Он неожиданно рассмеялся:
   – Вот и наша первая ссора, Джейн, И, думаю, не последняя. Но должен предупредить тебя: я бы не хотел, чтобы ты вкладывала чувства в нашу связь. И не хотел бы, чтобы ты испытывала боль, когда у нас с тобой все закончится. Ты просто моя любовница, не более того. У тебя все прекрасно получается, должен заметить. То, что произошло между нами, было не хуже, чем все происходившее здесь прежде. Даже лучше, уверяю тебя. Ты меня поняла, не так ли?
   – Разумеется. Благодарю вас.
   Трешем вновь почувствовал возбуждение, на сей раз – от гнева. Да, он был в ярости, ибо ему, как он ни старался, не удалось унизить лежавшую рядом женщину, не удалось стать хозяином положения.
   Он уложил Джейн на спину и снова овладел ею, овладел грубо и стремительно. А потом уснул, убаюканный шумом дождя за окном.
* * *
   – Я думала, что вы захотите остаться поужинать, – сказала она.
   – Нет.
   Одевшись, они перешли в гостиную, и Джейн сразу села на диван. Джоселин же сначала нервно расхаживал по комнате, затем подошел к окну и стал смотреть на улицу.
   Глядя на этого элегантного мужчину, Джейн задавала себе един и тот же вопрос: неужели это она всего лишь полчаса назад лежала с ним в постели? С трудом верилось… Произошедшее в спальне, казалось нереальным, невозможным, однако действительно происходило – об этом свидетельствовали непривычные ощущения в определенных местах и легкая дрожь в ногах.
   – Меня пригласили на ужин, Джейн. А потом этот проклятый бал. Нет, я пришел не с тем, чтобы остаться. Пришел лишь для того, чтобы закрепить наш альянс.
   Оказывается, быть любовницей герцога гораздо труднее, чем ей казалось. Трешем надменен и эгоистичен, к тому же у него ужасный, просто отвратительный, характер. Он всегда поступал по-своему, не считаясь с другими. Особенно с женщинами. И все же привыкать придется – Джейн прекрасно это понимала.
   Она могла бы оскорбиться, почувствовать себя униженной, однако этого не произошло. Джейн еще в спальне поняла: герцог говорил ей эти ужасные слова намеренно, совершенно осознанно, говорил, тщательно подбирая слова, и при этом сам себе не верил. Более того, ей казалось, что Трешем не так уж плохо к ней относится, во всяком случае, не презирает ее. Но почему же он пытался ее оскорбить? Чтобы лишний раз напомнить ей, что она любовница, а не возлюбленная? А может, ему хотелось убедить в этом себя самого? Убедить в том, что она для него – всего лишь женское тело…
   И все же, несмотря на свою неопытность и наивность, Джейн понимала: в первый раз, когда Трешем лишил ее девственности, он вел себя совершенно иначе, в первый раз она была для него не только любовницей.
   Джоселин дарил ей любовь. Они дарили любовь друг другу.
   А теперь он стыдился своей слабости.
   – Ах, вас пригласили на ужин? Вот и хорошо. Мне хотелось сделать перестановку и в других комнатах. Я собиралась начать сегодня, но, к сожалению, большая часть дня уже потеряна.
   Бросив на нее взгляд через плечо, Трешем проворчал:
   – Ты ведь все равно не изменишься, верно, Джейн?
   – Вы хотите, ваша светлость, чтобы я почувствовала себя шлюхой? Уверяю вас, этого не будет. Я всегда к вашим услугам – таков договор. Но вам не удастся меня унизить. И я не стану, дожидаясь вас, проводить у окна все дни, не стану прислушиваться к каждому стуку в дверь.
   Джейн тотчас же вспомнила, что именно этим и занималась все утро. Но она твердо решила, что подобное не повторится.
   Повернувшись к ней лицом, герцог с усмешкой проговорил:
   – Может быть, я должен отправлять к вам посыльного, уведомляя о намерении посетить вас? Может, мне придется просить вашего разрешения, часами дожидаться приглашения?
   – Вы меня не слушаете. Я подписала договор и намерена выполнять свои обязательства. Но я позабочусь о том, чтобы и вы свои выполняли.
   – Чем вы занимаетесь днем? Гуляете?
   – Да, в саду. Он довольно милый, хотя его следовало бы привести в порядок. У меня на этот счет уже возникли кое-какие соображения.
   – Вы что-нибудь читаете? – спросил Джоселин и, нахмурившись, добавил:
   – Мне кажется, здесь вообще нет книг.
   – Вы правы, нет.
   Герцог, казалось, о чем-то задумался. И вдруг заявил:
   – Завтра утром я отвезу вас в библиотеку.
   – Нет! – в испуге воскликнула Джейн. Но она тотчас же взяла себя в руки и, уже совершенно невозмутимая, проговорила:
   – Нет, благодарю вас, Джоселин. У меня слишком много дел. Потребуется время, чтобы превратить этот бордель в приличное жилище.
   – На сей раз я ничем вас не спровоцировал, – нахмурился герцог. Он подошел к ней почти вплотную. – Если я приглашу вас на прогулку в Гайд-парк, вы тоже откажетесь, сославшись на занятость, не так ли?
   – Да, – кивнула Джейн. – Вам ни к чему тратить на меня время.
   Трешем посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом. Сейчас герцог совершенно не походил страстного любовника, каким был совсем недавно. Сейчас перед ней стоял надменный аристократ.
   Он молча поклонился и стремительно вышел из комнаты.
   Джейн тяжко вздохнула. Она слышала шаги в холле, затем хлопнула парадная дверь.
   Итак, он ушел. Ушел, не попрощавшись.
   На этот раз ей действительно было больно.
   Больно и одиноко.

Глава 15

   Рядом с гостиной находилась комната с толстым пушистым ковром на полу, огромным диваном и множеством зеркал, отражавших того, кто смотрел в них, по меньшей мере десяток раз. Здесь, как и повсюду в доме, было полно безделушек и пузатых подушечек. Джейн решила, что эта комната служила персональным убежищем бывшим любовницам Трешема, возможно, использовалась в качестве спальни.
   Джейн во время ремонта не тронула эту комнату – она была ей просто не нужна, но сейчас, чтобы хоть чем-то себя занять, решила превратить ее в свои личные покои, в свое убежище. Гостиная цвета лаванды теперь выглядела очень даже неплохо, но гостиная предназначена для гостей, и там Джейн не чувствовала себя полноправной хозяйкой.
   Зеркала и широкий диван, больше напоминающий кровать, Джейн распорядилась убрать, ее не интересовала дальнейшая судьба этих вещей. Она попросила мистера Джейкобса заказать для нее секретер и стул, а также бумагу, перья и чернила. А миссис Джейкобс отправилась покупать для Джейн лен, пяльцы, шелковые нити и прочие принадлежности для вышивания.
   К концу дня Джейн твердо решила, что сделает зеркальную комнату своим кабинетом и мастерской – ведь она очень любила вышивать.
   Уютно расположившись у камина, в котором весело потрескивали поленья, она думала о Джоселине, вернее, представляла, как он отправляется на ужин, а потом на бал. Ей так и не удалось побывать на настоящем лондонском балу – сначала из-за траура по матери, затем из-за болезни отца. Правда, отец настаивал на том, чтобы Джейн приняла предложение леди Уэбб – та хотела представить ее лондонскому обществу, – но Джейн предпочла остаться дома. А после смерти отца она волею обстоятельств оказалась под опекой графа Дербери.
   Будет ли Джоселин сегодня танцевать? Станет ли танцевать вальс?
   Хватит! Довольно себя изводить.
   Сердце ее затрепетало, когда она услышала стук в дверь. Неужели вернулся?
   В комнату заглянул слуга. Причем явно озадаченный.
   – Прошу прощения, мисс Инглби, но сюда только что доставили два очень больших ящика. Что вы собираетесь с ними делать?
   Джейн вопросительно взглянула на слугу.
   – Их прислал его светлость, – пояснил тот. – Ужасно тяжелые…
   – Я ничего не ждала, – сказала Джейн, вставая. – Мне, наверное, надо самой посмотреть. Вы уверены, что ящики прислал герцог?
   – Да, мисс Инглби. Их привезли слуги его светлости. Они сказали, что ящики для вас.
   Джейн была заинтригована. Переступив порог кухни, она действительно увидела две огромные коробки.
   – Мистер Джейкобс, пожалуйста, откройте одну из них. Джейкобе взял нож и перерезал тесьму, которой была перевязана коробка.
   Джейн откинула крышку, и все слуги тотчас склонились над ней.
   – Там книги… – протянула явно разочарованная горничная.
   – Неужели книги?! – изумилась миссис Джейкобе. – Раньше он никогда не посылал сюда книги. Интересно, почему он отправил их сейчас? Вы умеете читать, мисс Инглби?
   – Разумеется, умеет, – сказал мистер Джейкобс. – Иначе зачем бы ей понадобились чернила, бумага и все прочее.
   – Книги… – прошептала Джейн, склонившись над коробкой.
   Она узнала тома из личной библиотеки Трешема. Он отправил ей Даниеля Дефо, Вальтера Скотта, Генри Филдинга и Александра Попа.
   – Очень странный подарок, – пробормотала горничная. – О… прошу прощения, мисс Инглби. А может, в другой коробке что-нибудь более интересное?
   Джейн закусила губу.
   – Это бесценный подарок, – сказала она. – Мистер Джейкобс, не могли бы вы с Филиппом перенести коробки в мою комнату?
   – Я и сам могу их отнести, – оживился молодой слуга. – Можно, я их для вас и распакую?
   – Нет, спасибо, – с улыбкой ответила Джейн. – Я бы предпочла сделать это сама, Я хочу подержать в руках каждую книгу, хочу все пересмотреть.
   К счастью, в комнате, облюбованной Джейн, стоял и книжный шкаф, весь уставленный безвкусными безделушками. Джейн быстро убрала все лишнее, и освободилось место для книг.
   Стоя на коленях перед коробками, она вытаскивала книги одну за другой. Потом принялась расставлять их на полки. И вдруг прослезилась, представив, как Трешем, вернувшись домой, начал подбирать для нее книги. Она знала, что их выбирал именно герцог, а не его секретарь. Среди книг были те, о которых он говорил как о своих любимых.
   Если бы Трешем прислал ей какие-нибудь – пусть даже очень дорогие – украшения, она бы так не обрадовалась. Что для него украшения? Мелкие расходы, не более. Но книги!.. Книги из его личной библиотеки, а не выписанные по заказу специально для нее. Он сам снимал их с полок, и среди них были его любимые!
   Джейн уже не чувствовала себя такой одинокой. Она пыталась представить, как Трешем пришел домой, как зашел в библиотеку… Ведь ради нее он, наверное, провел там немало времени.
   «Нет, нельзя постоянно о нем думать, – сказала себе Джейн. – Нельзя проявлять слабость. Иначе действительно можно полюбить его, а это было бы ужасно. А книги… Просто он таким образом развлекает свою новую любовницу, вот и все».
   Джейн читала до полуночи, И легла спать почти счастливая.
* * *
   На следующее утро Трешем отправился в Гайд-парк на верховую прогулку. В этот час он обычно встречался там со своими друзьями. Дождь прекратился ночью, и утром ярко сияло солнце. Капли на траве сверкали и переливались словно бриллианты.
   Герцогу повезло – въехав в парк, он почти сразу же встретил Конана Броума и виконта Кимбли.
   – Рад тебя видеть, Треш, – приветствовал друга Кимбли, – Вчера мы ждали тебя в клубе на ужин.
   – Я ужинал дома.
   Так оно и было. Он не решился поехать к Джейн, поскольку боялся, что не сможет скрыть от нее свои чувства, а ей не следовало видеть его слабость. На бал он тоже не поехал. А почему – сам не знал.
   – Ужинал один? Да… ты же теперь лишен общества прелестной мисс Инглби, не так ли?
   – Она никогда со мной не ужинала, – заметил Джоселин. – Должен напомнить, что она была моей служанкой.
   – Ах, если бы она была моей служанкой! – с театральным вздохом протянул Кимбли.
   – Значит, и у леди Холлидэй тебя не было? – спросил Броум.
   – Я остался дома.
   Джоселин заметил, что друзья переглянулись, прежде чем рассмеяться. Причем рассмеялись они слишком уж громко.
   – Трешем, кто она? Мы ее знаем? – допытывался Кимбли.
   – Теперь уже нельзя поужинать дома, чтобы не возбудить подозрений, – проворчал Джоселин.
   Он пришпорил коня, но друзья тотчас же последовали за ним, они просто не могли оставить Джоселина в покое.
   – Она, наверное, какая-нибудь новенькая, раз из-за нее он не может ни в клуб приехать, ни в карты сыграть у леди Холлидзй, – с усмешкой проговорил Кимбли.
   – И раз спать ему всю ночь не дает, – добавил Броум. – Не зря же у него с утра такое плохое настроение.
   Друзья обменивались репликами через голову Трешема, делая вид, что не замечают его.
   – Да замолчите же! – не выдержал он наконец. Кимбли с Броумом снова расхохотались.
   Заметив Ангелину, Джоселин с облегчением вздохнул. Сестра прогуливалась вдоль ограды. Рядом с ней была миссис Стеббинс, одна из ее подруг.
   – Ах ты негодник! – воскликнула Ангелина, когда Джоселин подъехал ближе. – Почему тебя никогда не бывает дома, когда я приезжаю? Вчера я специально отправилась в Дадли-Хаус после обеда, поскольку Хейуорд сообщил мне, что ты уехал из клуба еще до ленча. Я была совершенно уверена, что ты поехал домой.
   Джоселин теребил цепочку лорнета.
   – В самом деле? Что ж, ты, как всегда, ошибалась. И к чему, смею спросить, эта демонстрация сестринской любви? Доброе утро, миссис Стеббинс. – Джоселин прикоснулся к полям шляпы рукоятью плети.
   Миссис Стеббинс в ответ присела в реверансе.
   – Ах, Трешем, сейчас все об этом говорят, – сказала Ангелина. – Я уже трижды об этом слышала, а Ферди, он просто из себя выходит. Так что и ты об этом слышал, я уверена. Но я хочу, чтобы ты не наделал глупостей. О, мои нервы – и все из-за тебя! Ты должен пообещать мне, что защитишь семейную честь, чего бы тебе это ни стоило.
   – Я надеюсь, что рано или поздно ты введешь меня в курс Дела. К сожалению, мне не удается уловить суть твоих рассуждений, Ангелина. Однако я рассчитываю узнать хоть что-нибудь о теме нашей увлекательной беседы.
   – Говорили, что братья Форбс уехали из города из страха, что ты поквитаешься с ними за то, что они пытались сделать с Ферди.
   – Значит, у них все же есть зачатки разума.
   – Но сейчас… Верно, Мари? Да, сейчас об этом известно доподлинно. Мистер Хаммонд сказал, что они уехали, потому что боялись. Сказал два дня назад у миссис Бери-Хоу. А ведь все знают, что его жена – двоюродная сестра миссис Уэсли Форбс. Так что все правильно.
   – Неопровержимо, я бы сказал, – заметил Трешем, разглядывая проезжавших мимо всадников.
   – Но они не удовлетворены, – продолжала Ангелина. – Можешь представить, сколько в них злобы? Ведь Ферди мог погибнуть. Они не удовлетворены, потому что ты взял его коляску и отделался несколькими ссадинами. Правда, еще порвал перчатки… А Форбсы… Они все еще жаждут получить сатисфакцию! Хотя каждый знает, что это у тебя есть повод для недовольства. Они отправились за подкреплением ив любое время могут вернуться.
   Джоселин наконец взглянул на сестру.
   – Но этот момент еще не наступил, – проговорил он с усмешкой. – А подкрепление, о котором ты только что сказала, – это, должно быть, преподобный Джошуа Форбс и капитан Сэмюэл Форбс, не так ли?
   – Тогда их будет пятеро против тебя одного! – воскликнула Ангелина. – Или пятеро против двоих, если Ферди посчитает, что он тоже должен вступиться за семейную честь. Нет, трое против пяти – если, конечно, Хейуорд не станет упрямиться и не будет утверждать, что не играет в эти глупые детские игры. Я сама скоро начну упражняться в стрельбе, если он не пожелает быть мужчиной. В конце концов, я тоже Дадли.
   – Умоляю тебя, Ангелина, не надо браться за оружие. Если ты будешь стрелять так же метко, как в детстве, то еще неизвестно, кто больше пострадает, боюсь, что мы с Ферди. – Джоселин поднес к глазам лорнет и оглядел сестру с ног до головы. – Сегодня на тебе весьма элегантная шляпка. Но вот эти красные цветы – очень неудачное дополнение к розовому платью.
   – Лорд Пим ровно десять минут назад сказал, – заявила Ангелина, – что я похожа на цветущий луг, по которому он мечтает погулять в одиночестве. Разве нет, Мари?
   – В самом деле? – нахмурился Джоселин, – Надеюсь, Ангелина, ты напомнила лорду-Пиму, что ты – сестра герцога Трешем а?
   – Я вздохнула, а потом рассмеялась. Ведь это была просто безобидная шутка, Трешем. Неужели ты думаешь, что я, замужняя дама, могла бы позволить вольности со стороны мужчины? Я расскажу об этом Хейуорду, а он сначала уставится в потолок, а потом скажет мне…
   Леди Хейуорд покраснела и засмеялась. Затем кивнула Кимбли и Броуму и, взяв Мари Стеббинс под руку, продолжила прогулку.
   – Похоже, Лондон нуждается в новом скандале, – заметил Джоселин, повернувшись к друзьям. – Сколько разговоров об этих трусливых негодяях… Значит, больше не о чем.
   – Форбсы дрожат от страха с тех самых пор, как один из них набрался смелости объявить, что вину за твои ободранные ладони берет на себя, – сказал Броум. – Но думаю, они готовятся совершить очередную подлость. О вызове на дуэль речь, разумеется, не идет, поскольку на это они никогда не решатся.
   – Может случиться так, что у них не будет выбора – придется или драться, или лишиться остатков чести, – возразил Джоселин. – Но довольно об этом! Меня уже тошнит от этой темы. Давайте лучше наслаждаться свежим воздухом и солнцем.
   – Чтобы прочистить мозги после бессонной ночи? – улыбнулся Броум. Повернувшись к Кимбли, он спросил:
   – Ты обратил внимание… По словам леди Хейуорд, Трешема не было дома вчера после полудня. Он был у тебя?
   – Нет, – Виконт отрицательно покачал головой, – Может, он был у тебя?
   – Я его вчера весь день не видел, – ответил Броум. – Должно быть, она – нечто весьма пикантное.
   – Дьявол! – Резко натянув поводья, Кимбли придержал коня и, запрокинув голову, громко расхохотался. – Ведь он у нас под носом, Кон. Ответ, я имею в виду.
   Броум в изумлении уставился на приятеля.
   – Восхитительная мисс Инглби! – объявил Кимбли. – Ах ты негодник, Треш! Ты лгал. Ты все же взял ее на содержание. И она отвадила тебя от друзей. Выходит, ты теперь не вылазишь из ее постели, если забыл обо всем на свете.
   – Как же мы раньше не догадались? – ухмыльнулся Броум. – Ты же танцевал с ней, ты танцевал вальс! И глаз не мог от нее отвести. Но к чему секреты, старина?
   – Пожалуй, мне придется надеть траур, – вздохнул Кимбли. – Ведь я собирался нанять сыщика, чтобы найти ее.
   Джоселин окинул приятелей презрительным взглядом.
   – Можете отправляться хоть к дьяволу… с моего благословения, – процедил он. – А мне пора домой. Завтрак ждет.
   Друзья молча уставились ему в спину. А потом раздался их громкий смех.
   «Все не так, – говорил он себе, – все совсем не так!»
   Но если все было не так – не так, как бывает между мужчиной и его новой любовницей, – то что же это было?
   Его душил гнев – ведь даже лучшие друзья над ним потешались.
* * *
   Должно быть, она слышала, как он пришел. Она стояла в дверях гостиной, как и в прошлый раз, но сейчас на ней было другое платье – желтое, цвета первых весенних цветов. Теперь, когда отпала необходимость носить дешевые серые платья, Джейн одевалась с безупречным вкусом.
   Он передал шляпу и перчатки привратнику и направился к ней. Она ослепительно улыбнулась и протянула к нему руки, чем весьма его озадачила.
   – Спасибо, – сказала Джейн. – Как я могу вас отблагодарить?
   – Ты о книгах?
   Трешем нахмурился. Он был зол на весь мир и даже на Джейн – за то, что не смог удержаться и пришел к ней уже на следующий день, пришел, не дождавшись вечера. Он собирался, удовлетворив свою страсть, тотчас же уйти.
   – Конечно, о книгах, – кивнула Джейн. – Я очень вам благодарна.
   – Книги – пустяки, – поморщился герцог. Он переступил порог гостиной.
   – Для вас, возможно, пустяки. Но не для меня. Вы не представляете, как я соскучилась по книгам.
   – Тогда почему же ты не захотела ехать в библиотеку? – спросил Трешем, прикрывая за собой дверь. – Я ведь предлагал тебе съездить туда.
   Какого черта? Чего она так стыдится? Почему не хочет, чтобы ее видели? Его любовницам, помнится, очень нравилось, когда он вывозил их куда-нибудь.
   Наверное, она дочь согрешившего священника. Этого священника, вероятно, прокляли. Но он, Трешем, пусть будет трижды проклят, если почувствует вину за то, что лишил ее девственности.
   Джейн молча улыбалась. Наконец, склонив голову к плечу, проговорила:
   – Вы сегодня не в духе, ваша светлость. Может, что-нибудь случилось? Вы хотели о чем-то поговорить?
   Трешем снова нахмурился:
   – Братья Форбс улизнули из города. Вероятно, за подкреплением. Боятся, что трое против меня одного – маловато. Но я даже рад. Мне очень нравится расправляться с негодяями и трусами.
   Джейн вздохнула.
   – Все мужчины гордецы, – сказала она. – А вы, я полагаю, будете бахвалиться и в восемьдесят лет, если доживете до столь преклонного возраста. Может, присядете? Хотите чаю? Или желаете сразу же подняться в спальню?
   И тут Джоселин вдруг понял, что не желает ее. Вернее, не хочет сразу же вести ее в спальню, потому что это было бы… слишком грубо.
   – А где книги? – спросил он. – В спальне? Или на чердаке?
   – В соседней комнате, – ответила Джейн. – Я кое-что там переделала. Я теперь называю ее… своей кельей.
   Джоселин не любил гостиную. Она всегда напоминала ему комнату ожидания, где происходит ничего не значащий обмен любезностями перед неизбежным переходом в спальню. Даже сейчас, после того как Джейн почти все здесь переделала, эта комната казалась ему совершенно безликой.
   – Что ж, отведи меня в свою келью, – распорядился герцог.
   Ему следовало догадаться, что Джейн не из тех, кто безропотно выполняет распоряжения.
   – Но это моя комната, – заявила она. – Здесь, в гостиной, я должна развлекать вас. В спальне мне следует выполнять обязанности по контракту. Оставшаяся часть дома – мое жилище.
   Джоселин едва удержался от смеха. Да уж, обязанности по контракту!
   – Мисс Инглби, – проговорил он с поклоном, – вы не удостоите меня чести увидеть вашу келью?
   Джейн ненадолго задумалась. Затем коротко кивнула:
   – Хорошо.
   Эта комната… она была сама Джейн. Трешем почувствовал это, как только переступил порог. Кроме того, он лишний раз убедился в том, что его любовница обладает безупречным вкусом.
   Желтовато-коричневые портьеры – ковер был того же цвета – всегда делали комнату несколько мрачноватой, и все попытки предыдущих обитательниц дома как-то оживить ее с помощью пуфиков, подушечек и безделушек лишь усиливали ощущение мрачности. Не спасли положение и зеркала, которые установила Эффи.
   Джейн оставила и ковер, и портьеры, однако мрачность исчезла, и желтовато-коричневые тона теперь создавали в комнате ощущение уюта. Диван убрали и зеркала – что неудивительно – тоже. Зато появились изящные стулья и секретер со стопкой бумаги и письменным прибором, очевидно, служившим не только украшением. В книжном шкафу стояли книги, а одна, раскрытая, лежала на низком столике у камина. Перед стулом, ближе к окну, стояла рама с натянутым на нее отрезком материи. А рядом, на табурете, были разложены шелковые нитки, ножницы и иглы.
   – Разрешите я сяду? – Герцог кивнул на кресло, стоявшее у камина.
   – Если хотите, можете вычесть стоимость секретера и стульев из моего жалованья, – сказала Джейн. – Ведь я заказала их для своих личных нужд.
   – Я, кажется, уже говорил, что даю вам карт-бланш в том, что касается переделки дома. Так что не болтайте глупости, Джейн. Садитесь. Я, как видите, слишком хорошо воспитан и не могу сидеть в присутствии дамы.
   Джейн присела на краешек стула. Было очевидно, что она испытывает чувство неловкости.
   – Мне бы хотелось посмотреть, как вы вышиваете, Джейн. Этому вы тоже научились в приюте, не так ли?
   – Да, вы правы. – Джейн пододвинула к себе раму и взяла иглу с ниткой.
   Какое-то время Трешем молча смотрел на нее. Она была воплощением красоты и грации. Леди до мозга костей. Леди, оказавшаяся в затруднительных обстоятельствах, вынужденная приехать в Лондон в поисках заработка, устроиться помощницей модистки, стать его сиделкой, а потом – любовницей. Нет, к этому ее никто не принуждал. Он предложил ей карьеру певицы, но она не приняла предложение.
   – Именно таким я всегда представлял себе тихое семейное счастье, – неожиданно сказал Джоселин, кивнув на раму с вышиванием.
   Джейн посмотрела на него вопросительно.
   – Женщина, вышивающая у камина, – продолжал герцог, – и мужчина, сидящий рядом. Мир и покой. Домашний уют.
   Джейн вновь склонилась над вышиванием.
   – Это то, чего вы никогда в детстве не знали? – спросила она.
   Джоселин рассмеялся:
   – Моя мать с трудом отличала острие иглы от ушка. И отец никогда не предлагал ей посидеть у камина.
   «Почему я это говорю? – думал Джоселин. – Откуда подобные мысли?»
   – Несчастный ребенок, – вздохнула Джейн.
   Герцог поднялся с кресла и подошел к книжному шкафу.
   – Вы читали «Мэнсфилд-парк»? – спросил он.
   – Нет, но я читала «Чувство и чувствительность» того же автора и получила огромное удовольствие.
   Он снял книгу с полки и снова уселся в кресло.
   – Я, пожалуй, немного почитаю вам.
   Джоселин не помнил, когда в последний раз читал вслух. Вероятно, в детстве – когда отчитывался перед преподавателями. Зато он прекрасно помнил, что ему никто никогда не читал вслух. Никто, кроме Джейн. Тогда ему показалось, что чтение вслух действует умиротворяюще, даже если слушаешь не очень внимательно.
   Герцог раскрыл книгу.
   – «Лет тридцать тому назад, – читал он, – мисс Марии Уорд из Хантингдона, имевшей всего семь тысяч фунтов, посчастливилось пленить сэра Томаса Бертрама из Мэнсфилд-парка…»