Страница:
Я помахал пальцами в воздухе и покосился на крестную.
– Погодите, дайте разобраться. Кровь, пролитая на Стол, обращается в силу для того, кто им владеет. Сейчас это Летние. А с завтрашней полуночи – Зимние.
Леа молча кивнула.
– Не понимаю, почему это так важно.
Она сдвинула брови и медленно зашагала вокруг стола, не сводя с меня глаз.
– Стол не просто передатчик энергии, детка. Это трансформатор. Кровь, пролитая на его поверхность, уносит с собой не просто жизнь.
– Власть, – буркнул я. Я нахмурился еще сильнее и скрестил руки на груди, глядя на нее. – Выходит, если на нее пролить кровь, скажем, чародея...
Она улыбнулась.
– В таком случае власть будет сильнее. И вся она сосредоточится в руках той Королевы, что правит Столом.
Я поперхнулся и отступил на шаг.
– Ох...
Леа завершила круг и остановилась рядом со мной. Она опасливо оглянулась, потом посмотрела мне прямо в глаза.
– Дитя мое, – произнесла она чуть слышно. – Если ты переживешь этот конфликт, не позволяй Мэб привести тебя сюда. Ни за что.
По спине моей пробежал неприятный холодок.
– Угу. Ладно, – я тряхнул головой. – Знаете, крестная, я все еще не допер, что вы пытаетесь сказать мне. Почему этот Стол так важен?
Она махнула рукой сначала налево, потом направо – в сторону двух холмов, возвышавшихся по обе стороны равнины. Я посмотрел в одну сторону, и взгляд мой странно затуманился. Я попытался посмотреть на другую вершину, и это повторилось еще раз.
– Ничего не вижу, – признался я. – Там какая-то завеса или что-то в этом роде.
– Ты должен это видеть, если хочешь понять.
Я медленно втянул воздух сквозь зубы. Чародеи способны видеть то, что недоступно взгляду большинства людей. Это свойство называется Внутренним Зрением, или Третьим Глазом, или уймой других названий. Используя Зрение, чародей видит действие магических сил. Заклятья напоминают вязь неоновых огней, завесы – тонкий экран. Зрение чародея показывает вещи такими, каковы они на самом деле, и это зрелище как правило не из приятных. То, что вы видите своим Внутренним Зрением, остается с вами навсегда. Хорошее или плохое, оно всегда свежо в вашей памяти, словно вы видели это только что. Помнится, впервые я увидел своим Внутренним Зрением одного древесного духа. Мне было тогда четырнадцать лет, и образ этот до сих пор стоит у меня перед глазами – маленькое, словно из мультяшки существо, наполовину гном, наполовину белка.
С тех пор я видал вещи и страшнее. Куда страшнее. Демонов. Заблудшие души. Истерзанных мукой духов. И все это до сих пор со мной. Правда, видал я вещи и прекраснее. Раз или два я видел существ такой красоты и чистоты, что хотелось плакать от восторга. Вот только жить после каждого такого опыта чуть труднее – эмоции накапливаются.
Я стиснул зубы, закрыл глаза и осторожно отворил Зрение.
Я даже пошатнулся, с такой силой навалились на меня ощущения. Облачный пейзаж был буквально пронизан магическими энергиями. С южного холма струились лучи зеленого и золотого света, расцвечивающие пейзаж полупрозрачными цветами и побегами, столь яркими, что я не мог смотреть на них, не прищурившись.
С противоположной стороны струились холодные голубые и серебряные кристаллы – медленно, но неотвратимо как сползающий с горы ледник. Где-то они продвигались вперед быстрее, где-то таяли, но особенно неотвратимо продвигались они вдоль извивающихся по дну долины рек.
Сами противоборствующие силы держались пока ближе к вершинам холмов и казались отсюда точками света, ослепительными как крошечные солнца. Я едва различал, скорее, угадывал очертания стоявших за ними существ, но даже этого было слишком много для моих чувств. С одной стороны истекало тепло, оглушительный жар, почти лишавший меня возможности дышать без боязни вспыхнуть заживо. С другой – холод, жуткий и всепоглощающий холод, от которого цепенели члены. Эти ощущения нахлынули на меня – прекрасные и ужасные разом, столь оглушительные, что я рухнул на колени и всхлипнул.
Эти энергии бились друг с другом – я ощущал это, хотя и не мог уловить подлинной природы их конфликта. Энергии сплетались друг другом в замысловатых узорах, игре света и тени, теплых и холодных красок. Пятна красного, золотого и зеленого противостояли пустым, безжизненным участкам белого или голубого. Все это выстраивалось в какую-то систему, подобие шахматной доски, только еще не завершенную. И в самом центре, у Стола, эта система нарушалась – здесь незыблемо царили силы Лета с их зелено-золотой гаммой, а темный лед Зимы только подползал со всех сторон – медленно-медленно, синхронно с почти невидимым движением звезд на небе.
Ну что ж, я увидел. Я увидел, с чем имею дело – с голой силой двух Королев Фэйре. И сила эта была мне не по плечу. Вся сила, которой я мог бы достичь, даже напрягшись, показалась бы разве что мелкой искоркой на фоне этого буйного, светящегося фонтана магических энергий. Эти энергии существовали с самого зарождения жизни на земле, и просуществуют до самого ее конца. Эти энергии повергали смертных в священный ужас – и я прекрасно понимал, почему. Я был здесь, в этой игре даже не пешкой. Я был букашкой перед исполинами, жалкой травинкой перед могучими деревьями.
И во всем этом имелась какая-то извращенная притягательность. Мне хотелось броситься в этот огонь, в этот бесконечный, ледяной холод. Должно быть, мотылек смотрит на свечное пламя так, как смотрел я тогда на Королев Фэйре.
Я оторвал от них взгляд и спрятал лицо в руки. Я упал набок и съежился в комок, пытаясь закрыть Зрение и остановить поток захлестывающих меня образов. Я весь дрожал и пытался сказать что-то – не помню точно, что. Все, что мне удалось из себя выдавить – это беспомощный, заикающийся лепет. Потом я почти ничего не помню – до минуты, когда по щекам моим начал хлестать холодный дождь.
Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на мокрых камнях, на берегу озера Мичиган – там, откуда совсем, вроде бы, недавно звал свою крестную. Голова моя покоилась на чем-то мягком – как выяснилось, на ее коленях. Я поспешно сел и отодвинулся от нее. Голова раскалывалась от боли, а то, что я только что видел Внутренним Зрением, заставляло меня ощущать себя особенно маленьким и уязвимым. С минуту я сидел, дрожа под дождем, и только потом оглянулся на крестную.
– Могли бы и предупредить.
На лице ее не отразилось ни сожаления, ни тревоги.
– Это не изменило бы ничего. Ты должен был видеть это, – она помолчала немного. – Мне жаль, что другого способа объяснить это тебе не было. Ну что, понял?
– Война, – сказал я. – Они бьются за обладание территорией вокруг Стола. Если Летние удержат его, будет все равно, чье сейчас время – Зимних или нет. Мэб не сможет попасть к Столу, пролить на него кровь и добавить силу Летнего Рыцаря Зимним, – я сделал глубокий вдох. – Впрочем, в том, что они делают, угадывается какой-то смысл. Это словно ритуал. Нечто, что они уже делали раньше.
– Разумеется, – кивнула Леа. – Они существуют в извечном противостоянии друг другу. Каждая из них обладает огромной силой, чародей – силой, которой позавидовали бы архангелы… да и сами боги тоже. Но в конечном счете эти силы оказываются равны. То, в чью сторону склонятся весы, определяют другие, те, кто слабее – именно им предстоит сражаться.
– Леди, – сказал я. – И Рыцари.
– И, – добавила Леа, – эмиссары.
– Черта с два. Я не собираюсь биться в каком-то гребаном сражении фей в облаках.
– Как знать, как знать.
Я возмущенно фыркнул.
– Но вы ведь не помогли мне. Мне нужно было поговорить с ними. Обнаружить, не виновна ли одна из них.
– Ты это уже сделал. Вернее, чем если бы обменялся словами с ними.
Я насупился и постарался обдумать все, что знал прежде, и что узнал у Каменного Стола.
– Мэб, должно быть, нет смысла особенно спешить. Если Летние остались без своего рыцаря, Зима и так получит свое, если выждет время. Им даже нет смысла захватывать Стол.
– Да.
– Но Летние все же готовятся защищать Стол. Это означает, Титания считает, что это сделал кто-то из Зимних. Однако, если Мэб перемещает в ответ на это свои силы вместо того, чтобы просто ждать, это значит… – я нахмурился еще сильнее. – Это значит, она не знает точно, почему готовятся к битве Летние. Она наблюдает за наступлением Титании. А из этого следует, что она тоже не знает, кто это совершил.
– Чуть примитивно, – кивнула Леа. – Но в целом довольно точно, детка. Примерно так рассуждают Королевы Сидхе, – она посмотрела вдаль. – Твое солнце скоро взойдет. А когда оно сядет, начнется война. При равновесии Дворов она, возможно, не имела бы особых последствий для мира смертных. Но это равновесие утрачено. Если его не восстановить, дитя мое, ты можешь представить себе, что может произойти.
Я представлял. То есть, я и раньше имел некоторое представление о том, чем это пахнет, но теперь-то я знал истинные размеры вовлеченных в это сил. Силы Зимы и Лета походили не на два полюса в батарейке – нет, это были скорее две тугих, прижатых друг к другу пружины. Пока давление с двух сторон было одинаковым, энергии удерживались под контролем. Но любое нарушение равновесия привело бы к резкому, разрушительному высвобождению этих энергий, что имело бы чудовищные последствия для всего ближайшего окружения – в данном случае, для Чикаго, для Северной Америки, а возможно, и для изрядной части остального мира.
– Мне нужно поговорить с Матерями. Отведите меня к ним.
Леа грациозно поднялась на ноги; выражение ее лица оставалось непроницаемым.
– Это также не в моих силах, дитя мое.
– Но мне просто необходимо поговорить с ними.
– Я же не спорю, детка, – вздохнула Леа. – Но я не могу проводить тебя к ним. Это не в моих силах. Возможно, это могли бы сделать Мэб или Титания, но боюсь, они сейчас заняты.
– Класс, – буркнул я. – Как же мне попасть к ним.
– К Матерям не попадают, дитя мое. Можно только ждать их приглашения, – она чуть нахмурилась. – Мне больше нечем помочь тебе. Королевы выстраивают свои войска, и я должна быть там.
– Вы уходите?
Она кивнула, шагнула ко мне и поцеловала в лоб. Это был обычный поцелуй – прикосновение мягких губ к моей коже. А потом отступила назад, положив руку на рукоять кинжала.
– Будь осторожнее, дитя мое. И не теряй времени. Не забывай: закат, – она сделала паузу и умоляюще посмотрела на меня. – И подумай хорошенько о стрижке. Ты выглядишь как одуванчик.
С этими словами она шагнула в озеро и словно растворилась в набежавшей волне.
– Вот класс, – повторил я и спихнул ногой камень в воду. – Просто класс. Закат. А я так ничего и не знаю. И все, с кем мне надо поговорить, недоступны для звонков, – я подобрал еще один камень и швырнул его как мог далеко. Всплеск потонул в шуме дождя.
Я повернулся и побрел через дождь обратно к «Жучку». Теперь я чуть лучше различал темноте силуэты деревьев. Должно быть, где-то там, за тучами, близился рассвет.
Я плюхнулся за руль моей старой, верной, машинки, и повернул ключ зажигания.
«Жучок» чихнул, дернулся, не дожидаясь, пока я включу передачу, и начал наполняться дымом. Я зажал рот рукой, выскочил из машины, обежал ее кругом и рванул вверх крышку капота. Из моторного отделения повалил густой черный дым, сквозь который мерцали языки пожирающего мотор пламени. Я бросился вперед, достал из багажника огнетушитель и загасил огонь. Потом постоял немного под дождем, усталый и обессилевший, глядя на сгоревший двигатель.
Черт. Завтра в полночь. Значит, на то, чтобы изыскать способ потолковать с Матерями, у меня часов пятнадцать, не больше. Впрочем, что-то подсказывало мне, что в список подозреваемых их вносить не имеет смысла. Даже если я ошибался, моя прогулка вокруг Каменного Стола наглядно продемонстрировала, что Королевы обладают такой силой, какая мне и не снилась. Блин, да у меня от одного их присутствия (на расстоянии мили) чуть крыша не слетела – а ведь Матери на порядок сильнее даже Мэб с Титанией…
У меня оставалось пятнадцать часов на то, чтобы отыскать убийцу и вернуть мантию Летнего Рыцаря Летнему, соответственно, Двору. И остановить войну, бушующую в каком-то несуществующем месте между нашим и потусторонним мирами, куда я и представления не имел, как попасть.
И у меня сдохла машина. Как раз вовремя.
– Это уже перебор, – пробормотал я. – Нет, Гарри, в одиночку тебе это не по зубам.
Совет. Мне бы связаться с Эбинизером, рассказать ему, что происходит. Вся эта ситуация была слишком опасной, слишком сложной, чтобы развязывать ее, действуя по обычным каналам Совета. Может, конечно, мне и повезет, и Совет во-первых, поверит мне, а во-вторых, постановит помочь.
Угу… Может, если я приклею к рукам достаточно перьев, я и летать смогу?
Глава двадцать четвертая
– Погодите, дайте разобраться. Кровь, пролитая на Стол, обращается в силу для того, кто им владеет. Сейчас это Летние. А с завтрашней полуночи – Зимние.
Леа молча кивнула.
– Не понимаю, почему это так важно.
Она сдвинула брови и медленно зашагала вокруг стола, не сводя с меня глаз.
– Стол не просто передатчик энергии, детка. Это трансформатор. Кровь, пролитая на его поверхность, уносит с собой не просто жизнь.
– Власть, – буркнул я. Я нахмурился еще сильнее и скрестил руки на груди, глядя на нее. – Выходит, если на нее пролить кровь, скажем, чародея...
Она улыбнулась.
– В таком случае власть будет сильнее. И вся она сосредоточится в руках той Королевы, что правит Столом.
Я поперхнулся и отступил на шаг.
– Ох...
Леа завершила круг и остановилась рядом со мной. Она опасливо оглянулась, потом посмотрела мне прямо в глаза.
– Дитя мое, – произнесла она чуть слышно. – Если ты переживешь этот конфликт, не позволяй Мэб привести тебя сюда. Ни за что.
По спине моей пробежал неприятный холодок.
– Угу. Ладно, – я тряхнул головой. – Знаете, крестная, я все еще не допер, что вы пытаетесь сказать мне. Почему этот Стол так важен?
Она махнула рукой сначала налево, потом направо – в сторону двух холмов, возвышавшихся по обе стороны равнины. Я посмотрел в одну сторону, и взгляд мой странно затуманился. Я попытался посмотреть на другую вершину, и это повторилось еще раз.
– Ничего не вижу, – признался я. – Там какая-то завеса или что-то в этом роде.
– Ты должен это видеть, если хочешь понять.
Я медленно втянул воздух сквозь зубы. Чародеи способны видеть то, что недоступно взгляду большинства людей. Это свойство называется Внутренним Зрением, или Третьим Глазом, или уймой других названий. Используя Зрение, чародей видит действие магических сил. Заклятья напоминают вязь неоновых огней, завесы – тонкий экран. Зрение чародея показывает вещи такими, каковы они на самом деле, и это зрелище как правило не из приятных. То, что вы видите своим Внутренним Зрением, остается с вами навсегда. Хорошее или плохое, оно всегда свежо в вашей памяти, словно вы видели это только что. Помнится, впервые я увидел своим Внутренним Зрением одного древесного духа. Мне было тогда четырнадцать лет, и образ этот до сих пор стоит у меня перед глазами – маленькое, словно из мультяшки существо, наполовину гном, наполовину белка.
С тех пор я видал вещи и страшнее. Куда страшнее. Демонов. Заблудшие души. Истерзанных мукой духов. И все это до сих пор со мной. Правда, видал я вещи и прекраснее. Раз или два я видел существ такой красоты и чистоты, что хотелось плакать от восторга. Вот только жить после каждого такого опыта чуть труднее – эмоции накапливаются.
Я стиснул зубы, закрыл глаза и осторожно отворил Зрение.
Я даже пошатнулся, с такой силой навалились на меня ощущения. Облачный пейзаж был буквально пронизан магическими энергиями. С южного холма струились лучи зеленого и золотого света, расцвечивающие пейзаж полупрозрачными цветами и побегами, столь яркими, что я не мог смотреть на них, не прищурившись.
С противоположной стороны струились холодные голубые и серебряные кристаллы – медленно, но неотвратимо как сползающий с горы ледник. Где-то они продвигались вперед быстрее, где-то таяли, но особенно неотвратимо продвигались они вдоль извивающихся по дну долины рек.
Сами противоборствующие силы держались пока ближе к вершинам холмов и казались отсюда точками света, ослепительными как крошечные солнца. Я едва различал, скорее, угадывал очертания стоявших за ними существ, но даже этого было слишком много для моих чувств. С одной стороны истекало тепло, оглушительный жар, почти лишавший меня возможности дышать без боязни вспыхнуть заживо. С другой – холод, жуткий и всепоглощающий холод, от которого цепенели члены. Эти ощущения нахлынули на меня – прекрасные и ужасные разом, столь оглушительные, что я рухнул на колени и всхлипнул.
Эти энергии бились друг с другом – я ощущал это, хотя и не мог уловить подлинной природы их конфликта. Энергии сплетались друг другом в замысловатых узорах, игре света и тени, теплых и холодных красок. Пятна красного, золотого и зеленого противостояли пустым, безжизненным участкам белого или голубого. Все это выстраивалось в какую-то систему, подобие шахматной доски, только еще не завершенную. И в самом центре, у Стола, эта система нарушалась – здесь незыблемо царили силы Лета с их зелено-золотой гаммой, а темный лед Зимы только подползал со всех сторон – медленно-медленно, синхронно с почти невидимым движением звезд на небе.
Ну что ж, я увидел. Я увидел, с чем имею дело – с голой силой двух Королев Фэйре. И сила эта была мне не по плечу. Вся сила, которой я мог бы достичь, даже напрягшись, показалась бы разве что мелкой искоркой на фоне этого буйного, светящегося фонтана магических энергий. Эти энергии существовали с самого зарождения жизни на земле, и просуществуют до самого ее конца. Эти энергии повергали смертных в священный ужас – и я прекрасно понимал, почему. Я был здесь, в этой игре даже не пешкой. Я был букашкой перед исполинами, жалкой травинкой перед могучими деревьями.
И во всем этом имелась какая-то извращенная притягательность. Мне хотелось броситься в этот огонь, в этот бесконечный, ледяной холод. Должно быть, мотылек смотрит на свечное пламя так, как смотрел я тогда на Королев Фэйре.
Я оторвал от них взгляд и спрятал лицо в руки. Я упал набок и съежился в комок, пытаясь закрыть Зрение и остановить поток захлестывающих меня образов. Я весь дрожал и пытался сказать что-то – не помню точно, что. Все, что мне удалось из себя выдавить – это беспомощный, заикающийся лепет. Потом я почти ничего не помню – до минуты, когда по щекам моим начал хлестать холодный дождь.
Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на мокрых камнях, на берегу озера Мичиган – там, откуда совсем, вроде бы, недавно звал свою крестную. Голова моя покоилась на чем-то мягком – как выяснилось, на ее коленях. Я поспешно сел и отодвинулся от нее. Голова раскалывалась от боли, а то, что я только что видел Внутренним Зрением, заставляло меня ощущать себя особенно маленьким и уязвимым. С минуту я сидел, дрожа под дождем, и только потом оглянулся на крестную.
– Могли бы и предупредить.
На лице ее не отразилось ни сожаления, ни тревоги.
– Это не изменило бы ничего. Ты должен был видеть это, – она помолчала немного. – Мне жаль, что другого способа объяснить это тебе не было. Ну что, понял?
– Война, – сказал я. – Они бьются за обладание территорией вокруг Стола. Если Летние удержат его, будет все равно, чье сейчас время – Зимних или нет. Мэб не сможет попасть к Столу, пролить на него кровь и добавить силу Летнего Рыцаря Зимним, – я сделал глубокий вдох. – Впрочем, в том, что они делают, угадывается какой-то смысл. Это словно ритуал. Нечто, что они уже делали раньше.
– Разумеется, – кивнула Леа. – Они существуют в извечном противостоянии друг другу. Каждая из них обладает огромной силой, чародей – силой, которой позавидовали бы архангелы… да и сами боги тоже. Но в конечном счете эти силы оказываются равны. То, в чью сторону склонятся весы, определяют другие, те, кто слабее – именно им предстоит сражаться.
– Леди, – сказал я. – И Рыцари.
– И, – добавила Леа, – эмиссары.
– Черта с два. Я не собираюсь биться в каком-то гребаном сражении фей в облаках.
– Как знать, как знать.
Я возмущенно фыркнул.
– Но вы ведь не помогли мне. Мне нужно было поговорить с ними. Обнаружить, не виновна ли одна из них.
– Ты это уже сделал. Вернее, чем если бы обменялся словами с ними.
Я насупился и постарался обдумать все, что знал прежде, и что узнал у Каменного Стола.
– Мэб, должно быть, нет смысла особенно спешить. Если Летние остались без своего рыцаря, Зима и так получит свое, если выждет время. Им даже нет смысла захватывать Стол.
– Да.
– Но Летние все же готовятся защищать Стол. Это означает, Титания считает, что это сделал кто-то из Зимних. Однако, если Мэб перемещает в ответ на это свои силы вместо того, чтобы просто ждать, это значит… – я нахмурился еще сильнее. – Это значит, она не знает точно, почему готовятся к битве Летние. Она наблюдает за наступлением Титании. А из этого следует, что она тоже не знает, кто это совершил.
– Чуть примитивно, – кивнула Леа. – Но в целом довольно точно, детка. Примерно так рассуждают Королевы Сидхе, – она посмотрела вдаль. – Твое солнце скоро взойдет. А когда оно сядет, начнется война. При равновесии Дворов она, возможно, не имела бы особых последствий для мира смертных. Но это равновесие утрачено. Если его не восстановить, дитя мое, ты можешь представить себе, что может произойти.
Я представлял. То есть, я и раньше имел некоторое представление о том, чем это пахнет, но теперь-то я знал истинные размеры вовлеченных в это сил. Силы Зимы и Лета походили не на два полюса в батарейке – нет, это были скорее две тугих, прижатых друг к другу пружины. Пока давление с двух сторон было одинаковым, энергии удерживались под контролем. Но любое нарушение равновесия привело бы к резкому, разрушительному высвобождению этих энергий, что имело бы чудовищные последствия для всего ближайшего окружения – в данном случае, для Чикаго, для Северной Америки, а возможно, и для изрядной части остального мира.
– Мне нужно поговорить с Матерями. Отведите меня к ним.
Леа грациозно поднялась на ноги; выражение ее лица оставалось непроницаемым.
– Это также не в моих силах, дитя мое.
– Но мне просто необходимо поговорить с ними.
– Я же не спорю, детка, – вздохнула Леа. – Но я не могу проводить тебя к ним. Это не в моих силах. Возможно, это могли бы сделать Мэб или Титания, но боюсь, они сейчас заняты.
– Класс, – буркнул я. – Как же мне попасть к ним.
– К Матерям не попадают, дитя мое. Можно только ждать их приглашения, – она чуть нахмурилась. – Мне больше нечем помочь тебе. Королевы выстраивают свои войска, и я должна быть там.
– Вы уходите?
Она кивнула, шагнула ко мне и поцеловала в лоб. Это был обычный поцелуй – прикосновение мягких губ к моей коже. А потом отступила назад, положив руку на рукоять кинжала.
– Будь осторожнее, дитя мое. И не теряй времени. Не забывай: закат, – она сделала паузу и умоляюще посмотрела на меня. – И подумай хорошенько о стрижке. Ты выглядишь как одуванчик.
С этими словами она шагнула в озеро и словно растворилась в набежавшей волне.
– Вот класс, – повторил я и спихнул ногой камень в воду. – Просто класс. Закат. А я так ничего и не знаю. И все, с кем мне надо поговорить, недоступны для звонков, – я подобрал еще один камень и швырнул его как мог далеко. Всплеск потонул в шуме дождя.
Я повернулся и побрел через дождь обратно к «Жучку». Теперь я чуть лучше различал темноте силуэты деревьев. Должно быть, где-то там, за тучами, близился рассвет.
Я плюхнулся за руль моей старой, верной, машинки, и повернул ключ зажигания.
«Жучок» чихнул, дернулся, не дожидаясь, пока я включу передачу, и начал наполняться дымом. Я зажал рот рукой, выскочил из машины, обежал ее кругом и рванул вверх крышку капота. Из моторного отделения повалил густой черный дым, сквозь который мерцали языки пожирающего мотор пламени. Я бросился вперед, достал из багажника огнетушитель и загасил огонь. Потом постоял немного под дождем, усталый и обессилевший, глядя на сгоревший двигатель.
Черт. Завтра в полночь. Значит, на то, чтобы изыскать способ потолковать с Матерями, у меня часов пятнадцать, не больше. Впрочем, что-то подсказывало мне, что в список подозреваемых их вносить не имеет смысла. Даже если я ошибался, моя прогулка вокруг Каменного Стола наглядно продемонстрировала, что Королевы обладают такой силой, какая мне и не снилась. Блин, да у меня от одного их присутствия (на расстоянии мили) чуть крыша не слетела – а ведь Матери на порядок сильнее даже Мэб с Титанией…
У меня оставалось пятнадцать часов на то, чтобы отыскать убийцу и вернуть мантию Летнего Рыцаря Летнему, соответственно, Двору. И остановить войну, бушующую в каком-то несуществующем месте между нашим и потусторонним мирами, куда я и представления не имел, как попасть.
И у меня сдохла машина. Как раз вовремя.
– Это уже перебор, – пробормотал я. – Нет, Гарри, в одиночку тебе это не по зубам.
Совет. Мне бы связаться с Эбинизером, рассказать ему, что происходит. Вся эта ситуация была слишком опасной, слишком сложной, чтобы развязывать ее, действуя по обычным каналам Совета. Может, конечно, мне и повезет, и Совет во-первых, поверит мне, а во-вторых, постановит помочь.
Угу… Может, если я приклею к рукам достаточно перьев, я и летать смогу?
Глава двадцать четвертая
Еще несколько минут я разглядывал свою машину, потом достал из нее несколько предметов и зашагал на ближайшую заправочную станцию. Я вызвал по телефону эвакуатор, потом взял такси и поехал домой, расплатившись за все деньгами из аванса Мерил.
Я закрыл за собой дверь, достал с ледника банку колы, положил Мистеру в миску свежей еды, сменил ему воду и наполнитель в туалете. Только когда я, пошарив рукой вокруг раковины, выудил из-под нее флакон жидкого мыла для посуды и смыл с него пыль, до меня дошло, что я тяну время.
– Гордость не доведет тебя до добра, Гарри, – сказал я себе, свирепо глядя на телефон. – Гордость не всегда к добру. Вот ты, например, от нее совершаешь глупости.
Я сделал глубокий вдох и залпом выпил колу. Потом взял телефон и набрал номер, который оставил мне Морган.
В трубке прогудело всего один раз, потом кто-то снял свою трубку.
– Алло? Кто говорит? – послышался мужской голос.
– Дрезден. Мне необходимо поговорить с Эбинизером МакКоем.
– Минуточку.
Фон в трубке оборвался, и я понял, что тот, кто мне отвечал, должно быть, прикрыл трубку рукой. Потом послышался шорох – кто-то передавал трубку из рук в руки.
– Значит, ты потерпел неудачу, Дрезден, – рявкнул мне в ухо голос Моргана. Я живо представил себе ухмылку на его самодовольной физиономии. – Оставайся на месте, пока Стражи не проводят тебя на суд Верховного Совета.
Я с усилием удержался от замысловатого проклятья.
– Я не потерпел неудачу, Морган. Но у меня есть кое-какая информация, которую необходимо знать Верховному Совету, – гордыня, говоришь, Гарри? – И мне нужна помощь. Дело становится слишком горячим, чтобы действовать в одиночку. Для того, чтобы распутать его, мне нужны информация и поддержка.
– Ты ведь всегда так, Дрезден? – не без ехидства в голосе спросил Морган. – Ты ведь у нас исключение из всех правил. Ты можешь нарушать Законы и водить за нос Совет, ты можешь игнорировать правила Испытания – ты ведь слишком важная персона, чтобы уважать власть Совета.
– Все совсем не так, – сказал я. – Блин-тарарам, Морган, да вынь же голову из задницы. Сама структура власти у фэйре вышла из равновесия, и похоже, что отклонение может достигнуть критической массы, если ничего не предпринять. Это больше, чем просто мои проблемы, и важнее, черт подери, чем даже положенные Советом процедуры.
Морган завизжал в трубку с такой силой, что я даже зажмурился.
– Да кто ты такой, чтобы судить об этом? Ты же ничтожество, Дрезден! Ничтожество! – он со свистом втянул воздух сквозь зубы. – Ты слишком долго клал на правила Совета. Довольно. Никаких больше исключений, никаких отсрочек, никаких вторых попыток.
– Морган, – начал было я. – Мне нужно поговорить с Эбинизером. Пусть он решит, насколько это…
– Нет, – отрезал Морган.
– Что?
– Нет. На этот раз тебе не избежать правосудия, змееныш. Это твое Испытание. И ты пройдешь его, не пытаясь повлиять на решение Верховного Совета.
– Морган, это безумие какое-то…
– Нет. Безумием было оставить тебя жить, когда ты был еще мальчишкой. Учеником Дю Морне. Убийцей. Безумием было вытащить тебя из горящего дома два года назад, – голос его зловеще понизился, что казалось еще более угрожающим по сравнению с недавним визгом. – Кое-кто, кто был мне очень, очень дорог, погиб в Архангельске, Дрезден. И на этот раз никакая ложь не поможет тебе избежать того, что тебя ждет.
И он повесил трубку.
Секунду я тупо смотрел на зажатую в руке трубку, потом зарычал и с размаху ударил ей по краю стола, потом еще и еще – до тех пор, пока пластик не разлетелся у меня в руках. Это было больно. Я схватил телефон и швырнул его о каменный камин. Он разлетелся, печально звякнув. Я вскочил и принялся пинать ногами весь хлам, что валялся на полу у меня в гостиной: старые коробки, пустые жестянки из-под колы, книги, бумаги. Тараканы в ужасе разбегались по плинтусам. Через несколько минут я начал задыхаться, а душивший меня гнев пошел на убыль.
– Ублюдок, – прорычал я. – Тупоголовый, чванливый, самоуверенный ублюдок!
Мне просто необходимо было остыть, и душ показался мне не самым плохим местом для этого. Я залез под ледяную воду и попытался смыть с себя пот и страхи прошедшего дня. Я почти ожидал, что вода закипит, соприкоснувшись с моей кожей, но, как ни странно, заведенная процедура – вода, мыло, мочалка, шампунь – помогла мне смыть накопившуюся злость. Когда я, вымывшись, весь в гусиной коже вышел из-под душа, я ощущал себя почти в норме.
Я не имел ни малейшего представления, как связаться с Эбинизером. Если он находился под охраной Стражей – а с учетом военного положения я не сомневался, что так оно и есть – это представлялось почти безнадежным мероприятием. Защитные меры, принятые лучшими чародеями мира, без труда собьют со следа любые чары или сверхъестественное существо, пытающиеся обнаружить их.
С минуту я колебался, не обратиться ли мне за помощью к Мёрфи. Совет остерегался всех попыток выйти на него с помощью магических средств. Связи Мёрфи в полицейском управлении могли бы отыскать их примитивными, старомодными и совершенно материальными методами. Поколебавшись, я отказался от этого. Даже если Мёрфи и удастся вычислить телефон, Эбинизера там может и не оказаться, а если я сам попытаюсь проникнуть к нему, минуя Стражей, это будет для Моргана лишним предлогом снести мне башку.
Я взъерошил волосы полотенцем и швырнул его на свою узкую кровать. Отлично. Справлюсь и без помощи Совета.
Я оделся, достав из шкафа пару чистых джинсов и белую рубаху. Рукава я закатал выше локтя. Туфли были все в грязи, так что я достал из шкафа свои ковбойские башмаки и обулся в них. Какого черта, что хочу, то и обуваю. Вот обую их всех… Как знать, может, и получится.
Я достал свою большую спортивную сумку – в таких носят хоккейное снаряжение. В нее полетели мои жезл, посох, трость-шпага и рюкзак, в котором уже лежали наготове свечи, спички, кружка, нож, картонный цилиндрик с солью, канистра святой воды и прочие магические причиндалы, которые полезно иметь под рукой на всякий случай. Я бросил туда еще коробку старых железных гвоздей и плотницкий молоток-гвоздодер с черной резиновой рукоятью. Потом сунул в карман пару кусочков мела.
А потом закинул сумку на плечо, вышел в гостиную и сложил заклятье, которое вывело бы меня к одному из тех немногих людей, что способны были еще мне помочь.
Полчаса спустя я расплатился с таксистом и вошел в один из отелей, окружающих международный аэропорт О'Хара. Заклятье несильно, но ровно вело меня в ресторан, только недавно открывшийся на завтрак и наполовину заполненный народом, преимущественно бизнесменами. Я нашел Элейн за угловым столиком. Перед ней стояли две недоеденных тарелки. Сегодня она заплела свои каштановые волосы в тугую косу, подколотую чуть ниже шеи. Лицо ее казалось бледным, усталым, под глазами легли тени. Она пила кофе и читала какой-то роман в бумажной обложке. На ней была другая пара джинсов, свободнее предыдущей, и чистая белая блузка, расстегнутая так, что из-под нее виднелся верх черного лифчика. Когда мой взгляд остановился на ней, она застыла и с опаской подняла глаза.
Я подошел к ее столику, отодвинул стул напротив и сел.
– Доброе утро.
Она смотрела на меня с непроницаемым лицом.
– Гарри? Как ты меня нашел?
– Именно этот же вопрос я задавал себе вчера ночью, – ответил я. – В смысле, как ты меня нашла. И до меня дошло, что ты нашла не меня – ты нашла мою машину. Ты ведь сидела в ней почти без сознания, когда я вернулся. Тогда я как следует осмотрел машину, – я достал из кармана колпачок от ниппеля и показал ей, держа двумя пальцами. – И обнаружил, что одной из этих штуковин не хватает. Я прикинул: возможно это ты взяла ее, чтобы с ее помощью вычислять, где находится мой Жучок. Так что я просто взял вторую и использовал ее, чтобы определить, где находится первая.
– Ты назвал свою машину в честь супергероя «Электрической Компании»? – Элейн порылась в коричневой кожаной сумочке и достала из нее точно такой же колпачок. – Лихо.
Я присмотрелся к сумочке. Из нее торчало что-то, напоминающее авиабилеты.
– Спасаешься бегством?
– Не надо быть чародеем, чтобы видеть очевидное, Гарри, – она попыталась передернуть плечами, и лицо ее побелело, исказившись от боли. Она перевела дух и осторожно пошевелила здоровым плечом. – У меня имеется серьезный повод бежать.
– Ты что, серьезно веришь, что авиабилет поможет тебе удрать от Королев?
– По крайней мере, это стронет меня с места. Довольно и этого. В оставшееся время все равно не успеть узнать, кто это сделал – и мне меньше всего хотелось бы бросаться навстречу новому убийце. Я и от первого-то едва ушла.
Я покачал головой.
– Мы близки к цели, – возразил я. – Наверняка близки. В меня сегодня ночью тоже стреляли. И мне кажется, я знаю, кто это делал – и по отношению к тебе тоже.
Она пристально посмотрела на меня.
– Правда?
Я взял с тарелки непочатый тост, подобрал им растекшийся яичный желток и сунул в рот.
– Умгум. Да, кстати, к вылету не опоздай.
Элейн закатила глаза.
– Я тебе вот что скажу. Ты останешься здесь. Я возьму еще тарелку и вернусь, – она встала – немного неловко; возможно, у нее затекли ноги – и подошла к стойке. Она нагрузила полную тарелку яичницы с беконом и колбасой, добавила несколько ломтиков поджаренного хлеба и вернулась к столику. Я чуть не захлебнулся слюной.
– На, ешь, – она придвинула тарелку ко мне.
Я послушался, но, запихав в рот несколько кусков яичницы, опомнился.
– Ты можешь мне сказать, что с тобой случилось?
Она покачала головой.
– Тут и рассказывать особо нечего. Я поговорила с Мэб, потом с Мэйв. Я возвращалась к себе в гостиницу, и кто-то напал на меня на стоянке. Ну, мне удалось отбить большую часть ударов и напустить на него достаточно огня, чтобы тот отстал. А потом я нашла твою машину.
– Почему ты пришла ко мне? – спросил я.
– Потому, что я не знаю, кто это сделал, Гарри. И никому другому в этом городе я не доверяю.
У меня перехватило дыхание. Я молча взял ее кофе, чтобы запить бекон.
– Это был Ллойд Слейт.
Глаза ее расширились.
– Зимний Рыцарь. Почему ты так решил?
– Когда я разговаривал с Мэйв, он явился с ножом в шкатулке, и изрядно обожженный. Нож был покрыт запекшейся кровью. Мэйв изрядно взбесилась оттого, что нож оказался для нее бесполезным.
На лбу ее обозначилась вертикальная морщинка.
– Слейт… значит, он должен был принести ей мою кровь, чтобы она смогла наложить на меня заклятье, – она сдерживалась изо всех сил, но я все равно видел, как ее трясет. – Возможно, он выследил меня еще на той вечеринке. Благодарение звездам, что я использовала огонь.
Я кивнул.
– Ага. Огонь высушил кровь, сделав ее бесполезной с точки зрения того, что она от нее хотела, – я сунул в рот еще вилку. – А на меня прошлой ночью навалились наемный убийца и пара потусторонних тварей.
Я кратко изложил ей события в «Уолл-Марте», умолчав при этом об участии в них Мёрфи.
– Мэйв, – сказала Элейн.
– Пожалуй, у меня тоже нет других мыслей, – кивнул я. – Это не очень вписывается в ее портрет, но…
– Еще как вписывается, – каким-то отсутствующим тоном возразила Элейн. – Только не говори мне, что ты попался на тот образ вздорной дилетантки-нимфоманки, за которую она себя выдает.
Я удивленно заморгал.
– Нет, – промямлил я набитым ртом. – Конечно же, нет.
– Она умна, Гарри. Она играет на твоих ожиданиях.
Следующий кусок я жевал медленнее и старательнее.
– Это неплохая теория. Но и только. Нам нужно знать больше.
Элейн нахмурилась и посмотрела на меня.
– Ты хочешь сказать, ты хочешь поговорить с Матерями?
Я кивнул.
– Мне кажется, они могут упомянуть какие-нибудь мелочи, помогающие понять, как вообще у них все устроено. Но я не знаю, как попасть туда. Надеялся, ты могла бы попросить кого-нибудь из Летних.
Она закрыла свой роман.
– Нет.
– «Нет» – в смысле, что они не помогут?
– «Нет» – в смысле, что я не собираюсь встречаться с Матерями. Гарри, это безумие. Они слишком сильны. Они могут убить тебя – хуже, чем убить. Им это – раз плюнуть.
– Знаешь, я и так уже вляпался выше головы. Мне уже все равно, какая глубина дальше, – я поморщился. – И потом, выбора у меня все равно нет.
– Ты не прав, – негромко, но настойчиво произнесла она. – Тебе не обязательно оставаться здесь. Тебе не обязательно играть в их игру. Уезжай.
Я закрыл за собой дверь, достал с ледника банку колы, положил Мистеру в миску свежей еды, сменил ему воду и наполнитель в туалете. Только когда я, пошарив рукой вокруг раковины, выудил из-под нее флакон жидкого мыла для посуды и смыл с него пыль, до меня дошло, что я тяну время.
– Гордость не доведет тебя до добра, Гарри, – сказал я себе, свирепо глядя на телефон. – Гордость не всегда к добру. Вот ты, например, от нее совершаешь глупости.
Я сделал глубокий вдох и залпом выпил колу. Потом взял телефон и набрал номер, который оставил мне Морган.
В трубке прогудело всего один раз, потом кто-то снял свою трубку.
– Алло? Кто говорит? – послышался мужской голос.
– Дрезден. Мне необходимо поговорить с Эбинизером МакКоем.
– Минуточку.
Фон в трубке оборвался, и я понял, что тот, кто мне отвечал, должно быть, прикрыл трубку рукой. Потом послышался шорох – кто-то передавал трубку из рук в руки.
– Значит, ты потерпел неудачу, Дрезден, – рявкнул мне в ухо голос Моргана. Я живо представил себе ухмылку на его самодовольной физиономии. – Оставайся на месте, пока Стражи не проводят тебя на суд Верховного Совета.
Я с усилием удержался от замысловатого проклятья.
– Я не потерпел неудачу, Морган. Но у меня есть кое-какая информация, которую необходимо знать Верховному Совету, – гордыня, говоришь, Гарри? – И мне нужна помощь. Дело становится слишком горячим, чтобы действовать в одиночку. Для того, чтобы распутать его, мне нужны информация и поддержка.
– Ты ведь всегда так, Дрезден? – не без ехидства в голосе спросил Морган. – Ты ведь у нас исключение из всех правил. Ты можешь нарушать Законы и водить за нос Совет, ты можешь игнорировать правила Испытания – ты ведь слишком важная персона, чтобы уважать власть Совета.
– Все совсем не так, – сказал я. – Блин-тарарам, Морган, да вынь же голову из задницы. Сама структура власти у фэйре вышла из равновесия, и похоже, что отклонение может достигнуть критической массы, если ничего не предпринять. Это больше, чем просто мои проблемы, и важнее, черт подери, чем даже положенные Советом процедуры.
Морган завизжал в трубку с такой силой, что я даже зажмурился.
– Да кто ты такой, чтобы судить об этом? Ты же ничтожество, Дрезден! Ничтожество! – он со свистом втянул воздух сквозь зубы. – Ты слишком долго клал на правила Совета. Довольно. Никаких больше исключений, никаких отсрочек, никаких вторых попыток.
– Морган, – начал было я. – Мне нужно поговорить с Эбинизером. Пусть он решит, насколько это…
– Нет, – отрезал Морган.
– Что?
– Нет. На этот раз тебе не избежать правосудия, змееныш. Это твое Испытание. И ты пройдешь его, не пытаясь повлиять на решение Верховного Совета.
– Морган, это безумие какое-то…
– Нет. Безумием было оставить тебя жить, когда ты был еще мальчишкой. Учеником Дю Морне. Убийцей. Безумием было вытащить тебя из горящего дома два года назад, – голос его зловеще понизился, что казалось еще более угрожающим по сравнению с недавним визгом. – Кое-кто, кто был мне очень, очень дорог, погиб в Архангельске, Дрезден. И на этот раз никакая ложь не поможет тебе избежать того, что тебя ждет.
И он повесил трубку.
Секунду я тупо смотрел на зажатую в руке трубку, потом зарычал и с размаху ударил ей по краю стола, потом еще и еще – до тех пор, пока пластик не разлетелся у меня в руках. Это было больно. Я схватил телефон и швырнул его о каменный камин. Он разлетелся, печально звякнув. Я вскочил и принялся пинать ногами весь хлам, что валялся на полу у меня в гостиной: старые коробки, пустые жестянки из-под колы, книги, бумаги. Тараканы в ужасе разбегались по плинтусам. Через несколько минут я начал задыхаться, а душивший меня гнев пошел на убыль.
– Ублюдок, – прорычал я. – Тупоголовый, чванливый, самоуверенный ублюдок!
Мне просто необходимо было остыть, и душ показался мне не самым плохим местом для этого. Я залез под ледяную воду и попытался смыть с себя пот и страхи прошедшего дня. Я почти ожидал, что вода закипит, соприкоснувшись с моей кожей, но, как ни странно, заведенная процедура – вода, мыло, мочалка, шампунь – помогла мне смыть накопившуюся злость. Когда я, вымывшись, весь в гусиной коже вышел из-под душа, я ощущал себя почти в норме.
Я не имел ни малейшего представления, как связаться с Эбинизером. Если он находился под охраной Стражей – а с учетом военного положения я не сомневался, что так оно и есть – это представлялось почти безнадежным мероприятием. Защитные меры, принятые лучшими чародеями мира, без труда собьют со следа любые чары или сверхъестественное существо, пытающиеся обнаружить их.
С минуту я колебался, не обратиться ли мне за помощью к Мёрфи. Совет остерегался всех попыток выйти на него с помощью магических средств. Связи Мёрфи в полицейском управлении могли бы отыскать их примитивными, старомодными и совершенно материальными методами. Поколебавшись, я отказался от этого. Даже если Мёрфи и удастся вычислить телефон, Эбинизера там может и не оказаться, а если я сам попытаюсь проникнуть к нему, минуя Стражей, это будет для Моргана лишним предлогом снести мне башку.
Я взъерошил волосы полотенцем и швырнул его на свою узкую кровать. Отлично. Справлюсь и без помощи Совета.
Я оделся, достав из шкафа пару чистых джинсов и белую рубаху. Рукава я закатал выше локтя. Туфли были все в грязи, так что я достал из шкафа свои ковбойские башмаки и обулся в них. Какого черта, что хочу, то и обуваю. Вот обую их всех… Как знать, может, и получится.
Я достал свою большую спортивную сумку – в таких носят хоккейное снаряжение. В нее полетели мои жезл, посох, трость-шпага и рюкзак, в котором уже лежали наготове свечи, спички, кружка, нож, картонный цилиндрик с солью, канистра святой воды и прочие магические причиндалы, которые полезно иметь под рукой на всякий случай. Я бросил туда еще коробку старых железных гвоздей и плотницкий молоток-гвоздодер с черной резиновой рукоятью. Потом сунул в карман пару кусочков мела.
А потом закинул сумку на плечо, вышел в гостиную и сложил заклятье, которое вывело бы меня к одному из тех немногих людей, что способны были еще мне помочь.
Полчаса спустя я расплатился с таксистом и вошел в один из отелей, окружающих международный аэропорт О'Хара. Заклятье несильно, но ровно вело меня в ресторан, только недавно открывшийся на завтрак и наполовину заполненный народом, преимущественно бизнесменами. Я нашел Элейн за угловым столиком. Перед ней стояли две недоеденных тарелки. Сегодня она заплела свои каштановые волосы в тугую косу, подколотую чуть ниже шеи. Лицо ее казалось бледным, усталым, под глазами легли тени. Она пила кофе и читала какой-то роман в бумажной обложке. На ней была другая пара джинсов, свободнее предыдущей, и чистая белая блузка, расстегнутая так, что из-под нее виднелся верх черного лифчика. Когда мой взгляд остановился на ней, она застыла и с опаской подняла глаза.
Я подошел к ее столику, отодвинул стул напротив и сел.
– Доброе утро.
Она смотрела на меня с непроницаемым лицом.
– Гарри? Как ты меня нашел?
– Именно этот же вопрос я задавал себе вчера ночью, – ответил я. – В смысле, как ты меня нашла. И до меня дошло, что ты нашла не меня – ты нашла мою машину. Ты ведь сидела в ней почти без сознания, когда я вернулся. Тогда я как следует осмотрел машину, – я достал из кармана колпачок от ниппеля и показал ей, держа двумя пальцами. – И обнаружил, что одной из этих штуковин не хватает. Я прикинул: возможно это ты взяла ее, чтобы с ее помощью вычислять, где находится мой Жучок. Так что я просто взял вторую и использовал ее, чтобы определить, где находится первая.
– Ты назвал свою машину в честь супергероя «Электрической Компании»? – Элейн порылась в коричневой кожаной сумочке и достала из нее точно такой же колпачок. – Лихо.
Я присмотрелся к сумочке. Из нее торчало что-то, напоминающее авиабилеты.
– Спасаешься бегством?
– Не надо быть чародеем, чтобы видеть очевидное, Гарри, – она попыталась передернуть плечами, и лицо ее побелело, исказившись от боли. Она перевела дух и осторожно пошевелила здоровым плечом. – У меня имеется серьезный повод бежать.
– Ты что, серьезно веришь, что авиабилет поможет тебе удрать от Королев?
– По крайней мере, это стронет меня с места. Довольно и этого. В оставшееся время все равно не успеть узнать, кто это сделал – и мне меньше всего хотелось бы бросаться навстречу новому убийце. Я и от первого-то едва ушла.
Я покачал головой.
– Мы близки к цели, – возразил я. – Наверняка близки. В меня сегодня ночью тоже стреляли. И мне кажется, я знаю, кто это делал – и по отношению к тебе тоже.
Она пристально посмотрела на меня.
– Правда?
Я взял с тарелки непочатый тост, подобрал им растекшийся яичный желток и сунул в рот.
– Умгум. Да, кстати, к вылету не опоздай.
Элейн закатила глаза.
– Я тебе вот что скажу. Ты останешься здесь. Я возьму еще тарелку и вернусь, – она встала – немного неловко; возможно, у нее затекли ноги – и подошла к стойке. Она нагрузила полную тарелку яичницы с беконом и колбасой, добавила несколько ломтиков поджаренного хлеба и вернулась к столику. Я чуть не захлебнулся слюной.
– На, ешь, – она придвинула тарелку ко мне.
Я послушался, но, запихав в рот несколько кусков яичницы, опомнился.
– Ты можешь мне сказать, что с тобой случилось?
Она покачала головой.
– Тут и рассказывать особо нечего. Я поговорила с Мэб, потом с Мэйв. Я возвращалась к себе в гостиницу, и кто-то напал на меня на стоянке. Ну, мне удалось отбить большую часть ударов и напустить на него достаточно огня, чтобы тот отстал. А потом я нашла твою машину.
– Почему ты пришла ко мне? – спросил я.
– Потому, что я не знаю, кто это сделал, Гарри. И никому другому в этом городе я не доверяю.
У меня перехватило дыхание. Я молча взял ее кофе, чтобы запить бекон.
– Это был Ллойд Слейт.
Глаза ее расширились.
– Зимний Рыцарь. Почему ты так решил?
– Когда я разговаривал с Мэйв, он явился с ножом в шкатулке, и изрядно обожженный. Нож был покрыт запекшейся кровью. Мэйв изрядно взбесилась оттого, что нож оказался для нее бесполезным.
На лбу ее обозначилась вертикальная морщинка.
– Слейт… значит, он должен был принести ей мою кровь, чтобы она смогла наложить на меня заклятье, – она сдерживалась изо всех сил, но я все равно видел, как ее трясет. – Возможно, он выследил меня еще на той вечеринке. Благодарение звездам, что я использовала огонь.
Я кивнул.
– Ага. Огонь высушил кровь, сделав ее бесполезной с точки зрения того, что она от нее хотела, – я сунул в рот еще вилку. – А на меня прошлой ночью навалились наемный убийца и пара потусторонних тварей.
Я кратко изложил ей события в «Уолл-Марте», умолчав при этом об участии в них Мёрфи.
– Мэйв, – сказала Элейн.
– Пожалуй, у меня тоже нет других мыслей, – кивнул я. – Это не очень вписывается в ее портрет, но…
– Еще как вписывается, – каким-то отсутствующим тоном возразила Элейн. – Только не говори мне, что ты попался на тот образ вздорной дилетантки-нимфоманки, за которую она себя выдает.
Я удивленно заморгал.
– Нет, – промямлил я набитым ртом. – Конечно же, нет.
– Она умна, Гарри. Она играет на твоих ожиданиях.
Следующий кусок я жевал медленнее и старательнее.
– Это неплохая теория. Но и только. Нам нужно знать больше.
Элейн нахмурилась и посмотрела на меня.
– Ты хочешь сказать, ты хочешь поговорить с Матерями?
Я кивнул.
– Мне кажется, они могут упомянуть какие-нибудь мелочи, помогающие понять, как вообще у них все устроено. Но я не знаю, как попасть туда. Надеялся, ты могла бы попросить кого-нибудь из Летних.
Она закрыла свой роман.
– Нет.
– «Нет» – в смысле, что они не помогут?
– «Нет» – в смысле, что я не собираюсь встречаться с Матерями. Гарри, это безумие. Они слишком сильны. Они могут убить тебя – хуже, чем убить. Им это – раз плюнуть.
– Знаешь, я и так уже вляпался выше головы. Мне уже все равно, какая глубина дальше, – я поморщился. – И потом, выбора у меня все равно нет.
– Ты не прав, – негромко, но настойчиво произнесла она. – Тебе не обязательно оставаться здесь. Тебе не обязательно играть в их игру. Уезжай.