Страница:
Фердинанд забрался на сиденье и взял в руки поводья. Он казался необыкновенно серьезным и сосредоточенным.
– И верни мне коляску в целом виде, – добавил Джоселин перед тем, как отойти к зрителям. – Не то тебе не поздоровится.
В следующее мгновение раздался выстрел из стартового пистолета, открывший бега. Толпа заревела, кони сорвались с места и вскоре исчезли в клубах пыли.
«Похоже на кавалерийскую атаку», – подумал Трешем. Он подошел к коляске брата и принялся обмениваться любезностями со знакомыми.
Джоселин уже жалел о том, что отпустил своего конюха. Теперь, прежде чем отправиться в «Уайте», ему придется вернуться домой, чтобы там конюх распряг лошадей и поставил коляску в каретную. Впрочем, заходить в дом не было необходимости. Но и причин не заходить тоже вроде бы не было.
Вчера он снова поцеловал ее. И признал, что так продолжаться не может. Надо было что-то решать. Вскоре Джейн предстояло покинуть Дадли-Хаус.
Беда в том, что он не хотел ее отпускать.
«Надо было подъехать к конюшне с другой стороны», – подумал Джоселин, уже приближаясь к парадному подъезду Дадли-Хауса. Он придержал лошадей и стал разворачиваться, но тут случилось нечто совершенно неожиданное…
Сначала раздался громкий треск, и экипаж накренился. Потом Трешем услышал фырканье лошадей, крик мужчины и женский визг. А затем на него навалилось что-то тяжелое, и ему показалось, что он вот-вот задохнется…
Наверное, прошло минут пять, прежде чем он понял, что лежит на мостовой рядом с собственным домом. Лошади тревожно ржали над головой, а боль во всем теле была такая, что выть хотелось. И кто-то гладил его по волосам – куда, черт побери, делась шляпа?
– Проклятая повозка! – заорал Трешем.
Повернув голову, он увидел, что коляска брата лежит на боку с переломанной осью. И увидел склонившуюся над ним Джейн Инглби.
Трешем выругался сквозь зубы. Конечно же, все обитатели Гросвенор-сквер сейчас приникли к окнам и стали свидетелями его унижения…
– Отдышитесь, – сказала Джейн, продолжая гладить его по волосам. – Сейчас слуги отнесут вас в дом. Не пытайтесь вставать.
В довершение ко всему только этого не хватало! Сколько в этом проклятом месяце несчастий!
Трешем помотал головой, чтобы стряхнуть руку Джейн.
– Если вы не можете не говорить глупости, лучше помолчите, – проворчал он.
Упершись ладонями в мостовую – при этом он заметил, что на одной из его перчаток появилась безобразная дыра, – Трешем приподнялся немного, И тотчас же все тело пронзила острая боль.
– Как же вы неразумно поступаете! – воскликнула Джейн. Герцог тяжко вздохнул – ему снова, как в день дуэли, пришлось опереться на плечо девушки.
– Она должна была развалиться, – пробормотал он. – Она развалилась бы на полной скорости. – Джоселин взглянул на коляску брата.
Джейн нахмурилась; она не понимала, о чем речь.
– Это коляска Ферди, – пояснил Трешем. – Ось сломана. Брат мог бы разбиться. Марш! – заорал он, повернувшись к старшему конюху. Тот все еще успокаивал лошадей, а другой конюх тем временем возился с упряжью. – Марш, как только освободишься, осмотри коляску тщательнейшим образом. Через полчаса жду тебя с докладом.
– Слушаюсь, ваша светлость, – отозвался конюх.
– Помогите мне зайти в дом, – сказал Джоселин, обращаясь к Джейн. – И перестаньте причитать, У меня хватит синяков и ссадин, так что сможете помучить меня в свое удовольствие. Правда, кости целы, переломов нет. И на правую ногу я не падал. По крайней мере, мне так кажется. Полагаю, кто-то сделал это намеренно, – добавил он, уже заходя; в дом.
– Чтобы убить Фердинанда? Чтобы он проиграл гонку? – спросила Джейн. – Какое нелепое предположение! Ни один нормальный человек не стал бы убивать другого, чтобы выиграть пари. Это просто случайность.
– У меня есть враги, а Фердинанд – мой брат.
Джоселин надеялся, что коляска – единственный подвох. И он почти не сомневался, что это проделка братьев Форбс. Только они были способны на такую подлость.
Джейн проснулась с твердым решением покинуть Дадли-Хаус в этот же день. От нее и раньше было не очень-то много пользы, а теперь герцог совсем в ней не нуждался. Три недели прошли;
Накануне она согласилась развлекать гостей герцога – и это был совершенно безумный поступок. Все увидели ее такой… какая она на самом деле. То есть увидели ее в приличном платье. Конечно, ока была не в бальном наряде, как все остальные, но и не в сером платьице горничной, делавшем ее почти невидимой для гостей герцога.
Рано или поздно описание ее внешности, данное графом Дербери сыщикам, дойдет и до знакомых Трешема. Когда – вопрос времени. Даже удивительно, что в свете до сих пор не знали, как выглядит преступница. Но когда узнают, то многие из вчерашних гостей, конечно же, вспомнят о Джейн Инглби.
Следовало покинуть Дадли-Хаус. Да, исчезнуть… Но перед тем как исчезнуть, надо взять пятьсот фунтов – потребовать, чтобы герцог Трешем выплатил обещанную сумму.
Джейн твердо решила: она заставит герцога выполнить обещание и исчезнет. Нельзя оставаться в Лондоне. Она уедет куда-нибудь. Вернее, уйдет. А если и станет нанимать экипаж, то сделает это за пределами города.
Джейн прекрасно понимала: она собирается покинуть Лондон не только из-за графа Дербери. Помимо всех очевидных причин для бегства, имелась еще одна – вчерашний поцелуй, который едва не повлек за собой нечто большее. Страсть, испытанная ими, грозила захлестнуть обоих. Именно поэтому жить в Дадли-Хаусе она не могла. А снимать жилье в Лондоне было бы слишком опасно.
…Джейн помогла Трешему добраться до библиотеки и тотчас же ушла за бинтами, примочками и теплой водой. Вернувшись, села на табурет перед креслом, в котором расположился герцог, и принялась втирать в его ободранные ладони целебную мазь.
Вскоре появился конюх. Пристально взглянув на него, Трешем спросил:
– Так что же тебе удалось выяснить, Марш?
– Потрудился над осью, ваша светлость. Слишком уж она изношенная.
– Я так и знал, – нахмурился Трешем, – Отправь кого-нибудь ненадежнее в конюшню моего брата, Марш. Нет, лучше отправляйся сам. Узнай, кто в последние дни имел доступ к коляске. А главное – кто подходил к ней вчера, Черт бы побрал эту коляску! Но неужели Фердинанд и его кучер не могли проверить экипаж перед гонками?
– Если бы в гонках участвовали вы, ваша светлость, мы с вами все проверили бы.
Трешем что-то проворчал себе под нос и взглянул на Джейн.
– Если вы притащили сюда эти тряпки, чтобы намотать мне на руки, можете уносить все обратно! Я не собираюсь ходить с перевязанными руками.
– Вам будет больно, ваша светлость, если вы откажетесь от перевязки.
Джоселин криво усмехнулся, и Джейн со вздохом поднялась на ноги. Она поняла, что настало время сообщить о своем уходе. Надо было сказать об этом немедленно.
– Ваша светлость, я ухожу.
– Чтобы отнести все это на место? Я был бы вам очень признателен, мисс Инглби.
Джейн молча смотрела ему в глаза. Она нисколько не сомневалась в том, что он правильно ее понял.
– Так, значит, вы от меня уходите?
– Я должна. Вы знаете, что я должна. Вы сами вчера мне об этом напомнили.
– Но только не сегодня. – Джоселин еще больше помрачнел. Немного помолчав, он добавил:
– Джейн, сегодня у меня и так слишком много неприятностей.
Она снова опустилась на табурет.
– При чем здесь неприятности? Вы меня наняли на время, и теперь мне пора покинуть ваш дом. Только сначала вы должны со мной расплатиться.
– Расплатиться? – переспросил герцог. – Боюсь, что сегодня не смогу. Ведь я обещал заплатить вам пятьсот фунтов за вчерашний вечер… А Куинси, наверное, не держит в доме такой наличности.
Джейн заморгала. Она изо всех сил старалась не расплакаться.
– Пожалуйста, не превращайте все в шутку, ваша светлость. Я должна покинуть ваш дом. Сегодня.
– И куда вы направитесь?
Джейн молча пожала плечами.
– Не уходите от меня, Джейн. Я не могу позволить вам уйти. Разве вы не видите, что мне нужна сиделка? – Трешем показал свои исцарапанные и ободранные руки. – Может, останетесь хотя бы на месяц?
Джейн отрицательно покачала головой. Джоселин, откинувшись на спинку кресла, внимательно посмотрел на нее:
– Почему вы торопитесь меня покинуть? Неужели я так плохо к вам относился? Я вас тиранил? Может, грубил вам?
– Да, ваша светлость.
– Это потому, что меня избаловали в детстве. Я не хотел вас обидеть, клянусь. Да и вы, Джейн, не оставались в долгу. Последнее слово всегда было за вами.
Джейн улыбнулась, хотя на самом деле ей хотелось плакать. Не только из-за пугающей неопределенности будущего, но и потому, что она оставляла в прошлом то, о чем старательно запрещала себе думать все утро.
– Вы должны покинуть Дадли-Хаус, – неожиданно заявил герцог. – В этом я с вами полностью согласен. После вчерашнего вечера ваш уход стал настоятельной необходимостью.
Джейн молча кивнула и уставилась на свои руки, лежавшие на коленях. Теперь уже сомнений не оставалось: герцог не будет ее уговаривать, не станет проявлять настойчивость.
– Но вы могли бы жить где-нибудь в другом месте, – продолжал он, – там, где мы сможем встречаться ежедневно, там, где нас никто не увидит. Что вы на это скажете?
Джейн с удивлением посмотрела на герцога. Не может быть, чтобы он ей это предлагал. Может, она не правильно его поняла? Нет, она все поняла правильно… Одно лишь оставалось непонятным – ее реакция на столь откровенное предложение. Оно не казалось оскорбительным. Словно ей предлагали нечто… совершенно естественное.
Трешем пристально смотрел ей в глаза.
– Я позабочусь о тебе, Джейн. Ты будешь жить в роскоши. Будешь иметь собственный дом, слуг, карету – что пожелаешь. И ты получишь определенную свободу. Большую, чем могут позволить себе замужние женщины.
– В обмен на то, что я стану спать с вами? Вы полагаете, я соглашусь?
– У меня есть некоторый опыт, Джейн. И я постараюсь не разочаровать тебя. Поверь, ты не пожалеешь, если согласишься. Признайся, ты ведь думала о том, чтобы разделить со мной ложе? Разве тебе никогда этого не хотелось? Я тебе не противен? Только не лги мне, Джейн.
– Мне ни к чему лгать, И ни к чему отвечать на ваши вопросы. Меня вполне устроит жалованье за три недели и пятьсот фунтов. Для бедной девушки это целое состояние, ваша светлость. Я смогу уехать, куда захочу, поэтому не собираюсь принимать ваше предложение. А принуждать меня вы не имеете права.
Джоселин тихо рассмеялся.
– Я не верю вам, Джейн, – сказал он. – Я не так глуп, чтобы принуждать вас к чему-либо. Но я действительно делаю вам предложение. Деловое предложение, если можно так выразиться. Вам нужна крыша над головой и нужен источник дохода. То есть вы нуждаетесь в некотором обеспечении и в покровителе, в человеке, который мог бы скрасить ваше одиночество. Вы женщина, скажем прямо, чувственная, и вы испытываете ко мне влечение. А мне нужна любовница. Слишком долго у меня не было женщины. Я дошел до того, что стал обнимать по ночам свою сиделку и срывать с ее губ поцелуи. Мне нужна женщина, к которой я мог бы приезжать в часы досуга. Вы, Джейн, могли бы стать моей любовницей. Я вас хочу, И разумеется, у меня есть средства, чтобы обеспечивать вас.
Джейн опустила глаза, делая вид, что разглядывает свои руки. Она обдумывала сказанное Трешемом и в то же время сама себе удивлялась; ей не верилось, что она способна спокойно отнестись к подобному предложению. Впрочем, сейчас ей было не до эмоций. Сейчас она не могла позволить себе ни возмущения, ни праведного гнева.
Даже если ее никогда не поймают, стать прежней Сарой Иллингсуорт, леди Сарой Иллингсуорт она уже не сможет. Она никогда не получит причитающегося ей наследства – даже когда ей исполнится двадцать пять. А пятьсот фунтов когда-нибудь кончатся, как бы она ни экономила. Конечно, можно было бы найти приличное место, например, устроиться гувернанткой или стать компаньонкой одинокой пожилой леди. Но тогда пришлось бы давать объявления и предоставлять рекомендации, а этого она сделать не могла – ведь, ее разыскивали сыщики…
Разумеется, она могла бы устроиться куда-нибудь уборщицей, но это тяжкий труд, И еще, можно стать любовницей герцога.
– Так что же вы решили, Джейн? – спросил наконец Трешем.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на него снизу вверх. Ей не придется расставаться с ним. Она будет спать с ним. Она станет его любовницей, его содержанкой, но не женой.
– Какой именно дом? – спросила Джейн. – И сколько слуг? Какое содержание? И каким образом будут защищены мои интересы? Откуда мне знать, что вы не бросите меня, как только потеряете ко мне интерес?
Герцог с улыбкой проговорил;
– Вы весьма благоразумны.
– Нужен контракт, – продолжала Джейн. – Мы все обсудим и оговорим условия… Контракт следует составить должным образом, и мы оба подпишем его до того, как я стану вашей любовницей. Но на составление контракта потребуется время, а оставаться здесь я больше не могу. Какой дом имеется в виду? Может, вы его уже купили? Если так, я могу туда перебраться. Если же мы не придем к согласию, я, конечно, не буду там жить.
– Разумеется, у меня есть подходящий дом. Он пуст, если не считать двух слуг, которые живут там, чтобы содержать дом в порядке. Я отвезу вас туда чуть позже, Джейн, после того, как Марш вернется с новостями из конюшни моего брата. Кроме того, я должен завершить кое-какие дела. Так что давайте обсудим пункты нашего контракта завтра.
– Очень хорошо. – Джейн встала и взяла бинты. – Я должна уложить вещи, чтобы быть готовой ехать, когда вы попросите меня об этом, ваша светлость.
– У меня такое чувство, Джейн, – протянул Джоселин, глядя ей в спину, – что вы собираетесь содрать с меня три шкуры. У меня до сих пор не было любовницы, которая настаивала бы на контракте.
– Тем хуже для ваших любовниц. К тому же я еще не стала одной из них.
Джейн вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Сделала несколько шагов и остановилась, прислонившись к стене. Она вдруг почувствовала, что колени ее подгибаются, и ей лишь с огромным трудом удалось удержаться на ногах.
О Господи, что она натворила?
Почему согласилась? Ведь она, в сущности, согласилась…
Джейн сама себе удивлялась: неужели она не стыдится, не чувствует укоров совести? Нет, она испытывала лишь огромное облегчение. Теперь она знала, что не расстанется с ним сегодня же, не уйдет от него в никуда, чтобы больше никогда не видеть.
Глава 12
– И верни мне коляску в целом виде, – добавил Джоселин перед тем, как отойти к зрителям. – Не то тебе не поздоровится.
В следующее мгновение раздался выстрел из стартового пистолета, открывший бега. Толпа заревела, кони сорвались с места и вскоре исчезли в клубах пыли.
«Похоже на кавалерийскую атаку», – подумал Трешем. Он подошел к коляске брата и принялся обмениваться любезностями со знакомыми.
Джоселин уже жалел о том, что отпустил своего конюха. Теперь, прежде чем отправиться в «Уайте», ему придется вернуться домой, чтобы там конюх распряг лошадей и поставил коляску в каретную. Впрочем, заходить в дом не было необходимости. Но и причин не заходить тоже вроде бы не было.
Вчера он снова поцеловал ее. И признал, что так продолжаться не может. Надо было что-то решать. Вскоре Джейн предстояло покинуть Дадли-Хаус.
Беда в том, что он не хотел ее отпускать.
«Надо было подъехать к конюшне с другой стороны», – подумал Джоселин, уже приближаясь к парадному подъезду Дадли-Хауса. Он придержал лошадей и стал разворачиваться, но тут случилось нечто совершенно неожиданное…
Сначала раздался громкий треск, и экипаж накренился. Потом Трешем услышал фырканье лошадей, крик мужчины и женский визг. А затем на него навалилось что-то тяжелое, и ему показалось, что он вот-вот задохнется…
Наверное, прошло минут пять, прежде чем он понял, что лежит на мостовой рядом с собственным домом. Лошади тревожно ржали над головой, а боль во всем теле была такая, что выть хотелось. И кто-то гладил его по волосам – куда, черт побери, делась шляпа?
– Проклятая повозка! – заорал Трешем.
Повернув голову, он увидел, что коляска брата лежит на боку с переломанной осью. И увидел склонившуюся над ним Джейн Инглби.
Трешем выругался сквозь зубы. Конечно же, все обитатели Гросвенор-сквер сейчас приникли к окнам и стали свидетелями его унижения…
– Отдышитесь, – сказала Джейн, продолжая гладить его по волосам. – Сейчас слуги отнесут вас в дом. Не пытайтесь вставать.
В довершение ко всему только этого не хватало! Сколько в этом проклятом месяце несчастий!
Трешем помотал головой, чтобы стряхнуть руку Джейн.
– Если вы не можете не говорить глупости, лучше помолчите, – проворчал он.
Упершись ладонями в мостовую – при этом он заметил, что на одной из его перчаток появилась безобразная дыра, – Трешем приподнялся немного, И тотчас же все тело пронзила острая боль.
– Как же вы неразумно поступаете! – воскликнула Джейн. Герцог тяжко вздохнул – ему снова, как в день дуэли, пришлось опереться на плечо девушки.
– Она должна была развалиться, – пробормотал он. – Она развалилась бы на полной скорости. – Джоселин взглянул на коляску брата.
Джейн нахмурилась; она не понимала, о чем речь.
– Это коляска Ферди, – пояснил Трешем. – Ось сломана. Брат мог бы разбиться. Марш! – заорал он, повернувшись к старшему конюху. Тот все еще успокаивал лошадей, а другой конюх тем временем возился с упряжью. – Марш, как только освободишься, осмотри коляску тщательнейшим образом. Через полчаса жду тебя с докладом.
– Слушаюсь, ваша светлость, – отозвался конюх.
– Помогите мне зайти в дом, – сказал Джоселин, обращаясь к Джейн. – И перестаньте причитать, У меня хватит синяков и ссадин, так что сможете помучить меня в свое удовольствие. Правда, кости целы, переломов нет. И на правую ногу я не падал. По крайней мере, мне так кажется. Полагаю, кто-то сделал это намеренно, – добавил он, уже заходя; в дом.
– Чтобы убить Фердинанда? Чтобы он проиграл гонку? – спросила Джейн. – Какое нелепое предположение! Ни один нормальный человек не стал бы убивать другого, чтобы выиграть пари. Это просто случайность.
– У меня есть враги, а Фердинанд – мой брат.
Джоселин надеялся, что коляска – единственный подвох. И он почти не сомневался, что это проделка братьев Форбс. Только они были способны на такую подлость.
Джейн проснулась с твердым решением покинуть Дадли-Хаус в этот же день. От нее и раньше было не очень-то много пользы, а теперь герцог совсем в ней не нуждался. Три недели прошли;
Накануне она согласилась развлекать гостей герцога – и это был совершенно безумный поступок. Все увидели ее такой… какая она на самом деле. То есть увидели ее в приличном платье. Конечно, ока была не в бальном наряде, как все остальные, но и не в сером платьице горничной, делавшем ее почти невидимой для гостей герцога.
Рано или поздно описание ее внешности, данное графом Дербери сыщикам, дойдет и до знакомых Трешема. Когда – вопрос времени. Даже удивительно, что в свете до сих пор не знали, как выглядит преступница. Но когда узнают, то многие из вчерашних гостей, конечно же, вспомнят о Джейн Инглби.
Следовало покинуть Дадли-Хаус. Да, исчезнуть… Но перед тем как исчезнуть, надо взять пятьсот фунтов – потребовать, чтобы герцог Трешем выплатил обещанную сумму.
Джейн твердо решила: она заставит герцога выполнить обещание и исчезнет. Нельзя оставаться в Лондоне. Она уедет куда-нибудь. Вернее, уйдет. А если и станет нанимать экипаж, то сделает это за пределами города.
Джейн прекрасно понимала: она собирается покинуть Лондон не только из-за графа Дербери. Помимо всех очевидных причин для бегства, имелась еще одна – вчерашний поцелуй, который едва не повлек за собой нечто большее. Страсть, испытанная ими, грозила захлестнуть обоих. Именно поэтому жить в Дадли-Хаусе она не могла. А снимать жилье в Лондоне было бы слишком опасно.
…Джейн помогла Трешему добраться до библиотеки и тотчас же ушла за бинтами, примочками и теплой водой. Вернувшись, села на табурет перед креслом, в котором расположился герцог, и принялась втирать в его ободранные ладони целебную мазь.
Вскоре появился конюх. Пристально взглянув на него, Трешем спросил:
– Так что же тебе удалось выяснить, Марш?
– Потрудился над осью, ваша светлость. Слишком уж она изношенная.
– Я так и знал, – нахмурился Трешем, – Отправь кого-нибудь ненадежнее в конюшню моего брата, Марш. Нет, лучше отправляйся сам. Узнай, кто в последние дни имел доступ к коляске. А главное – кто подходил к ней вчера, Черт бы побрал эту коляску! Но неужели Фердинанд и его кучер не могли проверить экипаж перед гонками?
– Если бы в гонках участвовали вы, ваша светлость, мы с вами все проверили бы.
Трешем что-то проворчал себе под нос и взглянул на Джейн.
– Если вы притащили сюда эти тряпки, чтобы намотать мне на руки, можете уносить все обратно! Я не собираюсь ходить с перевязанными руками.
– Вам будет больно, ваша светлость, если вы откажетесь от перевязки.
Джоселин криво усмехнулся, и Джейн со вздохом поднялась на ноги. Она поняла, что настало время сообщить о своем уходе. Надо было сказать об этом немедленно.
– Ваша светлость, я ухожу.
– Чтобы отнести все это на место? Я был бы вам очень признателен, мисс Инглби.
Джейн молча смотрела ему в глаза. Она нисколько не сомневалась в том, что он правильно ее понял.
– Так, значит, вы от меня уходите?
– Я должна. Вы знаете, что я должна. Вы сами вчера мне об этом напомнили.
– Но только не сегодня. – Джоселин еще больше помрачнел. Немного помолчав, он добавил:
– Джейн, сегодня у меня и так слишком много неприятностей.
Она снова опустилась на табурет.
– При чем здесь неприятности? Вы меня наняли на время, и теперь мне пора покинуть ваш дом. Только сначала вы должны со мной расплатиться.
– Расплатиться? – переспросил герцог. – Боюсь, что сегодня не смогу. Ведь я обещал заплатить вам пятьсот фунтов за вчерашний вечер… А Куинси, наверное, не держит в доме такой наличности.
Джейн заморгала. Она изо всех сил старалась не расплакаться.
– Пожалуйста, не превращайте все в шутку, ваша светлость. Я должна покинуть ваш дом. Сегодня.
– И куда вы направитесь?
Джейн молча пожала плечами.
– Не уходите от меня, Джейн. Я не могу позволить вам уйти. Разве вы не видите, что мне нужна сиделка? – Трешем показал свои исцарапанные и ободранные руки. – Может, останетесь хотя бы на месяц?
Джейн отрицательно покачала головой. Джоселин, откинувшись на спинку кресла, внимательно посмотрел на нее:
– Почему вы торопитесь меня покинуть? Неужели я так плохо к вам относился? Я вас тиранил? Может, грубил вам?
– Да, ваша светлость.
– Это потому, что меня избаловали в детстве. Я не хотел вас обидеть, клянусь. Да и вы, Джейн, не оставались в долгу. Последнее слово всегда было за вами.
Джейн улыбнулась, хотя на самом деле ей хотелось плакать. Не только из-за пугающей неопределенности будущего, но и потому, что она оставляла в прошлом то, о чем старательно запрещала себе думать все утро.
– Вы должны покинуть Дадли-Хаус, – неожиданно заявил герцог. – В этом я с вами полностью согласен. После вчерашнего вечера ваш уход стал настоятельной необходимостью.
Джейн молча кивнула и уставилась на свои руки, лежавшие на коленях. Теперь уже сомнений не оставалось: герцог не будет ее уговаривать, не станет проявлять настойчивость.
– Но вы могли бы жить где-нибудь в другом месте, – продолжал он, – там, где мы сможем встречаться ежедневно, там, где нас никто не увидит. Что вы на это скажете?
Джейн с удивлением посмотрела на герцога. Не может быть, чтобы он ей это предлагал. Может, она не правильно его поняла? Нет, она все поняла правильно… Одно лишь оставалось непонятным – ее реакция на столь откровенное предложение. Оно не казалось оскорбительным. Словно ей предлагали нечто… совершенно естественное.
Трешем пристально смотрел ей в глаза.
– Я позабочусь о тебе, Джейн. Ты будешь жить в роскоши. Будешь иметь собственный дом, слуг, карету – что пожелаешь. И ты получишь определенную свободу. Большую, чем могут позволить себе замужние женщины.
– В обмен на то, что я стану спать с вами? Вы полагаете, я соглашусь?
– У меня есть некоторый опыт, Джейн. И я постараюсь не разочаровать тебя. Поверь, ты не пожалеешь, если согласишься. Признайся, ты ведь думала о том, чтобы разделить со мной ложе? Разве тебе никогда этого не хотелось? Я тебе не противен? Только не лги мне, Джейн.
– Мне ни к чему лгать, И ни к чему отвечать на ваши вопросы. Меня вполне устроит жалованье за три недели и пятьсот фунтов. Для бедной девушки это целое состояние, ваша светлость. Я смогу уехать, куда захочу, поэтому не собираюсь принимать ваше предложение. А принуждать меня вы не имеете права.
Джоселин тихо рассмеялся.
– Я не верю вам, Джейн, – сказал он. – Я не так глуп, чтобы принуждать вас к чему-либо. Но я действительно делаю вам предложение. Деловое предложение, если можно так выразиться. Вам нужна крыша над головой и нужен источник дохода. То есть вы нуждаетесь в некотором обеспечении и в покровителе, в человеке, который мог бы скрасить ваше одиночество. Вы женщина, скажем прямо, чувственная, и вы испытываете ко мне влечение. А мне нужна любовница. Слишком долго у меня не было женщины. Я дошел до того, что стал обнимать по ночам свою сиделку и срывать с ее губ поцелуи. Мне нужна женщина, к которой я мог бы приезжать в часы досуга. Вы, Джейн, могли бы стать моей любовницей. Я вас хочу, И разумеется, у меня есть средства, чтобы обеспечивать вас.
Джейн опустила глаза, делая вид, что разглядывает свои руки. Она обдумывала сказанное Трешемом и в то же время сама себе удивлялась; ей не верилось, что она способна спокойно отнестись к подобному предложению. Впрочем, сейчас ей было не до эмоций. Сейчас она не могла позволить себе ни возмущения, ни праведного гнева.
Даже если ее никогда не поймают, стать прежней Сарой Иллингсуорт, леди Сарой Иллингсуорт она уже не сможет. Она никогда не получит причитающегося ей наследства – даже когда ей исполнится двадцать пять. А пятьсот фунтов когда-нибудь кончатся, как бы она ни экономила. Конечно, можно было бы найти приличное место, например, устроиться гувернанткой или стать компаньонкой одинокой пожилой леди. Но тогда пришлось бы давать объявления и предоставлять рекомендации, а этого она сделать не могла – ведь, ее разыскивали сыщики…
Разумеется, она могла бы устроиться куда-нибудь уборщицей, но это тяжкий труд, И еще, можно стать любовницей герцога.
– Так что же вы решили, Джейн? – спросил наконец Трешем.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на него снизу вверх. Ей не придется расставаться с ним. Она будет спать с ним. Она станет его любовницей, его содержанкой, но не женой.
– Какой именно дом? – спросила Джейн. – И сколько слуг? Какое содержание? И каким образом будут защищены мои интересы? Откуда мне знать, что вы не бросите меня, как только потеряете ко мне интерес?
Герцог с улыбкой проговорил;
– Вы весьма благоразумны.
– Нужен контракт, – продолжала Джейн. – Мы все обсудим и оговорим условия… Контракт следует составить должным образом, и мы оба подпишем его до того, как я стану вашей любовницей. Но на составление контракта потребуется время, а оставаться здесь я больше не могу. Какой дом имеется в виду? Может, вы его уже купили? Если так, я могу туда перебраться. Если же мы не придем к согласию, я, конечно, не буду там жить.
– Разумеется, у меня есть подходящий дом. Он пуст, если не считать двух слуг, которые живут там, чтобы содержать дом в порядке. Я отвезу вас туда чуть позже, Джейн, после того, как Марш вернется с новостями из конюшни моего брата. Кроме того, я должен завершить кое-какие дела. Так что давайте обсудим пункты нашего контракта завтра.
– Очень хорошо. – Джейн встала и взяла бинты. – Я должна уложить вещи, чтобы быть готовой ехать, когда вы попросите меня об этом, ваша светлость.
– У меня такое чувство, Джейн, – протянул Джоселин, глядя ей в спину, – что вы собираетесь содрать с меня три шкуры. У меня до сих пор не было любовницы, которая настаивала бы на контракте.
– Тем хуже для ваших любовниц. К тому же я еще не стала одной из них.
Джейн вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Сделала несколько шагов и остановилась, прислонившись к стене. Она вдруг почувствовала, что колени ее подгибаются, и ей лишь с огромным трудом удалось удержаться на ногах.
О Господи, что она натворила?
Почему согласилась? Ведь она, в сущности, согласилась…
Джейн сама себе удивлялась: неужели она не стыдится, не чувствует укоров совести? Нет, она испытывала лишь огромное облегчение. Теперь она знала, что не расстанется с ним сегодня же, не уйдет от него в никуда, чтобы больше никогда не видеть.
Глава 12
Трешем купил этот особняк пять лет назад. Он находился на тихой улице, в приличном районе. На отделку и меблировку дома Джоселин потратил немалую сумму. Слуги же, которых он нанял, были людьми весьма достойными и надежными. Двое из них все пять лет неизменно находились при доме, даже в то время, когда там никто не жил.
Джоселин любил этот дом, потому что он ассоциировался у него с миром, принадлежавшим только ему одному, – миром чувственных наслаждений и восторгов. Однако на сей раз, переступив порог вместе с Джейн, он вдруг почувствовал какое-то странное беспокойство…
Впрочем, Джоселин почти сразу понял, что именно его беспокоило. Ему казалось, что Джейн Инглби не место в этом гнездышке для любовных утех. Джейн – его содержанка, это верно. Он желал ее – это тоже верно. Его влекло к ней так, как мужчину влечет к женщине. И все же Джоселина что-то смущало…
– Джейкобс, – обратился он к слуге, встретившему его почтительным поклоном, – это мисс Инглби. Она поживет здесь какое-то время. Вы с миссис Джейкобс будете выполнять ее приказания.
Возможно, Джейкобса удивил выбор хозяина – Джейн была в сером плаще и в чепце, как и во время злополучной дуэли в Гайд-парке, – но он был слишком хорошо вышколен и не выказывал свое удивление.
– Мы сделаем все, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, мисс Инглби. – Слуга поклонился Джейн.
– Благодарю вас, мистер Джейкобс, – ответила девушка. В следующее мгновение слуга бесшумно удалился, словно растаял в воздухе.
– Разумеется, слуг будет больше, – сказал Джоселин. Он взял Джейн под руку. – Вы хотели бы, чтобы я отдавал приказания слугам, или желаете распоряжаться самостоятельно?
– Я пока ничего не желаю, – ответила Джейн. Она обвела взглядом гостиную, устланную ковром цвета лаванды и обставленную мебелью с обивкой того же цвета. – Возможно, я пробуду здесь не более двух дней. Мы еще ни о чем не договорились.
– Но скоро договоримся, – сказал Джоселин. Он собирался показать Джейн столовую. – Завтра утром я приеду, чтобы обсудить условия контракта. Но сначала я хотел бы отвезти вас к модистке на Бонд-стрит. Она должна снять мерки.
– Спасибо, мне есть что надеть. Я предпочла бы носить свои платья, пока не стала вашей любовницей. Если мы договоримся, вы сможете прислать модистку сюда, если захотите. А на Бонд-стрит я ни за что не поеду.
– Потому что тогда все узнают, что вы – моя любовница? – спросил герцог.
Джейн нервно постукивала подушечками пальцев по полированной поверхности стола.
Не дождавшись ответа, Трешем вновь заговорил:
– Вы полагаете, что этого следует стыдиться? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Шикарных куртизанок уважают в обществе не меньше, чем титулованных дам. К тому же у куртизанок, как правило, больше влияния. В качестве моей любовницы, Джейн, вы будете пользоваться всеобщим уважением.
– Если я стану вашей любовницей, ваша светлость, я не буду ни стыдиться, ни гордиться этим. С моей стороны это был бы шаг, предпринятый для того, чтобы как-то обеспечить себя. Я рассматривала бы свою жизнь как своеобразный род деятельности, как службу, устраивающую меня во всех отношениях, даже доставляющую некоторое удовлетворение.
Джоселин рассмеялся:
– Ты сказала – «доставляющую некоторое удовлетворение»? Весьма похвальное рвение. Поднимемся наверх?
«Неужели она действительно так бесстрастна?» – думал Джоселин. Но он уже убедился в том, что Джейн – отнюдь не бесстрастна. Убедился, когда обнимал ее ночью в музыкальной комнате. И даже в тот вечер, когда Джоселин поцеловал Джейн у двери ее комнаты, он почувствовал в ней желание. Желание, которое ему не составило бы труда разжечь до пожара, если бы он захотел. Но сейчас она была слишком уж холодна. Что это, маска? Может, попытка скрыть волнение?
Он все еще стоял у порога спальни, когда Джейн, сделав несколько шагов в глубь комнаты, вдруг повернулась к нему лицом.
– Я хочу внести некоторую ясность уже сегодня, – сказала она, пристально глядя на герцога. – Если я все-таки здесь останусь, все в этом доме должно быть переделано.
– В самом деле?
Переступив порог, Трешем обвел взглядом комнату. Широкая, красного дерева, кровать под балдахином, державшимся на украшенных затейливой резьбой столбиках, была застелена парчовым покрывалом; из той же ткани был и балдахин в розовых бутонах. Чуть прикрывавшие окна шторы из дорогого бархата широкими складками ниспадали к полу, устланному мягким толстым ковром.
И все – в сочных красных тонах.
– Да, в самом деле! – заявила Джейн с презрительными интонациями в голосе. – Этот дом – пародия на любовное гнездышко. А спальня – ужасная безвкусица. Здесь я ни за что с вами не лягу. Я буду чувствовать себя шлюхой.
Джейн Инглби была слишком уж своенравна, и, конечно же, ему следовало поставить ее на место, дать ей понять, кто в доме хозяин. Но, к сожалению, герцог не привык отстаивать свою точку зрения. Во всяком случае, он никогда не спорил с женщинами, которым платил за услуги интимного свойства, ведь ни одной из них не приходило в голову ему перечить.
– Вот что, Джейн… – проговорил Трешем. – Думаю, пора напомнить: не ты мне делаешь предложение, а я тебе. Да, тебе сделано предложение, которое ты можешь принять или не принять – как пожелаешь. Уверяю, многие бы ухватились за такой шанс…
Джейн молча смотрела на герцога. Встретив ее взгляд, Джоселин почувствовал себя неуютно.
– Я вижу, что ошиблась, ваша светлость, – сказала она, наконец. – Я думала, мы оговорим все условия. Но вы вновь приняли эту смехотворную позу аристократа-диктатора, чью волю не посмеет нарушить ни один смертный, находящийся в здравом уме. Я не могу принять ваше предложение. Прощайте.
Джейн шагнула к двери, но Трешем преградил ей дорогу, и она вынуждена была остановиться.
– Джейн, но что же тебе в этом доме не нравится? Ты первая выражаешь неудовольствие…
«Черт возьми, а ведь она права», – думал Трешем. Он сразу же, как только вошел, почувствовал себя неуютно в этом доме. У него возникло ощущение, что он оказался в чужом, совершенно незнакомом жилище, и то, что он увидел, вызывало… отвращение.
– Я передам свои ощущения в двух словах, – ответила Джейн. – Но могла бы найти и сотню слов, будь у меня время. Прежде всего, на ум приходят слова «мерзость», и «напыщенность». Ни того, ни другого я не выношу.
Трешем поморщился. Конечно же, Джейн права. Но ведь он обставлял гостиную и спальню, имея в виду женский вкус, а не свой собственный. Во всяком случае, ему казалось, что именно таковы женские вкусы и пристрастия. Эффи всегда чувствовала себя здесь как дома. То же можно сказать о Луизе, Маргарет и Бриджит. Что же касается спальни… Возможно, она действительно безвкусно обставлена, но при свечах обнаженное женское тело выглядит очень эффектно на красном фоне.
– Это одно из моих условий, – продолжала Джейн. – Спальня и гостиная… Здесь все следует переделать по моим указаниям. Иначе я не смогу принять ваше предложение.
– Джейн, я не ослышался? Одно из условий? Значит, будут и другие? Скажи, а я имею право выдвинуть свои условия? Или мне придется стать твоим рабом? Что ж, в роли раба есть нечто привлекательное. Может, прикажешь заковать меня в цепи? – улыбнулся герцог.
Но Джейн не приняла шутки.
– Разумеется, в контракте будут и ваши условия. Такие, например, как неограниченный доступ…
– К вашим прелестям?
Джейн покраснела и молча кивнула.
– Значит, неограниченный доступ? – пробормотал Трешем, любуясь очаровательным румянцем, заливавшим щеки девушки. – Даже в тех случаях, когда ты будешь к этому не расположена? Даже когда у тебя головная боль или иное недомогание? Ты готова исполнять роль мученицы, если мои аппетиты окажутся чрезмерными, а наклонности, упаси Бог, извращенными?
Джейн в смущении потупилась.
– Я думаю, ваша светлость, у вас есть все основания требовать от меня выполнения перечисленных вами условий. Разве не для этого заводят любовницу?
– Глупости! – фыркнул Трешем. – Если ты действительно так думаешь, то мне ничего от тебя не надо. Неужели ты полагаешь, что мне требуется лишь женское тело? Для этого существуют бордели – их в Лондоне великое множество. Нет, мне нужна женщина, в обществе которой я мог бы отдохнуть и забыть о неприятностях. Нужна та, которой я мог бы дарить столько же, сколько она мне.
Румянец на щеках Джейн стал еще ярче. Но она все же заставила себя взглянуть в глаза герцога.
– А что, если вы будете приходить сюда десять дней подряд и каждый раз слышать «нет»? – спросила она.
– Тогда мне придется признать, что я – никудышный мужчина. Наверное, я отправлюсь домой и пущу себе пулю в лоб.
Джейн внезапно рассмеялась и стала еще более обворожительной. Джоселин невольно залюбовался ею.
– Какая нелепость! – воскликнула она.
– Если за десять дней мужчина не может уложить свою любовницу в постель, то он все равно что покойник. Такому и жить не к чему, – добавил Трешем.
Джейн снова посмотрела ему в глаза.
– Вы шутите, – сказала она. – Впрочем, в вашей шутке есть и доля правды. Вы очень боитесь утратить свое мужское обаяние, не так ли?
– А вы не боитесь утратить женское?
Джейн ответила не сразу. Трешем уже не раз замечал, что она в некоторых случаях тщательно обдумывает свои ответы.
– Для мужчины важно быть самой собой, ваша светлость. Что же касается венского обаяния… Видите ли, я не очень хорошо представляю, что это такое, поэтому и не пытаюсь быть обаятельной. Повторяю, для меня самое главное – оставаться самой собой.
Джоселин был приятно удивлен столь откровенным ответом.
– Знаете, Джейн, я впервые оказался в подобной ситуации… То есть впервые стою в этой комнате на почтительном расстоянии от женщины, рассуждающей на отвлеченные темы.
Полагаю, нам уже давно следовало бы обсудить все практические вопросы и вступить в определенные отношения. Иными словами, нам уже давно следовало бы лежать в этой постели, Джейн вспыхнула.
– Неужели вы рассчитывали, что я, очарованная обстановкой этой комнаты, тотчас же сдамся?
Именно на это он и рассчитывал.
– Полагаю, мы отвлеклись, – со вздохом проговорил герцог. – Но вы убедили меня в том, что не позволите мне и пальцем к вам прикоснуться, пока эта спальня не будет выглядеть, как монашеская келья. Что ж, не стану спорить, Джейн. Отдавайте распоряжения Джейкобсу. Делайте здесь, что хотите, а я оплачу счета. Может, нам спуститься в гостиную? Смею предположить, что миссис Джейкобс уже приготовила чай и вот-вот лопнет от переполняющего ее желания взглянуть на вас хоть одним глазком.
– Она может принести чай в столовую, – сказала Джейн, выпорхнув из комнаты.
Джоселин любил этот дом, потому что он ассоциировался у него с миром, принадлежавшим только ему одному, – миром чувственных наслаждений и восторгов. Однако на сей раз, переступив порог вместе с Джейн, он вдруг почувствовал какое-то странное беспокойство…
Впрочем, Джоселин почти сразу понял, что именно его беспокоило. Ему казалось, что Джейн Инглби не место в этом гнездышке для любовных утех. Джейн – его содержанка, это верно. Он желал ее – это тоже верно. Его влекло к ней так, как мужчину влечет к женщине. И все же Джоселина что-то смущало…
– Джейкобс, – обратился он к слуге, встретившему его почтительным поклоном, – это мисс Инглби. Она поживет здесь какое-то время. Вы с миссис Джейкобс будете выполнять ее приказания.
Возможно, Джейкобса удивил выбор хозяина – Джейн была в сером плаще и в чепце, как и во время злополучной дуэли в Гайд-парке, – но он был слишком хорошо вышколен и не выказывал свое удивление.
– Мы сделаем все, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома, мисс Инглби. – Слуга поклонился Джейн.
– Благодарю вас, мистер Джейкобс, – ответила девушка. В следующее мгновение слуга бесшумно удалился, словно растаял в воздухе.
– Разумеется, слуг будет больше, – сказал Джоселин. Он взял Джейн под руку. – Вы хотели бы, чтобы я отдавал приказания слугам, или желаете распоряжаться самостоятельно?
– Я пока ничего не желаю, – ответила Джейн. Она обвела взглядом гостиную, устланную ковром цвета лаванды и обставленную мебелью с обивкой того же цвета. – Возможно, я пробуду здесь не более двух дней. Мы еще ни о чем не договорились.
– Но скоро договоримся, – сказал Джоселин. Он собирался показать Джейн столовую. – Завтра утром я приеду, чтобы обсудить условия контракта. Но сначала я хотел бы отвезти вас к модистке на Бонд-стрит. Она должна снять мерки.
– Спасибо, мне есть что надеть. Я предпочла бы носить свои платья, пока не стала вашей любовницей. Если мы договоримся, вы сможете прислать модистку сюда, если захотите. А на Бонд-стрит я ни за что не поеду.
– Потому что тогда все узнают, что вы – моя любовница? – спросил герцог.
Джейн нервно постукивала подушечками пальцев по полированной поверхности стола.
Не дождавшись ответа, Трешем вновь заговорил:
– Вы полагаете, что этого следует стыдиться? Уверяю вас, вы ошибаетесь. Шикарных куртизанок уважают в обществе не меньше, чем титулованных дам. К тому же у куртизанок, как правило, больше влияния. В качестве моей любовницы, Джейн, вы будете пользоваться всеобщим уважением.
– Если я стану вашей любовницей, ваша светлость, я не буду ни стыдиться, ни гордиться этим. С моей стороны это был бы шаг, предпринятый для того, чтобы как-то обеспечить себя. Я рассматривала бы свою жизнь как своеобразный род деятельности, как службу, устраивающую меня во всех отношениях, даже доставляющую некоторое удовлетворение.
Джоселин рассмеялся:
– Ты сказала – «доставляющую некоторое удовлетворение»? Весьма похвальное рвение. Поднимемся наверх?
«Неужели она действительно так бесстрастна?» – думал Джоселин. Но он уже убедился в том, что Джейн – отнюдь не бесстрастна. Убедился, когда обнимал ее ночью в музыкальной комнате. И даже в тот вечер, когда Джоселин поцеловал Джейн у двери ее комнаты, он почувствовал в ней желание. Желание, которое ему не составило бы труда разжечь до пожара, если бы он захотел. Но сейчас она была слишком уж холодна. Что это, маска? Может, попытка скрыть волнение?
Он все еще стоял у порога спальни, когда Джейн, сделав несколько шагов в глубь комнаты, вдруг повернулась к нему лицом.
– Я хочу внести некоторую ясность уже сегодня, – сказала она, пристально глядя на герцога. – Если я все-таки здесь останусь, все в этом доме должно быть переделано.
– В самом деле?
Переступив порог, Трешем обвел взглядом комнату. Широкая, красного дерева, кровать под балдахином, державшимся на украшенных затейливой резьбой столбиках, была застелена парчовым покрывалом; из той же ткани был и балдахин в розовых бутонах. Чуть прикрывавшие окна шторы из дорогого бархата широкими складками ниспадали к полу, устланному мягким толстым ковром.
И все – в сочных красных тонах.
– Да, в самом деле! – заявила Джейн с презрительными интонациями в голосе. – Этот дом – пародия на любовное гнездышко. А спальня – ужасная безвкусица. Здесь я ни за что с вами не лягу. Я буду чувствовать себя шлюхой.
Джейн Инглби была слишком уж своенравна, и, конечно же, ему следовало поставить ее на место, дать ей понять, кто в доме хозяин. Но, к сожалению, герцог не привык отстаивать свою точку зрения. Во всяком случае, он никогда не спорил с женщинами, которым платил за услуги интимного свойства, ведь ни одной из них не приходило в голову ему перечить.
– Вот что, Джейн… – проговорил Трешем. – Думаю, пора напомнить: не ты мне делаешь предложение, а я тебе. Да, тебе сделано предложение, которое ты можешь принять или не принять – как пожелаешь. Уверяю, многие бы ухватились за такой шанс…
Джейн молча смотрела на герцога. Встретив ее взгляд, Джоселин почувствовал себя неуютно.
– Я вижу, что ошиблась, ваша светлость, – сказала она, наконец. – Я думала, мы оговорим все условия. Но вы вновь приняли эту смехотворную позу аристократа-диктатора, чью волю не посмеет нарушить ни один смертный, находящийся в здравом уме. Я не могу принять ваше предложение. Прощайте.
Джейн шагнула к двери, но Трешем преградил ей дорогу, и она вынуждена была остановиться.
– Джейн, но что же тебе в этом доме не нравится? Ты первая выражаешь неудовольствие…
«Черт возьми, а ведь она права», – думал Трешем. Он сразу же, как только вошел, почувствовал себя неуютно в этом доме. У него возникло ощущение, что он оказался в чужом, совершенно незнакомом жилище, и то, что он увидел, вызывало… отвращение.
– Я передам свои ощущения в двух словах, – ответила Джейн. – Но могла бы найти и сотню слов, будь у меня время. Прежде всего, на ум приходят слова «мерзость», и «напыщенность». Ни того, ни другого я не выношу.
Трешем поморщился. Конечно же, Джейн права. Но ведь он обставлял гостиную и спальню, имея в виду женский вкус, а не свой собственный. Во всяком случае, ему казалось, что именно таковы женские вкусы и пристрастия. Эффи всегда чувствовала себя здесь как дома. То же можно сказать о Луизе, Маргарет и Бриджит. Что же касается спальни… Возможно, она действительно безвкусно обставлена, но при свечах обнаженное женское тело выглядит очень эффектно на красном фоне.
– Это одно из моих условий, – продолжала Джейн. – Спальня и гостиная… Здесь все следует переделать по моим указаниям. Иначе я не смогу принять ваше предложение.
– Джейн, я не ослышался? Одно из условий? Значит, будут и другие? Скажи, а я имею право выдвинуть свои условия? Или мне придется стать твоим рабом? Что ж, в роли раба есть нечто привлекательное. Может, прикажешь заковать меня в цепи? – улыбнулся герцог.
Но Джейн не приняла шутки.
– Разумеется, в контракте будут и ваши условия. Такие, например, как неограниченный доступ…
– К вашим прелестям?
Джейн покраснела и молча кивнула.
– Значит, неограниченный доступ? – пробормотал Трешем, любуясь очаровательным румянцем, заливавшим щеки девушки. – Даже в тех случаях, когда ты будешь к этому не расположена? Даже когда у тебя головная боль или иное недомогание? Ты готова исполнять роль мученицы, если мои аппетиты окажутся чрезмерными, а наклонности, упаси Бог, извращенными?
Джейн в смущении потупилась.
– Я думаю, ваша светлость, у вас есть все основания требовать от меня выполнения перечисленных вами условий. Разве не для этого заводят любовницу?
– Глупости! – фыркнул Трешем. – Если ты действительно так думаешь, то мне ничего от тебя не надо. Неужели ты полагаешь, что мне требуется лишь женское тело? Для этого существуют бордели – их в Лондоне великое множество. Нет, мне нужна женщина, в обществе которой я мог бы отдохнуть и забыть о неприятностях. Нужна та, которой я мог бы дарить столько же, сколько она мне.
Румянец на щеках Джейн стал еще ярче. Но она все же заставила себя взглянуть в глаза герцога.
– А что, если вы будете приходить сюда десять дней подряд и каждый раз слышать «нет»? – спросила она.
– Тогда мне придется признать, что я – никудышный мужчина. Наверное, я отправлюсь домой и пущу себе пулю в лоб.
Джейн внезапно рассмеялась и стала еще более обворожительной. Джоселин невольно залюбовался ею.
– Какая нелепость! – воскликнула она.
– Если за десять дней мужчина не может уложить свою любовницу в постель, то он все равно что покойник. Такому и жить не к чему, – добавил Трешем.
Джейн снова посмотрела ему в глаза.
– Вы шутите, – сказала она. – Впрочем, в вашей шутке есть и доля правды. Вы очень боитесь утратить свое мужское обаяние, не так ли?
– А вы не боитесь утратить женское?
Джейн ответила не сразу. Трешем уже не раз замечал, что она в некоторых случаях тщательно обдумывает свои ответы.
– Для мужчины важно быть самой собой, ваша светлость. Что же касается венского обаяния… Видите ли, я не очень хорошо представляю, что это такое, поэтому и не пытаюсь быть обаятельной. Повторяю, для меня самое главное – оставаться самой собой.
Джоселин был приятно удивлен столь откровенным ответом.
– Знаете, Джейн, я впервые оказался в подобной ситуации… То есть впервые стою в этой комнате на почтительном расстоянии от женщины, рассуждающей на отвлеченные темы.
Полагаю, нам уже давно следовало бы обсудить все практические вопросы и вступить в определенные отношения. Иными словами, нам уже давно следовало бы лежать в этой постели, Джейн вспыхнула.
– Неужели вы рассчитывали, что я, очарованная обстановкой этой комнаты, тотчас же сдамся?
Именно на это он и рассчитывал.
– Полагаю, мы отвлеклись, – со вздохом проговорил герцог. – Но вы убедили меня в том, что не позволите мне и пальцем к вам прикоснуться, пока эта спальня не будет выглядеть, как монашеская келья. Что ж, не стану спорить, Джейн. Отдавайте распоряжения Джейкобсу. Делайте здесь, что хотите, а я оплачу счета. Может, нам спуститься в гостиную? Смею предположить, что миссис Джейкобс уже приготовила чай и вот-вот лопнет от переполняющего ее желания взглянуть на вас хоть одним глазком.
– Она может принести чай в столовую, – сказала Джейн, выпорхнув из комнаты.