Страница:
Свечи потухли, смолкли звуки, зеркальные стены перестали отражать движения теней, и оттого пространство зала казалось почти до бесконечности огромным.
На возвышении, окруженный золоченым убранством, стоял рояль: вокруг него еще будто витали обрывки легкомысленных мелодий.
Агнесса чувствовала усталость, безмерную, какую-то вековую усталость; руки безвольно легли на клавиши, она думала, а пальцы двигались, и странная музыка казалась частью темноты, глубины зеркал и ночи.
Сейчас она нуждалась в одиночестве, и голоса, неожиданно вторгшиеся в ткань мелодии, заставили ее вздрогнуть.
Агнесса увидела свет в конторке управляющего, два силуэта на фоне портьер и перестала играть.
— Слышите? — произнес мужской голос, хотя в зале уже стояла тишина.
— Что такое? — второй мужчина, выходя из-за конторки с бутылкой коньяка в руке и двумя рюмками. — Нужно отметить наше соглашение, Хотсон (Агнесса узнала голос управляющего).
— Неплохая мысль… Но вы слышали музыку?
— Нет.
— Я зажгу свечи.
Чиркнула спичка — пламя осветило лицо замершей за роялем девушки.
— О, вы приготовили мне сюрприз, Торн! — воскликнул гость.
— Нет… Не понимаю, в чем, собственно, дело? Вы кто такая?
Агнесса опустила крышку рояля и, торопливо извинившись, встала, чтобы уйти.
Хотсон, однако, воспротивился.
— Постойте, мисс. Вы можете продолжать игру. Надеюсь, вы не возражаете, Торн?
Управляющий пожал плечами, разливая коньяк.
— Вы из обслуги? — спросил он Агнессу. Девушка объяснила, кто она такая, и, еще раз извинившись, попыталась уйти, но гость вновь задержал ее.
— Прошу вас, мисс, исполните что-нибудь. Если уж вы попали сюда…— Он улыбнулся. — Кстати, Торн, у вас образцовый ресторан: посудомойки играют на рояле. Хотя я несколько удивлен: такая изящная женщина могла бы выполнять и другую работу. Сыграйте же, мы просим вас!
Торн слегка поморщился, а Агнесса покачала головой.
— Я должна идти.
Управляющий перевел взгляд с Хотсона на девушку.
— Останься, — негромко произнес он. — Ничего тебе здесь не сделают.
Агнессе не хотелось подчиняться этим людям, поэтому она нахмурилась и молчала.
Хотсон улыбался. Агнесса взглянула на него: что-то неприятное было во внешности этого человека — жестковатая хитрость маленьких глаз или улыбка, обнажающая зубы, четыре из которых, по два снизу и сверху, сияли золотом; внимание непроизвольно приковывалось лишь к этим сверкающим квадратам.
— Как вас зовут? — спросил он подчеркнуто ласково.
— Агнесса Митчелл.
— Останьтесь, мисс Митчелл! — настойчиво повторил он. — Садитесь за рояль, играйте!
— Нет, мне пора домой.
— Полно! Ничего страшного, если вы задержитесь на полчаса.
— Ваше здоровье, Хотсон! — Торн поднял рюмку. — За наш общий успех!
— Благодарю вас, — ответил Хотсон и обратился к Агнессе: — Вы удивительно серьезны, мисс Митчелл, вам нужно научиться улыбаться. Конечно, мы неправильно поступаем, задерживая вас…
— Я могу идти?
— Что ж, идите. Хотя жаль… За вас, должно быть, переживают родные?
По спине Агнессы пробежала дрожь — так смотрел на нее Хотсон. Что-то в его взгляде пугало ее. Эти мужчины явно играли с нею, она не могла не чувствовать их снисходительной насмешки, за которой, однако, скрывалось — она угадывала — нечто другое.
— Почему вас это интересует? — резко спросила она. Она думала, что Хотсон рассердится, но он опять улыбался.
— Простите мою бестактность, мисс. Просто нам не хотелось, чтобы у вас были неприятности…
— Меня ждет дочь.
— Ах, вон оно что! — воскликнул Хотсон, вполне удовлетворенный ее ответом. — Тогда, конечно, идите скорее.
Когда Агнесса ушла, Хотсон повернулся к Торну.
— Вас удивляют мои низменные вкусы, не так ли?
— Нет, почему же…
— Да, вы знаете, — перебил Хотсон, — иногда очень неплохо бывает расслабиться в обществе такой вот девчонки! Если, разумеется, уверен, что об этом не станут болтать! — добавил он.
— Понимаю. Нечто вроде десерта. Или скорее приправы к обильной закуске! — засмеялся управляющий.
— Вот именно.
Агнесса вернулась домой далеко за полночь. Недовольная соседка, не слушая извинений, быстро проговорила:
— Девочку я уложила в твоей комнате. Наверное, она уже спит.
И, понимающе оглядев Агнессу, захлопнула дверь. Джессика не спала: когда мать вошла в дом, кинулась к ней и, чуть не плача, схватила за руку.
— Мамочка, где ты была?! Миссис Коплин сказала, что ты сегодня, может быть, не придешь. А я так боюсь одна!
У Агнессы перехватило дыхание.
— Что ты, Джесс, как я могла не прийти! Я задержалась на работе, меня не отпускали. Мы с Керби очень спешили. Ты же знаешь, я тебя никогда не оставлю одну! — говорила она, крепко прижав к себе девочку.
— Мама, а миссис Коплин еще сказала: «Ты лежи тихо, кругом полно разбойников, они могут прийти и тебя забрать». Знаешь, как мне было страшно!
— Не бойся, дорогая, она тебя обманула, здесь нет никаких разбойников. Спи спокойно. Завтра выходной день, я буду дома, мы пойдем гулять…— Она ласково гладила девочку по голове и успокаивала, пока та не заснула.
На следующее утро они проснулись от щебета птиц за окошком. Было поздно, но Джессика не хотела вставать, и Агнесса, смеясь, запустила в нее подушкой, которая тут же полетела обратно и угодила в вылезавшего из-под кровати Керби. Тот, невзирая на окрик Агнессы, прыгнул прямо в постель к Джессике. Девочка с визгом зарылась под одеяло, Агнесса бросилась на выручку, но тут ножки кровати подломились, не выдержав, и все трое — Агнесса, Джессика и Керби — очутились на полу.
Вдоволь нахохотавшись, как могли, починили кровать, навели в комнате порядок и стали собираться на прогулку.
Агнесса надела на Джессику лучшее платье, новые туфли, причесала как можно красивее и отпустила во двор.
— Подожди меня возле дома. Только не испачкайся, хорошо?
Девочка убежала. Агнесса подошла к зеркалу, вынула шпильки из волос — темные пряди упали на плечи, скользнули вниз и покрыли ее фигуру почти до пояса. Агнесса медленно расчесывала их, склоняя голову набок; прикосновение, теплое и мягкое, успокаивало. Но вот расческа зацепилась, запуталась в волосах — Агнесса резким движением забросила их за спину.
Она чувствовала себя неважно, вероятно, опять простудилась; в мойке было жарко, душно, а Агнесса, закончив работу, не раз выходила на улицу, где гулял ветер, шел дождь или снег. Однако она не решалась рисковать местом и даже совсем разбитая и больная наутро шла в ресторан.
Агнесса вгляделась в свое отражение: она была больше похожа на отца, на Аманду — совсем чуть-чуть, пожалуй, только фигурой, которая за эти годы окончательно сформировалась. Агнесса видела, что стала привлекательнее, чем прежде, хотя женственный облик ее несколько портило и разрушало то выражение лица и глаз, что бывает свойственно людям, постоянно ведущим борьбу: внешнюю — за свою жизнь и куда более сложную, внутреннюю, — за самих себя.
Возле дома Джессика беседовала с Керби. Она говорила с ним так, словно он понимал каждое ее слово, а Керби лениво слушал, глядя в сторону и изредка мигая темными глазами; его крупная морда казалась на редкость серьезной.
Он давно уже не был игривым беспечным щенком, он вырос, стал еще более сильным, по-настоящему взрослым псом, но помнил все, что было в той, прошлой жизни его собачьего детства. Многое для него осталось непонятным, но самое главное пес уяснил для себя давно: он всегда следовал за Агнессой, а потом — и за этой неугомонной маленькой болтушкой, неизвестно откуда появившейся в их жизни.
Джессика поговорила с собакой, потом, заметив соседку, миссис Коплин, направилась к ней.
— Миссис Коплин! — позвала она. Женщина оглянулась.
— Здравствуйте! — подошла поближе и, подняв голову так, чтобы видеть лицо соседки, сказала:— Вы мне вчера говорили, что меня разбойники заберут, а мама сказала, что вы обманываете, никаких разбойников тут нет. А обманывать некрасиво.
Женщина удивилась.
— Ишь ты какая! Самой от земли не видать, а уже взрослых учишь?! Далеко пойдешь!
— Нет, не очень далеко, в парк, — простодушно отвечала девочка.
— «В парк»! Скажи своей матери, пусть приходит домой вовремя, а то вовсе за тобой не буду смотреть!
Неподалеку еще одна соседка развешивала белье.
— Чья эта девочка, Сюзанна? — спросила она, натягивая веревку между деревьями.
— Агнессы.
— Это незаконная, что ли?
— Да, она.
— Гляди-ка, как выросла! — покачала головой соседка. — Давно я ее не видела.
— Да, выросла. Уже старших учит.
— А собака-то какая огромная! Ее ж на цепь надо!
— Конечно, я говорила Агнессе.
— А она?..
— А что она! Отвечает, что собака добрая, не тронет никого, даже, мол, девчонку она слушается. А я считаю, мало ли что этому псу придет на ум? Девчонка-то что понимает! Собака и ей может голову оторвать. Да что о них говорить, у них там теснота такая, повернуться негде, а собаку на улицу выгнать не могут, в доме держат! Это ли не глупость?
— Неправда это все! Керби хороший, он не кусается! — Слушавшая разговор Джессика вступилась за своего друга. В доказательство своих слов она положила ручку на морду пса. — Вот, видите?
— Видим-видим! — вздохнула Сюзанна.
Женщины пошептались немного и при появлении Агнессы замолкли. Она поздоровалась с ними, позвала Джессику, а Керби взяла на поводок.
— Они про нас говорили, — тихонько произнесла Джессика, оглядываясь на женщин.
— Пусть говорят! Посмотри лучше, какое солнце, как хорошо кругом!
— Да… Мама, ой, смотри, травка! — Она отбежала в сторону, туда, где между каменных плит тротуара нежно зеленели ростки.
Девочка осторожно потрогала их и повернула к матери радостное лицо.
— Ее нельзя рвать, она еще маленькая, да, мама?
— Да, доченька. Идем.
Парк, небольшой, летом ухоженный, сейчас пребывал в весеннем беспорядке.
Агнесса выбрала скамейку посуше и села. Джессика бегала по дорожкам, искала какие-то веточки, наклонялась к земле, щепочкой перегоняла воду из одной лужицы в другую, смеялась, что-то говорила сама себе вслух. Агнесса наблюдала за ней и думала о том, какое все-таки загадочное существо — ребенок. Немногие взрослые способны постичь, понять его мир. Но ведь тот, кто не помнит свое начало, жалок. Врата города закрылись, ключ утерян, и лишь не забывшие младенчества души своей могут парить над этим городом, взирая с высот с печальной улыбкой, благодаря за то, что это было в их жизни, и протестуя, потому что оно не повторится никогда.
Агнесса раскрыла было книгу, но яркое солнце и ветер, ворошивший страницы, не давали сосредоточиться.
Керби, устав сновать взад-вперед, обнюхивал еще голые, тонкие деревца.
Воздух был наполнен неуловимым, необъяснимым и прекрасным запахом начала весны.
По дорожке шла молодая женщина, а с нею — девочка, примерно одного возраста с Джессикой. Девочка катила перед собой игрушечную коляску, где сидели сразу три куклы.
Незнакомка поравнялась со скамейкой Агнессы, остановилась и, подумав мгновение, присела на край, оправляя приятно шуршащее нарядное платье. Для того, чтобы оценить ее внешность, понадобился всего один взгляд, и Агнесса опустила глаза. Миловидное личико соседки полускрывала тень от модной шляпки, легкий шарфик, золотые украшения искусно дополняли со вкусом сшитый туалет. Маленькой рукой в изящной перчатке дама поправила волосы дочки и отпустила девочку играть.
Нужны ли бриллиантам оправы? Простым камням не нужны — это точно. Агнессе стало стыдно за свою старую немодную одежду: платье из шотландки, выцветшие шляпу и жакет. Она посмотрела на свои руки, шершавые от работы. И вспомнила почему-то, как зимой первый раз колола дрова. Было холодно, слезинки замерзали на ветру… Раньше ей никогда не приходилось выполнять тяжелую работу, а теперь — давно уже — она таскала воду, дрова… Но страшнее было другое: она чувствовала себя неуютно и странно среди работниц ресторана, жителей своего квартала, точно птица, залетевшая в чужое гнездо. И вновь спрашивала себя: почему судьба выбрала именно ее, дала все это ей, за какие грехи? И не только ей (быть может, и впрямь грешной во многом), но и Джессике… Или она мало боролась и сразу смирилась? Агнесса стиснула испорченные работой ладони и на миг свела брови в одну строгую скорбную линию: что ж, если надо, она будет бороться еще! Ибо знала, чувствовала и верила: это еще не конец, еще не конец…
Джессика и дочка незнакомой дамы с любопытством смотрели друг на друга, не решаясь, однако, заговорить. Джессика первой нарушила молчание.
— Это твои куклы, девочка? — спросила она, кивая на коляску.
— Мои.
— А как тебя зовут?
— Майра, — девочка отвечала застенчиво и тихо.
— Меня — Джессика. Давай играть вместе!
Джессика взяла новую знакомую за руку — и девочки направились к скамейке.
Агнесса встала и на всякий случай привязала Керби. Соседка улыбнулась.
— Сколько вашей дочке?
— Пять. А вашей?
— Столько же.
Они разговорились. Молодая женщина жила в одном из тех сказочных особняков, чьи чудесные фасады украшали центральную улицу города. Кроме Майры, она имела годовалого сына, на время прогулки оставшегося на попечении няни. Делами мужа интересовалась мало, смысл ее жизни, как поняла Агнесса, заключался в заботе о доме и семье. Агнесса смотрела на нежное личико соседки и думала о том, что по-настоящему прекрасной может быть только женщина любящая и любимая, ибо лишь любовь озаряет глаза таким светом, делает движения такими грациозно-плавными, а улыбку — такой открытой и счастливой.
Пока они говорили, девочки дружно играли в куклы. Потом Джессика подошла к Агнессе и попросила:
— Мама, отвяжи Керби! Он будет играть с нами.
— Керби любит детей, — сказала Агнесса своей собеседнице.
Джессика обняла пса за шею.
— Иди сюда! — позвала она Майру. — Керби очень добрый. Не бойся.
Девочка несмело подошла. Женщины, глядя на детей, улыбались.
— Керби может покатать тебя на спине, — сказала Джессика. — Мамочка, посади Майру на Керби!
Майра вопросительно посмотрела на мать. Та поднялась со скамейки, но Агнесса опередила ее, приподняла девочку и посадила на спину собаки.
— Керби, Керби! — звала Джессика.
Собака двинулась с места и пошла по дорожке. Майра сидела, не шевелясь, свесив ноги по бокам пса,и улыбалась с восхищением и страхом.
А Джессика сияла от счастья.
Обратно шли, весело болтая. Потом Джессика вдруг замолчала и, подумав о чем-то, объявила:
— Мама, знаешь, я хочу куклу.
Агнесса поняла, в чем дело.
— У тебя есть кукла, — сказала она. Джессика посмотрела на нее разочарованно.
— У меня одна — и старая. А я хочу много. Агнесса замедлила шаг.
— Видишь ли, доченька, я сейчас не могу купить тебе куклу. Помнишь, мы купили туфельки…
— Кукла нужнее, — перебила девочка, — пусть бы лучше куклу!
— Подожди немного, Джесс, у меня сейчас нет денег. Вот пройдет немного времени, и мы опять сможем что-нибудь купить, тогда и будет у тебя новая кукла.
Джессика нахмурилась. Она силилась что-то понять.
— А Майре все время дарят кукол. У нее дома их знаешь как много! И игрушки всякие.
— Зато у тебя есть Керби. Это получше любых игрушек, многие дети мечтали бы иметь такого друга.
С этим Джессика не могла не согласиться. Но ей хотелось все выяснить до конца.
— А у Майры — маленький братик! Совсем маленький. Вот такой. — Она показала рукой, какого роста братик. — Он даже говорить не умеет! Мама, а братика мы можем купить?
Агнесса покачала головой.
— Ну да, — понимающе кивнула девочка. — Братик ведь больше куклы!
Улица сделала поворот в рабочие кварталы и сразу стала грязнее, уже; серые домишки словно бы навалились друг на друга и поддерживались, казалось, лишь рядами натянутых между этажами веревок.
Впереди на мостовой столпились люди. Что-то случилось, какая-то повозка не могла проехать, слышались окрики, из окон верхних этажей выглядывали привлеченные шумом люди, и любопытство сразу исчезло сих лиц: ничего особенного не произошло, просто на дороге пала лошадь, загородив узкий проход, и это вызвало скопление повозок и людей.
— Оттащите вы клячу в сторону! Снимите упряжь, — распоряжался кто-то.
Агнесса хотела пройти стороной, но Джессика заупрямилась.
— Хочу посмотреть, что там!
Агнесса и сама не знала причины столпотворения, поэтому не стала упорствовать, и они замешались в толпу.
Еще живая, лошадь лежала на боку, страдальчески вытянув шею; впалый живот ее судорожно вздрагивал, с губ срывались и падали темные капли, а в больших глазах светились слезы укоризны и печали.
— Что с лошадкой? — озабоченно произнесла Джессика, стремясь подойти поближе.
Она остановилась как раз напротив головы коня и несколько мгновений не отрываясь смотрела в умирающие глаза, потом внезапно прижалась к матери — Агнесса ощутила частое биение маленького сердца, и перед ней промелькнули картины ее собственного детства: она навсегда запомнила то чувство, испытав которое, ребенок делает первый шаг во взрослый чуждый мир; детство не кончается, оно еще будет длиться долго, но шаг уже сделан, и он не забудется никогда, шаг этот — первое познавание того, что в мире есть смерть.
— Пусть лошадка встанет! — умоляла Джессика, словно мать могла совершить чудо.
Она протянула вперед свои ручки, и они показались Агнессе здесь, среди грязных улиц, лепестками цветка, нежного, хрупкого цветка, который так просто сломать невзначай и так трудно вырастить и сохранить.
— Она обязательно встанет, моя маленькая, — сказала она, ласково увлекая за собой девочку и выводя ее из толпы.
Как всегда, ей удалось успокоить дочь, но сама она уже не могла обрести равновесия: как долго Джессика будет верить в нее, как в добрую волшебницу, способную в любом случае найти выход к свету? Агнесса подумала о том, что сама в детстве не имела рядом такого человека: мать не была для нее матерью в этом смысле, а отца она не знала вовсе. И тут пред нею предстало внезапно страшное откровение: она в чем-то повторяла историю Аманды, их судьбы в отдельных моментах были сходны. Обе стремились к своему счастью, и уделом обеих стало одиночество…
«Но с Джессикой будет иначе, — подумала Агнесса, — я сумею стать для нее настоящим другом на всю жизнь и постараюсь сделать все, чтобы защитить малютку от жестокой судьбы. Моя девочка никогда не будет одинока».
ГЛАВА IV
На возвышении, окруженный золоченым убранством, стоял рояль: вокруг него еще будто витали обрывки легкомысленных мелодий.
Агнесса чувствовала усталость, безмерную, какую-то вековую усталость; руки безвольно легли на клавиши, она думала, а пальцы двигались, и странная музыка казалась частью темноты, глубины зеркал и ночи.
Сейчас она нуждалась в одиночестве, и голоса, неожиданно вторгшиеся в ткань мелодии, заставили ее вздрогнуть.
Агнесса увидела свет в конторке управляющего, два силуэта на фоне портьер и перестала играть.
— Слышите? — произнес мужской голос, хотя в зале уже стояла тишина.
— Что такое? — второй мужчина, выходя из-за конторки с бутылкой коньяка в руке и двумя рюмками. — Нужно отметить наше соглашение, Хотсон (Агнесса узнала голос управляющего).
— Неплохая мысль… Но вы слышали музыку?
— Нет.
— Я зажгу свечи.
Чиркнула спичка — пламя осветило лицо замершей за роялем девушки.
— О, вы приготовили мне сюрприз, Торн! — воскликнул гость.
— Нет… Не понимаю, в чем, собственно, дело? Вы кто такая?
Агнесса опустила крышку рояля и, торопливо извинившись, встала, чтобы уйти.
Хотсон, однако, воспротивился.
— Постойте, мисс. Вы можете продолжать игру. Надеюсь, вы не возражаете, Торн?
Управляющий пожал плечами, разливая коньяк.
— Вы из обслуги? — спросил он Агнессу. Девушка объяснила, кто она такая, и, еще раз извинившись, попыталась уйти, но гость вновь задержал ее.
— Прошу вас, мисс, исполните что-нибудь. Если уж вы попали сюда…— Он улыбнулся. — Кстати, Торн, у вас образцовый ресторан: посудомойки играют на рояле. Хотя я несколько удивлен: такая изящная женщина могла бы выполнять и другую работу. Сыграйте же, мы просим вас!
Торн слегка поморщился, а Агнесса покачала головой.
— Я должна идти.
Управляющий перевел взгляд с Хотсона на девушку.
— Останься, — негромко произнес он. — Ничего тебе здесь не сделают.
Агнессе не хотелось подчиняться этим людям, поэтому она нахмурилась и молчала.
Хотсон улыбался. Агнесса взглянула на него: что-то неприятное было во внешности этого человека — жестковатая хитрость маленьких глаз или улыбка, обнажающая зубы, четыре из которых, по два снизу и сверху, сияли золотом; внимание непроизвольно приковывалось лишь к этим сверкающим квадратам.
— Как вас зовут? — спросил он подчеркнуто ласково.
— Агнесса Митчелл.
— Останьтесь, мисс Митчелл! — настойчиво повторил он. — Садитесь за рояль, играйте!
— Нет, мне пора домой.
— Полно! Ничего страшного, если вы задержитесь на полчаса.
— Ваше здоровье, Хотсон! — Торн поднял рюмку. — За наш общий успех!
— Благодарю вас, — ответил Хотсон и обратился к Агнессе: — Вы удивительно серьезны, мисс Митчелл, вам нужно научиться улыбаться. Конечно, мы неправильно поступаем, задерживая вас…
— Я могу идти?
— Что ж, идите. Хотя жаль… За вас, должно быть, переживают родные?
По спине Агнессы пробежала дрожь — так смотрел на нее Хотсон. Что-то в его взгляде пугало ее. Эти мужчины явно играли с нею, она не могла не чувствовать их снисходительной насмешки, за которой, однако, скрывалось — она угадывала — нечто другое.
— Почему вас это интересует? — резко спросила она. Она думала, что Хотсон рассердится, но он опять улыбался.
— Простите мою бестактность, мисс. Просто нам не хотелось, чтобы у вас были неприятности…
— Меня ждет дочь.
— Ах, вон оно что! — воскликнул Хотсон, вполне удовлетворенный ее ответом. — Тогда, конечно, идите скорее.
Когда Агнесса ушла, Хотсон повернулся к Торну.
— Вас удивляют мои низменные вкусы, не так ли?
— Нет, почему же…
— Да, вы знаете, — перебил Хотсон, — иногда очень неплохо бывает расслабиться в обществе такой вот девчонки! Если, разумеется, уверен, что об этом не станут болтать! — добавил он.
— Понимаю. Нечто вроде десерта. Или скорее приправы к обильной закуске! — засмеялся управляющий.
— Вот именно.
Агнесса вернулась домой далеко за полночь. Недовольная соседка, не слушая извинений, быстро проговорила:
— Девочку я уложила в твоей комнате. Наверное, она уже спит.
И, понимающе оглядев Агнессу, захлопнула дверь. Джессика не спала: когда мать вошла в дом, кинулась к ней и, чуть не плача, схватила за руку.
— Мамочка, где ты была?! Миссис Коплин сказала, что ты сегодня, может быть, не придешь. А я так боюсь одна!
У Агнессы перехватило дыхание.
— Что ты, Джесс, как я могла не прийти! Я задержалась на работе, меня не отпускали. Мы с Керби очень спешили. Ты же знаешь, я тебя никогда не оставлю одну! — говорила она, крепко прижав к себе девочку.
— Мама, а миссис Коплин еще сказала: «Ты лежи тихо, кругом полно разбойников, они могут прийти и тебя забрать». Знаешь, как мне было страшно!
— Не бойся, дорогая, она тебя обманула, здесь нет никаких разбойников. Спи спокойно. Завтра выходной день, я буду дома, мы пойдем гулять…— Она ласково гладила девочку по голове и успокаивала, пока та не заснула.
На следующее утро они проснулись от щебета птиц за окошком. Было поздно, но Джессика не хотела вставать, и Агнесса, смеясь, запустила в нее подушкой, которая тут же полетела обратно и угодила в вылезавшего из-под кровати Керби. Тот, невзирая на окрик Агнессы, прыгнул прямо в постель к Джессике. Девочка с визгом зарылась под одеяло, Агнесса бросилась на выручку, но тут ножки кровати подломились, не выдержав, и все трое — Агнесса, Джессика и Керби — очутились на полу.
Вдоволь нахохотавшись, как могли, починили кровать, навели в комнате порядок и стали собираться на прогулку.
Агнесса надела на Джессику лучшее платье, новые туфли, причесала как можно красивее и отпустила во двор.
— Подожди меня возле дома. Только не испачкайся, хорошо?
Девочка убежала. Агнесса подошла к зеркалу, вынула шпильки из волос — темные пряди упали на плечи, скользнули вниз и покрыли ее фигуру почти до пояса. Агнесса медленно расчесывала их, склоняя голову набок; прикосновение, теплое и мягкое, успокаивало. Но вот расческа зацепилась, запуталась в волосах — Агнесса резким движением забросила их за спину.
Она чувствовала себя неважно, вероятно, опять простудилась; в мойке было жарко, душно, а Агнесса, закончив работу, не раз выходила на улицу, где гулял ветер, шел дождь или снег. Однако она не решалась рисковать местом и даже совсем разбитая и больная наутро шла в ресторан.
Агнесса вгляделась в свое отражение: она была больше похожа на отца, на Аманду — совсем чуть-чуть, пожалуй, только фигурой, которая за эти годы окончательно сформировалась. Агнесса видела, что стала привлекательнее, чем прежде, хотя женственный облик ее несколько портило и разрушало то выражение лица и глаз, что бывает свойственно людям, постоянно ведущим борьбу: внешнюю — за свою жизнь и куда более сложную, внутреннюю, — за самих себя.
Возле дома Джессика беседовала с Керби. Она говорила с ним так, словно он понимал каждое ее слово, а Керби лениво слушал, глядя в сторону и изредка мигая темными глазами; его крупная морда казалась на редкость серьезной.
Он давно уже не был игривым беспечным щенком, он вырос, стал еще более сильным, по-настоящему взрослым псом, но помнил все, что было в той, прошлой жизни его собачьего детства. Многое для него осталось непонятным, но самое главное пес уяснил для себя давно: он всегда следовал за Агнессой, а потом — и за этой неугомонной маленькой болтушкой, неизвестно откуда появившейся в их жизни.
Джессика поговорила с собакой, потом, заметив соседку, миссис Коплин, направилась к ней.
— Миссис Коплин! — позвала она. Женщина оглянулась.
— Здравствуйте! — подошла поближе и, подняв голову так, чтобы видеть лицо соседки, сказала:— Вы мне вчера говорили, что меня разбойники заберут, а мама сказала, что вы обманываете, никаких разбойников тут нет. А обманывать некрасиво.
Женщина удивилась.
— Ишь ты какая! Самой от земли не видать, а уже взрослых учишь?! Далеко пойдешь!
— Нет, не очень далеко, в парк, — простодушно отвечала девочка.
— «В парк»! Скажи своей матери, пусть приходит домой вовремя, а то вовсе за тобой не буду смотреть!
Неподалеку еще одна соседка развешивала белье.
— Чья эта девочка, Сюзанна? — спросила она, натягивая веревку между деревьями.
— Агнессы.
— Это незаконная, что ли?
— Да, она.
— Гляди-ка, как выросла! — покачала головой соседка. — Давно я ее не видела.
— Да, выросла. Уже старших учит.
— А собака-то какая огромная! Ее ж на цепь надо!
— Конечно, я говорила Агнессе.
— А она?..
— А что она! Отвечает, что собака добрая, не тронет никого, даже, мол, девчонку она слушается. А я считаю, мало ли что этому псу придет на ум? Девчонка-то что понимает! Собака и ей может голову оторвать. Да что о них говорить, у них там теснота такая, повернуться негде, а собаку на улицу выгнать не могут, в доме держат! Это ли не глупость?
— Неправда это все! Керби хороший, он не кусается! — Слушавшая разговор Джессика вступилась за своего друга. В доказательство своих слов она положила ручку на морду пса. — Вот, видите?
— Видим-видим! — вздохнула Сюзанна.
Женщины пошептались немного и при появлении Агнессы замолкли. Она поздоровалась с ними, позвала Джессику, а Керби взяла на поводок.
— Они про нас говорили, — тихонько произнесла Джессика, оглядываясь на женщин.
— Пусть говорят! Посмотри лучше, какое солнце, как хорошо кругом!
— Да… Мама, ой, смотри, травка! — Она отбежала в сторону, туда, где между каменных плит тротуара нежно зеленели ростки.
Девочка осторожно потрогала их и повернула к матери радостное лицо.
— Ее нельзя рвать, она еще маленькая, да, мама?
— Да, доченька. Идем.
Парк, небольшой, летом ухоженный, сейчас пребывал в весеннем беспорядке.
Агнесса выбрала скамейку посуше и села. Джессика бегала по дорожкам, искала какие-то веточки, наклонялась к земле, щепочкой перегоняла воду из одной лужицы в другую, смеялась, что-то говорила сама себе вслух. Агнесса наблюдала за ней и думала о том, какое все-таки загадочное существо — ребенок. Немногие взрослые способны постичь, понять его мир. Но ведь тот, кто не помнит свое начало, жалок. Врата города закрылись, ключ утерян, и лишь не забывшие младенчества души своей могут парить над этим городом, взирая с высот с печальной улыбкой, благодаря за то, что это было в их жизни, и протестуя, потому что оно не повторится никогда.
Агнесса раскрыла было книгу, но яркое солнце и ветер, ворошивший страницы, не давали сосредоточиться.
Керби, устав сновать взад-вперед, обнюхивал еще голые, тонкие деревца.
Воздух был наполнен неуловимым, необъяснимым и прекрасным запахом начала весны.
По дорожке шла молодая женщина, а с нею — девочка, примерно одного возраста с Джессикой. Девочка катила перед собой игрушечную коляску, где сидели сразу три куклы.
Незнакомка поравнялась со скамейкой Агнессы, остановилась и, подумав мгновение, присела на край, оправляя приятно шуршащее нарядное платье. Для того, чтобы оценить ее внешность, понадобился всего один взгляд, и Агнесса опустила глаза. Миловидное личико соседки полускрывала тень от модной шляпки, легкий шарфик, золотые украшения искусно дополняли со вкусом сшитый туалет. Маленькой рукой в изящной перчатке дама поправила волосы дочки и отпустила девочку играть.
Нужны ли бриллиантам оправы? Простым камням не нужны — это точно. Агнессе стало стыдно за свою старую немодную одежду: платье из шотландки, выцветшие шляпу и жакет. Она посмотрела на свои руки, шершавые от работы. И вспомнила почему-то, как зимой первый раз колола дрова. Было холодно, слезинки замерзали на ветру… Раньше ей никогда не приходилось выполнять тяжелую работу, а теперь — давно уже — она таскала воду, дрова… Но страшнее было другое: она чувствовала себя неуютно и странно среди работниц ресторана, жителей своего квартала, точно птица, залетевшая в чужое гнездо. И вновь спрашивала себя: почему судьба выбрала именно ее, дала все это ей, за какие грехи? И не только ей (быть может, и впрямь грешной во многом), но и Джессике… Или она мало боролась и сразу смирилась? Агнесса стиснула испорченные работой ладони и на миг свела брови в одну строгую скорбную линию: что ж, если надо, она будет бороться еще! Ибо знала, чувствовала и верила: это еще не конец, еще не конец…
Джессика и дочка незнакомой дамы с любопытством смотрели друг на друга, не решаясь, однако, заговорить. Джессика первой нарушила молчание.
— Это твои куклы, девочка? — спросила она, кивая на коляску.
— Мои.
— А как тебя зовут?
— Майра, — девочка отвечала застенчиво и тихо.
— Меня — Джессика. Давай играть вместе!
Джессика взяла новую знакомую за руку — и девочки направились к скамейке.
Агнесса встала и на всякий случай привязала Керби. Соседка улыбнулась.
— Сколько вашей дочке?
— Пять. А вашей?
— Столько же.
Они разговорились. Молодая женщина жила в одном из тех сказочных особняков, чьи чудесные фасады украшали центральную улицу города. Кроме Майры, она имела годовалого сына, на время прогулки оставшегося на попечении няни. Делами мужа интересовалась мало, смысл ее жизни, как поняла Агнесса, заключался в заботе о доме и семье. Агнесса смотрела на нежное личико соседки и думала о том, что по-настоящему прекрасной может быть только женщина любящая и любимая, ибо лишь любовь озаряет глаза таким светом, делает движения такими грациозно-плавными, а улыбку — такой открытой и счастливой.
Пока они говорили, девочки дружно играли в куклы. Потом Джессика подошла к Агнессе и попросила:
— Мама, отвяжи Керби! Он будет играть с нами.
— Керби любит детей, — сказала Агнесса своей собеседнице.
Джессика обняла пса за шею.
— Иди сюда! — позвала она Майру. — Керби очень добрый. Не бойся.
Девочка несмело подошла. Женщины, глядя на детей, улыбались.
— Керби может покатать тебя на спине, — сказала Джессика. — Мамочка, посади Майру на Керби!
Майра вопросительно посмотрела на мать. Та поднялась со скамейки, но Агнесса опередила ее, приподняла девочку и посадила на спину собаки.
— Керби, Керби! — звала Джессика.
Собака двинулась с места и пошла по дорожке. Майра сидела, не шевелясь, свесив ноги по бокам пса,и улыбалась с восхищением и страхом.
А Джессика сияла от счастья.
Обратно шли, весело болтая. Потом Джессика вдруг замолчала и, подумав о чем-то, объявила:
— Мама, знаешь, я хочу куклу.
Агнесса поняла, в чем дело.
— У тебя есть кукла, — сказала она. Джессика посмотрела на нее разочарованно.
— У меня одна — и старая. А я хочу много. Агнесса замедлила шаг.
— Видишь ли, доченька, я сейчас не могу купить тебе куклу. Помнишь, мы купили туфельки…
— Кукла нужнее, — перебила девочка, — пусть бы лучше куклу!
— Подожди немного, Джесс, у меня сейчас нет денег. Вот пройдет немного времени, и мы опять сможем что-нибудь купить, тогда и будет у тебя новая кукла.
Джессика нахмурилась. Она силилась что-то понять.
— А Майре все время дарят кукол. У нее дома их знаешь как много! И игрушки всякие.
— Зато у тебя есть Керби. Это получше любых игрушек, многие дети мечтали бы иметь такого друга.
С этим Джессика не могла не согласиться. Но ей хотелось все выяснить до конца.
— А у Майры — маленький братик! Совсем маленький. Вот такой. — Она показала рукой, какого роста братик. — Он даже говорить не умеет! Мама, а братика мы можем купить?
Агнесса покачала головой.
— Ну да, — понимающе кивнула девочка. — Братик ведь больше куклы!
Улица сделала поворот в рабочие кварталы и сразу стала грязнее, уже; серые домишки словно бы навалились друг на друга и поддерживались, казалось, лишь рядами натянутых между этажами веревок.
Впереди на мостовой столпились люди. Что-то случилось, какая-то повозка не могла проехать, слышались окрики, из окон верхних этажей выглядывали привлеченные шумом люди, и любопытство сразу исчезло сих лиц: ничего особенного не произошло, просто на дороге пала лошадь, загородив узкий проход, и это вызвало скопление повозок и людей.
— Оттащите вы клячу в сторону! Снимите упряжь, — распоряжался кто-то.
Агнесса хотела пройти стороной, но Джессика заупрямилась.
— Хочу посмотреть, что там!
Агнесса и сама не знала причины столпотворения, поэтому не стала упорствовать, и они замешались в толпу.
Еще живая, лошадь лежала на боку, страдальчески вытянув шею; впалый живот ее судорожно вздрагивал, с губ срывались и падали темные капли, а в больших глазах светились слезы укоризны и печали.
— Что с лошадкой? — озабоченно произнесла Джессика, стремясь подойти поближе.
Она остановилась как раз напротив головы коня и несколько мгновений не отрываясь смотрела в умирающие глаза, потом внезапно прижалась к матери — Агнесса ощутила частое биение маленького сердца, и перед ней промелькнули картины ее собственного детства: она навсегда запомнила то чувство, испытав которое, ребенок делает первый шаг во взрослый чуждый мир; детство не кончается, оно еще будет длиться долго, но шаг уже сделан, и он не забудется никогда, шаг этот — первое познавание того, что в мире есть смерть.
— Пусть лошадка встанет! — умоляла Джессика, словно мать могла совершить чудо.
Она протянула вперед свои ручки, и они показались Агнессе здесь, среди грязных улиц, лепестками цветка, нежного, хрупкого цветка, который так просто сломать невзначай и так трудно вырастить и сохранить.
— Она обязательно встанет, моя маленькая, — сказала она, ласково увлекая за собой девочку и выводя ее из толпы.
Как всегда, ей удалось успокоить дочь, но сама она уже не могла обрести равновесия: как долго Джессика будет верить в нее, как в добрую волшебницу, способную в любом случае найти выход к свету? Агнесса подумала о том, что сама в детстве не имела рядом такого человека: мать не была для нее матерью в этом смысле, а отца она не знала вовсе. И тут пред нею предстало внезапно страшное откровение: она в чем-то повторяла историю Аманды, их судьбы в отдельных моментах были сходны. Обе стремились к своему счастью, и уделом обеих стало одиночество…
«Но с Джессикой будет иначе, — подумала Агнесса, — я сумею стать для нее настоящим другом на всю жизнь и постараюсь сделать все, чтобы защитить малютку от жестокой судьбы. Моя девочка никогда не будет одинока».
ГЛАВА IV
Дождь лил с утра, и к вечеру улицы сделались похожими на непросохшую акварель: размыто-туманные, с длинными линиями домов, ползущими силуэтами деревьев и людей. Было ветрено, тучи текли по небу, мрачные, смутно напоминающие что-то, едва различимое сквозь серую сетку дождя. Вода пузырилась на мостовой, сливаясь в лужи: было холодно и как-то по-особому неуютно.
Керби сидел под дождем с терпеливой неподвижностью и, подойдя ближе, можно было заметить, что весь он, от носа до кончика хвоста, дрожит мелкой дрожью, но глаза его как всегда упорно смотрят в одну точку — маленькое боковое окошко ресторана. Вода стекала с ушей, морды собаки, струилась по промокшей спине: шерсть слиплась и лежала тяжелым пластом.
Когда до конца смены оставалось часа три, Керби не выдержал: встал и отправился на задворки находящегося напротив магазина; там под небольшим навесом пес укрывался в дни ненастья. Отряхнувшись, он улегся на землю и свернулся калачиком, по-щенячьи уткнув нос в свой собственный мокрый живот.
Агнесса закончила работу чуть раньше обычного; вышла из ресторана, постояла на крыльце — ждала, не пройдет ли дождь. Зонта у нее не было, ждать долго она не могла и потому, спрятав руки в карманы, подняв воротник, шагнула под ливень. Она сразу почувствовала, как намокли ботинки: вода просачивалась сквозь потертые подошвы, обволакивая ноги неприятной холодной сыростью.
Агнесса решила, что Керби убежал от непогоды домой, и пошла по улице одна.
Вскоре она очутилась в безлюдных переулках. Это не пугало Агнессу — она шла по своему обычному пути.
Прозрачные змейки дождя ползли по лицу, мокрая юбка облепила ноги. Агнесса быстро наклонилась, одернула подол, выпрямилась и — отшатнулась от неожиданности: перед ней сияли четыре золотых квадрата. Одновременно над ее головой появился черный зонт.
— Добрый вечер, мисс Митчелл, — улыбался Хотсон.
Агнессу удивило, что он запомнил ее имя. Очевидно, он нарочно поджидал ее в безлюдье. Что ему нужно?
— Вы вся промокли. — В его голосе слышалась тщательно подчеркиваемая забота.
Они пошли рядом.
— Вы далеко живете? — осведомился Хотсоп. — За углом меня ждет экипаж. Я подвезу вас?
— Благодарю, — сдержанно отвечала Агнесса. — Но я почти пришла.
— Тогда позвольте вас проводить.
Он спрашивал ее о чем-то, она отвечала, но мысли ее были о другом: она чувствовала, что этого человека следует опасаться.
— …для вашей дочери, — услышала Агнесса конец фразы. Она постеснялась переспросить, но вскоре поняла: в руках Хотсон нес коробку, теперь он открыл ее и извлек на свет большую золотоволосую куклу.
Агнесса представила себе ослепленные счастьем глаза Джессики, ее радостный смех.
— Я не могу взять это, — твердо сказала она. Золотые квадраты исчезли. Наступила пауза.
— Не нужно отказывать в удовольствии своему ребенку, — с нажимом произнес Хотсон. — Ваша девочка будет рада. Возьмите.
— Нет-нет… спасибо.
Он не стал настаивать; глядя на идущую рядом девушку, оценивающе прищурил глаза.
Ливень стих. В рабочем квартале на улицах была непролазная грязь. Хотсон брезгливо поморщился.
— Куда смотрят городские власти? Непонятно. Давайте руку, мисс Митчелл. Дайте же!
Он насильно взял девушку за руку и, хотя она тут же испуганно освободилась, успел с наслаждением сжать нежные косточки.
Агнесса недоумевала: что же все-таки нужно от нее, бедной женщины, этому хорошо одетому, состоятельному на вид господину? Она опять глянула на него: ему было не меньше сорока, он был довольно высокого роста и уже начинал полнеть, что, впрочем, при его представительности не казалось неуместным, как и притягивающее взор золото улыбки. Но Агнесса вспомнила улыбку другого человека, и сразу стало понятно, что Хотсон по сравнению с ним — ничтожество. И душа ее вмиг наполнилась тягостной тоской и непонятным раздражением против этого самоуверенного господина.
— Зачем вы провожаете меня?
Он улыбнулся на сей раз одними губами и не ответил. Заговорил о чем-то незначительном, а потом спросил как бы между прочим:
— Не хотите, мисс Митчелл, переехать на другую квартиру?
— Нет…— произнесла она, обдумывая смысл его слов.
— Отчего же? Я думал, мы с вами договоримся.
— Не понимаю, о чем вы…— прошептала Агнесса от растерянности, потому что начала догадываться о смысле его предложения.
Он рассмеялся.
— Ну, мисс Митчелл!.. — Она молчала.
— Хорошо, подумайте до завтра. — Хотсон снова стал серьезен. — Предложите условия сами. Надеюсь, мы поймем друг друга. До встречи.
Он удалился не спеша, оставив ее на обочине скользкой дороги. Она шла вперед, дрожа то ли от холода, то ли от сознания своей беззащитности, предчувствуя унижения, волнение и стыд.
На следующий день все так же лил дождь, и Керби с утра лежал на задворках магазина.
Агнесса не успела опомниться, а поджидавший ее Хотсон уже простер над нею свой черный зонт.
— Здравствуйте, мисс Митчелл.
— Здравствуйте, — ответила, она и, глядя ему в глаза, добавила решительно:— Не провожайте меня. И не преследуйте больше, я не хочу видеться с вами.
— Да? Ну что ж… Идемте, мисс Митчелл, мне нужно вам еще кое-что сказать, — ничуть не удивившись, быстро произнес он и, не слушая Агнессу, насильно повел ее за угол ресторана.
— Вы поедете со мной, — проговорил он, взяв девушку под локоть.
— Куда? — спросила она спокойно.
— Ко мне.
На лице Агнессы промелькнула легкая усмешка.
— Я вас не понимаю.
— Скоро поймете.
У края тротуара остановился экипаж с черным верхом.
— Прошу вас…
Агнесса сделала шаг назад.
— Я никуда не поеду.
Хотсон оглянулся — прохожих не было, схватил девушку и втащил в экипаж. Она опомнилась лишь когда захлопнулись дверцы, а кони сорвались с места.
— Что это значит?! Выпустите меня!
Он окинул ее снисходительным взглядом.
— Это ничего не значит. Будьте благоразумны, сидите спокойно.
Она попыталась открыть дверцу.
— Хотите выпрыгнуть? — поинтересовался Хотсон. Бросив на него пронзительный взгляд, Агнесса выпрямилась.
— Послушайте, — стараясь сдержать дрожь в голосе, заговорила она, — как вы смеете принуждать меня ехать куда-то?! Что вам нужно?
— Ничего особенного. Я просто хочу с вами поговорить.
— Говорите, я слушаю. — Он отмахнулся.
— Не здесь! Не волнуйтесь, я потом отвезу вас домой.
Он взял ее за руку, но Агнесса вырвалась, отпрянула в угол и, сжав кулаки, приготовилась защищаться, Хотсон расхохотался.
— О, мисс Митчелл, как вы забавны!
— Найдите себе для забавы что-нибудь более подходящее, — холодно ответила она и отвернулась к окну.
Стемнело. Агнесса старалась запомнить дорогу, но сквозь дождь и тьму ничего нельзя было разглядеть. Ей показалось, что они выехали за город, и она встревожилась еще больше.
Керби сидел под дождем с терпеливой неподвижностью и, подойдя ближе, можно было заметить, что весь он, от носа до кончика хвоста, дрожит мелкой дрожью, но глаза его как всегда упорно смотрят в одну точку — маленькое боковое окошко ресторана. Вода стекала с ушей, морды собаки, струилась по промокшей спине: шерсть слиплась и лежала тяжелым пластом.
Когда до конца смены оставалось часа три, Керби не выдержал: встал и отправился на задворки находящегося напротив магазина; там под небольшим навесом пес укрывался в дни ненастья. Отряхнувшись, он улегся на землю и свернулся калачиком, по-щенячьи уткнув нос в свой собственный мокрый живот.
Агнесса закончила работу чуть раньше обычного; вышла из ресторана, постояла на крыльце — ждала, не пройдет ли дождь. Зонта у нее не было, ждать долго она не могла и потому, спрятав руки в карманы, подняв воротник, шагнула под ливень. Она сразу почувствовала, как намокли ботинки: вода просачивалась сквозь потертые подошвы, обволакивая ноги неприятной холодной сыростью.
Агнесса решила, что Керби убежал от непогоды домой, и пошла по улице одна.
Вскоре она очутилась в безлюдных переулках. Это не пугало Агнессу — она шла по своему обычному пути.
Прозрачные змейки дождя ползли по лицу, мокрая юбка облепила ноги. Агнесса быстро наклонилась, одернула подол, выпрямилась и — отшатнулась от неожиданности: перед ней сияли четыре золотых квадрата. Одновременно над ее головой появился черный зонт.
— Добрый вечер, мисс Митчелл, — улыбался Хотсон.
Агнессу удивило, что он запомнил ее имя. Очевидно, он нарочно поджидал ее в безлюдье. Что ему нужно?
— Вы вся промокли. — В его голосе слышалась тщательно подчеркиваемая забота.
Они пошли рядом.
— Вы далеко живете? — осведомился Хотсоп. — За углом меня ждет экипаж. Я подвезу вас?
— Благодарю, — сдержанно отвечала Агнесса. — Но я почти пришла.
— Тогда позвольте вас проводить.
Он спрашивал ее о чем-то, она отвечала, но мысли ее были о другом: она чувствовала, что этого человека следует опасаться.
— …для вашей дочери, — услышала Агнесса конец фразы. Она постеснялась переспросить, но вскоре поняла: в руках Хотсон нес коробку, теперь он открыл ее и извлек на свет большую золотоволосую куклу.
Агнесса представила себе ослепленные счастьем глаза Джессики, ее радостный смех.
— Я не могу взять это, — твердо сказала она. Золотые квадраты исчезли. Наступила пауза.
— Не нужно отказывать в удовольствии своему ребенку, — с нажимом произнес Хотсон. — Ваша девочка будет рада. Возьмите.
— Нет-нет… спасибо.
Он не стал настаивать; глядя на идущую рядом девушку, оценивающе прищурил глаза.
Ливень стих. В рабочем квартале на улицах была непролазная грязь. Хотсон брезгливо поморщился.
— Куда смотрят городские власти? Непонятно. Давайте руку, мисс Митчелл. Дайте же!
Он насильно взял девушку за руку и, хотя она тут же испуганно освободилась, успел с наслаждением сжать нежные косточки.
Агнесса недоумевала: что же все-таки нужно от нее, бедной женщины, этому хорошо одетому, состоятельному на вид господину? Она опять глянула на него: ему было не меньше сорока, он был довольно высокого роста и уже начинал полнеть, что, впрочем, при его представительности не казалось неуместным, как и притягивающее взор золото улыбки. Но Агнесса вспомнила улыбку другого человека, и сразу стало понятно, что Хотсон по сравнению с ним — ничтожество. И душа ее вмиг наполнилась тягостной тоской и непонятным раздражением против этого самоуверенного господина.
— Зачем вы провожаете меня?
Он улыбнулся на сей раз одними губами и не ответил. Заговорил о чем-то незначительном, а потом спросил как бы между прочим:
— Не хотите, мисс Митчелл, переехать на другую квартиру?
— Нет…— произнесла она, обдумывая смысл его слов.
— Отчего же? Я думал, мы с вами договоримся.
— Не понимаю, о чем вы…— прошептала Агнесса от растерянности, потому что начала догадываться о смысле его предложения.
Он рассмеялся.
— Ну, мисс Митчелл!.. — Она молчала.
— Хорошо, подумайте до завтра. — Хотсон снова стал серьезен. — Предложите условия сами. Надеюсь, мы поймем друг друга. До встречи.
Он удалился не спеша, оставив ее на обочине скользкой дороги. Она шла вперед, дрожа то ли от холода, то ли от сознания своей беззащитности, предчувствуя унижения, волнение и стыд.
На следующий день все так же лил дождь, и Керби с утра лежал на задворках магазина.
Агнесса не успела опомниться, а поджидавший ее Хотсон уже простер над нею свой черный зонт.
— Здравствуйте, мисс Митчелл.
— Здравствуйте, — ответила, она и, глядя ему в глаза, добавила решительно:— Не провожайте меня. И не преследуйте больше, я не хочу видеться с вами.
— Да? Ну что ж… Идемте, мисс Митчелл, мне нужно вам еще кое-что сказать, — ничуть не удивившись, быстро произнес он и, не слушая Агнессу, насильно повел ее за угол ресторана.
— Вы поедете со мной, — проговорил он, взяв девушку под локоть.
— Куда? — спросила она спокойно.
— Ко мне.
На лице Агнессы промелькнула легкая усмешка.
— Я вас не понимаю.
— Скоро поймете.
У края тротуара остановился экипаж с черным верхом.
— Прошу вас…
Агнесса сделала шаг назад.
— Я никуда не поеду.
Хотсон оглянулся — прохожих не было, схватил девушку и втащил в экипаж. Она опомнилась лишь когда захлопнулись дверцы, а кони сорвались с места.
— Что это значит?! Выпустите меня!
Он окинул ее снисходительным взглядом.
— Это ничего не значит. Будьте благоразумны, сидите спокойно.
Она попыталась открыть дверцу.
— Хотите выпрыгнуть? — поинтересовался Хотсон. Бросив на него пронзительный взгляд, Агнесса выпрямилась.
— Послушайте, — стараясь сдержать дрожь в голосе, заговорила она, — как вы смеете принуждать меня ехать куда-то?! Что вам нужно?
— Ничего особенного. Я просто хочу с вами поговорить.
— Говорите, я слушаю. — Он отмахнулся.
— Не здесь! Не волнуйтесь, я потом отвезу вас домой.
Он взял ее за руку, но Агнесса вырвалась, отпрянула в угол и, сжав кулаки, приготовилась защищаться, Хотсон расхохотался.
— О, мисс Митчелл, как вы забавны!
— Найдите себе для забавы что-нибудь более подходящее, — холодно ответила она и отвернулась к окну.
Стемнело. Агнесса старалась запомнить дорогу, но сквозь дождь и тьму ничего нельзя было разглядеть. Ей показалось, что они выехали за город, и она встревожилась еще больше.