Зима уже была не за горами, и почти все время обитатели Чертова Места проводили в напряженной работе. Фэнси и Эллен помогали работникам, наблюдая за ними или обучаясь какому-нибудь полезному ремеслу. В огороде еще предстояло убрать и поместить в подвал картофель, турнепс, лук, чеснок, фасоль, тыквы и кабачки. Хранить овощи Фэнси учила Марта.
   — Если все это сгниет, вам до весны придется есть капусту да сало, — сказала она, весело глядя на Фэнси. — Тогда больше не станете сваливать овощи в темный и грязный угол.
   По вечерам, ложась в постель, Фэнси думала, что голова ее вот-вот расколется: запомнить за день столько нового — рецепты приготовления сливок и уксуса, цемента и красок — было выше ее сил.
   В заботах время летело незаметно. Месяц, который дал ей Чанс, подходил к концу, однако в отношениях между ними не появилось ясности. Узнать мужа по-настоящему Фэнси так и не удалось. Разговоры, которые они вели между собой, касались в основном работы на плантациях. Наблюдая за Чансом, Фэнси отметила про себя, что он был отличным работником и пользовался среди обитателей Чертова Места большим уважением. Более того, Фэнси признавала за мужем незаурядный ум, доброту, отзывчивость и щедрость. Странно, что всеми этими качествами обладал человек, однажды совершивший столь недостойный поступок… Характер Чанса по-прежнему оставался для нее загадкой, которую она жаждала разгадать.
   Чанс представлял загадку не только для Фэнси. Сэм готов был не задумываясь отдать все на свете, лишь бы узнать, при каких обстоятельствах Чанс появился на свет. В историю, рассказанную Морли, он поверил: она казалась слишком неправдоподобной, чтобы быть выдумкой. Кроме того, несмотря на свою беспутную молодость, Морли никогда не был лжецом. Зная Морли не первый год, Сэм считал: если он говорит, что однажды у реки нашел пронзительно кричавшего ребенка, значит, все произошло именно так.
   Но, думал Сэм, история, которую поведал Морли, — начало тайны. Сама же тайна заключается в том, что произошло до того, как Морли нашел Чанса.
   Сэм постоянно думал о Чансе и не раз, глядя в пустоту, мысленно возвращался к событиям более чем тридцатилетней давности. Спрашивать о чем-то Констанцию бессмысленно: она, разумеется, скажет, что вся история не более чем выдумка. Энн скорее всего попытается выгородить свою госпожу. К тому же Сэм при всем желании не мог поговорить с Энн: она находилась вдали от Уокер-Ридж, в Чертовом Месте. Итак, подумал Сэм, остается один человек, слова которого способны пролить свет на тайну рождения Чанса, — дорогая, нежно любимая жена Летти.
   При мысли о том, что ему придется поговорить с Летти, Сэм вздрогнул. Он хорошо помнил, что, когда много лет назад вернулся в Уокер-Ридж, Летти чуть не умерла от горя. Только через несколько лет после возвращения из Англии они впервые побывали на могиле их мальчика. Заставлять Летти снова переживать эту трагедию бесчеловечно. Впрочем, думал Сэм, еще более жестоко дать Летти надежду на то, что молодой человек, к которому она издавна относится с симпатией, — ее сын, а затем сказать, что, к сожалению, произошла чудовищная ошибка. Такое разочарование, несомненно, явилось бы для жены сильным ударом, и Сэм считал себя не вправе рисковать ее душевным здоровьем.
   И все-таки он должен поговорить с Летти! По крайней мере надо узнать, сохранились ли у нее какие-нибудь воспоминания о той ночи. Взглянув из окна своей конторы на блестевшую под лучами солнца воду реки, Сэм вздохнул. Была уже середина сентября, а ему все еще не удалось выяснить ничего, что подтвердило бы или опровергло сумасшедшую идею о том, что Чанс Уокер — его сын. После разговора Морли провел в Уокер-Ридж еще целую неделю, и каждый раз, когда они с Сэмом оставались наедине, они вновь и вновь обсуждали, что могло произойти в усадьбе в ночь, когда Летти родила ребенка. Но ничего конкретного выяснить не удалось, и Сэм и Морли решили основываться на умозаключениях, которые казались им наиболее вероятными. Оба исходили из того, что Летти родила мальчиков-близнецов, один из которых оказался мертвым, а другой — живым. Далее, рассуждали они, появление на свет второго ребенка вряд ли обрадовало Констанцию, которая, видимо, решила избавиться от малыша и приказала Энн бросить его в реку.
   Восстановив в памяти эту логическую цепочку, Сэм нахмурился и заложил руки за спину. Да, все выглядело довольно убедительно, но почему же Летти не помнила, что родила второго ребенка? Кто, как не она, должен знать, «сколько малышей появилось на свет в ту роковую ночь? За все эти годы Сэм несколько раз разговаривал с Летти, и по тому, что она рассказывала, было ясно: она прекрасно помнила, как появился на свет мертвый малыш. Более того, Летти сохранила в памяти мельчайшие детали облика своего ребенка, в том числе и то, что на правой ножке у него шесть пальцев.
   И, тем не менее, речи о близнецах никогда не заходило.
   Сэм нервно прошелся по комнате. Неужели все, о чем говорил Морли, оказалось совпадением? Не обманывает ли он себя, не идет ли по ложному следу? Могла ли Летти родить второго мальчика, красивого и сильного, — Чанса, с которым Констанция расправилась бы, не помешай ей появление Морли?
   Да, это кажется невероятным, подумал Сэм, однако нельзя исключать, что все было именно так. Иначе как объяснить, что Морли именно в ту ночь нашел ребенка на берегу реки?
   Сэм сел за стол и вновь принялся листать старые гроссбухи. Уже несколько дней он просматривал документы тех лет, пытаясь найти хоть какое-то упоминание о том, что его интересовало. Он облазил многие кладовые и чердаки, разбирая пыльные, давно забытые бумаги и стремясь отыскать письма или документы, относившиеся ко времени, предшествовавшему его отъезду в Англию. Просматривая записи, он вновь мысленно переносился в те годы и испытывал душевные муки. Отметки о расходах и квитанции, разумеется, не содержали никакой полезной информации, и Сэм только выяснил, что никаких записей о рождении ребенка, сделанных в то время, не существовало. Обычно Сэм делап заметки обо всем, что происходило в Уокер-Ридж, и по его записям можно было без труда восстановить, когда умер тот или иной работник, начался посев или закончился сбор урожая. Однажды, когда ощенилась его любимая охотничья собака, Сэм занес в свои анналы и это. Он полагал, что, если какой-нибудь ребенок появился в те дни на свет в Уокер-Ридж, запись об этом обнаружится.
   Рука Сэма, перелистывавшая гроссбух, внезапно застыла на месте. Под двадцать первым марта 1740 года была сделана следующая запись:
   «Мисси, шестнадцатилетняя рабыня, которую я два года назад приобрел в Уильямсберге, родила сегодня красивую и здоровую девочку. Роды были долгими. Мы боялись, что погибнут и мать, и ребенок, однако обе выжили и сейчас спокойно спят. Девочка — первый ребенок Мисси; ее назвали Джиннибелл.
   Следующего ребенка в Уокер-Ридж — если будет на то согласие Господа — родит Летти. Я считаю дни, оставшиеся до того момента, когда стану отцом».
   Последние слова, проникнутые искренней надеждой, прозвучали для Сэма как насмешка. Он отложил гроссбух и обхватил голову руками. Будь проклят Морли! Много лет назад Сэм окончательно смирился с мыслью, что у него и Летти никогда не будет наследника, но сейчас все внезапно переменилось. Слова Морли до сих пор звучали в ушах Сэма, и, думая о том, что Чанс может оказаться его сыном, он чувствовал такое же радостное волнение, как в тот день, когда Летти впервые призналась, что ждет ребенка.
   Сэм вновь потянулся к гроссбуху. Да, какими бы точными ни были записи, они не очень помогли, лишь напомнили о жестоком разочаровании, постигшем его в то время. Сэм еще раз перечитал запись о рождении Джиннибелл. Остановившись на последних словах, он неожиданно подумал, что они очень важны для него: ведь после Джиннибелл на свет должен был появиться его ребенок. Сердце Сэма забилось сильнее, и он начал торопливо листать гроссбух, просматривая остальные записи. Но ни о каких новорожденных больше нигде не упоминалось. Только тогда, когда они с Летти уже были в Англии, Морли, которому Сэм на время своего отсутствия доверил вести гроссбух, записал 30 апреля, что Пейшенс Регсдейл, жена надсмотрщика за рабами, родила дочь. Стараясь оставаться спокойным, Сэм начал быстро просматривать записи, сделанные в следующем году. Дети в Уокер-Ридж часто умирали в младенческом возрасте, и, если кому-нибудь из них исполнялся год, это считали достойным записи в гроссбухе. Через несколько минут Сэм нашел и запись о первом дне рождения Джиннибелл, сделанную рукой Морли.
   Вспомнив, что в последние дни перед отъездом в Англию он был расстроен и на время забыл о гроссбухе, Сэм с особой тщательностью изучил записи, сделанные Морли в марте и апреле 1741 года, пытаясь отыскать хоть одно сообщение о годовалых детях. Но единственным ребенком, отметившим свой день рождения, оказалась все та же Джиннибелл. Вернувшись немного назад, Сэм выяснил, что дочь Пейшенс Регсдейл умерла от лихорадки третьего ноября 1740 года. Записей о смерти в тот год было сделано немало, однако о детях в возрасте до одного года речи больше не заходило.
   Сэм подумал, что дальше просматривать записи вряд ли стоит. Из детей, появившихся на свет в марте и апреле 1740 года, в гроссбухе упоминались только Джиннибелл, дочь Регсдейлов и его собственный мертворожденный сын. Но ведь Морли утверждал, что Чанса, лежавшего на утесе с еще свежими пятнами материнской крови на тельце, он обнаружил в ту ночь, когда Летти родила мертвого мальчика…
   Закрыв старый гроссбух, Сэм отложил его в сторону. Значит, надо поговорить с Летти и обязательно узнать, сохранились ли у нее воспоминания о той ночи.
   Поговорить с женой оказалось проще, чем предполагал Сэм. На следующий день после обеда, когда жара начала спадать, он, решив начать издалека, предложил жене прогуляться. Сначала они бесцельно бродили по саду, а затем направились к семейному кладбищу, куда часто заходили. Помещавшееся на небольшом холме за пристройками кладбище окружала чугунная ограда, рядом с которой росли жимолость и дикий виноград. За оградой, в тени развесистых дубов и персидской сирени, виднелись надгробия. Некоторым из них было уже более сотни лет.
   Ничего не подозревая, Летти спокойно следовала за мужем. Дойдя до ограды, Сэм открыл ворота, и они вошли на кладбище. Сделав несколько шагов, Летти внезапно остановилась.
   — Как дивно пахнет сегодня жимолость! — сказала она, поворачиваясь к Сэму.
   — Да, ты права, — кивнул он. — Ты правильно сделала, что посадила ее, когда умер мой отец. Я уверен, ему бы это очень понравилось.
   Летти, пройдя по аллее, остановилась у двух мраморных статуй плачущих ангелов на могиле их сына. Ее глаза наполнились слезами.
   — Какой человек мог бы вырасти из него, Сэм, — тихо сказала она.
   — Да, дорогая, — прошептал Сэм, обнимая ее за плечи. Они горестно замолчали.
   — Скажи, Летти, — произнес наконец Сэм, — помнишь ту ночь, когда он появился на свет?
   — Почти нет. — Летти отрицательно покачала головой. — Сейчас я вижу все как в тумане. Помню, я тогда очень хотела, чтобы ты был рядом: боялась, что мы с ребенком погибнем.
   — Если бы так произошло, тебе недолго пришлось бы лежать здесь одной, — хрипло пробормотал Сэм. — Я не пережил бы этого. Конечно, узнав, что мальчик родился мертвым, я очень расстроился, но если бы ты тоже погибла… — Он замолчал, не в силах закончить фразу.
   Летти прослезилась и, повернувшись к мужу, нежно поцеловала его в щеку.
   — Ты и сейчас самый большой романтик.
   Они ласково улыбнулись друг другу. Взглянув еще раз на могилу сына, Сэм внезапно нахмурился.
   — Тогда, в ту ночь, тебе ничего не показалось странным, Летти? — медленно произнес он. — Может быть, случилось что-нибудь не совсем обычное…
   — Почему ты об этом спрашиваешь, дорогой? — Летти удивленно взглянула на мужа. — Зачем ворошить прошлое?
   Сэм откашлялся.
   — Ты никогда не рассказывала мне об этом, — ответил он, стараясь не смотреть на жену. — Вернувшись домой, я обо всем узнал от Констанции, а поговорить с тобой мне так и не удалось — ни в первые дни, ни позже, в Англии.
   — Да, это верно. — Летти вздохнула. — Но после того как ребенок родился мертвым, мне было очень тяжело, и я хотела лишь одного — поскорее обо всем забыть. — На ее лице появилась слабая улыбка. — Я, наверное, вела себя глупо. Конечно, надо было тебе рассказать, но… — она задумчиво посмотрела вдаль, — я мало что помню… В ту ночь была гроза. Затем… помню, как Энн отдала мне мальчика, и я долго держала его в руках, не веря, что он мертв. А потом… — Летти встряхнула головой, словно пытаясь прийти в себя после плохого сна. — Нет, ничего не помню. По-моему, со мной была истерика, и Констанция дала мне настойку опия. Боль немного утихла, но потом все началось снова… Энн говорила, что это послеродовые схватки, но мне казалось, что я рожаю еще одного ребенка.

Глава 20

   Услышав слова Летти, Сэм лишь ценой огромных усилий сохранил спокойствие.
   — Они сразу дали тебе настойку опия? — спросил он, невольно обвиняя Энн и Констанцию в попытке убить ребенка.
   — Нет, по-моему, не сразу, — ответила Летти, удивляясь происшедшей с мужем перемене, — но вскоре после рождения ребенка. Мне было очень больно, и они хотели помочь.
   — Хотели помочь? — тихо переспросил Сэм, и его руки сами собой сжались в кулаки. — Не уверен.
   Слова Летти развеяли последние сомнения Сэма, и сейчас он полностью уверился в том, что Чанс — его сын. Размышляя над произошедшим в ту ночь, он пытался опровергнуть свои предположения, но доказать себе, что ошибается, не мог. Напротив, все указывало на то, что Чане и мальчик, появившийся на свет мертвым, — братья-близнецы. Слова Летти окончательно убедили Сэма в правильности его умозаключений, и он почувствовал, что его переполняет радость. Сомнений больше не оставалось — Чанс его сын! Он знал, он чувствовал это в глубине души! И все-таки никаких доказательств у него пока не было.
   — Что с тобой? — Летти нахмурилась. — Уж не думаешь ли ты, что Констанция и Энн не помогали мне, а, наоборот, пытались сделать что-то дурное?
   До разговора с Морли у Сэма никогда не было от жены секретов. Но, после того как Морли признался ему во всем, Сэму внезапно стало очень трудно рассказать Летти об услышанном или объяснить, почему он тщательно изучает старые записи в гроссбухах. В то же время ему очень хотелось поделиться с женой своими мыслями и узнать, что она думает обо всей этой истории.
   Стоя перед Летти, Сэм думал о том, какой радостью загорятся глаза жены, когда она узнает правду. На мгновение ему даже показалось, что настала пора рассказать Летти о том, что подозревал Морли и в чем был уверен он сам: Чанс Уокер — их сын. И все-таки, даже, несмотря на то, что Сэму доставило бы огромное удовольствие поделиться с женой радостью, он и в этот раз заставил себя промолчать. Летти никогда не умела притворяться, и, узнай она, что Чанс — ее сын, с которым Констанция в свое время хотела расправиться, ей вряд ли удалось бы вести себя так, как будто ничего не произошло. Не знал Сэм и как Летти станет теперь относиться к Морли — простит его или, наоборот, осудит. Сэм иногда досадовал на Морли, хотя и понимал, почему его друг столько лет хранил
   молчание. Впрочем, Сэм слишком радовался тому, что услышал от Морли, чтобы держать на него зло. Но как поведет себя Летти? Вероятно, тоже поймет Морли. Впрочем, сейчас это не самое важное. Больше всего Сэма беспокоило отношение Летти к Констанции.
   С тех пор как Сэм начал подозревать Констанцию в том, что она пыталась убить его новорожденного сына, он уже не мог, как прежде, любезно разговаривать с ней. А Летти будет еще труднее сдерживать свои чувства. А как она будет относиться к Чансу? Летти всегда любила его, но что будет сейчас, когда все так резко изменилось? Ведь даже более спокойный и уравновешенный Сэм не знал, удастся ли ему сдержать свои чувства при встрече с Чансом.
   Но строить догадки Сэм не собирался. Он точно знал, что надо делать. Взяв Летти за руку, он отвел ее к старой каменной скамье, стоявшей в укромном месте в тени огромного дуба. Усадив жену, он сел рядом и вновь прикоснулся пальцами к ее руке.
   — Летти, я должен кое-что сказать тебе, — неуверенно начал он. — Возможно, ты подумаешь, что все, что я скажу, — выдумка, но я верю в то, что это правда.
   Сэм говорил долго. Слушая его, Летти ни разу не шелохнулась и лишь внимательно всматривалась в его лицо. Сэм сбивчиво рассказал жене все, что узнал от Морли, и прямо заявил, что, по его мнению, Летти в ту памятную ночь родила не одного мальчика, а двух.
   Выслушав рассказ мужа, Летти ничем не выдала своего волнения, и лишь внезапно побелевшее лицо и напряженно сжавшиеся в кулаки руки говорили о том, что в этот момент делалось у нее в душе. Когда Сэм замолчал, на некоторое время установилась тишина. Летти сидела неподвижно, печально глядя на Сэма. Затем она вздрогнула и, выйдя из оцепенения, посмотрела в сторону.
   — Я всегда удивлялась… — тихо, словно сама себе, сказала она.
   — Чему? Ты знала, что родила двух мальчиков, одного из которых Констанция хотела убить? И
   столько лет молчала… — В голосе Сэма послышалось осуждение.
   — Что ты, дорогой. — Летти покачала головой и улыбнулась. — Я даже не предполагала, что такое могло произойти. Но… мне всегда казалось, что Чанс очень похож на тебя. Думаю, именно поэтому я полюбила его с первого взгляда, а потом, мысленно, часто благодарила Морли за то, что он позволял ему подолгу гостить у нас.
   — То есть ты догадывалась, что он мой сын? — На красивом лице Сэма появилось выражение удивления и обиды. — Ты подозревала, что я изменял тебе?
   Летти молча кивнула.
   — Да, невысокого мнения ты обо мне, — холодно произнес Сэм.
   Напряжение нарастало с каждым мгновением, но Летти неожиданно громко рассмеялась. Этот смех был хорошо знаком Сэму, ибо очаровывал его еще в молодости.
   — Сэм, не говори так, — спокойно сказала она. — В конце концов, что еще я могла подумать? Вы с Чансом очень похожи. Морли упорно отказывался считать Чанса своим сыном, и оставалось предполагать только одно: настоящий отец мальчика — ты.
   — Возможно, ты и права, — неохотно согласился Сэм, — но, черт возьми, Летти, разве ты не знаешь, что я всегда любил только тебя?
   Слова мужа растрогали Летти, и она обняла его и поцеловала в щеку.
   — Я всегда надеялась, что это так, — ответила она. — Я не раз говорила себе, что, если у тебя есть ребенок от другой женщины, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее. Даже подозревая, что Чанс — твой незаконный сын, я никогда и ни в чем тебя не обвиняла. Ведь каждый человек хочет иметь детей, и если я обманула твои надежды…
   — Ты не обманывала меня. — Сэм вновь усадил жену на скамью и привлек к себе. — Никогда! Даже когда нам казалось, что у нас не будет детей.
   Некоторое время Летти молча сидела рядом с Сэмом, положив голову ему на плечо. Казалось, смысл его слов только сейчас начал доходить до нее.
   — У нас есть сын… — потрясенно прошептала она. — Красивый, крепкий, здоровый мальчик.
   — Чанс уже не мальчик, — хрипло возразил Сэм, — но любой отец гордился бы таким сыном.
   Лицо Летти осветилось радостью, и она, будто помолодев, вскочила на ноги.
   — Сэм! — воскликнула она, хватая мужа за руку. — Мы должны немедленно отправиться к Чансу! Мне не терпится взглянуть на него и еще раз убедиться, что он наш сын. Пойдем, пойдем скорее! Ехать сейчас, конечно, уже слишком поздно, но мы можем отправиться в путь завтра утром.
   — К сожалению, мы не можем этого сделать, — ответил Сэм. — Неужели ты забыла, что у Чанса есть недруги, которые попытались убить его? Он остался жить лишь благодаря счастливой случайности.
   — Нет, я все хорошо помню. — Летти гневно сверкнула глазами. — Но с Констанцией мы разберемся позднее. Сейчас я хочу лишь одного — поскорее увидеть своего сына. По милости Морли, который оказался трусом и глупцом, мне пришлось ждать тридцать четыре года, и я больше не хочу терять ни минуты.
   — А ты не думаешь, что таким образом мы можем навредить Чансу? — спокойно сказал Сэм.
   Гнев Летти мгновенно утих, и она удивленно посмотрела на мужа.
   — Ты же знаешь, я никогда не сделаю ему ничего плохого.
   — Знаю, дорогая, конечно, знаю. — Сэм поднялся на ноги и обнял жену за плечи. — Но сейчас настал такой момент, когда точный расчет может принести намного больше пользы, чем эмоции. Ты уверена, что родила в ту ночь двух мальчиков-близнецов, один из которых — Чанс?
   Летти медленно кивнула.
   — Конечно, — твердо сказала она. — Ведь иначе нельзя объяснить, почему Чанс так похож на тебя, а у меня тогда снова начались боли. Теперь, когда мы знаем, какую роль сыграл во всей этой истории Морли, сомнений больше не остается. Попробуй доказать, что все было не так! Нет, Чанс — действительно наш сын! Я верю этому дураку Морли, который утверждает, что нашел ребенка возле реки. Если сопоставить известные нам факты, станет ясно: в ту ночь я родила двух мальчиков — одного живого, другого мертвого, а Констанция… — Летти прищурилась. — Она увидела в Чансе будущего соперника Джонатана и решила от него избавиться.
   — Нам надо действовать очень осторожно, — стал уговаривать жену Сэм. — С Констанцией ты должна вести себя так, как будто ничего не произошло. Помни: если она пыталась избавиться от Чанса один раз, то сделает это снова. И к Чансу надо пока тоже относиться по-прежнему. Пойми, доказательств, которые можно было бы представить в суд, у нас нет. Да, мы с тобой знаем, что Чанс — наш сын. Но если мы хотим, чтобы он стал нашим наследником, придется найти более веские доказательства, чём рассказ Морли или отсутствие в гроссбухах записей, свидетельствующих, что Чанс — сын кого-то другого. Кроме того, Джонатан скорее всего будет вставлять нам палки в колеса — ведь он уже не сможет претендовать на мое личное состояние, а это большая часть наследства. Не сомневаюсь, что он не станет сидеть сложа руки и попытается оспорить любое завещание, по которому что-нибудь отойдет Чансу. — Сэм вздохнул. — Мне не хочется, чтобы мой сын провел остаток жизни, бегая по судам и доказывая, что он — наш законный наследник. Если, назвав Чанса сыном, мы не подкрепим это заявление никакими доказательствами, мы только навредим ему, ибо выставим его в дурном свете.
   Летти кивнула.
   — Но самое главное сейчас, — продолжил Сэм, — не дать Констанции ничего заподозрить.
   Помни: она очень осторожный человек. Конечно, тебе будет нелегко скрывать свои чувства, но мы пока не должны никому ничего говорить. Особенно Констанции и… и Джонатану.
   — Ты хочешь сказать, Джонатан… — взволнованно произнесла Летти.
   — Они с Чансом всегда были на ножах. Согласись, Джонатан никогда не любил его. Если же он узнает, что Чанс — наш сын… — Сэм вздохнул. — А кроме того, Джонатан все-таки много взял от своей матери.
   Джонатан действительно во всем походил на мать. Пока Сэм и Летти беседовали на кладбище, обсуждая вставшую перед ними проблему, он планировал убийство Чанса. Двумя часами ранее он получил от Симмонса обнадеживающее известие — Тэкеров удалось найти, и они не возражают против встречи. Обрадованный тем, что братья еще не отправились торговать с индейцами, как обычно делали осенью, Джонатан поблагодарил Симмонса и начал размышлять, как разделаться с Чансом и остаться при этом вне подозрений. Жениться на Фэнси он уже не стремился и раздумывал, стоит ли сохранить ей жизнь. Фэнси — весьма лакомый кусочек, и, если невестой ее сделать не удалось, любовницей она все же могла бы стать. Джонатан улыбнулся: замечательная идея!
   Сидя в кресле, Джонатан довольно потирал руки. Пока все шло хорошо, оставалось лишь встретиться с Тэкерами. Как, черт возьми, приятно думать об устранении противника!
   Известие о том, что Энн уехала в Чертово Место, застало Джонатана врасплох. Узнав, где находится старая служанка, он не на шутку рассердился на мать, понимая, что стояло за решением Констанции отправить Энн в Чертово Место. Сейчас, когда на карту поставлено их будущее, она пошла против его воли! Между сыном и матерью состоялся серьезный разговор. Джонатан не собирался менять свои планы, но поступок Констанции оказался для него неприятным сюрпризом. Подумать только — мать не поддержала его лишь потому, что хотела спасти какую-то старую служанку. Видно, она выжила из ума.
   Вспомнив о разговоре с матерью, Джонатан помрачнел и выглянул в окно. Он по-прежнему жил в Фоксфилде, хотя Констанция после отъезда Чанса и Фэнси вернулась в Уокер-Ридж. Решение сына остаться в Фоксфилде не понравилось Констанции, но Джонатан, как часто бывало, настоял на своем. Ему нравилось, что у него есть теперь собственный дом; кроме того, оставшись один, он мог ездить куда хотел, не отчитываясь перед родственниками.
   Джонатан задумчиво посмотрел на реку. Почти все усадьбы располагались возле реки, и Фоксфилд не был исключением. Невольно сжимая и разжимая кулаки, Джонатан перебирал в уме различные способы разделаться с Чансом. Вскоре его лицо озарилось улыбкой. Он инсценирует нападение индейцев! Если колонисты, переодевшись индейцами, поднялись на стоявшие в Бостонском порту корабли, подумал Джонатан, то почему Тэкеры и их друзья не могут устроить небольшой маскарад и под видом краснокожих напасть на Чертово Место?