Бекитт Лора. Агнесса. Том 1

   — Ну как тебе Арагон? — спросил, нагло улыбаясь, Кинрой Джек заметил прятавшееся за улыбкой разочарование, и в нем шевельнулось злорадство.
   — Хорошая лошадь. Я возьму ее, если позволишь.
   Кинрой поморщился, но сказал—
   — Да, как договаривались. Ну что ж, теперь можно и выпить!
   Компания сразу повеселела Джека окружили Дэвид, Фрэнк и Руди. Кинрой и Линн пошли впереди, а сзади двигался Генри
   — Чем ты занимался раньше, до того, как приехал на прииск? — спросил Дэвид, которому Джек сразу пришелся по душе
   — Объезжал лошадей на конном заводе.
   — О! — воскликнул Фрэнк — Уважаю!
   Разговор шел о разных пустяках до тех пор, пока компания не достигла желанной цели — салуна, где их ждало давно признанное райским блаженство, без которого и жизнь была не жизнь.
   Джеку вовсе не хотелось пить и тем более за чужой счет (по правилам, виски должен был ставить именно он, но — увы! — в его карманах гулял ветер). Он вспомнил вдруг о том, что зверски голоден, хотя желудок уже не ныл, а лишь тупо болела голова от этого. Джек ощущал пустоту в мыслях и непривычную слабость. Он знал только одно — нужно достать золото сегодня, и не позднее. Но где? Попросить у кого-то из этих почти незнакомых людей?
   Джек думал об Агнессе и потому не расслышал вопрос Дэвида.
   — Что? — переспросил он
   — Я говорю, каких девочек ты любишь?
   С момента их прихода в салун не прошло и получаса, но Дэвид успел опрокинуть в себя не один стакан крепчайшего напитка
   — Разных, — ответил Джек, не отвлекаясь от своих проблем.
   — У нас только хорошенькие! — простодушно похвалился Дэвид и, доверительно приблизившись к собеседнику, добавил — Джулия, видишь, та, что с Фрэнком? Ничего, правда? Подари ей вот такой, — Дэвид показал размеры, — кисет с золотом — и она твоя!
   — Ты дарил? — поинтересовался Джек
   — Конечно, дарил. Все дарили. Попробуй и ты — не пожалеешь! Бывают, ясное дело, и лучше. У Кинроя подружка мировая, настоящая красавица! Гейл — королева прииска! Эй, Джулия, пойди-ка сюда!
   К стойке подошла улыбающаяся полненькая брюнетка с гладким выбеленным лицом и словно приклеенной улыбкой. Дэвид подал ей стакан, она взяла, зябко поведя обнаженным, белым, как алебастр, плечом.
   — Слушай, Джулия, вот тебе задачка перед тобой двое — я и он — Дэвид кивнул на Джека — Кого выбираешь? Помни только, что меня ты знаешь хорошо, а его видишь в первый раз!
   Девушка стрельнула кукольными глазками и показала на Джека
   — Почему его? — расстроился Дэвид — Вот женщины!
   — Ничего, — сказал Джек, — как только она узнает, что у меня нет золота, так сразу выберет тебя.
   К стойке подлетел Фрэнк
   — Зачем переманиваете, парни? — закричал он. — Нечестно!
   — Да ничего мы не переманиваем, — отозвался Дэвид. — Хоть сейчас забирай…
   Веселье продолжалось. Народу собралось предостаточно. Жестикулировали, кричали одни, тихо перешептывались другие, третьи входили внутрь, выходили обратно, снаружи слышалась людская перебранка, ржание привязанных к ограде лошадей.
   Звон бутылок и стаканов (хозяин едва успевал разливать напитки), шелест карт за столами, ленивая ругань, взрывы хохота — сейчас это не казалось Джеку родным и привычным. Фрэнк, Руди, Линн были пьяны. Кинрой куда-то исчез. Генри тоже не было видно. При входе в салун завязалась драка, девицы визжали, кто-то беспорядочно стрелял в воздух.
   Керби терпеливо лежал под столом, то и дело фыркая от табачного дыма, насквозь пропитавшего помещение.
   Дэвид вел себя спокойно, может быть, потому, что уже не был способен совершать резкие движения. Найдя в Джеке благодарного слушателя, он болтал без умолку. Джек для вида изредка натянуто улыбался, но мысли его были далеко. Дэвид, наливая себе виски, не забывал и товарища, но Джек незаметно отодвигал рюмку к веселящемуся рядом Фрэнку, ибо знал: если сделает хотя бы один глоток сейчас, во время своей вынужденной голодовки, то тут же и свалится замертво.
   — Настоящий друг — это тот, кто может все! — изрек Дэвид очередную пьяную истину и угрожающе двинулся на Джека: — Я тебе друг?!
   — Друг. Одолжи мне немного золота.
   — Сколько хочешь! — Дэвид развел руками. — Хоть все отдам!
   — Все не нужно.
   — Ладно, — согласился Джек, встряхивая головой, — возьми сколько надо, а на остальное выпьем. Эй, Джим, ну-ка еще по стаканчику!
   — Выпить успеем. Давай золото.
   — Бери! — широким жестом кинул на стол небольшой мешочек. — Возвращать не надо!.. Джим, да где ты, черт?!
   Джек взял золото. В мешочке заключалось спасение, спасение дорогой ему жизни. Теперь нужно было спешить.
   — Ты куда? — удивился Дэвид.
   — Посмотрю, привязана ли лошадь
   — Фрэнк! — из последних сил Дэвид. — Иди-ка, привяжи наших лошадей… Куда ты? Куда?! — Он возмущенно хлопнул ладонью по столу, заметив, что Джек все-таки собирается ускользнуть.
   — Меня ждут.
   — Кто? — деловито осведомился Дэвид, невероятным усилием удерживая клонившуюся вниз голову,
   — Один человек. И это очень важно.
   Джек позвал Керби и быстро прошел между пьяными.
   — Эй, подожди! — окликнул кто-то у входа.
   Джек обернулся: на него смотрели темные глаза Кинроя.
   — Завтра приходи. Может, понадобишься.
   — Хорошо, приду, — ответил Джек.
   Больше они ничего не сказали друг другу, но как порой между людьми в один миг протягивается соединяющая души ниточка симпатии или любви, так они оба почувствовали раз и навсегда разделившее их чувство глубокой неприязни, происхождение которой вряд ли смогли бы объяснить.
   Кинрой вздрогнул: ненависть скользнула в него ядовитой змеей и до поры затаилась в сердце.
   Наскоро привязав белого коня во дворике, Джек помчался в дом. В комнате было тихо; он распахнул дверь — сердце билось намного сильнее обычного…
   Элси исправно сидела у постели Агнессы. Агнесса спала, отвернувшись к стене. Джек, облегченно вздохнув, подошел ближе.
   — Как дела? — обратился он к Элси, и та отвечала тонким тусклым голоском:
   — Мисс Агнесса уснула недавно. Ей было очень плохо. Мисс Маккензи приходила сюда.
   — И что бы ты без меня делала? — раздался насмешливый голос.
   Гейл вошла незаметно и теперь стояла за их спинами. Увидев ее, Элси вскочила со стула, попятилась к дверям и выскользнула из комнаты.
   Гейл усмехнулась.
   — Зачем ты ее позвал? Какой от нее толк? Попросил бы уж меня.. Твоя Агнесса бредила, металась, я еле удержала ее. Она все время звала тебя.
   Спутанные волосы девушки неровно стлались по подушке, бледные губы были страдальчески сомкнуты, а во всем лице не было ни кровинки; туманность печальных снов витала надо лбом. Одеяло сползло на сторону и, поправляя его, Джек коснулся плеча Агнессы, еще хранящего следы южного загара, который некогда так поразил Гейл и который сейчас напомнил Джеку удивительное время их с Агнессой путешествия.
   Он вспомнил мир синего неба и желтой земли, где на десятки миль кругом и днем, и ночью — никого, лишь ущелья, каньоны, высота и простор… Казалось, в этом мире, кроме двух влюбленных, никого не существовало. Это был тяжелый переход, но Джек забыл о зное, жажде, пыли и ветрах, он помнил только улыбку Агнессы, ее зеленые глаза, с изумлением и восторгом глядящие на диковинную природу из-под запыленной шляпы, помнил смуглые руки, державшие повод коня, и все-все минуты, часы, дни их счастья вдвоем, только с нею и с нею.
   Нет, невозможно было, живя рядом с таким существом, стать грабителем и убийцей, безнаказанно проливающим чужую кровь! И Джек решил больше не ходить туда, где был сегодня, не встречаться с этими людьми. В конце концов у него было золото Дэвида, которого хватит на то, чтобы купить лекарства, ну а дальше… Дальше он что-нибудь придумает!
   В реальность его вернула Гейл.
   — Ну как? — спросила она. — Что тебе сказали ребята?
   — Ничего особенного.
   — Они возьмут тебя?
   Джек неохотно кивнул.
   — Как они тебе показались?
   — Обыкновенными.
   — Да, — подтвердила Гейл, — верно. Это же все бывшие золотоискатели. Кинрой ведь тоже не грабить сюда приехал, просто ему не повезло, как и тебе, вот и пришлось собрать ребят… Я тебе вот что скажу: Дэвид и Фрэнк — хорошие парни, держись их, они не подведут, а с Генри лучше не связывайся, он хоть и мальчишка, а хитер; со временем из него первоклассный негодяй получится. Двоих новеньких я не знаю; одного Кинрой сразу к себе приблизил, значит, дрянь человек, а другой, наверное, ничего.
   — Знаешь, я как-нибудь сам разберусь!
   — Ах, так? — Гейл обиженно поджала губы, уязвленная его ответом. — Ну, извини, извини; раз ты такой умный, то мои советы тебе, ясное дело, ни к чему.
   — Просто я не собираюсь больше иметь с ними никаких дел, — подводя итог своим размышлениям, сказал Джек.
   — Вот как? Что ж, очень мило. Но напрасно. Кинрой сочтет себя оскорбленным.
   — Золото я взял не у Кинроя, а у Дэвида, с ним и буду разбираться. Как-нибудь рассчитаюсь.
   Гейл рассмеялась.
   — Дэвид — добрая душа, он простит тебе этот долг, особенно если ты расскажешь душещипательную историю о своей Агнессе. Но Кинрой обидится.
   — Плевать я хотел на Кинроя! Лошадь я ему верну.
   — Он дал тебе лошадь?
   — Да. И сказал прийти завтра, но я не пойду.
   — Нет?
   — Нет.
   — Тогда я тебе не завидую. Кинрой не прощает таких штучек: пришел, ни за что ни про что получил золото, а потом вдруг — знать вас не желаю! Кстати, ты и меня подводишь, ведь это я договорилась с ним о тебе. А теперь что ж, выходит, я наврала, подсунула ему фальшивку!
   Джек скользнул по ней взглядом.
   — Не переживай. Он твой дружок и тебя простит. В крайнем случае свалишь все на меня.
   Гейл прищурилась.
   — Не боишься?
   — Нет.
   — Ох ты! Не слишком ли уверен в себе?
   — Ни в чем я не уверен, Гейл, — устало произнес он. Гейл засмеялась, как ему показалось, с презрением.
   Решение Джека каким-то образом нарушало ее планы, но тем не менее она не злилась и разглядывала его скорее с любопытством, еще не успев понять, приятно ли ей на этот раз ошибаться в человеке или напротив — это очередное горькое разочарование. Впрочем, она, кажется, уже разучилась удивляться.
   — Чем больше я узнаю тебя, Джек, тем больше изумляюсь, — заявила она вопреки своему чувству, — Иногда ты кажешься мне совсем мальчишкой, а случается, думаю, что ты лет на десять старше меня; иной раз я уверена в том, что по сути ты добрый человек и способный многим пожертвовать ради другого, но через минуту не сомневаюсь в твоей страшной жестокости. Дьявол ты или ангел — разве поймешь? Ты странный: на меня набросился, как голодный волк, чуть было силой не взял, а на свою Агнессу смотришь не дыша!
   — Тогда я вел себя глупо. Мне неприятно вспоминать об этом.
   Он не лгал, и Гейл, вновь задетая, воскликнула:
   — А мне — приятно! Представляю, что было бы, если бы я не остановила тебя!
   — Представляю, какие упреки слышал бы я теперь!
   Гейл стиснула зубы так, что они скрипнули, будто у хищницы, и произнесла, с трудом сдерживая ярость:
   — Ты… ты мелко плаваешь, Джек, вот что я тебе скажу. И у тебя никогда ничего в жизни не будет, ничего и никогда! Даже Агнесса тебя бросит рано или поздно, клянусь! Она еще девчонка, но со временем, когда повзрослеет, поймет, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на существование рядом с таким заурядным существом, как ты!
   Джек поднял голову.
   — Тебе доставляет удовольствие говорить мне гадости?
   Гейл развернулась и резко выкрикнула:
   — Да! Потому что ты мне ужасно не нравишься! Я… смотреть на тебя не могу!
   Если б он позволил себе улыбнуться, она бросилась бы на него, как тигрица, но он ответил спокойно:
   — Не смотри, кто тебя заставляет!
   — Учти, как только Агнесса поправится, я ей все расскажу про тебя! Пусть знает, какая ты дрянь!
   — Что ж, — сказал Джек, — ты имеешь на это право.
   Гейл взглянула на него, хотя говорила совсем другое, и застыла на мгновение, увидев, каким отчужденно-жестоким может быть взгляд его светлых глаз.
   Агнесса проспала до вечера. За это время Джек успел позаботиться о животных, Арагоне и Керби, заплатить долги, а главное — встретиться с Энтони и получить от него обещание достать в обмен на золото лекарства для Агнессы. Кое-что Энтони дал ему сразу, остальное поклялся принести на днях. После, возвратившись домой и наскоро утолив голод, Джек отослал Элси и стал дожидаться пробуждения возлюбленной, опасаясь тревожить ее сон.
   У него было время еще и еще раз поразмыслить об их с Агнессой жизни, прошлой, настоящей и будущей. В сомнении смотрел он на оставшееся золото: впервые он держал его в руках, и его было так… мало. Мало для того, чтобы начать новую, безбедную, прекрасную жизнь, чтобы обрести уверенность в завтрашнем дне. Да, Агнесса, конечно, поправится, они уедут отсюда и… опять нужно будет искать способ заработать на жизнь, не на хорошую, нет, на обычную, серую, беспросветную жизнь. И тогда Агнесса, быть может, и правда бросит его… И Джек невольно возвращался к предательской, ужасной и соблазнительной мысли: а что если попробовать?! Один-два раза, и — вдруг повезет? — у них будет столько золота, что хватит не на один год! А Агнесса… Она больна, ничего не знает, и ей можно ничего не рассказывать, ни сейчас, ни потом. Она ни о чем не догадается, разве она может представить его грабителем и убийцей?! А он себя — может? С самим собой он всегда находился в достаточно сложных отношениях, противоречивых, порожденных изначальной жестокой необычностью судьбы. Но убивать?.. Разве он способен?.. И ведь это будет уже не судьба, а его собственный выбор! О нет!.. Но золото…
   И Джек сидел, как в наваждении, не в силах отделаться от мыслей о призрачном блеске того, что открывало кратчайший путь в мир богатства и счастья.
   Керби, впервые за много дней накормленный досыта, лежал в своем углу, часто поглядывая на спящую хозяйку. Ее неподвижность показалась ему чересчур продолжительной и, выбрав минуту, когда хозяин отвернулся, пес прыгнул к кровати, быстро поставил передние лапы на край постели и коснулся шершавым теплым языком щеки Агнессы. Последовавший за этим шлепок заставил Керби отскочить в сторону, но дело было сделано: глубоко вздохнув, Агнесса открыла глаза.
   От слабости она почти не могла ни двигаться, ни говорить и все же, заметив тревожный взгляд Джека, пошевелилась и прошептала:
   — Я долго спала… Сейчас ночь?
   — Вечер. Тебе нужно принять лекарство, Агнес. Я помогу тебе подняться, хорошо?..
   Она опустила ресницы, соглашаясь; Джек наклонился, немного приподнял Агнессу и ощутил неровное биение ее сердца.
   — Что сказал доктор? — спросила девушка.
   — Он сказал, что ты скоро поправишься, — солгал Джек, — возможно, через пару недель будешь на ногах. Выпей вот это… Или нет, сперва съешь хотя бы одну ложку…
   Она помотала головой: при одной мысли о еде к горлу подступила тошнота.
   — Совсем немножко, — с мягкой настойчивостью произнес Джек. — Я попросил миссис Бингс приготовить это для тебя. — И, поддерживая ее голову, заставил проглотить пару ложек какого-то кушанья, совсем не похожего на ту отвратительную пищу, которой они вынуждены были довольствоваться все последнее время: Агнесса почувствовала это, несмотря на непроходящую горечь во рту. То было что-то сладкое и нежное, запомнившееся еще со времен детства.
   Потом он протянул ей лекарство, Агнесса сделала глоток из чашки.
   — Горькое… ужасно!
   — Потерпи, будь умницей!
   Она облегченно вздохнула, когда Джек наконец опустил ее на постель. Он натянул толстые шерстяные чулки на ее ледяные ноги, поправил подушки и убрал с лица волосы. Он возился с ней, пока не заметил, что она смотрит на него сквозь слезную завесу.
   Джек схватил ее за руку.
   — Не плачь же, маленькая! Клянусь, я не лгал, ты выздоровеешь, и очень скоро! Все будет в порядке!
   Он наклонился, и, обняв его, Агнесса разрыдалась. Джек почувствовал, как по всему телу от ног до корней волос пробежала волнующая быстрая дрожь; совсем не нужно было слов, он это понимал, и успокаивал Агнессу лишь ласковыми прикосновениями.
   — Господи, как не вовремя все случилось…
   Джек с удивлением встретил ее виноватый взгляд.
   — О чем ты, Агнес, милая?
   — Но ведь мы… У нас ничего нет, — с трудом выговорила Агнесса.
   Джек заставил себя улыбнуться.
   — Все хорошо, Агнес, не волнуйся. У нас есть теперь золото и будет… будет еще. Мы уедем, и сбудется все, о чем ты мечтаешь, обещаю тебе!
   Агнесса закрыла глаза.
   — Посиди со мной, Джекки. Когда ты рядом, мне легче.
   — Я не собираюсь никуда уходить. Спи спокойно! Я просижу здесь всю ночь, а утром к тебе придет Элси.
   — Ты пойдешь на прииск?
   Его колебание было столь кратким, что Агнесса ничего не заметила.
   — Да, Агнес, на прииск.
   — Где Керби? — спросила Агнесса.
   Пес, услышав свое имя, обрадованно завертел хвостом и подошел к постели девушки. Агнесса погладила его, вытянув руку, и Джек тоже приласкал собаку.
   Пес так и не отошел от хозяйки и, когда она заснула, продолжал сидеть возле кровати вместе с хозяином. Незадолго до рассвета, когда Джек почувствовал, что если не отдохнет хотя бы немного, то просто не сможет никуда пойти, человек и собака покинули свой пост и устроились в углу комнаты. Постелив на пол полушубок, Джек лег рядом с Керби и не рассердился, когда пес положил на его плечо свою лохматую рыжую морду.

ГЛАВА VII

   — Черт возьми, сколько можно тут торчать? А если дилижанс вообще сегодня здесь не проедет? — ворчал Фрэнк, который раз выглядывая из-за ветвей.
   Они уже довольно долго наблюдали за дорогой, и холод пробирался сквозь одежду.
   Лошади стояли наготове в укрытии. Неподалеку Дэвид, сидя на поваленном дереве, продолжал начатый рассказ:
   — Так вот, значит, у моего отца было девять детей, я старший. Однажды папаша сказал мне: «Дэвид, все. Тебе уже тринадцать лет, ты должен помогать мне кормить семью». Я был послушным сыном, пошел работать. Трудился от зари до зари, да еще дома приходилось возиться с малявками… Словом, парни, не жизнь была, а сущий ад! Вставать приходилось до ужаса рано: вечером только глаза закроешь — бац! — уже толкают: вставай, Дэвид, корми семью! А есть мне давали не больше других, иной раз и меньше: мать все для младших старалась… До семнадцати лет я так жил, а потом понял наконец, что это пожизненная каторга! Тогда я разом все отрубил: собрался и удрал, сначала на Запад, а потом сюда. И не жалею! Здесь я сам себе хозяин, птица вольная и главное — ни за кого не в ответе! А там… До сих пор не забыл, как орут младенцы ночью. Представьте: ты только уснул — и вдруг этот нудный плач, он выводит из себя, это хуже всякой пытки! Сколько лет я просыпался от него! Кошмар! Вот почему я никогда не женюсь; женишься — и получишь кучу ребятишек, а хуже этого, поверьте, парни, ничего нет!
   — Куда ты денешься! — подошедший Фрэнк. — Рано или поздно тебя соблазнит какая-нибудь юбка!
   — Врешь! Сказал ведь, век не женюсь! Фрэнк рассмеялся.
   — Но, Дэвид! Ораву детей можно заиметь и не будучи женатым!
   — Ну нет! Это уж будет не мое дело!
   — Как это не твое? — удивился Фрэнк. — А чье же? Твое, Дэвид, очень даже твое!
   — Да ну тебя! — отмахнулся тот. — Кончай издеваться!
   Джек не прислушивался к их разговору. Он был в страшном напряжении, его приезд сюда вовсе не означал, что выбор окончательно сделан: Джек все еще мучился сомнениями, готовый в любую минуту сорваться и повернуть прочь с этого места, с этого пути. Он хотел бы спросить у своих спутников, что они чувствовали тогда, когда в первый раз… Но был уверен, что его не поймут: они вели себя так невозмутимо, спокойно, словно вовсе не собирались вершить неправый суд над людскими жизнями, не затевали кровавую бойню, а просто так… вышли на прогулочку. Джек не понимал, в чем тут дело: внешне эти люди вовсе не казались жестокими или злыми.
   И лишь чуть позже мелькнула у него смутная догадка: ребята не смотрели на творящееся зло как на преступление, они — и, возможно, это было даже страшнее — воспринимали происходящее как должное, как составную часть своей жизни; эти поездки стали для них рутиной, самыми что ни на есть обычными событиями.
   Фрэнк, в очередной раз проверив дорогу, вернулся к приятелям.
   — А что, поедем завтра куда-нибудь повеселимся! — предложил он и обратился к Джеку: — У тебя есть девчонка?
   Джек хотел что-то ответить, но его опередил Дэвид.
   — Да уж, конечно, есть! — воскликнул он. — Тащи ее с собой, вот увидишь, будет весело!
   Он подмигнул Джеку, который, сам того не замечая, смотрел на него, как на умалишенного. Агнесса и эти люди!.. Они болтают о каком-то веселье, совсем не думая, что завтра, быть может, превратятся в груду мяса и костей… Да что там завтра, сегодня, возможно, через несколько минут! О нет, надо сматываться отсюда!
   На повороте дороги возникло темное пятно.
   — Едет, — прошептал Фрэнк и, присмотревшись, добавил:— А охраны-то, охраны!..
   — Без паники! — бодро отозвался Дэвид. — Как всегда, по паре на каждого. А, да с нами же еще Джек! Тогда и того меньше… По коням!
   Белый-белый, словно осыпанный снегом, Арагон ждал в кустах, чутко прислушиваясь к далеким крикам одиноких птиц и замирающему где-то там, в вышине, скрипу голубых ветвей, с которых временами срывался и падал вниз танцующий снежный дождь. Белое на белом не сливалось в одно, оно все же имело какие-то контуры, тогда как темное во тьме, черное во мраке не было различимо, — так и у Джека в душе все смешалось; тревога за близкого человека, боль от неудач и досада на судьбу боролись с последними колебаниями еще не до конца побежденного сердца. В последний момент Джек так и не смог разобраться, каких мук он боится больше: телесных или тех, что способны разорвать душу; осуждения других людей (а что если узнает Агнесса?!) или суда своей собственной совести.
   Он погладил лошадь и мягко опустился в седло. Пригибаясь к холке коня, выехал на обочину. Впервые он дрожал от страха за свою жизнь, дрожал, потому что знал: если его убьют, некому будет позаботиться об Агнессе.
   Все было рассчитано верно. Не успевшие опомниться охранники с трудом отбивались от нападавших. Дэвид, Фрэнк и Джек отвлекли их внимание в первые секунды, а с другой стороны уже мчались, пересекая равнину, Кинрой, Руди, Генри и Линн.
   Дэвид отшвырнул убитого им кучера и, усевшись на козлах, сдерживал четверку распаленных лошадей, истошное ржание которых смешивалось с выстрелами и яростными криками сражающихся.
   Рядом Фрэнк сцепился с пожилым охранником — за ними уже тянулся по снегу неровный алый след. Кинрой и Линн, вскочив на крышу дилижанса, стреляли вправо и влево, метко и хладнокровно.
   Генри, одетый в рыжую лисью шубу и сидевший на подходящей по масти лошади, держался поодаль, наблюдая за схваткой. Он изредка лениво постреливал, нимало не заботясь о том, достигнут ли выстрелы цели.
   Руди перескочил в чужое седло, одновременно сбросив всадника. Поверженный наземь противник, опомнившись, вскинул оружие, но Руди выстрелил, опередив его, и дикий вой раненного насмерть человека пронесся по дороге.
   Размышлять было некогда. Джек чуть замешкался с непривычки, и тут же кто-то схватил его сзади, намереваясь стащить с седла. Перед лицом мелькнуло дуло револьвера. Джек услышал щелчок — осечка! — это спасло ему жизнь. Он рванулся в сторону и свалился в снег вместе с нападавшим. Тот при падении ухитрился оказаться сверху и теперь, крепко прижав Джека к земле, шарил вокруг в поисках оружия, выбитого из рук мгновенье назад. Револьвер валялся неподалеку, но Джек яростно сопротивлялся, не давая противнику дотянуться до оружия.
   Разъяренный охранник вцепился Джеку в горло, желая задушить его голыми руками, но не рассчитал и был отброшен в сторону. Почувствовав себя свободными, они одновременно бросились к оружию: охранник первым схватил револьвер, но выстрелить не успел — блеснула сталь клинка, и он рухнул на землю, не издав ни звука, лишь продолжая судорожно сжимать рукоятку револьвера.
   Дымящаяся кровь медленно расползалась по лезвию, и падающие вниз тяжелые капли крови казались живыми… Живая человеческая кровь!.. Джек вздрогнул, внезапная тошнота, головокружение охватили его — такого еще никогда не бывало; какие-то неясные видения промелькнули перед глазами, он не мог вздохнуть — словно собственная смерть улыбнулась ему. Позднее он забыл эти первые ощущения, но сначала они часто возвращались, и Джек будто бы видел себя самого, как он стоит посреди красного на белом, и с клинка его кинжала, в тот момент точно слившегося с рукой, как ее продолжение, катятся капли крови человека, который никогда уже не будет живым.
   Потом он очнулся и увидел: все кончено. На равнине валялись тела убитых, а новые приятели Джека суетились, распрягая лошадей, роясь в дилижансе.
   — Ну как? Ничего, порядок? — спросил Руди, проходя мимо новенького.
   Джек кивнул и, пошатываясь, побрел к коню.
   Арагон смирно стоял в стороне и при виде нового хозяина радостно повел глазами из-под пушистой челки. Волнистые пряди длинной гривы коня спадали набок; переступая точеными ногами, он встряхивал ею, как и пышным, струящимся до земли хвостом.
   — Ишь, как ты его выхолил! — восхитился Руди. — Не конь, а игрушка!