Страница:
- Здравствуйте, мистер Хинине, - вежливо произнесла она, столкнувшись со старшим помощником капитана, который склонился над картой посреди каюты.
- Привет, Ник. Ищешь капитана?
Николь взглянула на мистера Хиггинса. Его глаза всегда лучились весельем. К Николь он, кажется, относился с симпатией. По крайней мере, он не раз покрывал ее невольные промахи и заступался за нее перед капитаном.
- Вообще-то нет. Но я подумал, что должен доложить о своем прибытии. Меня ведь не было на борту все утро. - Она виновато улыбнулась.
- Капитан отправился в гости, - усмехнулся Хиггинс. - Ты ведь понимаешь, к кому?
- К Луизе Хантли, - небрежно ответила Николь, стараясь скрыть невольно возникшее от этой новости огорчение.
Хиггинс кивнул.
- Да. Боюсь, из-за этого увлечения капитану недолго осталось плавать по морям.
- А я так не считаю, - вдруг раздался голос из дверей.
Обернувшись, Николь почувствовала, как при виде капитана ее сердце затрепетало. Его внезапное появление всегда повергало ее в трепет. А сейчас она испытывала еще и смущение, глядя на его обнаженную фигуру, прикрытую лишь повязкой на бедрах. Его стройное мускулистое тело, покрытое бронзовым загаром, еще не обсохло от морской воды: путь до корабля он проделал вплавь. Не смущаясь посторонних, он скинул повязку и совершенно обнаженный направился в свои личные покои.
От Хиггинса не укрылось смущение юнги, и в его глазах застыл немой вопрос. Но Николь искренне улыбнулась ему, и он, пожав плечами, снова углубился в изучение карты. Николь собралась уже уйти, как раздался голос капитана:
- Ник, где, черт побери, мои черные бриджи, которые я купил в Бостоне?
Николь вздохнула: недолгие отпущенные ей часы свободы закончились. Она нерешительно направилась в покои капитана.
Сэйбер, все еще неодетый, стоял к ней спиной, склонившись над сундуком с одеждой. На мгновение она залюбовалась его мужественной красотой. Как хотелось бы ей глядеть на эту обнаженную фигуру столь же безразлично, как это сделал бы любой член команды. Но это было выше ее сил. Сэйбер волновал ее, заставлял пробуждаться ее женскую природу, и в последнее время это волнение охватывало ее настолько, что движения становились неуклюжими и неловкими.
На этот раз все было точно так же. Приближаясь к нему, она споткнулась о табуретку и едва не растянулась на полу. Сэйбер в последний момент ловким движением подхватил ее и поставил на ноги.
- Не переусердствуй, юнга. Я вовсе не требую, чтобы ты валялся у меня в ногах, - усмехнулся капитан, обнажив ряд белых зубов.
Оказавшись вплотную с его могучим телом, еще хранившим свежий морской аромат, Николь испытала волнующее побуждение прижаться к нему и крепко обнять. Но она подавила этот порыв, напомнив себе: для капитана она - юноша. Она высвободилась из его рук и пробормотала:
- Ваши бриджи лежат в дубовом сундучке - там, куда вы сами велели их положить.
- Ах да, - сказал он довольно беззаботно, но в его глазах появилось ироничное любопытство. - С тобой все в порядке. Ник? - неожиданно спросил он.
Николь быстро нашлась:
- Все хорошо, капитан. Просто меня немного укачало на волнах.
Она облегченно вздохнула, когда он наконец отвел испытующий взгляд и жестом отпустил ее.
Николь не почувствовала бы такого облегчения, если б заметила, с каким недоумением он поглядел ей вслед. Что происходит с этим парнем, думал Сэйбер. В последнее время Ник явно чувствует себя не в своей тарелке, и хотелось бы знать почему. В конце концов капитан решил расспросить Хиггинса, который всегда был в курсе всех проблем, возникавших в экипаже. При воспоминании о тех годах, которые они бок о бок провели с Хиггинсом, капитан улыбнулся.
Они сблизились в ту пору, когда Сэйбер вопреки своей воле оказался в негостеприимных объятиях Британского Королевского флота. Первые месяцы службы показались ему кромешным адом, несмотря на заступничество более старшего и опытного Хиггинса. Впрочем, и Хиггинс не мог предотвратить многих неприятностей, но только его хладнокровие и здравый смысл помогали Сэйберу сносить все тяготы службы и при этом не потерять рассудок. Однако человеческому терпению есть предел. Сэйбер в конце концов решился на побег. Неожиданно Хиггинс последовал за ним. Правда, теперь они поменялись ролями Сэйбер проявлял инициативу, а Хиггинс позволял собой руководить. На свете мало нашлось бы мужчин и практически ни одной женщины, которым Сэйбер теперь доверял. Хиггинс был одним из них. Другим таким человеком, ко всеобщему удивлению, оказался негр, бывший раб, по имени Сандерсон.
Когда они с Хиггинсом вскоре после своего побега повстречали Сандерсона, он тоже переживал не лучшие времена. Он был выставлен на продажу на невольничьем рынке в Новом Орлеане. Предыдущий хозяин желал избавиться от неблагонадежного раба, проявившего строптивость и непокорность. Они случайно в то жаркое утро забрели на невольничий рынок, и на Сэйбера, еще не забывшего о своих унижениях, произвел сильное впечатление могучий черный великан, с гордым презрением носивший тяжелые кандалы. Они собрали свои последние деньги и сделали эту неожиданную покупку, оказавшись в результате почти без гроша и приобретя в собственность раба с дурной репутацией.
Странная троица уходила в тот день с невольничьего рынка - невысокий пожилой моряк, стройный широкоплечий молодой человек и угрюмый негр. Их путь лежал в кузницу, где Сэйбер, с отвращением окинув взглядом железные оковы, велел их разбить. Когда дело было сделано, он протянул негру купчую, добавил к ней свою последнюю золотую монету и объявил, что отныне тот свободен. С этого момента он приобрел такого преданного спутника, каким не мог бы быть ни один раб.
Сэйбер улыбнулся, потом отогнал воспоминания о прошлом и вышел к Хиггинсу. Мысли о Нике не давали капитану покоя, и он озабоченно спросил:
- Послушай, Хиггинс, ты не замечал ничего странного за Ником? В последнее время он смотрит на меня, как на чудовище, и я не могу понять почему.
Хиггинс не торопился с ответом. Ему на память пришла та необычная застенчивость, которую проявлял юнга, стоило появиться рядом капитану. Наконец он произнес:
- Я бы не сказал, что заметил нечто странное.
Наверное, паренек просто взрослеет, и ему уже неловко служить на побегушках. Может быть, в нем просыпается своего рода честолюбие.
Сэйбер фыркнул.
- Сомневаюсь. Хотя, может быть, ты и прав. Мне следует подумать о его будущем.
Николь этот разговор мог повергнуть в сильную озабоченность, но, к счастью, она его не слышала. Как ни в чем не бывало она продолжала исполнять свои будничные обязанности, хотя в душе вновь проснулось беспокойство: не заподозрил ли чего капитан?
Мысли о нем не оставляли ее и потом. Когда несколько дней спустя Николь в одиночестве лежала на пустынном пляже, она снова вспомнила о капитане. В тот день она, поборов страх, опять решилась искупаться. Правда, она не стала заплывать далеко. Если б капитан об этом узнал, подумала она, то посмеялся бы над ее малодушием. Выйдя из воды, она повалилась на горячий песок и вздохнула: любой повод вызывает у нее воспоминания о капитане Сэйбере.
До недавних пор она не задумывалась над теми отношениями, которые у них сложились. Николь не могла не признать, что в первые годы своей службы она восхищалась им. Ведь благодаря ему ей удалось осуществить свою мечту избавиться от невыносимых опекунов, окунуться в жизнь, полную приключений. Так было до тех пор, пока не началась война с Англией, которая заставила ее по-новому взглянуть на свои чувства.
Странно, вдруг подумала она. За пять лет, что они прожили бок о бок, капитан не выказал ни малейшего интереса к своему слуге. Ни разу он не спросил, отчего она так страстно рвалась в море и есть ли у нее родители, которые наверняка беспокоятся.
Отчасти это, видимо, объяснялось традицией не задавать нескромных вопросов тем, кто поступал на корабль. Это было неписаным правилом: никто, даже капитан, не имеет права допытываться, какими судьбами человек оказался в море. Сэйбера Николь интересовала лишь постольку, поскольку исполняла некоторые обязанности. Он был требователен, но не жесток. Она тоже не задавала лишних вопросов, лишь смотрела на него с обожанием. Так было до тех пор, пока он не повел себя, по ее мнению, совершенно бессердечно.
Это произошло три месяца назад, когда они плыли из Франции в Новый Орлеан. Один из членов команды - восемнадцатилетний парень - в порту тайно провел на шхуну женщину. Это была проститутка, каких множество в любом портовом городе. Николь недоумевала, чем эта невзрачная женщина с грубыми чертами лица сумела пленить матроса Тома. Он был настолько ослеплен любовью и так ловко управляем более старшей и опытной подругой, что отважился нарушить строжайший морской запрет - никаких женщин на борту в открытом море. Проститутку обнаружили через два дня после отплытия из Франции. Николь поежилась, вспоминая выражение лица капитана, когда Тома с подругой привели к нему. Сэйбер приказал дать Тому тридцать плетей. Наказание было суровым, но, в конце концов, Том знал, на что шел. Николь вполне отдавала себе отчет, что капитан просто вынужден железной рукой поддерживать на судне установленный порядок. Она могла не одобрять суровость наказания, но и не осуждала за это капитана. Ее потрясло его отношение к женщине.
По завершении порки Сэйбер обратил свой взгляд на проститутку. Он долго смотрел на нее, как будто сомневаясь, как с ней поступить. Женщина неверно истолковала этот пристальный взгляд и ответила капитану кокетливой призывной улыбкой. На его лице не отразилось никаких чувств, когда он резко бросил:
- Отправить ее в трюм. Раз уж на борту оказалась шлюха, пускай команда попользуется ею в свое удовольствие.
Матросы с хохотом поволокли упиравшуюся жертву в трюм. Николь поняла, какая участь ожидает женщину на корабле, и ей едва не сделалось дурно. Какой же он жестокий и бесчувственный, этот Сэйбер, подумала она.
Ей было очень жаль несчастную. Никакая женщина, пускай даже уличная девка, думала она, не заслуживает того, чтобы быть брошенной на потеху целой корабельной команде.
Сейчас, живо вспоминая этот ужасный эпизод, она зябко поежилась, хоть солнце и палило нещадно. Как отвратительны мужчины! Но тут слабая улыбка коснулась ее губ. Нет, не все. По крайней мере, не Ален.
Мысль об Алене ободрила Николь. Именно он намекнул Сэйберу, что не следует Нику быть свидетелем абсолютно всего, что происходит в каюте. Капитан вспомнил, как он не раз развлекался с женщинами легкого поведения, когда Ник, как предполагалось, крепко спал в своем уголке. Сэйбер с ухмылкой распорядился обустроить юнге отдельное местечко. Так Николь оказалась владелицей персонального закутка рядом с капитанской каютой. На самом деле это был платяной шкаф, но Ален позаботился, чтобы его расширили. В результате Николь поселилась в крошечной комнатке, где, однако, вполне хватило места для гамака и сундучка с ее скромными пожитками. Со временем она преисполнялась все большей благодарности Алену за его мудрый совет капитану.
Солнце пекло все жарче, лежать нагишом на раскаленном песке становилось невыносимо. Николь встала и медленно побрела вдоль кромки прибоя. Страх перед акулами совсем утих, и она с радостью окунулась в бодрящую воду. Немного поплавала, пока не почувствовала легкую приятную усталость. Потом нехотя вышла из воды и подставила улыбающееся лицо солнечным лучам. Зная, что никто ее не видит, она вела себя по-детски непосредственно. Но Николь ошибалась. Она была не одна.
Скрытый буйной тропической растительностью, за ней тайком наблюдал мужчина. Открывшееся зрелище привело его в такой восторг, что он замер в безмолвном оцепенении и жадно пожирал глазами смеющуюся девушку с рассыпавшимися по плечам наподобие роскошной соболиной мантильи золотистыми волосами.
За эти годы малышка Николь из угловатого подростка превратилась в стройную, прекрасно сложенную девушку. Она была неширока в кости; узкая талия резко контрастировала с округлившимися бедрами; высокая грудь, хоть, и не массивная, составила бы гордость любой женщины. Глядя на эту юную красоту, мужчина сардонически ухмыльнулся: как можно было пребывать в заблуждении относительно пола этого восхитительного создания! Сгорая от вожделения, он был уже готов ринуться к ничего не подозревавшей девушке, как вдруг его остановил звук приближавшихся шагов. Из-за деревьев показался человек, которого притаившийся соглядатай сразу узнал.
- Черт побери. Ник! Сколько раз я тебя предупреждал? Ведь так кто-нибудь может застать тебя врасплох!
Николь вздрогнула, но, узнав своего друга, улыбнулась.
- Ах, Ален, ты преувеличиваешь. Корабль стоит на рейде на другом конце острова, и вся команда развлекается в городке. Разве что-нибудь на свете может оторвать их от рома и девок и заставить явиться сюда?
- Ты не права! Возможна любая случайность. Нам тогда не поздоровится. Я много раз говорил тебе: хочешь искупаться - дай мне об этом знать, чтобы я хоть покараулил'.
Николь, нимало не смущаясь своей наготы, скорчила рожицу и пробурчала:
- По-моему, ты напрасно беспокоишься. Ален грустно покачал головой.
- А по-моему, ты недооцениваешь опасность, которой себя подвергаешь. Оденься!
Николь нехотя натянула грубые штаны и, не позаботившись туго перевязать грудь, что она обычно делала, надела рубаху.
- Теперь ты удовлетворен? - вызывающе усмехнулась она.
На его озабоченном лице появилась улыбка.
- Вполне. Хотя я все-таки мужчина и предпочел бы, чтобы ты осталась как была. Ну ладно, давай я тебя причешу.
Николь послушно подошла к нему и присела рядом. Привычными движениями Ален туго зачесал ее непослушные волосы назад и заплел их в матросскую косичку. Закончив, он помог ей подняться и еще раз окинул придирчивым взглядом. Ее огромные глаза светились топазовым блеском, оттененные пушистыми ресницами. Полный чувственный рот совсем не походил на мужской. И прямой, слегка вздернутый носик был явно не мужским. Ален с тревогой подумал: ее маскарад становится все более рискованным.
- Как долго ты еще собираешься играть в эту игру, Николь? Рано или поздно придется положить ей конец. Ведь ты не хочешь пойти на корм рыбам?
Николь отвернулась, чтобы не встречаться с его испытующим взглядом. Понурив голову, она медленно заговорила:
- Если я последую твоему совету и вернусь в Англию, то я ровным счетом ничего не добьюсь, а последние пять лет пойдут прахом. Я же женщина, к тому же - несовершеннолетняя. Маркхэмы снова станут полновластными хозяевами надо мной и моими деньгами. У меня только два пути - дождаться совершеннолетия или выйти замуж. - Она обернулась и иронично спросила:
- Ты возьмешь меня в жены, Ален?
Тот в изумлении вытаращил глаза, и она рассмеялась.
- Вот видишь! Значит, мне не остается иного выбора, кроме как дожидаться совершеннолетия.
Поняв, что его реакция оказалась неуместной, Ален решил объясниться. Но он замолк на полуслове, встретившись с ее открытым взглядом. Его давно настораживали манеры Николь: в них не было ничего женского. Она вела себя, говорила и даже думала настолько по-мужски, что Ален иной раз задавался вопросом: отдает ли она себе отчет, что она все-таки женщина? Он не был влюблен в Николь, но испытывал к ней глубокую привязанность. Это было поистине братское чувство, и сам Ален порой забывал, что перед ним девушка. Но по временам, как например сейчас, он остро осознавал, что она - дама благородного происхождения, которую в Англии с тревогой ждут родственники.
Николь была открытой и непосредственной. Ален усмехнулся про себя, живо представив, что произойдет, когда она объявится в Лондоне и впервые откроет свой очаровательный ротик, чтобы произнести одну из тех забористых тирад, каких в избытке наслушалась от товарищей по команде. Он дружески обнял ее за плечи и увлек на тропинку, уходившую в лес.
- Знаешь, юная леди, если б я был уверен, что это достойный выход, то непременно женился бы на тебе. Но, боюсь, ты устроишь мне такую сладкую жизнь, что я отдам концы до срока!
- Мне хотелось бы, чтобы ты на мне женился, Ален, - серьезно произнесла Николь. - Почему ты думаешь, что из этого ничего не выйдет? Мы ведь прекрасно ладим. И я уверена, Маркхэмам ты спуску не дашь.
Ален лишь печально покачал головой.
- Ах, Николь! Ну что ты за девушка? Неужели ты не мечтаешь о любви?
От удивления она даже остановилась.
- Но я люблю тебя! Я люблю тебя больше всех на свете! - горячо возразила она. Ален улыбнулся.
- Это не такая любовь, Николь. Настанет день, и ты поймешь, что я имею в виду. Того, что ты испытываешь ко мне, мало.
Николь с сомнением покачала головой. Он шутливо щелкнул ее по носу.
- Ладно, не беспокойся об этом. Скоро ты лучше меня поймешь, стоит тебе только принять достойный вид.
Николь хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее. Стремясь разрядить обстановку, Ален рас, смеялся:
- Пойдем, Ник. У меня есть для тебя сюрприз.
Тебе понравится.
Они пошли по тропинке и скрылись с глаз наблюдавшего за ними человека. Хотя разговор не долетал до его слуха, видя их манеру общения, нельзя было усомниться в близости их отношений. Соглядатай ехидно ухмыльнулся: сюрприз предстоит не только Нику!
6
Николь и Ален, не подозревавшие, что разоблачены, спокойно шли по узкой тропинке среди густых зарослей. Наконец лес поредел, и появились признаки присутствия людей. Большие участки были расчищены под посевы, там и сям виднелись дома и хозяйственные постройки. Молодые люди пересекли поле и вышли к своей цели - маленькому одноэтажному домику, выкрашенному в светло-зеленый цвет.
Домик принадлежал сторожу Йену Макалистеру. С ним Ален повстречался примерно тогда же, когда Сэйбер оказался пленен расчетливым очарованием Луизы Хантли - единственной дочери работодателя Макалистера. И пока Сэйбер ухаживал за Луизой, между Аденом и Макалистером завязалась крепкая дружба. Каждый раз, когда "Ла Белле Гарче" швартовалась в этих краях и Ален был свободен от службы, он проводил время в компании Макалистера, как правило, вместе с Николь.
Не так уж много времени понадобилось наблюдательному шотландцу, чтобы разоблачить их секрет. Но, высказав однажды свое мнение, что продолжать этот маскарад - чистое безумие, Макалистер больше об этом не заикался. Если девица желает представляться парнем, то его это не касается.
Йен хранил безмолвное спокойствие, чего нельзя было сказать о его жене Марте, невысокой миловидной квартеронке, которая к тому же была служанкой Луизы. Создавшаяся ситуация нарушала все ее представления о приличиях, но, сурово одернутая мужем, она не посмела высказать недовольства. Правда, несмотря на явное неодобрение поведения Николь, Марта испытывала к ней тайную симпатию. Когда Ален обратился к ней за помощью, она охотно согласилась поддержать его замысел.
Войдя в дом, Николь с любопытством осмотрелась. Ей не терпелось увидеть, в чем же состоит сюрприз, приготовленный Аленом. Но дом выглядел, как обычно, и ничто не бросалось в глаза.
Марта поднялась со стула и одарила Николь ободряющей улыбкой. Йен, сжимавший в зубах свою неизменную трубку, весело подмигнул:
- Ну, голубушка, приготовься. Марта для тебя постаралась. Только не упади в обморок с непривычки.
Николь подозрительно насупилась, но тут зазвучал мягкий мелодичный голос Марты:
- Не слушайте его, мисс Николь. Лучше пойдемте со мной.
Николь напряглась, как зверек, почуявший опасность, и настороженно оглядела комнату. Ален при виде ее замешательства улыбнулся и легонько подтолкнул ее:
- Иди с Мартой, Ник. Она тебя не укусит. Марта нетерпеливо схватила Николь за руку и увлекла ее в спальню. Она захлопнула дверь перед носом заинтересованных мужчин и приготовилась к священнодействию.
Николь остановилась посреди комнаты и с опаской, словно на скорпиона, уставилась на большой медный таз, наполненный ароматной водой. На спинке кровати висело светло-желтое муслиновое платье. На маленьком столике были разложены ленты, расчески, гребни и еще много разных вещиц, о назначении которых Николь терялась в догадках. Она переминалась с ноги на ногу, но Марта ободрила ее:
- Не пугайтесь, мисс Николь. Марта свое дело знает. Не хотите ли освежиться в мягкой дождевой воде, а не в том соленом океанском бульоне, к которому вы привыкли?
Николь неуверенно окунула палец в воду. Похоже, тут не таилось никакой опасности. Да и ей не хотелось разочаровать Марту и Алена, которые полагали, что это для нее приятный сюрприз. Она без энтузиазма разделась и погрузилась в воду. К ее удивлению, ванна оказалась очень приятной. Николь все-таки была женщиной и не могла не оценить нежного аромата лавандового мыла. Ей, правда, пришлась не по душе процедура мытья волос. Но Марта стояла на своем и заставила ее вымыться с ног до головы. Она действовала как умелая служанка молодой леди. Наконец мытье было закончено, и Николь, завернувшись в белоснежную простыню, уселась в удобное кресло. Она чувствовала такое блаженное расслабление, что чуть не заснула, пока Марта расчесывала ей волосы и укладывала их в высокую прическу. Потом Николь была облачена в роскошное платье - очень модное, о чем она, впрочем, не догадывалась, как и о том, что оно совсем недавно было выписано из Европы для пополнения гардероба Луизы. Марта, посвященная в замысел Алена, выпросила его у хозяйки, когда оказалось, что той оно не впору. Восстановив в памяти облик Николь, Марта подогнала платье под ее фигуру так, что теперь оно сидело, словно на нее сшитое.
Николь подошла к зеркалу и онемела. Она не могла поверить, что благородная дама, представшая перед ее взором, - это ее собственное отражение. Платье было скроено так, что оставляло обнаженными плечи и едва прикрывало ее юную грудь. Чуть ниже оно было подпоясано зеленой шелковой лентой и мягко ниспадало до пят, однако, босых. Марте не удалось раздобыть подходящей обуви. Но Николь это сейчас не беспокоило. Охваченная возбуждением, словно ребенок, каковым она собственно еще и была, она бросилась в комнату, где расположились Ален и Йен, обсуждая последние события на войне.
Мужчины подняли головы, и выражение их лиц могло послужить наилучшей похвалой искусству Марты. В своих самых безумных фантазиях Ален не представлял себе Николь такой прекрасной. И сейчас он глядел на нее, словно впервые.
- Ну как? - воскликнула она. - Правда, я красивая? - Потом, потупив глаза, робко спросила:
- Скажи, Ален, я такая же хорошенькая, как женщины мадам Марии, к которым вы с Сэйбером ходите?
Глаза Марты вспыхнули негодованием, и Ален чуть не поперхнулся. Мадам Мария содержала самый известный бордель в Новом Орлеане. Откашлявшись, он укоризненно произнес:
- А, Ник, как ты можешь себя с ними сравнивать! И вообще, молодым леди не подобает даже говорить о таких вещах.
- Но я не леди. Я вообще ни одной женщины не знаю, - обезоруживающе ответила она. И добавила, извиняясь:
- Кроме Марты.
Ален улыбнулся ее словам и произнес:
- Вот об этом-то нам и следует позаботиться. Пора тебе вспомнить, кто ты есть.
Николь собиралась возразить, но он жестом остановил ее и продолжал:
- Послушай внимательно, что я тебе скажу, Ник. Ответом ему послужила гримаса, явно не подобающая леди. Николь уселась на стоявший неподалеку диванчик и пробурчала:
- Оставили бы вы меня в покое! Я вполне довольна своим положением и никого не прошу вмешиваться.
Не обращая внимания на ее сердитый тон, Ален присел рядом и Примирительно заговорил:
То, что я тебе предлагаю, тебя не ущемит, скорее поможет. Рано или поздно тебе надо осознать себя девушкой и научиться соответственно себя вести. Мы с Мартой тебе в этом поможем. Если тебе снова пред стоит занять подобающее место в обществе, то не явишься же ты в свет в матросских штанах! Подумай над моими словами! - закончил он строго.
Губы Николь плаксиво скривились. Она была готова сорвать с себя платье и броситься прочь отсюда. Но что-то, может быть обычный здравый смысл, удержало ее. Ален говорил правду, этого нельзя было отрицать. Николь старалась не думать о возвращении домой. Она просто знала, что однажды вернется, вышвырнет Маркхэмов вон и заживет припеваючи. Но теперь она поняла, что с Аденом нельзя не согласиться. Ей из-за этого на мгновение даже расхотелось возвращаться в Англию. Насупившись, она спросила:
- Так что же именно вы собираетесь делать? Ее колебания вызвали у Алена улыбку. Какой же она все-таки ребенок! Впрочем, нет, уже не ребенок Даже сейчас, босоногая и обиженно надувшаяся, она выглядела очаровательной девушкой. Но ее природа претерпела столько наслоений, что Ален понимал: перед ним стоит нелегкая задача. Он надеялся, что сумеет пробудить в ней стремление занять достойное положение - положение знатной дамы. Старательно подбирая слова, он ответил:
- Мыс Мартой решили: тебе надо почувствовать к себе отношение как к женщине. Если не возражаешь, каждый раз, когда мы будем бывать здесь. Марта станет исполнять роль твоей служанки, а мы с Йеном будем обращаться с тобою как с леди. Для тебя это будет в диковинку, но не сомневаюсь, что тебе понравится. По крайней мере, ты ничем не рискуешь.
Николь согласно кивнула. Она не могла найти изъяна в словах Алена, но сомнения не оставляли ее. Что толку учиться быть леди, если непонятно, когда и как удастся применить эти навыки? Она посмотрела на Йена, на Марту, перевела взгляд на Алена. На их лицах была написана искренняя заинтересованность. В конце концов она решила: раз они так серьезно это принимают, пусть так и будет. Почему бы и нет?
- Привет, Ник. Ищешь капитана?
Николь взглянула на мистера Хиггинса. Его глаза всегда лучились весельем. К Николь он, кажется, относился с симпатией. По крайней мере, он не раз покрывал ее невольные промахи и заступался за нее перед капитаном.
- Вообще-то нет. Но я подумал, что должен доложить о своем прибытии. Меня ведь не было на борту все утро. - Она виновато улыбнулась.
- Капитан отправился в гости, - усмехнулся Хиггинс. - Ты ведь понимаешь, к кому?
- К Луизе Хантли, - небрежно ответила Николь, стараясь скрыть невольно возникшее от этой новости огорчение.
Хиггинс кивнул.
- Да. Боюсь, из-за этого увлечения капитану недолго осталось плавать по морям.
- А я так не считаю, - вдруг раздался голос из дверей.
Обернувшись, Николь почувствовала, как при виде капитана ее сердце затрепетало. Его внезапное появление всегда повергало ее в трепет. А сейчас она испытывала еще и смущение, глядя на его обнаженную фигуру, прикрытую лишь повязкой на бедрах. Его стройное мускулистое тело, покрытое бронзовым загаром, еще не обсохло от морской воды: путь до корабля он проделал вплавь. Не смущаясь посторонних, он скинул повязку и совершенно обнаженный направился в свои личные покои.
От Хиггинса не укрылось смущение юнги, и в его глазах застыл немой вопрос. Но Николь искренне улыбнулась ему, и он, пожав плечами, снова углубился в изучение карты. Николь собралась уже уйти, как раздался голос капитана:
- Ник, где, черт побери, мои черные бриджи, которые я купил в Бостоне?
Николь вздохнула: недолгие отпущенные ей часы свободы закончились. Она нерешительно направилась в покои капитана.
Сэйбер, все еще неодетый, стоял к ней спиной, склонившись над сундуком с одеждой. На мгновение она залюбовалась его мужественной красотой. Как хотелось бы ей глядеть на эту обнаженную фигуру столь же безразлично, как это сделал бы любой член команды. Но это было выше ее сил. Сэйбер волновал ее, заставлял пробуждаться ее женскую природу, и в последнее время это волнение охватывало ее настолько, что движения становились неуклюжими и неловкими.
На этот раз все было точно так же. Приближаясь к нему, она споткнулась о табуретку и едва не растянулась на полу. Сэйбер в последний момент ловким движением подхватил ее и поставил на ноги.
- Не переусердствуй, юнга. Я вовсе не требую, чтобы ты валялся у меня в ногах, - усмехнулся капитан, обнажив ряд белых зубов.
Оказавшись вплотную с его могучим телом, еще хранившим свежий морской аромат, Николь испытала волнующее побуждение прижаться к нему и крепко обнять. Но она подавила этот порыв, напомнив себе: для капитана она - юноша. Она высвободилась из его рук и пробормотала:
- Ваши бриджи лежат в дубовом сундучке - там, куда вы сами велели их положить.
- Ах да, - сказал он довольно беззаботно, но в его глазах появилось ироничное любопытство. - С тобой все в порядке. Ник? - неожиданно спросил он.
Николь быстро нашлась:
- Все хорошо, капитан. Просто меня немного укачало на волнах.
Она облегченно вздохнула, когда он наконец отвел испытующий взгляд и жестом отпустил ее.
Николь не почувствовала бы такого облегчения, если б заметила, с каким недоумением он поглядел ей вслед. Что происходит с этим парнем, думал Сэйбер. В последнее время Ник явно чувствует себя не в своей тарелке, и хотелось бы знать почему. В конце концов капитан решил расспросить Хиггинса, который всегда был в курсе всех проблем, возникавших в экипаже. При воспоминании о тех годах, которые они бок о бок провели с Хиггинсом, капитан улыбнулся.
Они сблизились в ту пору, когда Сэйбер вопреки своей воле оказался в негостеприимных объятиях Британского Королевского флота. Первые месяцы службы показались ему кромешным адом, несмотря на заступничество более старшего и опытного Хиггинса. Впрочем, и Хиггинс не мог предотвратить многих неприятностей, но только его хладнокровие и здравый смысл помогали Сэйберу сносить все тяготы службы и при этом не потерять рассудок. Однако человеческому терпению есть предел. Сэйбер в конце концов решился на побег. Неожиданно Хиггинс последовал за ним. Правда, теперь они поменялись ролями Сэйбер проявлял инициативу, а Хиггинс позволял собой руководить. На свете мало нашлось бы мужчин и практически ни одной женщины, которым Сэйбер теперь доверял. Хиггинс был одним из них. Другим таким человеком, ко всеобщему удивлению, оказался негр, бывший раб, по имени Сандерсон.
Когда они с Хиггинсом вскоре после своего побега повстречали Сандерсона, он тоже переживал не лучшие времена. Он был выставлен на продажу на невольничьем рынке в Новом Орлеане. Предыдущий хозяин желал избавиться от неблагонадежного раба, проявившего строптивость и непокорность. Они случайно в то жаркое утро забрели на невольничий рынок, и на Сэйбера, еще не забывшего о своих унижениях, произвел сильное впечатление могучий черный великан, с гордым презрением носивший тяжелые кандалы. Они собрали свои последние деньги и сделали эту неожиданную покупку, оказавшись в результате почти без гроша и приобретя в собственность раба с дурной репутацией.
Странная троица уходила в тот день с невольничьего рынка - невысокий пожилой моряк, стройный широкоплечий молодой человек и угрюмый негр. Их путь лежал в кузницу, где Сэйбер, с отвращением окинув взглядом железные оковы, велел их разбить. Когда дело было сделано, он протянул негру купчую, добавил к ней свою последнюю золотую монету и объявил, что отныне тот свободен. С этого момента он приобрел такого преданного спутника, каким не мог бы быть ни один раб.
Сэйбер улыбнулся, потом отогнал воспоминания о прошлом и вышел к Хиггинсу. Мысли о Нике не давали капитану покоя, и он озабоченно спросил:
- Послушай, Хиггинс, ты не замечал ничего странного за Ником? В последнее время он смотрит на меня, как на чудовище, и я не могу понять почему.
Хиггинс не торопился с ответом. Ему на память пришла та необычная застенчивость, которую проявлял юнга, стоило появиться рядом капитану. Наконец он произнес:
- Я бы не сказал, что заметил нечто странное.
Наверное, паренек просто взрослеет, и ему уже неловко служить на побегушках. Может быть, в нем просыпается своего рода честолюбие.
Сэйбер фыркнул.
- Сомневаюсь. Хотя, может быть, ты и прав. Мне следует подумать о его будущем.
Николь этот разговор мог повергнуть в сильную озабоченность, но, к счастью, она его не слышала. Как ни в чем не бывало она продолжала исполнять свои будничные обязанности, хотя в душе вновь проснулось беспокойство: не заподозрил ли чего капитан?
Мысли о нем не оставляли ее и потом. Когда несколько дней спустя Николь в одиночестве лежала на пустынном пляже, она снова вспомнила о капитане. В тот день она, поборов страх, опять решилась искупаться. Правда, она не стала заплывать далеко. Если б капитан об этом узнал, подумала она, то посмеялся бы над ее малодушием. Выйдя из воды, она повалилась на горячий песок и вздохнула: любой повод вызывает у нее воспоминания о капитане Сэйбере.
До недавних пор она не задумывалась над теми отношениями, которые у них сложились. Николь не могла не признать, что в первые годы своей службы она восхищалась им. Ведь благодаря ему ей удалось осуществить свою мечту избавиться от невыносимых опекунов, окунуться в жизнь, полную приключений. Так было до тех пор, пока не началась война с Англией, которая заставила ее по-новому взглянуть на свои чувства.
Странно, вдруг подумала она. За пять лет, что они прожили бок о бок, капитан не выказал ни малейшего интереса к своему слуге. Ни разу он не спросил, отчего она так страстно рвалась в море и есть ли у нее родители, которые наверняка беспокоятся.
Отчасти это, видимо, объяснялось традицией не задавать нескромных вопросов тем, кто поступал на корабль. Это было неписаным правилом: никто, даже капитан, не имеет права допытываться, какими судьбами человек оказался в море. Сэйбера Николь интересовала лишь постольку, поскольку исполняла некоторые обязанности. Он был требователен, но не жесток. Она тоже не задавала лишних вопросов, лишь смотрела на него с обожанием. Так было до тех пор, пока он не повел себя, по ее мнению, совершенно бессердечно.
Это произошло три месяца назад, когда они плыли из Франции в Новый Орлеан. Один из членов команды - восемнадцатилетний парень - в порту тайно провел на шхуну женщину. Это была проститутка, каких множество в любом портовом городе. Николь недоумевала, чем эта невзрачная женщина с грубыми чертами лица сумела пленить матроса Тома. Он был настолько ослеплен любовью и так ловко управляем более старшей и опытной подругой, что отважился нарушить строжайший морской запрет - никаких женщин на борту в открытом море. Проститутку обнаружили через два дня после отплытия из Франции. Николь поежилась, вспоминая выражение лица капитана, когда Тома с подругой привели к нему. Сэйбер приказал дать Тому тридцать плетей. Наказание было суровым, но, в конце концов, Том знал, на что шел. Николь вполне отдавала себе отчет, что капитан просто вынужден железной рукой поддерживать на судне установленный порядок. Она могла не одобрять суровость наказания, но и не осуждала за это капитана. Ее потрясло его отношение к женщине.
По завершении порки Сэйбер обратил свой взгляд на проститутку. Он долго смотрел на нее, как будто сомневаясь, как с ней поступить. Женщина неверно истолковала этот пристальный взгляд и ответила капитану кокетливой призывной улыбкой. На его лице не отразилось никаких чувств, когда он резко бросил:
- Отправить ее в трюм. Раз уж на борту оказалась шлюха, пускай команда попользуется ею в свое удовольствие.
Матросы с хохотом поволокли упиравшуюся жертву в трюм. Николь поняла, какая участь ожидает женщину на корабле, и ей едва не сделалось дурно. Какой же он жестокий и бесчувственный, этот Сэйбер, подумала она.
Ей было очень жаль несчастную. Никакая женщина, пускай даже уличная девка, думала она, не заслуживает того, чтобы быть брошенной на потеху целой корабельной команде.
Сейчас, живо вспоминая этот ужасный эпизод, она зябко поежилась, хоть солнце и палило нещадно. Как отвратительны мужчины! Но тут слабая улыбка коснулась ее губ. Нет, не все. По крайней мере, не Ален.
Мысль об Алене ободрила Николь. Именно он намекнул Сэйберу, что не следует Нику быть свидетелем абсолютно всего, что происходит в каюте. Капитан вспомнил, как он не раз развлекался с женщинами легкого поведения, когда Ник, как предполагалось, крепко спал в своем уголке. Сэйбер с ухмылкой распорядился обустроить юнге отдельное местечко. Так Николь оказалась владелицей персонального закутка рядом с капитанской каютой. На самом деле это был платяной шкаф, но Ален позаботился, чтобы его расширили. В результате Николь поселилась в крошечной комнатке, где, однако, вполне хватило места для гамака и сундучка с ее скромными пожитками. Со временем она преисполнялась все большей благодарности Алену за его мудрый совет капитану.
Солнце пекло все жарче, лежать нагишом на раскаленном песке становилось невыносимо. Николь встала и медленно побрела вдоль кромки прибоя. Страх перед акулами совсем утих, и она с радостью окунулась в бодрящую воду. Немного поплавала, пока не почувствовала легкую приятную усталость. Потом нехотя вышла из воды и подставила улыбающееся лицо солнечным лучам. Зная, что никто ее не видит, она вела себя по-детски непосредственно. Но Николь ошибалась. Она была не одна.
Скрытый буйной тропической растительностью, за ней тайком наблюдал мужчина. Открывшееся зрелище привело его в такой восторг, что он замер в безмолвном оцепенении и жадно пожирал глазами смеющуюся девушку с рассыпавшимися по плечам наподобие роскошной соболиной мантильи золотистыми волосами.
За эти годы малышка Николь из угловатого подростка превратилась в стройную, прекрасно сложенную девушку. Она была неширока в кости; узкая талия резко контрастировала с округлившимися бедрами; высокая грудь, хоть, и не массивная, составила бы гордость любой женщины. Глядя на эту юную красоту, мужчина сардонически ухмыльнулся: как можно было пребывать в заблуждении относительно пола этого восхитительного создания! Сгорая от вожделения, он был уже готов ринуться к ничего не подозревавшей девушке, как вдруг его остановил звук приближавшихся шагов. Из-за деревьев показался человек, которого притаившийся соглядатай сразу узнал.
- Черт побери. Ник! Сколько раз я тебя предупреждал? Ведь так кто-нибудь может застать тебя врасплох!
Николь вздрогнула, но, узнав своего друга, улыбнулась.
- Ах, Ален, ты преувеличиваешь. Корабль стоит на рейде на другом конце острова, и вся команда развлекается в городке. Разве что-нибудь на свете может оторвать их от рома и девок и заставить явиться сюда?
- Ты не права! Возможна любая случайность. Нам тогда не поздоровится. Я много раз говорил тебе: хочешь искупаться - дай мне об этом знать, чтобы я хоть покараулил'.
Николь, нимало не смущаясь своей наготы, скорчила рожицу и пробурчала:
- По-моему, ты напрасно беспокоишься. Ален грустно покачал головой.
- А по-моему, ты недооцениваешь опасность, которой себя подвергаешь. Оденься!
Николь нехотя натянула грубые штаны и, не позаботившись туго перевязать грудь, что она обычно делала, надела рубаху.
- Теперь ты удовлетворен? - вызывающе усмехнулась она.
На его озабоченном лице появилась улыбка.
- Вполне. Хотя я все-таки мужчина и предпочел бы, чтобы ты осталась как была. Ну ладно, давай я тебя причешу.
Николь послушно подошла к нему и присела рядом. Привычными движениями Ален туго зачесал ее непослушные волосы назад и заплел их в матросскую косичку. Закончив, он помог ей подняться и еще раз окинул придирчивым взглядом. Ее огромные глаза светились топазовым блеском, оттененные пушистыми ресницами. Полный чувственный рот совсем не походил на мужской. И прямой, слегка вздернутый носик был явно не мужским. Ален с тревогой подумал: ее маскарад становится все более рискованным.
- Как долго ты еще собираешься играть в эту игру, Николь? Рано или поздно придется положить ей конец. Ведь ты не хочешь пойти на корм рыбам?
Николь отвернулась, чтобы не встречаться с его испытующим взглядом. Понурив голову, она медленно заговорила:
- Если я последую твоему совету и вернусь в Англию, то я ровным счетом ничего не добьюсь, а последние пять лет пойдут прахом. Я же женщина, к тому же - несовершеннолетняя. Маркхэмы снова станут полновластными хозяевами надо мной и моими деньгами. У меня только два пути - дождаться совершеннолетия или выйти замуж. - Она обернулась и иронично спросила:
- Ты возьмешь меня в жены, Ален?
Тот в изумлении вытаращил глаза, и она рассмеялась.
- Вот видишь! Значит, мне не остается иного выбора, кроме как дожидаться совершеннолетия.
Поняв, что его реакция оказалась неуместной, Ален решил объясниться. Но он замолк на полуслове, встретившись с ее открытым взглядом. Его давно настораживали манеры Николь: в них не было ничего женского. Она вела себя, говорила и даже думала настолько по-мужски, что Ален иной раз задавался вопросом: отдает ли она себе отчет, что она все-таки женщина? Он не был влюблен в Николь, но испытывал к ней глубокую привязанность. Это было поистине братское чувство, и сам Ален порой забывал, что перед ним девушка. Но по временам, как например сейчас, он остро осознавал, что она - дама благородного происхождения, которую в Англии с тревогой ждут родственники.
Николь была открытой и непосредственной. Ален усмехнулся про себя, живо представив, что произойдет, когда она объявится в Лондоне и впервые откроет свой очаровательный ротик, чтобы произнести одну из тех забористых тирад, каких в избытке наслушалась от товарищей по команде. Он дружески обнял ее за плечи и увлек на тропинку, уходившую в лес.
- Знаешь, юная леди, если б я был уверен, что это достойный выход, то непременно женился бы на тебе. Но, боюсь, ты устроишь мне такую сладкую жизнь, что я отдам концы до срока!
- Мне хотелось бы, чтобы ты на мне женился, Ален, - серьезно произнесла Николь. - Почему ты думаешь, что из этого ничего не выйдет? Мы ведь прекрасно ладим. И я уверена, Маркхэмам ты спуску не дашь.
Ален лишь печально покачал головой.
- Ах, Николь! Ну что ты за девушка? Неужели ты не мечтаешь о любви?
От удивления она даже остановилась.
- Но я люблю тебя! Я люблю тебя больше всех на свете! - горячо возразила она. Ален улыбнулся.
- Это не такая любовь, Николь. Настанет день, и ты поймешь, что я имею в виду. Того, что ты испытываешь ко мне, мало.
Николь с сомнением покачала головой. Он шутливо щелкнул ее по носу.
- Ладно, не беспокойся об этом. Скоро ты лучше меня поймешь, стоит тебе только принять достойный вид.
Николь хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее. Стремясь разрядить обстановку, Ален рас, смеялся:
- Пойдем, Ник. У меня есть для тебя сюрприз.
Тебе понравится.
Они пошли по тропинке и скрылись с глаз наблюдавшего за ними человека. Хотя разговор не долетал до его слуха, видя их манеру общения, нельзя было усомниться в близости их отношений. Соглядатай ехидно ухмыльнулся: сюрприз предстоит не только Нику!
6
Николь и Ален, не подозревавшие, что разоблачены, спокойно шли по узкой тропинке среди густых зарослей. Наконец лес поредел, и появились признаки присутствия людей. Большие участки были расчищены под посевы, там и сям виднелись дома и хозяйственные постройки. Молодые люди пересекли поле и вышли к своей цели - маленькому одноэтажному домику, выкрашенному в светло-зеленый цвет.
Домик принадлежал сторожу Йену Макалистеру. С ним Ален повстречался примерно тогда же, когда Сэйбер оказался пленен расчетливым очарованием Луизы Хантли - единственной дочери работодателя Макалистера. И пока Сэйбер ухаживал за Луизой, между Аденом и Макалистером завязалась крепкая дружба. Каждый раз, когда "Ла Белле Гарче" швартовалась в этих краях и Ален был свободен от службы, он проводил время в компании Макалистера, как правило, вместе с Николь.
Не так уж много времени понадобилось наблюдательному шотландцу, чтобы разоблачить их секрет. Но, высказав однажды свое мнение, что продолжать этот маскарад - чистое безумие, Макалистер больше об этом не заикался. Если девица желает представляться парнем, то его это не касается.
Йен хранил безмолвное спокойствие, чего нельзя было сказать о его жене Марте, невысокой миловидной квартеронке, которая к тому же была служанкой Луизы. Создавшаяся ситуация нарушала все ее представления о приличиях, но, сурово одернутая мужем, она не посмела высказать недовольства. Правда, несмотря на явное неодобрение поведения Николь, Марта испытывала к ней тайную симпатию. Когда Ален обратился к ней за помощью, она охотно согласилась поддержать его замысел.
Войдя в дом, Николь с любопытством осмотрелась. Ей не терпелось увидеть, в чем же состоит сюрприз, приготовленный Аленом. Но дом выглядел, как обычно, и ничто не бросалось в глаза.
Марта поднялась со стула и одарила Николь ободряющей улыбкой. Йен, сжимавший в зубах свою неизменную трубку, весело подмигнул:
- Ну, голубушка, приготовься. Марта для тебя постаралась. Только не упади в обморок с непривычки.
Николь подозрительно насупилась, но тут зазвучал мягкий мелодичный голос Марты:
- Не слушайте его, мисс Николь. Лучше пойдемте со мной.
Николь напряглась, как зверек, почуявший опасность, и настороженно оглядела комнату. Ален при виде ее замешательства улыбнулся и легонько подтолкнул ее:
- Иди с Мартой, Ник. Она тебя не укусит. Марта нетерпеливо схватила Николь за руку и увлекла ее в спальню. Она захлопнула дверь перед носом заинтересованных мужчин и приготовилась к священнодействию.
Николь остановилась посреди комнаты и с опаской, словно на скорпиона, уставилась на большой медный таз, наполненный ароматной водой. На спинке кровати висело светло-желтое муслиновое платье. На маленьком столике были разложены ленты, расчески, гребни и еще много разных вещиц, о назначении которых Николь терялась в догадках. Она переминалась с ноги на ногу, но Марта ободрила ее:
- Не пугайтесь, мисс Николь. Марта свое дело знает. Не хотите ли освежиться в мягкой дождевой воде, а не в том соленом океанском бульоне, к которому вы привыкли?
Николь неуверенно окунула палец в воду. Похоже, тут не таилось никакой опасности. Да и ей не хотелось разочаровать Марту и Алена, которые полагали, что это для нее приятный сюрприз. Она без энтузиазма разделась и погрузилась в воду. К ее удивлению, ванна оказалась очень приятной. Николь все-таки была женщиной и не могла не оценить нежного аромата лавандового мыла. Ей, правда, пришлась не по душе процедура мытья волос. Но Марта стояла на своем и заставила ее вымыться с ног до головы. Она действовала как умелая служанка молодой леди. Наконец мытье было закончено, и Николь, завернувшись в белоснежную простыню, уселась в удобное кресло. Она чувствовала такое блаженное расслабление, что чуть не заснула, пока Марта расчесывала ей волосы и укладывала их в высокую прическу. Потом Николь была облачена в роскошное платье - очень модное, о чем она, впрочем, не догадывалась, как и о том, что оно совсем недавно было выписано из Европы для пополнения гардероба Луизы. Марта, посвященная в замысел Алена, выпросила его у хозяйки, когда оказалось, что той оно не впору. Восстановив в памяти облик Николь, Марта подогнала платье под ее фигуру так, что теперь оно сидело, словно на нее сшитое.
Николь подошла к зеркалу и онемела. Она не могла поверить, что благородная дама, представшая перед ее взором, - это ее собственное отражение. Платье было скроено так, что оставляло обнаженными плечи и едва прикрывало ее юную грудь. Чуть ниже оно было подпоясано зеленой шелковой лентой и мягко ниспадало до пят, однако, босых. Марте не удалось раздобыть подходящей обуви. Но Николь это сейчас не беспокоило. Охваченная возбуждением, словно ребенок, каковым она собственно еще и была, она бросилась в комнату, где расположились Ален и Йен, обсуждая последние события на войне.
Мужчины подняли головы, и выражение их лиц могло послужить наилучшей похвалой искусству Марты. В своих самых безумных фантазиях Ален не представлял себе Николь такой прекрасной. И сейчас он глядел на нее, словно впервые.
- Ну как? - воскликнула она. - Правда, я красивая? - Потом, потупив глаза, робко спросила:
- Скажи, Ален, я такая же хорошенькая, как женщины мадам Марии, к которым вы с Сэйбером ходите?
Глаза Марты вспыхнули негодованием, и Ален чуть не поперхнулся. Мадам Мария содержала самый известный бордель в Новом Орлеане. Откашлявшись, он укоризненно произнес:
- А, Ник, как ты можешь себя с ними сравнивать! И вообще, молодым леди не подобает даже говорить о таких вещах.
- Но я не леди. Я вообще ни одной женщины не знаю, - обезоруживающе ответила она. И добавила, извиняясь:
- Кроме Марты.
Ален улыбнулся ее словам и произнес:
- Вот об этом-то нам и следует позаботиться. Пора тебе вспомнить, кто ты есть.
Николь собиралась возразить, но он жестом остановил ее и продолжал:
- Послушай внимательно, что я тебе скажу, Ник. Ответом ему послужила гримаса, явно не подобающая леди. Николь уселась на стоявший неподалеку диванчик и пробурчала:
- Оставили бы вы меня в покое! Я вполне довольна своим положением и никого не прошу вмешиваться.
Не обращая внимания на ее сердитый тон, Ален присел рядом и Примирительно заговорил:
То, что я тебе предлагаю, тебя не ущемит, скорее поможет. Рано или поздно тебе надо осознать себя девушкой и научиться соответственно себя вести. Мы с Мартой тебе в этом поможем. Если тебе снова пред стоит занять подобающее место в обществе, то не явишься же ты в свет в матросских штанах! Подумай над моими словами! - закончил он строго.
Губы Николь плаксиво скривились. Она была готова сорвать с себя платье и броситься прочь отсюда. Но что-то, может быть обычный здравый смысл, удержало ее. Ален говорил правду, этого нельзя было отрицать. Николь старалась не думать о возвращении домой. Она просто знала, что однажды вернется, вышвырнет Маркхэмов вон и заживет припеваючи. Но теперь она поняла, что с Аденом нельзя не согласиться. Ей из-за этого на мгновение даже расхотелось возвращаться в Англию. Насупившись, она спросила:
- Так что же именно вы собираетесь делать? Ее колебания вызвали у Алена улыбку. Какой же она все-таки ребенок! Впрочем, нет, уже не ребенок Даже сейчас, босоногая и обиженно надувшаяся, она выглядела очаровательной девушкой. Но ее природа претерпела столько наслоений, что Ален понимал: перед ним стоит нелегкая задача. Он надеялся, что сумеет пробудить в ней стремление занять достойное положение - положение знатной дамы. Старательно подбирая слова, он ответил:
- Мыс Мартой решили: тебе надо почувствовать к себе отношение как к женщине. Если не возражаешь, каждый раз, когда мы будем бывать здесь. Марта станет исполнять роль твоей служанки, а мы с Йеном будем обращаться с тобою как с леди. Для тебя это будет в диковинку, но не сомневаюсь, что тебе понравится. По крайней мере, ты ничем не рискуешь.
Николь согласно кивнула. Она не могла найти изъяна в словах Алена, но сомнения не оставляли ее. Что толку учиться быть леди, если непонятно, когда и как удастся применить эти навыки? Она посмотрела на Йена, на Марту, перевела взгляд на Алена. На их лицах была написана искренняя заинтересованность. В конце концов она решила: раз они так серьезно это принимают, пусть так и будет. Почему бы и нет?