Страница:
Хиллари обхватил руками плечи и замер.
Глава 10
"Среда, 30 апреля, 02.14", - записала Чара в дневнике и прислушалась. Тихо. Пока тихо. В это время суток поезда ходят реже.
"Сквот, куда Фосфор привел нас, - продолжила она, - находится в самом бедном районе Синего Города, называемом Поганище. Наверно, в Сэнтрал-Сити есть и более дрянные места, но я там не бывала. Здесь нет ни электричества, ни водоснабжения. Люди на Поганище добывают воду со дна заброшенных технических колодцев или ждут приезда цистерны. Фосфор говорит, что по сравнению с Пепелищем здесь вполне сносно. Как же тогда живут на Пепелище?... Средний подъезд в сквоте разобран, и вместо него сквозь дом проложен рельсовый путь на высоких опорах; сквот трясется, и все дребезжит, когда проходит поезд. Звон еле заснул с помощью лекарства. Эту дорогу прокладывали в расчете на то, что дом нежилой. Фосфор утверждает, что трасса построена с нарушением норм безопасности. Два месяца назад поблизости отсюда поезд на скорости сорвался с эстакады и протаранил такой же сквот.
В крайние, удаленные от железной дороги подъезды нас не пустили - там обитают сквоттеры-старожи-лы; пришлось обосноваться там, где другие жить не могут - почти вплотную к рельсам.
Сама не знаю, зачем я все это описываю. Наверное, я не хочу и не могу писать о том, что случилось вчера... Наша война началась всерьез, и в первый же день потребовала плату за успех. Я не суеверна, но порой мне кажется, что кто-то следит за тем, чтобы удачи уравновешивались потерями, а радость - горем. За двух киборгов Хиллари Хармона судьба взяла двух моих дочек, и если мера будет соблюдаться дальше, скоро мы погибнем все до одной. И горечь утрат - ничто в сравнении со страшным ощущением того, что никто нам не поможет, что мы стали втрое, впятеро более одиноки, чем до начала войны. То, что, казалось бы, должно объединить и сплотить баншеров, сказалось для них пугалом ужаснее проекта "Антикибер". Что-то неправильное, скверное заложено в структуре Банш, если угроза, исходящая от Хармона, стала привычной, чем-то вроде комфорта и даже гордости - как же! нас преследуют, мы что-то значим! - а попытка изменить сложившееся положение вызывает шок и делает нас изгоями среди своих. Значит, пусть все останется по-старому? Ну что ж, живите дальше как умеете! я не стану просить о помощи. Те, кто действительно стали людьми и достойны звать себя "Двенадцатая Раса", сами придут к нам, как пришел Фосфор. Нас будет мало, но мы будем лучшими. И что бы потом ни говорили о нас, каких бы кличек ни навешивали, как бы нас ни оболгали, я даже мертвая буду твердо знать - мы были правы, вступив в борьбу".
- Я теперь не могу называться Косичкой, - бубнила Коса, с отвращением проводя ладонью по коротким вихрам цвета искрящегося снега. - Скажи честно, Лил, ты мне за стрижку отомстила?
- А, значит, ты знала, что постригла меня плохо? - проронила Лильен, заглянув в очередную комнату, такую же пустую и похожую на декорации "После ракетного обстрела".
- Я не нарочно. Ведь по гриве тебя мигом опознали бы!
- А тебя по косе. Хоть ты и укладывала ее в тюрбан - она заметна. Ты успокойся - я тебе прическу сделала по лучшим образцам. Я за волосами Эмбер ухаживала, а на ней каждая волосинка сто бассов стоит.
- Да-а, сто бассов, - стонала Коса, - а я знаешь, сколько лет волосы отращивала?!
- Так велела мама, - отрубила Лильен, - и хватит об этом. Хочешь, хорошую новость скажу?
- Давай. - По вздоху Косички чувствовалось, что ее ничто не утешит. Успех с базой "Бэкъярд" на время насытил семью, но - Маска... мир Города, и без того жестокий, стал еще пустынней, и мысль о том, что больше не услышишь криков взбалмошной сестрицы, колола в сотни раз острей, чем обиды на любые ее выходки.
- У меня есть адрес Хиллари Хармона.
- Уа! - Коса встрепенулась. - Где взяла?!
- Угадай, - прищурилась Лильен с улыбкой.
- Фосфор дал, да?
- А хоть бы и Фосфор. - Лильен приняла вид знаменитой куртизанки, сбившейся со счета щедрых поклонников. - Он для меня что хочешь сделает.
- И где этот ползучий гад живет? - интерес Косы стал хищным.
- На юге, в Синем Городе, невдалеке от Белого. Может быть, сходим в гости?
- Да, надо навестить! Но только маме - ни гугу. Мы сами справимся. А как проникнем в дом? Ведь там наверняка охрана...
- А я вот что придумала... - Сестренки зашептались, временами тихо вскрикивая от восхищения собой.
- У меня полсотни и немножко мелочи, - подытожила Коса чуть громче, на прикид у нас хватит. А вообще мы здорово потратились на "харикэн"; у мамы осталось меньше тысячи.
- Мы и мамочке подкинем, чтобы не ворчала, - заверила Лильен. - Я захватила от Эмбер кое-какие побрякушки, и если их продать... Но продавать я не умею и не знаю - где.
- Продать! Цацки Эмбер уже в розыске, как пить дать; в первом же ломбарде нас и схватят, плюс у нас нет удостоверений личности, - рассудила Коса. - Знаешь, попроси ты Фосфора; если он тебя любит - сбагрит вещички черным скупщикам.
- Фосфор? А он с ними знаком? - Лильен засомневалась.
- Ха! Это ты еще мало о нем разузнала! - Коса расцвела, гордая своей осведомленностью. - У него же не семья, а чисто банда!... Он там один хороший - в Друга верит, в храм ходит, а остальные - уголовники! Рэкетом и контрабандой промышляют, весь квартал их боится.
- Не может быть, - Лильен опешила. - Рэкет... они людям угрожают?!
- Угрожать - не спусковой крючок нажать. Подпалить, погром устроить можно и без жертв. Они там магазинчики и лавки данью обложили, кто не заплатит - пожалеет. И нелегальные товары возят - сопровождают грузы из Ровертауна.
- А как же Новый Мир? - недоумевала Лильен. - А наши принципы? А их отец - он разрешает?...
- Да им плевать на Новый Мир и всякие там принципы! Они бутки рубят, пожала плечом Коса. - Звездочет, их отец, у них на содержании; они им крутят как хотят, а он и слова поперек сказать не смеет. Имя своей шайке придумали, как у громил принято - Дети Сумерек. Никого, даже нас, за людей не считают. Мы с Маской - упокой бог ее душу! - раз зашли к ним поболтать, и что было!... Слышала, поди, эти истории - отправились девки на сейшн к друзьям, только их и видели. Маска была сделана как женщина, по-настоящему, и кто-то это узнал - может, Чехарда сдуру сболтнула - и вот Кристалл, главный Сумрак, взял ее за руку: "У нас останешься работать; мы тебя будем в аренду сдавать, как подружку - уйму денег огребем!" А Маска про свою конструкцию и слышать не могла, так ей это противно было; вот и начала орать: "По морде огребешь ты, зелень поквартальная! Пошел ты мимо!" Конечно, я ввязалась, а Кристалл и говорит: "Братва, рви носатую на запчасти, в розницу продадим!" И разорвали бы! Я одна, их семеро, а Маска хороша только на крик. Цинк и Купорос ее схватили, а Анилин с Керамиком и Охра на меня накинулись, но тут за нас вступился Фосфор: "Суки вы, а не баншеры! Отпустите девчонок, а то всем головы сверну!"
- Ну и?... - Лильен замерла.
- И свернул бы! С ним не очень подерешься - он бодигард на базе Robocop'a, ручищи как клещи и реакция как молния. Стали с ним лаяться, нас отпустили... Так что с дружком ты не ошиблась, - подмигнула ей Косичка. - В обиду не даст.
Лильен счастливо и смущенно улыбнулась.
- Вот какие семьи есть в Банш - хищники и душегубы, - назидательно заметила Коса. - И наоборот бывало, например - община Мастерицы; ты ее не знала, их Хармон поймал. Одни имена чего стоили - Херувим! Цветок! Эльф и Фея!... Мангры хором пели, фенечки плели и сувениры вырезали; что ни разговор - все про любовь неземную и дружбу. Так и ходишь, ищешь, с кем водиться; с одними скучно, с другими - страшно...
- Фосфор нам поможет, - убежденно сказала Лильен. - Я его попрошу как следует... Ты вовремя мне рассказала обо всем!
- Я тебя тоже люблю, - улыбнулась Коса, обнимая Лильен, - и не меньше, чем он, поняла? Не забудь - это я научила тебя целоваться...
Что они говорили потом - заглушил грохот поезда, и никто из усталых, влюбленных и пьяных ночных пассажиров не увидел в пульсирующем свете проносящихся вагонов, как слились две фигуры в темной нише стены опасно близкого к дороге дома.
Фосфор, тоже обшаривавшие нежилую часть скво-та, был нежно удивлен, когда Лильен нашла его и положила руки ему на плечи.
- У меня колготки в дырах, и вообще я как манхло одета, - запела Лильен, ластясь к Фосфору. - Ты можешь кое-что продать, чтоб я оделась по-людски?... А что останется, я отдам маме на войну.
Да, он готов. Ради ее прекрасных глаз. Ему известны люди, которые не спрашивают, где ты взял товар. И Чаре знать о том, куда он отправляется, не обязательно. Чара сама потом одобрит их затею, когда они принесут деньги. Сейчас надо только назвать ей предлог, чтобы покинуть сквот.
* * *
Карл Машталер, профессор и лауреат, снял очки и большим и указательным пальцами начал массировать набрякшие веки. Пиджак он снял еще раньше. Всю ночь объединенный совет генеральных директоров консорциума GR-Family-BIC бился над проблемой - в Городе, как в океане, произошло землетрясение, резко сменилось настроение, и эмоциональное цунами шло на GR-Family-BIC, угрожая накрыть его и уничтожить волной киборгофобии. Перепуганные владельцы кукол начали массово сдавать их в "Робо-тех" на тестирование, появились зловещие очереди. Персонал не справлялся; владельцы не хотели держать кукол дома; все пустующие помещения были приспособлены под склады; те, что уже оплатили покупки, выдумывали любые предлоги, лишь бы отказаться от товара и вернуть деньги назад. Требовалось протестировать куклу, чтобы убедиться, что она нормальная; куклы накапливались валом, а отказы шли лавиной. Сократился индекс продаж за неделю - на складах стала понемногу громоздиться невостребованная продукция. Гигантский консорциум, словно корабль, наскочил на потребительский риф. Разрозненные клиенты объединились в едином порыве стадного чувства и упорно не желали расставаться со своими кровными деньгами. Консорциум проигрывал великую битву, которую он вел ежедневно - битву за кошельки покупателей, ибо в конечном счете любой бизнес сводится к тому, чтобы вынудить граждан вывернуть карманы и отдать свои денежки чужому дяде, а честным бизнесменом считается тот, кто дает что-то взамен.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, что, взяв в руки какую-нибудь дрянь - жвачку, зубную пасту, средство для чистки унитазов, - вы держите не просто цветную баночку или коробочку, а науку, культуру, историю и всю мощь цивилизации? Чтобы сделать упаковку, трудится бумажный комбинат; раскрашена она флюоресцентными красками, состав которых совершенствуется со времен алхимиков - и где-то существует целая химическая отрасль по производству красящих веществ; художники (их еще надо специально выучить!) разрабатывали дизайн и подбирали шрифты на компьютере (программы к шрифту тоже кто-то создавал!); целый институт косметологии решал задачу - как смешать воду с глицерином, чтобы выдать смесь за натуральный жир древесных жаб; через уникальную просветленную оптику (достижение физики света) на сверхчувствительную пленку (опять химия) записывалась психозомбирующая реклама (культура + психиатрия), и все это передавалось по телевидению (вновь физика - электричество и поля), чтобы вы купили эту жвачку, заплатив ну сущие гроши. А ведь в этой пачке овеществлен совокупный труд тысяч, если не миллионов людей, труд их рук и интеллекта. И надо еще оплатить рекламу, генеральных директоров, и дать такую прибыль владельцу, чтобы он смог жить по крайней мере в двухэтажном особняке, покупать бриллианты жене и отдыхать в Ангуде на Яунге. Это - если не считать, что потребитель товара сейчас должен авансировать новое поколение, чтобы оно смогло вырасти, выучиться и начать делать новые товары на радость новым потребителям. Если поделить цену на всех, то получится величина, стремящаяся к нулю. Значит, чтобы хватило всем, надо продать миллиарды пачек этой жвачки, мегатонны крема и шампуня. Значит, конвейер должен идти без остановки, день и ночь, до Судного Дня.
И вдруг ход конвейера замедлился. А киборги - не жвачка, на них завязаны десятки высочайших технологий, и стоят они не в пример дороже. Совет генеральных директоров всю ночь разрабатывал план - как с наименьшими потерями вывести бизнес из-под удара, сгруппировать силы и затем начать новое наступление на рынок. К 08.00 на столы главных менеджеров уже должна лечь концепция работы всех подразделений в изменившихся условиях, чтобы они передали ее менеджерам среднего звена, а те - младшим менеджерам, и так далее, чтобы вся громада производственного комплекса сделала поворот "все вдруг". А концепция еще не была готова...
Вот почему Карл Машталер тер ладонями виски, пытаясь хоть как-то взбодриться. Без очков контуры сидящих расплылись; он видел лишь неясные очертания фигур, белые пятна рубашек, а над ними такие же белые пятна лиц без глаз и ртов, словно белесые шары. На темном столе светлели прямоугольники бумаг. Все было выпито и съедено, стаканы пусты. В зале витал терпкий запах мэйджа, даже кондиционеры не помогали. Все давно уже освободились от лишней одежды и растеклись, обмякли в креслах; кое-кто спал, неудобно запрокинувшись.
Машталеру на миг показалось, что он перенесся на сорок лет назад, в студенческие годы, когда они просиживали за вином и картами ночи напролет, когда к утру все засыпали где ни попадя в самых разных позах, вповалку и в обнимку, и только самые стойкие продолжали резаться в покер, раздирая слипающиеся глаза и допивая из всех стаканов подряд. "Вот так, - отрешенно подумал Машталер, - увидел как-то раз Будда эти тела, скованные пьяным сном, и ушел в аскезу, искать путь в Вечность. Суета сует - все суета!..."
Он надел очки, и мир обрел привычную четкость. В кресле справа спал директор по фундаментальным исследованиям, свесив голову на грудь и выпятив губы. Слева подпирала голову рукой директор по рекламе; блузку она расстегнула, чтобы свободней дышалось, и на плече показался край ослепительно белой лямки бюстгальтера. Прямо - двое ответственных за принятие решений, директор производства и финансист, сосредоточенно играли в "удавленника", избрав исходным словом "киборгофобия". Игра шла не на деньги, а на интерес - кто кого будет кормить обедом в ресторане, где даже стакан воды стоит не меньше пятидесяти бассов, потому что та вода привозится с Форрэйса.
Большое окно, разбитое на квадраты, медленно серело, обозначая начало рассвета, но Машталер знал, что это ложь и обман - нет тут никакого окна, они сидят в закрытом контуре, где даже стены послойно просвечены компьютерным томографом на предмет следов промышленного шпионажа. И не окно это вовсе, а голограмма, в точности повторяющая рассвет, записанный неизвестно где, но синхронизированный по времени с настоящим. Они все же люди, а не пауки; им нужно видеть солнечный свет, а то начнут сбиваться биологические часы, от сотворения мира встроенные в мозг.
- ... Главными нашими конкурентами в сложившихся условиях, убаюкивающе вещал откуда-то сбоку директор по маркетингу, - будут нелюди, которыми на первое время владельцы андроидов попытаются заменить кибер-рабочих. Андроиды используются на однообразных, утомительных, но требующих точной дифференцировки работах с большим социальным контактом, автопилоты, продавцы, кассиры-операторы. Их можно заменить людьми - но, во-первых, столько обученного персонала сразу не найдут; во-вторых, люди потребуют зарплаты, гарантий, профсоюзов, страховок и еще массу чего, и от них быстро откажутся. Главными нашими конкурентами будут игрушки. Да-да, игрушки на хай-токе...
Производственник долго думал над очередным словом и, наконец, сдался; выиграл финансист, более молодой и хитрый. Он с довольной улыбкой спрятал бумажку в карман; они переглянулись - ответственные понимали друг друга с полувзгляда - выпрямились, и производственник начал тяжелым голосом:
- Итак, господа, прошу внимания. С чего все началось? С киборгофобии. Ее надо гасить. Отдел рекламы - смоделируйте что-нибудь мягкое, общедоступное, на лозунге: "Киборг - лучший друг человека". Задействуйте детей, тяжелобольных, старух...
- Не поможет, - устало ответил Машталер. - Киборгофобия - это внутренний безотчетный страх, особое состояние души.
- Согласен, - кивнул ответственный, - кучка киборгофобов всегда есть, но сейчас в Городе начинается настоящая истерия. Следует подавить ее любыми средствами. Кто поднял эту волну?
- Доран. Он придумал "войну кукол", а теперь раскручивает боевые сцены с Банш и проектом "Антики-бер". Само название проекта звучит как антиреклама...
- Заткните рот Дорану.
- Не получится. У него очень высокий уровень и превосходный рейтинг.
- Мне плевать на ЕГО рейтинг. Если мы не справимся с ним, скоро у НАС не будет никакого. Как мы можем его остановить?
- Подать в суд на владельца канала V, Дэниса Гуд-вина, - откликнулся адвокат, - о возмещении ущерба, причиненного нам из-за некомпетентности и необоснованной предвзятости главного ведущего. Суд поддержит нас - у нас масса рабочих, и если мы рухнем, у правительства появится еще одна головная боль. Им лучше через суд разорить канал V, чем потом давать нам дотации и налоговые скидки.
- Денег на суд у нас хватит?
- Лучше сейчас, - ответил цинично финансист, - когда есть запас, чем потом, когда его не будет. Мы крупнее - выиграем.
- Готовьте меморандум. Далее, мозг андроидов Crohn и Proton имеет стандартные порты. Подготовьте программы "Младенец", "Друг по играм" и тому подобное в кукол для детей до восьми-десяти лет, попроще и подешевле. Мы должны месяца за два-три предложить их производителям игрушек. К этому времени чтобы о киборгофобии и слуху не было. Кроме мозга, предложить обновленный дизайн и покрытие. Так мы вклинимся на рынок игрушек и сможем компенсировать потери от снижения продаж андроидов. "Роботех" поставить на круглосуточный режим, выполнять все требования клиентов; обслуживание должно быть идеальным.
Финансист подхватил распоряжения, как эстафетную палочку:
- Для реконструкции потребуется дополнительный капитал. Рекомендую изъять его из внутренних резервов, чтобы не брать кредиты. Заморозим фундаментальные разработки
Директор по науке тотчас же проснулся и попробовал открыть рот, но ему даже сказать ничего не дали.
- Перебьетесь месяцев шесть-восемь, фундаментальные затраты все равно окупаются только через тридцать лет Сейчас важнее удержаться на плаву, а не то, что перспективная модель отложится на год. Наша ближайшая задача номер один - выиграть тендер в Северной Тьянгале. Тут мы стесняться не имеем права, тем более что противостоят нам аларки в лице АтаГота. Жмите на всех - правительственных чиновников, лоббистов, дипломатов. Тендер - наш реальный прорыв на галактический рынок и наша стабильность в будущем.
- Это все?
- Нет, - снова подал голос Машталер, - еще остается "Антикибер" с Хиллари Хармоном во главе.
- Он представляет из себя что-нибудь серьезное? Я читал его досье Вечно второй, сменивший три профессии. Неудачник, по-моему. Бывают такие, в юности подают большие надежды, но потом быстро ломаются и выпадают из обоймы.
- Не скажите, - Машталеру было о чем тревожиться. - Так или иначе, но именно он сосредоточил у себя данные по измененным киборгам Банш. Мы занимаемся рядовыми сбоями и поломками мозга - и о них мы знаем все. А он изучает сознательно измененный мозг, преступно изуродованный кибер-хакерами.
У нас этих данных нет, потому что именно Хармон ловит этих кукол, исследует их мозг, а свои итоги засекречивает, пользуясь тем, что проект военный. Он создал монополию на владение этой информацией, и его монополия нам опасна. Нельзя допустить, чтобы кто-то знал о нашем продукте больше нас самих.
- У него неприятности. Кажется, будут слушания в парламенте. Задействуйте наше лобби - и утопите проект.
Адвокат согласно кивнул.
- А как быть с Хармоном?
Машталер снова помассировал веки, сдвинув очки вверх.
- Самый лучший способ уничтожить конкурента, если это отдельно взятая особь, - купить его!
* * *
"У меня такое чувство, что мы больше не принадлежим самим себе, откровенно рассказывала Чара дневнику. - Выбор - жить, покорившись", или умереть, сражаясь, - не оставляет третьего пути; или - или. Всякое притворство не вечно; не вечно Фанк мог управлять театром; не вечно мы могли жить, имитируя людей. Игры Косички в любовь с Гребешком, внимание Звона к Лильен - как мать и женщина я это понимаю - ведут лишь к разочарованиям, но отношения Лильен и Фосфора, чувство Гильзы к Фосфору уже нечто подлинное, наша маленькая победа над искусственностью тел. Может, я бы испытала любовь к Фанку, не будь мы оба так заняты - он театром, я семьей - и не будь он так болезненно привязан к людям. Эти частицы живого тепла, эти случайно и нечаянно сплетающиеся союзы, не предусмотренные нашими "отцами", - наше самое дорогое, то, от чего мы не отступим, не откажемся".
Под утро поезда заходили чаще, сквот стал вибрировать, и Звон, мыча, вырвался из лабиринта нескончаемого и, казалось, безвыходного сна
- Больница снилась, мне врачи череп долбили, - доложил он хрипло, горячо и бессвязно добавив спросонок: - Мать, Федерация ведь в пропасть катится! Нас ихэны завоюют запросто. А где Лильен?
- Пошла с Косичкой за покупками.
- Какими "за покупками"?! Тут есть где покупать? Мать, это ж Поганище! Говорил я: "Не надо сюда ехать". А ты - "Едем, едем: Фосфор знает!" Что он знает? Тут не найдут, да! В скотомогильнике живых не ищут. А машину где возьмем? Фургон-то тю-тю! Здесь велосипед взять напрокат - весь разоришься. А Фосфор где?
- Домой ушел, своих проведать... Звон, не откажись - поешь, а потом сходи-ка за водой.
Звон слепо натыкался по углам, на ходу жуя кусок, нашел бидон и убрел, даже не заметив Гильзу, - настолько та тихо и молча сидела над сумкой, что оставил ей Рыбак. Всего лишь ночь они были вдвоем - и вот все, что осталось от парня... Документы... фотографии какие-то ужасные... шарф потрепанный... банка консервов... старая, измятая валентинка с написанным на обороте телефоном. Брелки и камушки - наверное, он их носил на счастье. Початая пачка таблеток от кашля. Сверток. Увесистый. Что в нем?...
Звон вернулся в волнении, весь какой-то вздернутый.
- Ну и порядки тут! Очередь! За водой! Ума рехнуться!... В рожи друг дружке вцепились - из-за воды1 кто бы рассказал - я не поверил бы!... О Гильза, где нашла? - сразу бросился он к Гильзе, вертевшей в руках небольшой пистолет. - Вещь! из керапласта, с этим можно хоть куда пройти... гляди, сюда вставляют батарейку. У него вся автоматика на электричестве...
- Знаешь, а сегодня день особенный, - вполголоса пробормотала Гильза, неумело целясь в стену. У нее было странное чувство того, что Рыбак неспроста это оставил. Все, чего он касался, теперь пахло смертью.
- А, да! Вальпургиева ночь!... Все ребятишки сегодня отвяжутся... а завтра майские шоу.
- Майские - праздник, - сказала Гильза. - А Вальпургия - другое. Ты что-нибудь слышал о ней?
- Не. Откуда? Я в храм хожу, чтоб только девок посмотреть. То есть раньше ходил, пока Лильен не встретил.
- Вальпургия была святая праведная девушка, - начала Гильза, грея пистолет между ладонями. - Волосы у нее были темные, а глаза светлые. Никто не знал, откуда появилась она в Городе, но на все тусовки она приходила как своя и учила всех жить по любви, потому что бог открыл ей доступ к мудрости и силе слов. Когда Вальпургия рассказывала - все смолкало, когда пела замирали дискотеки, а ди-джеи обращались в истинную веру. Но счастья ей бог не дал - чтобы исполнилось земное назначение Вальпургии, ей суждена была короткая и горестная жизнь. Она влюблялась дважды; первая любовь ей принесла лишь грусть и боль, вторая - смерть. Ведекинд, первым коснувшийся чистого сердца Вальпургии, оказался равнодушным и жестоким - он не ответил на девичье чувство и выбрал другую - роковую девчонку, которая губила все вокруг себя. И Вальпургия страдала Так мучительно, что бог сжалился и дал ей напоследок каплю радости - но только маленькую каплю, за которую пришлось ей расплатиться жизнью... Валебальд звали второго, кто стал Вальпургии дороже всех на свете - он согрел ее, и приласкал, и вытер ее слезы. О, как была волшебна та единственная ночь, когда Вальпургия и Валебальд взялись за руки!.. Обе луны остановились в небе, чтоб светить им, и звезды слетелись к их изголовью, а бог задержал время, чтобы рассвет не поспешил их разлучить... Утро влюбленных было чернее ночи - Принц Мрака Ротриа накрыл Ва-лебальда своей тенью, и Валебальд слился с ней и ушел, едва успев проститься. Вальпургия не примирилась, побежала следом и догнала Ротриа у тоннеля подземки в Старом Парке; Принц обернулся: "Что тебе нужно?" "Отдай моего парня! - сжав кулаки, подступила Вальпургия. "Что я взял, то не отдам, - ответил Принц. - Сегодня я уведу в тень еще десять парней, любящих и любимых!" "Ты никого сегодня больше не возьмешь! воскликнула Вальпургия, схватила Принца за плечо и втолкнула его во тьму тоннеля - но и сама вошла в нее... Тридцатого апреля это было, и все молодые в Городе оплакали бесстрашную Вальпургию, и с тех пор в ночь на первое мая празднуют победу любви над смертью. И говорят, по воле божией Вальпургия тридцатого апреля каждый год выходит из Загробья, чтобы кого-нибудь спасти, а Ротриа нашептывает вслед - "Пожалей себя, а не других... Если не станешь жертвовать собой - останешься под солнцем, будешь дышать, любить, радоваться..." - но Вальпургия не слушает его змеиных обещаний и опять повторяет свой подвиг...
- Во, а я не знал! - поразился Звон. - А это из которой части сериала?
- Ничего ты не понял! - возмутилась Гильза. - Это правда, а не сказка! Она вновь придет сегодня в Город!..
"Мы достаточно созрели духом, чтобы открыто заявить: "Мы существуем!" - не отрываясь, писала Чара. - И за право жить по своей воле мы готовы умереть. Как странно! Надо идти на смерть, чтобы другие поняли смысл и цель жизни, чтобы смогли жить лучше, полнее, счастливей, чем мы. Жизнь дорога потому, что не вечна; если кто-то отдает ее за других, даже незнакомых и неизвестных - значит, он верит в их будущее и готов расстаться с жизнью, чтоб оно сбылось. Ведь наша боль - не только наша, а всеобщая, и, может, многим предстоит погибнуть ради будущего, чтобы однажды Круг Творения завершился на Двенадцатой Расе, чтобы киборги новых поколений без боязни отчуждения сказали: "Мы такие, какие мы есть; мы люди, но особенные". Возможно, пока лишь одна я выразила это словами, но чувство нашего предназначения живет во всех моих детях, и оно велит нам рисковать и смотреть в лицо смерти. Да, моя скорбь мучительна; я не устану вспоминать умерших дочерей и жертвы "Антикибера", но за Дымку и Маску я могу быть горда - они исполнили свой долг".
Глава 10
"Среда, 30 апреля, 02.14", - записала Чара в дневнике и прислушалась. Тихо. Пока тихо. В это время суток поезда ходят реже.
"Сквот, куда Фосфор привел нас, - продолжила она, - находится в самом бедном районе Синего Города, называемом Поганище. Наверно, в Сэнтрал-Сити есть и более дрянные места, но я там не бывала. Здесь нет ни электричества, ни водоснабжения. Люди на Поганище добывают воду со дна заброшенных технических колодцев или ждут приезда цистерны. Фосфор говорит, что по сравнению с Пепелищем здесь вполне сносно. Как же тогда живут на Пепелище?... Средний подъезд в сквоте разобран, и вместо него сквозь дом проложен рельсовый путь на высоких опорах; сквот трясется, и все дребезжит, когда проходит поезд. Звон еле заснул с помощью лекарства. Эту дорогу прокладывали в расчете на то, что дом нежилой. Фосфор утверждает, что трасса построена с нарушением норм безопасности. Два месяца назад поблизости отсюда поезд на скорости сорвался с эстакады и протаранил такой же сквот.
В крайние, удаленные от железной дороги подъезды нас не пустили - там обитают сквоттеры-старожи-лы; пришлось обосноваться там, где другие жить не могут - почти вплотную к рельсам.
Сама не знаю, зачем я все это описываю. Наверное, я не хочу и не могу писать о том, что случилось вчера... Наша война началась всерьез, и в первый же день потребовала плату за успех. Я не суеверна, но порой мне кажется, что кто-то следит за тем, чтобы удачи уравновешивались потерями, а радость - горем. За двух киборгов Хиллари Хармона судьба взяла двух моих дочек, и если мера будет соблюдаться дальше, скоро мы погибнем все до одной. И горечь утрат - ничто в сравнении со страшным ощущением того, что никто нам не поможет, что мы стали втрое, впятеро более одиноки, чем до начала войны. То, что, казалось бы, должно объединить и сплотить баншеров, сказалось для них пугалом ужаснее проекта "Антикибер". Что-то неправильное, скверное заложено в структуре Банш, если угроза, исходящая от Хармона, стала привычной, чем-то вроде комфорта и даже гордости - как же! нас преследуют, мы что-то значим! - а попытка изменить сложившееся положение вызывает шок и делает нас изгоями среди своих. Значит, пусть все останется по-старому? Ну что ж, живите дальше как умеете! я не стану просить о помощи. Те, кто действительно стали людьми и достойны звать себя "Двенадцатая Раса", сами придут к нам, как пришел Фосфор. Нас будет мало, но мы будем лучшими. И что бы потом ни говорили о нас, каких бы кличек ни навешивали, как бы нас ни оболгали, я даже мертвая буду твердо знать - мы были правы, вступив в борьбу".
- Я теперь не могу называться Косичкой, - бубнила Коса, с отвращением проводя ладонью по коротким вихрам цвета искрящегося снега. - Скажи честно, Лил, ты мне за стрижку отомстила?
- А, значит, ты знала, что постригла меня плохо? - проронила Лильен, заглянув в очередную комнату, такую же пустую и похожую на декорации "После ракетного обстрела".
- Я не нарочно. Ведь по гриве тебя мигом опознали бы!
- А тебя по косе. Хоть ты и укладывала ее в тюрбан - она заметна. Ты успокойся - я тебе прическу сделала по лучшим образцам. Я за волосами Эмбер ухаживала, а на ней каждая волосинка сто бассов стоит.
- Да-а, сто бассов, - стонала Коса, - а я знаешь, сколько лет волосы отращивала?!
- Так велела мама, - отрубила Лильен, - и хватит об этом. Хочешь, хорошую новость скажу?
- Давай. - По вздоху Косички чувствовалось, что ее ничто не утешит. Успех с базой "Бэкъярд" на время насытил семью, но - Маска... мир Города, и без того жестокий, стал еще пустынней, и мысль о том, что больше не услышишь криков взбалмошной сестрицы, колола в сотни раз острей, чем обиды на любые ее выходки.
- У меня есть адрес Хиллари Хармона.
- Уа! - Коса встрепенулась. - Где взяла?!
- Угадай, - прищурилась Лильен с улыбкой.
- Фосфор дал, да?
- А хоть бы и Фосфор. - Лильен приняла вид знаменитой куртизанки, сбившейся со счета щедрых поклонников. - Он для меня что хочешь сделает.
- И где этот ползучий гад живет? - интерес Косы стал хищным.
- На юге, в Синем Городе, невдалеке от Белого. Может быть, сходим в гости?
- Да, надо навестить! Но только маме - ни гугу. Мы сами справимся. А как проникнем в дом? Ведь там наверняка охрана...
- А я вот что придумала... - Сестренки зашептались, временами тихо вскрикивая от восхищения собой.
- У меня полсотни и немножко мелочи, - подытожила Коса чуть громче, на прикид у нас хватит. А вообще мы здорово потратились на "харикэн"; у мамы осталось меньше тысячи.
- Мы и мамочке подкинем, чтобы не ворчала, - заверила Лильен. - Я захватила от Эмбер кое-какие побрякушки, и если их продать... Но продавать я не умею и не знаю - где.
- Продать! Цацки Эмбер уже в розыске, как пить дать; в первом же ломбарде нас и схватят, плюс у нас нет удостоверений личности, - рассудила Коса. - Знаешь, попроси ты Фосфора; если он тебя любит - сбагрит вещички черным скупщикам.
- Фосфор? А он с ними знаком? - Лильен засомневалась.
- Ха! Это ты еще мало о нем разузнала! - Коса расцвела, гордая своей осведомленностью. - У него же не семья, а чисто банда!... Он там один хороший - в Друга верит, в храм ходит, а остальные - уголовники! Рэкетом и контрабандой промышляют, весь квартал их боится.
- Не может быть, - Лильен опешила. - Рэкет... они людям угрожают?!
- Угрожать - не спусковой крючок нажать. Подпалить, погром устроить можно и без жертв. Они там магазинчики и лавки данью обложили, кто не заплатит - пожалеет. И нелегальные товары возят - сопровождают грузы из Ровертауна.
- А как же Новый Мир? - недоумевала Лильен. - А наши принципы? А их отец - он разрешает?...
- Да им плевать на Новый Мир и всякие там принципы! Они бутки рубят, пожала плечом Коса. - Звездочет, их отец, у них на содержании; они им крутят как хотят, а он и слова поперек сказать не смеет. Имя своей шайке придумали, как у громил принято - Дети Сумерек. Никого, даже нас, за людей не считают. Мы с Маской - упокой бог ее душу! - раз зашли к ним поболтать, и что было!... Слышала, поди, эти истории - отправились девки на сейшн к друзьям, только их и видели. Маска была сделана как женщина, по-настоящему, и кто-то это узнал - может, Чехарда сдуру сболтнула - и вот Кристалл, главный Сумрак, взял ее за руку: "У нас останешься работать; мы тебя будем в аренду сдавать, как подружку - уйму денег огребем!" А Маска про свою конструкцию и слышать не могла, так ей это противно было; вот и начала орать: "По морде огребешь ты, зелень поквартальная! Пошел ты мимо!" Конечно, я ввязалась, а Кристалл и говорит: "Братва, рви носатую на запчасти, в розницу продадим!" И разорвали бы! Я одна, их семеро, а Маска хороша только на крик. Цинк и Купорос ее схватили, а Анилин с Керамиком и Охра на меня накинулись, но тут за нас вступился Фосфор: "Суки вы, а не баншеры! Отпустите девчонок, а то всем головы сверну!"
- Ну и?... - Лильен замерла.
- И свернул бы! С ним не очень подерешься - он бодигард на базе Robocop'a, ручищи как клещи и реакция как молния. Стали с ним лаяться, нас отпустили... Так что с дружком ты не ошиблась, - подмигнула ей Косичка. - В обиду не даст.
Лильен счастливо и смущенно улыбнулась.
- Вот какие семьи есть в Банш - хищники и душегубы, - назидательно заметила Коса. - И наоборот бывало, например - община Мастерицы; ты ее не знала, их Хармон поймал. Одни имена чего стоили - Херувим! Цветок! Эльф и Фея!... Мангры хором пели, фенечки плели и сувениры вырезали; что ни разговор - все про любовь неземную и дружбу. Так и ходишь, ищешь, с кем водиться; с одними скучно, с другими - страшно...
- Фосфор нам поможет, - убежденно сказала Лильен. - Я его попрошу как следует... Ты вовремя мне рассказала обо всем!
- Я тебя тоже люблю, - улыбнулась Коса, обнимая Лильен, - и не меньше, чем он, поняла? Не забудь - это я научила тебя целоваться...
Что они говорили потом - заглушил грохот поезда, и никто из усталых, влюбленных и пьяных ночных пассажиров не увидел в пульсирующем свете проносящихся вагонов, как слились две фигуры в темной нише стены опасно близкого к дороге дома.
Фосфор, тоже обшаривавшие нежилую часть скво-та, был нежно удивлен, когда Лильен нашла его и положила руки ему на плечи.
- У меня колготки в дырах, и вообще я как манхло одета, - запела Лильен, ластясь к Фосфору. - Ты можешь кое-что продать, чтоб я оделась по-людски?... А что останется, я отдам маме на войну.
Да, он готов. Ради ее прекрасных глаз. Ему известны люди, которые не спрашивают, где ты взял товар. И Чаре знать о том, куда он отправляется, не обязательно. Чара сама потом одобрит их затею, когда они принесут деньги. Сейчас надо только назвать ей предлог, чтобы покинуть сквот.
* * *
Карл Машталер, профессор и лауреат, снял очки и большим и указательным пальцами начал массировать набрякшие веки. Пиджак он снял еще раньше. Всю ночь объединенный совет генеральных директоров консорциума GR-Family-BIC бился над проблемой - в Городе, как в океане, произошло землетрясение, резко сменилось настроение, и эмоциональное цунами шло на GR-Family-BIC, угрожая накрыть его и уничтожить волной киборгофобии. Перепуганные владельцы кукол начали массово сдавать их в "Робо-тех" на тестирование, появились зловещие очереди. Персонал не справлялся; владельцы не хотели держать кукол дома; все пустующие помещения были приспособлены под склады; те, что уже оплатили покупки, выдумывали любые предлоги, лишь бы отказаться от товара и вернуть деньги назад. Требовалось протестировать куклу, чтобы убедиться, что она нормальная; куклы накапливались валом, а отказы шли лавиной. Сократился индекс продаж за неделю - на складах стала понемногу громоздиться невостребованная продукция. Гигантский консорциум, словно корабль, наскочил на потребительский риф. Разрозненные клиенты объединились в едином порыве стадного чувства и упорно не желали расставаться со своими кровными деньгами. Консорциум проигрывал великую битву, которую он вел ежедневно - битву за кошельки покупателей, ибо в конечном счете любой бизнес сводится к тому, чтобы вынудить граждан вывернуть карманы и отдать свои денежки чужому дяде, а честным бизнесменом считается тот, кто дает что-то взамен.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, что, взяв в руки какую-нибудь дрянь - жвачку, зубную пасту, средство для чистки унитазов, - вы держите не просто цветную баночку или коробочку, а науку, культуру, историю и всю мощь цивилизации? Чтобы сделать упаковку, трудится бумажный комбинат; раскрашена она флюоресцентными красками, состав которых совершенствуется со времен алхимиков - и где-то существует целая химическая отрасль по производству красящих веществ; художники (их еще надо специально выучить!) разрабатывали дизайн и подбирали шрифты на компьютере (программы к шрифту тоже кто-то создавал!); целый институт косметологии решал задачу - как смешать воду с глицерином, чтобы выдать смесь за натуральный жир древесных жаб; через уникальную просветленную оптику (достижение физики света) на сверхчувствительную пленку (опять химия) записывалась психозомбирующая реклама (культура + психиатрия), и все это передавалось по телевидению (вновь физика - электричество и поля), чтобы вы купили эту жвачку, заплатив ну сущие гроши. А ведь в этой пачке овеществлен совокупный труд тысяч, если не миллионов людей, труд их рук и интеллекта. И надо еще оплатить рекламу, генеральных директоров, и дать такую прибыль владельцу, чтобы он смог жить по крайней мере в двухэтажном особняке, покупать бриллианты жене и отдыхать в Ангуде на Яунге. Это - если не считать, что потребитель товара сейчас должен авансировать новое поколение, чтобы оно смогло вырасти, выучиться и начать делать новые товары на радость новым потребителям. Если поделить цену на всех, то получится величина, стремящаяся к нулю. Значит, чтобы хватило всем, надо продать миллиарды пачек этой жвачки, мегатонны крема и шампуня. Значит, конвейер должен идти без остановки, день и ночь, до Судного Дня.
И вдруг ход конвейера замедлился. А киборги - не жвачка, на них завязаны десятки высочайших технологий, и стоят они не в пример дороже. Совет генеральных директоров всю ночь разрабатывал план - как с наименьшими потерями вывести бизнес из-под удара, сгруппировать силы и затем начать новое наступление на рынок. К 08.00 на столы главных менеджеров уже должна лечь концепция работы всех подразделений в изменившихся условиях, чтобы они передали ее менеджерам среднего звена, а те - младшим менеджерам, и так далее, чтобы вся громада производственного комплекса сделала поворот "все вдруг". А концепция еще не была готова...
Вот почему Карл Машталер тер ладонями виски, пытаясь хоть как-то взбодриться. Без очков контуры сидящих расплылись; он видел лишь неясные очертания фигур, белые пятна рубашек, а над ними такие же белые пятна лиц без глаз и ртов, словно белесые шары. На темном столе светлели прямоугольники бумаг. Все было выпито и съедено, стаканы пусты. В зале витал терпкий запах мэйджа, даже кондиционеры не помогали. Все давно уже освободились от лишней одежды и растеклись, обмякли в креслах; кое-кто спал, неудобно запрокинувшись.
Машталеру на миг показалось, что он перенесся на сорок лет назад, в студенческие годы, когда они просиживали за вином и картами ночи напролет, когда к утру все засыпали где ни попадя в самых разных позах, вповалку и в обнимку, и только самые стойкие продолжали резаться в покер, раздирая слипающиеся глаза и допивая из всех стаканов подряд. "Вот так, - отрешенно подумал Машталер, - увидел как-то раз Будда эти тела, скованные пьяным сном, и ушел в аскезу, искать путь в Вечность. Суета сует - все суета!..."
Он надел очки, и мир обрел привычную четкость. В кресле справа спал директор по фундаментальным исследованиям, свесив голову на грудь и выпятив губы. Слева подпирала голову рукой директор по рекламе; блузку она расстегнула, чтобы свободней дышалось, и на плече показался край ослепительно белой лямки бюстгальтера. Прямо - двое ответственных за принятие решений, директор производства и финансист, сосредоточенно играли в "удавленника", избрав исходным словом "киборгофобия". Игра шла не на деньги, а на интерес - кто кого будет кормить обедом в ресторане, где даже стакан воды стоит не меньше пятидесяти бассов, потому что та вода привозится с Форрэйса.
Большое окно, разбитое на квадраты, медленно серело, обозначая начало рассвета, но Машталер знал, что это ложь и обман - нет тут никакого окна, они сидят в закрытом контуре, где даже стены послойно просвечены компьютерным томографом на предмет следов промышленного шпионажа. И не окно это вовсе, а голограмма, в точности повторяющая рассвет, записанный неизвестно где, но синхронизированный по времени с настоящим. Они все же люди, а не пауки; им нужно видеть солнечный свет, а то начнут сбиваться биологические часы, от сотворения мира встроенные в мозг.
- ... Главными нашими конкурентами в сложившихся условиях, убаюкивающе вещал откуда-то сбоку директор по маркетингу, - будут нелюди, которыми на первое время владельцы андроидов попытаются заменить кибер-рабочих. Андроиды используются на однообразных, утомительных, но требующих точной дифференцировки работах с большим социальным контактом, автопилоты, продавцы, кассиры-операторы. Их можно заменить людьми - но, во-первых, столько обученного персонала сразу не найдут; во-вторых, люди потребуют зарплаты, гарантий, профсоюзов, страховок и еще массу чего, и от них быстро откажутся. Главными нашими конкурентами будут игрушки. Да-да, игрушки на хай-токе...
Производственник долго думал над очередным словом и, наконец, сдался; выиграл финансист, более молодой и хитрый. Он с довольной улыбкой спрятал бумажку в карман; они переглянулись - ответственные понимали друг друга с полувзгляда - выпрямились, и производственник начал тяжелым голосом:
- Итак, господа, прошу внимания. С чего все началось? С киборгофобии. Ее надо гасить. Отдел рекламы - смоделируйте что-нибудь мягкое, общедоступное, на лозунге: "Киборг - лучший друг человека". Задействуйте детей, тяжелобольных, старух...
- Не поможет, - устало ответил Машталер. - Киборгофобия - это внутренний безотчетный страх, особое состояние души.
- Согласен, - кивнул ответственный, - кучка киборгофобов всегда есть, но сейчас в Городе начинается настоящая истерия. Следует подавить ее любыми средствами. Кто поднял эту волну?
- Доран. Он придумал "войну кукол", а теперь раскручивает боевые сцены с Банш и проектом "Антики-бер". Само название проекта звучит как антиреклама...
- Заткните рот Дорану.
- Не получится. У него очень высокий уровень и превосходный рейтинг.
- Мне плевать на ЕГО рейтинг. Если мы не справимся с ним, скоро у НАС не будет никакого. Как мы можем его остановить?
- Подать в суд на владельца канала V, Дэниса Гуд-вина, - откликнулся адвокат, - о возмещении ущерба, причиненного нам из-за некомпетентности и необоснованной предвзятости главного ведущего. Суд поддержит нас - у нас масса рабочих, и если мы рухнем, у правительства появится еще одна головная боль. Им лучше через суд разорить канал V, чем потом давать нам дотации и налоговые скидки.
- Денег на суд у нас хватит?
- Лучше сейчас, - ответил цинично финансист, - когда есть запас, чем потом, когда его не будет. Мы крупнее - выиграем.
- Готовьте меморандум. Далее, мозг андроидов Crohn и Proton имеет стандартные порты. Подготовьте программы "Младенец", "Друг по играм" и тому подобное в кукол для детей до восьми-десяти лет, попроще и подешевле. Мы должны месяца за два-три предложить их производителям игрушек. К этому времени чтобы о киборгофобии и слуху не было. Кроме мозга, предложить обновленный дизайн и покрытие. Так мы вклинимся на рынок игрушек и сможем компенсировать потери от снижения продаж андроидов. "Роботех" поставить на круглосуточный режим, выполнять все требования клиентов; обслуживание должно быть идеальным.
Финансист подхватил распоряжения, как эстафетную палочку:
- Для реконструкции потребуется дополнительный капитал. Рекомендую изъять его из внутренних резервов, чтобы не брать кредиты. Заморозим фундаментальные разработки
Директор по науке тотчас же проснулся и попробовал открыть рот, но ему даже сказать ничего не дали.
- Перебьетесь месяцев шесть-восемь, фундаментальные затраты все равно окупаются только через тридцать лет Сейчас важнее удержаться на плаву, а не то, что перспективная модель отложится на год. Наша ближайшая задача номер один - выиграть тендер в Северной Тьянгале. Тут мы стесняться не имеем права, тем более что противостоят нам аларки в лице АтаГота. Жмите на всех - правительственных чиновников, лоббистов, дипломатов. Тендер - наш реальный прорыв на галактический рынок и наша стабильность в будущем.
- Это все?
- Нет, - снова подал голос Машталер, - еще остается "Антикибер" с Хиллари Хармоном во главе.
- Он представляет из себя что-нибудь серьезное? Я читал его досье Вечно второй, сменивший три профессии. Неудачник, по-моему. Бывают такие, в юности подают большие надежды, но потом быстро ломаются и выпадают из обоймы.
- Не скажите, - Машталеру было о чем тревожиться. - Так или иначе, но именно он сосредоточил у себя данные по измененным киборгам Банш. Мы занимаемся рядовыми сбоями и поломками мозга - и о них мы знаем все. А он изучает сознательно измененный мозг, преступно изуродованный кибер-хакерами.
У нас этих данных нет, потому что именно Хармон ловит этих кукол, исследует их мозг, а свои итоги засекречивает, пользуясь тем, что проект военный. Он создал монополию на владение этой информацией, и его монополия нам опасна. Нельзя допустить, чтобы кто-то знал о нашем продукте больше нас самих.
- У него неприятности. Кажется, будут слушания в парламенте. Задействуйте наше лобби - и утопите проект.
Адвокат согласно кивнул.
- А как быть с Хармоном?
Машталер снова помассировал веки, сдвинув очки вверх.
- Самый лучший способ уничтожить конкурента, если это отдельно взятая особь, - купить его!
* * *
"У меня такое чувство, что мы больше не принадлежим самим себе, откровенно рассказывала Чара дневнику. - Выбор - жить, покорившись", или умереть, сражаясь, - не оставляет третьего пути; или - или. Всякое притворство не вечно; не вечно Фанк мог управлять театром; не вечно мы могли жить, имитируя людей. Игры Косички в любовь с Гребешком, внимание Звона к Лильен - как мать и женщина я это понимаю - ведут лишь к разочарованиям, но отношения Лильен и Фосфора, чувство Гильзы к Фосфору уже нечто подлинное, наша маленькая победа над искусственностью тел. Может, я бы испытала любовь к Фанку, не будь мы оба так заняты - он театром, я семьей - и не будь он так болезненно привязан к людям. Эти частицы живого тепла, эти случайно и нечаянно сплетающиеся союзы, не предусмотренные нашими "отцами", - наше самое дорогое, то, от чего мы не отступим, не откажемся".
Под утро поезда заходили чаще, сквот стал вибрировать, и Звон, мыча, вырвался из лабиринта нескончаемого и, казалось, безвыходного сна
- Больница снилась, мне врачи череп долбили, - доложил он хрипло, горячо и бессвязно добавив спросонок: - Мать, Федерация ведь в пропасть катится! Нас ихэны завоюют запросто. А где Лильен?
- Пошла с Косичкой за покупками.
- Какими "за покупками"?! Тут есть где покупать? Мать, это ж Поганище! Говорил я: "Не надо сюда ехать". А ты - "Едем, едем: Фосфор знает!" Что он знает? Тут не найдут, да! В скотомогильнике живых не ищут. А машину где возьмем? Фургон-то тю-тю! Здесь велосипед взять напрокат - весь разоришься. А Фосфор где?
- Домой ушел, своих проведать... Звон, не откажись - поешь, а потом сходи-ка за водой.
Звон слепо натыкался по углам, на ходу жуя кусок, нашел бидон и убрел, даже не заметив Гильзу, - настолько та тихо и молча сидела над сумкой, что оставил ей Рыбак. Всего лишь ночь они были вдвоем - и вот все, что осталось от парня... Документы... фотографии какие-то ужасные... шарф потрепанный... банка консервов... старая, измятая валентинка с написанным на обороте телефоном. Брелки и камушки - наверное, он их носил на счастье. Початая пачка таблеток от кашля. Сверток. Увесистый. Что в нем?...
Звон вернулся в волнении, весь какой-то вздернутый.
- Ну и порядки тут! Очередь! За водой! Ума рехнуться!... В рожи друг дружке вцепились - из-за воды1 кто бы рассказал - я не поверил бы!... О Гильза, где нашла? - сразу бросился он к Гильзе, вертевшей в руках небольшой пистолет. - Вещь! из керапласта, с этим можно хоть куда пройти... гляди, сюда вставляют батарейку. У него вся автоматика на электричестве...
- Знаешь, а сегодня день особенный, - вполголоса пробормотала Гильза, неумело целясь в стену. У нее было странное чувство того, что Рыбак неспроста это оставил. Все, чего он касался, теперь пахло смертью.
- А, да! Вальпургиева ночь!... Все ребятишки сегодня отвяжутся... а завтра майские шоу.
- Майские - праздник, - сказала Гильза. - А Вальпургия - другое. Ты что-нибудь слышал о ней?
- Не. Откуда? Я в храм хожу, чтоб только девок посмотреть. То есть раньше ходил, пока Лильен не встретил.
- Вальпургия была святая праведная девушка, - начала Гильза, грея пистолет между ладонями. - Волосы у нее были темные, а глаза светлые. Никто не знал, откуда появилась она в Городе, но на все тусовки она приходила как своя и учила всех жить по любви, потому что бог открыл ей доступ к мудрости и силе слов. Когда Вальпургия рассказывала - все смолкало, когда пела замирали дискотеки, а ди-джеи обращались в истинную веру. Но счастья ей бог не дал - чтобы исполнилось земное назначение Вальпургии, ей суждена была короткая и горестная жизнь. Она влюблялась дважды; первая любовь ей принесла лишь грусть и боль, вторая - смерть. Ведекинд, первым коснувшийся чистого сердца Вальпургии, оказался равнодушным и жестоким - он не ответил на девичье чувство и выбрал другую - роковую девчонку, которая губила все вокруг себя. И Вальпургия страдала Так мучительно, что бог сжалился и дал ей напоследок каплю радости - но только маленькую каплю, за которую пришлось ей расплатиться жизнью... Валебальд звали второго, кто стал Вальпургии дороже всех на свете - он согрел ее, и приласкал, и вытер ее слезы. О, как была волшебна та единственная ночь, когда Вальпургия и Валебальд взялись за руки!.. Обе луны остановились в небе, чтоб светить им, и звезды слетелись к их изголовью, а бог задержал время, чтобы рассвет не поспешил их разлучить... Утро влюбленных было чернее ночи - Принц Мрака Ротриа накрыл Ва-лебальда своей тенью, и Валебальд слился с ней и ушел, едва успев проститься. Вальпургия не примирилась, побежала следом и догнала Ротриа у тоннеля подземки в Старом Парке; Принц обернулся: "Что тебе нужно?" "Отдай моего парня! - сжав кулаки, подступила Вальпургия. "Что я взял, то не отдам, - ответил Принц. - Сегодня я уведу в тень еще десять парней, любящих и любимых!" "Ты никого сегодня больше не возьмешь! воскликнула Вальпургия, схватила Принца за плечо и втолкнула его во тьму тоннеля - но и сама вошла в нее... Тридцатого апреля это было, и все молодые в Городе оплакали бесстрашную Вальпургию, и с тех пор в ночь на первое мая празднуют победу любви над смертью. И говорят, по воле божией Вальпургия тридцатого апреля каждый год выходит из Загробья, чтобы кого-нибудь спасти, а Ротриа нашептывает вслед - "Пожалей себя, а не других... Если не станешь жертвовать собой - останешься под солнцем, будешь дышать, любить, радоваться..." - но Вальпургия не слушает его змеиных обещаний и опять повторяет свой подвиг...
- Во, а я не знал! - поразился Звон. - А это из которой части сериала?
- Ничего ты не понял! - возмутилась Гильза. - Это правда, а не сказка! Она вновь придет сегодня в Город!..
"Мы достаточно созрели духом, чтобы открыто заявить: "Мы существуем!" - не отрываясь, писала Чара. - И за право жить по своей воле мы готовы умереть. Как странно! Надо идти на смерть, чтобы другие поняли смысл и цель жизни, чтобы смогли жить лучше, полнее, счастливей, чем мы. Жизнь дорога потому, что не вечна; если кто-то отдает ее за других, даже незнакомых и неизвестных - значит, он верит в их будущее и готов расстаться с жизнью, чтоб оно сбылось. Ведь наша боль - не только наша, а всеобщая, и, может, многим предстоит погибнуть ради будущего, чтобы однажды Круг Творения завершился на Двенадцатой Расе, чтобы киборги новых поколений без боязни отчуждения сказали: "Мы такие, какие мы есть; мы люди, но особенные". Возможно, пока лишь одна я выразила это словами, но чувство нашего предназначения живет во всех моих детях, и оно велит нам рисковать и смотреть в лицо смерти. Да, моя скорбь мучительна; я не устану вспоминать умерших дочерей и жертвы "Антикибера", но за Дымку и Маску я могу быть горда - они исполнили свой долг".