Страница:
– У кого это «у нас»? – вмешался Индра. – У ашвинов или у бхригов?
Молодой ашвин понял, что промахнулся. Роль властителя пространства давалась ему трудно. Индра подумал, что зря он отнял этот уголёк душевной памяти у самого младшего из колесничих. Человек вспомнил нечто родное, своё, а он… Хорошо, когда есть что вспоминать.
Дасра насупился. Чужое равнодушие, неузнаваемая жизнь, новые земли – вот что теперь стало его родиной. Индра был прав. Только всё это трудно сходилось с душой. Может быть, не сразу. Но Индра был прав. Душе арийца не пристало маяться сладким покоем домашней родины. Потому что, если позволить душе такое наслаждение, она, родина, становится всё меньше и меньше, сжимая не только своё жизненное пространство, но и твою душу.
Любопытство нишадов сильно отдавало равнодушием. Они бесчувственно смотрели на колесницы, лениво обмениваясь двумя-тремя словами из котла своих вялых впечатлений.
«Интересно, что бы могло их удивить?» – подумал Индра. Его колесница ехала первой. Ашвинам приходилось дышать её пылью. Улицы деревни оказались слишком узки, и колесницы подпирали друг друга.
– Вот там живёт их вождь, – указал Пипру.
Индра повернул коней вдоль пожелтевшей стены сухолистника. За кустами встала ограда из плоских камней. Тропинка свернула в не глубокую, но тенистую аллею, что и привела заезжих к дому вождя нишадов.
Невезенье началось, едва колесницы вкатились в пределы этого поселения. Во-первых, у Насатьи сломалась ступица правого колеса. Колесо вышибло с оси, и ашвин впервые оказался на всём ходу под лошадиными копытами. Во-вторых, хозяина не оказалось дома. Его не было уже два дня, и о том, где он, никто не мог сказать ничего вразумительного.
У арийцев кончилась еда, но гостеприимством, видимо, нишады не отличались. На все вопросы о пополнении путниками провианта они отвечали жестами отказа.
Нишады вообще старались побыстрее убраться с улицы, едва приезжие заводили с ними разговор. Речь жителей деревни напоминала язык арийцев, но колесничие не могли с ясностью для ума разобрать услышанное. Объяснялся с нишадами Пипру. Короткие и быстрые фразы здешнего народа напоминали птичий вор-кот. Даса умело подражал ему ломая язык.
– Что это всё значит? – раздражённо спросил Индра у проводника. Пипру только пожал плечами.
Ждать было бесполезно. Хлопотливых и неразговорчивых матрий присутствие арийцев заметно раздражало. Женщины обменялись с Пипру парой щебетливых фраз и больше не смотрели в сторону гостей.
– Они говорят, что хозяин вернётся не скоро.
– Значит, они знают, где он? – заподозрил Индра.
Пипру снова спросил у сердитых хлопотуш о вожде. Кшатрий разобрал его слова.
– Не, – отозвалась одна из них, – о не ска. Че дру зна, я не.
Пипру посмотрел на кшатрия. Индра понял без перевода.
Работа заняла полночи. Когда дело было закончено и колесо встало на своё место, арийцы, валясь от усталости, запрягли коней. Спать им в эту ночь не пришлось.
А Пипру спал. Свернувшись клубком, в глубокой тени акации.
– Может, оставим его здесь? Какой от него толк? – спросил Дасра.
Индра нехотя посмотрел на притихшего в своём блаженстве проводника.
– С нами поедет, – твердо сказал воин. Сказал, возможно, только для того, чтобы не подбирать чужих подсказок. Особенно от ашвинов, которые пока не замечали разницы между собой и Индрой.
– Эй! – крикнул воин, подойдя к спящему. – В дорогу!
Колесницы выкатились из деревни, тревожа жёлтую муть предрассветного часа. Густую, как больное дыхание старика. Внизу, за холмами, пахло море. Сырым теплом. Оно шуршало мягкой волной по каменной россыпи берега, и глубокий мрак встал над размытыми далями, что обрывали море в никуда.
– Как много воды! – зачарованно проговорил Индра.
– Она непригодна для питья, – равнодушно отозвался даса.
– Почему?
– Горькая. Очень противная на вкус.
– Странно. Кто ж её испортил?
– Может быть, то чудовище?
– Ты же говоришь, что его никто не видел?
– Да. В общем, болтают разное, но скорее всего это байки, – заключил Пипру, поёжившись и шмыгнув носом. – Чудовища нужны для того, чтобы оправдать существование героев. Он вдруг подумал об Индре, о его героических потугах, и потому сказанные слова прищемили дасе язык, но Индра, кажется, ничего не заметил.
– Всё! – крикнул Индра ашвинам. – Нужно поспать хоть немного. Я уже не разбираю пути.
– А я не хочу спать, – попробовал возразить измождённый Дасра.
– Тогда охоться – видишь, сколько здесь птичьих гнёзд, – посоветовал кшатрий.
Насатья согласился с Индрой.
Коней распрягать не стали. Остановка намечалась кратковременная. Только чтобы восполнить силы. Сном. На еду Индра не надеялся.
Дасра осмотрел рощу и подумал, что лучше бы он согласился спать.
– Послушай, Пипру! – воззвал воин к маявшемуся без дела проводнику. – Помоги-ка нашему молодому землепроходцу раздобыть еду. Пока мы с Насатьей утолим потребность в сне.
Даса, взбодрённый появившимся делом, значительным и важным, позволявшим доказать его полезность, с надеждой взглянул на молодого ашвина. Однако лицо Дасры вовсе не излучало ответной радости.
Индра не стал наблюдать приготовлений к охоте. Он взял жух и отправился подыскать себе залёжку где-нибудь подальше от недовольства молодого ашвина.
Роща просвечивала сухим боком холма. Деревьев в ней было мало, да и те, что были, покоя глазу не внушали. Их тяжкая борьба за жизнь исказила красоту и совершенство этой породы зелёного живья. Всегда трудно предаваться покою и беззаботности в компании умирающих страдальцев.
Воин сбросил на землю тяжёлый плащ и, не особенно заботясь об уюте, шмыгнул в его объятия. Под первым же попавшимся кустом.
Должно быть, Индра спал. Во всяком случае, ему так казалось. Только что-то всё время мешало ему потеряться во власти покоя, заглянув за пазуху собственного сознания.
Сперва было жарко. Очень жарко. В душном, запаренном плаще. Потом, когда Индра высвободил себя из его плена, воин подумал, что уже пора ехать. Эта мысль долго мешала ему спать. Стучалась в голову, тревожа её чувством долга. Наконец, когда он уже свыкся с ней, вкусив убедительности ответного аргумента «пропади всё пропадом!», кто-то навязчивый влез Индре в сон и принялся вслух обсуждать воина.
Индра перевернулся на другой бок, но этот «кто-то» не пропал, вопреки логике спанья, а, напротив, обнаружил своё новое лицо.
Наконец кшатрий не выдержал и проснулся. Жестоко и окончательно. Первое же, что проступило в его воспалённых глазах, делало навязчивое видение сущей реальностью.
Их было двое: юноша и его подруга. Совсем ещё юная дочь этих диких степей. Удивительное внешнее сходство безошибочно указывало на близкое родство молодых людей.
Пришельцы разглядывали Индру так, что это стало вызывать у него тревогу за собственную внешность. Он ощупал лицо и спросил:
– Вы кто?
Они не ответили. Юноша повернулся и коротким жестом позвал сестру за собой.
– Эй, вы кто?! – настойчиво повторил воин, поднимаясь на ноги. Должно быть, его решительность и суровый вид, в котором сказывались бессонная ночь и не менее бессонное утро, заставили молодых людей отнестись более уважительно к этому вопросу.
Юноша с достоинством, хотя и с угадываемой душевной тревогой, шагнул навстречу кшатрию.
– Я – Нами, а она – моя сестра Намати.
Выговор молодого человека указывал на то, что он не нишада.
– Какому народу ты принадлежишь? – снова спросил Индра.
– Дану.
Индра ничего не слышал о таком народе, но решил, что это, вероятно, демоны. Брат и сестра не были похожи на арийцев, хотя правильные линии и красивые черты лица указывали на их благородное происхождение. Только другое.
Индра не знал, стоит ли ему соглашаться с подобным наблюдением. С тем, что, помимо самих «благородных», могут существовать и другие благородные. В отличие от Пипру, полностью подтверждавшего своей внешностью мнение Дадхъянча о «кривой ветке», эти двое были правильны и красивы. Откровенно красивы. Хотя и не являлись арийцами. Индра подумал, что разберётся как-нибудь на досуге с таким явлением.
– Послушайте, – начал кшатрий, – я разыскиваю в этом месте.., – тут он запнулся, раздумывая, как ему лучше объяснить, что такое колесница, —… я разыскиваю…
– Он что-то потерял, – пояснил Нами сестре. Индра понял, что растолковать предмет поиска ничуть не проще, чем его обнаружить.
– То, что плавает по воде, – заявил воин.
Брат и сестра переглянулись. Посмотрели на Индру. Намати испытывающе оценивала услышанное. В её больших зелёных глазах застыло чувство, среднее между удивлением и растерянностью. «Как она красива!» – невольно подумал Индра, вглядываясь в хрупкое личико юной де-моницы.
– Ладно, – он махнул рукой, собрал плащ и отправился к ашвинам.
– Может быть, ему нужна лодка? – предположила девушка.
– Лодка! Ну конечно, – обрадовался Нами.
Индра обернулся:
– Что такое лодка?
– То, что плавает по воде. У нашего брата есть лодка.
– Наш брат – воин, – гордо сказала Намати. – Великий воин.
Индра хмыкнул. Дружелюбно, незлобливо.
– А можно увидеть его это… лодку?
– Конечно, – простодушно пообещал юноша. Его поспешность вызвала у Намати тихий протест.
– Послушай, ты не можешь так говорить, – возразила она брату, – разве Намучи позволял тебе приводить чужих?
– Я не причиню вам зла, – пообещал Индра.
– Это не так-то просто сделать, – улыбнулся юноша. – Наш брат Намучи – великий воин!
– Да, я это уже слышал. Но я не причиню вам зла по другой причине.
– По какой причине? – подняв наивные глаза, спросил Нами.
– У меня нет для этого основания, – устало пояснил кшатрий.
– Он не верит, что Намучи – великий воин, – прошипела девушка брату.
– Ты не веришь, что Намучи – великий воин?! – спросил молодой человек.
– Мне всё равно, кто он. Так что – покажете лодку или нет?
– Покажем.
– Смотри, Намучи будет ругаться! – не согласилась юная красавица.
– Я уже сам могу решать, кто мне друг, а кто – нет. И приводить мне друга к жилью или не приводить. Верно?
– Верно, – одобрил Индра, – ты уже взрослый человек. Знаешь, что является первым признаком воина?
– Что? – загорелся Нами.
– Способность принимать самостоятельные решения.
– Поняла? – обрадовался юноша.
– Смотри, Намучи будет ругаться!
Индра в сопровождении своего нового товарища вернулся к стоянке. Насатья спал, разбросав по измятым шкурам руки. Как младенец. Ни молодого ашвина, ни проводника в лагере не оказалось. Должно быть, их увлекла охота.
Воин отвязал поводья своей колесницы и вывел буланых из тени деревьев.
– Что это? – тараща глаза, спросил Нами.
Индра не ответил. Он предложил молодому дану занять место в колеснице возле себя. Нами вцепился некрепкими пальцами в поручень. Вытянув поводом конские морды, воин развернул колесницу.
– Теперь держись! – бросил он оробевшему юноше.
Тяжёлые колёса заломили землю.
– Сейчас догоним твою сестру.
Нами боялся пошевелиться. Он сжался в комок.
– Да не бойся ты. Что, разве лодка не похожа на колесницу?
– Не-е, – выдавил из себя юноша.
Индра подстегнул ходкими поводьями спины буланых. Он думал, на что похожа лодка. Если не на колесницу. И как она может бегать по воде.
Впереди, за деревьями, показалась гордо шествовавшая Намати. В полосатых промельках света и тени. Её лёгкий шаг ранил взгляд Индры. Задразнил его мужское воображение, пытавшееся угадать, что скрывала эта облегающая накидка, что несло в себе это лепное совершенство её почти прозрачного тела.
Кшатрий сдержал коней, чтобы улучить момент и проехать в широкий просвет между деревьями. Следом за девушкой. Пусть насладится видом конной упряжи. Однако деревья росли кучно, и колесница через их высыпь протиснуться не могла.
Индра подстегнул буланых, и колесница, стуча ободами колёс по окаменелым щупальцам корней, выкатила на сухой наст холма.
– И это всё? – разочарованно спросил воин. – Это и есть лодка?
Нами почувствовал, что обманул ожидания своего нового друга.
– Да, – сказал юноша обречённо.
– Но это же просто бревно!
– А что ты ожидал увидеть?
Вопрос поставил Индру в тупик. А действительно, что он ожидал здесь увидеть? Может быть, большое колесо, запряжённое рыбами? Но ведь колесо тонет. Во всяком случае, в реке. Почему же не тонет бревно?
Индра вздохнул:
– А есть что-нибудь другое? То ,что носит по воде человека?
Эх, как бы Нами сейчас хотел, чтобы по их морю плавало это «другое». Так ожидаемое пришельцем. Юноша покачал головой и сказал правду.
Индра почему-то почувствовал облегчение. Даже несмотря на поглощённые этой бесполезной дорогой силы, на время, потраченное впустую. Сознание того, что нет никакой колесницы, обставившей арийцев во власти над морем, вселило в него славное настроение. Он улыбнулся и потрепал Нами по вихрастой голове. Чем окончательно сбил с толку молодого дана.
Жилище данов представляло собой громадную каменную пещеру, напоминавшую остов грудной клетки разделанной туши быка. Пещеру, как оказалось, образовывали громадные каменные глыбы, кем-то удивительным образом прислонённые друг к другу.
Они были столь высоки и массивны, что опасения кшатрия по поводу прочности этой конструкции вызвали у Нами улыбку:
– Они здесь стоят веками. И в этой пещере всегда жило моё племя.
Индра задрал голову и оценил высоту каменных исполинов.
– Должно быть, их сделали боги, – предположил воин.
– Нет, дух Вала. Тот, кому принадлежит земля. Мои предки откупили у него эту пещеру.
– Кто это – дух Вала? – удивился Индра.
– Тот, кому принадлежит земля, – повторил юноша.
– И всё?
Молодой дану пожал плечами.
– Его тоже никто не видел, как того, кто клокочет волнами в море?
– Я же говорю: мои предки откупили у него эту пещеру. Уж они-то видели.
– Слабое утешение. Да нет, я не хотел оскорбить твоих предков, – отговорился Индра, обнаружив в юных глазах обиду. – Просто я привык доверять только собственным глазам.
– И собственным ушам?
– И собственным ушам.
– И собственному нюху?
Индра не ответил на шутливое пустословие Нами. Взгляд воина приковал невесомый, будто воздушный, силуэт его сестры, появившийся на берегу моря. Как призрак луны, выпорхнувшей до срока из густых красок небес. Призрак в обличье восхитительной девственности.
– И собственному нюху, – очарованно сказал воин, не сводя глаз с девушки.
Нами постарался не замечать взгляда пришельца.
Она ворошила хрупким шагом камушник и не различала впереди ничего для себя вдохновенного. Никаких ответных призраков. В её взгляде не было даже любопытства к новой персоне. Не то что интереса. Это почему-то больно задело воина.
– Тебя поехал искать твой товарищ. На такой страшной повозке, привязанной к двум ослам, – равнодушно сказала Намати, поравнявшись с Индрой.
– К коням, а не к ослам, – поправил её воин.
Девушка не обратила внимания на столь важное уточнение и скрылась в пещере.
– Пойдём! – позвал молодой дан, поманив кшатрия рукой.
Мрачное жерло пещеры сторожила престрашная старуха. Она перебирала кривыми пальцами россыпь костей, бубня при этом что-то себе под нос и вращая безумными глазами.
– Это – праматерь Намари. Говорят, она старше камней, из которых сложена пещера. Никто не знает, сколько ей лет.
Индра шагнул было вперёд, но Намари подняла голову и, увидев кшатрия, пронзительно закричала. Индра оцепенел.
– Он пришёл! – кричала старуха, протягивая к воину высохшие руки. – Он пришёл, чтобы кровью воина обагрился рассвет!
– Не обращай внимания, – сказал Нами, увлекая Индру за собой. – В её предсказаниях больше безумия, чем открытий.
– Не смей так говорить о праматери! – возмутилась его сестра, внезапно появившаяся из темноты.
Юноша скорчил ей рожу:
– Как мне надоели твои поучения!
– Кто из вас старше? – поинтересовался Индра, обходя неугомонную праматерь.
– Я, – загордился Нами, – на год. После отца и Намучи я самый старший в роду. Если, конечно, не считать Намари и мать.
– Это верно, зачем считать женщин? – улыбнулся воин. – Ты согласна, Намати?
Девушка гневно отвернулась.
– Кто тут не считается с моей матерью? – послышалось снаружи.
– Берегись, воин! Берегись, воин! – заверещала старуха, взывая к новому персонажу семейного клана данов.
Солнце светило ему в спину, отчего лицо идущего съедала серая тень.
– Я – Намучи, сын Нама Рыжего, из рода данов. Как твоё имя, пришелец?
– Индра, сын Гарджи из клана марутов.
– Что ты ищешь в наших краях? – снова спросил Намучи, чувствовавший себя здесь хозяином. Он развязал длинный и нескладный меховик со стоячим ворсом, совершенно неуместный в жару, и кинул его на землю.
– Слышали мы, что кто-то плавает по морю, придумав такую себе хитрость, что его вода держит, – заговорил Индра, – потому я и здесь.
– Какая же хитрость в лодке? – спросил старший из детей пещеры.
Намати высокомерно хмыкнула. Ей, видимо, понравились слова брата.
– Верно, в лодке хитрости нет. Нельзя верить слухам. Разве могли бы вы придумать что-нибудь, кроме бревна? – улыбнувшись девушке, сказал Индра.
Намучи ничего не ответил. Он уселся возле котла и запустил в него лапу.
Индра сглотнул голодную слюну. Поняв, что делать в пещере больше нечего, кшатрий повернулся к свету и шагнул прочь.
– Это твоя повозка стоит у входа? – не глядя на пришельца, спросил Намучи. О том, что было и так очевидно. – Как тебе удалось заставить лошадей повиноваться?
– Это было не самым трудным делом.
– Подожди! – властно крикнул Намучи. – Подожди. Ты что, так вот и уйдёшь?
– Меня больше ничего здесь не держит.
Намучи продолжал шамкать уловом, добытым из котла. Под обожаемые взгляды сестры.
– Да-а, – просопел он, раскусывая костяной обрубок. – Что здесь может держать? Мы живём в такой глухомани. Впереди – море, сзади – степь, полдня пути до нишадов, одни и те же рожи. Что здесь может держать? Но вот появляется какой-то лошадник, разглядывает нас, как украшение, обзывает дураками и собирается преспокойно улизнуть.
Он замолчал, и в пещере воцарилась нервная тишина. В ожидании дальнейшего поворота дела.
Намучи внезапно обернулся и запустил в Индру кость.
– Ты можешь считать нас дураками, – заорал дан, – потому что мы плаваем на бревне! Да, мы плаваем на бревне. Может быть, мы не умеем приручать лошадей. Но даны способны проучать нахалов!
Он поднялся с земли и испытывающе посмотрел Индре в глаза.
Кшатрия мало впечатлил этот выпад.
– И что дальше? – спокойно спросил Индра.
– Дальше? – Намучи оскалился и скривил руки какими-то нелепыми жестами. Индра осторожно посмотрел на юную красавицу. Она была в восторге. Должно быть, Намати уже приходилось видеть что-то подобное. Девушка держалась на безопасном расстоянии и с явным удовольствием наблюдала за злобными дурачествами старшего брата.
– Дальше? – переспросил Намучи. – Уж не таит ли угрозу твой вопрос?
От глаз Индры не скрылось, как рука бузотёра скользнула по бедру. К чехлу ножа. Кшатрий и не пошевелился.
Намучи сделал ещё шаг. Пяля глаза и неестественно улыбаясь. Теперь противников разделял только выпад. Один стремительный удар в длину руки. Намучи впился взглядом в глаза чужака. «Значит, будет атаковать», – уверился Индра.
Кшатрий открыл сердце, отпустил руки и прогнал голову. Из боя, потому что бой уже начался. Бой всегда начинается задолго до первого удара, и только простак и неумеха выслеживает его глазами по внешним признакам агрессии. Желаемое и произведённое – неразделимы.
Всякий собирающий агрессию по рукам противника рискует снова и снова оказаться мишенью. Ибо руки – всего лишь посыльные головы, и потому атаковать нужно предводителей их неуёмного разгула – нрав, волю, инстинкты противника. Всё то, что определяется как независимое эго. Если ты хочешь выжить во враждебном окружении, – подави его независимое эго. Глядишь, и не придётся воевать вообще.
Но для того чтобы драться успешно, необходимо, во-первых, любить драку и даже больше чем любить – получать от неё удовольствие. Невзирая на собственную боль, страдания или обиду поражения.
А во-вторых, уметь драться, что никак не связано с формальным знанием приёмов рукопашного боя. Именно культ приёма стал главной ошибкой и принципиальным заблуждением в наставничестве боевого искусства.
Способность победить использует познание приёма лишь в малой доле, ибо самое вредное заблуждение заключено именно в том, что победа – результат умения выворачивать руки или выдавливать противнику глаза. Нет, враждебные поползновения, как правило, не совпадают с вашими ожиданиями и затеями, не вписываются в них, а реальная опасность не оставляет времени на обдуманное поведение, на спланированное, подготовленное действие.
В том и заключён смысл боевого искусства, чтобы совершенству умышленного действия противопоставить боевое бессознательное и доказать его преимущество. А тот, кто не может этого сделать, – не Воин.
У Индры не было учителей. Главным его наставником являлся инстинкт, связующий свойства его натуры с голосом крови. Теперь воин превратился в чуткое звероподобное существо, кипящее боем. Повадки врага это существо воспринимало чутьём. Его нельзя было обмануть, запугать или разжалобить. Намучи сейчас слишком увлёкся собственной злобой и созданным ею спектаклем, чтобы это понять.
Дан выхватил нож и бросился на противника. Зверь, сидящий в Индре, ударил навстречу. Значительно быстрее и решительней. Он мог бы убить пещерного воина, но не сделал этого. Удержав руку с бронзовым ножом от вспарывающего рывка в тугую крепь живота.
Всё произошло так неожиданно для Намучи, что он не понял, остался ли жив.
Почему Индра помешал своему натиску? Где-то в свалке мыслей и чувств, заполонивших его сегодня, раскопошилось это маленькое чудо по имени Намати. Такое равнодушное к нему, но не становящееся от этого менее прекрасным.
Индра не стал дожидаться, когда Намучи придёт в себя. Кшатрий выбил у него нож и отшвырнул ногой потерянное врагом оружие в угол пещеры.
– Ну давай, прикончи меня! – выдавил из горла дан.
– Зачем? Любишь простые решения? Нет, тебя прикончит твоё самолюбие, – улыбаясь в глаза Намучи, сказал победитель. – Эй, девочка, что ты там твердила о своём брате? Что он великий воин?
Намучи напрягся, ожидая страшнейших последствий поражения. Позора. И он услышал то, что причинило ему большее мучение, чем сама смерть.
– Никакой он не воин! – творил свой приговор победитель. – Так, неумеха и сумасброд.
«Это тебе за равнодушие». – сказал про себя кшатрий, отвлекшись мыслями на юную красавицу.
Намучи, не в силах выдержать унижения, с криком бросился на победителя. Такого натиска, такой решимости драться, вопреки всему, Индра от противника не ожидал.
Пещерный воин свалил кшатрия с ног и, вцепившись ему в горло, придавил чужака к земле. Положение казалось критическим. Индра метался в себе самом, ища выход из гибельной ситуации. Наконец ему удалось вывернуться, пропустив руку через тиски захвата.
– Это я сумасброд?! – шипел обезумевший от ярости Намучи. Он натолкнулся на цепкие пальцы поверженного, метившие ему в глаза.
Противники были примерно одного возраста. Их телесное сходство говорило в пользу равных возможностей драчунов, а значит, и о беспощадности боя. Неуступчивости. И не ради спасения собственной жизни, не ради победы, а только потому, что уступить равному было вдвойне унизительно. Теперь уже Намучи ни за что бы не согласился признать хоть в чём-то преимущество чужака.
Они катались по земле, вцепившись друг другу в горло, и теряли силы. Скоро драчуны превратились в телесные развалины. Покрытые ссадинами, с измученным дыхлом и с неперегоревшей, но очень усталой злостью.
Как-то само собой противники отторгли сопротивление, чтобы выбраться из бесполезности этой затянувшейся потасовки. Они сидели привалившись спина к спине и шумно дышали.
– Ну? – выдавил из себя Индра.
– Хорошо! – сквозь муку ответил Намучи.
Кшатрий с трудом обернулся. Дан пытался улыбаться.
– Попить бы, – простонал пещерный воин, – а?
Индра не ответил.
– Эй, – тихо позвал дан, – Намати! Принеси-ка нам попить.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Молодой ашвин понял, что промахнулся. Роль властителя пространства давалась ему трудно. Индра подумал, что зря он отнял этот уголёк душевной памяти у самого младшего из колесничих. Человек вспомнил нечто родное, своё, а он… Хорошо, когда есть что вспоминать.
Дасра насупился. Чужое равнодушие, неузнаваемая жизнь, новые земли – вот что теперь стало его родиной. Индра был прав. Только всё это трудно сходилось с душой. Может быть, не сразу. Но Индра был прав. Душе арийца не пристало маяться сладким покоем домашней родины. Потому что, если позволить душе такое наслаждение, она, родина, становится всё меньше и меньше, сжимая не только своё жизненное пространство, но и твою душу.
Любопытство нишадов сильно отдавало равнодушием. Они бесчувственно смотрели на колесницы, лениво обмениваясь двумя-тремя словами из котла своих вялых впечатлений.
«Интересно, что бы могло их удивить?» – подумал Индра. Его колесница ехала первой. Ашвинам приходилось дышать её пылью. Улицы деревни оказались слишком узки, и колесницы подпирали друг друга.
– Вот там живёт их вождь, – указал Пипру.
Индра повернул коней вдоль пожелтевшей стены сухолистника. За кустами встала ограда из плоских камней. Тропинка свернула в не глубокую, но тенистую аллею, что и привела заезжих к дому вождя нишадов.
Невезенье началось, едва колесницы вкатились в пределы этого поселения. Во-первых, у Насатьи сломалась ступица правого колеса. Колесо вышибло с оси, и ашвин впервые оказался на всём ходу под лошадиными копытами. Во-вторых, хозяина не оказалось дома. Его не было уже два дня, и о том, где он, никто не мог сказать ничего вразумительного.
У арийцев кончилась еда, но гостеприимством, видимо, нишады не отличались. На все вопросы о пополнении путниками провианта они отвечали жестами отказа.
Нишады вообще старались побыстрее убраться с улицы, едва приезжие заводили с ними разговор. Речь жителей деревни напоминала язык арийцев, но колесничие не могли с ясностью для ума разобрать услышанное. Объяснялся с нишадами Пипру. Короткие и быстрые фразы здешнего народа напоминали птичий вор-кот. Даса умело подражал ему ломая язык.
– Что это всё значит? – раздражённо спросил Индра у проводника. Пипру только пожал плечами.
Ждать было бесполезно. Хлопотливых и неразговорчивых матрий присутствие арийцев заметно раздражало. Женщины обменялись с Пипру парой щебетливых фраз и больше не смотрели в сторону гостей.
– Они говорят, что хозяин вернётся не скоро.
– Значит, они знают, где он? – заподозрил Индра.
Пипру снова спросил у сердитых хлопотуш о вожде. Кшатрий разобрал его слова.
– Не, – отозвалась одна из них, – о не ска. Че дру зна, я не.
Пипру посмотрел на кшатрия. Индра понял без перевода.
* * *
Арийцы долго искали подходящее дерево, чтобы вырезать из его ствола ступицу разбитого колеса Насатьи. Деревья вокруг поселения стояли короткотелые, сучковатые, в кривом недоросте и с перекрученной древесиной. Похожие на распухшие и окаменевшие верёвки. Уже смеркалось, когда арийцы нашли нужный ствол. Сиротствующий среди дальних холмов.Работа заняла полночи. Когда дело было закончено и колесо встало на своё место, арийцы, валясь от усталости, запрягли коней. Спать им в эту ночь не пришлось.
А Пипру спал. Свернувшись клубком, в глубокой тени акации.
– Может, оставим его здесь? Какой от него толк? – спросил Дасра.
Индра нехотя посмотрел на притихшего в своём блаженстве проводника.
– С нами поедет, – твердо сказал воин. Сказал, возможно, только для того, чтобы не подбирать чужих подсказок. Особенно от ашвинов, которые пока не замечали разницы между собой и Индрой.
– Эй! – крикнул воин, подойдя к спящему. – В дорогу!
Колесницы выкатились из деревни, тревожа жёлтую муть предрассветного часа. Густую, как больное дыхание старика. Внизу, за холмами, пахло море. Сырым теплом. Оно шуршало мягкой волной по каменной россыпи берега, и глубокий мрак встал над размытыми далями, что обрывали море в никуда.
– Как много воды! – зачарованно проговорил Индра.
– Она непригодна для питья, – равнодушно отозвался даса.
– Почему?
– Горькая. Очень противная на вкус.
– Странно. Кто ж её испортил?
– Может быть, то чудовище?
– Ты же говоришь, что его никто не видел?
– Да. В общем, болтают разное, но скорее всего это байки, – заключил Пипру, поёжившись и шмыгнув носом. – Чудовища нужны для того, чтобы оправдать существование героев. Он вдруг подумал об Индре, о его героических потугах, и потому сказанные слова прищемили дасе язык, но Индра, кажется, ничего не заметил.
* * *
Утро наполнялось светом. Горячим и душным. Колесницы ехали по сыпучим накатам пологих холмов, что закрывали горбатыми спинами необозримый луговой простор. Редкие стайки сморщенных деревьев, открытые солнцу и ветрам, разбрелись по сыпачу. Индра показал Насатье в сторону маленькой рощи. Сбавляя ход, колесницы вторглись в её чахлый покой.– Всё! – крикнул Индра ашвинам. – Нужно поспать хоть немного. Я уже не разбираю пути.
– А я не хочу спать, – попробовал возразить измождённый Дасра.
– Тогда охоться – видишь, сколько здесь птичьих гнёзд, – посоветовал кшатрий.
Насатья согласился с Индрой.
Коней распрягать не стали. Остановка намечалась кратковременная. Только чтобы восполнить силы. Сном. На еду Индра не надеялся.
Дасра осмотрел рощу и подумал, что лучше бы он согласился спать.
– Послушай, Пипру! – воззвал воин к маявшемуся без дела проводнику. – Помоги-ка нашему молодому землепроходцу раздобыть еду. Пока мы с Насатьей утолим потребность в сне.
Даса, взбодрённый появившимся делом, значительным и важным, позволявшим доказать его полезность, с надеждой взглянул на молодого ашвина. Однако лицо Дасры вовсе не излучало ответной радости.
Индра не стал наблюдать приготовлений к охоте. Он взял жух и отправился подыскать себе залёжку где-нибудь подальше от недовольства молодого ашвина.
Роща просвечивала сухим боком холма. Деревьев в ней было мало, да и те, что были, покоя глазу не внушали. Их тяжкая борьба за жизнь исказила красоту и совершенство этой породы зелёного живья. Всегда трудно предаваться покою и беззаботности в компании умирающих страдальцев.
Воин сбросил на землю тяжёлый плащ и, не особенно заботясь об уюте, шмыгнул в его объятия. Под первым же попавшимся кустом.
Должно быть, Индра спал. Во всяком случае, ему так казалось. Только что-то всё время мешало ему потеряться во власти покоя, заглянув за пазуху собственного сознания.
Сперва было жарко. Очень жарко. В душном, запаренном плаще. Потом, когда Индра высвободил себя из его плена, воин подумал, что уже пора ехать. Эта мысль долго мешала ему спать. Стучалась в голову, тревожа её чувством долга. Наконец, когда он уже свыкся с ней, вкусив убедительности ответного аргумента «пропади всё пропадом!», кто-то навязчивый влез Индре в сон и принялся вслух обсуждать воина.
Индра перевернулся на другой бок, но этот «кто-то» не пропал, вопреки логике спанья, а, напротив, обнаружил своё новое лицо.
Наконец кшатрий не выдержал и проснулся. Жестоко и окончательно. Первое же, что проступило в его воспалённых глазах, делало навязчивое видение сущей реальностью.
Их было двое: юноша и его подруга. Совсем ещё юная дочь этих диких степей. Удивительное внешнее сходство безошибочно указывало на близкое родство молодых людей.
Пришельцы разглядывали Индру так, что это стало вызывать у него тревогу за собственную внешность. Он ощупал лицо и спросил:
– Вы кто?
Они не ответили. Юноша повернулся и коротким жестом позвал сестру за собой.
– Эй, вы кто?! – настойчиво повторил воин, поднимаясь на ноги. Должно быть, его решительность и суровый вид, в котором сказывались бессонная ночь и не менее бессонное утро, заставили молодых людей отнестись более уважительно к этому вопросу.
Юноша с достоинством, хотя и с угадываемой душевной тревогой, шагнул навстречу кшатрию.
– Я – Нами, а она – моя сестра Намати.
Выговор молодого человека указывал на то, что он не нишада.
– Какому народу ты принадлежишь? – снова спросил Индра.
– Дану.
Индра ничего не слышал о таком народе, но решил, что это, вероятно, демоны. Брат и сестра не были похожи на арийцев, хотя правильные линии и красивые черты лица указывали на их благородное происхождение. Только другое.
Индра не знал, стоит ли ему соглашаться с подобным наблюдением. С тем, что, помимо самих «благородных», могут существовать и другие благородные. В отличие от Пипру, полностью подтверждавшего своей внешностью мнение Дадхъянча о «кривой ветке», эти двое были правильны и красивы. Откровенно красивы. Хотя и не являлись арийцами. Индра подумал, что разберётся как-нибудь на досуге с таким явлением.
– Послушайте, – начал кшатрий, – я разыскиваю в этом месте.., – тут он запнулся, раздумывая, как ему лучше объяснить, что такое колесница, —… я разыскиваю…
– Он что-то потерял, – пояснил Нами сестре. Индра понял, что растолковать предмет поиска ничуть не проще, чем его обнаружить.
– То, что плавает по воде, – заявил воин.
Брат и сестра переглянулись. Посмотрели на Индру. Намати испытывающе оценивала услышанное. В её больших зелёных глазах застыло чувство, среднее между удивлением и растерянностью. «Как она красива!» – невольно подумал Индра, вглядываясь в хрупкое личико юной де-моницы.
– Ладно, – он махнул рукой, собрал плащ и отправился к ашвинам.
– Может быть, ему нужна лодка? – предположила девушка.
– Лодка! Ну конечно, – обрадовался Нами.
Индра обернулся:
– Что такое лодка?
– То, что плавает по воде. У нашего брата есть лодка.
– Наш брат – воин, – гордо сказала Намати. – Великий воин.
Индра хмыкнул. Дружелюбно, незлобливо.
– А можно увидеть его это… лодку?
– Конечно, – простодушно пообещал юноша. Его поспешность вызвала у Намати тихий протест.
– Послушай, ты не можешь так говорить, – возразила она брату, – разве Намучи позволял тебе приводить чужих?
– Я не причиню вам зла, – пообещал Индра.
– Это не так-то просто сделать, – улыбнулся юноша. – Наш брат Намучи – великий воин!
– Да, я это уже слышал. Но я не причиню вам зла по другой причине.
– По какой причине? – подняв наивные глаза, спросил Нами.
– У меня нет для этого основания, – устало пояснил кшатрий.
– Он не верит, что Намучи – великий воин, – прошипела девушка брату.
– Ты не веришь, что Намучи – великий воин?! – спросил молодой человек.
– Мне всё равно, кто он. Так что – покажете лодку или нет?
– Покажем.
– Смотри, Намучи будет ругаться! – не согласилась юная красавица.
– Я уже сам могу решать, кто мне друг, а кто – нет. И приводить мне друга к жилью или не приводить. Верно?
– Верно, – одобрил Индра, – ты уже взрослый человек. Знаешь, что является первым признаком воина?
– Что? – загорелся Нами.
– Способность принимать самостоятельные решения.
– Поняла? – обрадовался юноша.
– Смотри, Намучи будет ругаться!
Индра в сопровождении своего нового товарища вернулся к стоянке. Насатья спал, разбросав по измятым шкурам руки. Как младенец. Ни молодого ашвина, ни проводника в лагере не оказалось. Должно быть, их увлекла охота.
Воин отвязал поводья своей колесницы и вывел буланых из тени деревьев.
– Что это? – тараща глаза, спросил Нами.
Индра не ответил. Он предложил молодому дану занять место в колеснице возле себя. Нами вцепился некрепкими пальцами в поручень. Вытянув поводом конские морды, воин развернул колесницу.
– Теперь держись! – бросил он оробевшему юноше.
Тяжёлые колёса заломили землю.
– Сейчас догоним твою сестру.
Нами боялся пошевелиться. Он сжался в комок.
– Да не бойся ты. Что, разве лодка не похожа на колесницу?
– Не-е, – выдавил из себя юноша.
Индра подстегнул ходкими поводьями спины буланых. Он думал, на что похожа лодка. Если не на колесницу. И как она может бегать по воде.
Впереди, за деревьями, показалась гордо шествовавшая Намати. В полосатых промельках света и тени. Её лёгкий шаг ранил взгляд Индры. Задразнил его мужское воображение, пытавшееся угадать, что скрывала эта облегающая накидка, что несло в себе это лепное совершенство её почти прозрачного тела.
Кшатрий сдержал коней, чтобы улучить момент и проехать в широкий просвет между деревьями. Следом за девушкой. Пусть насладится видом конной упряжи. Однако деревья росли кучно, и колесница через их высыпь протиснуться не могла.
Индра подстегнул буланых, и колесница, стуча ободами колёс по окаменелым щупальцам корней, выкатила на сухой наст холма.
– И это всё? – разочарованно спросил воин. – Это и есть лодка?
Нами почувствовал, что обманул ожидания своего нового друга.
– Да, – сказал юноша обречённо.
– Но это же просто бревно!
– А что ты ожидал увидеть?
Вопрос поставил Индру в тупик. А действительно, что он ожидал здесь увидеть? Может быть, большое колесо, запряжённое рыбами? Но ведь колесо тонет. Во всяком случае, в реке. Почему же не тонет бревно?
Индра вздохнул:
– А есть что-нибудь другое? То ,что носит по воде человека?
Эх, как бы Нами сейчас хотел, чтобы по их морю плавало это «другое». Так ожидаемое пришельцем. Юноша покачал головой и сказал правду.
Индра почему-то почувствовал облегчение. Даже несмотря на поглощённые этой бесполезной дорогой силы, на время, потраченное впустую. Сознание того, что нет никакой колесницы, обставившей арийцев во власти над морем, вселило в него славное настроение. Он улыбнулся и потрепал Нами по вихрастой голове. Чем окончательно сбил с толку молодого дана.
Жилище данов представляло собой громадную каменную пещеру, напоминавшую остов грудной клетки разделанной туши быка. Пещеру, как оказалось, образовывали громадные каменные глыбы, кем-то удивительным образом прислонённые друг к другу.
Они были столь высоки и массивны, что опасения кшатрия по поводу прочности этой конструкции вызвали у Нами улыбку:
– Они здесь стоят веками. И в этой пещере всегда жило моё племя.
Индра задрал голову и оценил высоту каменных исполинов.
– Должно быть, их сделали боги, – предположил воин.
– Нет, дух Вала. Тот, кому принадлежит земля. Мои предки откупили у него эту пещеру.
– Кто это – дух Вала? – удивился Индра.
– Тот, кому принадлежит земля, – повторил юноша.
– И всё?
Молодой дану пожал плечами.
– Его тоже никто не видел, как того, кто клокочет волнами в море?
– Я же говорю: мои предки откупили у него эту пещеру. Уж они-то видели.
– Слабое утешение. Да нет, я не хотел оскорбить твоих предков, – отговорился Индра, обнаружив в юных глазах обиду. – Просто я привык доверять только собственным глазам.
– И собственным ушам?
– И собственным ушам.
– И собственному нюху?
Индра не ответил на шутливое пустословие Нами. Взгляд воина приковал невесомый, будто воздушный, силуэт его сестры, появившийся на берегу моря. Как призрак луны, выпорхнувшей до срока из густых красок небес. Призрак в обличье восхитительной девственности.
– И собственному нюху, – очарованно сказал воин, не сводя глаз с девушки.
Нами постарался не замечать взгляда пришельца.
Она ворошила хрупким шагом камушник и не различала впереди ничего для себя вдохновенного. Никаких ответных призраков. В её взгляде не было даже любопытства к новой персоне. Не то что интереса. Это почему-то больно задело воина.
– Тебя поехал искать твой товарищ. На такой страшной повозке, привязанной к двум ослам, – равнодушно сказала Намати, поравнявшись с Индрой.
– К коням, а не к ослам, – поправил её воин.
Девушка не обратила внимания на столь важное уточнение и скрылась в пещере.
– Пойдём! – позвал молодой дан, поманив кшатрия рукой.
Мрачное жерло пещеры сторожила престрашная старуха. Она перебирала кривыми пальцами россыпь костей, бубня при этом что-то себе под нос и вращая безумными глазами.
– Это – праматерь Намари. Говорят, она старше камней, из которых сложена пещера. Никто не знает, сколько ей лет.
Индра шагнул было вперёд, но Намари подняла голову и, увидев кшатрия, пронзительно закричала. Индра оцепенел.
– Он пришёл! – кричала старуха, протягивая к воину высохшие руки. – Он пришёл, чтобы кровью воина обагрился рассвет!
– Не обращай внимания, – сказал Нами, увлекая Индру за собой. – В её предсказаниях больше безумия, чем открытий.
– Не смей так говорить о праматери! – возмутилась его сестра, внезапно появившаяся из темноты.
Юноша скорчил ей рожу:
– Как мне надоели твои поучения!
– Кто из вас старше? – поинтересовался Индра, обходя неугомонную праматерь.
– Я, – загордился Нами, – на год. После отца и Намучи я самый старший в роду. Если, конечно, не считать Намари и мать.
– Это верно, зачем считать женщин? – улыбнулся воин. – Ты согласна, Намати?
Девушка гневно отвернулась.
– Кто тут не считается с моей матерью? – послышалось снаружи.
– Берегись, воин! Берегись, воин! – заверещала старуха, взывая к новому персонажу семейного клана данов.
Солнце светило ему в спину, отчего лицо идущего съедала серая тень.
– Я – Намучи, сын Нама Рыжего, из рода данов. Как твоё имя, пришелец?
– Индра, сын Гарджи из клана марутов.
– Что ты ищешь в наших краях? – снова спросил Намучи, чувствовавший себя здесь хозяином. Он развязал длинный и нескладный меховик со стоячим ворсом, совершенно неуместный в жару, и кинул его на землю.
– Слышали мы, что кто-то плавает по морю, придумав такую себе хитрость, что его вода держит, – заговорил Индра, – потому я и здесь.
– Какая же хитрость в лодке? – спросил старший из детей пещеры.
Намати высокомерно хмыкнула. Ей, видимо, понравились слова брата.
– Верно, в лодке хитрости нет. Нельзя верить слухам. Разве могли бы вы придумать что-нибудь, кроме бревна? – улыбнувшись девушке, сказал Индра.
Намучи ничего не ответил. Он уселся возле котла и запустил в него лапу.
Индра сглотнул голодную слюну. Поняв, что делать в пещере больше нечего, кшатрий повернулся к свету и шагнул прочь.
– Это твоя повозка стоит у входа? – не глядя на пришельца, спросил Намучи. О том, что было и так очевидно. – Как тебе удалось заставить лошадей повиноваться?
– Это было не самым трудным делом.
– Подожди! – властно крикнул Намучи. – Подожди. Ты что, так вот и уйдёшь?
– Меня больше ничего здесь не держит.
Намучи продолжал шамкать уловом, добытым из котла. Под обожаемые взгляды сестры.
– Да-а, – просопел он, раскусывая костяной обрубок. – Что здесь может держать? Мы живём в такой глухомани. Впереди – море, сзади – степь, полдня пути до нишадов, одни и те же рожи. Что здесь может держать? Но вот появляется какой-то лошадник, разглядывает нас, как украшение, обзывает дураками и собирается преспокойно улизнуть.
Он замолчал, и в пещере воцарилась нервная тишина. В ожидании дальнейшего поворота дела.
Намучи внезапно обернулся и запустил в Индру кость.
– Ты можешь считать нас дураками, – заорал дан, – потому что мы плаваем на бревне! Да, мы плаваем на бревне. Может быть, мы не умеем приручать лошадей. Но даны способны проучать нахалов!
Он поднялся с земли и испытывающе посмотрел Индре в глаза.
Кшатрия мало впечатлил этот выпад.
– И что дальше? – спокойно спросил Индра.
– Дальше? – Намучи оскалился и скривил руки какими-то нелепыми жестами. Индра осторожно посмотрел на юную красавицу. Она была в восторге. Должно быть, Намати уже приходилось видеть что-то подобное. Девушка держалась на безопасном расстоянии и с явным удовольствием наблюдала за злобными дурачествами старшего брата.
– Дальше? – переспросил Намучи. – Уж не таит ли угрозу твой вопрос?
От глаз Индры не скрылось, как рука бузотёра скользнула по бедру. К чехлу ножа. Кшатрий и не пошевелился.
Намучи сделал ещё шаг. Пяля глаза и неестественно улыбаясь. Теперь противников разделял только выпад. Один стремительный удар в длину руки. Намучи впился взглядом в глаза чужака. «Значит, будет атаковать», – уверился Индра.
Кшатрий открыл сердце, отпустил руки и прогнал голову. Из боя, потому что бой уже начался. Бой всегда начинается задолго до первого удара, и только простак и неумеха выслеживает его глазами по внешним признакам агрессии. Желаемое и произведённое – неразделимы.
Всякий собирающий агрессию по рукам противника рискует снова и снова оказаться мишенью. Ибо руки – всего лишь посыльные головы, и потому атаковать нужно предводителей их неуёмного разгула – нрав, волю, инстинкты противника. Всё то, что определяется как независимое эго. Если ты хочешь выжить во враждебном окружении, – подави его независимое эго. Глядишь, и не придётся воевать вообще.
Но для того чтобы драться успешно, необходимо, во-первых, любить драку и даже больше чем любить – получать от неё удовольствие. Невзирая на собственную боль, страдания или обиду поражения.
А во-вторых, уметь драться, что никак не связано с формальным знанием приёмов рукопашного боя. Именно культ приёма стал главной ошибкой и принципиальным заблуждением в наставничестве боевого искусства.
Способность победить использует познание приёма лишь в малой доле, ибо самое вредное заблуждение заключено именно в том, что победа – результат умения выворачивать руки или выдавливать противнику глаза. Нет, враждебные поползновения, как правило, не совпадают с вашими ожиданиями и затеями, не вписываются в них, а реальная опасность не оставляет времени на обдуманное поведение, на спланированное, подготовленное действие.
В том и заключён смысл боевого искусства, чтобы совершенству умышленного действия противопоставить боевое бессознательное и доказать его преимущество. А тот, кто не может этого сделать, – не Воин.
У Индры не было учителей. Главным его наставником являлся инстинкт, связующий свойства его натуры с голосом крови. Теперь воин превратился в чуткое звероподобное существо, кипящее боем. Повадки врага это существо воспринимало чутьём. Его нельзя было обмануть, запугать или разжалобить. Намучи сейчас слишком увлёкся собственной злобой и созданным ею спектаклем, чтобы это понять.
Дан выхватил нож и бросился на противника. Зверь, сидящий в Индре, ударил навстречу. Значительно быстрее и решительней. Он мог бы убить пещерного воина, но не сделал этого. Удержав руку с бронзовым ножом от вспарывающего рывка в тугую крепь живота.
Всё произошло так неожиданно для Намучи, что он не понял, остался ли жив.
Почему Индра помешал своему натиску? Где-то в свалке мыслей и чувств, заполонивших его сегодня, раскопошилось это маленькое чудо по имени Намати. Такое равнодушное к нему, но не становящееся от этого менее прекрасным.
Индра не стал дожидаться, когда Намучи придёт в себя. Кшатрий выбил у него нож и отшвырнул ногой потерянное врагом оружие в угол пещеры.
– Ну давай, прикончи меня! – выдавил из горла дан.
– Зачем? Любишь простые решения? Нет, тебя прикончит твоё самолюбие, – улыбаясь в глаза Намучи, сказал победитель. – Эй, девочка, что ты там твердила о своём брате? Что он великий воин?
Намучи напрягся, ожидая страшнейших последствий поражения. Позора. И он услышал то, что причинило ему большее мучение, чем сама смерть.
– Никакой он не воин! – творил свой приговор победитель. – Так, неумеха и сумасброд.
«Это тебе за равнодушие». – сказал про себя кшатрий, отвлекшись мыслями на юную красавицу.
Намучи, не в силах выдержать унижения, с криком бросился на победителя. Такого натиска, такой решимости драться, вопреки всему, Индра от противника не ожидал.
Пещерный воин свалил кшатрия с ног и, вцепившись ему в горло, придавил чужака к земле. Положение казалось критическим. Индра метался в себе самом, ища выход из гибельной ситуации. Наконец ему удалось вывернуться, пропустив руку через тиски захвата.
– Это я сумасброд?! – шипел обезумевший от ярости Намучи. Он натолкнулся на цепкие пальцы поверженного, метившие ему в глаза.
Противники были примерно одного возраста. Их телесное сходство говорило в пользу равных возможностей драчунов, а значит, и о беспощадности боя. Неуступчивости. И не ради спасения собственной жизни, не ради победы, а только потому, что уступить равному было вдвойне унизительно. Теперь уже Намучи ни за что бы не согласился признать хоть в чём-то преимущество чужака.
Они катались по земле, вцепившись друг другу в горло, и теряли силы. Скоро драчуны превратились в телесные развалины. Покрытые ссадинами, с измученным дыхлом и с неперегоревшей, но очень усталой злостью.
Как-то само собой противники отторгли сопротивление, чтобы выбраться из бесполезности этой затянувшейся потасовки. Они сидели привалившись спина к спине и шумно дышали.
– Ну? – выдавил из себя Индра.
– Хорошо! – сквозь муку ответил Намучи.
Кшатрий с трудом обернулся. Дан пытался улыбаться.
– Попить бы, – простонал пещерный воин, – а?
Индра не ответил.
– Эй, – тихо позвал дан, – Намати! Принеси-ка нам попить.