Страница:
— Мама очень любит ее, — сказал Джонатан, когда они с Фэнси шли по широкому коридору. — Сейчас Энн уже не служит, живет в маленьком домике возле плантаций, но маме нравится, когда она приходит к нам. Иногда она остается на ночь. Знаете, Энн очень привязана к маме.
Они вошли в просторную, великолепно обставленную столовую. За ужином прислуживали рабы в темно-синих ливреях. Фэнси нашла угощение восхитительным — черепаший суп, ростбиф, телятина, овощи и соусы в изобилии. На десерт подали сдобный сладкий пирог с корицей и варенье из крыжовника и белой черешни. Несмотря на взаимную неприязнь Джонатана и Чанса, завуалированную, впрочем, хорошими манерами обоих, ужин удался. Эллен, вышедшая к столу в голубом платье с атласной кремовой отделкой, выглядела очаровательно. Она ничем не выдала своего недовольства по поводу отсутствия Хью и за ужином мило беседовала с собравшимися. Фэнси решила, что это самый приятный вечер за много месяцев. Пожалуй, только одно не давало ей покоя — присутствие за столом Чанса. Он все время смотрел на сидевшего рядом с Фэнси Джонатана, и в его взгляде читалась насмешка.
Надо отдать должное Джонатану — за ужином он оказывал знаки внимания и Эллен, сидевшей слева от него. Но к концу трапезы всем стало ясно, что Джонатан без ума от Фэнси. Он не сводил с нее глаз, постоянно угощал ее и улыбался. Любезность, с которой Эллен отвечала Джонатану, когда он изредка обращался к ней, ничего не меняла, и Фэнси с трудом удерживалась, чтобы не топнуть ногой от досады. Судя по тому, как вели себя Уокеры по отношению к ней и какими многозначительными взглядами обменивались, они считали, что именно она, Фэнси, будущая невеста Джонатана. Джонатан же не делал ничего, чтобы показать им, что они ошибаются. Скорее всего, вдруг пришло Фэнси в голову, он не сказал никому, на какой из сестер собирается жениться. Очень странно…
Фэнси нахмурилась. Какое счастье, что Эллен не влюблена в Джонатана! Он определенно ведет какую-то непонятную игру. В Лондоне он был совсем другим: респектабельным джентльменом, увлеченным Эллен, но едва они ступили на берег Америки, все внезапно изменилось… Фэнси озабоченно закусила губу. Она уже не могла думать о Джонатане так же хорошо, как раньше, и его действия вызывали все больше вопросов и подозрений. Неужели она ошиблась, неправильно оценила его характер и намерения? Неужели он, как Эллен, разочаровался и полюбил другую? Фэнси похолодела: вдруг Джонатан относится к ней не только как радушный хозяин к гостье? Нет, вряд ли.
Беспокоило Фэнси и присутствие за столом Чанса. Сидя между Констанцией и Энн, Чанс почти не разговаривал с ними. Энн смотрела на него как на чудовище. Возможно, он и есть чудовище, предположила Фэнси. Время от времени Чанс обменивался фразами с Сэмом и Летти, сидевшими на другом конце стола, но Фэнси понимала, что все его внимание сосредоточено на ней и Джонатане. Она попыталась не думать о нем, но всякий раз, когда она опускала взгляд на тарелку, образ Чанса появлялся перед ее мысленным взором.
Когда женщины поднялись из-за стола и направились в Красную гостиную пить кофе, Фэнси обрадовалась. Она не хотела кофе, но была готова идти куда угодно, лишь бы не чувствовать на себе пристальный взгляд Чанса. Увы, передышка оказалась недолгой: Летти только начала разливать кофе, как в гостиную вошли мужчины. Они сразу же принялись рассаживаться: Сэм опустился на канапе рядом с Летти, а Джонатан, верный своей тактике, расположился на другом канапе между Фэнси и Эллен, оставив Чансу стоявшее у черного мраморного камина кресло. Усевшись, он взглянул на своего недруга и самодовольно улыбнулся.
— К сожалению, не могу угостить вас чаем, — сказала Летти, протягивая Фэнси чашку черного кофе. — С тех пор как британский парламент ввел эти ужасные сборы, многие из нас перестали покупать чай. В Лондоне известно о том, что произошло в Бостоне в декабре прошлого года? Не могу сказать, что мне это нравится, но поверьте, колонистов тоже можно понять.
— Вы говорите о том случае, когда колонисты, переодевшись индейцами, поднялись на корабли, сбросили в море мешки с чаем и другие грузы? — с интересом спросила Фэнси. В Лондоне происшедшее вызвало бурную реакцию, и даже она знала, что отношения между Англией и колонией становятся все напряженнее.
— Да. — Сэм кивнул. — Этот инцидент часто называют Бостонским чаепитием, однако не хотел бы я присутствовать на подобном чаепитии. Кстати, не думаю, что лорд Норт поступил правильно, распорядившись закрыть Бостонский порт. Нервы у всех на пределе. Кое-где, говорят, уже начались волнения.
— Большинство колонистов считают, что любые налоги и сборы вправе устанавливать только они сами, — заметил Чанс, серьезно глядя на Сэма.
— Глупости! — вмешался Джонатан. — Разве мы не англичане, разве Англия нам не родина? Британское правительство вправе решать, какие налоги и сборы нам следует платить.
— Не знаю, — буркнул Чанс. — Лично для меня родина — Виргиния, а уже потом — Англия.
— Значит, ты поддерживаешь смутьянов? — На лице Джонатана появилась презрительная гримаса. — Как, кстати, они себя называют? Ах да, вспомнил — «Сыны свободы». Ты, случайно, не член этого общества?
— Не важно, Джонатан, — спокойно сказал Сэм. — За тот год, что ты провел в Англии, здесь многое изменилось, причем не только в Бостоне. Даже у нас в Виргинии отношения между колонистами и британскими чиновниками не самые лучшие. В мае губернатор Данмор распустил законодательное собрание только потому, что его члены собирались объявить первое июня, дату закрытия Бостонского порта, днем молитвы и поста. Против британских властей выступают сейчас не только смутьяны и головорезы, но и многие честные предприниматели и плантаторы. Все они считают, что лорд Норт зашел слишком далеко.
— Как? И ты их поддерживаешь? — поразился Джонатан.
— Не знаю. — Сэм пожал плечами. — Но согласись, в колонии неспокойно. Не исключено даже, что она отделится от Англии.
— Боже мой! Не верю своим ушам, Сэм! — воскликнул Джонатан. — Ты серьезно? Ты оправдываешь смутьянов?
— Он этого не говорил, — вмешался Чанс, — а лишь заметил, что людей, стремящихся к независимости от Англии, все больше и больше, и не все они негодяи и болтуны.
— Ну хватит! — раздраженно бросила Констанция. — Мне надоело слушать эту бессмысленную болтовню. Колония была, есть и будет владением Англии. А инцидент, о котором вы говорили, — небольшая потасовка, не имеющая значения. Через несколько месяцев о нем забудут, и все будет как раньше. Бостонцам надо только возместить торговцам убытки и заявить, что они готовы соблюдать британские законы. Даже Бенджамин Франклин советует им так поступить. — Она с улыбкой обратилась к Фэнси: — Не слушайте их, моя дорогая, все это пустяки. Если верить некоторым, — она неприязненно покосилась на Чанса, — вы находитесь в среде мятежников, а это вздор.
Спор мужчин казался Фэнси весьма интересным, и она немного огорчилась, когда они, сменив тему беседы, заговорили о других, более обыденных вещах. Остаток вечера прошел довольно скучно, и Фэнси вздохнула с облегчением, когда он подошел к концу. Утомленные длительным путешествием, Фэнси и Эллен были искренне благодарны Летти, когда та, взглянув на них и поняв, как они устали, сказала:
— Пожалуйста, Констанция, давай заканчивать нашу встречу. Милые гостьи очень устали и сейчас, наверное, мечтают об одном — побыстрее оказаться в постели. А завтра, когда они отдохнут, вы продолжите беседу.
— Я, правда, очень устала, — виновато улыбнулась Фэнси. — Разумеется, утром я с удовольствием расскажу вам о том, что сейчас в моде в Лондоне, — добавила она, обернувшись к Констанции, которой слова Летти пришлись не по душе.
Обменявшись с Уокерами несколькими любезными фразами, Фэнси и Эллен вышли из гостиной и стали подниматься по лестнице, направляясь к себе. Несмотря на отсутствие Хью, Эллен была в хорошем настроении, и это показалось Фэнси странным.
— Ты не огорчилась, что с нами сегодня не было Хью? — спросила она.
— Да, сначала я была расстроена, — кивнула Эллен. — Но когда мы пошли в столовую, мне удалось поговорить с Чансом, и он сказал, что завтра утром Хью и его отец приедут сюда. У них плантации в Фэрвью, а это, насколько я знаю, в десяти милях от Уокер-Ридж.
Фэнси молча выслушала сестру, размышляя, почему Чанс так хорошо относится к Эллен и так плохо — к ней. Впрочем, какое это имеет значение? Совсем скоро Чанс уедет, и она никогда больше не увидит его насмешливого лица. Эта перспектива против ожидания не успокоила Фэнси. Она поморщилась. Что же с ней такое? Ведь Чанс смеется над ней, издевается… Но воспоминания о том, как они целовались на поляне, не оставляли ее, рождая в душе возбуждение, смешанное со страхом.
— Хм-м, а Чанс не говорил, как долго он останется в Уокер-Ридж? — неуверенно спросила Фэнси, чувствуя, как ее лицо заливает краска.
Думая о Хью, Эллен не обратила внимания ни на румянец на щеках сестры, ни на ее дрожащий голос.
— По-моему, он сказал, что у него здесь есть дела, — непринужденно ответила она, останавливаясь у дверей спальни. — Думаю, он еще пробудет день или два. — Она неожиданно зевнула и широко улыбнулась. — Я так обрадовалась, когда миссис Уокер прервала наш разговор. Я очень боялась, что мать Джонатана спросит меня о чем-нибудь, а я зевну.
Пожелав друг другу спокойной ночи, сестры разошлись по комнатам. Ора уже ждала Фэнси в спальне, помогла ей раздеться и аккуратно сложила одежду. Отпустив служанку, Фэнси расчесала волосы и, надев ночную рубашку из батиста, легла в постель. Как прекрасно лежать не под открытым небом на жесткой земле, а в теплой и мягкой постели! Фэнси с облегчением вздохнула и прижалась щекой к пахнущей лавандой подушке. Господи, она готова лежать так хоть целую неделю. И никогда, твердо решила Фэнси, не будет она вспоминать о голубоглазом дьяволе Чансе Уокере.
Глава 8
Они вошли в просторную, великолепно обставленную столовую. За ужином прислуживали рабы в темно-синих ливреях. Фэнси нашла угощение восхитительным — черепаший суп, ростбиф, телятина, овощи и соусы в изобилии. На десерт подали сдобный сладкий пирог с корицей и варенье из крыжовника и белой черешни. Несмотря на взаимную неприязнь Джонатана и Чанса, завуалированную, впрочем, хорошими манерами обоих, ужин удался. Эллен, вышедшая к столу в голубом платье с атласной кремовой отделкой, выглядела очаровательно. Она ничем не выдала своего недовольства по поводу отсутствия Хью и за ужином мило беседовала с собравшимися. Фэнси решила, что это самый приятный вечер за много месяцев. Пожалуй, только одно не давало ей покоя — присутствие за столом Чанса. Он все время смотрел на сидевшего рядом с Фэнси Джонатана, и в его взгляде читалась насмешка.
Надо отдать должное Джонатану — за ужином он оказывал знаки внимания и Эллен, сидевшей слева от него. Но к концу трапезы всем стало ясно, что Джонатан без ума от Фэнси. Он не сводил с нее глаз, постоянно угощал ее и улыбался. Любезность, с которой Эллен отвечала Джонатану, когда он изредка обращался к ней, ничего не меняла, и Фэнси с трудом удерживалась, чтобы не топнуть ногой от досады. Судя по тому, как вели себя Уокеры по отношению к ней и какими многозначительными взглядами обменивались, они считали, что именно она, Фэнси, будущая невеста Джонатана. Джонатан же не делал ничего, чтобы показать им, что они ошибаются. Скорее всего, вдруг пришло Фэнси в голову, он не сказал никому, на какой из сестер собирается жениться. Очень странно…
Фэнси нахмурилась. Какое счастье, что Эллен не влюблена в Джонатана! Он определенно ведет какую-то непонятную игру. В Лондоне он был совсем другим: респектабельным джентльменом, увлеченным Эллен, но едва они ступили на берег Америки, все внезапно изменилось… Фэнси озабоченно закусила губу. Она уже не могла думать о Джонатане так же хорошо, как раньше, и его действия вызывали все больше вопросов и подозрений. Неужели она ошиблась, неправильно оценила его характер и намерения? Неужели он, как Эллен, разочаровался и полюбил другую? Фэнси похолодела: вдруг Джонатан относится к ней не только как радушный хозяин к гостье? Нет, вряд ли.
Беспокоило Фэнси и присутствие за столом Чанса. Сидя между Констанцией и Энн, Чанс почти не разговаривал с ними. Энн смотрела на него как на чудовище. Возможно, он и есть чудовище, предположила Фэнси. Время от времени Чанс обменивался фразами с Сэмом и Летти, сидевшими на другом конце стола, но Фэнси понимала, что все его внимание сосредоточено на ней и Джонатане. Она попыталась не думать о нем, но всякий раз, когда она опускала взгляд на тарелку, образ Чанса появлялся перед ее мысленным взором.
Когда женщины поднялись из-за стола и направились в Красную гостиную пить кофе, Фэнси обрадовалась. Она не хотела кофе, но была готова идти куда угодно, лишь бы не чувствовать на себе пристальный взгляд Чанса. Увы, передышка оказалась недолгой: Летти только начала разливать кофе, как в гостиную вошли мужчины. Они сразу же принялись рассаживаться: Сэм опустился на канапе рядом с Летти, а Джонатан, верный своей тактике, расположился на другом канапе между Фэнси и Эллен, оставив Чансу стоявшее у черного мраморного камина кресло. Усевшись, он взглянул на своего недруга и самодовольно улыбнулся.
— К сожалению, не могу угостить вас чаем, — сказала Летти, протягивая Фэнси чашку черного кофе. — С тех пор как британский парламент ввел эти ужасные сборы, многие из нас перестали покупать чай. В Лондоне известно о том, что произошло в Бостоне в декабре прошлого года? Не могу сказать, что мне это нравится, но поверьте, колонистов тоже можно понять.
— Вы говорите о том случае, когда колонисты, переодевшись индейцами, поднялись на корабли, сбросили в море мешки с чаем и другие грузы? — с интересом спросила Фэнси. В Лондоне происшедшее вызвало бурную реакцию, и даже она знала, что отношения между Англией и колонией становятся все напряженнее.
— Да. — Сэм кивнул. — Этот инцидент часто называют Бостонским чаепитием, однако не хотел бы я присутствовать на подобном чаепитии. Кстати, не думаю, что лорд Норт поступил правильно, распорядившись закрыть Бостонский порт. Нервы у всех на пределе. Кое-где, говорят, уже начались волнения.
— Большинство колонистов считают, что любые налоги и сборы вправе устанавливать только они сами, — заметил Чанс, серьезно глядя на Сэма.
— Глупости! — вмешался Джонатан. — Разве мы не англичане, разве Англия нам не родина? Британское правительство вправе решать, какие налоги и сборы нам следует платить.
— Не знаю, — буркнул Чанс. — Лично для меня родина — Виргиния, а уже потом — Англия.
— Значит, ты поддерживаешь смутьянов? — На лице Джонатана появилась презрительная гримаса. — Как, кстати, они себя называют? Ах да, вспомнил — «Сыны свободы». Ты, случайно, не член этого общества?
— Не важно, Джонатан, — спокойно сказал Сэм. — За тот год, что ты провел в Англии, здесь многое изменилось, причем не только в Бостоне. Даже у нас в Виргинии отношения между колонистами и британскими чиновниками не самые лучшие. В мае губернатор Данмор распустил законодательное собрание только потому, что его члены собирались объявить первое июня, дату закрытия Бостонского порта, днем молитвы и поста. Против британских властей выступают сейчас не только смутьяны и головорезы, но и многие честные предприниматели и плантаторы. Все они считают, что лорд Норт зашел слишком далеко.
— Как? И ты их поддерживаешь? — поразился Джонатан.
— Не знаю. — Сэм пожал плечами. — Но согласись, в колонии неспокойно. Не исключено даже, что она отделится от Англии.
— Боже мой! Не верю своим ушам, Сэм! — воскликнул Джонатан. — Ты серьезно? Ты оправдываешь смутьянов?
— Он этого не говорил, — вмешался Чанс, — а лишь заметил, что людей, стремящихся к независимости от Англии, все больше и больше, и не все они негодяи и болтуны.
— Ну хватит! — раздраженно бросила Констанция. — Мне надоело слушать эту бессмысленную болтовню. Колония была, есть и будет владением Англии. А инцидент, о котором вы говорили, — небольшая потасовка, не имеющая значения. Через несколько месяцев о нем забудут, и все будет как раньше. Бостонцам надо только возместить торговцам убытки и заявить, что они готовы соблюдать британские законы. Даже Бенджамин Франклин советует им так поступить. — Она с улыбкой обратилась к Фэнси: — Не слушайте их, моя дорогая, все это пустяки. Если верить некоторым, — она неприязненно покосилась на Чанса, — вы находитесь в среде мятежников, а это вздор.
Спор мужчин казался Фэнси весьма интересным, и она немного огорчилась, когда они, сменив тему беседы, заговорили о других, более обыденных вещах. Остаток вечера прошел довольно скучно, и Фэнси вздохнула с облегчением, когда он подошел к концу. Утомленные длительным путешествием, Фэнси и Эллен были искренне благодарны Летти, когда та, взглянув на них и поняв, как они устали, сказала:
— Пожалуйста, Констанция, давай заканчивать нашу встречу. Милые гостьи очень устали и сейчас, наверное, мечтают об одном — побыстрее оказаться в постели. А завтра, когда они отдохнут, вы продолжите беседу.
— Я, правда, очень устала, — виновато улыбнулась Фэнси. — Разумеется, утром я с удовольствием расскажу вам о том, что сейчас в моде в Лондоне, — добавила она, обернувшись к Констанции, которой слова Летти пришлись не по душе.
Обменявшись с Уокерами несколькими любезными фразами, Фэнси и Эллен вышли из гостиной и стали подниматься по лестнице, направляясь к себе. Несмотря на отсутствие Хью, Эллен была в хорошем настроении, и это показалось Фэнси странным.
— Ты не огорчилась, что с нами сегодня не было Хью? — спросила она.
— Да, сначала я была расстроена, — кивнула Эллен. — Но когда мы пошли в столовую, мне удалось поговорить с Чансом, и он сказал, что завтра утром Хью и его отец приедут сюда. У них плантации в Фэрвью, а это, насколько я знаю, в десяти милях от Уокер-Ридж.
Фэнси молча выслушала сестру, размышляя, почему Чанс так хорошо относится к Эллен и так плохо — к ней. Впрочем, какое это имеет значение? Совсем скоро Чанс уедет, и она никогда больше не увидит его насмешливого лица. Эта перспектива против ожидания не успокоила Фэнси. Она поморщилась. Что же с ней такое? Ведь Чанс смеется над ней, издевается… Но воспоминания о том, как они целовались на поляне, не оставляли ее, рождая в душе возбуждение, смешанное со страхом.
— Хм-м, а Чанс не говорил, как долго он останется в Уокер-Ридж? — неуверенно спросила Фэнси, чувствуя, как ее лицо заливает краска.
Думая о Хью, Эллен не обратила внимания ни на румянец на щеках сестры, ни на ее дрожащий голос.
— По-моему, он сказал, что у него здесь есть дела, — непринужденно ответила она, останавливаясь у дверей спальни. — Думаю, он еще пробудет день или два. — Она неожиданно зевнула и широко улыбнулась. — Я так обрадовалась, когда миссис Уокер прервала наш разговор. Я очень боялась, что мать Джонатана спросит меня о чем-нибудь, а я зевну.
Пожелав друг другу спокойной ночи, сестры разошлись по комнатам. Ора уже ждала Фэнси в спальне, помогла ей раздеться и аккуратно сложила одежду. Отпустив служанку, Фэнси расчесала волосы и, надев ночную рубашку из батиста, легла в постель. Как прекрасно лежать не под открытым небом на жесткой земле, а в теплой и мягкой постели! Фэнси с облегчением вздохнула и прижалась щекой к пахнущей лавандой подушке. Господи, она готова лежать так хоть целую неделю. И никогда, твердо решила Фэнси, не будет она вспоминать о голубоглазом дьяволе Чансе Уокере.
Глава 8
Если Фэнси погрузилась в сон почти сразу после того, как закрыла глаза, Чанс, наоборот, долго не мог заснуть. Им овладело какое-то непонятное беспокойство, он встал с постели и стал нервно ходить по изысканно обставленной спальне, в которой обычно ночевал, когда приезжал в Уокер-Ридж. В этой комнате он хранил некоторые свои вещи — одежду, которая была на нем в тот вечер, и кое-что еще. Впрочем, в последнее время он нечасто посещал усадьбу, которая со временем будет собственностью Джонатана. Чанс не сомневался, что тогда дорога в Уокер-Ридж окажется для него закрытой навсегда.
В одном конце спальни находилась огромная кровать из красного дерева с балдахином из шелка бордового цвета. В другом стояло несколько массивных кресел и два стола с мраморными столешницами. На полу лежал серо-черный ковер. Вдоль стены тянулся большой дубовый буфет со множеством стаканов, бокалов и хрустальных графинов с горячительными напитками. Налив себе бренди, Чанс удобно устроился в кожаном кресле и вытянул ноги. Его волосы растрепались и свободно падали на виски и шею. Чанс снял камзол, шейный платок и жилет и остался в белой льняной рубашке, расстегнутой на груди. Сделав глоток бренди, он рассеянно смотрел на ковер, вспоминая о событиях прошедшего вечера.
Чансу очень хотелось верить, что сегодняшний день ничем не отличается от других, проведенных им в Уокер-Ридж, но он знал, что, думая так, обманывает себя. Присутствие Фэнси сделало этот день особым. Боже, какое удовольствие он получил, увидев Фэнси стоявшей в Красной гостиной в лучах заходившего солнца! В шелковом платье, с широко открытыми, полными смятения золотистыми глазами и спадавшей на восхитительную грудь непослушной прядью волос, Фэнси обворожила его. Когда она только появилась в гостиной, он чуть не бросился к ней, не прижал к себе.
Чанс нахмурился. К черту романтические бредни! После смерти жены Чане считал, что навсегда оставил романтику. Дженни преподала ему хороший урок: женщинам нравятся не влюбленные безумцы, каким когда-то был он, а бессердечные негодяи вроде Джонатана. Вспомнив о своем недруге, Чанс сделал еще один глоток бренди и, как уже не раз бывало, стал перебирать в уме его деяния.
Вражда между ними, приведшая в конце концов к гибели Дженни, зародилась давно, и Чанс даже не мог сказать, с какого времени он начал относиться к Джонатану как к врагу. Они встретились еще в детстве, когда Эндрю и Марта привезли однажды Чанса в Уокер-Ридж. Ему было тогда четыре года, Джонатану — шесть. Чанс хорошо запомнил, что уже в то время Джонатан почему-то проявлял к нему явную враждебность.
Тогда, много лет назад, Эндрю и Марта приехали навестить Морли, но домик надсмотрщика за рабами, в котором он жил, оказался слишком мал, и разместить в нем всех не удалось. Сэм и Летти, всего за несколько недель до этого вернувшиеся из Англии, предложили гостям заночевать в усадьбе. Как-никак одна семья.
Эндрю и Марта согласились. Все считали, что Чанс и Джонатан, почти ровесники, скоро подружатся и поладят друг с другом. Но этого не произошло — то ли потому, что Джонатан, всеобщий любимец, привыкший быть в центре внимания, не хотел, чтобы взрослые привечали другого, то ли потому, что он сразу почувствовал необъяснимую, подсознательную ненависть к Чансу. Чанс так и не понял, что двигало тогда маленьким Джонатаном. Впрочем, это было не так уж важно. Уже первая их встреча закончилась дракой, и с тех пор они оставались врагами. К счастью, Чанс жил у Эндрю и Марты, далеко от Уокер-Ридж, и семьи практически не общались между собой. Три или четыре раза в год у Эндрю бывал Морли — главным образом для того, чтобы посмотреть на Чанса и убедиться, что с ним все в порядке. Иногда к приемным родителям Чанса заезжали Сэм и Летти, но Констанция и Джонатан ни разу не посетили их дом.
Повзрослев, Чанс по настоянию Морли стал бывать на его плантации в Фэрвью и проводить все больше времени в Уокер-Ридж. В те годы Чанс и Джонатан виделись не часто. Подобно многим отпрыскам из богатых плантаторских семей, Джонатан учился в Англии и редко бывал дома. Но иногда они все-таки встречались, и к тому времени, когда они из мальчиков превратились в юношей, всем стало ясно, что они никогда не подружатся.
Взаимная неприязнь с Джонатаном и — правда, в меньшей степени — с Констанцией нисколько не отражалась на отношениях Чанса с Сэмом и Летти. Чем враждебнее относился к нему Джонатан, чем презрительнее смотрела Констанция, тем радушнее принимали его Сэм и Летти всякий раз, когда он заезжал в Уокер-Ридж. Со временем Чанс полюбил милых супругов, а они, в свою очередь, очень привязались к нему. Морли тоже всегда был рядом. Хотя он не особенно распространялся о своих отношениях с Сэмом и Летти, Чанс давно понял, что они немало сделали для него. Сэм многому научил и Чанса, и именно благодаря ему юношу считали не просто незаконнорожденным сыном Морли, прижитым неизвестно с кем, а членом семьи Уокеров.
Однако Джонатан по-прежнему отказывался признать Чанса одним из своих близких. Он упорно не хотел видеть Чанса в Уокер-Ридж и с явным неодобрением смотрел на его дружбу с Сэмом. Констанция тоже относилась к Чансу неприязненно, однако не чувствовала к нему внутреннего отвращения и скорее следовала примеру сына. Кроме того, ей очень не нравилось, что незаконнорожденный сын Морли появляется в усадьбе.
Странно, но на первых порах Чанс не принимал враждебность Джонатана всерьез, она казалась ему смешной, и он не раз потешался над своим недругом. Джонатан обижался и вызывал его на различные состязания — кто быстрее доскачет на лошади до какого-либо места, большее количество раз попадет в цель, скорее познакомится с девушкой в таверне и так далее. Но особенно враждебно Джонатан стал относиться к Чансу, когда тот начал сколачивать собственный капитал и однажды выиграл у него большой участок земли. Впрочем, нет, подумал Чанс, отпивая еще бренди, вражда между ними обострилась прежде, чем за игорным столом ему улыбнулось счастье. Роковой поворот начался после того, как Джонатан увидел Дженни…
«Нет, — приказал себе Чанс, — не вспоминай о происшедшей трагедии! Сейчас надо думать о будущем, и, даже если оно неразрывно связано с прошлым, ворошить былое не имеет смысла».
Допив бренди, Чане налил себе еще один бокал и стал ходить по комнате. Идея отнять у Джонатана невесту не оставляла его. По правде говоря, с тех пор как эта мысль впервые пришла Чансу в голову, он не мог думать ни о чем ином, кроме соблазнения баронессы.
Чанс уже долгие годы мечтал о мщении. Ему приходили на ум самые разные варианты, но ни один из них не давал возможности сделать то, к чему он стремился: нанести удар в самое уязвимое место Джонатана — его самолюбие. Дуэль, например, заняла бы всего несколько минут, но, хотя Чанс не сомневался в ее исходе и был не прочь в одночасье покончить со своим недругом, он оставил эту идею. Ему хотелось заставить Джонатана страдать, пережить такие же мучения, какие испытала Дженни перед тем, как покончить с собой. Нет, Джонатан должен жить — жить и терзаться душевными муками, постоянно вспоминая о том, что у него из-под носа увели женщину, которую он хотел назвать своей невестой. Остановившись на мгновение, Чанс улыбнулся. Да, только тогда страдания Джонатана доставят ему наслаждение.
Чанс тщательно обдумал свой план, лишь однажды усомнившись в том, что пострадать может не только Джонатан. То, что он собирается сделать, вряд ли понравится Сэму и Летти, и они, наверное, будут правы, если сразу укажут ему на дверь. Чанс поморщился — не хотелось, чтобы события развивались именно так, однако он был уверен, что рано или поздно Сэм и Летти простят его.
А графиня… Уж она-то никогда не простит, но он, в свою очередь, сделает все, чтобы доказать ей: быть его женой не так плохо. Конечно, его действия не вызовут у Фэнси восторга; она даже может прийти в ярость, но пытаться что-то изменить будет уже поздно. Надо наносить удар как можно быстрее и изощреннее, чтобы Фэнси не удалось вырваться из сетей, а Джонатан не смог изменить ситуацию в свою пользу.
Хладнокровно думая о том, как использовать Фэнси, Чанс не испытывал угрызений совести: ведь графиня не любит Джонатана. Наблюдая за ними за ужином, он не раз в этом убедился. Фэнси уже успела побывать замужем, и считать ее восторженной девчонкой, пошедшей за человеком, который показался ей сказочным принцем, нельзя. Но если она не любит Джонатана, то, очевидно, руководствуется практическими соображениями. Разумеется, если речь идет о богатстве, он вряд ли даст ей столько же, сколько Джонатан, однако бедной она не останется. Он будет идеальным мужем, верным, добрым и чутким, и никогда не станет скупиться — ни на деньги, ни на ласки.
Чанс вновь вспомнил, как поцеловал Фэнси на поляне возле магнолии. Да, на ласки он будет очень щедр! В конце концов, он совершает достойное дело — вступает с ней в брак, а не соблазняет и потом бросает, как делают некоторые негодяи. Джонатан — самовлюбленный и черствый мерзавец, и Фэнси никогда не будет счастлива с ним. Возможно, когда-нибудь она даже поблагодарит его за то, что он спас ее от брака с Джонатаном.
Так убеждая себя, Чанс пришел к заключению, что он, спокойно и расчетливо скомпрометировав Фэнси и склонив ее к браку, отомстит Джонатану и облагодетельствует баронессу. Он допил бренди и взглянул на стоявшие на камине часы из позолоченной бронзы. Уже перевалило за полночь. Ждать оставалось совсем недолго. Решив, что он вполне успеет выспаться, Чанс лег в постель и закрыл глаза.
Он проснулся приблизительно за час до зари. Свечи, которые он забыл потушить, оплыли, в комнате стоял полумрак. Поднявшись с кровати, Чанс потянулся, плеснул себе в лицо водой из стоявшего на умывальнике кувшина и пригладил спутанные волосы. Ему очень хотелось выпить чашку горячего кофе, но пришлось довольствоваться бренди. Сделав два глотка, Чанс аккуратно поставил бокал на место и вздохнул. Вот и настало время нанести визит будущей невесте.
Когда через несколько минут Чанс вошел в спальню Фэнси, небо едва начало светлеть. Поговорив накануне с Эллен, Чанс знал, какие покои выбрала для себя Фэнси. Очень важно не перепутать комнаты, усмехнулся он и внезапно поймал себя на мысли о том, что идея отнять у Джонатана невесту была бы значительно менее привлекательной, если бы выбор его недруга пал на Эллен… Не желая больше думать, из каких побуждений он идет к Фэнси, Чанс открыл дверь спальни и вошел внутрь.
Дойдя до постели, он быстро разделся и, осторожно приподняв прозрачный полог, скользнул под одеяло рядом с Фэнси.
Под тяжестью его тела перина промялась. Фэнси шевельнулась, но не проснулась. Чанс почувствовал тепло ее обнаженного тела, и ему безумно захотелось дотронуться до Фэнси, поцеловать ее… Нет, не сейчас, ведь соблазнять Фэнси ему совершенно не нужно. Он уже компрометировал ее тем, что оказался у нее в постели. Чанс готов ждать до тех пор, пока баронесса не поймет: ее судьба решена.
Фэнси не сразу поняла, что она не одна в огромной постели. Медленно, с наслаждением, потянувшись, она на мгновение открыла глаза и тут же вновь закрыла их, ослепленная яркими солнечными лучами. Она спала крепко и видела во сне Чанса. Он обнимал, ласкал, целовал ее… Как чудесно! Сейчас, еще не совсем пробудившись, она переживала волшебные мгновения.
Вдруг что-то теплое и твердое прикоснулось к ее спине. Фэнси вздрогнула, натянула на себя простыню и, повернувшись, застыла от ужаса. Рядом лежал Чанс Уокер! Подложив руки под голову, он с улыбкой смотрел на нее.
Ошеломленная, Фэнси протерла глаза и даже ущипнула себя. Это, наверное, сон! Нет, не может Чанс Уокер лежать рядом с ней в постели!
— Доброе утро, графиня, — медленно произнес Чанс. Его голубые глаза блестели, а на лице играла легкая усмешка.
— Что вы здесь делаете? — возмущенно выдохнула Фэнси. — Немедленно убирайтесь отсюда! Вы не имеете права! О Господи! А если сейчас сюда кто-нибудь войдет?
— Прошлая ночь для вас ничего не значит? — обиженно спросил Чанс.
— Что вы имеете в виду? — в смятении спросила она, вспоминая свой сон и краснея. Мысли беспорядочно роились в голове. Неужели он знает, что она видела во сне? Это был только сон?
Чанс с нескрываемым интересом следил за Фэнси и заметил, как запылали румянцем щеки баронессы. Интересно, почему?
— Вы не помните? — произнес он прищуриваясь. Фэнси перевела дыхание. Какой вздор! Она не сделала ничего предосудительного, а во сне она может видеть все, что угодно.
— Конечно, не помню, — резко ответила она. — Мне нечего помнить!
— Я думал, вы будете по-другому говорить о первой ночи, которую мы провели вместе, графиня.
— Не смейте называть меня «графиня»!
— Леди Мерривейл! Вы не спите? — В комнату, неся большой поднос с серебряным кофейником и несколькими изящными чашками, вошла Констанция.
Фэнси побледнела, и ее лицо исказилось страхом.
— О Господи, — простонала она. — Мать Джонатана. Она-то что здесь делает?
— Очевидно, хочет о чем-то поговорить с вами наедине, — пробормотал Чанс, довольно улыбаясь. Он рассчитывал, что их обнаружит Ора, которая затем разнесет весть по всему дому, или Эллен, но ему явно улыбнулась удача. Чанс даже почувствовал нечто вроде благодарности к Констанции.
— Я надеялась, что вы уже проснулись, — сказала Констанция, обходя кровать с задернутым пологом в поисках места, куда бы поставить поднос. — Знаете, я думала, что именно сейчас мы могли бы поговорить наедине, спокойно и не боясь, что нам кто-нибудь помешает. — Она нервно засмеялась. — Возможно, не очень вежливо с моей стороны вторгаться в вашу спальню, но, знаете, отношения между вами и Джонатаном таковы… Одним словом, я думаю, мы с вами вполне можем обходиться без излишних церемоний. Зачем, когда мы уже почти члены одной семьи?
Чувствуя, что ее сердце от ярости и ужаса готово выскочить из груди, Фэнси покосилась на Чанса:
— Молчите, ради Бога, ни слова.
— Что? — переспросила Констанция. — Вы что-то сказали, дорогая?
— Н-нет, — пробормотала Фэнси, садясь на постели и думая о том, как хорошо, что полог скрывает ее и Чанса от Констанции. Больше всего в эту минуту ей хотелось, чтобы мужчина, лежащий рядом, куда-нибудь исчез или чтобы все происходящее оказалось кошмарным сном. Она судорожно мяла простыню на груди. Если Констанция или кто-нибудь еще увидит ее в постели с Чансом…
— Я принесла кофе и горячие булочки, — щебетала Констанция. — Ах да, вот и клубничный джем. Его готовила Летти. Надеюсь, он вам понравится. Скажите, где поставить поднос — здесь или в гостиной?
— Может быть, найдется что-нибудь и для меня? — В спальню не торопясь, вошла Эллен в голубом пеньюаре. —
Господи, как сладко я спала, — сказала она, изящно прикрывая рот ладошкой. — А ты, Фэнси?
— Правда, как вам спалось? — едва слышно прошептал Чанс.
— Не смешно, — пробормотала Фэнси, думая о том, что Эллен может в любую минуту отдернуть полог. Она гневно смотрела на Чанса. Ах, какой он красивый: обнаженный до пояса, со взъерошенными черными волосами и легкой щетиной на подбородке! Но с каким бы удовольствием она убила этого человека, причем не сразу, а медленно, наслаждаясь его страданиями.
— Вы специально все подстроили, да? — тихо, с явным негодованием в голосе спросила Фэнси, в ужасе думая о том, что за занавеской стоят Эллен и Констанция.
В одном конце спальни находилась огромная кровать из красного дерева с балдахином из шелка бордового цвета. В другом стояло несколько массивных кресел и два стола с мраморными столешницами. На полу лежал серо-черный ковер. Вдоль стены тянулся большой дубовый буфет со множеством стаканов, бокалов и хрустальных графинов с горячительными напитками. Налив себе бренди, Чанс удобно устроился в кожаном кресле и вытянул ноги. Его волосы растрепались и свободно падали на виски и шею. Чанс снял камзол, шейный платок и жилет и остался в белой льняной рубашке, расстегнутой на груди. Сделав глоток бренди, он рассеянно смотрел на ковер, вспоминая о событиях прошедшего вечера.
Чансу очень хотелось верить, что сегодняшний день ничем не отличается от других, проведенных им в Уокер-Ридж, но он знал, что, думая так, обманывает себя. Присутствие Фэнси сделало этот день особым. Боже, какое удовольствие он получил, увидев Фэнси стоявшей в Красной гостиной в лучах заходившего солнца! В шелковом платье, с широко открытыми, полными смятения золотистыми глазами и спадавшей на восхитительную грудь непослушной прядью волос, Фэнси обворожила его. Когда она только появилась в гостиной, он чуть не бросился к ней, не прижал к себе.
Чанс нахмурился. К черту романтические бредни! После смерти жены Чане считал, что навсегда оставил романтику. Дженни преподала ему хороший урок: женщинам нравятся не влюбленные безумцы, каким когда-то был он, а бессердечные негодяи вроде Джонатана. Вспомнив о своем недруге, Чанс сделал еще один глоток бренди и, как уже не раз бывало, стал перебирать в уме его деяния.
Вражда между ними, приведшая в конце концов к гибели Дженни, зародилась давно, и Чанс даже не мог сказать, с какого времени он начал относиться к Джонатану как к врагу. Они встретились еще в детстве, когда Эндрю и Марта привезли однажды Чанса в Уокер-Ридж. Ему было тогда четыре года, Джонатану — шесть. Чанс хорошо запомнил, что уже в то время Джонатан почему-то проявлял к нему явную враждебность.
Тогда, много лет назад, Эндрю и Марта приехали навестить Морли, но домик надсмотрщика за рабами, в котором он жил, оказался слишком мал, и разместить в нем всех не удалось. Сэм и Летти, всего за несколько недель до этого вернувшиеся из Англии, предложили гостям заночевать в усадьбе. Как-никак одна семья.
Эндрю и Марта согласились. Все считали, что Чанс и Джонатан, почти ровесники, скоро подружатся и поладят друг с другом. Но этого не произошло — то ли потому, что Джонатан, всеобщий любимец, привыкший быть в центре внимания, не хотел, чтобы взрослые привечали другого, то ли потому, что он сразу почувствовал необъяснимую, подсознательную ненависть к Чансу. Чанс так и не понял, что двигало тогда маленьким Джонатаном. Впрочем, это было не так уж важно. Уже первая их встреча закончилась дракой, и с тех пор они оставались врагами. К счастью, Чанс жил у Эндрю и Марты, далеко от Уокер-Ридж, и семьи практически не общались между собой. Три или четыре раза в год у Эндрю бывал Морли — главным образом для того, чтобы посмотреть на Чанса и убедиться, что с ним все в порядке. Иногда к приемным родителям Чанса заезжали Сэм и Летти, но Констанция и Джонатан ни разу не посетили их дом.
Повзрослев, Чанс по настоянию Морли стал бывать на его плантации в Фэрвью и проводить все больше времени в Уокер-Ридж. В те годы Чанс и Джонатан виделись не часто. Подобно многим отпрыскам из богатых плантаторских семей, Джонатан учился в Англии и редко бывал дома. Но иногда они все-таки встречались, и к тому времени, когда они из мальчиков превратились в юношей, всем стало ясно, что они никогда не подружатся.
Взаимная неприязнь с Джонатаном и — правда, в меньшей степени — с Констанцией нисколько не отражалась на отношениях Чанса с Сэмом и Летти. Чем враждебнее относился к нему Джонатан, чем презрительнее смотрела Констанция, тем радушнее принимали его Сэм и Летти всякий раз, когда он заезжал в Уокер-Ридж. Со временем Чанс полюбил милых супругов, а они, в свою очередь, очень привязались к нему. Морли тоже всегда был рядом. Хотя он не особенно распространялся о своих отношениях с Сэмом и Летти, Чанс давно понял, что они немало сделали для него. Сэм многому научил и Чанса, и именно благодаря ему юношу считали не просто незаконнорожденным сыном Морли, прижитым неизвестно с кем, а членом семьи Уокеров.
Однако Джонатан по-прежнему отказывался признать Чанса одним из своих близких. Он упорно не хотел видеть Чанса в Уокер-Ридж и с явным неодобрением смотрел на его дружбу с Сэмом. Констанция тоже относилась к Чансу неприязненно, однако не чувствовала к нему внутреннего отвращения и скорее следовала примеру сына. Кроме того, ей очень не нравилось, что незаконнорожденный сын Морли появляется в усадьбе.
Странно, но на первых порах Чанс не принимал враждебность Джонатана всерьез, она казалась ему смешной, и он не раз потешался над своим недругом. Джонатан обижался и вызывал его на различные состязания — кто быстрее доскачет на лошади до какого-либо места, большее количество раз попадет в цель, скорее познакомится с девушкой в таверне и так далее. Но особенно враждебно Джонатан стал относиться к Чансу, когда тот начал сколачивать собственный капитал и однажды выиграл у него большой участок земли. Впрочем, нет, подумал Чанс, отпивая еще бренди, вражда между ними обострилась прежде, чем за игорным столом ему улыбнулось счастье. Роковой поворот начался после того, как Джонатан увидел Дженни…
«Нет, — приказал себе Чанс, — не вспоминай о происшедшей трагедии! Сейчас надо думать о будущем, и, даже если оно неразрывно связано с прошлым, ворошить былое не имеет смысла».
Допив бренди, Чане налил себе еще один бокал и стал ходить по комнате. Идея отнять у Джонатана невесту не оставляла его. По правде говоря, с тех пор как эта мысль впервые пришла Чансу в голову, он не мог думать ни о чем ином, кроме соблазнения баронессы.
Чанс уже долгие годы мечтал о мщении. Ему приходили на ум самые разные варианты, но ни один из них не давал возможности сделать то, к чему он стремился: нанести удар в самое уязвимое место Джонатана — его самолюбие. Дуэль, например, заняла бы всего несколько минут, но, хотя Чанс не сомневался в ее исходе и был не прочь в одночасье покончить со своим недругом, он оставил эту идею. Ему хотелось заставить Джонатана страдать, пережить такие же мучения, какие испытала Дженни перед тем, как покончить с собой. Нет, Джонатан должен жить — жить и терзаться душевными муками, постоянно вспоминая о том, что у него из-под носа увели женщину, которую он хотел назвать своей невестой. Остановившись на мгновение, Чанс улыбнулся. Да, только тогда страдания Джонатана доставят ему наслаждение.
Чанс тщательно обдумал свой план, лишь однажды усомнившись в том, что пострадать может не только Джонатан. То, что он собирается сделать, вряд ли понравится Сэму и Летти, и они, наверное, будут правы, если сразу укажут ему на дверь. Чанс поморщился — не хотелось, чтобы события развивались именно так, однако он был уверен, что рано или поздно Сэм и Летти простят его.
А графиня… Уж она-то никогда не простит, но он, в свою очередь, сделает все, чтобы доказать ей: быть его женой не так плохо. Конечно, его действия не вызовут у Фэнси восторга; она даже может прийти в ярость, но пытаться что-то изменить будет уже поздно. Надо наносить удар как можно быстрее и изощреннее, чтобы Фэнси не удалось вырваться из сетей, а Джонатан не смог изменить ситуацию в свою пользу.
Хладнокровно думая о том, как использовать Фэнси, Чанс не испытывал угрызений совести: ведь графиня не любит Джонатана. Наблюдая за ними за ужином, он не раз в этом убедился. Фэнси уже успела побывать замужем, и считать ее восторженной девчонкой, пошедшей за человеком, который показался ей сказочным принцем, нельзя. Но если она не любит Джонатана, то, очевидно, руководствуется практическими соображениями. Разумеется, если речь идет о богатстве, он вряд ли даст ей столько же, сколько Джонатан, однако бедной она не останется. Он будет идеальным мужем, верным, добрым и чутким, и никогда не станет скупиться — ни на деньги, ни на ласки.
Чанс вновь вспомнил, как поцеловал Фэнси на поляне возле магнолии. Да, на ласки он будет очень щедр! В конце концов, он совершает достойное дело — вступает с ней в брак, а не соблазняет и потом бросает, как делают некоторые негодяи. Джонатан — самовлюбленный и черствый мерзавец, и Фэнси никогда не будет счастлива с ним. Возможно, когда-нибудь она даже поблагодарит его за то, что он спас ее от брака с Джонатаном.
Так убеждая себя, Чанс пришел к заключению, что он, спокойно и расчетливо скомпрометировав Фэнси и склонив ее к браку, отомстит Джонатану и облагодетельствует баронессу. Он допил бренди и взглянул на стоявшие на камине часы из позолоченной бронзы. Уже перевалило за полночь. Ждать оставалось совсем недолго. Решив, что он вполне успеет выспаться, Чанс лег в постель и закрыл глаза.
Он проснулся приблизительно за час до зари. Свечи, которые он забыл потушить, оплыли, в комнате стоял полумрак. Поднявшись с кровати, Чанс потянулся, плеснул себе в лицо водой из стоявшего на умывальнике кувшина и пригладил спутанные волосы. Ему очень хотелось выпить чашку горячего кофе, но пришлось довольствоваться бренди. Сделав два глотка, Чанс аккуратно поставил бокал на место и вздохнул. Вот и настало время нанести визит будущей невесте.
Когда через несколько минут Чанс вошел в спальню Фэнси, небо едва начало светлеть. Поговорив накануне с Эллен, Чанс знал, какие покои выбрала для себя Фэнси. Очень важно не перепутать комнаты, усмехнулся он и внезапно поймал себя на мысли о том, что идея отнять у Джонатана невесту была бы значительно менее привлекательной, если бы выбор его недруга пал на Эллен… Не желая больше думать, из каких побуждений он идет к Фэнси, Чанс открыл дверь спальни и вошел внутрь.
Дойдя до постели, он быстро разделся и, осторожно приподняв прозрачный полог, скользнул под одеяло рядом с Фэнси.
Под тяжестью его тела перина промялась. Фэнси шевельнулась, но не проснулась. Чанс почувствовал тепло ее обнаженного тела, и ему безумно захотелось дотронуться до Фэнси, поцеловать ее… Нет, не сейчас, ведь соблазнять Фэнси ему совершенно не нужно. Он уже компрометировал ее тем, что оказался у нее в постели. Чанс готов ждать до тех пор, пока баронесса не поймет: ее судьба решена.
Фэнси не сразу поняла, что она не одна в огромной постели. Медленно, с наслаждением, потянувшись, она на мгновение открыла глаза и тут же вновь закрыла их, ослепленная яркими солнечными лучами. Она спала крепко и видела во сне Чанса. Он обнимал, ласкал, целовал ее… Как чудесно! Сейчас, еще не совсем пробудившись, она переживала волшебные мгновения.
Вдруг что-то теплое и твердое прикоснулось к ее спине. Фэнси вздрогнула, натянула на себя простыню и, повернувшись, застыла от ужаса. Рядом лежал Чанс Уокер! Подложив руки под голову, он с улыбкой смотрел на нее.
Ошеломленная, Фэнси протерла глаза и даже ущипнула себя. Это, наверное, сон! Нет, не может Чанс Уокер лежать рядом с ней в постели!
— Доброе утро, графиня, — медленно произнес Чанс. Его голубые глаза блестели, а на лице играла легкая усмешка.
— Что вы здесь делаете? — возмущенно выдохнула Фэнси. — Немедленно убирайтесь отсюда! Вы не имеете права! О Господи! А если сейчас сюда кто-нибудь войдет?
— Прошлая ночь для вас ничего не значит? — обиженно спросил Чанс.
— Что вы имеете в виду? — в смятении спросила она, вспоминая свой сон и краснея. Мысли беспорядочно роились в голове. Неужели он знает, что она видела во сне? Это был только сон?
Чанс с нескрываемым интересом следил за Фэнси и заметил, как запылали румянцем щеки баронессы. Интересно, почему?
— Вы не помните? — произнес он прищуриваясь. Фэнси перевела дыхание. Какой вздор! Она не сделала ничего предосудительного, а во сне она может видеть все, что угодно.
— Конечно, не помню, — резко ответила она. — Мне нечего помнить!
— Я думал, вы будете по-другому говорить о первой ночи, которую мы провели вместе, графиня.
— Не смейте называть меня «графиня»!
— Леди Мерривейл! Вы не спите? — В комнату, неся большой поднос с серебряным кофейником и несколькими изящными чашками, вошла Констанция.
Фэнси побледнела, и ее лицо исказилось страхом.
— О Господи, — простонала она. — Мать Джонатана. Она-то что здесь делает?
— Очевидно, хочет о чем-то поговорить с вами наедине, — пробормотал Чанс, довольно улыбаясь. Он рассчитывал, что их обнаружит Ора, которая затем разнесет весть по всему дому, или Эллен, но ему явно улыбнулась удача. Чанс даже почувствовал нечто вроде благодарности к Констанции.
— Я надеялась, что вы уже проснулись, — сказала Констанция, обходя кровать с задернутым пологом в поисках места, куда бы поставить поднос. — Знаете, я думала, что именно сейчас мы могли бы поговорить наедине, спокойно и не боясь, что нам кто-нибудь помешает. — Она нервно засмеялась. — Возможно, не очень вежливо с моей стороны вторгаться в вашу спальню, но, знаете, отношения между вами и Джонатаном таковы… Одним словом, я думаю, мы с вами вполне можем обходиться без излишних церемоний. Зачем, когда мы уже почти члены одной семьи?
Чувствуя, что ее сердце от ярости и ужаса готово выскочить из груди, Фэнси покосилась на Чанса:
— Молчите, ради Бога, ни слова.
— Что? — переспросила Констанция. — Вы что-то сказали, дорогая?
— Н-нет, — пробормотала Фэнси, садясь на постели и думая о том, как хорошо, что полог скрывает ее и Чанса от Констанции. Больше всего в эту минуту ей хотелось, чтобы мужчина, лежащий рядом, куда-нибудь исчез или чтобы все происходящее оказалось кошмарным сном. Она судорожно мяла простыню на груди. Если Констанция или кто-нибудь еще увидит ее в постели с Чансом…
— Я принесла кофе и горячие булочки, — щебетала Констанция. — Ах да, вот и клубничный джем. Его готовила Летти. Надеюсь, он вам понравится. Скажите, где поставить поднос — здесь или в гостиной?
— Может быть, найдется что-нибудь и для меня? — В спальню не торопясь, вошла Эллен в голубом пеньюаре. —
Господи, как сладко я спала, — сказала она, изящно прикрывая рот ладошкой. — А ты, Фэнси?
— Правда, как вам спалось? — едва слышно прошептал Чанс.
— Не смешно, — пробормотала Фэнси, думая о том, что Эллен может в любую минуту отдернуть полог. Она гневно смотрела на Чанса. Ах, какой он красивый: обнаженный до пояса, со взъерошенными черными волосами и легкой щетиной на подбородке! Но с каким бы удовольствием она убила этого человека, причем не сразу, а медленно, наслаждаясь его страданиями.
— Вы специально все подстроили, да? — тихо, с явным негодованием в голосе спросила Фэнси, в ужасе думая о том, что за занавеской стоят Эллен и Констанция.