Бенчли Питер. Бездна

   Сандерс почувствовал, что краснеет.
   – Даже если это так...
   – Во-вторых, – сказал Трис, – в воде было крови ровно столько, чтобы заставить ее полюбопытствовать. Она хотела просто посмотреть. Если бы у нее были серьезные намерения, вы заметили бы, как возбуждение проходит по ее телу, она бы по-настоящему взволновалась. И как только я заметил бы это, все, что мы должны были сделать, – это собраться вместе в облаке от воздушного лифта. Акулы не пошли бы туда, а если бы и пошли, то постарались бы выбраться оттуда в такой спешке, что не стали бы выискивать момент, как бы кого укусить. Песок забивает им жабры, а они этого не выносят – это может их погубить. Предок этой твари пытался съесть меня однажды – крупный ублюдок, тигровая акула пятнадцати футов длиной, и я просто ждал ее в облаке. Но ударить ножом – это последнее, что можно сделать в таком случае. Последнее! Если у вас нет выбора – или вы убиваете ее ножом, или вами отобедают – только в этом случае убивайте ее. Но не раньше.
   – Почему?
   – Она может укусить вас. Предполагается, что у них не хватает мозгов даже на то, чтобы рассердиться, но говорю вам, что видел у них чрезвычайно интересные признаки раздражения. Если хотите узнать вторую причину, лезьте в воду.
   – Как? Где?
   Трис бросил ему маску.
   – Наденьте ее и свесьтесь с платформы. И вы тоже, – сказал он Гейл. – Но, ради Христа, не создавайте шума.
   Осторожно, не зная, чего ожидать, Дэвид и Гейл соскользнули с платформы и ухватились за цепи, которые соединяли ее с лодкой. Сдерживая дыхание, они погрузили лица в воду.
   Сцена, разыгравшаяся всего в тридцати футах от них на рифе, выглядела как схватка между двумя бандами. От акулы, которую ранил ножом Сандерс, осталось всего несколько изуродованных кусков, и за них с дикой яростью сражались многочисленные акулы. Полдюжины больших тигровых акул сцепились, образовав бесформенный клубок тел, сражаясь за каждый кусок падали. Меньшая акула, захватив кусок мяса, тащила его на дно, держа во рту, преследуемая двумя другими акулами. Акулы кишели буквально везде, плавая в бешеном водовороте, мгновенно реагируя на запахи, звуки и движения в воде в поисках добычи. Некоторые из них были серые, другие – коричневые или полосатые. Большие акулы внезапно атаковали меньших, которые пытались выбраться поскорей из опасной зоны, или, если не оказывались достаточно быстрыми, становились жертвами стаи.
   Пока Сандерс наблюдал за этим побоищем, все больше и больше темных волнистых силуэтов скользило из полумрака. Одна из акул подплыла прямо под лодку и, увидев что-то на поверхности, поднялась рядом с ними. Они отпрянули и перепрыгнули с платформы в лодку.
   Трис и Коффин считали ампулы на палубе. Трис даже не взглянул на них.
   – Видели, что вы натворили? – Он не злорадствовал, тон его голоса просто говорил: “Теперь вы понимаете”.
   – Я вижу.
   – Сколько времени они еще будут здесь кружить? – спросила Гейл.
   – До тех пор, пока не кончится пища. Но если они будут поедать друг друга, как это бывает обычно, пища не иссякнет. Они будут здесь еще очень долго.
   – Так что сегодняшний день можно вычеркнуть, – сказал Сандерс. – Мне очень жаль.
   – Ладно, – смягчился Трис. – Это не трагедия. Мы собрали сегодня большую добычу, к тому же эти чудовища не пустят никого из посторонних вниз.
   Гейл поежилась. Она сняла верхнюю часть костюма и обтерла тело.
   – Сколько штук у нас уже есть?
   – Четыре тысячи... – Трис взглянул на Коффина.
   – ...восемьсот семьдесят, – закончил Коффин, заворачивая последний пластиковый мешочек с ампулами.
   – Недостаточно, – Трис взглянул на берег, – если учесть, что у нас не так уж много проклятого времени. Воображаю, как Клоше гоняет своих людей целыми днями.
   – Трудно превратить их в хороших ныряльщиков за два дня, – сказал Коффин. – Необходимо соорудить воздушный лифт. Он не сможет послать сюда уйму народу, чтобы они выбирали ампулы из песка пальцами.
   – За два дня нет, конечно, но можно использовать это время, чтобы сделать их мало-мальски компетентными. А когда он будет готов, они сразу начнут. Я думаю, нам придется работать и по ночам. – Трис увидел огорчение на лице Гейл и добавил: – Но не сегодня. Мы дадим вам заслуженный отдых.
   – Что вы будете делать с этим? – Сандерс держал руку на артиллерийском снаряде.
   – Ничего, по крайней мере пока. Я только хочу убрать их отсюда. Позже я разряжу их и продам медь.
   – Они действительно боеспособны после тридцати четырех лет?
   – Да, – ответил Трис.
   Он установил снаряд на привинченную к правому борту подставку для ружей и достал из шкафчика огромный гаечный ключ, который присоединил к дну снаряда. Он потянул за ручку ключа, но тот не сдвинулся с места.
   – Заварился из-за коррозии.
   Трис уперся ногой в корпус, взял обеими руками гаечный ключ и откинулся назад. Его бицепсы напряглись, мышцы на шее проступили под кожей, лицо покраснело. Раздался металлический щелчок, затем какой-то треск, и ручка гаечного ключа сдвинулась с места. Трис навалился еще раз и сломал пломбу. Он отвинтил дно снаряда и бросил его на палубу.
   – Посмотрите сюда.
   Внутренность снаряда была заполнена жесткими серыми, похожими на спагетти лентами, плотно и компактно уложенными.
   Коффин подал Трису плоскогубцы и коробок со спичками. Трис выудил одну ленточку из снаряда и, держа ее в плоскогубцах, отдал Сандерсу спички.
   – Подожгите.
   – Что это?
   – Кордит. Порох.
   Когда Сандерс зажег спичку у конца ленты, она вспыхнула мгновенно и сгорела с блеском магнезии. Гейл спросила:
   – Это все, что в нем есть, в таком большом снаряде?
   – Все? Бог мой, девочка, пачка из сотни таких снарядов, подожженная общим зарядом, может разнести Бермуды на куски.
   – Сколько их здесь?
   – Определить невозможно, – ответил Коффин. – Было примерно десять тонн, когда мы начинали, но часть их была поднята.
   Трис выбросил кордит за борт. Коснувшись воды, он зашипел и пошел ко дну, выдавая на поверхность поток пузырей.
   Они подняли воздушные шланги из воды и сложили их в кольца на палубе. Трис закрепил воздушный лифт на верхнем краю борта, а затем включил движок. Шарлотта, спавшая на носу, вскочила на ноги и, как матрос, неохотно встающий на ночную вахту, заняла свое место на платформе.
   Коффин поднял якорь, Трис провел лодку сквозь рифы и направился к берегу.
   – В какое время завтра? – спросил Коффин.
   – Рано. Скажем, в восемь часов. Мы проработаем четыре или пять часов с утра, высохнем в полдень и начнем снова около шести. – Он шутливо бросил в сторону Коффина: – Я знаю, старичкам нужно днем вздремнуть.
   – Черта с два ты знаешь! Я переживу вас всех. Лодка была еще в семидесяти пяти футах от берега. Коффин вскочил на борт и нырнул в воду. Трис наблюдал, усмехаясь, пока не увидел, что Коффин выбрался на поверхность и двинулся к берегу. Затем он направил лодку в море.
   Лодка покачивалась на волнах, и что-то соскользнуло с рулевой консоли и покатилось по палубе: накладка на замок. Гейл подняла его и передала Трису.
   – Господи, я почти забыл про эту вещицу, – сказал он и добавил, улыбнувшись Сандерсу: – Со всеми этими волнениями, вызванными бесстрашным охотником на акул.
   – Адам сказал, что эта пластина прикрывала замок.
   – Да, но вовсе не любой замок. Слыхал я про такие штуки, но никогда не видел ни одной. Не знал, что они все еще существуют. Это называлось трехзамковым сейфом. Видите три замочные скважины – требуется три ключа, чтобы открыть замок.
   – А какой был в этом смысл? – спросил Сандерс.
   – Чтобы нельзя было отстранить одного или двух человек от распоряжения ценностями, хранившимися внутри. Три партнера – три ключа. Скажем, кто-то послал что-то из Нового Света обратно в Испанию. Король имеет все три ключа. Человек, скажем, в Гаване, возможно, имеет два, а капитан корабля – один. Они запирают сейф в Гаване, и капитан забирает его на борт корабля. Он не может отпереть сейф, имея всего один ключ. Когда он приходит в Испанию, он отдает сейф королю.
   – Неужели так трудно было его открыть?
   – Нет, но обычно этого не делали. Испанцы относились к замкам, как... ну не как к святыням, но как к вещам особенным. Британцы и датчане посылали документы и все прочее туда и обратно в специальных ящиках. Если на корабль нападали пираты, то ничего не попишешь. Ни один замок в таком случае не помог бы. Испанцы закрывали на замки все, чисто символически. Но трехзамковый сейф! – Трис пробежался пальцами по накладке. – Да, это интересно!
   – Почему?
   – Это означает, что там лежало что-то чрезвычайно важное. Вероятнее всего – что-то чертовски важное для короля Испании.

Глава 9

   К тому времени, когда они оставили лодку в доке у Триса, солнце уже покоилось на западном горизонте, напоминая разбухший апельсиновый шар. Трис понюхал вечерний воздух и определил:
   – Завтра жди плохую погоду.
   Первым побуждением Сандерса было спросить Триса, откуда он знает, что погода изменится, но теперь, когда его уже не мог удивить ответ типа “есть предчувствие” или “можно почувствовать, что идет бриз”, он вместо этого просто поинтересовался:
   – Насколько плохую?
   – Может, двадцать узлов с юга. Нас здорово покачает.
   – Мы сможем работать?
   – У нас нет выхода. Клоше начнет действовать, могу побиться об заклад. Все будет нормально, мы хорошо загружены.
   Сандерс начал сдирать с себя мокрые брюки водолазного костюма, но Трис остановил его.
   – Мы еще не со всем покончили.
   – Разве?
   – Надо убрать ампулы. Нельзя оставлять их прямо в лодке.
   – Знаю, но я считал... – Он остановился, когда увидел, как Трис указывает за борт на темную воду. – Ох!
   – Я хочу, чтобы вы знали, где они находятся, в случае, если со мной что-нибудь случится.
   – А что может случиться с вами?
   – Кто знает? Может, смертельный приступ малярии или внезапная вспышка белой горячки. Может, совсем ничего. Это просто для страховки. В основании рифа есть подводная пещера. В прибой ее заливает вода, но если мы доберемся туда во время отлива и захороним их, они там и останутся. – Он обернулся к Гейл. – Вам нет нужды идти с нами.
   – Я могу, – ответила она, – если вы хотите, чтобы я пошла.
   – Нет. Вы принесете больше пользы здесь, передавая нам мешки.
   Они подготовили три баллона и принесли снизу на палубу мешки с ампулами. Трис наполовину загрузил холщовые мешки, затем подал Сандерсу фонарь.
   – Наденьте на себя дополнительные грузы, – сказал он, – эти мешки будут тянуть вас на поверхность. Адам, как мог, выдувал воздух из пластиковых мешков, но нельзя выкачать все до конца. Если вы достаточно загрузитесь, то сможете дотянуться до дна. Когда опуститесь на дно, следуйте за моим светом.
   – Хорошо.
   Трис указал на прямоугольный деревянный ящик на палубе и сказал Гейл:
   – Достаньте мне рыбку из этого ящика.
   – Рыбку?
   – Да. Ящик заполнен соленой рыбой. Я держу ее для Перси. Он живет в пещере.
   Гейл забралась на палубу и открыла крышку деревянного ящика. Запах рыбы заставил ее отступить назад и задержать дыхание.
   – Возьмите одну большую рыбину, – посоветовал Трис. – Надо занять его делом, чтобы он не обратил на нас внимания.
   – Кто такой Перси? – спросил Сандерс.
   – Ужасающе огромная мурена, зеленая. Она живет в этой пещере так давно, сколько я помню. Мы хорошо ладим друг с другом, но она весьма прожорливая, негодяйка, и поэтому я предпочитаю подлаживаться под нее, подкармливая время от времени.
   Гейл запустила руку в ящик для рыбы и выхватила самый большой хвост, который увидела. Она сглотнула, чтобы подавить рвотный позыв.
   – Вы не пользуетесь льдом?
   – Нет необходимости. Соль поддерживает рыбу в прекрасном виде. – Трис забрал от нее рыбу. – Это займет Перси на некоторое время. – Он обратился к Сандерсу: – Дайте мне войти первым. Хочу посмотреть на нее, удостовериться, что она знает, что происходит. Нельзя позволить этой твари нащупать ваше слабое место, это был бы жуткий вечер. И пожалуйста, не засовывайте руки во всякие отверстия. Насколько мне известно, у нее есть родственники, с которыми она делит это жилище.
   Он опустил маску на лицо, скатился с планшира, снова показался на поверхности и забрал мешок, рыбину и фонарь.
   Сандерс последовал за ним сразу же и обнаружил, что, как и сказал Трис, дополнительный вес и воздух, остававшийся в пластиковых мешочках, сбалансировали друг друга, так что он погрузился на дно без особых усилий.
   Пещера не была глубокой, пятнадцать – двадцать футов, как определил Сандерс, когда следил за лучом света, движущимся между песчаным дном и лодкой сверху. Холщовый мешок был громоздким и оттягивал левую руку, поэтому Сандерс прижал его к животу и последовал за слабеющим светом.
   Трис ждал его у входа в пещеру – у темной дыры на морщинистой поверхности скалы, на уровне выше человеческого роста. Когда Сандерс присоединился к нему, Трис осветил пещеру фонарем и покачал им из стороны в сторону. Сначала показалось, что пещера пуста – неровные серые известняковые стены, тянущиеся на тридцать футов в темноту. Затем Трис направил луч в угол пещеры и указал куда-то пальцем, после чего Сандерс увидел что-то движущееся.
   Трис медленно поплыл по пещере, держа рыбину впереди себя. Сандерс держался в пяти футах позади.
   У основания одной из стен была навалена гора скальных обломков – результат частичных обвалов стены на протяжении многих веков. Трис поднес рыбину к стене.
   Нос мурены высунулся из трещины между обломками и стеной. Сандерс видел мурен в аквариумах, но ни одна из них не смогла бы соперничать в размерах тела с той, которая теперь выползала из щели. Туловище ее было толщиной более фута от спины до живота и по меньшей мере шести дюймов в ширину.
   Мурена извивалась и дергалась до тех пор, пока не высунулась настолько, насколько намеревалась, – примерно на четыре фута. Затем она застыла, поглядывая холодными поросячьими глазами на Сандерса, Триса и рыбу. Рот ритмически открывался и закрывался, выставляя на обозрение длинные игольчатые зубы, соединенные вязкими слизистыми лентами, светившимися в темноте. Голова приподнялась так быстро, что впоследствии Сандерс не смог вспомнить, видел ли он, как она двигалась, и схватила рыбу.
   Трис не отступил, он держал рыбу у хвоста. Мурена потянула добычу, затем остановилась, а потом внезапно стала вращать рыбье туловище, как будто раскатывая ковер, пока кусок рыбьего живота не оказался оторванным. Мурена двинулась обратно, заглатывая добычу и помогая себе зубами, ее зеленая кожа скрипела от усилий. Затем она атаковала вновь, на этот раз завладев позвоночником, и выхватила рыбину из рук Триса. Мурена пыталась удалиться обратно в свою дыру, но рыба оказалась слишком большой, чтобы пролезть с ней сквозь трещину, поэтому мурена успокоилась только тогда, когда всунула добычу в узкое отверстие и расчленила ее на мелкие куски.
   Трис знаками приказал Сандерсу следовать за ним, и хотя тому весьма не хотелось поворачиваться спиной к мурене, он подчинился.
   Крыша пещеры была высотой футов восемь, и Сандерс увидел, как луч света от фонаря Триса засверкал на ней, затем кверху поплыл холщовый мешок. Мешок коснулся крыши и остановился в месте касания. Сандерс подплыл и поместил свой мешок рядом с мешком Триса, а затем присоединился к нему на дне.
   Они вырыли в песке широкую и глубокую яму и опустили в нее мешки с ампулами. Потом они заровняли яму песком, чтобы мешки не всплыли, после чего вернулись в лодку.
   Они совершили еще три подобных путешествия, каждый раз выкапывая новую яму. Когда они покидали пещеру в конце последнего путешествия, мурена поглотила почти всю рыбу, за исключением нескольких дюймов: хвост еще торчал из трещины, дергаясь, как будто его обкусывали снизу.
   – Какой величины эта тварь? – спросил Сандерс, когда они уже были на борту лодки.
   – Перси? Никогда не видел ее целиком, но держу пари, футов десять в ней есть. Скоро, когда стемнеет полностью, она выйдет из своего логова прогуляться. Как-нибудь ночью мы можем спуститься и рассмотреть ее как следует.
   – Нет уж, благодарю покорно. Она выглядит достаточно свирепой и в своей норе. Мне не хотелось бы встретиться с ней в открытую.
   – Что я слышу? Я-то думал, что вам, убийцам акул, вообще незнакомо чувство страха.
   – Послушайте, черт подери...
   Сандерса задело за живое издевательство Триса, захотелось оборвать его, но он не собирался ни устраивать пикировку, ни просить переменить тему разговора.
   – Пожалуйста, не заводитесь, – дружелюбно отозвался Трис. Он щелкнул пальцами собаке, и она спрыгнула с лодки на причал. – Веди нас, Шарлотта. Смотри, не рыщут ли вокруг разбойники.
   Собака радостно поспешила вперед по тропке, обнюхивая землю под кустами.
   Трис стащил с крючков два пустых баллона и разложил их на причале.
   – Лучше заполнить их ночью.
   Добравшись до дому, они заметили под кухонной дверью завернутый в бумагу пакет. Трис поднял его, понюхал и сказал:
   – Ужин.
   – Рыба? – спросила Гейл, поежившись при воспоминании о рыбном ящике на палубе.
   – Нет, мясо.
   Трис открыл дверь и придержал ее для них.
   – Вы хоть когда-нибудь запираете дверь? – поинтересовалась Гейл.
   – Нет, я уже говорил вам, это только испанцы верят в замки.
   В кухне Трис сказал Сандерсу:
   – Налейте мне немного рому, пока я кину этого зверя на огонь.
   – Конечно, – отозвался Сандерс и поинтересовался у Гейл: – А ты хочешь чего-нибудь?
   – Пока нет. Сначала хочется принять душ. Мне кажется, что я пахну, словно окунь, выловленный неделю назад.
   – Знаете, как работает нагреватель? – спросил Трис.
   – Нагреватель?
   – Там, за загородкой, установлен газовый нагреватель. Отверните переключатель на пол-оборота по часовой стрелке и ждите около двух минут. Он начнет нагреваться, и к тому времени, когда вы уже вымоетесь, там будет тепло и приятно.
   – Благодарю.
   Гейл вышла из кухни. Сандерс протянул Трису стакан с ромом и пригубил из своего.
   – Чем еще могу помочь?
   – Ничего не надо. Дайте покой своим костям. Сандерс сел за стол и стал наблюдать, как Трис зажег плиту, налил масла на сковородку и бросил в нее мясо, посыпав его приправами. Когда он удостоверился, что мясо жарится как надо, он отвернулся от плиты и взглянул на Сандерса.
   – И что за мысль пришла вам в голову?
   – Что? – Сандерс сперва не понял, о чем идет речь.
   – Да с этой акулой. Чего вы добивались?
   Сандерс с тоской подумал: “Боже, когда это кончится?”
   – Ничего. Обычная глупость. Я понял это. – Он надеялся, что быстрое признание закончит эту тему.
   – Полагаю, в этом было нечто большее, – сказал Трис. – Наверняка вы думали, что совершаете что-то героическое.
   Сандерс покраснел, потому что Трис был прав. Да, он знал, что поступает глупо, импульсивно, рискованно, но по-мальчишески гордился тем, что ранил акулу. Хотя он в этом и не признавался, но даже фантазировал о том, в какую форму облечет эту историю, когда будет рассказывать ее друзьям.
   – Это довольно естественно, – сказал Трис. – Большинству людей хочется доказать что-то самим себе, и когда они совершают нечто, думая, что это произведет эффект, то сами начинают верить в необходимость или героизм своего поступка. Ошибка заключается в том, что на самом деле вам нравится совершать поступки просто для того, чтобы доказать себе, что вы это можете.
   Хотя в голосе Триса не было и намека на укоризну, Сандерс смутился.
   – Иногда, наверное, так и бывает.
   – К чему я веду... – Трис помолчал. – Ваши эмоции и ощущения усиливаются, когда вы поступаете верно, когда знаете, что этот поступок следует совершить, и отдаете себе отчет в своих действиях, – вот тогда-то вы действуете мужественно. Жизнь изобилует случайностями, когда можно принести боль себе или еще кому-то. – Трис отпил из стакана. – В ближайшие несколько дней у вас появится больше шансов причинить боль себе, чем у большинства мужчин за всю их жизнь. Познавать явления и правильно поступать – вот то, что делает жизнь осмысленной, облегчает человеку его существование. Когда я был молод, некому было рассказывать мне об этом. Я все познавал сам. Пришлось совершить уйму ошибок, чтобы научиться отличать гусиное дерьмо от золота. Сколько вам лет?
   – Тридцать семь.
   – Немало, но до могилы еще далеко. Вы могли бы начать сейчас и последующие сорок лет изучать море, и у вас не было бы недостатка в объектах исследований. Существует лишь один минус в процессе познания – оно таит в себе источник унижения. Чем больше вы познаете, тем яснее понимаете, как скудны ваши знания. – Трис опустошил свой стакан и встал, чтобы снова налить в него. – Так или иначе, все говорит за то, что это сумасшествие – совершать какие-то поступки только для того, чтобы доказать, что ты можешь их сделать. Чем больше познаешь, тем чаще обнаруживаешь, что совершаешь поступки, которые тебе и не снились.
   Сандерс кивнул. Он не мог понять, то ли на самом деле изменилось отношение Триса к нему, то ли изменилась его собственная интерпретация отношения Триса к нему. Удивительно, но он почувствовал себя польщенным и сказал:
   – Благодарю вас.
   Казалось, Триса смутила эта реплика. Он щелкнул пальцами и воскликнул:
   – Баллоны! Я почти забыл о них. Лучше запустить этого монстра сейчас, а то он будет кудахтать здесь всю ночь.
   Сандерс вышел за Трисом из дома и стоял рядом, пока тот запускал компрессор и подсоединял к нему два баллона.
   Когда они вернулись в кухню, Гейл готовила себе питье. У нее были голые ноги, и на ней был хлопчатобумажный халатик. Сандерс поцеловал ее в шею; от нее пахло мылом.
   – От тебя хорошо пахнет, – сказал он.
   – Я хорошо себя чувствую, плохо только моим пазухам.
   – Головная боль? – спросил Трис.
   – Нет, это не голова. Вот здесь. – Она указала на области над глазами. – Я чувствую, что они чем-то забиты. Больно до них дотронуться.
   – Так. С ними жестоко обращались. Завтра нырять будет Адам. А вы можете понежиться на солнце.
   Трис перевернул мясо на сковородке, наклонился к ящику под раковиной и вынул оттуда целый ассортимент овощей: фасоль, огурцы, кабачок, лук и помидоры. Он покрошил все в большую миску, добавил соус и перемешал вилкой.
   Мясо было темно-розовое, почти пурпурное и имело специфический вкус.
   – Вы храните это мясо здесь? – спросила Гейл, окуная кусочек мяса в соус.
   – Не знаю. А что?
   – Мне просто любопытно.
   – Оно вам нравится?
   – Оно... имеет интересный вкус.
   – Это ведь не говядина, знаете?
   – Вот как? – медленно произнесла Гейл. – Что же это?
   – Козлятина. – Трис отрезал кусок мяса, положил его в рот и с удовольствием стал жевать.
   – О!
   В желудке у Гейл что-то перевернулось, и она взглянула на Сандерса. Он как раз собирался откусить кусочек мяса, но теперь вилка застыла в нескольких дюймах от его рта. Он увидел, что она смотрит на него, и, задержав дыхание, взял мясо в рот и проглотил его целиком.
   После ужина Трис положил свою тарелку в раковину и сказал:
   – Я собираюсь прогуляться; возможно, наведаюсь к Кевину ненадолго. Можете меня не ждать.
   – Нам нужно что-то сделать? – спросила Гейл.
   – Нет, наслаждайтесь друг другом. – Он вытер руки о штаны и взял бутылку рома из шкафчика. – Кевин пьет пальмовое вино домашнего изготовления. Обжигает внутренности быстрее, чем морская медуза. – Он окликнул собаку, спавшую под столом: – Пошли.
   Собака вскочила на ноги, потянулась, зевнула и вышла за Трисом через кухонную дверь.
   Когда калитка была закрыта и звуки шагов Триса замерли вдали, Сандерс произнес:
   – Неплохо с его стороны.
   – Что?
   – Оставить нас наедине.
   Он протянул руку через стол, чтобы взять ее руку в свою. Гейл не выдернула свою руку, но и не ответила на его прикосновение.
   – Трис был женат, – проговорила она и затем рассказала ему историю, которую поведал ей Коффин.
   Пока Сандерс слушал, он вспомнил свою беседу с Трисом и понял: то, что казалось ему дружеским советом, было искренней, сердечной заботой. Трис пытался увести его от того отношения к жизни, которое когда-то избрал для себя сам и которое навсегда лишило его надежды на радость. Поняв это, Сандерс почувствовал холодный страх, никак не связанный со страстью к приключениям.
   – Я люблю тебя, – сказал он.
   Она кивнула. На ее глаза навернулись слезы.
   – Пошли спать.
   Он поднялся и составил посуду в раковину, затем вернулся и повел Гейл в спальню.
   Впервые ему не удалось ее возбудить. Через некоторое время он перестал пытаться и спросил:
   – В чем дело?
   – Сожалею... Я не могу. – Она отвернулась от него и прижалась к стене.
   Сандерс долго лежал без сна, прислушиваясь к звуку работающего компрессора на улице. Постепенно ее дыхание стало ровнее и глубже, и вскоре она крепко спала.
   Сексуальный порыв Сандерса не был простым желанием: он чувствовал, что ему необходимо выразить свою любовь к Гейл, успокоить, оберечь ее. Но она его не хотела, по крайней мере, не нуждалась в том, что он хотел дать ей, и Сандерс вдруг почувствовал себя обиженным на Триса. Трис не рассказывал им о жене, даже не предполагал, что они знают о его личной жизни, но каким-то образом он, его прошлое, его неизбывная печаль встали между ними. Сандерс понимал, что его досада ни на чем не основана, но не мог подавить ее.