Бекитт Лора. Агнесса. Том 1

   — Куда вы меня везете? — спросила она немного погодя.
   — Мне бы хотелось показать вам свой загородный дом, Агнесса.
   — Мисс Митчелл, — поправила она.
   — Вы излишне строги, дорогая, — заметил Хотсон.
   Агнесса замолчала, ожидая конца пути. Она продолжала томиться тоской и страхом перед нарастающей опасностью, но не менее сильными были возмущение и злоба. Она беспокоилась о Джессике, оставленной у соседки.
   — Скоро остановимся? — резко спросила она, не поворачиваясь.
   — Сейчас, вот, уже приехали.
   Хотсон вышел первым и подал Агнессе руку, но она отклонила его помощь и спустилась на землю сама.
   Пахло мокрой травой, проселочная дорога петляла меж полей, уходя к горизонту. Край неба очистился от туч и нежно голубел вдали. Кругом не было ни души; Агнесса не могла даже предположить, в какой местности они находятся.
   Неподалеку темнело обнесенное каменной оградой строение.
   Хотсон отворил железную калитку.
   — Входите, мисс Митчелл.
   Упираться было бессмысленно. Она вошла во двор, поднялась на крыльцо. Хотсон открыл стеклянную, дверь, зажег свет, и Агнесса очутилась в огромной гостиной.
   — Присаживайтесь, мисс Митчелл. Я сейчас вернусь.
   Он исчез. Через минуту Агнесса услышала цокот копыт и похолодела: Хотсон отпустил экипаж. Из-за охватившего сердце волнения она не могла как следует рассмотреть убранство комнаты: заметила только большие окна, завешенные красными тяжелыми шторами, диваны, покрытые чем-то золотистым; на стенах висело множество картин в богатых рамках.
   — Как вам нравится моя обитель? — спросил Хотсон, войдя в зал. Потолки были высокие, и голос звучал, как в храме. — Здесь еще пять комнат. Хотите взглянуть?
   — Зачем вы отпустили экипаж? — Он сделал вид, что не расслышал.
   — Я редко бываю здесь — в основном летом, так что в данное время прислуги тут нет. Но ничего, я сам поухаживаю за вами. Что будете пить?
   — Зачем вы отпустили экипаж? — повторила Агнесса. — Вы знаете, я должна вернуться домой!
   — Вы вернетесь. Но не ехать же на ночь глядя! И неужели вы думаете, что я привез вас сюда затем, чтобы сразу отвезти обратно?
   — Прошу вас, отпустите меня! — воскликнула она в отчаянии и тут же поняла окончательно, что не вырвется отсюда.
   Хотсон налил в рюмку янтарно-желтого вина.
   — Мисс Митчелл, вы — бедная, одинокая женщина, которая…
   — Я не бедная и не одинокая! — перебила Агнесса, вставая.
   Он опередил ее: подошел к двери и повернул в замке ключ.
   — Я еще раз повторяю: будьте благоразумны!
   — Что вы делаете? Что вам нужно от меня?
   — Пейте. — Он придвинул к ней рюмку по резному низкому столику. — И сядьте к огню. Ваша одежда вымокла под дождем.
   Агнесса не двигалась, только опустила глаза, чтобы не видеть четырех золотых квадратов.
   — Я уже спрашивал вас, — продолжал он спустя мгновение, — не желаете ли вы переехать на другую квартиру. Вы ответили отказом. Но вы бедны, не отрицайте, и одиноки — это мне тоже известно. Вы спросите, почему я выбрал именно вас? Сам не знаю. Вы мне приглянулись, очередной каприз, только и всего! Раньше мне нравились женщины иного круга, а в последнее время меня потянуло к таким, как вы. Впрочем, вы другая, вы где-то посередине — это уж совсем что-то новое, потому так притягивает меня. Хотя, что я вам рассказываю! Не стройте из себя наивную девочку, вы прекрасно все понимаете. Я предлагаю условия, наверное, более выгодные, чем те, которые предложит вам кто-либо другой. Вы можете жить где угодно, это ваше право, хотя я мог бы снять для вас хорошую квартиру. Вы сегодня же станете моей и получите на первый раз неплохую сумму. Надеюсь, вы мне понравитесь, и мои условия вас тоже устроят.
   — Я заявлю в полицию, как только вернусь в город, — сказала Агнесса, стараясь собрать остатки самообладания. — И попробуйте тронуть меня — я позову на помощь!
   — Да, но обратите внимание: мы здесь одни… Тот, кто привез нас сюда, будьте уверены, против меня не покажет, а больше нас никто вместе не видел. Нет, моя милая, в любом случае поверят мне, а не вам. А я, — он рассмеялся, — уж найду, что сказать.
   Агнесса заметно побледнела, но в остальном внешне казалась спокойной.
   — Я чувствовала, что вы не такой, каким хотите казаться!
   — Разве я притворяюсь? — удивился он. — По-моему, я предельно откровенен с вами.
   Он допил коньяк и со стуком поставил рюмку на столик.
   — Мисс Митчелл, — его глаза смотрели жестко, — то, о чем я вам говорю, все равно произойдет… так или иначе. Вообще иной раз я предпочитаю встречать сопротивление, но сейчас мне хотелось, чтобы все произошло по вашей доброй воле. Мне не очень приятно будет применять насилие.
   — По доброй воле — никогда! — прошептала она, а сама искала взглядом подходящие для защиты предметы. Хотсон заметил это и в который раз рассмеялся. Ему не стоило бы, наверное, большого труда взять ее силой.
   — За кого вы меня принимаете? Вы, должно быть, сумасшедший! Никто никогда не обращался ко мне с такими ужасными предложениями…— не помня себя, говорила Агнесса.
   — Я не сумасшедший, — задумчиво глядя на испуганную девушку, возразил Хотсон. — И я вам верю. Вполне возможно, что вы, в какой-то степени, женщина порядочная. Но мне никогда не отказывали, и я не привык отказывать себе. И не понимаю, что вы, собственно, боитесь потерять? Я предлагаю вам хорошие деньги…
   — Я не торгую собой!
   — Это мне безразлично. Я вам все объяснил. Отказываетесь тем хуже для вас. Впрочем, не будем терять время!
   Он задул свечи. Комнату освещало теперь только каминное пламя; красные тени разлились по полу и стенам. Свет не достигал потолка, и высота его терялась в зловещей, не имеющей границ темноте. Агнесса проклинала свою самонадеянность: зачем, зачем она вошла в дом, почему не бросилась бежать со всех ног прочь, пусть в лес, пусть куда угодно, но подальше от этого дьявольского места?! Но, похоже, спасения все равно бы не было; так или иначе она оказалась бы в руках этого человека, хотя сейчас Агнесса предпочла бы попасть под колеса экипажа.
   — Пойдем в спальню? — предложил Хотсон. — Посмотришь, как там шикарно!
   Она помотала опущенной головой.
   — Не хочешь? Ладно, все равно.
   Агнесса сидела в углу огромного дивана, прижавшись к спинке, неподвижная, точно окаменевшая. Щеки ее пылали, как огонь в камине, и в глазах стояли слезы. Она вспомнила почему-то лошадь, изможденную лошадь, умирающую на грязной мостовой.
   Потом подумала о Джессике, которая, вероятно, уже спала, а может, и не спала, а плакала, запертая в комнате соседкой.
   — Хорошо, я согласна, — тихо произнесла она. Хотсон придвинулся к ней и обнял одной рукой.
   — Давно бы так, — сказал он и потянулся к пуговкам на ее блузке.
   Агнесса чуть не задохнулась от возмущения и стыда.
   — Нет-нет, я сама, — торопливо проговорила она, — только… отвернитесь, пожалуйста.
   Он, усмехнувшись, выполнил ее просьбу, но стоило ему отвернуться, как Агнесса вскочила с дивана и, подбежав к камину, схватила стоящую там кочергу, один конец которой был раскален докрасна.
   — Только подойдите! — бросила она Хотсону.
   — Да, что и говорить, ловко ты меня провела! — злобно рассмеялся он.
   Агнесса стояла, готовая к защите, а он принялся говорить, говорил долго, не спуская с нее глаз, и, выбрав момент, когда она, утомленная напряжением, на секунду отвлеклась, выбил опасное орудие из рук девушки.
   Агнесса растерялась, а он схватил ее в объятия, впился губами в шею… Она ударила его кулаком по лицу — Хотсон отшатнулся.
   — Ах ты… девка!
   Агнесса меж тем бросилась к дверям, но Хотсон успел догнать ее, одним махом скрутил ей руки и выволок в другую комнату, отделенную от гостиной тяжелой портьерой. Там швырнул на широкую кровать и уже бесцеремонно стал срывать с девушки одежду. Агнесса, вне себя от отвращения и гнева, сопротивлялась, как могла, но Хотсон был сильнее, много сильнее, и она чувствовала, что он победит. Забыв, что здесь на десятки миль никого нет, что она одна в этом страшном доме с этим ужасным человеком, закричала отчаянно:
   — Помогите, помогите! Джек! Джек!
   — Какой еще, черт возьми, Джек? — пробормотал Хотсон, разрывая на ней юбку.
   Агнесса не знала сама, почему она обратилась за помощью к тому, кого не было и не могло быть здесь, кого, возможно, не было уже и на свете…
   А Хотсон, обозленный тем, что не может справиться с девушкой, распаленный борьбой, удвоил усилия, и Агнесса почувствовала, что слабеет.
   Во дворе послышался знакомый лай. Агнесса вспомнила о Керби и, не думая о том, откуда он мог здесь взяться, извернулась из последних сил…
   — Керби!!
   Зазвенело стекло. Сердце Агнессы забилось с надеждой. Она услышала шумное дыхание, потом — треск рвущейся материи; Хотсон повалился на пол и остался лежать там, боясь пошевелиться, ибо над ним нависла собачья пасть.
   Агнесса, растрепанная, полураздетая, вскочила с кровати с воплем:
   — Взять, Керби, взять!
   Керби, всегда такой добродушный и спокойный, набросился на лежащего, а тот, закрываясь руками, в ужасе закричал:
   — Убери собаку! Убери!
   Агнесса опомнилась и схватила пса за ошейник.
   — Фу, Керби, прочь! Не трогай эту гадость!
   Она навалилась на собаку, обхватила руками ее шею и оттащила от Хотсона. Хотсон с опаской поднялся.
   — Ты мне еще заплатишь, дрянь! — проговорил он сквозь зубы.
   — Идем, Керби, — сказала Агнесса и, пошатываясь, побрела к выходу.
   Она выбралась на дорогу. Свежий воздух и еще больше обретенная вновь свобода вернули ей часть сил, и она пошла назад, к городу, все ускоряя шаг, на ходу лаская обрадованного пса, морда которого была поранена осколками стекла.
   Возвращаясь к ресторану, Керби успел заметить, как хозяйку втолкнули в экипаж, и немедля начал преследование. Вскоре он отстал, но дорога все же привезла его к дому Хотсона. Здесь он наткнулся на следы Агнессы, перепрыгнул через калитку во двор; заслышав крики хозяйки, разбил ударом лап и морды стеклянную дверь и подоспел вовремя.
   Дома измученная Агнесса свалилась на кровать и проспала до полудня, но, и проснувшись, чувствовала себя совершенно больной. И неудивительно: обессиленная потрясением и борьбой, она полночи бежала к городу по вязкой колее, проделанной в немощеной проселочной дороге колесами экипажей; ноги промокли до колен; все тело ее до сих пор сотрясала дрожь. Агнесса решила, что не выйдет на работу, — будь что будет! — и снова улеглась в постель. Временами она вспоминала грубые прикосновения Хотсона и брезгливо вздрагивала.
   Одежда была изорвана так, что ее оставалось только выбросить. И все же Агнесса удивлялась: что придало ей такие силы? Почему Хотсон не смог сломить ее сопротивление? Конечно, если б не Керби… Пес лежал у двери, и вид у него был предовольный — Агнесса уже отдала ему весь имевшийся в доме сахар.
   Под вечер Агнесса заставила себя подняться. Она решила позаниматься с Джессикой. Но настроение ее, очевидно, передалось дочери: девочка была рассеянна, путалась, ошибалась, а потом и вовсе замолчала.
   — Что с тобой, Джесс? — мягко спросила Агнесса. — Что-нибудь случилось?
   Девочка молчала. Агнесса посадила дочь к себе на колени и посмотрела ей в лицо: в глазах Джессики отражалось какое-то почти недетское упорство.
   — Мама, не оставляй меня больше у миссис Коплин, хорошо?
   — Почему?
   — Она плохая.
   — Почему же?
   — Она меня ударила.
   — Миссис Коплин?! Когда?!
   — Вчера, когда ты была на работе. Я плакала, плакала, а она сказала: «Перестань!» Но я все равно плакала, тогда она стала меня ругать, а потом стукнула.
   — Может быть, она просто шлепнула тебя легонько?
   — Нет! Стукнула! — повторила Джессика. — Несколько раз и больно! Она и Тину с Эммой била, но меня больше… Мамочка, оставляй меня лучше дома с Керби, я не буду бояться!
   Агнесса прижала девочку к себе и, целуя ее, сказала:
   — Хорошо, доченька, обещаю: я больше не поведу тебя к ней.
   Потом встала и направилась к дверям.
   — Посиди минутку одна, ладно?
   Джессика кивнула.
   Агнесса постучалась к соседям. Дверь открыла Сюзанна Коплин, молодая еще женщина, но, тем не менее, от бедности и каждодневных непосильных забот уже начавшая увядать, — красных рук ее стекала мыльная пена, а взгляд был раздраженным и усталым.
   — Ты ко мне? Я стираю, подожди.
   — Я на минутку. — Агнесса говорила очень спокойно. — Скажите, правда, что вы ударили вчера моего ребенка?
   — А что?
   — Нет, вы скажите, это правда?
   Сюзанна недовольно хмыкнула.
   — Не ударила, а дала шлепка. Она ныла весь вечер, потом ночью разревелась. Я ей говорю: «Успокойся, придет твоя мать», а она ноет и ноет. У меня ведь тоже дети, муж, ему рано вставать… Ну, наподдала ей слегка, что такого?
   — Джессика сказала, что вы ее били.
   — Она тебе скажет! Напридумывает, а ты и веришь.
   — Да, верю. И вы не смеете поднимать руку на мою девочку!
   — Ой-ой! — Женщина язвительно прищурилась (в этот момент она напомнила Агнессе Вильгельмину). — Какая она у тебя неженка! Пальцем не тронь! Каких она кровей-то, случаем, не царских? Может, откроешь секрет? Мы люди простые, а она, может быть, принцесса?
   Агнесса вспыхнула.
   — Прежде всего она человек, и я никому не позволю ее трогать!
   — Знаешь что? — разозлилась Сюзанна. — Ты бы сначала воспитала ее как следует! Кто виноват, что твоя девчонка не понимает слов? Господи, вот наказание! Со своими-то делами не управишься, а тут еще за чужими детьми смотри. Ты что думаешь, я буду каждую ночь за ней глядеть, да еще уговаривать ее, пока ты шляешься невесть где?.. Потом ты еще одного нагулянного родишь, а мне возись с ними? Что мне гроши, которые ты платишь?
   — Замолчите, — прошептала Агнесса.
   — Ах, вот как! Что ж, смотри сама за своей безродной!
   Сюзанна хотела захлопнуть дверь, но Агнесса с неожиданной силой уперла ногу в косяк.
   — Как вы сказали? — изменившимся голосом проговорила она. — Значит, моя девочка безродная? — Глаза ее странно сверкнули. Перед ней стояли Вильгельмина, Хотсон… все те, кто унижал ее, измывался над ней… Агнесса чувствовала, что способна сейчас ударить эту женщину, задушить ее, разорвать на куски. Вероятно, Сюзанна что-то поняла, потому что уставилась на нее во все глаза; словно невидимая волна качнула Агнессу, кровь хлынула ей в лицо, она резко повернулась и побрела прочь.
   Она не вышла на работу ни завтра, ни послезавтра; с трудом удавалось ей подняться, чтобы накормить Джессику и собаку, сделать домашние дела.
   Через несколько дней она нашла в себе силы вернуться в ресторан, где ее ждал расчет. Агнесса, нисколько не удивившись, получила деньги и ушла. Правду она рассказала только Филлис. Ошеломленная девушка советовала подруге обратиться в полицию — Агнесса отказалась: чего бы добилась она, маленькая работница, никому не нужная, без гроша в кармане?
   Посудомойки на прощание утешали девушку: не стоит унывать, вдруг подвернется другая работа, даже лучше прежней? Но Агнесса и не жалела; нужно было прорвать замкнутое кольцо; она чувствовала, что это предел: дальше она так жить не может.
   Ожидание кончилось, начинался поиск.

ГЛАВА V

   — Входи, Филлис, — говорила Агнесса, пропуская девушку вперед.
   Сидящая за столом Джессика с любопытством уставилась на гостью.
   — Здравствуй! — сказала Филлис. — Так, значит, ты и есть Джессика?
   Девочка кивнула.
   — Садись, Филлис, — пригласила Агнесса. Девочка подвинулась, освободив место.
   — Чем ты тут занимаешься? — спросила гостья. Джессика бросила на нее заинтересованный взгляд и улыбнулась.
   — Рисует, — ответила Агнесса, — она любит рисовать.
   — Это хорошо. Может быть, станет художницей.
   — Может быть, — повторила девочка с такой интонацией и видом, будто знала все наперед.
   — Посмотреть можно?
   Девочка протянула Филлис листки.
   — Это кто? — спросила та, рассматривая рисунки.
   — Это вот мама, это я, это Керби, — объяснять девочка.
   — Хорошо получается! — похвалила девушка, и Джессика расцвела от радости.
   — Сейчас будем пить чай, — улыбнулась Агнесса.
   Джессика вскочила с места, подбежала к шкафчику, влезла на стул, достала чашки и принялась накрывать на стол. В каждом ее движении сквозила наивная прелестная детская грация.
   — Мамина помощница? — сказала Филлис.
   — Да, — гордо подтвердила девочка, — я много чего умею делать!
   — Джессика, не хвастайся, — заметила Агнесса. Девочка замолчала, но тут же, не подождав и нескольких секунд, сообщила Филлис:
   — А мама моя умеет играть на рояле и петь. У нее красивый голос!
   — Да и у тебя ничего! — засмеялась гостья. — Звенит, как колокольчик.
   Они посидели втроем, потом, уступая просьбе Джессики, поиграли с ней, после чего девочка убежала гулять во двор, а Агнесса и Филлис получили возможность кое-что обсудить.
   — Что ты намерена делать, Агнесса? — спрашивала Филлис. — У тебя есть еще деньги?
   — Мало. Я уже неделю ищу работу, но пока безуспешно.
   — Я могу одолжить тебе немного денег.
   — Нет, Филлис, пока не надо, спасибо. Вот вернусь, тогда будет видно.
   — Вернешься откуда?
   Агнесса замялась.
   — Я хочу попытаться найти мою… мать.
   — Мать?
   — Да. Мы не виделись шесть лет, я ничего о ней не знаю, как и она обо мне. У меня мало уверенности в том, что я смогу ее найти, но это, кажется, последний шанс…— Она замолчала.
   Пауза длилась долго. Филлис не выдержала:
   — Ты никогда не говорила о матери!
   — Да. Я никогда и не думала, что снова увижусь с ней. Клялась, что не вернусь…— она усмехнулась. — А теперь вот решила: чем терпеть унижение от чужих людей, лучше обратиться за помощью к родной матери. Не знаю, право же, как она меня примет… Конечно, не очень хотелось бы…
   — Между вами что-то произошло?
   — Это длинная история, — уклонилась от ответа Агнесса.
   Филлис, задетая недоверием подруги, обиженно поджала губы. Потом спросила:
   — Когда же ты едешь?
   — Через три дня.
   — Это далеко?
   — В Новый Орлеан.
   — О! А Джессика?..
   — Хочу просить тебя взять ее к себе. Сможешь?
   — Да, разумеется! Надеюсь, мы подружимся. Твоя Джессика просто прелесть. Знаешь, мне тоже захотелось такую дочку!
   — Сначала пусть Бог даст тебе хорошего мужа. Ты этого заслуживаешь, Фил.
   Девушка покраснела от удовольствия, а затем, умоляюще глядя на собеседницу, сказала:
   — Агнесса! Мы не так давно дружим… Не обижайся только… Ты никогда о себе не рассказываешь… То, что болтают, это же… неправда?
   — Болтают… про меня?
   — О, Агнесса, только ты…
   — Я не обижусь, Филлис. Да, конечно, это… неправда.
   Она умолкла, а Филлис, набравшись решительности, спросила:
   — Скажи, отец Джессики, он… жив?
   Агнесса вздохнула так тяжело, словно узница, заточенная в подземелье и увидевшая вдруг недосягаемо далекий кусок голубого неба.
   — Он погиб, — с тихой решительностью произнесла она и, предупреждая последующие вопросы, прибавила: — Это был несчастный случай.
   Филлис сочувственно молчала. Агнесса солгала ей: не потому, что не доверяла, просто она решила раз и навсегда: никто не должен знать правду, она никому не даст повода посмотреть на Джессику как на дочь убийцы.
   — Я понимаю твое любопытство, Фил, — сказала Агнесса. — Хорошо, я расскажу. В болтовне про меня на самом деле есть доля истины: мы не были обвенчаны.
   И она рассказала изумленной девушке все, начиная от своего знакомства с Джеком и кончая рождением Джессики, утаив лишь одну, самую важную, деталь.
   — И все же я рада, что у меня есть Джесс! Что делала бы я без нее? — сказала Агнесса в заключение. — Теперь ты видишь, Филлис, какая я дурная женщина; собираюсь просить помощи у матери, с которой некогда поступила очень скверно.
   — Но ты не могла поступить по-другому! — воскликнула Филлис, но после добавила: — Хотя как ты решилась, Агнесса? Ты так сильно любила?
   — Я решилась потому, что мне казалось: мечта соединяется с жизнью, переходит в реальность. Разве ты никогда не мечтала, Филлис?
   — Конечно, мечтала. Но я хотела и хочу, чтобы появился человек, который избавит меня от такого существования, сделает богатой, свободной от забот.
   — Это оттого, что ты выросла в бедности. А я не знала ее. Я мечтала о другой свободе… И потом, я действительно влюбилась, причем так, как влюбляются, наверное, лишь однажды: ничего не видя, не слыша, не замечая. Это была любовь-сумасшествие, любовь-наваждение: даже в момент, когда ты вроде бы все понимаешь, ничего не можешь с собой поделать!
   — Он, наверное, был красивый?
   — Да… или мне так казалось. Много ли нужно девушке в семнадцать лет? Я была наивна, Филлис… Не обвенчалась, а теперь страдать вместе со мной должна Джессика…
   — Джек не знал, что она должна появиться?
   — Нет. Не успел узнать, — вздохнула Агнесса и добавила: — Жаль…
   Она подумала о своем отношении к Джеку теперь, по прошествии времени. Да, конечно, она любила его той бессмертной, возвышавшейся над предрассудками любовью, что, скорее всего, и впрямь дается человеку только раз в жизни.
   В этом чувстве соединились страсть и влечение души, необъяснимое магическое влечение, непонятное, неодолимое. Оно стало темным и горьким после того, что она узнала, и все же Агнесса предпочитала не судить Джека за его поступки: он и так заплатил сполна своими непрожитыми годами. Сколько было бы ему сейчас? Лет двадцать шесть… Если бы ничего не случилось, он не встал бы на этот путь. И тогда с нею был бы тот, прежний Джек… Да, они не разбогатели бы, но и не прозябали бы в такой бедности, они бы поддерживали друг друга, любили, у них была бы настоящая семья, и… никакой Хотсон никогда бы не осмелился и пальцем дотронуться до нее, ни у какой Сюзанны не нашлось бы повода назвать Джессику безродной! Но сейчас образ Джека поблек, как поблекли, обесцветились и боль ее, и любовь; Агнессе казалось, что прежняя романтика чувств никогда более не всколыхнет ее душу, жизнь не заиграет прежними яркими красками. Все ушло, переболело, и, похоже, — навсегда.
   А Филлис между тем пришла в голову мысль, и прежде неоднократно ее посещавшая, которую девушка, однако, никак не решалась высказать вслух. Она долго тянула, а затем, все еще сомневаясь, будет ли это уместно, произнесла:
   — Послушай, Агнесса, но ведь прошло много времени, почему же ты ни на кого не смотришь? Ты ведь такая славная! Многие мужчины, я думаю, с радостью женились бы на тебе! Разве не тяжело одной?
   Агнесса сначала слушала с печальной улыбкой, потом нахмурилась.
   — Не надо, Филлис, — сказала она. — Конечно, тяжело.
   — Почему же тогда ты не хочешь ни с кем познакомиться? Ты молода, Агнесса. Ты наверняка найдешь новое счастье!
   — Не знаю… Вряд ли. Я не одна, у меня же Джессика.
   Но Филлис, воодушевленная тем, что Агнесса не возражает категорически, продолжала настойчиво:
   — Ну и что? Тот, кто полюбит тебя, полюбит и твоего ребенка. Тем более что это девочка. А Джессика пока маленькая, она привыкнет.
   — Филлис, не нужно, пожалуйста, оставь это! Скажи лучше: собаку возьмешь? Джессика не пойдет без Керби.
   — Возьму и собаку.
   — Спасибо тебе!
   — Ну что ты! Скажи, Агнесса, — Филлис решила не отступать, — ответь мне, пожалуйста: если бы встретился очень хороший человек, ты бы вышла за него?
   — Не знаю… Не могу так сразу ответить. Довольно, Фил! Не хочу я никакого человека и никакого замужества не хочу. Я уже привыкла одна… Для меня главное воспитать Джессику. Знаешь, Филлис, мне так хочется, чтобы она выросла хорошей, доброй, имела тонкую душу, любила и понимала все красивое, настоящее, но вот иногда мне кажется: пусть лучше научится защищаться, увидит мир таким, какой он есть на самом деле, и не ждет от него чудес! Что может быть несчастнее очарованной души? Ведь рано или поздно человек прозревает! Человек, который живет без несчастий и проблем, становится слабым, и благо, если есть кому его защитить!
   — Ты жалеешь о том, что случилось с тобой? — тихо произнесла Филлис. — Не надо разочаровываться, Агнесса, все еще будет хорошо!
   Она говорила так убежденно, что, когда Агнесса подняла глаза, в них вспыхнула искра надежды.
   — Ты так думаешь, Фил?
   — Конечно! Я верю в тебя, Агнесса, верю! Ты будешь, обязательно будешь счастлива!
   Человеку трудно без веры в него других людей, его согревают и обнадеживают искренность и сочувствие. Агнесса ощутила, как нечто, давно, казалось, затвердевшее внутри, начинает уменьшаться, уходить: ей стало намного легче от простых, бесхитростных слов подруги.
   — Спасибо тебе. Спасибо, Филлис!
   Керби убежал по своим делам, а Джессика принялась играть сама с собой, изображая то один, то другой персонаж придуманной ею сказки.
   Она недолго пребывала в своем волшебном мире — во дворе появились ее давние обидчики, два мальчика из соседнего дома, и сказка мгновенно растаяла, исчезла.
   На сей раз Джессика первой заметила их. Сегодня они не собирались прогонять ее, и старший мальчик ограничился тем, что, проходя мимо, сказал:
   — Чего уставилась, малявка?
   Джессика ничего не ответила, только по-прежнему не сводила с них взгляда.
   — Надо же, настырная какая! — удивился мальчик и поинтересовался: — Давно не получала?
   — Давай отлупим ее! — предложил младший, выглядывая из-за спины брата. Глазки его засветились в предвкушении удовольствия.