– Добрый малый, – похвалил Оракул, и Фервимдол ревниво покосился на мага.
   Колдун повел своих телохранителей в сумраке между домами. Снегу там было почти по колено, никто не побеспокоился разгрести и убрать его.
   – Вы останетесь дежурить, – сказал маг. – Если кто-нибудь сюда случайно забредет и заметит, что я делаю, убейте его без лишнего шума и суеты.
   Горстаг молил богов, чтобы никто не появился, иначе ему пришлось бы ослушаться Оракула. Фервимдол же почувствовал радостное возбуждение, ему не терпелось пролить кровь и тем самым доказать, что он тоже «добрый малый».
   Оракул достал из складок плаща свиток пергамента.
   – Обычно на это уходит несколько часов, даже у меня, – сказал он, – но, когда при мне заклинание, написанное на бумаге, можно управиться быстрее.
   Темнота ему явно не мешала – он быстро зачитал вступительную фразу. Воздух замерцал, и Горстаг почувствовал на лице покалывание.
   Оракул смотрел на дворец. Вдруг он закачался и, чтобы не упасть, ухватился за плечо Горстага. Пальцы колдуна давили, как железные тиски.
   – Что с вами? – спросил Горстаг.
   – Ничего, уже прошло, – сказал Оракул, отпуская его. – Даже такое короткое заклинание из этой части магии отбирает немало жизненных сил.
   – А что оно дает?
   – С его помощью я увидел всю охрану, которая оберегает замок от вторжения. Теперь я смогу ее нейтрализовать.
   Глядя на замок, он стал бормотать заклинание и делать сложные пассы руками. Воздух вокруг начал потрескивать.
   – Ну вот. А теперь…
   Размахивая руками, он произнес еще одну магическую формулу и с последними словами ухватился за своих спутников. Фервимдол взвизгнул, и они начали падать.
   Вернее, куда-то полетели сквозь пустоту и мелькающие тени. Наконец эта темная пустота выбросила их во двор замка, вымощенный шестиугольными плитами. Со всех сторон неясно вырисовывались стены и башни. Путники оказались внутри крепости.
   – Теперь понятно, – прошептал Горстаг, все еще дрожа, – как вы могли встретить день на юге, а закончить на севере.
   – Извините, что не предупредил вас, – сказал Оракул весело, словно радуясь их замешательству. – Но нам надо было перенестись быстро, пока охрана не сменилась.
   – А дальше что? – спросил Фервимдол.
   – Дальше, – сказал Оракул, – мы будем красться тихо, как мыши. Наша цель недалеко, и большинство слуг Самбрил сейчас внутри, греются у огня, так что, если повезет, нас не заметят. Когда мы доберемся до места, я пойду побеседую, а вы останетесь на страже.
   И они крадучись двинулись по галерее, тянувшейся вдоль стен. Навстречу им никто не попадался, и Горстаг начал надеяться, что их путешествие, кем бы ни был этот Неизвестно Кто, пройдет гладко. Часовые, стоявшие на стенах, опасности не представляли. Их задача была следить за тем, что делается снаружи, а не внутри. Даже если бы кто-то из них заметил внизу в темноте трех человек, то принял бы их за вассалов королевы.
   Но тут на их пути в дверях появилась девушка, закутанная в теплый плащ с поднятым капюшоном, она несла корзинку с рукоделием. Судя по недовольному выражению лица – служанка знатной дамы, в этот поздний час посланная хозяйкой, привыкшей проводить время за вышиванием, за нитками и иголками. Девушка взглянула на мужчин и еще больше нахмурилась.
   – Добрый вечер, – сказал Горстаг. Начав первым, он не знал, что соврать, чтобы служанка не заподозрила неладное.
   Оракул пробормотал какие-то слова на неведомом языке и взмахнул рукой, как бы выхватывая из ножен меч. Из темноты перед ним возникла шпага. Девушка открыла было рот, чтобы закричать, но не успела издать ни звука. Возникшее ниоткуда оружие пронеслось по воздуху и пронзило ей грудь. Колени у девушки подогнулись, она упала, очертания ее тела вдруг стали смутными и неясными, и она исчезла.
   Горстаг в ужасе наблюдал происходящее. Он и раньше видел, как люди погибают, иногда по глупой нелепой случайности, но это было самое хладнокровное убийство из всех, что ему доводилось видеть. И оттого, что тело девушки исчезло, растаяло, как рисунок на песке, смытый волной, свершившееся казалось еще более ужасным. Горстаг хотел было выхватить свою шпагу и проткнуть сердце Оракула, но сдержался.
   Бедная девушка умерла, и ей уже нельзя было помочь. Набросившись на колдуна, Горстаг перечеркнул бы все надежды на то, что задание будет выполнено. Кроме того, Оракул наверняка без труда расправился бы с ним так же, как и с девушкой.
   Фервимдол, тоже рванувший было свою шпагу из ножен, с лязгом вдвинул ее обратно.
   – Я бы убил ее для вас.
   – Знаю, – сказал Оракул. – К счастью, ни одна душа не почувствовала, как мое заклинание исказило пространство, и я решил – пусть крошка лучше исчезнет тихо и бесследно. Подумают, что она просто сбежала. Скорей, мы уже почти пришли.
   И они двинулись вперед. Черный клинок, паривший перед ними, канул во мрак.
   Вскоре они вышли к массивному строению с дымящей трубой на крыше и арками, сквозь каждую из которых мог свободно проехать огромный фургон. Внутри арок, подвешенные на блоках и канатах, свисали седла огромных размеров. Непосвященный мог бы подумать, что перед ним обычная конюшня, но Горстаг, знавший, куда ведет их Оракул, понял, что это не совсем так. Здесь обитали не просто вьючные животные, а человекоподобные существа, возившие важных персон – сановников королевства и рыцарей.
   Им ничего не стоило напасть на Оракула, Фервимдола и им подобных, узнав, кто они такие. Горстаг не мог взять в толк, что колдун собирается здесь делать. Даже безумец не рискнул бы напасть на всех бронзовых королевы сразу, да еще на их территории.
   Незваные гости проскользнули в одну из арок. Она поворачивала, окружая помещение и отделяя его от внешней стены, чтобы никто не нарушал покой его обитателей. В дальнем конце прохода пол был усеян золотыми и серебряными монетами, их отблески дрожали на стенах в колеблющемся свете факелов, от которых воздух в галерее нагрелся. Сердце у Горстага бешено колотилось, он видел, что Оракул намерен выполнить свое обещание. Они вышли наружу. Смерть от холода была бы более приятным уделом, нежели то, что скорее всего их ожидало.
   – Вы, юноши, оставайтесь здесь, на страже, – сказал Оракул, – пока я не завершу свое дело.
   Он легкой походкой направился в дальний конец коридора, и тут навстречу ему вышло какое-то существо. Горстаг не мог его рассмотреть, мешала внутренняя стена галереи. Но огонь факелов отбрасывал на стену гигантскую тень рогатой, увенчанной гребнем головы на длинной гибкой шее и тела с выступом в форме плавника на спине. В воздухе витал запах мускуса. Горстаг с трудом преодолел приступ дрожи. Фервимдол испуганно пятился, и, чтобы он не удрал, шпион встряхнул его за плечо, приводя в чувство.
   – Келсандас, – сказал Оракул.
   – Я узнал тебя, – прорычал зверь в ответ, его голос был намного громче человеческого, хотя и сбивался на шипение. – Ты – Скрывающийся из моих снов.
   – Эти сны я посылал тебе, чтобы подготовить переговоры.
   – Зачем тебе это? Ты что, гонишься за собственной смертью? Я – бронзовый дракон!
   – Металл, драгоценности. Когда-то все это не имело значения, и прежние времена скоро вернутся, – отвечал Оракул.
   – Я тебе не верю.
   – Веришь. Ты чувствуешь, как изменения подтачивают все, что было таким привычным. Но ты можешь уцелеть, если заслужишь.
   – Почему я должен заслужить это, а другие – нет? – спросил Келсандас.
   – Немало хлопот доставили мне такие, как ты, в прошлом, но дело не в этом. В Импилтуре я кое-что затеял. Вряд ли лорды об этом узнают. На всякий случай, если это произойдет, мне нужен помощник на месте, чтобы пресечь любые попытки вмешаться в мое дело.
   – Но почему ты выбрал меня?
   – Потому что я заглянул тебе в душу и знаю, что ты отличаешься от других.
   Тень поднялась и изогнулась, будто змей собирался напасть.
   – Думаешь, я трус? – спросил дракон. – Или предатель?
   – Да нет же. Просто ты не дурак. Ты ведь не откажешься продолжить существование в более приятном облике, нежели твой нынешний?
   – Кто ты? – спросил Келсандас. – Покажи мне твое истинное лицо.
   – Ты уже понял, кто я, – ответил Оракул. – Но если хочешь… – Маг взмахнул рукой, и черты его лица съежились.

Глава третья
23-е и 24-е Хаммера, год Бешеных Драконов

   Аорн не любил Затопленный Лес – мерзкое болото с трухлявыми деревьями, кучами грязного снега, темной водой в ямах, трясиной и запахом гнили. Увы, именно там устроил свое логово дракон, представлявший наибольшую опасность для путников в окрестностях Илрафона. И искать его следовало именно в Затопленном Лесу.
   С чем никак не хотел примириться Уилл, ворчавший всю дорогу, пока они с трудом выслеживали свою жертву, если только можно выслеживать летающую тварь.
   Прихлопнув жирную жужжащую муху, которая явно прекрасно чувствовала себя на холоде, хафлинг обернулся к товарищам.
   – А ведь могли бы, – сказал он, – сидеть на палубе красивой галеры, есть виноград, пить пиво и слушать, как хорошенькая девица поет веселые песенки, так нет же. Мы слишком смелые для этого. Цель нашей жизни – барахтаться в мерзкой ледяной трясине и…
   – Хватит, – сказал Павел. – Надоело слушать твое нытье и ворчню, ты же понятия не имеешь, почему остальные так решили. Ладно, послушай – Кара нам солгала. Она сказала, что ее ранили бандиты, вооруженные мечами и шпагами. Так вот, правда в том, что ее раны были от когтей, с ожогами и волдырями.
   – Какая разница? – усмехнулся хафлинг. Карлик был в полном вооружении, включая несколько магических орудий, которыми их снабдили участвовавшие в предприятии колдуны из Фентии. Он нес целый арсенал – гарпун, лук, колчан, боевой нож и ледоруб, под такой ношей сам маленький охотник был едва виден. И, несмотря на это, он шел легкой, уверенной походкой прирожденного бойца.
   – Я тоже заметил.
   – И это не единственная странность, – продолжал Павел. – Почему она не назвала свое полное имя и зачем ей скитаться в этих краях в одиночку, да еще в Глубокозимье? Да еще с такими ценностями в кошельке? И почему она так боялась, что на нее снова нападут?
   – Верно, – сказал хафлинг. – Она весьма подозрительная личность. Но ее сокровища можно потратить с пользой, так же как и любые другие. Ведь мы же, бывало, работали даже на зентов, когда им нужно было прикончить одну зверюгу.
   – Тогда, по крайней мере, – сказал Рэрун, – мы знали, что получим взамен. А вот Кара для нас загадка.
   – Которую мы могли бы разгадать, – настаивал Уилл.
   – Вряд ли, – сказал Дорн.
   – Но вы даже…
   – И хватит об этом.
   Прекратив таким образом дальнейшее обсуждение темы, которое длилось уже несколько часов, Дорн был доволен. Охотникам не настичь жертву, если они без умолку болтают. Скорее они сами станут добычей зверя.
   Смеркалось, и Дорн подумывал о том, чтобы сделать привал и разбить лагерь. Они вышли на опушку, где вполне могло бы приземлиться огромное летающее чудовище. По краям ее росли ивы, кора на них местами была обуглена и еще дымилась. Земля была усеяна тонкими серо-зелеными чешуйками.
   – Он приземлялся здесь, чтобы пометить территорию, – прошептал Рэрун, – совсем недавно.
   – И снова улетел? – спросил Дорн. Рэрун изучал отметины на земле.
   – Нет, – ответил он, – уполз по земле, вон в ту сторону. – Он указал направление острием гарпуна.
   – Может, змей где-то рядом, – сказал Уилл. – Пойду прогуляюсь вперед и гляну, что там.
   Он стянул с руки перчатку из телячьей кожи, послюнил палец и поднял его вверх, определяя, с какой стороны дует ветер. Следовало подобраться к жертве с подветренной стороны.
   Хафлинг исчез в кустах, и его спутникам ничего не оставалось, как сидеть и ждать. Время шло, и Дорн уже начал беспокоиться, когда наконец появился запыхавшийся Уилл.
   – Он там, – сообщил хафлинг. – Всего на расстоянии полета стрелы отсюда. Эх, если бы не деревья!
   – А что он делает? – спросил Дорн.
   – А вот это странно. Бормочет что-то себе под нос, как старая сварливая бабка.
   – И что он бормочет? – спросил Павел.
   – Думаешь, я понимаю драконий язык? Скорее это по твоей части, ты сам говорил. Не хочешь подобраться поближе и послушать?
   – Если это не заклинания, – сказал Дорн, – не важно, что он там бурчит. Главное, он на земле и его можно достать. Надо подготовиться.
   Они сбросили свое снаряжение. Лишний груз только мешает в бою. Выпили эликсир, защищавший от кислоты, которую выделяла шкура дракона. Затем настало время Павелу воспользоваться своим амулетом в форме солнца.
   Дорн знал, что первая молитва служит для того, чтобы придать всем четверым сил, чтобы освободить их телесную оболочку от боли и усталости, очистить разум и обострить мысль. Второе заклинание должно было обезопасить их от ударов дракона.
   Третье заклинание предназначалось только для Дорна. Мир вокруг стал беззвучным, словно Павел покрыл его пеленой тишины. Остальным тоже не помешало бы воспользоваться этим заклинанием. Но Уилл слишком кичился своей ловкостью, чтобы согласиться на помощь магии. Павел и Рэрун тоже не хотели обходиться без голоса и лишиться таким образом возможности повторять заклинания. Рэрун и сам владел колдовскими формулами. Эти знания передавались из поколения в поколение, хотя были и не так значительны и могущественны, как божественная сила жрецов, но, если надо, могли пригодиться.
   Теперь все было готово. Дорн кивнул – пора идти.
   Они двинулись вперед гуськом, первым шел Уилл, за ним Рэрун, потом Дорн. Павел, производивший больше всех шума и не столь искушенный в применении оружия, замыкал шествие. Они шли с интервалом в несколько метров друг от друга. Даже если этот дракон не обладал способностью изрыгать огонь, лучшей тактикой было держаться порознь, чтобы чудище, придя в ярость, не набросилось на всех сразу и не раздавило их одним прыжком.
   Стоило охотникам приблизиться к своей жертве, как глаза Дорна начало жечь, и они заслезились.
   Значит, он выпил недостаточно снадобья или старые огнеловцы из Фентии сварили слишком слабое зелье.
   Затем Дорн бросил взгляд на змея, расположившегося среди деревьев. Как они и предполагали, это был один из тех драконов, что устраивают свое жилище в трясине и называются болотными драконами. Его грязно-зеленая змееподобная длинная туша была покрыта какой-то отвратительной беловатой слизью, и даже те идиоты, что считали красивыми драконов другой породы, не нашли бы в нем ничего привлекательного. Лапы у него были серые, и Дорн понял, что когти должны быть такими же. Как всегда, вид подобной твари вызывал у него страх, но Дорн напомнил себе, за что ненавидит драконов, и все встало на свои места.
   Болотный дракон дернулся, и камень, пущенный из пращи Уилла, отскочив от чешуйчатого бока, оставил за собой кровавую выбоину в толстой шкуре. Казалось невероятным, что такой маленький снаряд мог повредить эту чешую. Но Уилл мастерски владел пращой и, зная места, где шкура дракона наиболее уязвима, метнул туда заговоренный снаряд.
   Тварь метнулась в сторону обидчика. Бледно-желтые глаза сверкали, дракон открыл пасть, издавая, наверное, дикий рев, который Дорн не мог слышать. Другой камень попал прямо в морду змея. Дорн поднял большой лук и послал сквозь ветви деревьев длинную стрелу. Он тоже знал, куда метить, и стрела глубоко вонзилась в основание шеи дракона. Зверь содрогнулся, его широкий хвост, сметая все на пути, взвился вверх и ударил в сторону стрелка. Уилл тотчас же метнул камень в плечо дракона.
   Чудовище раскрыло крылья, перепончатые, как у летучей мыши. Было ясно, что если оно взмоет вверх, то получит несомненное преимущество, крайне опасное для противников, хоть они и укрылись под спасительной сенью деревьев. Если же он струсит, то может просто улететь, оставив охотников ни с чем. Задача Рэруна состояла как раз в том, чтобы этого не произошло. Он выбрался из-за кустов и метнул гарпун, угодивший змею в брюхо.
   Большинство драконов были не глупее людей. Тварь, очевидно, сообразила, что противоположный конец веревки, тянувшейся за гарпуном, белобородый карлик привязал к дереву. Дракон понял, также, что острие гарпуна снабжено зазубринами и что если его просто вырвать, то рана получится гораздо более серьезная. И он поступил разумно. Изогнув шею, попытался перекусить веревку.
   Дорн решил, что, если повезет, он сможет помешать этому, но не с помощью стрел. Он схватил свой огромный меч и выскочил на открытое пространство. Если бы мог, он бы издал боевой клич, чтобы привлечь внимание твари.
   Но этого не понадобилось. Змей, конечно, заметил такого огромного противника с телом из железа, заметил и его длинный прямой меч. И он явно понял, что если проигнорировать врага, тот скорее всего воткнет меч ему в глаз, пока он будет пережевывать веревку, а потому он обернулся и обрушился на Дорна.
   Дорн отскочил в сторону, едва спасшись от чешуйчатых лап и от когтей, которые выпотрошили бы его и раздавили всмятку. Охотник нанес удар по передней лапе дракона, но лишь слегка задел ее. Зверь обернулся, и Дорн увидел его морду прямо перед собой.
   В ночных кошмарах Дорна всегда были драконы, и то, что все происходило в полной тишине, придавало начавшемуся поединку жуткое сходство с ночным кошмаром. Да, вблизи болотный дракон был воплощением кошмара. Его оскаленные синевато-серые зубы были остры, словно клинки, а лимонного цвета щели глаз с узкими зрачками горели дьявольским огнем. Тело, длинное, как дерево, и большое, как дом, извивалось и молниеносно бросалось на противника. И полученные раны никак не ослабляли его.
   Дорн сражался как обычно: практически неуязвимая железная половина его тела всегда была обращена к противнику для отражения ударов, когда их невозможно было избежать. Другая половина оставалась недоступной для врага. Дракон схватил лапами его металлическую руку, попытался откусить ее, но, поняв, что это невозможно, стал яростно трясти охотника, не разжимая зубов. Змей швырнул Дорна на землю и навис над ним всей своей тушей. Охотник взмахнул мечом, и клинок пронзил лапу дракона между когтями. Змей от боли отдернул лапу и на мгновение разжал челюсти. Искусственные конечности Дорна хоть и обладали чувствительностью, но меньшей, чем обычная человеческая плоть. Их создатель не счел необходимым делать инструмент, предназначенный для убийства, слишком чувствительным к боли. Полуголем вырвал руку из пасти дракона. Задев один из нижних клыков металлическими шипами, Дорн вышиб его из пасти. Охотник вскочил на ноги, и дракон снова накинулся на него.
   В ходе сражения капли разъедающей слизи дракона обрызгали Дорна. Лицо жгло, и он снова подумал, что зелье не очень-то помогает. Кислота прожигала дымящиеся дыры в кольчуге и даже оставляла следы на клинке, хотя меч и был заколдованным. Только железная часть тела Дорна доказала свою абсолютную неуязвимость.
   Уже целый час длилась эта бешеная битва, хотя и казалось, что промелькнуло всего несколько секунд. Сбоку на дракона напал Рэрун и начал рубить его своим ледовым топором. По-прежнему сосредоточившись на змее. Дорн мельком взглянул на своих товарищей.
   Рэрун направил топор в тело чудовища. Змей завертелся, пытаясь выбить оружие из рук охотника и разорвать самого Рэруна когтями. Карлик отпрыгнул назад, спасаясь от атаки, но дракон не отставал. Продолжая вертеться, он хлестнул Рэруна хвостом по груди, и тот, отлетев в сторону, со всего размаху грохнулся наземь. Удар был таким сильным, что казалось, должен был переломать карлику все кости. Но Рэрун тут же вскочил на ноги и схватился за рукоять кинжала.
   Уилл ринулся дракону под брюхо и воткнул свой кривой кинжал в чешую, сделав длинный глубокий разрез, словно потрошил оленя. Внутренности вывались наружу, их вес мог бы раздавить кого угодно, но маленький хафлинг успел отскочить.
   В воздухе возникла полупрозрачная булава, словно в руках какого-то невидимого воина, и начала колошматить по костяным пластинам на лбу над горящими глазами дракона. Дорн понял, что это Павел с помощью магической формулы привел в действие волшебную булаву. Потом жрец сам двинулся на зверя, и булава из железа и дерева засверкала в его руке, словно солнце.
   Дорн делал все, чтобы оставаться напротив дракона и без конца атаковать, отвлекая на себя его внимание, пока друзья наносили змею удары сзади и с боков. Вскоре морда зверя была исполосована кровавыми ранами. Но дракон не отступал.
   Разъеденный кислотой, меч Дорна раскололся надвое. И пока Дорн искал охотничий нож, который всегда носил с собой, с темнеющего неба на спину дракона, между крыльев, обрушился столб ослепительно яркого желтого огня. Дорн знал, что Павелу не хватило бы умения, или мудрости, или святости, чтобы вызвать заклинание такой силы. Он прибег к помощи драгоценного свитка, божественная магия которого превосходила силу колдунов Фентии. Это был единственный способ уничтожить дракона.
   Болотная тварь дрогнула. Она обернулась к человеку, в котором сразу определила заклинателя. Змей метнулся вперед и сомкнул челюсти вокруг Павела. Зубы твари лязгнули, и дракон высоко поднял голову, готовый проглотить жреца.
   Доставать нож было некогда, и Дорн бросился на дракона, нанося ему удары своими железными шипами.
   Забыв об опасности, Рэрун и Уилл тоже отчаянно накинулись на змея.
   Воняя паленым, змей повалился на землю. Трое охотников отскочили, чтобы не оказаться погребенными под тушей дракона, и поспешили к его голове, не зная, жив ли Павел.
   Они разжали клыки змея и освободили товарища. Тот едва дышал. Его раны были слишком глубоки, он истекал кровью, а лекаря, кроме него самого, здесь не было.
   Ах, если бы он смог сделать хоть один глоток!
   Дорн вытащил склянку из сумки, которую носил на поясе, разжал жрецу зубы и влил ему в рот немного прозрачной жидкости.
   Павел закашлялся, и большая часть жидкости вылилась у него изо рта, но, видимо, немного все же прошло в горло – ресницы встрепенулись, карие глаза открылись, и он жадно выпил все, что оставалось в склянке. Кровотечение прекратилось. Павел слабым жестом показал, что просит Дорна отступить назад.
   Сначала Дорн не понял, почему друг гонит его прочь. А затем вспомнил о пузыре тишины. Павел не мог прочитать заклинание, пока его не оставят одного.
   Дорн отошел в сторону, и жрец стал нашептывать одну исцеляющую формулу за другой, пока его раны не закрылись и он не смог подняться на ноги. Затем Павел снял чары с Дорна, и в мир ворвались звуки.
   – У вас на лицах ожоги от кислоты, – сказал Павел. – Пожалуй, не очень серьезные, но у меня еще есть в запасе пара заклинаний, так что я могу помочь. – Он осклабился, глядя на хафлинга. – Правда, к сожалению, у меня нет лекарства от простого уродства. Или уродливой простоты.
   После того как жрец избавил друзей от боли, которую причиняли им ожоги, Рэрун обратился к Дорну:
   – А не разбить ли нам лагерь? А змея покрошим утром. Пары зубов и когтей хватит, чтобы доказать, что мы его убили.
   – Отлично, – ответил Дорн.
   Ему пришло на ум, что он должен бы радоваться: убит еще один дракон; но, как это часто с ним случалось, он чувствовал себя опустошенным. Вместо ликования на него нахлынуло уныние.
   – Хотел бы я знать, – сказал Уилл, – почему мы никогда не ловили драконов в их логовище. Завладев сокровищами хоть одной стаи, мы смогли бы жить как короли до конца наших дней.
   – Они маскируют свои берлоги, чтобы люди не могли их найти, – ответил Рэрун. – Они строят ловушки и западни и так обрабатывают землю, что, если вдруг придется сражаться на их территории, незваным гостям не поздоровится. Поверь мне, так гораздо лучше.
   – Конечно, у тебя-то запросы скромные, – сказал Уилл. – Кружка пива, тарелка тушеного мяса, и ты уже счастлив. По сравнению с тем, как ты жил на Великом Леднике, это просто роскошь. Я же имею в виду лучшую…
   Издалека, с севера, донесся какой-то рев. В ответ с болота послышался похожий звук, переходящий в шипение. Потом еще и еще. Охотники в испуге переглянулись.
   – Что это? – спросил Павел. – В Затопленном Лесу живут и другие драконы, но что могло их встревожить? Судя по всему, они далеко отсюда и друг от друга. Никогда не слышал ничего подобного.
   – А я слышал, – отрывисто сказал Дорн. – Слушай внимательно. Попробуй разобрать, о чем они. Когда рев стих, глаза жреца расширились.
   – Не может быть, – пробормотал он. – Город. Дорн повернулся к Рэруну.
   – Илрафон от нас далеко? – спросил он. Он и сам знал, но карлик лучше ориентировался на местности.
   – В двух часах пути, – сказал Рэрун. – Пока тащились за этой болотной тварью, сделали крюк. Ну что, поворачиваем назад?
   Он понимал всю серьезность положения, а потому не задавался вопросом, разумно ли отправиться среди ночи в путь, не отдохнув.
   – Поворачиваем, – ответил Дорн.
   – А как же клыки и когти? – удивился Уилл.
   – Оставь. Это уже не важно.
   Подмастерье умчался наверх по лестнице, оставив охотников в рабочей комнате, которая занимала весь первый этаж. Слева от них была груда ящиков и мешков с солью для заготовки рыбы, справа работал пресс, закатывая рыбу в банки с маслом.
   Эсвель Грингейт, в стеганом халате и в ночном чепце на седеющих волосах, в сопровождении подмастерья спустилась с лестницы. На первый взгляд это была милая добродушная толстушка, но, если присмотреться, в ее лице можно было уловить жесткость.