Страница:
– Встретимся попозже, Дэйв, – сказал Джулиан и вышел из комнаты.
В ночных кошмарах Дэвида гораздо больше, нежели сам сон, ужасал момент пробуждения. Во сне он какой-то частью сознания все-таки понимал, что спит и когда-нибудь да проснется. А настоящий ад начинался уже после того, как Дэвид просыпался. Он понимал, что больше не спит и ему некуда бежать, негде укрыться от своих мыслей и чувств.
Теперь же Дэвид изо всех сил пытался представить себе, что сейчас он спит и вскоре проснется, чтобы сбежать из кошмара в реальную действительность, которая все-таки менее ужасна, – уж с ней-то он справится. Но, увы, он понимал, что все происходит наяву и это ад. Самый отдаленный, самый темный уголок ада, где отчаянию нет предела.
Дэвид подумал, станет ли ему хоть немного легче, если он увидит Чарльза. Ребекка, видимо, сейчас беседует с графом, а потом будет с Джулианом. Вряд ли ее можно сейчас застать в детской комнате. Дэвид вышел из библиотеки и стал подниматься по лестнице в детскую. Ноги его словно были налиты свинцом.
* * *
Стало холодно. Очень холодно. Над землей нависло свинцовое небо, и дул свежий, пронизывающий ветер. Ветви кустов роз, засохшие и ломкие, выглядели удручающе. Было почти невозможно представить себе, что всего лишь через несколько месяцев они оживут и на них распустятся роскошные цветы.
Ребекка никогда не видела цветущих роз в своей собственной беседке.
Это не ее беседка.
Это беседка Дэвида.
Она сидела в «Беседке среди роз» в Крейборне, укутавшись в плащ, который никак не защищал ее от порывов ветра. У нее болели горло и грудь. Ей хотелось плакать, но она не могла. Ни сейчас, ни ночью. Но с чего бы ей хотеть плакать? Ведь Джулиан остался жив и вернулся домой.
Ребекка сознательно пыталась удержать радостное настроение. И действительно радовалась. Ее радость напоминала переливающееся через край бокала пенящееся вино. И в то же время Ребекка ощущала острую тоску. Эти два противоположных чувства просто захлестывали ее. Было тяжело дышать. Казалось, она вот-вот сойдет с ума.
Кто-то вошел через арку беседки и тихо сел рядом с Ребеккой. Она повернула голову. На плечо ей легла рука свекра. Нет, теперь он уже не свекор. Ребекке захотелось прижаться к нему, обнять его, но она не решилась.
Это как-то неудобно. Да и зачем искать утешения, если никто не в состоянии ее утешить?
– Епископ только что уехал, Ребекка, – сказал граф. – Церковь намерена объявить твой брак с Дэвидом действительным со дня вашей свадьбы и до вчерашнего дня. Брак был законным. Нельзя предположить, что кто-либо из тех, кого это касалось, мог знать о наличии препятствия для его заключения. Ты не повинна в двоемужии.
Порывы ветра усилились, но Ребекка не почувствовала холода.
– А Чарльз – законное дитя, – продолжал граф. – Он плод того брака, который имел силу в момент зачатия ребенка и его рождения.
Ребекка задумалась о том, будет ли у нее когда-нибудь собственная беседка, столь же прелестная летом, как и эта, в которой она сейчас сидит. Раньше здесь росли деревья. Не испортилась ли из-за этого почва? Не важно, все равно это не ее беседка. Она принадлежит Дэвиду.
– Надеюсь, выводы епископа кажутся тебе убедительными, – сказал граф. – Джулиан так счастлив, что вернулся домой, Ребекка. Это воистину чудо.
– Да, – согласилась она. – Я так и не смогла поверить до конца в его смерть. Ведь я сама не видела его труп, не видела его могилы. Для меня это так и не стало правдой. Я лишь ощущала боль. И пустоту.
– Теперь он дома, – ласково промолвил граф. – Вы сумеете вместе восполнить все потерянное за эти годы.
– Да.
– Он очень любит тебя, Ребекка.
– Да. – Снова почувствовав холод, она плотнее закуталась в плащ. – И я люблю его, папа. Я всегда любила одного Джулиана – всегда, сколько себя помню. Мысли о Джулиане всегда для меня связаны с весельем, смехом, солнечным светом. А теперь он дома. Он вернулся ко мне.
– Ты будешь счастлива, Ребекка, как только оправишься от потрясения, – сказал граф неожиданно мрачным голосом.
– Я счастлива, – сказала она. – Да, папа.
Но почему же так тяжко у нее на душе?
– А Дэвид? А Чарльз?
– Дэвид завтра возвращается в Стэдвелл, – ответил он. – Будет лучше, если он оставит тебя вдвоем с Джулианом. Если Дэвид здесь задержится, вам гораздо тяжелее. – Он помолчал, затем потрепал ее по плечу. – Чарльза он возьмет с собой.
Радость от возвращения Джулиана внезапно снова испарилась. «Чарльза он возьмет с собой». Чарльза! Ее дитя. Ее солнышко.
Чарльз – сын Дэвида, а Ребекка больше не является женой Дэвида. Мать Чарльза снова замужем за другим человеком.
Чарльз – сын Дэвида. Завтра он вместе с Дэвидом уедет домой.
Домой! А для Ребекки дом – там, где Джулиан. Где бы он ни был.
– Да, – согласилась она, – так будет лучше всего.
Граф встал и протянул ей руку.
– Пойдем в дом, Ребекка, – сказал он. – Ты можешь простить.
– Я хочу еще немного побыть здесь, – возразила она.
– Сейчас зима и сыро, – заметил граф. – Не та погода, чтобы здесь сидеть.
– Однако наступит лето. Розы опять расцветут.
Свекор наклонился, крепко взял ее за руку и заставил подняться.
– Когда это произойдет, Ребекка, ты, если захочешь, сможешь сидеть здесь день напролет. А сейчас тебе лучше войти в дом.
Но когда они приблизились к дверям, в них появился Джулиан, и граф высвободил ее руку.
– Она насквозь продрогла, Джулиан, – сказал он. – Я бы посоветовал тебе войти с ней в дом.
– Да, похоже, моя жена простыла, – сказал Джулиан. Он взял Ребекку за руку, и они вслед за графом вошли в дом. – Может быть, нам, Бекка, пойти в гостиную?.. И поговорить?.. Тебе отец рассказал о мнении епископа?
Ребекка шла рядом с Джулианом, и ей до сих пор не верилось, что миновали годы и что все это время она считала его погибшим. Нет, видимо, где-то в глубине души она всегда знала, что он жив. Она улыбнулась ему.
– Да, – ответила она. – Мне уже сообщили приятную новость. Я рада, что все практически улажено. Мне сказать, чтобы принесли чай, Джулиан? Нам надо бы хорошо побеседовать. Правда? Только нам вдвоем? Когда ты вчера явился ко мне в спальню, я все еще не пришла в себя, я все еще была в шоке. Ты себе представить не можешь, что я испытала, когда вошла в библиотеку и увидела там тебя. Я до сих пор не уверена, что все это происходит наяву.
– О, Бекка, ты можешь поверить в это. – Джулиан опустил руку Ребекки и обнял ее за талию. Так он поступал часто. Это всегда смущало Ребекку. Она нередко бранила его за это. «Что будет, если нас увидит твой отец? – говорила она. – Или слуги?» Джулиан обычно отвечал с ухмылкой, что слуг следует послать ко всем чертям. Что же касается отца, то граф скорее всего прекрасно помнит, что это значит – иметь молодую прелестную жену. Ребекке подобные слова казались очень непристойными. И все же это было великолепно. «Ничто человеческое мне не чуждо, – говорил он ей на ухо. – И как только мы закроем за собой двери в спальню, я это тебе докажу».
Он и сейчас не терял времени. Джулиан прикрыл дверь гостиной, прижался к ней спиной, схватил Ребекку за руки, притянул ее к себе, обнял и поцеловал.
Ей всегда нравилась такая близость, если бы все этим и заканчивалось, думала она, и не было бы всего того неприятного, что он делал с ней в ее постели, то она считала бы всю интимную сторону брака истинным блаженством.
Ребекка уступила его поцелуям, прижалась к Джулиану, обняла его за шею и сама стала его целовать, сосредоточив на нем все свои мысли, всю свою энергию. Он ее муж. Ее возлюбленный.
– Успокойся, любимая, успокойся, – сказал он, глядя на нее с ленивой усмешкой, которая сейчас всколыхнула в ней боль внезапных воспоминаний. – Если ты такая нетерпеливая, то нам лучше сразу лечь в постель.
– Нет-нет, – поспешно возразила она. – Давай пока ограничимся разговором, Джулиан. Давай говорить, говорить и говорить. Я хочу знать все об упущенных годах. – Она взяла его за руку, сжала его ладонь – такую знакомую, более широкую, чем ладонь Дэвида, – и повела его за собой к «любовному гнездышку», как именуют кресло для двоих.
– С чего же мне начать? – Он улыбнулся, глядя ей в глаза и свободной рукой поглаживая ее по щеке.
– С самого начала, Джулиан, – сказала Ребекка, вглядываясь в это любимое лицо. – Расскажи мне обо всем. Не опускай ни одной, даже самой маленькой подробности.
Он тихо рассмеялся и наклонился, чтобы перед началом своего повествования еще раз поцеловать Ребекку. Она жадно слушала. Она слушала, будто девочка, которая внимает своей гувернантке, зная, что на следующий день придется писать на эту тему контрольную работу.
Ребекка больше ни о чем не могла думать и все свое внимание полностью сосредоточила на рассказе Джулиана.
Но пока он говорил, она время от времени задумывалась о том, что теперь все будет так замечательно. Он снова с ней. Все должно теперь быть так чудесно. Она забыла, какие у него мягкие и волнистые волосы, – так и хочется погладить. Она забыла, какие большие выразительные и улыбающиеся у него глаза. О, как много она забыла!.. Но теперь он дома, он с ней, у нее впереди целая жизнь, чтобы вновь вспомнить все, что она о нем раньше так хорошо знала.
Ребекка раздумывала, спит ли сейчас Чарльз. Сегодня она еще не видела сына. Он, должно быть, удивляется: где же мама.
Она улыбнулась и вновь попыталась сосредоточиться на рассказе Джулиана.
И подумала о том, чем сейчас занимается Дэвид.
Она наклонилась вперед и поцеловала Джулиана в щеку. Он удовлетворенно хихикнул и заявил, что не сможет следовать нити своего рассказа, если она будет сидеть так близко к нему и делать такие авансы.
Ребекка снова, не колеблясь, капитулировала перед его поцелуем.
Это Джулиан, и она любит его всем сердцем.
Глава 23
В ночных кошмарах Дэвида гораздо больше, нежели сам сон, ужасал момент пробуждения. Во сне он какой-то частью сознания все-таки понимал, что спит и когда-нибудь да проснется. А настоящий ад начинался уже после того, как Дэвид просыпался. Он понимал, что больше не спит и ему некуда бежать, негде укрыться от своих мыслей и чувств.
Теперь же Дэвид изо всех сил пытался представить себе, что сейчас он спит и вскоре проснется, чтобы сбежать из кошмара в реальную действительность, которая все-таки менее ужасна, – уж с ней-то он справится. Но, увы, он понимал, что все происходит наяву и это ад. Самый отдаленный, самый темный уголок ада, где отчаянию нет предела.
Дэвид подумал, станет ли ему хоть немного легче, если он увидит Чарльза. Ребекка, видимо, сейчас беседует с графом, а потом будет с Джулианом. Вряд ли ее можно сейчас застать в детской комнате. Дэвид вышел из библиотеки и стал подниматься по лестнице в детскую. Ноги его словно были налиты свинцом.
* * *
Стало холодно. Очень холодно. Над землей нависло свинцовое небо, и дул свежий, пронизывающий ветер. Ветви кустов роз, засохшие и ломкие, выглядели удручающе. Было почти невозможно представить себе, что всего лишь через несколько месяцев они оживут и на них распустятся роскошные цветы.
Ребекка никогда не видела цветущих роз в своей собственной беседке.
Это не ее беседка.
Это беседка Дэвида.
Она сидела в «Беседке среди роз» в Крейборне, укутавшись в плащ, который никак не защищал ее от порывов ветра. У нее болели горло и грудь. Ей хотелось плакать, но она не могла. Ни сейчас, ни ночью. Но с чего бы ей хотеть плакать? Ведь Джулиан остался жив и вернулся домой.
Ребекка сознательно пыталась удержать радостное настроение. И действительно радовалась. Ее радость напоминала переливающееся через край бокала пенящееся вино. И в то же время Ребекка ощущала острую тоску. Эти два противоположных чувства просто захлестывали ее. Было тяжело дышать. Казалось, она вот-вот сойдет с ума.
Кто-то вошел через арку беседки и тихо сел рядом с Ребеккой. Она повернула голову. На плечо ей легла рука свекра. Нет, теперь он уже не свекор. Ребекке захотелось прижаться к нему, обнять его, но она не решилась.
Это как-то неудобно. Да и зачем искать утешения, если никто не в состоянии ее утешить?
– Епископ только что уехал, Ребекка, – сказал граф. – Церковь намерена объявить твой брак с Дэвидом действительным со дня вашей свадьбы и до вчерашнего дня. Брак был законным. Нельзя предположить, что кто-либо из тех, кого это касалось, мог знать о наличии препятствия для его заключения. Ты не повинна в двоемужии.
Порывы ветра усилились, но Ребекка не почувствовала холода.
– А Чарльз – законное дитя, – продолжал граф. – Он плод того брака, который имел силу в момент зачатия ребенка и его рождения.
Ребекка задумалась о том, будет ли у нее когда-нибудь собственная беседка, столь же прелестная летом, как и эта, в которой она сейчас сидит. Раньше здесь росли деревья. Не испортилась ли из-за этого почва? Не важно, все равно это не ее беседка. Она принадлежит Дэвиду.
– Надеюсь, выводы епископа кажутся тебе убедительными, – сказал граф. – Джулиан так счастлив, что вернулся домой, Ребекка. Это воистину чудо.
– Да, – согласилась она. – Я так и не смогла поверить до конца в его смерть. Ведь я сама не видела его труп, не видела его могилы. Для меня это так и не стало правдой. Я лишь ощущала боль. И пустоту.
– Теперь он дома, – ласково промолвил граф. – Вы сумеете вместе восполнить все потерянное за эти годы.
– Да.
– Он очень любит тебя, Ребекка.
– Да. – Снова почувствовав холод, она плотнее закуталась в плащ. – И я люблю его, папа. Я всегда любила одного Джулиана – всегда, сколько себя помню. Мысли о Джулиане всегда для меня связаны с весельем, смехом, солнечным светом. А теперь он дома. Он вернулся ко мне.
– Ты будешь счастлива, Ребекка, как только оправишься от потрясения, – сказал граф неожиданно мрачным голосом.
– Я счастлива, – сказала она. – Да, папа.
Но почему же так тяжко у нее на душе?
– А Дэвид? А Чарльз?
– Дэвид завтра возвращается в Стэдвелл, – ответил он. – Будет лучше, если он оставит тебя вдвоем с Джулианом. Если Дэвид здесь задержится, вам гораздо тяжелее. – Он помолчал, затем потрепал ее по плечу. – Чарльза он возьмет с собой.
Радость от возвращения Джулиана внезапно снова испарилась. «Чарльза он возьмет с собой». Чарльза! Ее дитя. Ее солнышко.
Чарльз – сын Дэвида, а Ребекка больше не является женой Дэвида. Мать Чарльза снова замужем за другим человеком.
Чарльз – сын Дэвида. Завтра он вместе с Дэвидом уедет домой.
Домой! А для Ребекки дом – там, где Джулиан. Где бы он ни был.
– Да, – согласилась она, – так будет лучше всего.
Граф встал и протянул ей руку.
– Пойдем в дом, Ребекка, – сказал он. – Ты можешь простить.
– Я хочу еще немного побыть здесь, – возразила она.
– Сейчас зима и сыро, – заметил граф. – Не та погода, чтобы здесь сидеть.
– Однако наступит лето. Розы опять расцветут.
Свекор наклонился, крепко взял ее за руку и заставил подняться.
– Когда это произойдет, Ребекка, ты, если захочешь, сможешь сидеть здесь день напролет. А сейчас тебе лучше войти в дом.
Но когда они приблизились к дверям, в них появился Джулиан, и граф высвободил ее руку.
– Она насквозь продрогла, Джулиан, – сказал он. – Я бы посоветовал тебе войти с ней в дом.
– Да, похоже, моя жена простыла, – сказал Джулиан. Он взял Ребекку за руку, и они вслед за графом вошли в дом. – Может быть, нам, Бекка, пойти в гостиную?.. И поговорить?.. Тебе отец рассказал о мнении епископа?
Ребекка шла рядом с Джулианом, и ей до сих пор не верилось, что миновали годы и что все это время она считала его погибшим. Нет, видимо, где-то в глубине души она всегда знала, что он жив. Она улыбнулась ему.
– Да, – ответила она. – Мне уже сообщили приятную новость. Я рада, что все практически улажено. Мне сказать, чтобы принесли чай, Джулиан? Нам надо бы хорошо побеседовать. Правда? Только нам вдвоем? Когда ты вчера явился ко мне в спальню, я все еще не пришла в себя, я все еще была в шоке. Ты себе представить не можешь, что я испытала, когда вошла в библиотеку и увидела там тебя. Я до сих пор не уверена, что все это происходит наяву.
– О, Бекка, ты можешь поверить в это. – Джулиан опустил руку Ребекки и обнял ее за талию. Так он поступал часто. Это всегда смущало Ребекку. Она нередко бранила его за это. «Что будет, если нас увидит твой отец? – говорила она. – Или слуги?» Джулиан обычно отвечал с ухмылкой, что слуг следует послать ко всем чертям. Что же касается отца, то граф скорее всего прекрасно помнит, что это значит – иметь молодую прелестную жену. Ребекке подобные слова казались очень непристойными. И все же это было великолепно. «Ничто человеческое мне не чуждо, – говорил он ей на ухо. – И как только мы закроем за собой двери в спальню, я это тебе докажу».
Он и сейчас не терял времени. Джулиан прикрыл дверь гостиной, прижался к ней спиной, схватил Ребекку за руки, притянул ее к себе, обнял и поцеловал.
Ей всегда нравилась такая близость, если бы все этим и заканчивалось, думала она, и не было бы всего того неприятного, что он делал с ней в ее постели, то она считала бы всю интимную сторону брака истинным блаженством.
Ребекка уступила его поцелуям, прижалась к Джулиану, обняла его за шею и сама стала его целовать, сосредоточив на нем все свои мысли, всю свою энергию. Он ее муж. Ее возлюбленный.
– Успокойся, любимая, успокойся, – сказал он, глядя на нее с ленивой усмешкой, которая сейчас всколыхнула в ней боль внезапных воспоминаний. – Если ты такая нетерпеливая, то нам лучше сразу лечь в постель.
– Нет-нет, – поспешно возразила она. – Давай пока ограничимся разговором, Джулиан. Давай говорить, говорить и говорить. Я хочу знать все об упущенных годах. – Она взяла его за руку, сжала его ладонь – такую знакомую, более широкую, чем ладонь Дэвида, – и повела его за собой к «любовному гнездышку», как именуют кресло для двоих.
– С чего же мне начать? – Он улыбнулся, глядя ей в глаза и свободной рукой поглаживая ее по щеке.
– С самого начала, Джулиан, – сказала Ребекка, вглядываясь в это любимое лицо. – Расскажи мне обо всем. Не опускай ни одной, даже самой маленькой подробности.
Он тихо рассмеялся и наклонился, чтобы перед началом своего повествования еще раз поцеловать Ребекку. Она жадно слушала. Она слушала, будто девочка, которая внимает своей гувернантке, зная, что на следующий день придется писать на эту тему контрольную работу.
Ребекка больше ни о чем не могла думать и все свое внимание полностью сосредоточила на рассказе Джулиана.
Но пока он говорил, она время от времени задумывалась о том, что теперь все будет так замечательно. Он снова с ней. Все должно теперь быть так чудесно. Она забыла, какие у него мягкие и волнистые волосы, – так и хочется погладить. Она забыла, какие большие выразительные и улыбающиеся у него глаза. О, как много она забыла!.. Но теперь он дома, он с ней, у нее впереди целая жизнь, чтобы вновь вспомнить все, что она о нем раньше так хорошо знала.
Ребекка раздумывала, спит ли сейчас Чарльз. Сегодня она еще не видела сына. Он, должно быть, удивляется: где же мама.
Она улыбнулась и вновь попыталась сосредоточиться на рассказе Джулиана.
И подумала о том, чем сейчас занимается Дэвид.
Она наклонилась вперед и поцеловала Джулиана в щеку. Он удовлетворенно хихикнул и заявил, что не сможет следовать нити своего рассказа, если она будет сидеть так близко к нему и делать такие авансы.
Ребекка снова, не колеблясь, капитулировала перед его поцелуем.
Это Джулиан, и она любит его всем сердцем.
Глава 23
Отобедав в одиночестве в своей гостиной, Ребекка вечером пришла в детскую комнату. Она нерешительно стояла в дверях, глядя на своего сына. Казалось, что она чуть ли не боится, что он переменится и может отказаться от нее. Но Чарльз почти сразу заметил маму и подполз к ней, притащив с собой игрушку Кэти – дочки графа и Луизы.
Она схватила его, розовощекого и синеглазого, в свои объятия. Няня сказала, что после полудня Чарльз еще не дремал. Он отказался пойти спать. И Ребекка раздела его, сменила подгузник и укачала на руках, хотя в этом не было нужды уже пару месяцев – с тех самых пор, как она отлучила его от груди. Ребекка поцеловала пухленькую ручку сына, которую тот протянул к ее лицу, и долго наблюдала, как он моргает. Наконец он закрыл глазки. А потом она уложила его в кроватку, и сердце ее разрывалось от любви и печали.
Все это происходило предыдущим вечером. А сегодня она пришла к нему поздно утром, чтобы сказать «прощай», хотя была не в силах даже мысленно произнести это слово.
Теперь все было совсем не так, как вчера. Чарльз проспал всю ночь и проснулся позже обычного. Он был полон энергии и решительно ползал за ковыляющей Кэти, сражаясь с девочкой за каждую ее игрушку. Чарльз широко улыбнулся матери, когда она вошла в детскую комнату. Ребекка подхватила его на руки и стала подбрасывать. Чарльз лишь беспомощно ворковал. Он занят важным делом – добывает игрушки, ему сейчас не до мамы.
И когда Ребекка наконец в последний раз прижала к себе Чарльза, сердце ее разрывалось, а сын лишь громко возражал против того, что она оторвала его от игры, и, извиваясь, старался вырваться на свободу.
Она опустила его на пол. Теперь ее руки пусты, и пусто на сердце.
– Прощай, любимый мой, – нежно сказала она любуясь сыном. Чарльз, однако, простодушно и громко смеялся, когда Кэти колотила его тряпичной куклой по голове.
Дэвид с сыном должны были успеть на ранний предполуденный поезд, которым возвращались в Стэдвелл. Ребекка это знала. Она решила, что до их отъезда из дома не покинет своей комнаты. Она даже задернула на окнах шторы, чтобы не смотреть на готовящийся отправиться в путь экипаж. Как только они уедут, все само собой наладится…
Нет, она не настолько наивна, чтобы верить в это. Но с их отъездом все-таки будет намного легче. Будет проще смириться с реальностью. Как только они покинут дом графа, она сможет полностью сосредоточиться на своей любви к Джулиану и посвятить все силы возрождению своего истинного брака.
Она хотела бы, чтобы время бежало быстрее.
* * *
Луиза вошла в комнату Ребекки вслед за горничной, которая принесла поднос с завтраком. Луиза несколько напряженно улыбнулась Ребекке. Ребекка подумала, что теперь у всей семьи большие проблемы. Радость по поводу возвращения Джулиана смешалась с печалью, вызванной неприятностями, которые обрушились на Дэвида.
Дэвид… Ребекка хотела бы, чтобы он уже уехал.
– Если вы не возражаете, – сказала Луиза, – я перекушу вместе с вами.
Они ели в полутьме, но Луиза по этому поводу ничего не сказала. В течение нескольких минут они вообще едва ли произнесли хотя бы одно слово.
– Уильям полагает, что вам следует спуститься вниз, чтобы попрощаться с ними, – наконец промолвила Луиза.
– Нет, – ответила Ребекка и отложила в сторону вилку.
– Дэвид говорил то же самое, – продолжала Луиза, – пока Уильям не убедил его, что лучше было бы последовать такому совету. Незавершенные дела оставляют нагноившуюся рану. Попрощайтесь с ним, Ребекка. Наедине. Не надо, чтобы вам кто-то мешал.
– Было бы неприлично, – возразила Ребекка, – если бы при этом не присутствовал мой муж.
– Ребекка, – сказала Луиза слегка укоризненным тоном.
«Неужели они не понимают? Нет, не понимают, как больно лишний раз демонстрировать, что после полутора лет совместной жизни с Дэвидом их семьи больше нет. Теперь надо хранить верность другому человеку – истинному мужу. Нет, конечно, они не понимают. Да и как можно понять? Это просто не укладывается в сознании».
– Но нам ведь совершенно нечего сказать друг другу, – попыталась объяснить Ребекка.
– Можно, вероятно, просто найти одно-два ласковых слова, – возразила Луиза. – Вы не хотите вспомнить, что с того момента, как два дня назад вы вошли в библиотеку, вы не перемолвились с Дэвидом ни единым словом.
Хоть бы они поскорее уехали. Она желает остаться с Джулианом. Она хочет возобновить свой прежний брак и забыть ушедшие годы. Нет, это желание просто смехотворно. Забыть Чарльза?.. Забыть Дэвида?
– Хорошо, я согласна, – сказала Ребекка. – Но где?.. Только не в библиотеке и не здесь.
– В гостиной горит камин, – ответила Луиза. – Спустимся вниз вместе со мной, а потом я пойду разыщу Дэвида и пошлю его к вам.
Гостиная была неуютно большой и пустой, к тому же, несмотря на камин, прохладной комнатой. Ребекка стояла, уставившись на пламя камина в ожидании. Она боролась с желанием спастись, сбежать из комнаты прежде, чем будет слишком поздно. Луиза, однако, права. Попрощаться все же надо.
И все-таки, когда дверь позади нее открылась и тихо затворилась, ей потребовалась вся выдержка, которой она училась долгие годы, чтобы хладнокровно обернуться и посмотреть в сторону двери. Ребекка была не в силах взглянуть прямо на Дэвида.
– Кучеру дали указание отвезти тебя на вокзал? – спросила она.
– Да. – Она заметила, что Дэвид не стал проходить в глубь комнаты.
– Надеюсь, что поезд не опоздает, – сказала она. – Так нудно ждать на перронах, особенно зимой. Да и Чарльз в таких условиях становится неугомонным.
– Я позабочусь, чтобы экипаж не уезжал до прихода поезда, – ответил он.
– Да, – сказала она. – Это было бы разумно. Чарльз сегодня утром пребывал в приподнятом настроении. Ему будет недоставать Кэти.
– Да.
О чем можно еще побеседовать? Они должны поговорить о чем-то другом, ведь они столько могут сказать друг другу. Ребекка упорно пыталась найти еще какие-нибудь слова.
Дэвид приблизился к ней.
– Ребекка, – сказал он, – я знаю, что тебе трудно. Ты по отношению ко мне была хорошей и верной женой. У тебя в Стэдвелле остались друзья, которых тебе будет недоставать. К тому же есть Чарльз… – Он проглотил комок в горле. – Но я знаю, что чудо возвращения Джулиана наполнило твое сердце беспредельной радостью. Он всегда был и остается твоей любовью. Как только минует трудный момент, тебя увлечет это чудо. Не беспокойся обо мне. Я буду счастлив от убеждения, что ты счастлива.
Ее взгляд наконец остановился на лице Дэвида. Оно было бледным, спокойным, строгим. Лишь в его глазах можно было заметить нечто иное.
– Я счастлива узнать, что ты не убил его, – сказала она. – Это хорошо для вас обоих.
– Да.
И опять не о чем говорить… Ребекка разглядывала сейчас его воротник, аккуратный галстук-самовяз с двумя свободными концами…
– Ну что же, – сказал Дэвид, – нам теперь уместнее просто попрощаться, Ребекка. Я сказал няне Чарльза, чтобы она каждую неделю посылала тебе весточку о нем. До свидания.
Руку он ей не протянул.
– До свидания. – Она наблюдала за тем, как он повернулся и направился через комнату к двери. И в этот момент ее охватила небывалая паника.
– Дэвид!..
Он оглянулся через плечо, а рука его уже была на ручке двери.
Ребекке захотелось уехать вместе с ним. Захотелось этого больше всего на свете. В течение какого-то мгновения, пронизанного столь неразумными желаниями, она мечтала вытравить из своей жизни последние несколько дней и вновь вернуться к нормальному существованию, мечтала вернуться в свою прежнюю жизнь вместе с Дэвидом и Чарльзом. В Стэдвелл… Домой… Но Ребекка погасила в себе этот порыв. Ведь они просто прощаются. Прошлого не вернешь.
– Нет, ничего, – неуверенно произнесла она. Но потом о чем-то задумалась. Повернула на пальце обручальное кольцо и сняла его. Затем безмолвно протянула кольцо Дэвиду.
Ей показалось, что Дэвид не собирается брать кольцо. Он смотрел на него бесконечно долгие мгновения, прежде чем преодолеть расстояние между ними и взять кольцо из ее протянутой руки. Пальцами в эту секунду они не соприкоснулись.
– Желаю благополучной поездки, – произнесла она. – Буду молиться за тебя и Чарльза.
– Да, – прошептал он.
И ушел.
Ребекка осталась стоять на прежнем месте. Она стиснула свои похолодевшие ладони, а ее спину обжигал огонь в камине. Она сознательно старалась не прикасаться к лишившемуся кольца безымянному пальцу и не смотреть на него. Она простояла так очень долго, пока к ней не пришел Джулиан.
* * *
После отъезда Дэвида с сыном стало намного легче. Граф часто оставался один у себя в кабинете, ссылаясь на занятость. Ребекке приходилось сознательно избегать его, чтобы не обратиться с просьбой вернуть обручальное кольцо Джулиана. Луиза проводила много времени с Кэти или выполняла свои многочисленные обязанности в доме и за его пределами. Ребекка получила возможность большую часть времени видеться с Джулианом.
Целую неделю она только и делала, что радовалась его возвращению. Почти каждую минуту бодрствования они бывали вместе, беседовали, смеясь, предаваясь воспоминаниям. Джулиан рассказывал ей о России. Это были безудержно веселые, легкомысленные истории, которые заставили Ребекку почти поверить, что никакой неволи у него вообще не было. О своей жизни после разлуки с ним она ничего ему не рассказывала. Правда, ей и раньше лучше удавалась роль слушателя, нежели рассказчика. Поскольку с Джулианом дело обстояло как раз наоборот, они отлично подходили друг другу.
Они совершали прогулки, хорошо укутавшись по причине прохладной погоды, хотя в некоторые более мягкие и солнечные дни уже чувствовалось приближение ранней весны. Они совершали верховые прогулки или поездки в экипаже. Иногда проводили время в гостиной или в оранжерее. Но что они делали или куда ходили, никакого значения не имело. Важно было лишь то, что Джулиан жив, что они опять вместе.
И то, что она любит его.
В эти дни Ребекка просто не отводила от него глаз. Его светлые волнистые волосы, серые глаза, в уголках которых от смеха собирались морщинки, широкая, добродушная белозубая улыбка, беззаботный смех, его обаяние – все это вновь возвращало Ребекку к тому, что ей было так хорошо знакомо в прошлом. Когда никого не было рядом, они постоянно прикасались друг к другу. Они обнимались и целовались.
С ними случилось лишь одно недоразумение.
В тот вечер, когда Дэвид и Чарльз уехали, Ребекка стояла в своей спальне перед горящим камином. Она рассеянно расчесывала волосы, невидящим взглядом смотрела на пламя, пытаясь не задумываться о том, что происходит сейчас в Стэдвелле, не думать вообще ни о чем.
И в этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Джулиан. Он был в халате, надетом поверх рубашки.
Сейчас, когда Дэвид уехал, Ребекка в какой-то степени ожидала прихода Джулиана. Он ее муж и провел без нее целых четыре года. Раньше он всегда приходил к ней очень часто, почти каждую ночь.
«Я его жена», – подумала Ребекка. Она ему улыбнулась и отложила щетку в сторону.
Ребекка обняла Джулиана, когда он ее поцеловал. Она ощутила прилив нежности. Это было отнюдь не так плохо. Она всегда любила целоваться. Она любит Джулиана. И кроме всего прочего, это ее долг.
– М-м, Бекка, – пробормотал Джулиан, опустив голову, чтобы потереться о ее шею. – Ты, любовь моя, такая горячая. Давай ляжем.
Она позволила ему подвести себя к кровати и села на ее край, а он стал снимать с нее пеньюар. Ребекка легла бы на подушку и подняла бы свою рубашку, но… Она отчетливо вспомнила, как это делал Дэвид – почти точно так же.
Но она принадлежит Дэвиду. Только Дэвид имеет право… А это посторонний человек. Джулиан – посторонний человек?
Она была не в силах лечь.
– Джулиан, – прошептала она. – Я не могу.
Он опустился перед ней на колени, раздвинул ее колени, чтобы вплотную придвинуться, и стал наклонять ее голову для поцелуя.
– Нет, ты сможешь, – сказал он. – Ты же любишь меня. Разве это не так, Бекка?
Конечно, она любит его.
– Да, – ответила она. – Ты знаешь, что я тебя люблю, Джулиан.
– Тогда ложись, – велел он, вставая. – Если ты хочешь, то я сделаю это быстро, Бекка. Я не причиню тебе боли.
Господи… О Господи… О прошу тебя, дорогой Бог. Она легла и закрыла глаза. Но когда она почувствовала руки Джулиана на кайме ее ночной рубашки, ее охватила паника. Ребекка приподнялась и стала сопротивляться ему, как дикарка, которая поняла, что ее ожидает.
– Нет! – закричала она. – Нет!
Джулиан побледнел, потрясенный, когда она внезапно прекратила сопротивление и посмотрела на него с некоторым ужасом.
– Джулиан, прости, – сказала она. – Прошу извинить меня. Всего три дня назад я была замужем за Дэвидом. – Ребекка вспомнила, что три ночи назад тот занимался с нею любовью с присущей ему страстью. И она отвечала ему тем же. Всего три ночи назад… – Я не могу так быстро… Мне нужно время. Я очень прошу простить меня, – сказала она. Ей показалось, что сейчас от нее хотят немыслимого – измены супругу.
– Я понимаю тебя, Бекка, – довольно тяжело дыша, сказал он. – Все дело в том, что этим мы с тобой не занимались так чертовски долго. Я не учел этого. Ничего, все в порядке. И как много тебе нужно времени?
– Неделя, – ответила она. – Дай мне неделю. Давай вместе будем гулять, разговаривать. Мы снова привыкнем друг к другу, чувство какой-то неловкости исчезнет. Давай влюбимся снова.
– А разве мы когда-нибудь переставали любить друг друга? – спросил он. – Ты разлюбила меня, Бекка?
– Нет, – убежденно ответила она. – Ни на мгновение. Когда я согласилась выйти замуж за Дэвида, то мы оба понимали, что я никогда не смогу его полюбить. Ни его, ни вообще какого-либо другого мужчину. Мы оба исходили из того, что я всегда буду любить только тебя.
Он прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони.
– Ты так красива, Бекка, – сказал он. – Итак, одна неделя. Но ни секундой дольше. Ты не можешь понять, насколько это тяжело. У женщин это, конечно, по-другому, но мужчины испытывают потребности, удовлетворение которых трудно отложить даже на неделю.
– Я знаю, – печально произнесла Ребекка. А ведь Дэвида она всегда хотела так же, как и он ее. – Спасибо, Джулиан. Мне так жаль. – Она повернула голову и поцеловала его руку. – Я люблю тебя. Я люблю тебя до боли.
– Спокойной ночи, Бекка, – сказал он и вышел из комнаты.
Ребекка еще долго сидела на краю кровати. Она переживала сейчас какой-то душевный надлом. Она знала, что разочаровала Джулиана. И впервые в жизни не исполнила своей главной супружеской обязанности: отказалась удовлетворить желание своего мужа. Но она не могла поступить иначе. Она не могла разрешить Джулиану вторгнуться в ее тело.
Ее тело принадлежит Дэвиду.
Она закрыла лицо руками. Но ведь ее тело принадлежит и Джулиану. Джулиан – ее муж. У нее остается неделя, чтобы и разум, и тело привыкли к этому факту. Конечно, труда это не составит. Ведь она любит Джулиана.
И всю неделю после отъезда Дэвида и Чарльза Ребекка каждую минуту своего бодрствования проводила с чувством любви к мужу, привыкая к новому условию своей жизни, готовясь к той ночи, когда он снова по-настоящему станет ее супругом.
Она схватила его, розовощекого и синеглазого, в свои объятия. Няня сказала, что после полудня Чарльз еще не дремал. Он отказался пойти спать. И Ребекка раздела его, сменила подгузник и укачала на руках, хотя в этом не было нужды уже пару месяцев – с тех самых пор, как она отлучила его от груди. Ребекка поцеловала пухленькую ручку сына, которую тот протянул к ее лицу, и долго наблюдала, как он моргает. Наконец он закрыл глазки. А потом она уложила его в кроватку, и сердце ее разрывалось от любви и печали.
Все это происходило предыдущим вечером. А сегодня она пришла к нему поздно утром, чтобы сказать «прощай», хотя была не в силах даже мысленно произнести это слово.
Теперь все было совсем не так, как вчера. Чарльз проспал всю ночь и проснулся позже обычного. Он был полон энергии и решительно ползал за ковыляющей Кэти, сражаясь с девочкой за каждую ее игрушку. Чарльз широко улыбнулся матери, когда она вошла в детскую комнату. Ребекка подхватила его на руки и стала подбрасывать. Чарльз лишь беспомощно ворковал. Он занят важным делом – добывает игрушки, ему сейчас не до мамы.
И когда Ребекка наконец в последний раз прижала к себе Чарльза, сердце ее разрывалось, а сын лишь громко возражал против того, что она оторвала его от игры, и, извиваясь, старался вырваться на свободу.
Она опустила его на пол. Теперь ее руки пусты, и пусто на сердце.
– Прощай, любимый мой, – нежно сказала она любуясь сыном. Чарльз, однако, простодушно и громко смеялся, когда Кэти колотила его тряпичной куклой по голове.
Дэвид с сыном должны были успеть на ранний предполуденный поезд, которым возвращались в Стэдвелл. Ребекка это знала. Она решила, что до их отъезда из дома не покинет своей комнаты. Она даже задернула на окнах шторы, чтобы не смотреть на готовящийся отправиться в путь экипаж. Как только они уедут, все само собой наладится…
Нет, она не настолько наивна, чтобы верить в это. Но с их отъездом все-таки будет намного легче. Будет проще смириться с реальностью. Как только они покинут дом графа, она сможет полностью сосредоточиться на своей любви к Джулиану и посвятить все силы возрождению своего истинного брака.
Она хотела бы, чтобы время бежало быстрее.
* * *
Луиза вошла в комнату Ребекки вслед за горничной, которая принесла поднос с завтраком. Луиза несколько напряженно улыбнулась Ребекке. Ребекка подумала, что теперь у всей семьи большие проблемы. Радость по поводу возвращения Джулиана смешалась с печалью, вызванной неприятностями, которые обрушились на Дэвида.
Дэвид… Ребекка хотела бы, чтобы он уже уехал.
– Если вы не возражаете, – сказала Луиза, – я перекушу вместе с вами.
Они ели в полутьме, но Луиза по этому поводу ничего не сказала. В течение нескольких минут они вообще едва ли произнесли хотя бы одно слово.
– Уильям полагает, что вам следует спуститься вниз, чтобы попрощаться с ними, – наконец промолвила Луиза.
– Нет, – ответила Ребекка и отложила в сторону вилку.
– Дэвид говорил то же самое, – продолжала Луиза, – пока Уильям не убедил его, что лучше было бы последовать такому совету. Незавершенные дела оставляют нагноившуюся рану. Попрощайтесь с ним, Ребекка. Наедине. Не надо, чтобы вам кто-то мешал.
– Было бы неприлично, – возразила Ребекка, – если бы при этом не присутствовал мой муж.
– Ребекка, – сказала Луиза слегка укоризненным тоном.
«Неужели они не понимают? Нет, не понимают, как больно лишний раз демонстрировать, что после полутора лет совместной жизни с Дэвидом их семьи больше нет. Теперь надо хранить верность другому человеку – истинному мужу. Нет, конечно, они не понимают. Да и как можно понять? Это просто не укладывается в сознании».
– Но нам ведь совершенно нечего сказать друг другу, – попыталась объяснить Ребекка.
– Можно, вероятно, просто найти одно-два ласковых слова, – возразила Луиза. – Вы не хотите вспомнить, что с того момента, как два дня назад вы вошли в библиотеку, вы не перемолвились с Дэвидом ни единым словом.
Хоть бы они поскорее уехали. Она желает остаться с Джулианом. Она хочет возобновить свой прежний брак и забыть ушедшие годы. Нет, это желание просто смехотворно. Забыть Чарльза?.. Забыть Дэвида?
– Хорошо, я согласна, – сказала Ребекка. – Но где?.. Только не в библиотеке и не здесь.
– В гостиной горит камин, – ответила Луиза. – Спустимся вниз вместе со мной, а потом я пойду разыщу Дэвида и пошлю его к вам.
Гостиная была неуютно большой и пустой, к тому же, несмотря на камин, прохладной комнатой. Ребекка стояла, уставившись на пламя камина в ожидании. Она боролась с желанием спастись, сбежать из комнаты прежде, чем будет слишком поздно. Луиза, однако, права. Попрощаться все же надо.
И все-таки, когда дверь позади нее открылась и тихо затворилась, ей потребовалась вся выдержка, которой она училась долгие годы, чтобы хладнокровно обернуться и посмотреть в сторону двери. Ребекка была не в силах взглянуть прямо на Дэвида.
– Кучеру дали указание отвезти тебя на вокзал? – спросила она.
– Да. – Она заметила, что Дэвид не стал проходить в глубь комнаты.
– Надеюсь, что поезд не опоздает, – сказала она. – Так нудно ждать на перронах, особенно зимой. Да и Чарльз в таких условиях становится неугомонным.
– Я позабочусь, чтобы экипаж не уезжал до прихода поезда, – ответил он.
– Да, – сказала она. – Это было бы разумно. Чарльз сегодня утром пребывал в приподнятом настроении. Ему будет недоставать Кэти.
– Да.
О чем можно еще побеседовать? Они должны поговорить о чем-то другом, ведь они столько могут сказать друг другу. Ребекка упорно пыталась найти еще какие-нибудь слова.
Дэвид приблизился к ней.
– Ребекка, – сказал он, – я знаю, что тебе трудно. Ты по отношению ко мне была хорошей и верной женой. У тебя в Стэдвелле остались друзья, которых тебе будет недоставать. К тому же есть Чарльз… – Он проглотил комок в горле. – Но я знаю, что чудо возвращения Джулиана наполнило твое сердце беспредельной радостью. Он всегда был и остается твоей любовью. Как только минует трудный момент, тебя увлечет это чудо. Не беспокойся обо мне. Я буду счастлив от убеждения, что ты счастлива.
Ее взгляд наконец остановился на лице Дэвида. Оно было бледным, спокойным, строгим. Лишь в его глазах можно было заметить нечто иное.
– Я счастлива узнать, что ты не убил его, – сказала она. – Это хорошо для вас обоих.
– Да.
И опять не о чем говорить… Ребекка разглядывала сейчас его воротник, аккуратный галстук-самовяз с двумя свободными концами…
– Ну что же, – сказал Дэвид, – нам теперь уместнее просто попрощаться, Ребекка. Я сказал няне Чарльза, чтобы она каждую неделю посылала тебе весточку о нем. До свидания.
Руку он ей не протянул.
– До свидания. – Она наблюдала за тем, как он повернулся и направился через комнату к двери. И в этот момент ее охватила небывалая паника.
– Дэвид!..
Он оглянулся через плечо, а рука его уже была на ручке двери.
Ребекке захотелось уехать вместе с ним. Захотелось этого больше всего на свете. В течение какого-то мгновения, пронизанного столь неразумными желаниями, она мечтала вытравить из своей жизни последние несколько дней и вновь вернуться к нормальному существованию, мечтала вернуться в свою прежнюю жизнь вместе с Дэвидом и Чарльзом. В Стэдвелл… Домой… Но Ребекка погасила в себе этот порыв. Ведь они просто прощаются. Прошлого не вернешь.
– Нет, ничего, – неуверенно произнесла она. Но потом о чем-то задумалась. Повернула на пальце обручальное кольцо и сняла его. Затем безмолвно протянула кольцо Дэвиду.
Ей показалось, что Дэвид не собирается брать кольцо. Он смотрел на него бесконечно долгие мгновения, прежде чем преодолеть расстояние между ними и взять кольцо из ее протянутой руки. Пальцами в эту секунду они не соприкоснулись.
– Желаю благополучной поездки, – произнесла она. – Буду молиться за тебя и Чарльза.
– Да, – прошептал он.
И ушел.
Ребекка осталась стоять на прежнем месте. Она стиснула свои похолодевшие ладони, а ее спину обжигал огонь в камине. Она сознательно старалась не прикасаться к лишившемуся кольца безымянному пальцу и не смотреть на него. Она простояла так очень долго, пока к ней не пришел Джулиан.
* * *
После отъезда Дэвида с сыном стало намного легче. Граф часто оставался один у себя в кабинете, ссылаясь на занятость. Ребекке приходилось сознательно избегать его, чтобы не обратиться с просьбой вернуть обручальное кольцо Джулиана. Луиза проводила много времени с Кэти или выполняла свои многочисленные обязанности в доме и за его пределами. Ребекка получила возможность большую часть времени видеться с Джулианом.
Целую неделю она только и делала, что радовалась его возвращению. Почти каждую минуту бодрствования они бывали вместе, беседовали, смеясь, предаваясь воспоминаниям. Джулиан рассказывал ей о России. Это были безудержно веселые, легкомысленные истории, которые заставили Ребекку почти поверить, что никакой неволи у него вообще не было. О своей жизни после разлуки с ним она ничего ему не рассказывала. Правда, ей и раньше лучше удавалась роль слушателя, нежели рассказчика. Поскольку с Джулианом дело обстояло как раз наоборот, они отлично подходили друг другу.
Они совершали прогулки, хорошо укутавшись по причине прохладной погоды, хотя в некоторые более мягкие и солнечные дни уже чувствовалось приближение ранней весны. Они совершали верховые прогулки или поездки в экипаже. Иногда проводили время в гостиной или в оранжерее. Но что они делали или куда ходили, никакого значения не имело. Важно было лишь то, что Джулиан жив, что они опять вместе.
И то, что она любит его.
В эти дни Ребекка просто не отводила от него глаз. Его светлые волнистые волосы, серые глаза, в уголках которых от смеха собирались морщинки, широкая, добродушная белозубая улыбка, беззаботный смех, его обаяние – все это вновь возвращало Ребекку к тому, что ей было так хорошо знакомо в прошлом. Когда никого не было рядом, они постоянно прикасались друг к другу. Они обнимались и целовались.
С ними случилось лишь одно недоразумение.
В тот вечер, когда Дэвид и Чарльз уехали, Ребекка стояла в своей спальне перед горящим камином. Она рассеянно расчесывала волосы, невидящим взглядом смотрела на пламя, пытаясь не задумываться о том, что происходит сейчас в Стэдвелле, не думать вообще ни о чем.
И в этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Джулиан. Он был в халате, надетом поверх рубашки.
Сейчас, когда Дэвид уехал, Ребекка в какой-то степени ожидала прихода Джулиана. Он ее муж и провел без нее целых четыре года. Раньше он всегда приходил к ней очень часто, почти каждую ночь.
«Я его жена», – подумала Ребекка. Она ему улыбнулась и отложила щетку в сторону.
Ребекка обняла Джулиана, когда он ее поцеловал. Она ощутила прилив нежности. Это было отнюдь не так плохо. Она всегда любила целоваться. Она любит Джулиана. И кроме всего прочего, это ее долг.
– М-м, Бекка, – пробормотал Джулиан, опустив голову, чтобы потереться о ее шею. – Ты, любовь моя, такая горячая. Давай ляжем.
Она позволила ему подвести себя к кровати и села на ее край, а он стал снимать с нее пеньюар. Ребекка легла бы на подушку и подняла бы свою рубашку, но… Она отчетливо вспомнила, как это делал Дэвид – почти точно так же.
Но она принадлежит Дэвиду. Только Дэвид имеет право… А это посторонний человек. Джулиан – посторонний человек?
Она была не в силах лечь.
– Джулиан, – прошептала она. – Я не могу.
Он опустился перед ней на колени, раздвинул ее колени, чтобы вплотную придвинуться, и стал наклонять ее голову для поцелуя.
– Нет, ты сможешь, – сказал он. – Ты же любишь меня. Разве это не так, Бекка?
Конечно, она любит его.
– Да, – ответила она. – Ты знаешь, что я тебя люблю, Джулиан.
– Тогда ложись, – велел он, вставая. – Если ты хочешь, то я сделаю это быстро, Бекка. Я не причиню тебе боли.
Господи… О Господи… О прошу тебя, дорогой Бог. Она легла и закрыла глаза. Но когда она почувствовала руки Джулиана на кайме ее ночной рубашки, ее охватила паника. Ребекка приподнялась и стала сопротивляться ему, как дикарка, которая поняла, что ее ожидает.
– Нет! – закричала она. – Нет!
Джулиан побледнел, потрясенный, когда она внезапно прекратила сопротивление и посмотрела на него с некоторым ужасом.
– Джулиан, прости, – сказала она. – Прошу извинить меня. Всего три дня назад я была замужем за Дэвидом. – Ребекка вспомнила, что три ночи назад тот занимался с нею любовью с присущей ему страстью. И она отвечала ему тем же. Всего три ночи назад… – Я не могу так быстро… Мне нужно время. Я очень прошу простить меня, – сказала она. Ей показалось, что сейчас от нее хотят немыслимого – измены супругу.
– Я понимаю тебя, Бекка, – довольно тяжело дыша, сказал он. – Все дело в том, что этим мы с тобой не занимались так чертовски долго. Я не учел этого. Ничего, все в порядке. И как много тебе нужно времени?
– Неделя, – ответила она. – Дай мне неделю. Давай вместе будем гулять, разговаривать. Мы снова привыкнем друг к другу, чувство какой-то неловкости исчезнет. Давай влюбимся снова.
– А разве мы когда-нибудь переставали любить друг друга? – спросил он. – Ты разлюбила меня, Бекка?
– Нет, – убежденно ответила она. – Ни на мгновение. Когда я согласилась выйти замуж за Дэвида, то мы оба понимали, что я никогда не смогу его полюбить. Ни его, ни вообще какого-либо другого мужчину. Мы оба исходили из того, что я всегда буду любить только тебя.
Он прикоснулся к ее щеке тыльной стороной ладони.
– Ты так красива, Бекка, – сказал он. – Итак, одна неделя. Но ни секундой дольше. Ты не можешь понять, насколько это тяжело. У женщин это, конечно, по-другому, но мужчины испытывают потребности, удовлетворение которых трудно отложить даже на неделю.
– Я знаю, – печально произнесла Ребекка. А ведь Дэвида она всегда хотела так же, как и он ее. – Спасибо, Джулиан. Мне так жаль. – Она повернула голову и поцеловала его руку. – Я люблю тебя. Я люблю тебя до боли.
– Спокойной ночи, Бекка, – сказал он и вышел из комнаты.
Ребекка еще долго сидела на краю кровати. Она переживала сейчас какой-то душевный надлом. Она знала, что разочаровала Джулиана. И впервые в жизни не исполнила своей главной супружеской обязанности: отказалась удовлетворить желание своего мужа. Но она не могла поступить иначе. Она не могла разрешить Джулиану вторгнуться в ее тело.
Ее тело принадлежит Дэвиду.
Она закрыла лицо руками. Но ведь ее тело принадлежит и Джулиану. Джулиан – ее муж. У нее остается неделя, чтобы и разум, и тело привыкли к этому факту. Конечно, труда это не составит. Ведь она любит Джулиана.
И всю неделю после отъезда Дэвида и Чарльза Ребекка каждую минуту своего бодрствования проводила с чувством любви к мужу, привыкая к новому условию своей жизни, готовясь к той ночи, когда он снова по-настоящему станет ее супругом.