Но сыщик чуял, что наконец-то напал на след. Было очевидно, что все слуги врали. Все они, глядя в сторону, утверждали, что никакой мисс Инглби в глаза не видели. Лгал даже секретарь, которого Мик, к стыду своему, сначала принял за самого герцога Трешема – с таким высокомерием он держался.
   Мик сразу же понял, что все эти люди лгут. И понял, почему лгут. Не потому, что они старались защитить беглянку, а лишь потому, что дорожили местом. Очевидно, хозяин приказал им помалкивать. Возможно, молчание – одно из главных условий их службы у герцога. Но Мик Боуден терпеливо ждал – он уважал неписаные правила и уважал тех, кто их неукоснительно соблюдает.
   Наконец дверь отворилась, и на кухне появился дворецкий. Окинув Мика презрительным взглядом, он сказал:
   – Следуйте за мной.
   Сыщик вышел следом за дворецким из кухни и поднялся по винтовой черной лестнице в полутемный коридор. Здесь Хокинс открыл одну из дверей, и Мик, переступив порог, очутился в великолепном холле – подобной роскоши он прежде не видел.
   Сыщик замер в изумлении. Но тут дворецкий, пристально взглянув на него, проговорил:
   – Его светлость дает вам пять минут. Я провожу вас в библиотеку и буду ждать у двери, чтобы проводить к выходу, когда пять минут истекут.
   – Благодарю вас, сэр, – кивнул Мик Боуден.
   Сыщик немного нервничал, но все же переступил порог библиотеки с весьма решительным видом. Пройдя по роскошному ковру, он остановился посреди комнаты и вежливо кивнул. Однако кланяться не стал. Мик еще в кухне решил, что ни за что не станет кланяться.
   Герцог Трешем – сыщик сразу понял, что на этот раз перед ним именно герцог, – стоял у камина, заложив руки за спину. На нем был редингот, но столь прекрасно сшитый, что Мик смутился, устыдившись своего дешевого костюма. Однако он стойко выдержал пронзительный взгляд герцога.
   – У вас ко мне вопросы? – спросил Трешем. – Вы сыщик с Боу-стрит?
   – Да, сэр. Меня зовут Мик Боуден. – Мик поймал себя на том, что едва не поклонился. – Мне сообщили, сэр, что у вас служила некая Джейн Инглби.
   – Сообщили? – Трешем приподнял бровь, – И кто же, позвольте спросить, сообщил вам об этом?
   Сыщик и на сей раз выдержал взгляд герцога.
   – Мадам Лорен, сэр, – ответил он. – Шляпница. Она взяла мисс Инглби в свою мастерскую около месяца назад, но юная леди вскоре уволилась, сообщив, что намерена служить у вас.
   – В самом деле? – прищурившись, спросил герцог. – почему же вас так заинтересовала эта мисс Инглби?
   Мик почти без колебания ответил:
   – Она в розыске, сэр. Как опасная преступница.
   Герцог нервно теребил цепочку лорнета.
   – Преступница? – переспросил он.
   – Воровка, сэр. И убийца.
   – Восхитительно, – с усмешкой пробормотал герцог. – Вы уверены, что ищете именно эту особу?
   – Абсолютно уверен, сэр. Но она скрывается под чужим именем. На самом деле мисс Инглби – леди Сара Иллингсуорт, та самая, что убила Сидни Джардина, сына и наследника графа Дербери. Убийца сбежала, прихватив с собой деньга и драгоценности. И я уверен: она сейчас здесь, в вашем доме.
   – О Господи… – проговорил герцог вполголоса. – Выходит, я должен считать себя счастливчиком – ведь слуги могли найти меня однажды утром с перерезанным горлом. Пригрев убийцу, я почти месяц подвергал себя смертельной опасности.
   Наконец-то! Мик ликовал. Герцог Трешем все-таки признал, что беглянка скрывается в его доме.
   – Так она здесь, сэр?
   Герцог развел руками:
   – Уже нет. Мисс Инглби была моей сиделкой в течение трех недель. Она покинула мой дом недели две назад. Так что теперь ищите ее в другом месте. Полагаю, аудиенция закончена. Дворецкий вас проводит.
   Но Мик Боуден решил задать еще один вопрос:
   – Сэр, а вы не знаете, куда она направилась? Это очень важно. Граф Дербери вне себя от горя, и он не успокоится, пока убийца его сына не будет найдена и отдана под суд.
   – И пока его драгоценности не будут в целости и сохранности возвращены в Кэндлфорд, – добавил герцог. – Я кажется, уже сказал, что мисс Инглби была моей сиделкой, можно сказать, служанкой. С чего бы мне интересоваться, куда устраиваются мои бывшие слуги?
   Герцог окинул визитера презрительным взглядом. Мик понимал: пытаться добиться что-нибудь от этого человека все равно что надеяться пробить лбом кирпичную стену. Но сыщик чуял близость добычи и не торопился уходить.
   – Мистер Боуден, у вас все? Допрос окончен? Мне пора завтракать. Должен заметить, что ужасно проголодался.
   Мик хотел задать еще несколько вопросов. Иногда, когда люди не скрывают информацию намеренно, во время разговора выясняется, что они знают гораздо больше, чем им кажется. А впрочем… Едва ли леди Сара могла проговориться, обмолвиться случайно о своих дальнейших планах. Ведь она, конечно же, знала, что ее разыскивают – гости герцога Трешема наверняка об этом говорили.
   – Итак… – Герцог вопросительно взглянул на сыщика.
   Мик вынужден был сдаться. Пожелав герцогу всего наилучшего, он вышел из комнаты. Дворецкий тотчас же проводил сыщика к выходу и запер за ним дверь.
   Неспешно шагая по Гросвенор-сквер, Мик вспоминал все, что знал о беглянке и герцоге Трешеме.
   Он узнал о дуэли в Гайд-парке еще до того, как о ней упомянула мадам Лорен. Герцог был ранен в ногу и не выходил из дома б течение трех недель. Но друзья и знакомые навещали его в эти дни. А девушка была сиделкой Трешема, и, конечно же, почти все гости видели ее. Возможно, некоторые из них окажутся более разговорчивыми, чем герцог.
   Мик Боуден, приободрившись, зашагал быстрее. Теперь он уже не сомневался в том, что отыщет беглянку.
   Он непременно найдет ее.
* * *
   Джоселин стоял у окна, глядя вслед сыщику. Как же он сразу не догадался?.. Ведь было совершенно очевидно, что Джейн Инглби и Сара Иллингсуорт – одно и то же лицо. Так почему же он этого не понял? Возможно, потому, что слишком уж увлекся ею и не смог взглянуть на нее со стороны.
   Конечно же, Джейн воспитана как леди. И держалась она соответствующим образом – даже когда надевала невзрачное серое платье простолюдинки. К тому же у нее была совершенно безупречная речь – так говорят только образованные люди, – и она превосходно пела. Да, пела хорошо поставленным голосом и знала таких композиторов, как Гендель. Кроме того, она довольно уверенно отдавала приказания слугам и не робела, общаясь с титулованными особами.
   Неужели он действительно верил в ее историю о приюте? Сначала, возможно, поверил. Но разве он не понял через какое-то время, что она лжет, рассказывая о своем прошлом? Как-то раз он даже задался вопросом: почему Джейн лжет? В конце концов, он решил, что в ее прошлом было нечто такое, о чем ей не хотелось распространяться, и признал за ней право хранить свой секрет. Он никогда не отличался чрезмерным любопытством.
   Леди Сара Иллингсуорт.
   Не Джейн Инглби, а леди Сара Иллингсуорт.
   Трешем невольно усмехнулся, вспомнив о странностях своей любовницы.
   Она упорно отказывалась появляться на людях, а ой истолковывал это по-своему. Она не выходила из Дадли-Хауса разве только в сад – и не желала выходить из дома, где жила сейчас. Она не хотела петь для гостей и даже предпочла стать его любовницей, отказавшись от блестящей карьеры певицы.
   Он думал, что она стыдится. Стыдится появляться на людях в качестве его любовницы. Но оказывается, она боялась совсем не этого. Она потребовала, чтобы они заключили контракт, а потом почти все в доме переделала, чтобы не чувствовать себя шлюхой, живущей в борделе. И в последующие дни она, похоже, совершенно не жалела о том, что приняла его предложение, что согласилась стать его любовницей.
   Так почему же он решил, что она стыдится унизительного положения содержанки? Вероятно, он, сам того не сознавая, искал для нее оправдания, иначе ему пришлось бы признать очевидное – признать, что она скрывалась. Скрывалась от правосудия.
   Леди Сара. Воровка и убийца.
   Джоселин со вздохом отошел от окна и в задумчивости прошелся по комнате. Затем подошел к дубовому столу и, склонив голову, уперся ладонями в столешницу.
   Нет, его нисколько не огорчал тот факт, что он помогая скрываться беглой преступнице. Разумеется, леди Сара не представляла ни малейшей опасности для общества. Но ему, черт побери, было ужасно обидно, что он так поздно узнал, кто она такая. Слишком поздно.
   Конечно, не было ничего удивительного в том, что он предложил приглянувшейся ему воспитаннице приюта перейти к нему на содержание. Но сделать подобное предложение дочери графа – это совсем другое дело. Возможно, все было бы иначе, если бы они жили в идеальном мире, в обществе без сословных предрассудков.
   Но они жили в реальном мире. И здесь разница между воспитанницей приюта и дочерью графа была весьма ощутимой.
   Он лишил девственности леди Сару Иллингсуорт, дочь графа Кэндлфорда из Корнуолла.
   И в данный момент не испытывал к этой леди ни малейшего расположения.
   Черт бы ее побрал! Герцог со всего размаху ударил кулаком по столу. Она должна была ему сказать! Должна была попросить у него помощи. Неужели она не понимала, что ему можно довериться? Неужели не понимала, что он не устроит скандал и не пошлет за сыщиками? Он презирает таких, как Сидни Джардин, и ей следовало это знать. Проклятие! Что этот мерзавец делал с ней, если она решилась на убийство? А как она терзалась, как страдала от страха и одиночества… И что чувствовала все это время?
   Но она не доверяла ему. Иначе рассказала бы обо всем.
   Разумеется, не доверяла. И при этом весьма успешно связала его по рукам и ногам.
   Теперь он не сможет ее простить.
   Будь она проклята!
   А ведь он… Да, он открылся перед ней вчера, обнажил душу. Он доверился ей. Доверился целиком.
   Но она по-прежнему хранила свою тайну. Все эти дни и недели она терзалась, мучилась – и все же молчала, не хотела открываться ему. Даже вчера вечером.
   «Не следует хранить скелеты в шкафу. Но у тебя, конечно же, нет столь ужасных воспоминаний, не так ли?»
   И она ответила: «Нет, никаких». Будь она проклята!
   Стиснув зубы, герцог снова ударил кулаком по столу. Ударил с такой силой, что чернильница подпрыгнула на серебряной подставке.
* * *
   Джоселин провел пару часов в боксерском салоне Джексона, затем поехал в тир, а потом – на бега. В конце дня, пообедав в «Уайтсе», он отправился на скучнейший званый вечер, где встретил Ангелину. Сестра сообщила ему, что он стал совсем на себя не похож, а также сказала, что уговорила Хейуорда отвезти ее в Брайтон на несколько недель, чтобы она могла насладиться приятным обществом и морскими купаниями. Фердинанд тоже не преминул заметить, что он, Джоселин, очень изменился. Причем ни Ангелина, ни Фердинанд не скрывали своего раздражения.
   – Дело в том, – втолковывал ему Фердинанд, – что эти Форбсы все еще скрываются, но при этом утверждают, что это ты боишься с ними встречаться. А уж что они болтают обо мне! Говорят, я прячусь за спину старшего брата! Что же ты намерен в связи с этим предпринять? Никогда не считал себя трусом… Если они не объявятся до конца недели, сам отправлюсь на поиски. И мне наплевать, что ты об мне подумаешь. Ведь они пытались меня убить. Вот я с ним и поквитаюсь.
   Джоселин вздохнул. Он и впрямь затянул с этими Форбсами. И все из-за слепой страсти к женщине.
   – Пойми, Фердинанд, они пытались отомстить мне, а ни тебе. И я сам с ними поговорю.
   Фердинанд хотел что-то возразить, но Трешем дал понят, что больше не намерен обсуждать эту тему.
   Однако разговор с братом и сестрой заставил его призадуматься… Забавляясь музицированием и рисованием и валяясь в постели с любовницей, он забыл о своих врагах. Но сначала следовало заняться леди Сарой.
* * *
   В конце вечера, когда гости уже расходились, он присоединился к Кимбли и Броуму, и все трое отправились в клуб.
   – Вы ведь никому не называли имя моей любовницы, не так ли? – спросил герцог.
   – Черт побери, Треш, что за вопрос?! – возмутился Броум. – Ты ведь просил нас молчать…
   – Если ты считаешь себя вправе задавать подобные вопросы, – с угрозой в голосе проговорил Кимбли, – то я, наверное, должен дать тебе по, физиономии. Ты сам не свой последнее время. Впрочем, я тебя понимаю.
   – Дело в том, что ко мне заходил сыщик, – пояснил Джоселин. – Омерзительный субъект, причем весьма настойчивый. Так вот, этот сыщик, вероятно, начнет вас расспрашивать.,. Его интересует мисс Джейн Инглби.
   – Сыщик? – Броум остановился и в изумлении уставился на приятеля.
   – Мисс Инглби? – пробормотал Кимбли.
   – Она же леди Сара Иллингсуорт, – сказал Джоселин. Броум с виконтом молча переглянулись.
   – Он будет расспрашивать всех моих друзей, – продолжал герцог. – Разумеется, и вас тоже.
   – Мисс Джейн Инглби? – Лицо Кимбли превратилось в непроницаемую маску. – Никогда о такой не слышал. А ты, Кон?
   – Кто такая? – нахмурившись, спросил Броум.
   – Довольно, – сказал Джоселин, и друзья продолжили путь. – Уже известно, что она жила у меня, когда я валялся дома с простреленной ногой. Я сегодня утром сам сказал об этом сыщику. Сказал, что три недели она жила у меня в доме, а потом мы расстались. Но я, разумеется, не интересовался, куда направилась служанка, закрыв за собой дверь моего дома.
   – А что, у тебя была такая служанка? – поинтересовался Броум. – Ни разу не видел. Впрочем, я редко замечаю слуг, особенно чужих.
   – А может, это та самая, что пела у тебя на званом вечере, Треш? – спросил Кимбли. – Довольно приятный голос, на сколько я могу судить. Говоришь, ее зовут Джейн Инглби? Так что же с ней могло произойти?
   – Спасибо, друзья. Я знал, что могу вам довериться.
   – Слушай, Трешем, так что там на самом деле произошло с Джардином? – спросил Броум. – Конечно же, мы не верим, что леди Сара убила его, когда он застал ее на месте преступления.
   Кимбли презрительно хмыкнул.
   – Я не знаю, что у них случилось, – сквозь зубы проговорил Трешем. – Она не рассказала мне об этом, не сочла нужным. Но позвольте заметить: лучше бы ему почить с миром. Если же он жив, то жестоко пожалеет, что не издох раньше.
   – Если тебе нужна помощь, Треш, ты знаешь, к кому обратиться, – сказал Броум.
   – Что ты собираешься делать с леди Сарой, Треш? – спросил лорд Кимбли.
   – Запороть до смерти, – процедил Трешем. – Заковать в кандалы. Пусть ей опостылеет белый свет.
   – Кандалы? Потому что она твоя лю… – Получив от Кимбли удар под ребра, Конан Броум поморщился от боли и сделал вид, что его одолевает кашель.
   – Да, кандалы, – кивнул Трешем. – Но сначала я хочу напиться. До бесчувствия. До чертей.
   Но Трешем не напился бы до бесчувствия, даже если бы пил всю ночь напролет. Хотя, конечно же, он был немного пьян, когда, покинув клуб, направился к дому, где жила его любовница. Мысленно проклиная леди Сару, герцог думал о том, как отхлещет ее, не в буквальном смысле, конечно, ведь он ни разу в жизни не ударил женщину.
   Когда Трешем подошел к двери дома и повернул ключ в замке, он уже знал, как наказать леди Сару. Он собирался на ней жениться – во что бы то ни стало. Да, она станет его женой, герцогиней. И вскоре поймет, что гораздо приятнее быть любовницей герцога Трешема…

Глава 19

   Он пришел после полуночи. К этому времени Джейн уже оставила надежду дождаться его, но еще не ложилась. Услышав, как звякнул ключ в замке парадной двери, она сразу же почувствовала: случилось что-то ужасное. Схватив со стола свечу, Джейн бросилась встречать его, но в холле остановилась, вспомнив о том, что должна сохранять достоинство.
   Не глядя на Джейн, герцог снял шляпу и перчатки. Было совершенно очевидно, что он не желает ее замечать. Когда же наконец он взглянул на нее, Джейн поняла, что встретилась с прежним герцогом Трешемом – с чужаком из прошлого. Он был холоден и мрачен. К тому же крепко пьян. Джейн попыталась улыбнуться.
   – Наверх! – приказал он, кивнув в сторону лестницы.
   – Зачем? – нахмурилась Джейн.
   Приподняв бровь, герцог взглянул на нее так, будто она была червяком, ползающим у его ног. Червяком, которого можно раздавить носком сапога.
   – Зачем? – переспросил он с угрозой в голосе. – Неужели действительно не понимаешь? Может, я ошибся адресом? Но мой ключ подошел к замку. Разве не в этом доме я поселил свою любовницу? Я пришел, чтобы воспользоваться ее услугами. Для этого мне нужно, чтобы она поднялась в спальню. Ведь спальня находится наверху, не так ли?
   – Ты пьян, – ледяным голосом проговорила Джейн.
   – Неужели? – Он изобразил удивление. – Что ж, возможно. Но не настолько, чтобы не найти дорогу к дому своей любовницы. Не настолько, чтобы не добраться до спальни. Не настолько, чтобы не суметь воспользоваться твоими услугами, Джейн.
   Она в изумлении смотрела на герцога. Ей казалось, что сердце ее вот-вот разорвется от боли. Разорвется если не сейчас, то утром, когда все закончится… Господи, какая же она глупая и наивная, если позволила себе влюбиться в него! Да еще размечталась о том, что и он ее полюбит.
   – Наверх! – повторил он, снова указывая на лестницу. – А… теперь понятно, что тебе не нравится. Я забыл сказать «пожалуйста». Пожалуйста, поднимитесь в спальню, Джейн. Пожалуйста, разденьтесь, выньте шпильки из волос, а потом ложитесь в постель. Ложитесь так, чтобы я мог воспользоваться вашими услугами. Пожалуйста, выполняйте свои обязанности.
   Голос его был холоден как лед, а глаза – чернее ночи.
   Джейн не могла найти предлог, чтобы отказать ему. В их договоре не говорилось, что герцог должен полюбить ее, прежде чем она начнет оказывать ему услуги. Но вдруг ей показалось, что он уже ее полюбил. И теперь она почувствовала, что лишилась самого дорогого в жизни – лишилась недели, проведенной вместе с Джоселином.
   Неделя прошла, и теперь выяснилось, что она всего лишь содержанка герцога Трешема.
   Повернувшись к нему спиной, Джейн направилась к лестнице. Поднимаясь по ступеням, она украдкой утирала слезы. Но герцог не видел этого свидетельства ее слабости.
   И не увидит никогда!
   Остановившись в дверях спальни, он проговорил;
   – Я пришел сюда, чтобы моя любовница меня развлекала. Так как же, Джейн, ты собираешься меня развлекать?
   Словно и не было чудесной недели. Если бы не эта неделя, она, наверное, не нашла бы в словах герцога ничего оскорбительного. Но он не должен догадаться, что она чувствует себя оскорбленной. Просто нужно забыть эту неделю. Забыть, и все.
   – Кстати, у тебя не мигрень? – спросил он с ироничной ухмылкой. – Может, месячные?
   Джейн ждала месячных на днях и в связи с этим немного нервничала. Но раньше времени не стоило волноваться. Она с самого начала знала о возможных последствиях. В контракте даже имелся соответствующий пункт: герцог обязан был позаботиться о детях, если они появятся вследствие их связи.
   – Может, я тебе сегодня противен? – проговорил он на хмурившись. – Может быть, ты собираешься воспользоваться своим правом послать меня к черту?
   – Нет, не собираюсь. – Джейн пристально посмотрела на герцога. – Я с удовольствием стану развлекать вас, ваша светлость. Я весь день думала, чем бы вас развлечь. О чем же еще я могла думать и мечтать, пока вас не было?
   Трешем шагнул к кровати.
   – Как приятно обнаружить, что ты не растеряла бойкости, Джейн. Я не получу удовольствия, если ты будешь лежать вялая и безразличная. Итак, что же ты для меня придумала? Как намерена меня ублажать?
   За неделю Джейн многому научилась. Прежде всего – не стесняться, не стыдиться своей чувственности. И сейчас для нее было очевидно: герцог действительно ждал, что она будет ублажать его. Он по-прежнему стоял у кровати. Стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
   Джейн поняла, что медлить больше нельзя, и принялась раздеваться. Раздевшись, она аккуратно сложила все вещи и, повернувшись спиной к герцогу, положила их на стул. Затем подняла руки, вытащила шпильки из прически, и золотистые волосы рассыпались по ее плечам и груди.
   Джейн улыбалась. Ей казалось, что только так можно избавить герцога от смущения. Она полагала, что он грубит и пытается ее унизить лишь потому, что стыдится своей вчерашней откровенности.
   Герцог так и не снял свой длинный черный плащ. Однако он был до крайности возбужден – Джейн чувствовала это. Она подошла к нему вплотную, расстегнула пуговицы у ворота плаща, и плащ, соскользнув с плеч герцога, упал на пол.
   Раздевая Трешема, Джейн вдруг почувствовала, что это очень возбуждает – она стояла обнаженная перед одетым мужчиной.
   – Присядьте, – сказала она, указывая на кровать. Герцог взглянул на нее с удивлением, но все же сел. Затем, опираясь на локти, откинулся на спину.
   – Ты очень быстро усваиваешь уроки, – проговорил он, наблюдая, как она расстегивает его панталоны. – Так как же ты намерена меня ублажать? Языком и губами? Кажется, этому я тебя еще не учил.
   Джейн поняла, что герцог имел в виду, но сейчас у нее на уме было совсем другое. Расстегнув последнюю пуговицу на панталонах, она принялась поглаживать пальцами отвердевшую мужскую плоть. Затем, забравшись на кровать и встав на колени, раздвинула ноги и опустилась на бедра герцога – так, чтобы он вошел в нее. Положив руки ему на плечи, она выгнула спину и заглянула в его темные глаза.
   – Хорошо, Джейн, замечательно… – пробормотал Трешем, и Джейн почувствовала резкий запах спиртного.
   Однако он по-прежнему был неподвижен, и это совершенно не походило на их обычные любовные игры – ведь прежде, даже лежа на спине, он двигался вместе с ней, вернее, они двигались в одном ритме.
   Джейн с трудом удержалась от стона. Она все больше возбуждалась, и сейчас ей хотелось только одного – хотелось ощутить его отклик и почувствовать его страсть. Но герцог ни разу даже не шевельнулся. «Он наказывает себя и меня заодно, – подумала Джейн. – Наказывает за вчерашнюю откровенность, которую, наверное, считает слабостью».
   По-прежнему стоя на коленях, Джейн чуть приподнималась и скова опускалась. Делая то, что обычно делал он, он раз за разом вбирала в себя возбужденную мужскую плоть. Наконец, не выдержав, она еще больше выгнула спину и, запрокинув голову, со стоком закрыла глаза.
   Джейн хотелось, чтобы Джоселин почувствовал, что он е небезразличен, что она нуждается в нем. И почему-то ей казалось, что и он в ней нуждается, хотя, возможно, не осознает этого.
   Джейн не знала, как долго это продолжалось – как долго он оставался безответен, но чувствовала, что желание становится все острее, превращается в подобие боли, становится неотличимым от боли. И наконец…
   Неожиданно его ладони легли ей на бедра и с силой сжали их. Джейн тихонько застонала, почувствовав, как он ре привлек ее к себе. Затем услышала свой крик, но казалось, это кричала не она, а какая-то другая женщина, кричала где-то вдалеке. Наконец он застонал, и Джейн почувствовала, как в нее изливается его горячее семя.
   О благословенный миг… Теперь он наконец-то утешится. Теперь они будут лежать вместе, в объятиях друг друга, А потом будут говорить, и она сумеет превратить мрачного герцога Трешема в прежнего Джоселина.
   И завтра расскажет ему обо всем, поделится с ним своей ужасной тайной.
   Джейн никак не могла отдышаться. Все еще сидя на бедрах герцога, она подняла голову и мечтательно улыбнулась.
   Он с усмешкой пробормотал:
   – Чертовски увлекательно, Джейн. Ты делаешь успехи. Не сомневаюсь, что ты стоишь тех денег, что я тебе плачу.
   Тут он приподнял ее и уложил на спину. Затем поднялся с кровати и начал застегивать пуговицы на панталонах.
   На Джейн словно вылили ушат ледяной воды. Натянув на себя одеяло, она проговорила:
   – Я прекрасно понимаю, за что вы мне платите, ваша светлость. И не надо напоминать об этом только потому, что вчера вы, утратив самоконтроль, поделились со мной некоторыми из своих воспоминаний, о чем теперь глубоко сожалеете.
   Герцог удивленно поднял брови:
   – Полагаете, Джейн, я оскорбил вас, сказав, что вы весьма искусны в постели? Поверьте, я не бросаюсь такими комплиментами.
   Он накинул на плечи плащ.
   – Да, я оскорблена, ваша светлость, – сказала Джейн. – Оскорблена, потому что вы пытаетесь унизить меня подобными разговорами. А все из-за того, что вы стыдитесь своей вчерашней откровенности, стыдитесь, что были откровенны с женщиной, вашей содержанкой. Но мне казалось, мы стали друзьями, а друзья доверяют друг другу и делятся своими тайнами. Выходит, я ошибалась. Мне не следовало забывать, что вы платите мне за это. – Чуть приподнявшись, Джейн окинула взглядом кровать. – А сейчас… Я очень устала, выполняя свои обязанности. Всего хорошего, ваша светлость. Спокойной ночи.
   – Значит, друзья доверяют друг другу?
   Герцог вперился в нее взглядом, и глаза его стали совсем; черными. Джейн казалось, что он сейчас ударит ее, но Трешем, криво усмехнувшись, вышел из спальни.
   Джейн вдруг поняла, что ее трясет словно в лихорадке. Она чувствовала себя ужасно одинокой и несчастной.
   Джоселин возвращался домой в отвратительном расположении духа. Теперь он презирал себя с полным на то основанием. Он чувствовал себя так, будто изнасиловал Джейн, хотя с прежними своими любовницами обращался не лучше, чем сейчас с ней… И он презирал ее. Джейн не должна была допускать его к себе этой ночью – должна была немедленно прогнать. А она его обслужила как опытная куртизанка.