Бекитт Лора. Агнесса. Том 2

   — Идем, Орвил! — звенящим голосом произнесла она и как на крыльях слетела с лестницы.
   Пока Агнесса, нетерпеливо заправляя волосы под шляпу, верным шагом направлялась в глубь золотых аллей, на заднем дворе седлали коня.
   Вывели Консула. Жеребец был крупный, сильный и даже с виду упрямый и злобный. Вороные бока его, подрагивая, лоснились в лучах солнца.
   Агнесса не сразу приблизилась к нему; казалось, решимость ее покинула.
   Орвил крепко держал коня за узду у самой морды, а другой рукой на всякий случай подтягивал повод сбоку. Предупрежденный конюх стоял наготове с хлыстом.
   Агнесса, с рассеянной улыбкой глянув в окаменевшее в напряжении лицо Орвила, — сосредоточенность ее ушла внутрь — вставила ногу в стремя и, ухватившись за край седла, вскочила на спину коня, который тут же, всхрапывая, повел ушами и переступил с ноги на ногу.
   — Ты слишком легка для него, — озабоченно заметил Орвил.
   — Я женщина, — негромко произнесла Агнесса, — вот что ему может не понравиться.
   — Отпускаем; мистер Лемб? — спросил конюх.
   — Да, Олни, рискнем.
   Они отпустили лошадь; некоторое время она стояла под всадницей неподвижно, словно бы примеряясь к ней.
   — Красивая посадка у миссис, — заметил Олни.
   — Да, — подтвердил Орвил, — настоящая амазонка. «И верно, — решил он, — Агнесса сидит в седле словно влитая; спина прямая, плечи расправленные, а голова чуть приподнята; все: руки, ноги всадницы, спина, шея коня, — линия в линию, словно одно неразъединимое целое…»
   «А все-таки, это безумство!» — промелькнула запоздалая мысль. На его памяти было несколько случаев, когда женщины из общества вели себя подобным образом, но это случалось или от несчастья, или от глупости, и окружающие воспринимали их именно так. Здесь же явно было что-то другое. Орвил сомневался, может ли один и тот же человек быть высокоморальным и нарушать мораль. Те известные ему дамы не имели годовалых детей, о которых стоит подумать, прежде чем решить переломать себе ребра в лихой затее. Но ведь Агнесса безумствует, а он позволяет ей это. Почему? Возможно, она хочет таким образом как-то стряхнуть с себя напряжение последних дней, хоть на несколько минут выйти из наскучившего образа и сыграть другую роль? Видно, она из породы тех птиц, которых нельзя долго держать взаперти, иначе, вырвавшись вдруг на волю, они способны переломать себе крылья. Конечно, он мог бы ей запретить, и она — он знал — послушалась бы, но тогда нечто не вышло бы наружу, осталось в душе темным пятнышком. Каприз? А может, самовыражение? Но у нее есть рояль, музыка… сколько раз она сама говорила об этом. Какой же непонятной, непредсказуемой бывает иногда его жена!
   Агнесса пустила лошадь шагом, неторопливо оглаживая ее. Накануне вечером Агнесса принесла Консулу угощение, ласково говорила с ним, стараясь заслужить его расположение и доверие, но, очевидно, для того, чтобы конь почувствовал ее даже равной себе, нужно было именно сейчас при соприкосновении двух существ доказать, на что ты способна.
   Консул заартачился. Агнесса ощутила сбой в ритме скачки, когда он пошел рысью. Видно, она в самом деле была слишком легка для него. Агнесса как могла сжала колени, крепче взяла повод, стараясь дать почувствовать животному твердость руки, но она страшилась резких движений, и лошадь, поняв это, наперекор начала рваться в стремлении встать на дыбы.
   — Осторожнее, Агнесса! Повод, миссис, сильнее повод! — разом закричали мужчины.
   Все оказалось бесполезным: в следующий миг Агнесса, выброшенная из седла резким толчком, распласталась на дорожке.
   Но того, что случилось потом, никто предвидеть не мог: опережая крики ужаса и тревоги, Агнесса вскочила на ноги (она упала удачно, даже не сильно ушиблась), подбежала к коню, повод которого уже поймал Олни, и с легкостью птицы взлетела в седло. У нее не хватало физической силы, значит, конь должен был почувствовать волю всадницы, величие ее духа и отваги. Она совершила ошибку, допустив в свое сердце страх, теперь придется труднее.
   — Как же это делается? — прошептала она.
   Все происходило будто во сне. Агнессе вдруг показалось, что и Орвил, и Олни, и высокие желтолистные деревья, и уходящая вдаль аллея, и солнце, и этот день — весь крохотный мир может запросто уместиться в ее воображении. И страх ушел, она стала удивительно спокойной, ее движения отточенными и верными. И Консул пошел ровным шагом, и словно сама вечность двигалась с ним в такт.
   Возможно, ничего такого и не было, просто лошадь, закапризничав в первый миг, успокоилась — все-таки она была объезжена, или Агнесса сумела попасть наконец в волну настроения или в ритм движений коня, но победа всецело присуждалась ей.
   Осмелев, она решилась на большее: конь, управляемый женской рукой, с размаху взял препятствие, другое, потом, загарцевав, развернулся к дому. И только тут Агнесса заметила стоящих возле крыльца людей. Лизелла с Джерри на руках, Полли, Джессика, Рейчел застыли в изумлении, и даже в глазах Рея Агнесса прочитала нечто среднее между завистью и восхищением.
   — О, мама! — воскликнула наконец Джессика, всплеснув руками, и в этом жесте отразились все ее чувства. Она не раз видела верхом на Консуле Орвила и привыкла к этому зрелищу, но созерцать скачущую на коне мать, мать, которую она ежедневно видела в домашней обстановке, всегда одетую в платье, всегда спокойную (исключение составляла, пожалуй, лишь игра на рояле — как раз непривычно темпераментная, неистово виртуозная), — это было настолько изумляюще и прекрасно, что у девочки не находилось слов.
   «Воистину, — подумал Орвил, — сегодня мир открыл Агнессу в новом качестве».
   А она, пройдя с улыбкой полководца, выигравшего одно из важнейших сражений, сквозь толпу домашних и слуг в дом, вдруг прислонилась к плечу Орвила и раз рыдалась.
   — Агнесса, любимая!
   Разом лишенная воли, поникшая, она бессильно повисла на его руке.
   — Не плачь, успокойся, ты переволновалась. Идем, тебе нужно лечь и отдохнуть. Лизелла!
   Потом Агнесса выпила чаю, прилегла, ощутив в теле приятное расслабление.
   Орвил, выпроводив всех из комнаты, помог ей раздеться, а после сел рядом, поглаживая ее переливчатые волосы, и долго молчал, думая о чем-то своем.
   Вечером Агнесса вспомнила, что забыла дать Рейчел указания на счет завтрашнего дня. Она прошла к кухне; в полуоткрытую дверь лился яркий свет — еще топилась плита. И слышался разговор: прислуга собралась на кухне отдохнуть после дневных хлопот.
   Агнесса хотела войти, но задержалась, встала, прислонившись к стене: до сего времени ей ни разу не доводилось подслушивать беседу служанок. Искушение было велико, тем более, как она поняла, речь шла о случившемся днем.
   — Нужно было подумать, прежде чем выделывать такое, — говорила Рейчел. — У мистера Лемба только что умерла сестра — и без того нервы на пределе. Не к лицу ей эти барские капризы — она не взбалмошная женщина,
   В ответ послышался высокий голос Лизеллы:
   — Вы не совсем правы, мисс Хойл. Я думаю, ничего тут страшного нет, напротив, это было так замечательно красиво!
   Ей тут же поддакнула Полли.
   — Вам красиво! — Рейчел. — Вам все глупое красиво! У вас, конечно, тоже ветер в голове, а мысли только о парнях (Полли хихикнула). Я вам о чем толкую: неосторожно это, бездушно (Агнесса задрожала). Видели б вы лицо мистера Лемба, век не забыть!
   Агнесса вспомнила побледневшее лицо мужа в тот момент, когда она вылетела из седла, и подумала: «Верно, Рейчел права».
   — Но хозяин сам позволил ей, — возразила Лизелла.
   — Позволил! — Рейчел досадливо и словно с вызовом громыхнула чем-то. — Да он ей, будьте уверены, все что угодно позволит! Я-то здесь давно работаю, еще при старых господах… Могу кое-что объяснить. Мисс Вирджиния умерла, старый хозяин очень горевал, а мистер Орвил вовсе не передать! Кто уж тут был виноват, Бог судья, но что правда правда: мистер Рэймонд мисс Джинни в черном теле держал, как и детей, — строгость была неимоверная. Но уж что здесь происходило после смерти мисс Джинни! Стены дрожали: мистер Орвил чуть отца на части не разорвал, никогда прежде и после не кричал так, а лицо у него было такое, как сегодня, когда хозяйка упала. Для мистера Лемба ее потерять — не переживет он этого.
   — Ну уж! — фыркнула Полли. — Вы скажете! Лошадь объезженная, это Олни сказал. Так что миссис не убилась бы! Да и ездит она, оказывается, будь здоров как; Олни сказал, им всем вместе взятым фору даст, где только и научилась!
   — Не о том я. Вам не понять — еще молоды, дурехи!
   Наступило молчание. Агнесса с трудом перевела дыхание. Она очень хорошо представляла кухню и тех, кто находился в ней: две девушки — негритянки (высокая, стройная Лизелла, всегда опрятная, с неизменной наколкой на голове; Полли, пониже, не такая смышленая и серьезная, как подруга, но тоже прекрасная работница) и с ними Рейчел — белая женщина, невзрачная, маленькая и худенькая, внешность которой противоречила традиционным представлениям о кухарках.
   Рейчел с самого начала была не очень-то расположена к Агнессе (и Агнесса это чувствовала), но Орвила любила и, как ни странно, почему-то обожала Джессику.
   — Мистер Рэймонд! У нас теперь новый мистер Рэймонд, — сказала Полли.
   — Не приведи Бог! — отозвалась Лизелла. — Сегодня он толкнул меня в коридоре. Уверена, что специально. Я чуть не разбила сервиз.
   — Хозяину скажи, — посоветовала Полли.
   Наверное, Лизелла покачала головой, потому что Рейчел произнесла:
   — Верно, не надо. А вообще, я вам сколько раз говорила: если что, обращайтесь теперь к хозяйке, а не к мистеру Лембу.
   — Почему? — удивились девушки.
   — Потому, что если в доме появилась госпожа, то женской прислуге о хозяине можно забыть. Это для Олни, Мелвина и Джона все остается по-прежнему, а для нас отныне главный «хозяин» — хозяйка.
   — А я возьму расчет, — сказала вдруг Полли.
   — С чего бы это?
   — Работы много, очень тяжело, а подмогу брать не хотят. Целый день крутишься, присесть времени нет. С Лизой если когда и встретишься на этаже — словом перекинуться некогда. Мистер Лемб уже три раза прибавлял мне жалованье, а что толку — все время в работе. Вечером только и остается сил, чтобы лечь спать.
   — Ничего, зато года через три ты будешь самой богатой негритянской невестой в округе, — произнесла Рейчел.
   — Через три года мне будет двадцать пять — уже и жизнь кончится.
   — Вон нашей госпоже двадцать пять, а у нее жизнь только начинается. — Агнессе показалось, что она уловила в голосе женщины неодобрение
   — Миссис Лемб тоже много работает, — сказала Лизелла. — И шьет, и вяжет, и уберется, когда я занята, и за сыном, и за маленькой мисс ухаживает сама.
   — Маленькая мисс…— Голос Рейчел потеплел. — Вот кого я люблю!
   — Да уж! — засмеялась Полли. — Когда вы тут стряпаете, все с кухни брысь! А мисс Джессика хоть пирамиды из кастрюль делай!
   Агнесса, и не видя, знала, как Рейчел улыбнулась в ответ. Но того, что пришлось услышать дальше, Агнесса не ожидала.
   — А все же, что ни говори, неблагородного она происхождения. Давно я служу у господ; хотя и на кухне, а глаз на такие вещи наметан. Помню, мисс Лилиан, когда маленькая была: уродливая, точно обезьянка, а все же видно — уже настоящая дама. А мисс Джессика хорошенькая, а не то. Ей в жизни попроще будет — умеет за себя постоять? Это наша кровь.
   — Да что вы, мисс Хойл! По-моему, она очень славная девочка — вот уж от кого можно не ждать козней.
   — Конечно, славная, за это ее и люблю. Я о другом говорила.
   — А госпожа Агнесса, по-вашему, какого же происхождения? — спросила Полли.
   Рейчел ответила не сразу: несколько минут стояла тишина, лишь в плите потрескивали дрова.
   — Темная лошадка, — сказала женщина наконец, — не разгадаешь вдруг. Да только, как в таких случаях говорит наш Джон, я бы на нее ставить не стала.
   — Почему? — снова спросила Полли.
   — Все вам скажи! Поздно уже, идите спать… Миссис Лемб мне меню на завтра не дала, ну, да и так сойдет. Мистеру Лембу — как всегда, а для мисс Джессики ее любимый пудинг сделаю.
   Агнесса тихо вернулась к себе. Орвил еще не спал, читал книгу. Агнесса подошла к нему, присела перед креслом и, взяв мужа за руку, негромко произнесла:
   — Прости меня, Орвил. Я не должна была так поступать!
   Он улыбнулся, и от этой улыбки вмиг растаял выжидающий взгляд Агнессы, исчезли ее нерешительность и выражение вины.
   — Что ты, Агнесса! Тебе необходимо было встряхнуться. Так бывает, я знаю.
   Агнесса с благодарностью и с каким-то особенным нежным чувством уткнулась лицом ему в грудь, а Орвил подумал, что ошибся тогда в разговоре с Лилиан: в некоторых натурах дух авантюризма может дремать годами, но умереть не способен никогда.
   Перед тем, как перейти в спальню, Агнесса сказала:
   — Знаешь, ты прав, Орвил, нужно нанять еще одну служанку или няню. Девушкам тяжело одним.
   — Конечно. Надо дать объявление в газету.
   — А Лизе и Полли сделать второй совместный выходной.
   — Как скажешь, милая! — Орвил поцеловал ее. Агнесса всегда хорошела к вечеру: глаза становились больше, цвет их глубже, кожа — словно бы заново посвежевшей… И он не понимал, в чем тут секрет: ведь она устала за день. Волосы Агнессы, полураспущенные, живописными прядями разметались по плечам, по светлому шелку пеньюара. Ночь давала ей новые силы, делилась с нею своим очарованием и тайной.
   — Орвил…— Агнесса замялась, ее все еще волновали впечатления дня.
   — Что, дорогая? — улыбнулся он: у него уже было другое настроение.
   — Я о Джессике… Она целыми днями пропадает у Рейчел на кухне…
   — Не целыми днями! Позавчера — да, а так… ее где только не встретишь!
   — И все-таки мне это не нравится.
   — Почему? Пусть знает, как что приготовить. Девочке это всегда пригодится.
   — Но ведь она будущая барышня, — озабоченно произнесла Агнесса.
   — Барышне тем более пригодится, — спокойно ответил Орвил. — Ты хочешь вырастить ее белоручкой? Зачем? Выйдет замуж и сможет угостить мужа блюдом собственного приготовления. Ты же так делаешь иногда.
   — Неужели придет такое время, когда Джессика выйдет замуж? Тогда я уже буду старухой!
   — Могу сказать тебе совершенно точно, Агнесса: старухой ты не будешь никогда! — смехом заявил муж. — А Джессика лет через девять — десять будет невестой! Скоро!
   — Нет, не скоро еще! — Агнесса повеселела. — Я пойду пожелаю ей спокойной ночи!
   — Иди, дорогая. Кстати, переживаешь ты напрасно: Рейчел хорошая женщина, она девочку не испортит. Она одинокая; ни мужа, ни детей, вот и привязалась к Джессике… Иди и возвращайся скорее!
   В комнате Джессики еще горел свет, потухший при приближении Агнессы. Одновременно послышался стук и скрип кровати.
   — Опять читала, проказница! Не притворяйся, что спишь! — сказала Агнесса в темноту.
   — Я сплю мама! — обиженным тоном произнесла девочка, но в следующую секунду, не выдержав, расхохоталась.
   Агнесса вошла и зажгла лампу. Джессика уже давно привыкла спать без матери и Лизеллы, тем более что при ней неотлучно находился Керби. Пес не поднял положенной на лапы головы, только тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.
   Джессика лежала в постели; Агнесса, как всегда, присела на край.
   — Как ты сегодня? — спросила она, потрепав волосы дочки.
   Джессика оживленно перечислила все свои открытия (которые делала ежедневно), но больше всего ее, понятное дело, увлекла история с Консулом. Разговор велся, в основном, об этом.
   — А у Рейчел ты была? — спросила Агнесса.
   — Была! Мы там с Лизой и Полли пили чай, а потом…
   — Дело в том, Джесс, — Агнесса, — как раз об этом я и хотела тебе сказать. Я знаю, ты любишь Рейчел, но нехорошо постоянно пропадать на кухне и, тем более, пить там чай вместе с Лизой и Полли.
   — А почему нехорошо? — немедленно спросила Джессика. — кухне чисто, а когда я что-нибудь готовлю, то Рейчел дает мне передничек. И я не мешаю ей, помогаю наоборот…
   — Потому что ты будущая барышня, а барышни не готовят сами и не пьют чай с прислугой. Если ты будешь так поступать, то люди скажут, что ты кухаркина дочь.
   Последние слова очень насмешили девочку.
   — Кухаркина дочь?! Дочка Рейчел?! Кто скажет? Рей?
   — Не только Рей. Вообще, все люди.
   — А кто знает, что я бываю на кухне? — поинтересовалась Джессика, перестав смеяться.
   — Узнают.
   — И что?.. — искренне удивилась она.
   Агнесса замолчала. Она вспомнила свои приятельские беседы с Терри в доме Аманды, поход на рынок с негритянкой Мери… Она понимала, что не стоит внушать дочери подобные мысли, воспитывая в ней ненужное высокомерие; в конце концов, прав Орвил: ничего здесь страшного нет. Хотя неизвестно, что бы он сказал, если б речь шла о. его родной дочери. Она подумала так и сразу ощутила стыд. Не ей так думать об Орвиле и не ей запрещать Джессике то, что та делает сейчас. Не ей, потому что…
   Тут выяснилось, что и Джессика кое о чем подумала.
   — Мама, — сказала она, — помнишь, еще до того, как у нас появился папа, и мы переехали к нему жить, ты учила меня шить и варить кашу и говорила, что девочке все нужно уметь делать? А сама ты мыла посуду! Тогда я что, не была будущей барышней?
   Агнесса прикусила язык. Вот он урок: не забывай и не заносись! Урок, преподанный семилетней дочерью, оказавшейся разумней.
   — Извини, маленькая, — ответила она, — мама сегодня говорит и делает одни только глупости. Конечно, ты можешь сколько угодно общаться с Рейчел, Лизой и Полли… Думаю, это не повредит.
   Джессика озадаченно глядела на мать и молчала. Потом спросила:
   — Как поживает Филлис?
   — Хорошо! — Агнесса обрадовалась перемене темы. — У нее большой магазин; мы как-нибудь съездим к ней в гости!
   Недавно, когда Филлис начала перечислять Агнессе причитающуюся долю прибыли, Агнесса попросила Орвила разрешить ей получать эти деньги на имя Джессики. Орвил не возражал, но, быстро поняв, в чем дело, принялся выговаривать жене, заявив, что имеющийся капитал принадлежит в равной степени всем членам семьи, а если Агнессе хочется, чтобы Джессика имела что-то свое, то он готов хоть сейчас положить на ее имя любую крупную сумму; его оскорбили тайные опасения жены.
   Больше Агнесса никогда ни о чем подобном не заговаривала.
   — А Тину с Эммой навестим? — Джессика вспомнила старых подружек. Наверное, она вспомнила и всю прошлую жизнь, потому что сказала: — Мама, мы с тобой как в сказке, где бедная девушка становится принцессой.
   — Кто волшебник? — улыбнулась Агнесса.
   — Папочка! — воскликнула девочка, а после поинтересовалась: — Мама, ведь мы не можем вдруг превратиться обратно? Я не хочу, чтобы опять появилась какая-нибудь миссис Коплин, и не было кукол! И в старом доме жить не хочу!
   Агнесса погладила дочь по голове. Честно говоря, она предпочла бы, чтоб Джессика не помнила эту проклятую прежнюю жизнь. Так былобы проще.
   — Конечно, всякое бывает, доченька, но я уверена, что этого не случится. Дела у папы идут очень хорошо, так что бедности нам не стоит опасаться. Но, видишь ли, — помолчав, сказала она, — деньги еще не главное в жизни. Когда-нибудь ты поймешь это сама. Ведь если бы у меня были деньги, но я бы не любила папу, то была бы очень несчастна.
   Джессика задумалась.
   — А если бы ты любила папу, но не имела денег, то была бы счастлива? — спросила она.
   По лицу Агнессы скользнула мимолетная тень.
   — Думаю, что была бы.
   — Тогда это действительно не главное!
   — Ты очень любишь папу, Джесс? — глядя в ее простодушное личико, спросила женщина.
   — Очень, — призналась девочка и добавила: — Ведь это я его выбрала.
   Агнесса вдруг вздохнула легко и свободно.
   — Я рада, что ты выбрала именно его. И что ты так его любишь!
   Она вернулась к мужу. Они прошли в спальню, где Орвила ждал еще один сюрприз: повторилось то, что не оставляло Агнессу целый день. Обычно довольно сдержанная, она сделалась вдруг безудержно страстной, неутолимой, и Орвил думал потом, что загадку этой женщины, как бы она ни казалась проста, наверное, до конца не разгадать никогда.
   Через день, не успела Агнесса подняться с постели, вошла Лизелла с сообщением, что явилась девушка, желающая поступить на работу няней. Орвил ничего не говорил о том, подал ли объявление, и Агнесса, велев обождать немного, вышла в гостиную.
   Орвил собирался куда-то ехать; во дворе ждал экипаж. Поцеловав жену, он хотел сойти вниз, но Агнесса его задержала.
   — Орвил, ты давал объявление о том, что нам требуется прислуга?
   — Нет еще. Сегодня зайду.
   — Дело в том, что пришла девушка — хочет наняться няней. Ты не мог бы поговорить с нею?
   — Извини, милая, у меня деловая встреча. Прими ее одна или, если хочешь, скажи, чтобы она пришла вечером.
   — Но это недолго. Лиза говорит, она в холле. Орвил глянул на часы.
   — Ладно, минут на десять я задержусь. Идем.
   Посетительница стояла внизу. Это была совсем юная и очень бедно одетая девушка, скорее худая, чем стройная, с большими, явно привыкшими к тяжелой работе руками и несколько островатыми чертами лица. Волосы ее, рыжеватого оттенка, жесткие на вид, были заплетены в две недлинные косы.
   Она разглядывала великолепно убранный холл: покрытые белыми и синими плитами полы, ковры, растения, белые шелковые занавеси на высоченных окнах; в глубине было отгорожено несколько уютных уголков с диванами, обитыми белой кожей, низкими столиками и креслами.
   В центре лепного потолка висела люстра с тремя сотнями хрустальных подвесок, а в глубине огромной комнаты было еще несколько небольших светильников. Справа и слева находились лестницы, ведущие наверх; на ступеньках лежали ковры.
   Из правого крыла дома, где были расположены спальни и детская, по лестнице спустились Агнесса и Орвил. Орвил, одетый в темный костюм, держал в руках резную трость и перчатки; шея и верхняя часть плеч Агнессы выступали из канвы кружев нежного утреннего одеяния, длинный подол которого волочился по коврам.
   — Доброе утро, мисс, — сказал Орвил.
   — Здравствуйте, сэр. Мэм! — девушка чуть присела. Голос у нее был низкий, глуховатый, глаза — серо-зеленые, не по возрасту взрослые.
   — Вы хотите наняться няней? — спросила Агнесса. — Присядьте. Как вас зовут?
   — Да. Спасибо. Меня зовут Френсин, миссис…
   — Лемб, — подсказал Орвил. — У вас есть рекомендации?
   Девушка слегка покраснела. Она выглядела скромной, но отнюдь не робкой и забитой; похоже, уже побывала в людях.
   — У меня нет рекомендаций.
   — Но вы прежде где-то служили?
   — Да, сэр. Была служанкой у одной дамы. Но вот уволилась…— Она непроизвольно взялась за край поношенного коричневого жакета и стала его теребить. Агнесса глянула вниз: из-под длинной юбки девушки выглядывали носки разбитых грубых башмаков.
   — Почему же вы не попросили ее написать письмо в новый дом? — спросил Орвил.
   — Потому что прежняя хозяйка выгнала меня! — выпалила девушка. — И ничего мне не заплатила! — Румянец возмущения вспыхнул у нее на щеках и потух; испуганная своим порывом, она замолчала и как-то вся съежилась.
   — Вот как!
   — А что случилось? — мягко произнесла Агнесса; ей стало жалко просительницу, ведь когда-то она сама, вот так же волнуясь, искала работу, и люди тоже находили причины, чтобы ей отказать.
   — Она нагрубила мне, а я ей ответила, — чуть поколебавшись, призналась девушка.
   — Вы любите детей? — поинтересовался Орвил.
   — Да, я люблю детей, — ответила Френсин и прибавила:— маленьких.
   — Почему вы решили обратиться к нам, ведь мы не давали объявления?
   — Я узнала, что у вас есть дети, но нет няни, и подумала, что вы, может быть, возьмете меня.
   — По объявлениям вы обращались?
   — Да, но моя хозяйка позаботилась о том, чтобы меня нигде не брали.
   Она опустила голову, но через миг подняла: глаза ее горели.
   Орвил и Агнесса переглянулись.
   — Мы не слышали этой истории, — сказал Орвил. — И все-таки… как вы нашли нас, откуда узнали, что в нашем доме есть дети? Вам кто-то сказал?! Извините за допрос, но нам не все равно, кому доверить детей.
   Френсин согласно кивнула.
   — Одна дама сказала мне: «Иди к миссис Лемб, там-то для тебя наверняка место найдется!»
   — Но сама отказала?
   — Да.
   — Интересные подробности, — заметил Орвил. Агнесса видела, как он помрачнел. — Все, я не могу больше задерживаться. Проводи меня до крыльца, дорогая.
   Он надел перчатки.
   Они вышли, оставив девушку в холле.
   — Не думаю, что она нам подойдет, — сказал Орвил Агнессе. — Я бы предпочел няню пообразованнее и постарше. И потом эти сомнительные детали…
   — А я бы наняла на пробу. Она, по-моему, хорошая девушка.
   — Поспешные выводы. Хотя, кто знает. Может, женское чутье тебя не обманывает. Что ж, если хочешь, возьмем на пробу. Одну с ребенком не оставляй, ладно? Пусть пока помогает тебе. Так подавать объявление?
   — Не надо пока.
   Они простились. Агнесса стояла на широком крыльце и смотрела вслед мужу. Она подумала о том, что из всех ее знакомых только Орвил умеет одеваться с такой скромной элегантностью, только его манеры отличаются таким потрясающим сочетанием совершенства и простоты. Она улыбалась, а холодный ветер трепал подол ее платья и концы длинной шали, придерживаемой на груди. Она его любит!