тела.
— Да вроде нет. Наверное, это кровь Однорожки.
— А кто такая Однорожка?
— Корова бабки Каталины. Ее ящер убил. -Кто? — Ящер.
— Самый настоящий?
— Ну... весьма.
— Ой, — сказала Камея, — неужели отец прав?
— Ты не ошибся, мальчик? — спросила Промеха. — Где ты видел ящера?
— В лесу, что выше Замковой горы.
— Точно не померещилось? Иржи обиделся.
— Вот, — сказал он, выдергивая из полушубка стрелу, — это тоже померещилось?
— Стоп, — быстро сказала Промеха, — не трогай наконечника!
Обернув руку простыней, она взяла стрелу и поднесла ее к фонарю.
— Ящер за тобой гнался?
— Если бы у меня тоже был лук...
— Ну-ну, герой. Обижаться не на что. Запомни, боевые стрелы ящеров бывают отравленными. Тебе очень повезло. Видишь коричневую смолку?
Иржи наклонился. -Да.
— Вот это отрава и есть. В подсохшем виде.
— А что за яд? — спросила Камея.
— Тубокурарин.
— Ого. Ой. Промеха кивнула.
— Да. Вот такой вот огогой. Иржи, ящер был на драконе?
— Не приметил.
— Хм, дракона он не приметил. А ящеров сколько видел?
— Только одного.
— Странно. В одиночку они не ходят.
— Одного, знаете ли... тоже бывает достаточно.
— Еще как, — кивнула Промеха.
— Сударыня, — сказала Камея. — Что же я стою? Надо срочно ехать
— Куда? В лапы динозаврам? Сиди уж. Камея тут же вскочила.
— Боже мой! Я забыла запереть дверь.
— Тихо!
Промеха встала. Тут за стеной шумно вздохнули. Дверь приоткрылась. В ее проеме показалась рогатая головища. Иржи схватился за свой нож, но потом развеселился.
— Ладно, не бойтесь. Это всего лишь Рыжуха.
— Ох, — сказала Промеха уже с верхней ступеньки лестницы, — ну, пастух, теперь мы квиты.
— Вот не думал, что вы можете испугаться.
— Могу, могу. Даже не помню, как на лестницу-то занесло. Стыд и срам в моем возрасте! В деревне только не рассказывай.
Иржи улыбнулся.
— А все равно не поверят. Даже в то, что я к вам приходил.
— Смотря кто. Иоганн — человек без предрассудков. И кузнец ваш — тоже.
— Я умею молчать.
Промеха спустилась с лестницы, глянула испытующе и опять кивнула.
— Знаем, знаем.
И опять Иржи удержал себя от вопроса, что и откуда знает о нем Промеха. Решил не поддаваться на все эти намеки. Не маленький уже. Хочешь сказать что — так говори прямо. Нечего наживку подбрасывать.
— Молодец, молодец, — непонятно за что похвалила Промеха.
В это время больной начал шевелиться и бормотать. Часть слов Иржи узнал, но смысла не уловил.
— Все хорошо, дорогой, — сказала Промеха. — Спи, тебе нужен покой.
Незнакомец вместо этого открыл глаза.
— Где Эварт? — Какой Эварт?
— Эварт. Он... нес меня через речку.
— Вас нес этот юноша, — мягко сказала Камея. Больной мутными глазами посмотрел на Иржи.
— Это не Эварт. Значит, они его... схватили.
— Кто?
— Рептилии.
— Ой, — сказала Камея, — а где же маркиз? Промеха взяла ее за руку.
— Мы ничем не поможем. Нужно ждать утра. Иржи, отгони, пожалуйста, свою рогатую приятельницу. Да дверь закрой. Достаточно уже приключений для одной ночи.
Иржи задвинул оба засова и даже набросил крючок для верности. Услышав звяканье, больной поднял голову, повернулся на бок и, обведя собравшихся лихорадочным взглядом, начал торопливо говорить.
Слова звучали непривычно. Он упоминал трансцендентный переход, который так засасывает, что даже звездному вихрю не хватит мощности, говорил о несинхронных темпорумах, обреченных мирах, пересадках разума; вновь звал Эварта и просил его не прятать, поскольку дело серьезное.
Промеха внимательно слушала.
— Говорю вам, предупредите звездный вихрь! — выкрикнул незнакомец.
После этого обессилел и впал в забытье.
— Он бредил? — спросила Камея.
— Не совсем.
— Что он сказал?
— Они к нам летят, девочка. Перед нами не кто иной, как штурман звездного корабля «Альбасете».
— Ах, неужели... Но почему так медленно, так долго?
— Случилось нечто, что им пока не по силам.
— А где же сам корабль?
— Сам корабль? Берусь предсказать, что обломки транспортного звездолета «Альбасете» скоро появятся где-нибудь в Ничьей Земле. Если еще не появились
— Сударыня, — изумленно спросил Иржи, — так вы его знаете?
Он кивнул на больного.
— Кого, Шегена? Знаю, конечно. Встречались лет девяносто назад.
— Девяносто? Позвольте, значит, вы тоже...
— Да, Иржи. Я тоже небесница, если ты это хотел узнать.
Вот оно что, подумал Иржи. Он вспомнил шаги в подземелье: шарк-шарк, стук, шарк-шарк, стук. Промеха же с палкой ходит! Можно было и раньше догадаться. Выходит, старуха не просто так живет. Хранительница Замковой горы, вот кто она на самом деле! Отсюда и годы ее длинные... Наверное, от мельницы подземный ход есть. Вот это да, вот это тайна! А в деревне никто и не подозревает! И сказать ведь никому не скажешь... Жаль.
— Так ты умеешь молчать, Иржи?
— Да. Умею, — твердо сказал Иржи.
— Вот и ладно. Вот и хорошо. Верю я тебе.
— А что такое звездный вихрь? — спросила Камея. Промеха вздохнула.
— Эх... Так назывался тяжелый крейсер космофлота Солнца, ребятки. Может быть, и до сих пор еще называется.
— Солнце... — повторила девушка. — Я очень люблю это слово. Оно теплое и ласковое. Его даже произносить приятно. Солнце...
Промеха недовольно на нее покосилась.
— Звезда как звезда, вполне заурядное светило.
— Это для вас оно заурядное, — возразила Камея. — Вы под ним выросли. Видели города Земли, Марса, Титана. Слушали волшебную музыку, общались с чудесными людьми. Прожили столько счастливых лет! А я, а мы...
— Ладно, ладно, — сказала Промеха, отворачиваясь. — Хватит лирики. Солнце далеко, а ящеры близко. Что делать будем, ребята?
— Мужиков надо оповестить, — солидно сказал Иржи. — Про этих, про ящеров. Как бы беды не наделали
— Вряд ли их много. Холодновато еще. Но ты прав, осторожность не помешает. Вот что. Поднимайтесь-ка вы наверх да хорошенько осмотритесь. Если ничего страшного не заметите, ты, Иржи, пойдешь в деревню. Расскажешь о ящере, но ничего более. Не стоит говорить, кого ты нашел да почему у меня оказался. Согласен?
— Ясен перец, — ответил Иржи.
— Иначе колдуном тебя объявят, — усмехнулась Промеха.
— Это запросто, — со снисходительным видом кивнул Иржи.
Уже успел забыть, что полчаса назад сам считал Промеху ведьмой.
На втором этаже мельницы оказалось поуютнее, чем на первом. Стены обеих комнат были обшиты досками, на одной даже висело зеркало. Полы устилали шкуры — плата за врачевание, как догадался Иржи.
Еще там находились шкафы с большим количеством книг, кресла, две кровати, буфет со множеством причудливых склянок.
Камея задула фонарь и открыла ставни. Став рядом, Иржи понял, что томный запах исходит от нее. Это его взволновало, и он долго не решался заговорить с ней. Камея была очень не похожа на девушек, которых ему доводилось видеть раньше. В ней сочетались противоположности — мужская одежда с женским изяществом, открытость с недоговоренностью, простонародное ойканье с правильной, несколько книжной речью, утонченность феи с уверенностью опытного фельдшера; все это складывалось в загадку.
— Наверное, вы живете в городе, мадемуазель? — наконец спросил Иржи.
— Иногда, — подумав, сказала Камея.
— В Юмме?
— Нет, несколько дальше. Знаете, ящеров вроде не видно. Окно, у которого они стояли, выходило на деревню. Там
горели редкие огни, слышались отдаленные голоса людей лай собак, мычание коров. Со стороны трактира даже рыдания шарманки доносились.
От этих столь знакомых звуков, от запаха свежего хлеба, принесенного ветром, от самого ветра, прохладного, но приятного, происшествие в лесу показалось Иржи странной, не с ним случившейся и не столь уж страшной сказкой. Уже много лет жители Поммерна не знали ни войн, ни голода, ни мора, попривыкли к сытой, размеренной жизни. Не хотелось верить, что лихие времена возвращаются. Хотя ящер и был, но что с того? В Поммерне очень сильная армия, а штуцеры это вам не луки.
— Все спокойно, — сказала Камея.
На крыльце ближней избы Иржи различил Иоганна, высматривающего Рыжуху. Корова в этот момент шла по плотине и, наверное, здорово удивляла хозяина.
— Здесь спокойно, — осторожно уточнил Иржи.
Они перешли в другую комнату. Камея открыла окно со стороны Замковой горы и тут же попятилась, невольно прижавшись к Иржи, потому что на плотине шевелились тени. Иржи почувствовал, что она дрожит.
— Ну-ну, — небрежно сказал он. — Это не ящеры.
— А вы хорошо запомнили их внешний вид? Иржи вспомнил свое страшилище.
— Да уж. Захочешь — не забудешь. Но дело не в этом. Смотрите, там лошадей ведут, а не драконов.
Камея радостно подпрыгнула.
— Это де Нанж! Они вернулись.
— Кто — они?
— Да гвардейцы.
— Гвардейцы его высочества? Здесь?
— Ну да.
— Здорово! Ни разу не видел.
— Что ж, сейчас увидите. Пойдемте открывать!
Она сбежала по лестнице до того, как Иржи успел задать вопрос
Прямо с порога де Нанж отвесил два поклона — Камее и Промехе, чем порядком удивил Иржи. Промеха — еще ладно, ее все побаиваются, уж такая она есть. Но кто эта девушка, иногда живущая в городе, если даже такой аристократ перед ней шею гнет? Непонятно.
Вслед за командиром вошли солдаты. Иржи сразу узнал фиолетовые мундиры замковой стражи, личной гвардии курфюрста. Их было десять, считая зверского вида капрала с сабельным шрамом на лице.
Составив оружие в угол, гвардейцы принялись раздувать камин. Капрал шевельнул бровями. Двое молча повернулись и вышли. Часовые, догадался Иржи. Ясен перец.
— Нашли? — спросила Промеха.
Лейтенант снял перчатки, небрежно бросил их на стол и протянул руки к огню.
— Нет, сударыня. Темно очень. Кто это у вас на лавке?
— Один из тех, кого вы искали. Офицер удивленно обернулся.
— Вы и в самом деле ведьма, мадам?
— А вы верите в ведьм, Виктор?
— Как прикажут, — усмехнулся лейтенант.
— Сказано откровенно.
— Человек не должен скрывать отсутствие убеждений. Военному же человеку они просто вредны.
Промеха дважды хлопнула ладонями.
— Браво. Его высочество большой коллекционер характеров
— О нет. Он коллекционирует специалистов. Характеры только терпит. Скажите, где вы нашли герра небесника?
— Его нашли не мы, а вот этот юноша. Его зовут Иржи. Он пас коров западнее деревни.
Лейтенант изволил заметить Иржи.
— Ну и где ты его нашел? Иржи объяснил.
— Прав, значит, его высочество, — сказал офицер. — После землетрясений они и появляются. Но... коровы, пастух, землетрясение. Какая связь?
— Это еще не все, — сказала Промеха. — Взгляните. Только осторожно, там яд.
Лейтенант взял стрелу и присвистнул.
— Хорошо ковать научились. Откуда?
— Иржи принес.
Лейтенант посмотрел на Иржи с некоторым интересом.
— Следовательно, в тебя стреляли, пастух? — Да.
— Сколько их было?
— Пока только один.
— А ты парень ловкий, — сказал де Нанж. — Не каждый и от одного ящера уйдет.
— Война будет? — тревожно спросила Камея.
— Пренепременно, мадемуазель. Вопрос лишь — когда. Ясно, что летом. Холода ящеры не выносят. М-да. Вот чего я не пойму. Как они прошли? На перевалах ведь вечный снег лежит.
Лейтенант повертел в руках стрелу.
— Если бы не эта вещица, не поверил бы я тебе, пастух.
— Осторожно, де Нанж, — сказала Камея. — Тубокурарин.
— Благодарю, ва... мадемуазель. Я помню.
— Виктор, помолчите, пожалуйста, — вдруг сказала Промеха.
Она сидела у камина и сосредоточенно глядела на язычки пламени
— Ничего не слышу, — сказал лейтенант. — Быть может, почудилось?
Старуха качнула головой.
— Ну-ка, ребята, откройте дверь. Один из солдат выполнил ее просьбу.
Сначала слышалось лишь позвякивание уздечек, журчание воды у плотины да мирные вечерние шумы близкой деревни. Де Нанж пожал плечами, собираясь что-то сказать, но в этот момент с гор долетел слабый, необычный звук — полусвист-полурев.
В деревне, словно по мановению чьей-то могущественной руки, стихли все вечерние звуки. Потом к ночному небу взлетел одинокий, до жути тоскливый вой. Вероятно, Бернгардт вложил в него всю свою собачью душу.
— Умный пес у Иоганна, — заметила Промеха. — Хотя и суеверный.
Офицер протянул стрелу капралу.
— Люка, я беру двух человек в сопровождение. Остальные остаются здесь. Забаррикадируйтесь. За безопасность дам отвечаете головой. Подкрепление прибудет через два дня. Ты, пастух, поедешь со мной. Эй, кто-нибудь, дайте ему плащ.
— Я тоже отправляюсь с вами, — сказала Камея. Лейтенант поморщился.
— Несу за вас ответственность, мадемуазель. Здесь безопаснее.
— Вы не можете решать за меня, сударь.
— А я? — рассеянно спросила Промеха.
— Вы? Вы можете, — с досадой сказала Камея. — Но выросла я уже!
— Все выросли, — улыбнулась Промеха. — Иржи вырос, ты выросла. Ну... я ведь тоже не детка.
Девушка вздохнула и покорно уселась на лавку. Иржи никак не мог разобраться в отношениях между этими людьми. Почему лейтенант гвардии самого курфюрста не может решать за Камею, которая повинуется какой-то деревенской Промехе, пусть и небеснице? — Идем, пастух, — сказал де Нанж. Камея встрепенулась.
— Одну минуту, маркиз.
Она нырнула в темный угол. Послышался скрип дверцы.
— Иржи, возьмите, пожалуйста. — Камея протянула пару небольших пистолетов. — Заряжены, — предупредила она.
Иржи растерялся.
— Спасибо, — пробормотал он. — Я их верну.
— Да уж, — обронил де Нанж. — Несколько карат бриллиантов. Не по чину, милейший.
— Что такое? — со сдержанным гневом спросила Камея. Лейтенант отвел взгляд. При выходе он явно подавил в
себе желание хлопнуть дверью. Зато снаружи, бросив Иржи поводья одной из лошадей, он высокомерно бросил:
— Мадемуазель Камея вольна распоряжаться своим оружием. Но рядом с ней чтоб я больше тебя не видел! Никогда. Понял, свинопас?
— Я пасу коров, — сказал Иржи, удивленный его озлобленностью.
— Да? Наверное, неплохо получается? Вот и занимайся этим, мальчик. Не вздумай претендовать на большее. Ради своего же блага.
Иржи удивленно промолчал. Вот разбушевался барин! Нет, кто же такая эта Камея?
Ведя лошадей в поводу, они шли вдоль главной улицы Бистрица, колотили в ворота, вызывая заспанных, лохматых мужиков.
— Костры! Живо разводите костры! — кричал де Нанж.
— А что такое, ваша милость? Заморозок, что ли?
— Какой там заморозок, болван! Ящеры идут.
— Свят, свят...
Скоро в Бистрице загудел набатный колокол. Заливались псы. На окраинах уже плясали первые языки пламени, туда волокли дрова и охапки соломы. Но не угадали. Беда пришла не с поля, а со стороны Быстрянки. Часу во втором ночи на берегу страшно затрещали кусты. Послышалось шумное сопение. Над ивами, четко выделяясь на фоне светящегося неба, появилась огромная безухая голова.
— По коням, пастух! — приказал де Нанж и вскочил в седло.
Выбравшись на береговой откос, чудовище помедлило, осматриваясь, потом грузно двинулось к церкви. Вероятно, именно звук колокола привлек внимание дракона.
Подойдя к звоннице, он сунул морду под крышу. Колокол коротко звякнул и будто захлебнулся. На мгновение по всей деревне установилась жуткая тишина. Мужики сдернули шляпы. И вдруг истошно завопила женщина, вновь завизжали, захлебнулись лаем собаки, подали голос козы, куры, коровы и даже кошки.
— Где же солдаты, ваше благородие? — кричал вцепившийся в стремя де Нанжа Фома. — Где, где солдаты?!
Де Нанж хлестнул его плетью.
— Сейчас же запаливай костер, дурак!
Опомнившись, Фома неуклюже побежал вдоль улицы.
А дракон стоял у колокольни и дергал шеей, добычу заглатывал. Стоял совсем близко, как показалось Иржи. Он даже различал красные отблески пламени в глазах чудовища. Еще он видел, как на своем крыльце Иоганн медленно поднимал штуцер, а во дворе подпрыгнул, да так вроде и остался висеть в воздухе Бернгардт. Было похоже, что собака не улетает в небо только потому, что ей мешает цепь.
В шуме переполоха выстрел прозвучал почти неслышно. Но Иоганн не промахнулся. Дракон взревел, дернул уродливыми, непропорционально короткими верхними лапами. Повертев головой, он наклонился и двинулся к дому Иоганна. Через минуту от тяжкого удара рухнула труба, обвалилась крыша, но сруб из столетних лиственниц не рассыпался, выдержал. Его складывал еще дед Иоганна, на совесть складывал
Из Иоганновых ворот выкатился клубок вздыбленной шерсти. Бренча оборванной цепью, Бернгардт с визгом помчался по деревне. Когда он пробегал мимо школы, во дворе вскрикнула и упала Анхен. Тут Иржи вышел из оцепенения. Рядом с домом Иоганна находился его собственный дом, в котором осталась мать.
Выдернув из-за пояса один из подаренных пистолетов, он взвел курок и поехал вперед. Гвардейская лошадь хрипела, норовила встать на дыбы. Иржи свободной рукой натягивал поводья, колотил ее пятками, рукоятью пистолета, кричал ругательства, кое-как заставляя двигаться в нужном направлении.
Дракон тем временем развалил избушку Каталины и остановился. Молча, открыв пасть, он следил за приближавшимся всадником.
Лошадь не слушалась узды, вертелась, норовила встать на дыбы. Времени как следует прицелиться не было, поэтому Иржи выстрелил прямо в необъятное брюхо. Вторым пистолетом он воспользоваться не успел, поскольку лошадь окончательно обезумела.
Мелькнули де Нанж, два гвардейца со штуцерами на изготовку, сын кузнеца Ференц с раскаленным бруском железа, мужики на четвереньках, раздувающие огонь под кучей соломы. Потом земля опрокинулась.
Если долго не проходить курса реювенации, приходит старость. За тем, как она наступает, можно наблюдать, это любопытно. Признаки просты. Когда голову трудно заставить о чем-то думать — это она, старость. Голова быстро устает мыслить, все время норовя отдаться на милость случайных восприятий. Так же, как и в раннем детстве, обыденные звуки, вполне привычные образы, запахи воспринимаются обостренно и доставляют покойное удовлетворение сами по себе, без всякой смысловой обработки. Убаюкивающее удовлетворение. Ничего другого от мира уже не требуется, да и мозг с большой легкостью проваливается в дремоту
— Сударыня, проснитесь!
Промеха открыла глаза. Над ней склонилась Камея.
— С вами все в порядке?
— Ну, с учетом возраста. А что случилось, детка?
— Дракон в деревне!
Камея повернула кресло, в котором сидела стареющая небесница. У окна стоял мрачный капрал Люка.
— Отчаянный малый, — пробасил он, отодвигаясь.
В это время, борясь с лошадью, Иржи приблизился к чудовищу и выстрелил.
— Неплохо, — сказал Люка. — Только надо бы сразу из двух.
— Неплохо бы вашим солдатам заняться делом! — гневно сказала Камея.
— У нас приказ, мадемуазель.
— Давно спорите? — спросила Промеха.
— Давненько, — мрачно сказала Камея. Капрал промолчал.
— Люка!
— Да, сударыня.
— Я прошу вас нарушить приказ.
В пересеченном шрамом лице капрала что-то дрогнуло.
— У вас восемь ружей, Люка. Один хороший залп, и на вашей совести не будет лишних могил. Кроме того, у вас есть чисто служебное оправдание.
— Какое?
— Вы идете на выручку своему командиру, не так ли? В случае осложнений сошлитесь на меня.
— Я помню, чем вам обязан, мадам, — медленно сказал Люка. — Разрешите идти?
— Удачи!
— Благодарю. Она нам не помешает. Люка грузно сбежал по лестнице.
— По коням, бездельники!
Бездельники оказались не такими уж и бездельниками, стрелять умели. Дракона они убили, чем спасли Бистриц. Правда потом, когда де Нанж уехал, поголовно напились в трактире. Никакая гвардия не устоит, если деревня угощает...
Когда дракон бил в стену, Матильда упала и сломала руку. Фридрих начал заикаться.
Каталину похоронили честь-честью. Если б могла видеть, осталась бы довольной. А вот Тео собирали по кусочкам. После того, как извлекли из чудовища. Это он звонил в колокола. Поэтому помянули беднягу с особой благодарностью, то есть пили очень старательно и на могилу не забывали плеснуть.
В Бистрице же после той славной ночки началась новая жизнь. Какая-то другая, не прежняя. Прежнее ощущение привычной безопасности рухнуло. Провожая Иржи в армию, Иоганн сказал:
— Круто все закручивается.
— Что закручивается?
— Да все. Теперь держись.
— До чего ж мне пророчества надоели, — в сердцах сказал Иржи.
9. НИЧЬЯ ЗЕМЛЯ
— Да вроде нет. Наверное, это кровь Однорожки.
— А кто такая Однорожка?
— Корова бабки Каталины. Ее ящер убил. -Кто? — Ящер.
— Самый настоящий?
— Ну... весьма.
— Ой, — сказала Камея, — неужели отец прав?
— Ты не ошибся, мальчик? — спросила Промеха. — Где ты видел ящера?
— В лесу, что выше Замковой горы.
— Точно не померещилось? Иржи обиделся.
— Вот, — сказал он, выдергивая из полушубка стрелу, — это тоже померещилось?
— Стоп, — быстро сказала Промеха, — не трогай наконечника!
Обернув руку простыней, она взяла стрелу и поднесла ее к фонарю.
— Ящер за тобой гнался?
— Если бы у меня тоже был лук...
— Ну-ну, герой. Обижаться не на что. Запомни, боевые стрелы ящеров бывают отравленными. Тебе очень повезло. Видишь коричневую смолку?
Иржи наклонился. -Да.
— Вот это отрава и есть. В подсохшем виде.
— А что за яд? — спросила Камея.
— Тубокурарин.
— Ого. Ой. Промеха кивнула.
— Да. Вот такой вот огогой. Иржи, ящер был на драконе?
— Не приметил.
— Хм, дракона он не приметил. А ящеров сколько видел?
— Только одного.
— Странно. В одиночку они не ходят.
— Одного, знаете ли... тоже бывает достаточно.
— Еще как, — кивнула Промеха.
— Сударыня, — сказала Камея. — Что же я стою? Надо срочно ехать
— Куда? В лапы динозаврам? Сиди уж. Камея тут же вскочила.
— Боже мой! Я забыла запереть дверь.
— Тихо!
Промеха встала. Тут за стеной шумно вздохнули. Дверь приоткрылась. В ее проеме показалась рогатая головища. Иржи схватился за свой нож, но потом развеселился.
— Ладно, не бойтесь. Это всего лишь Рыжуха.
— Ох, — сказала Промеха уже с верхней ступеньки лестницы, — ну, пастух, теперь мы квиты.
— Вот не думал, что вы можете испугаться.
— Могу, могу. Даже не помню, как на лестницу-то занесло. Стыд и срам в моем возрасте! В деревне только не рассказывай.
Иржи улыбнулся.
— А все равно не поверят. Даже в то, что я к вам приходил.
— Смотря кто. Иоганн — человек без предрассудков. И кузнец ваш — тоже.
— Я умею молчать.
Промеха спустилась с лестницы, глянула испытующе и опять кивнула.
— Знаем, знаем.
И опять Иржи удержал себя от вопроса, что и откуда знает о нем Промеха. Решил не поддаваться на все эти намеки. Не маленький уже. Хочешь сказать что — так говори прямо. Нечего наживку подбрасывать.
— Молодец, молодец, — непонятно за что похвалила Промеха.
В это время больной начал шевелиться и бормотать. Часть слов Иржи узнал, но смысла не уловил.
— Все хорошо, дорогой, — сказала Промеха. — Спи, тебе нужен покой.
Незнакомец вместо этого открыл глаза.
— Где Эварт? — Какой Эварт?
— Эварт. Он... нес меня через речку.
— Вас нес этот юноша, — мягко сказала Камея. Больной мутными глазами посмотрел на Иржи.
— Это не Эварт. Значит, они его... схватили.
— Кто?
— Рептилии.
— Ой, — сказала Камея, — а где же маркиз? Промеха взяла ее за руку.
— Мы ничем не поможем. Нужно ждать утра. Иржи, отгони, пожалуйста, свою рогатую приятельницу. Да дверь закрой. Достаточно уже приключений для одной ночи.
Иржи задвинул оба засова и даже набросил крючок для верности. Услышав звяканье, больной поднял голову, повернулся на бок и, обведя собравшихся лихорадочным взглядом, начал торопливо говорить.
Слова звучали непривычно. Он упоминал трансцендентный переход, который так засасывает, что даже звездному вихрю не хватит мощности, говорил о несинхронных темпорумах, обреченных мирах, пересадках разума; вновь звал Эварта и просил его не прятать, поскольку дело серьезное.
Промеха внимательно слушала.
— Говорю вам, предупредите звездный вихрь! — выкрикнул незнакомец.
После этого обессилел и впал в забытье.
— Он бредил? — спросила Камея.
— Не совсем.
— Что он сказал?
— Они к нам летят, девочка. Перед нами не кто иной, как штурман звездного корабля «Альбасете».
— Ах, неужели... Но почему так медленно, так долго?
— Случилось нечто, что им пока не по силам.
— А где же сам корабль?
— Сам корабль? Берусь предсказать, что обломки транспортного звездолета «Альбасете» скоро появятся где-нибудь в Ничьей Земле. Если еще не появились
— Сударыня, — изумленно спросил Иржи, — так вы его знаете?
Он кивнул на больного.
— Кого, Шегена? Знаю, конечно. Встречались лет девяносто назад.
— Девяносто? Позвольте, значит, вы тоже...
— Да, Иржи. Я тоже небесница, если ты это хотел узнать.
Вот оно что, подумал Иржи. Он вспомнил шаги в подземелье: шарк-шарк, стук, шарк-шарк, стук. Промеха же с палкой ходит! Можно было и раньше догадаться. Выходит, старуха не просто так живет. Хранительница Замковой горы, вот кто она на самом деле! Отсюда и годы ее длинные... Наверное, от мельницы подземный ход есть. Вот это да, вот это тайна! А в деревне никто и не подозревает! И сказать ведь никому не скажешь... Жаль.
— Так ты умеешь молчать, Иржи?
— Да. Умею, — твердо сказал Иржи.
— Вот и ладно. Вот и хорошо. Верю я тебе.
— А что такое звездный вихрь? — спросила Камея. Промеха вздохнула.
— Эх... Так назывался тяжелый крейсер космофлота Солнца, ребятки. Может быть, и до сих пор еще называется.
— Солнце... — повторила девушка. — Я очень люблю это слово. Оно теплое и ласковое. Его даже произносить приятно. Солнце...
Промеха недовольно на нее покосилась.
— Звезда как звезда, вполне заурядное светило.
— Это для вас оно заурядное, — возразила Камея. — Вы под ним выросли. Видели города Земли, Марса, Титана. Слушали волшебную музыку, общались с чудесными людьми. Прожили столько счастливых лет! А я, а мы...
— Ладно, ладно, — сказала Промеха, отворачиваясь. — Хватит лирики. Солнце далеко, а ящеры близко. Что делать будем, ребята?
— Мужиков надо оповестить, — солидно сказал Иржи. — Про этих, про ящеров. Как бы беды не наделали
— Вряд ли их много. Холодновато еще. Но ты прав, осторожность не помешает. Вот что. Поднимайтесь-ка вы наверх да хорошенько осмотритесь. Если ничего страшного не заметите, ты, Иржи, пойдешь в деревню. Расскажешь о ящере, но ничего более. Не стоит говорить, кого ты нашел да почему у меня оказался. Согласен?
— Ясен перец, — ответил Иржи.
— Иначе колдуном тебя объявят, — усмехнулась Промеха.
— Это запросто, — со снисходительным видом кивнул Иржи.
Уже успел забыть, что полчаса назад сам считал Промеху ведьмой.
На втором этаже мельницы оказалось поуютнее, чем на первом. Стены обеих комнат были обшиты досками, на одной даже висело зеркало. Полы устилали шкуры — плата за врачевание, как догадался Иржи.
Еще там находились шкафы с большим количеством книг, кресла, две кровати, буфет со множеством причудливых склянок.
Камея задула фонарь и открыла ставни. Став рядом, Иржи понял, что томный запах исходит от нее. Это его взволновало, и он долго не решался заговорить с ней. Камея была очень не похожа на девушек, которых ему доводилось видеть раньше. В ней сочетались противоположности — мужская одежда с женским изяществом, открытость с недоговоренностью, простонародное ойканье с правильной, несколько книжной речью, утонченность феи с уверенностью опытного фельдшера; все это складывалось в загадку.
— Наверное, вы живете в городе, мадемуазель? — наконец спросил Иржи.
— Иногда, — подумав, сказала Камея.
— В Юмме?
— Нет, несколько дальше. Знаете, ящеров вроде не видно. Окно, у которого они стояли, выходило на деревню. Там
горели редкие огни, слышались отдаленные голоса людей лай собак, мычание коров. Со стороны трактира даже рыдания шарманки доносились.
От этих столь знакомых звуков, от запаха свежего хлеба, принесенного ветром, от самого ветра, прохладного, но приятного, происшествие в лесу показалось Иржи странной, не с ним случившейся и не столь уж страшной сказкой. Уже много лет жители Поммерна не знали ни войн, ни голода, ни мора, попривыкли к сытой, размеренной жизни. Не хотелось верить, что лихие времена возвращаются. Хотя ящер и был, но что с того? В Поммерне очень сильная армия, а штуцеры это вам не луки.
— Все спокойно, — сказала Камея.
На крыльце ближней избы Иржи различил Иоганна, высматривающего Рыжуху. Корова в этот момент шла по плотине и, наверное, здорово удивляла хозяина.
— Здесь спокойно, — осторожно уточнил Иржи.
Они перешли в другую комнату. Камея открыла окно со стороны Замковой горы и тут же попятилась, невольно прижавшись к Иржи, потому что на плотине шевелились тени. Иржи почувствовал, что она дрожит.
— Ну-ну, — небрежно сказал он. — Это не ящеры.
— А вы хорошо запомнили их внешний вид? Иржи вспомнил свое страшилище.
— Да уж. Захочешь — не забудешь. Но дело не в этом. Смотрите, там лошадей ведут, а не драконов.
Камея радостно подпрыгнула.
— Это де Нанж! Они вернулись.
— Кто — они?
— Да гвардейцы.
— Гвардейцы его высочества? Здесь?
— Ну да.
— Здорово! Ни разу не видел.
— Что ж, сейчас увидите. Пойдемте открывать!
Она сбежала по лестнице до того, как Иржи успел задать вопрос
* * *
Первым вошел офицер с погонами лейтенанта. Невысокий, но широкоплечий, с щегольскими усиками и холодным взглядом. Даже в насквозь промокшем мундире он умудрялся сохранять непринужденную изысканность движений. Вместе с ним в мельнице появился целый букет новых запахов — лошадиного пота, горьковатых духов, дорогого табака и чуть-чуть, едва уловимо, — вина.Прямо с порога де Нанж отвесил два поклона — Камее и Промехе, чем порядком удивил Иржи. Промеха — еще ладно, ее все побаиваются, уж такая она есть. Но кто эта девушка, иногда живущая в городе, если даже такой аристократ перед ней шею гнет? Непонятно.
Вслед за командиром вошли солдаты. Иржи сразу узнал фиолетовые мундиры замковой стражи, личной гвардии курфюрста. Их было десять, считая зверского вида капрала с сабельным шрамом на лице.
Составив оружие в угол, гвардейцы принялись раздувать камин. Капрал шевельнул бровями. Двое молча повернулись и вышли. Часовые, догадался Иржи. Ясен перец.
— Нашли? — спросила Промеха.
Лейтенант снял перчатки, небрежно бросил их на стол и протянул руки к огню.
— Нет, сударыня. Темно очень. Кто это у вас на лавке?
— Один из тех, кого вы искали. Офицер удивленно обернулся.
— Вы и в самом деле ведьма, мадам?
— А вы верите в ведьм, Виктор?
— Как прикажут, — усмехнулся лейтенант.
— Сказано откровенно.
— Человек не должен скрывать отсутствие убеждений. Военному же человеку они просто вредны.
Промеха дважды хлопнула ладонями.
— Браво. Его высочество большой коллекционер характеров
— О нет. Он коллекционирует специалистов. Характеры только терпит. Скажите, где вы нашли герра небесника?
— Его нашли не мы, а вот этот юноша. Его зовут Иржи. Он пас коров западнее деревни.
Лейтенант изволил заметить Иржи.
— Ну и где ты его нашел? Иржи объяснил.
— Прав, значит, его высочество, — сказал офицер. — После землетрясений они и появляются. Но... коровы, пастух, землетрясение. Какая связь?
— Это еще не все, — сказала Промеха. — Взгляните. Только осторожно, там яд.
Лейтенант взял стрелу и присвистнул.
— Хорошо ковать научились. Откуда?
— Иржи принес.
Лейтенант посмотрел на Иржи с некоторым интересом.
— Следовательно, в тебя стреляли, пастух? — Да.
— Сколько их было?
— Пока только один.
— А ты парень ловкий, — сказал де Нанж. — Не каждый и от одного ящера уйдет.
— Война будет? — тревожно спросила Камея.
— Пренепременно, мадемуазель. Вопрос лишь — когда. Ясно, что летом. Холода ящеры не выносят. М-да. Вот чего я не пойму. Как они прошли? На перевалах ведь вечный снег лежит.
Лейтенант повертел в руках стрелу.
— Если бы не эта вещица, не поверил бы я тебе, пастух.
— Осторожно, де Нанж, — сказала Камея. — Тубокурарин.
— Благодарю, ва... мадемуазель. Я помню.
— Виктор, помолчите, пожалуйста, — вдруг сказала Промеха.
Она сидела у камина и сосредоточенно глядела на язычки пламени
— Ничего не слышу, — сказал лейтенант. — Быть может, почудилось?
Старуха качнула головой.
— Ну-ка, ребята, откройте дверь. Один из солдат выполнил ее просьбу.
Сначала слышалось лишь позвякивание уздечек, журчание воды у плотины да мирные вечерние шумы близкой деревни. Де Нанж пожал плечами, собираясь что-то сказать, но в этот момент с гор долетел слабый, необычный звук — полусвист-полурев.
В деревне, словно по мановению чьей-то могущественной руки, стихли все вечерние звуки. Потом к ночному небу взлетел одинокий, до жути тоскливый вой. Вероятно, Бернгардт вложил в него всю свою собачью душу.
— Умный пес у Иоганна, — заметила Промеха. — Хотя и суеверный.
Офицер протянул стрелу капралу.
— Люка, я беру двух человек в сопровождение. Остальные остаются здесь. Забаррикадируйтесь. За безопасность дам отвечаете головой. Подкрепление прибудет через два дня. Ты, пастух, поедешь со мной. Эй, кто-нибудь, дайте ему плащ.
— Я тоже отправляюсь с вами, — сказала Камея. Лейтенант поморщился.
— Несу за вас ответственность, мадемуазель. Здесь безопаснее.
— Вы не можете решать за меня, сударь.
— А я? — рассеянно спросила Промеха.
— Вы? Вы можете, — с досадой сказала Камея. — Но выросла я уже!
— Все выросли, — улыбнулась Промеха. — Иржи вырос, ты выросла. Ну... я ведь тоже не детка.
Девушка вздохнула и покорно уселась на лавку. Иржи никак не мог разобраться в отношениях между этими людьми. Почему лейтенант гвардии самого курфюрста не может решать за Камею, которая повинуется какой-то деревенской Промехе, пусть и небеснице? — Идем, пастух, — сказал де Нанж. Камея встрепенулась.
— Одну минуту, маркиз.
Она нырнула в темный угол. Послышался скрип дверцы.
— Иржи, возьмите, пожалуйста. — Камея протянула пару небольших пистолетов. — Заряжены, — предупредила она.
Иржи растерялся.
— Спасибо, — пробормотал он. — Я их верну.
— Да уж, — обронил де Нанж. — Несколько карат бриллиантов. Не по чину, милейший.
— Что такое? — со сдержанным гневом спросила Камея. Лейтенант отвел взгляд. При выходе он явно подавил в
себе желание хлопнуть дверью. Зато снаружи, бросив Иржи поводья одной из лошадей, он высокомерно бросил:
— Мадемуазель Камея вольна распоряжаться своим оружием. Но рядом с ней чтоб я больше тебя не видел! Никогда. Понял, свинопас?
— Я пасу коров, — сказал Иржи, удивленный его озлобленностью.
— Да? Наверное, неплохо получается? Вот и занимайся этим, мальчик. Не вздумай претендовать на большее. Ради своего же блага.
Иржи удивленно промолчал. Вот разбушевался барин! Нет, кто же такая эта Камея?
Ведя лошадей в поводу, они шли вдоль главной улицы Бистрица, колотили в ворота, вызывая заспанных, лохматых мужиков.
— Костры! Живо разводите костры! — кричал де Нанж.
— А что такое, ваша милость? Заморозок, что ли?
— Какой там заморозок, болван! Ящеры идут.
— Свят, свят...
Скоро в Бистрице загудел набатный колокол. Заливались псы. На окраинах уже плясали первые языки пламени, туда волокли дрова и охапки соломы. Но не угадали. Беда пришла не с поля, а со стороны Быстрянки. Часу во втором ночи на берегу страшно затрещали кусты. Послышалось шумное сопение. Над ивами, четко выделяясь на фоне светящегося неба, появилась огромная безухая голова.
— По коням, пастух! — приказал де Нанж и вскочил в седло.
Выбравшись на береговой откос, чудовище помедлило, осматриваясь, потом грузно двинулось к церкви. Вероятно, именно звук колокола привлек внимание дракона.
Подойдя к звоннице, он сунул морду под крышу. Колокол коротко звякнул и будто захлебнулся. На мгновение по всей деревне установилась жуткая тишина. Мужики сдернули шляпы. И вдруг истошно завопила женщина, вновь завизжали, захлебнулись лаем собаки, подали голос козы, куры, коровы и даже кошки.
— Где же солдаты, ваше благородие? — кричал вцепившийся в стремя де Нанжа Фома. — Где, где солдаты?!
Де Нанж хлестнул его плетью.
— Сейчас же запаливай костер, дурак!
Опомнившись, Фома неуклюже побежал вдоль улицы.
А дракон стоял у колокольни и дергал шеей, добычу заглатывал. Стоял совсем близко, как показалось Иржи. Он даже различал красные отблески пламени в глазах чудовища. Еще он видел, как на своем крыльце Иоганн медленно поднимал штуцер, а во дворе подпрыгнул, да так вроде и остался висеть в воздухе Бернгардт. Было похоже, что собака не улетает в небо только потому, что ей мешает цепь.
В шуме переполоха выстрел прозвучал почти неслышно. Но Иоганн не промахнулся. Дракон взревел, дернул уродливыми, непропорционально короткими верхними лапами. Повертев головой, он наклонился и двинулся к дому Иоганна. Через минуту от тяжкого удара рухнула труба, обвалилась крыша, но сруб из столетних лиственниц не рассыпался, выдержал. Его складывал еще дед Иоганна, на совесть складывал
Из Иоганновых ворот выкатился клубок вздыбленной шерсти. Бренча оборванной цепью, Бернгардт с визгом помчался по деревне. Когда он пробегал мимо школы, во дворе вскрикнула и упала Анхен. Тут Иржи вышел из оцепенения. Рядом с домом Иоганна находился его собственный дом, в котором осталась мать.
Выдернув из-за пояса один из подаренных пистолетов, он взвел курок и поехал вперед. Гвардейская лошадь хрипела, норовила встать на дыбы. Иржи свободной рукой натягивал поводья, колотил ее пятками, рукоятью пистолета, кричал ругательства, кое-как заставляя двигаться в нужном направлении.
Дракон тем временем развалил избушку Каталины и остановился. Молча, открыв пасть, он следил за приближавшимся всадником.
Лошадь не слушалась узды, вертелась, норовила встать на дыбы. Времени как следует прицелиться не было, поэтому Иржи выстрелил прямо в необъятное брюхо. Вторым пистолетом он воспользоваться не успел, поскольку лошадь окончательно обезумела.
Мелькнули де Нанж, два гвардейца со штуцерами на изготовку, сын кузнеца Ференц с раскаленным бруском железа, мужики на четвереньках, раздувающие огонь под кучей соломы. Потом земля опрокинулась.
Если долго не проходить курса реювенации, приходит старость. За тем, как она наступает, можно наблюдать, это любопытно. Признаки просты. Когда голову трудно заставить о чем-то думать — это она, старость. Голова быстро устает мыслить, все время норовя отдаться на милость случайных восприятий. Так же, как и в раннем детстве, обыденные звуки, вполне привычные образы, запахи воспринимаются обостренно и доставляют покойное удовлетворение сами по себе, без всякой смысловой обработки. Убаюкивающее удовлетворение. Ничего другого от мира уже не требуется, да и мозг с большой легкостью проваливается в дремоту
— Сударыня, проснитесь!
Промеха открыла глаза. Над ней склонилась Камея.
— С вами все в порядке?
— Ну, с учетом возраста. А что случилось, детка?
— Дракон в деревне!
Камея повернула кресло, в котором сидела стареющая небесница. У окна стоял мрачный капрал Люка.
— Отчаянный малый, — пробасил он, отодвигаясь.
В это время, борясь с лошадью, Иржи приблизился к чудовищу и выстрелил.
— Неплохо, — сказал Люка. — Только надо бы сразу из двух.
— Неплохо бы вашим солдатам заняться делом! — гневно сказала Камея.
— У нас приказ, мадемуазель.
— Давно спорите? — спросила Промеха.
— Давненько, — мрачно сказала Камея. Капрал промолчал.
— Люка!
— Да, сударыня.
— Я прошу вас нарушить приказ.
В пересеченном шрамом лице капрала что-то дрогнуло.
— У вас восемь ружей, Люка. Один хороший залп, и на вашей совести не будет лишних могил. Кроме того, у вас есть чисто служебное оправдание.
— Какое?
— Вы идете на выручку своему командиру, не так ли? В случае осложнений сошлитесь на меня.
— Я помню, чем вам обязан, мадам, — медленно сказал Люка. — Разрешите идти?
— Удачи!
— Благодарю. Она нам не помешает. Люка грузно сбежал по лестнице.
— По коням, бездельники!
Бездельники оказались не такими уж и бездельниками, стрелять умели. Дракона они убили, чем спасли Бистриц. Правда потом, когда де Нанж уехал, поголовно напились в трактире. Никакая гвардия не устоит, если деревня угощает...
Когда дракон бил в стену, Матильда упала и сломала руку. Фридрих начал заикаться.
Каталину похоронили честь-честью. Если б могла видеть, осталась бы довольной. А вот Тео собирали по кусочкам. После того, как извлекли из чудовища. Это он звонил в колокола. Поэтому помянули беднягу с особой благодарностью, то есть пили очень старательно и на могилу не забывали плеснуть.
В Бистрице же после той славной ночки началась новая жизнь. Какая-то другая, не прежняя. Прежнее ощущение привычной безопасности рухнуло. Провожая Иржи в армию, Иоганн сказал:
— Круто все закручивается.
— Что закручивается?
— Да все. Теперь держись.
— До чего ж мне пророчества надоели, — в сердцах сказал Иржи.
9. НИЧЬЯ ЗЕМЛЯ
Мартин прислонил Хзюку к скале, хорошо обогреваемую Хассаром. Впрочем, Хассар отныне следовало именовать Эпсом, поскольку Схайссы со всеми своими прелестями остались позади.
В такое сразу и поверить-то было трудно. Но сверкавший склон был совершенно пуст. Только в снегу голубели цепочка следов, оставленная им самим, да две борозды от ног Хзюки — мало того что ящер вконец ослабел, он еще изрядно захмелел, пришлось волочить доблестного офсамаша племени Сив от самого перевала
Но более — никаких признаков так называемой разумной жизни. Бывает же так...
— Хог, — сказал Мартин. — Слава тебе, Мосос. Спасибо, старик!
С большим усилием он встал, разогнул спину, подошел к обрыву. Но ноги противно дрожали, поясница болела, а голова кружилась. Пришлось опять сесть, самочувствие оставляло желать лучшего. Зато внизу все было очень мило, прямо на загляденье.
Весенний день сиял как на курортной открытке. Над Ледяным хребтом распахнулось небо с редкими, полуразмытыми сгущениями облаков. Под ногами лежала уютная долина. Справа и слева ее подковой охватывали скалистые отроги. Между ними тек ручей. Он начинался прямо под кручей, на которой расположился Мартин, потом несколько километров петлял по склону и наконец вливался в озеро на противоположном крае горной чаши.
По берегам озера густо зеленели сосны. Дальше, замыкая панораму, возвышались три крутые, но невысокие горы. Их голые скалистые вершины отражались в спокойной неподвижной воде. Лишь у противоположного северного берега поверхность озера была подернута морщинами волн; очевидно, там находился сток.
Без особого труда Мартин припомнил карту, в свое время он готовился и к более сложным задачам. Урочище Уш-Тобе, или Три Горы. Или Райская Яма, вот как называлось это место в разных странах. Райская из-за того, что здесь почему-то постоянно держалась хорошая погода и никогда не наступала зима. Точнее, не ложился снег: гейзеры не давали.
Мартин знал, что Райская Яма имеет в поперечнике около пятнадцати километров и приходится всего лишь младшей сестренкой куда более солидной ямище. Дальше, за тремя горами, находилась так называемая Ничья Земля. Она представляет собой типичную «звездную рану», или астроблему, — след давнего столкновения Терраниса с крупным астероидом.
Случилось это очень давно, около девяноста миллионов лет назад. Но сила взрыва была так велика, что замедлила вращение планеты. С тех пор сутки на Террранисе заметно удлинились. А миллиарды тонн пыли, повисшей в атмосфере, преградили путь солнечному свету. В течение нескольких лет фотосинтез на поверхности раненой планеты был практически невозможен, она значительно охладилась, покрылась многочисленными ледниками. Однако все эти последствия при всем своем ужасающем масштабе были вполне закономерными. Удивляло другое — сравнение с Землей.
Люди на Терранисе сумели сохранить многие знания о своей прародине. В частности, терряне помнили, что на Земле после сходной по масштабам катастрофы и флора, и фауна радикально обновились. Вымерло немыслимое число живых существ, включая и знаменитых динозавров. А вот на Терранисе получилось иначе. Динозавры не только выжили, но еще и сумели развиться до своей высшей, разумной формы в виде схаев.
Над тем, как это могло произойти, много лет ломали голову все палеонтологи университета Мохамаут. Увы, безрезультатно. Одних естественных причин для объяснения не хватало. Напрашивался совершенно определенный вывод: часть биосферы Терраниса кто-то сознательно уберег. Кто-то гуманный, мудрый и невероятно могущественный. Возможно, Мосос.
Как бы там ни было, после здешнего Апокалипсиса минуло девяносто миллионов лет. Огромная воронка постепенно заполнилась осадочными породами и превратилась в просторную, вытянутую в широтном направлении низменность, со всех сторон окруженную горами. Почва здесь очень плодородная, с тучными лугами, на которых может пастись огромное количество скота, а недра чрезвычайно богаты полезными ископаемыми. Однако в Ничьей Земле никто не живет.
Причин тому много. В горах часто извергаются вулканы, происходят землетрясения, случаются сели и гигантские оползни. Грозы сопровождаются страшными ливнями, после которых реки разливаются на множество километров. А по пустынным берегам Грохочущего озера даже цунами прокатываются. От егерей пограничной стражи Мартин слышал, что временами в Ничьей Земле сами собой образуются бездонные провалы. Потом сами же и закрываются, как бы срастаясь. Словом, любой из известных катаклизмов мог иметь здесь место, причем в совершенно неизвестный момент.
В такое сразу и поверить-то было трудно. Но сверкавший склон был совершенно пуст. Только в снегу голубели цепочка следов, оставленная им самим, да две борозды от ног Хзюки — мало того что ящер вконец ослабел, он еще изрядно захмелел, пришлось волочить доблестного офсамаша племени Сив от самого перевала
Но более — никаких признаков так называемой разумной жизни. Бывает же так...
— Хог, — сказал Мартин. — Слава тебе, Мосос. Спасибо, старик!
С большим усилием он встал, разогнул спину, подошел к обрыву. Но ноги противно дрожали, поясница болела, а голова кружилась. Пришлось опять сесть, самочувствие оставляло желать лучшего. Зато внизу все было очень мило, прямо на загляденье.
Весенний день сиял как на курортной открытке. Над Ледяным хребтом распахнулось небо с редкими, полуразмытыми сгущениями облаков. Под ногами лежала уютная долина. Справа и слева ее подковой охватывали скалистые отроги. Между ними тек ручей. Он начинался прямо под кручей, на которой расположился Мартин, потом несколько километров петлял по склону и наконец вливался в озеро на противоположном крае горной чаши.
По берегам озера густо зеленели сосны. Дальше, замыкая панораму, возвышались три крутые, но невысокие горы. Их голые скалистые вершины отражались в спокойной неподвижной воде. Лишь у противоположного северного берега поверхность озера была подернута морщинами волн; очевидно, там находился сток.
Без особого труда Мартин припомнил карту, в свое время он готовился и к более сложным задачам. Урочище Уш-Тобе, или Три Горы. Или Райская Яма, вот как называлось это место в разных странах. Райская из-за того, что здесь почему-то постоянно держалась хорошая погода и никогда не наступала зима. Точнее, не ложился снег: гейзеры не давали.
Мартин знал, что Райская Яма имеет в поперечнике около пятнадцати километров и приходится всего лишь младшей сестренкой куда более солидной ямище. Дальше, за тремя горами, находилась так называемая Ничья Земля. Она представляет собой типичную «звездную рану», или астроблему, — след давнего столкновения Терраниса с крупным астероидом.
Случилось это очень давно, около девяноста миллионов лет назад. Но сила взрыва была так велика, что замедлила вращение планеты. С тех пор сутки на Террранисе заметно удлинились. А миллиарды тонн пыли, повисшей в атмосфере, преградили путь солнечному свету. В течение нескольких лет фотосинтез на поверхности раненой планеты был практически невозможен, она значительно охладилась, покрылась многочисленными ледниками. Однако все эти последствия при всем своем ужасающем масштабе были вполне закономерными. Удивляло другое — сравнение с Землей.
Люди на Терранисе сумели сохранить многие знания о своей прародине. В частности, терряне помнили, что на Земле после сходной по масштабам катастрофы и флора, и фауна радикально обновились. Вымерло немыслимое число живых существ, включая и знаменитых динозавров. А вот на Терранисе получилось иначе. Динозавры не только выжили, но еще и сумели развиться до своей высшей, разумной формы в виде схаев.
Над тем, как это могло произойти, много лет ломали голову все палеонтологи университета Мохамаут. Увы, безрезультатно. Одних естественных причин для объяснения не хватало. Напрашивался совершенно определенный вывод: часть биосферы Терраниса кто-то сознательно уберег. Кто-то гуманный, мудрый и невероятно могущественный. Возможно, Мосос.
Как бы там ни было, после здешнего Апокалипсиса минуло девяносто миллионов лет. Огромная воронка постепенно заполнилась осадочными породами и превратилась в просторную, вытянутую в широтном направлении низменность, со всех сторон окруженную горами. Почва здесь очень плодородная, с тучными лугами, на которых может пастись огромное количество скота, а недра чрезвычайно богаты полезными ископаемыми. Однако в Ничьей Земле никто не живет.
Причин тому много. В горах часто извергаются вулканы, происходят землетрясения, случаются сели и гигантские оползни. Грозы сопровождаются страшными ливнями, после которых реки разливаются на множество километров. А по пустынным берегам Грохочущего озера даже цунами прокатываются. От егерей пограничной стражи Мартин слышал, что временами в Ничьей Земле сами собой образуются бездонные провалы. Потом сами же и закрываются, как бы срастаясь. Словом, любой из известных катаклизмов мог иметь здесь место, причем в совершенно неизвестный момент.