Страница:
– Как вы себя чувствуете?
– Неплохо. Никто не пытался убить меня в постели. Благодарю Бога и за это.
– Чувствуете себя богатой?
– Что вы имеете в виду? С чего бы это? Трис озорно засмеялся.
– Подождем Дэвида.
Гейл взглянула ему в лицо, заметила покрасневшие глаза и мешки под ними.
– А вы сегодня спали?
– Нет, читал.
Тогда она догадалась:
– Вы нашли Е. F.!
Сандерс надел купальные плавки. Спортивная рубашка висела на спинке стула. Он потянулся за ней, затем остановился и подумал: “Черт с ней; через час все равно надо будет ее снимать”. Он поглядел в зеркало и, довольный, хлопнул себя по плоскому животу. Он загорел и похудел и хорошо себя чувствовал. Даже ступни его ног, крепкие и мозолистые, доставляли ему приятные ощущения; он не мог вспомнить, когда в последний раз надевал обувь. Он прошел в кухню.
Гейл и Трис сидели за столом с чашками в руках. Подходя к плите, чтобы налить кофе, Сандерс сказал:
– Доброе утро.
Они не ответили, и, проходя мимо стола, он заметил, как они обменялись взглядами. Обидевшись, Сандерс подумал: “Это еще что?” Он сел за стол и сказал:
– Ну?
– Чувствуете себя богачом? – спросил Трис.
– Что?
Гейл не могла сдержаться:
– Трис нашел Е. F.!
Теперь Сандерс все понял и улыбнулся:
– И кто же он?
– Она, – ответил Трис. – Вы помните, чуть раньше, когда вы нашли медальон, то сказали, что это может быть подарок кому-то?
– Конечно. А вы ответили: “Никакой вероятности”.
– Да, но тогда и другие вещи не имели никакого смысла. Мужчина мог носить медальон, но не стал бы носить найденную вами камею – это явно женское украшение. И то же, конечно, относится к сосновой шишке. Возможно, что все это доставлялось домой, жене или даме сердца. Ваши слова заставили меня об этом задуматься. Я снова проштудировал все бумаги и остался ни с чем: не было в них никакого проклятого Е. F. Был там один капитан грузового корабля, его звали Фернандес, но он затонул у берегов Флориды.
– Так кто же это был?
Трис пропустил вопрос мимо ушей и глотнул чаю.
– Сосновая шишка и распятие заставили меня призадуматься. Казалось невозможным, чтобы подобные вещи могли остаться незафиксированными. Человек, который изготовил их; человек, который посылал их; человек, который продал их, – кто-то из них должен был сделать запись об этих вещах. Я понял, что забрел не в ту сторону, поэтому на время отложил все бумаги из Нового Света в сторону и снова обратился к историческим книгам. Там я и обнаружил первый намек.
– Какой? – спросила Гейл. – Имя?
– Да, и список покупок. Если я прав, – Трис взглянул на Сандерса, – а теперь я знаю, что прав, хоть взорвите столько взрывчатки, чтобы превратить в ангелов половину человечества, – там, внизу, погребено сокровище, подобного которому еще не доводилось увидеть миру. Оно не имеет цены. Его разыскивали более двухсот шестидесяти лет; люди были казнены за это, а король Испании всю свою жизнь бесился из-за его утраты.
Сандерс спросил:
– Все это было на “Эль Грифоне”?
– Да. Так должно было быть. Послушайте. В 1714 году у короля Филиппа Пятого умерла жена. Она еще не успела окоченеть, как Филипп воспылал страстью к герцогине Пармы. Возможно, он мечтал о ней и раньше, но теперь, когда жены не стало, он мог уже вытащить благородную герцогиню из чулана. Он просил ее выйти за него замуж. Она согласилась, но не собиралась спать с ним, пока он не осыплет ее драгоценностями, – цитирую, – единственными в мире. Возможно, Филиппом овладела неуемная страсть, потому что он немедленно отправил письмо своему человеку в Гавану. Этот парень скопировал его в свой дневник, который был включен в приложение к старой, прогрызенной крысами книге об упадке Испании в Новом Свете в восемнадцатом столетии. Это письмо Филиппа представляло собой список драгоценностей, которые должны были быть изготовлены в Новом Свете и отправлены морем в Испанию. Под копией письма этот парень перечислил все, что он изготовил. – Трис прочитал по памяти: – “Название: две веревки из золота с тридцатью восемью жемчужинами на каждой. Название: золотой крест с пятью изумрудами”. И так далее, и тому подобное. Список продолжался на другой странице книги, которую какой-то идиот разорвал лет сто назад.
– Не было сосновой шишки?
– Нет, и не было распятия, подобного нашему, по крайней мере на странице, которая сохранилась. Однако там имеется ссылка на ларец с тремя замками.
Сандерс заметил:
– Но это не может служить достаточным доказательством. Вы сами сказали, что они всегда пользовались такими ларцами.
– Для наиболее ценных вещей. Но вы правы – это не особенность “Эль Грифона”. Поэтому вернемся к бумагам. – Трис отпил чаю, – Обычный способ для транспортировки королевских сокровищ – перевоз в сейфе вблизи капитанской каюты на борту флагманского корабля. По какой-то причине Филипп не доверял Юбилье – командиру. В королевском письме в Гавану было сказано, что драгоценности должны быть отправлены с заслуживающим наибольшего доверия капитаном из всей флотилии и что никто другой – никто! – не должен знать об их существовании. В то время Филипп не осознал этого, но последнее условие было большой ошибкой.
– Почему? – спросила Гейл.
– Подумайте сами, девочка. Мы говорили об этом уже раньше, об “Эль Грифоне”. Разразился шторм, почти все корабли ушли на дно. Только два человека в мире знали, у кого хранятся драгоценности: капитан, у которого они были, и человек из Гаваны, передавший их ему. Капитан спасся, заключил сделку с человеком из Гаваны, и тот написал королю, что передал драгоценности одному из капитанов, который во время кораблекрушения утонул. Затем они с капитаном поделили драгоценности. Капитан на время затаился, перекрестил свою посудину, загрузил ее относительно дешевым грузом и направил паруса к дому. Если бы у него все получилось, ему не надо было бы идти в море снова. У него было бы достаточно средств, чтобы содержать на плаву себя, семью и парочку малых государств в придачу. У меня нет даже половины списка драгоценностей, но и в той части списка, которой я владею, перечислено более пятидесяти вещей. Единственный недостаток плана заключался в том, что он не учел вероятность крушения, не предусмотрел, что корабль попадет в ураган и осядет на рифах Бермуд. Никто не знал, что на борту было хоть что-то заслуживающее внимания.
– Признавал ли это человек из Гаваны? – спросил Сандерс.
– Нет, черт подери! Он выразил в подобающем стиле свои сожаления по поводу потопления флота и утраты королевских драгоценностей. Это и сбило меня с толку на некоторое время.
– Я думаю, вы запутались: он мог сделать и так, и этак. Это чистое предположение.
Трис кивнул.
– Я думал так же до четырех утра. – Он помолчал, наслаждаясь игрой. – Как звали короля Испании?
– Ну ладно, – заворчал Сандерс, чувствуя, что его разыгрывают. – Филипп.
– Так. А каково было имя его новой жены? Сандерс вздохнул:
– Герцогиня Пармская.
– Нет! – засмеялся Трис. – Это ее титул, а не имя. Он ждал, но им нечего было сказать.
– Ее имя было... Елизавета Фарнезе.
Прошла секунда, прежде чем инициалы вошли в их сознание. У Гейл открылся рот. Сандерс был ошеломлен. Трис усмехнулся:
– Есть еще один вопрос без ответа.
Сандерс немного подумал, засмеялся и объявил:
– Я знаю.
– Что? – Улыбка осветила лицо Триса.
– Вопрос заключается в следующем: спал ли с ней король Филипп?
– Верно! И, говоря по совести, надо признать, что вы сообразительный мерзавец, – сказал он, хлопнув Сандерса по плечу. – Я и не надеялся на такую догадливость.
Сандерс пытался разделить с Трисом его жизнерадостный настрой, но в его сознании все перепуталось: сокровища, наркотики, взрывчатые вещества, искалеченное тело Коффина, изуродованная тряпичная кукла, злобное выражение на лице Слэйка.
– Какова стоимость этого? – спросил он.
– Нельзя определить. Зависит от того, сколько там на дне еще осталось, сколько пропало и сколько денег человек из Гаваны выручил за сокровища. То, что есть у нас сейчас, мне кажется, тянет на четверть миллиона долларов, но только в том случае, если мы сумеем найти доказательства. Нам нужно обнаружить хотя бы одно ювелирное изделие, которое числится в списке, тогда этот источник можно будет рассматривать как бесспорное доказательство.
– Что мы будем делать с наркотиками? – спросила Гейл.
– Я думал об этом. У нас нет шансов вытащить все на поверхность прежде, чем Клоше сделает ответный шаг. Вы знаете количество. Как вы думаете, какова цена тех наркотиков, которые у нас уже есть?
– Не знаю наверняка, но возьмем круглое число, скажем, у нас всего сто тысяч. Это уже свыше миллиона долларов, может быть, два миллиона.
– При этом огромное количество стекляшек остается в его распоряжении. Но конечно, он-то этого не знает, не так ли? – Трис больше говорил сам с собой, чем с ними. – Он не знает, сколько мы достали и сколько еще лежит внизу.
– Итак?
– Итак, мы принимаемся за сокровища, они гораздо более важны. Пусть он думает, что мы ищем наркотики.
– Но мы не можем взять и оставить наркотики в его распоряжении.
– Разумеется, мы этого не сделаем, но вы должны все взвесить и понять, что мы рискуем головой. В одном мы можем быть уверены: чтобы убрать нас с дороги, Клоше постарается нас убить. – Трис помолчал, чтобы тишина подчеркнула значительность его слов. – Если он расправится с нами, нам будет безразлично, что именно ему достанется; это уже будет не наша забота. Но пока мне не все равно. Не хочу, чтобы к нему попали эти наркотики, и вовсе не желаю, чтобы он завладел драгоценностями. Невежественный подонок расплавит их и продаст проклятое золото, погубив эти шедевры. Эти сокровища уникальны. Было бы преступлением допустить, чтобы они попали в руки человека, который не понимает, что они собой представляют. Если мы будем работать с наркотиками, пока он не предпримет что-нибудь, мы потеряем сокровища. Если даже он не убьет нас, то может помешать нашим поискам, например, взорвать все, просто из каприза, если ему этого захочется. Но если мы найдем драгоценности, то затем сможем потратить все оставшееся нам время на добычу наркотиков. Мы тоже сможем взорвать все к чертям, если захотим. Боже! Я предвосхищаю такое удовольствие!
Возражений от Дэвида и Гейл не последовало.
– Спустимся-ка в подвал. – Он встал и открыл ящик комода.
– У вас есть подвал? – спросил Сандерс.
– В некотором роде. – Трис вынул из ящика полоску красного бархата и обернул камею, медальон, распятие, цепь и сосновую шишку. – Сделал его, чтобы закрепить эту развалюху, а то бриз сдует ее со скалы.
Он повел их в гостиную и отодвинул стул. Открылось утопленное в пол маленькое бронзовое кольцо. Трис потянул за него, и секция из кедровых досок, четыре на четыре фута, отделилась от пола. Он отвалил крышку подвала в сторону, взял фонарь с каминной доски, затем сел на пол и опустил ноги в отверстие.
– Высота здесь пять футов, так что берегите головы. – Он спрыгнул в яму и исчез во тьме.
Подвал оказался большой, покрытой пылью квадратной комнатой такого же размера, как расположенная над ней гостиная. Стены были выложены тяжелыми известняковыми плитами, скрепленными раствором.
Сандерсы проследовали за скрюченным Трисом в дальний конец подвала.
– Отсчитайте три камня вверх от пола, – сказал Трис, освещая угол светом фонаря.
Сандерс дотронулся до третьего камня над полом.
– Теперь сдвиньте четвертый вправо. Сандерс пробежал пальцами вдоль стены, пока не остановился на камне размером с дыню.
– Этот?
– Да, тяните.
Сандерс едва смог обхватить камень рукой, но, как только ему удалось крепко за него уцепиться, камень легко вынулся из стены.
В дыре оказались две бумаги, далее виднелся следующий камень.
– Мое свидетельство о рождении, – сказал Трис, вынув бумаги из тайника.
Гейл было любопытно, что представляет из себя вторая бумага, и в отраженном тусклом свете фонаря она сумела прочесть фамилию – Стоунхэм – и три последние буквы первого имени – “илла”. “Присцилла, – подумала она, – свидетельство о рождении жены”.
– Что это такое? – спросил Сандерс, указывая на что-то маленькое и блестящее в тайнике.
Трис быстро отвел фонарь от тайника и сунул руку внутрь.
– Ничего.
Гейл подумала, что, наверное, это его обручальное кольцо.
– Теперь просуньте руку и выньте тот, другой камень.
Сандерс выполнил все, как ему велел Трис. Его рука вошла в тайник почти по локоть.
Когда был выдвинут следующий камень, Трис положил завернутые в бархат драгоценности вглубь тайника.
– Хорошо, теперь поставьте все на место.
Сандерс вставил в нишу дальний камень, Трис вернул туда бумаги и блестящий предмет и водрузил передний камень в стену.
– Все, что вам нужно запомнить, это: три вверх, четыре вправо, – сказал Трис.
– Не хочу я запоминать все это, – сказала Гейл. – Это не наше...
– Это мера предосторожности. Я могу неловко повернуться и упасть со скалы. С любым из вас может случиться такое. Лучше, если все мы будем знать, где находятся эти вещи.
Они поднялись в дом.
– Недурно было бы сейчас перекусить, – сказал Трис, придвигая стул на то место на полу, где было утоплено кольцо. – Нам предстоит длинный день.
Пока Трис устанавливал якорь, Сандерс разыскал бинокль и стал смотреть туда, где обнаружил тело Коффина.
– Они там все расчистили, видны даже следы граблей.
– Да. Не хотят оставлять ничего, что может испортить настроение туристам. Сотня в день не обязательно должна включать зрелище трупа на пляже.
Гейл почувствовала глубокую грусть и горечь, услышав это скупое, как простая констатация факта, упоминание о гибели Коффина. Она хотела было что-то сказать, но Трис, понимая ее настроение, перебил:
– Человек умирает, девочка; его больше нет, по крайней мере здесь, внизу. Уважение и прочая суета не имеют для мертвых никакого значения; все это только облегчает существование живым. Но я знаю абсолютно твердо: говорить хорошо или плохо о чем-то, чего уже не существует, – это пустая трата времени. Не могу себе представить Святого Петра, сидящего наверху и вопрошающего: “Эй, Адам, есть там внизу люди, сплетничающие о тебе. Что же ты там натворил, чем заслужил такое к себе отношение?”
Гейл не ответила. Помолчав минуту, она сказала:
– Я могу сегодня нырять.
– Нет, оставайтесь здесь. Работа, конечно, немного замедлится. Если бы мы ныряли все вместе, выиграли бы еще один мешок или два. Но я хочу, чтобы кто-то оставался в лодке, особенно сегодня.
– Почему?
– Потому что, я думаю, сегодня нас могут ожидать какие-нибудь волнения. – Трис проверил ружье. – Только будьте уверены, что знаете, как пользоваться этим ружьем и как выключать компрессор. Если ничего не случится, самое меньшее, что вы получите, – это прекрасный загар.
Трис и Сандерс вернулись в пещеру в рифе, где они нашли сосновую шишку. Прилив вынес песок из воздушного лифта вправо, так что они могли хорошо разглядеть дно.
В течение первых нескольких минут они не нашли ничего, кроме единичных ампул – всего десять штук. Сандерс собрался вытащить их из ямки, но Трис остановил его и позволил ампулам с бряканьем подняться вверх по алюминиевой трубке. Одна разбилась, и маленькая струйка светлой жидкости вылетела из конца трубки. Трис копнул глубже, по дюймам подбираясь ближе к рифу. Он работал воздушным лифтом осторожно, как бы окружая некий объект.
Вскоре Трис прикрыл левой ладонью выход трубки, прекратив всасывание, и жестом руки попросил Сандерса копать.
Сандерс потер центр обрабатываемой ямки пальцами и почувствовал там нечто твердое. Он сдул песок и увидел золото. Это была роза, примерно в три дюйма высотой и три дюйма шириной, и каждый ее золотой лепесток был великолепно, мастерски обработан. Сандерс поднял ее с песка, взял за тонкий стебель, чтобы дать полюбоваться Трису, а затем положил в холщовый мешок.
Трис начал работать воздушным лифтом рядом с основанием рифа. Лежа на животе в футе от выхода трубки, Сандерс увидел еще какие-то золотые вещи под нависшей скалой. Он постучал по лифту, и Трис обернулся. Сандерс залез под скалу, его пальцы схватили золотой предмет и потащили наружу. Тот поддавался с трудом и казался таким тяжелым, как если бы он был прикреплен к чему-то еще. Когда Сандерс наконец достал его, то увидел у себя на ладони золотого хамелеона с изумрудными глазами. Рот хамелеона был открыт, возле хвоста имелось еще одно отверстие. Из живота хамелеона выступал острый, похожий на рыбий плавник, кусок золота. Две нитки золотой цепи вели от кольца на спине животного в глубину рифа. Сандерс потянул за цепь, и она медленно вышла из скалы – всего десять футов, складываясь кольцами у лица Сандерса.
Трис взял хамелеона у Сандерса и поднес его к своей маске. Он надул губы и сделал вид, что дует в голову хамелеона, показывая таким образом Сандерсу, что фигурка служила в качестве свистка. Затем он перевернул зверька на спину, приоткрыл рот и всунул острие, торчащее из спины хамелеона, между зубами, поясняя, что оно служило зубочисткой.
Они были внизу уже около пяти часов и нашли четыре золотых кольца (одно из них с большим изумрудом); две огромные миндалевидные жемчужины, соединенные золотой пластиной, на одной стороне которой были выгравированы буквы Е. F.; пояс из толстых золотых звеньев и две серьги с каплевидными жемчужинами. Затем Трис увидел золотую веревку. Она была почти невидима в глубине рифа и заметна только тогда, когда на нее попадали потоки солнечных лучей. Это была свитая из золотых нитей веревка, украшенная крошечными жемчужинами, искусно вплетенными через определенные промежутки. Трис приказал Сандерсу дотянуться до веревки.
Сандерс сильно замерз. Несмотря на костюм, долгие часы, проведенные под водой, высосали все тепло из его тела, и теперь его постоянно трясло. Но он подчинился Трису не раздумывая, не беспокоясь, что в дырке может обитать живое существо. Его дрожащая рука прошла в отверстие в рифе, пальцы сомкнулись вокруг золотого предмета и потянули его наружу, но безуспешно: веревка застряла, возможно, обернутая вокруг скалы или покрытая камнями. Сандерс вытащил руку и покачал головой, глядя на Триса.
Трис поднял правый указательный палец, как бы говоря тем самым Сандерсу: “наблюдай”. Он несколько раз ударил воздушным лифтом о риф, затем сложил ладони чашкой и указал на Сандерса.
Сандерс не понял, о чем говорит Трис. Он покачал головой, дрожь от холода судорогой пробежала вверх по его спине. Он не мог сосредоточиться и ничего не понял из жестов Триса.
Трис поднял кверху руку, вставил воздушный лифт в расселину между двумя скалами рифа и начал подниматься. Сандерс схватил холщовый мешок и последовал за ним.
– Это она, – сказал Трис, когда они уже были в лодке, – именно она фигурирует в нашем проклятом источнике.
– Я знаю.
Сандерс расстегнул жакет водолазного костюма и начал растирать кожу на груди.
– Мы отдохнем и дадим вам немного согреться; потом спустимся, чтобы достать ее. – Трис взглянул на солнце, затем на Гейл. – Вернемся к пяти часам. Здесь было все в порядке?
– Да, я жарилась на солнце, вот и все. Сандерс спросил:
– А что вы пытались сказать мне там, внизу?
– Нам нужно разбить скалу, чтобы достать веревку. Я стану бить аппаратом по кораллу. Когда куски начнут откалываться, вы будете их подбирать и откладывать в сторону. Не хотелось бы, чтобы они попали в яму. – Он пошел в сторону каюты. – Захватите с собой рычаг. Трубка, конечно, разобьет коралл, но не сможет раздвинуть обломки.
Они отдыхали около получаса. Сандерс лежал на крыше каюты, греясь в лучах заходящего солнца.
На берегу несколько человек, еще остававшихся на пляже, тянулись к лифту, движущемуся вверх и вниз в тени скал и вспыхивавшему при проходе под солнечными лучами.
– Пошли, – сказал Трис. Он дотронулся пальцем до плеча Гейл, и на ее коричнево-розовой коже появился белый круг, который быстро исчез, – Уходите с солнца. Вы можете сильно обгореть, даже в такое позднее время.
– Хорошо.
– Идите вниз и полежите, если хотите. Шарлотта подымет дикий вой, если кто-то чужой начнет здесь шпионить.
Мужчины прыгнули за борт – Трис с холщовым мешком, Сандерс с ломом. Гейл наблюдала до тех пор, пока не перестала видеть поднимавшиеся пузырьки, затем спустилась вниз.
Работа на рифе подвигалась медленно и, поскольку уже темнело, с большими трудностями. Каждый раз, когда Трис вонзал наконечник воздушного лифта в коралл, облако тончайшей коралловой пыли поднималось от обломанного куска. Сандерс вынужден был, как слепец, ощупывать каждый обломок, прежде чем отбросить его в сторону. Золотая веревка обернулась вокруг основания большой овальной скалы, находясь большей частью под ней, как если бы она свалилась на риф и была загнана вековой работой волн и приливов в каждую трещинку и расселину скалы. Сандерс хотел с помощью лома перевернуть скалу, но Трис остановил его, показывая руками, что это опасно – можно повредить мягкие, тонкие золотистые нити.
За целый час они расширили яму всего на три фута. Теперь Сандерс смог просунуть свою голову, руки и плечи в дыру и провести трубку воздушного лифта вдоль золотой веревки, мягкими движениями освобождая ее дюйм за дюймом и очищая от песка. Жемчужины были вставлены вдоль нее через трехдюймовые интервалы. Сандерс подсчитал, что уже удалось освободить семнадцать жемчужин. Если это действительно была та самая веревка, о которой говорилось в источнике, обнаруженном Трисом, то на ней должно быть тридцать восемь жемчужин, значит, им предстояло достать еще пять футов золотой веревки.
Работали как во сне, все казалось нереальным: заключенные в воду, они не слышали ничего, кроме собственного дыхания и отдаленного шума компрессора, доносившегося через воздушный шланг, и вынуждены были оставаться без движения – действовали только пальцы, раскапывавшие песок.
Гейл сидела на одной из скамей, пытаясь сосредоточиться на статье в пожелтевшей от времени газете, когда услышала собачий лай и приближающийся шум мотора. Лодка остановилась, и до нее донеслись голоса. Она затаила дыхание.
– Здесь пусто.
– Кажется, только собака.
– Эй, собака! Как поживает твой зад?
– Заткнись. Звук разносится далеко.
– Разносится? Под водой? Дерьмо!
Собака дважды гавкнула, потом заворчала. Третий голос, показавшийся знакомым:
– Прекратите болтовню! Тишина!
Гейл оперлась рукой о палубу и сползла со скамейки. Держа голову ниже иллюминатора по правому борту, она подползла к лестнице. Замерла, слыша биение своего сердца и дыша ртом так тихо, как только возможно, и стала думать. Если другая лодка стоит впереди “Корсара”, она сможет незаметно пробраться в кокпит, прячась за надстройку, и дотянуться до ружья. Если же лодка за кормой – они заметят ее сразу же, как только она высунет голову из каюты.
Она прислушалась к звукам готовящегося к работе оборудования: звяканью пряжек, шипенью открываемых и закрываемых клапанов, стуку перекатываемых по палубе емкостей. Вроде бы все звуки зарождались слева и спереди, поэтому Гейл поднялась по короткой лестнице и прижалась к надстройке. Ружье лежало на полке возле штурвала, в четырех или пяти футах от нее. Чтобы добраться до него, она должна была протянуть руку перед окном.
– Сколько мешков ты взял для всего этого?
– Этот и еще два.
– А ты?
– Столько же. Черт подери, парень, здесь всего три, да и то один разорван.
– Только смотри не напутай с розовым шлангом. Он нам не нужен.
“Сейчас, – подумала Гейл, – они не будут глядеть в эту сторону”. Она протянула руку, наклонилась вперед и схватила ружье за ствол. Поднять его с полки ей удалось без осложнений, но теперь, когда ей пришлось держать ружье на вытянутой руке, оно показалось ей тяжелее, чем раньше; ствол опустился на несколько дюймов и стукнул по штурвалу.
– Что там за шум?
– Какой шум?
Гейл прижала ружье к талии, держа одну руку возле предохранителя курка, а другую – возле скользящего затвора.
– Там шум...
– Не слышу никакого шума.
– Ну а я слышу. Кто-то есть на этой лодке.
– Чушь. Собака – единственная здесь живая тварь.
– Что-то есть внутри лодки.
– Нервный ты, старина.
– Иди-ка ты вперед. Я подойду близко на нашей лодке к той и попробую рассмотреть все. Смех.
– Будь осторожен, а то собака отхватит тебе зад.
– Я подстрелю эту гадину из арбалета.
Всплеск, другой, несколько неразборчивых слов, затем тишина.
Гейл выжидала. Она слышала звук весла, рассекавшего воду, глядела на корму и видела тень приближающейся лодки.
Она обошла надстройку, держа ружье у талии. Мужчина стоял на корме другой лодки и греб, глядя на воду. У нее не было необходимости видеть его лицо: страшный красный шрам казался черным на его черной груди – Слэйк.
– Неплохо. Никто не пытался убить меня в постели. Благодарю Бога и за это.
– Чувствуете себя богатой?
– Что вы имеете в виду? С чего бы это? Трис озорно засмеялся.
– Подождем Дэвида.
Гейл взглянула ему в лицо, заметила покрасневшие глаза и мешки под ними.
– А вы сегодня спали?
– Нет, читал.
Тогда она догадалась:
– Вы нашли Е. F.!
Сандерс надел купальные плавки. Спортивная рубашка висела на спинке стула. Он потянулся за ней, затем остановился и подумал: “Черт с ней; через час все равно надо будет ее снимать”. Он поглядел в зеркало и, довольный, хлопнул себя по плоскому животу. Он загорел и похудел и хорошо себя чувствовал. Даже ступни его ног, крепкие и мозолистые, доставляли ему приятные ощущения; он не мог вспомнить, когда в последний раз надевал обувь. Он прошел в кухню.
Гейл и Трис сидели за столом с чашками в руках. Подходя к плите, чтобы налить кофе, Сандерс сказал:
– Доброе утро.
Они не ответили, и, проходя мимо стола, он заметил, как они обменялись взглядами. Обидевшись, Сандерс подумал: “Это еще что?” Он сел за стол и сказал:
– Ну?
– Чувствуете себя богачом? – спросил Трис.
– Что?
Гейл не могла сдержаться:
– Трис нашел Е. F.!
Теперь Сандерс все понял и улыбнулся:
– И кто же он?
– Она, – ответил Трис. – Вы помните, чуть раньше, когда вы нашли медальон, то сказали, что это может быть подарок кому-то?
– Конечно. А вы ответили: “Никакой вероятности”.
– Да, но тогда и другие вещи не имели никакого смысла. Мужчина мог носить медальон, но не стал бы носить найденную вами камею – это явно женское украшение. И то же, конечно, относится к сосновой шишке. Возможно, что все это доставлялось домой, жене или даме сердца. Ваши слова заставили меня об этом задуматься. Я снова проштудировал все бумаги и остался ни с чем: не было в них никакого проклятого Е. F. Был там один капитан грузового корабля, его звали Фернандес, но он затонул у берегов Флориды.
– Так кто же это был?
Трис пропустил вопрос мимо ушей и глотнул чаю.
– Сосновая шишка и распятие заставили меня призадуматься. Казалось невозможным, чтобы подобные вещи могли остаться незафиксированными. Человек, который изготовил их; человек, который посылал их; человек, который продал их, – кто-то из них должен был сделать запись об этих вещах. Я понял, что забрел не в ту сторону, поэтому на время отложил все бумаги из Нового Света в сторону и снова обратился к историческим книгам. Там я и обнаружил первый намек.
– Какой? – спросила Гейл. – Имя?
– Да, и список покупок. Если я прав, – Трис взглянул на Сандерса, – а теперь я знаю, что прав, хоть взорвите столько взрывчатки, чтобы превратить в ангелов половину человечества, – там, внизу, погребено сокровище, подобного которому еще не доводилось увидеть миру. Оно не имеет цены. Его разыскивали более двухсот шестидесяти лет; люди были казнены за это, а король Испании всю свою жизнь бесился из-за его утраты.
Сандерс спросил:
– Все это было на “Эль Грифоне”?
– Да. Так должно было быть. Послушайте. В 1714 году у короля Филиппа Пятого умерла жена. Она еще не успела окоченеть, как Филипп воспылал страстью к герцогине Пармы. Возможно, он мечтал о ней и раньше, но теперь, когда жены не стало, он мог уже вытащить благородную герцогиню из чулана. Он просил ее выйти за него замуж. Она согласилась, но не собиралась спать с ним, пока он не осыплет ее драгоценностями, – цитирую, – единственными в мире. Возможно, Филиппом овладела неуемная страсть, потому что он немедленно отправил письмо своему человеку в Гавану. Этот парень скопировал его в свой дневник, который был включен в приложение к старой, прогрызенной крысами книге об упадке Испании в Новом Свете в восемнадцатом столетии. Это письмо Филиппа представляло собой список драгоценностей, которые должны были быть изготовлены в Новом Свете и отправлены морем в Испанию. Под копией письма этот парень перечислил все, что он изготовил. – Трис прочитал по памяти: – “Название: две веревки из золота с тридцатью восемью жемчужинами на каждой. Название: золотой крест с пятью изумрудами”. И так далее, и тому подобное. Список продолжался на другой странице книги, которую какой-то идиот разорвал лет сто назад.
– Не было сосновой шишки?
– Нет, и не было распятия, подобного нашему, по крайней мере на странице, которая сохранилась. Однако там имеется ссылка на ларец с тремя замками.
Сандерс заметил:
– Но это не может служить достаточным доказательством. Вы сами сказали, что они всегда пользовались такими ларцами.
– Для наиболее ценных вещей. Но вы правы – это не особенность “Эль Грифона”. Поэтому вернемся к бумагам. – Трис отпил чаю, – Обычный способ для транспортировки королевских сокровищ – перевоз в сейфе вблизи капитанской каюты на борту флагманского корабля. По какой-то причине Филипп не доверял Юбилье – командиру. В королевском письме в Гавану было сказано, что драгоценности должны быть отправлены с заслуживающим наибольшего доверия капитаном из всей флотилии и что никто другой – никто! – не должен знать об их существовании. В то время Филипп не осознал этого, но последнее условие было большой ошибкой.
– Почему? – спросила Гейл.
– Подумайте сами, девочка. Мы говорили об этом уже раньше, об “Эль Грифоне”. Разразился шторм, почти все корабли ушли на дно. Только два человека в мире знали, у кого хранятся драгоценности: капитан, у которого они были, и человек из Гаваны, передавший их ему. Капитан спасся, заключил сделку с человеком из Гаваны, и тот написал королю, что передал драгоценности одному из капитанов, который во время кораблекрушения утонул. Затем они с капитаном поделили драгоценности. Капитан на время затаился, перекрестил свою посудину, загрузил ее относительно дешевым грузом и направил паруса к дому. Если бы у него все получилось, ему не надо было бы идти в море снова. У него было бы достаточно средств, чтобы содержать на плаву себя, семью и парочку малых государств в придачу. У меня нет даже половины списка драгоценностей, но и в той части списка, которой я владею, перечислено более пятидесяти вещей. Единственный недостаток плана заключался в том, что он не учел вероятность крушения, не предусмотрел, что корабль попадет в ураган и осядет на рифах Бермуд. Никто не знал, что на борту было хоть что-то заслуживающее внимания.
– Признавал ли это человек из Гаваны? – спросил Сандерс.
– Нет, черт подери! Он выразил в подобающем стиле свои сожаления по поводу потопления флота и утраты королевских драгоценностей. Это и сбило меня с толку на некоторое время.
– Я думаю, вы запутались: он мог сделать и так, и этак. Это чистое предположение.
Трис кивнул.
– Я думал так же до четырех утра. – Он помолчал, наслаждаясь игрой. – Как звали короля Испании?
– Ну ладно, – заворчал Сандерс, чувствуя, что его разыгрывают. – Филипп.
– Так. А каково было имя его новой жены? Сандерс вздохнул:
– Герцогиня Пармская.
– Нет! – засмеялся Трис. – Это ее титул, а не имя. Он ждал, но им нечего было сказать.
– Ее имя было... Елизавета Фарнезе.
Прошла секунда, прежде чем инициалы вошли в их сознание. У Гейл открылся рот. Сандерс был ошеломлен. Трис усмехнулся:
– Есть еще один вопрос без ответа.
Сандерс немного подумал, засмеялся и объявил:
– Я знаю.
– Что? – Улыбка осветила лицо Триса.
– Вопрос заключается в следующем: спал ли с ней король Филипп?
– Верно! И, говоря по совести, надо признать, что вы сообразительный мерзавец, – сказал он, хлопнув Сандерса по плечу. – Я и не надеялся на такую догадливость.
Сандерс пытался разделить с Трисом его жизнерадостный настрой, но в его сознании все перепуталось: сокровища, наркотики, взрывчатые вещества, искалеченное тело Коффина, изуродованная тряпичная кукла, злобное выражение на лице Слэйка.
– Какова стоимость этого? – спросил он.
– Нельзя определить. Зависит от того, сколько там на дне еще осталось, сколько пропало и сколько денег человек из Гаваны выручил за сокровища. То, что есть у нас сейчас, мне кажется, тянет на четверть миллиона долларов, но только в том случае, если мы сумеем найти доказательства. Нам нужно обнаружить хотя бы одно ювелирное изделие, которое числится в списке, тогда этот источник можно будет рассматривать как бесспорное доказательство.
– Что мы будем делать с наркотиками? – спросила Гейл.
– Я думал об этом. У нас нет шансов вытащить все на поверхность прежде, чем Клоше сделает ответный шаг. Вы знаете количество. Как вы думаете, какова цена тех наркотиков, которые у нас уже есть?
– Не знаю наверняка, но возьмем круглое число, скажем, у нас всего сто тысяч. Это уже свыше миллиона долларов, может быть, два миллиона.
– При этом огромное количество стекляшек остается в его распоряжении. Но конечно, он-то этого не знает, не так ли? – Трис больше говорил сам с собой, чем с ними. – Он не знает, сколько мы достали и сколько еще лежит внизу.
– Итак?
– Итак, мы принимаемся за сокровища, они гораздо более важны. Пусть он думает, что мы ищем наркотики.
– Но мы не можем взять и оставить наркотики в его распоряжении.
– Разумеется, мы этого не сделаем, но вы должны все взвесить и понять, что мы рискуем головой. В одном мы можем быть уверены: чтобы убрать нас с дороги, Клоше постарается нас убить. – Трис помолчал, чтобы тишина подчеркнула значительность его слов. – Если он расправится с нами, нам будет безразлично, что именно ему достанется; это уже будет не наша забота. Но пока мне не все равно. Не хочу, чтобы к нему попали эти наркотики, и вовсе не желаю, чтобы он завладел драгоценностями. Невежественный подонок расплавит их и продаст проклятое золото, погубив эти шедевры. Эти сокровища уникальны. Было бы преступлением допустить, чтобы они попали в руки человека, который не понимает, что они собой представляют. Если мы будем работать с наркотиками, пока он не предпримет что-нибудь, мы потеряем сокровища. Если даже он не убьет нас, то может помешать нашим поискам, например, взорвать все, просто из каприза, если ему этого захочется. Но если мы найдем драгоценности, то затем сможем потратить все оставшееся нам время на добычу наркотиков. Мы тоже сможем взорвать все к чертям, если захотим. Боже! Я предвосхищаю такое удовольствие!
Возражений от Дэвида и Гейл не последовало.
– Спустимся-ка в подвал. – Он встал и открыл ящик комода.
– У вас есть подвал? – спросил Сандерс.
– В некотором роде. – Трис вынул из ящика полоску красного бархата и обернул камею, медальон, распятие, цепь и сосновую шишку. – Сделал его, чтобы закрепить эту развалюху, а то бриз сдует ее со скалы.
Он повел их в гостиную и отодвинул стул. Открылось утопленное в пол маленькое бронзовое кольцо. Трис потянул за него, и секция из кедровых досок, четыре на четыре фута, отделилась от пола. Он отвалил крышку подвала в сторону, взял фонарь с каминной доски, затем сел на пол и опустил ноги в отверстие.
– Высота здесь пять футов, так что берегите головы. – Он спрыгнул в яму и исчез во тьме.
Подвал оказался большой, покрытой пылью квадратной комнатой такого же размера, как расположенная над ней гостиная. Стены были выложены тяжелыми известняковыми плитами, скрепленными раствором.
Сандерсы проследовали за скрюченным Трисом в дальний конец подвала.
– Отсчитайте три камня вверх от пола, – сказал Трис, освещая угол светом фонаря.
Сандерс дотронулся до третьего камня над полом.
– Теперь сдвиньте четвертый вправо. Сандерс пробежал пальцами вдоль стены, пока не остановился на камне размером с дыню.
– Этот?
– Да, тяните.
Сандерс едва смог обхватить камень рукой, но, как только ему удалось крепко за него уцепиться, камень легко вынулся из стены.
В дыре оказались две бумаги, далее виднелся следующий камень.
– Мое свидетельство о рождении, – сказал Трис, вынув бумаги из тайника.
Гейл было любопытно, что представляет из себя вторая бумага, и в отраженном тусклом свете фонаря она сумела прочесть фамилию – Стоунхэм – и три последние буквы первого имени – “илла”. “Присцилла, – подумала она, – свидетельство о рождении жены”.
– Что это такое? – спросил Сандерс, указывая на что-то маленькое и блестящее в тайнике.
Трис быстро отвел фонарь от тайника и сунул руку внутрь.
– Ничего.
Гейл подумала, что, наверное, это его обручальное кольцо.
– Теперь просуньте руку и выньте тот, другой камень.
Сандерс выполнил все, как ему велел Трис. Его рука вошла в тайник почти по локоть.
Когда был выдвинут следующий камень, Трис положил завернутые в бархат драгоценности вглубь тайника.
– Хорошо, теперь поставьте все на место.
Сандерс вставил в нишу дальний камень, Трис вернул туда бумаги и блестящий предмет и водрузил передний камень в стену.
– Все, что вам нужно запомнить, это: три вверх, четыре вправо, – сказал Трис.
– Не хочу я запоминать все это, – сказала Гейл. – Это не наше...
– Это мера предосторожности. Я могу неловко повернуться и упасть со скалы. С любым из вас может случиться такое. Лучше, если все мы будем знать, где находятся эти вещи.
Они поднялись в дом.
– Недурно было бы сейчас перекусить, – сказал Трис, придвигая стул на то место на полу, где было утоплено кольцо. – Нам предстоит длинный день.
* * *
Они добрались до рифов к одиннадцати часам утра. Был ясный, спокойный день; бризу, дувшему с берега, едва хватало сил, чтобы удерживать лодку у скал. Они видели человек двадцать – тридцать, парами и по трое, отдыхающих на пляже “Апельсиновой рощи”, и мать, играющую с ребенком на мелководье.Пока Трис устанавливал якорь, Сандерс разыскал бинокль и стал смотреть туда, где обнаружил тело Коффина.
– Они там все расчистили, видны даже следы граблей.
– Да. Не хотят оставлять ничего, что может испортить настроение туристам. Сотня в день не обязательно должна включать зрелище трупа на пляже.
Гейл почувствовала глубокую грусть и горечь, услышав это скупое, как простая констатация факта, упоминание о гибели Коффина. Она хотела было что-то сказать, но Трис, понимая ее настроение, перебил:
– Человек умирает, девочка; его больше нет, по крайней мере здесь, внизу. Уважение и прочая суета не имеют для мертвых никакого значения; все это только облегчает существование живым. Но я знаю абсолютно твердо: говорить хорошо или плохо о чем-то, чего уже не существует, – это пустая трата времени. Не могу себе представить Святого Петра, сидящего наверху и вопрошающего: “Эй, Адам, есть там внизу люди, сплетничающие о тебе. Что же ты там натворил, чем заслужил такое к себе отношение?”
Гейл не ответила. Помолчав минуту, она сказала:
– Я могу сегодня нырять.
– Нет, оставайтесь здесь. Работа, конечно, немного замедлится. Если бы мы ныряли все вместе, выиграли бы еще один мешок или два. Но я хочу, чтобы кто-то оставался в лодке, особенно сегодня.
– Почему?
– Потому что, я думаю, сегодня нас могут ожидать какие-нибудь волнения. – Трис проверил ружье. – Только будьте уверены, что знаете, как пользоваться этим ружьем и как выключать компрессор. Если ничего не случится, самое меньшее, что вы получите, – это прекрасный загар.
Трис и Сандерс вернулись в пещеру в рифе, где они нашли сосновую шишку. Прилив вынес песок из воздушного лифта вправо, так что они могли хорошо разглядеть дно.
В течение первых нескольких минут они не нашли ничего, кроме единичных ампул – всего десять штук. Сандерс собрался вытащить их из ямки, но Трис остановил его и позволил ампулам с бряканьем подняться вверх по алюминиевой трубке. Одна разбилась, и маленькая струйка светлой жидкости вылетела из конца трубки. Трис копнул глубже, по дюймам подбираясь ближе к рифу. Он работал воздушным лифтом осторожно, как бы окружая некий объект.
Вскоре Трис прикрыл левой ладонью выход трубки, прекратив всасывание, и жестом руки попросил Сандерса копать.
Сандерс потер центр обрабатываемой ямки пальцами и почувствовал там нечто твердое. Он сдул песок и увидел золото. Это была роза, примерно в три дюйма высотой и три дюйма шириной, и каждый ее золотой лепесток был великолепно, мастерски обработан. Сандерс поднял ее с песка, взял за тонкий стебель, чтобы дать полюбоваться Трису, а затем положил в холщовый мешок.
Трис начал работать воздушным лифтом рядом с основанием рифа. Лежа на животе в футе от выхода трубки, Сандерс увидел еще какие-то золотые вещи под нависшей скалой. Он постучал по лифту, и Трис обернулся. Сандерс залез под скалу, его пальцы схватили золотой предмет и потащили наружу. Тот поддавался с трудом и казался таким тяжелым, как если бы он был прикреплен к чему-то еще. Когда Сандерс наконец достал его, то увидел у себя на ладони золотого хамелеона с изумрудными глазами. Рот хамелеона был открыт, возле хвоста имелось еще одно отверстие. Из живота хамелеона выступал острый, похожий на рыбий плавник, кусок золота. Две нитки золотой цепи вели от кольца на спине животного в глубину рифа. Сандерс потянул за цепь, и она медленно вышла из скалы – всего десять футов, складываясь кольцами у лица Сандерса.
Трис взял хамелеона у Сандерса и поднес его к своей маске. Он надул губы и сделал вид, что дует в голову хамелеона, показывая таким образом Сандерсу, что фигурка служила в качестве свистка. Затем он перевернул зверька на спину, приоткрыл рот и всунул острие, торчащее из спины хамелеона, между зубами, поясняя, что оно служило зубочисткой.
Они были внизу уже около пяти часов и нашли четыре золотых кольца (одно из них с большим изумрудом); две огромные миндалевидные жемчужины, соединенные золотой пластиной, на одной стороне которой были выгравированы буквы Е. F.; пояс из толстых золотых звеньев и две серьги с каплевидными жемчужинами. Затем Трис увидел золотую веревку. Она была почти невидима в глубине рифа и заметна только тогда, когда на нее попадали потоки солнечных лучей. Это была свитая из золотых нитей веревка, украшенная крошечными жемчужинами, искусно вплетенными через определенные промежутки. Трис приказал Сандерсу дотянуться до веревки.
Сандерс сильно замерз. Несмотря на костюм, долгие часы, проведенные под водой, высосали все тепло из его тела, и теперь его постоянно трясло. Но он подчинился Трису не раздумывая, не беспокоясь, что в дырке может обитать живое существо. Его дрожащая рука прошла в отверстие в рифе, пальцы сомкнулись вокруг золотого предмета и потянули его наружу, но безуспешно: веревка застряла, возможно, обернутая вокруг скалы или покрытая камнями. Сандерс вытащил руку и покачал головой, глядя на Триса.
Трис поднял правый указательный палец, как бы говоря тем самым Сандерсу: “наблюдай”. Он несколько раз ударил воздушным лифтом о риф, затем сложил ладони чашкой и указал на Сандерса.
Сандерс не понял, о чем говорит Трис. Он покачал головой, дрожь от холода судорогой пробежала вверх по его спине. Он не мог сосредоточиться и ничего не понял из жестов Триса.
Трис поднял кверху руку, вставил воздушный лифт в расселину между двумя скалами рифа и начал подниматься. Сандерс схватил холщовый мешок и последовал за ним.
– Это она, – сказал Трис, когда они уже были в лодке, – именно она фигурирует в нашем проклятом источнике.
– Я знаю.
Сандерс расстегнул жакет водолазного костюма и начал растирать кожу на груди.
– Мы отдохнем и дадим вам немного согреться; потом спустимся, чтобы достать ее. – Трис взглянул на солнце, затем на Гейл. – Вернемся к пяти часам. Здесь было все в порядке?
– Да, я жарилась на солнце, вот и все. Сандерс спросил:
– А что вы пытались сказать мне там, внизу?
– Нам нужно разбить скалу, чтобы достать веревку. Я стану бить аппаратом по кораллу. Когда куски начнут откалываться, вы будете их подбирать и откладывать в сторону. Не хотелось бы, чтобы они попали в яму. – Он пошел в сторону каюты. – Захватите с собой рычаг. Трубка, конечно, разобьет коралл, но не сможет раздвинуть обломки.
Они отдыхали около получаса. Сандерс лежал на крыше каюты, греясь в лучах заходящего солнца.
На берегу несколько человек, еще остававшихся на пляже, тянулись к лифту, движущемуся вверх и вниз в тени скал и вспыхивавшему при проходе под солнечными лучами.
– Пошли, – сказал Трис. Он дотронулся пальцем до плеча Гейл, и на ее коричнево-розовой коже появился белый круг, который быстро исчез, – Уходите с солнца. Вы можете сильно обгореть, даже в такое позднее время.
– Хорошо.
– Идите вниз и полежите, если хотите. Шарлотта подымет дикий вой, если кто-то чужой начнет здесь шпионить.
Мужчины прыгнули за борт – Трис с холщовым мешком, Сандерс с ломом. Гейл наблюдала до тех пор, пока не перестала видеть поднимавшиеся пузырьки, затем спустилась вниз.
Работа на рифе подвигалась медленно и, поскольку уже темнело, с большими трудностями. Каждый раз, когда Трис вонзал наконечник воздушного лифта в коралл, облако тончайшей коралловой пыли поднималось от обломанного куска. Сандерс вынужден был, как слепец, ощупывать каждый обломок, прежде чем отбросить его в сторону. Золотая веревка обернулась вокруг основания большой овальной скалы, находясь большей частью под ней, как если бы она свалилась на риф и была загнана вековой работой волн и приливов в каждую трещинку и расселину скалы. Сандерс хотел с помощью лома перевернуть скалу, но Трис остановил его, показывая руками, что это опасно – можно повредить мягкие, тонкие золотистые нити.
За целый час они расширили яму всего на три фута. Теперь Сандерс смог просунуть свою голову, руки и плечи в дыру и провести трубку воздушного лифта вдоль золотой веревки, мягкими движениями освобождая ее дюйм за дюймом и очищая от песка. Жемчужины были вставлены вдоль нее через трехдюймовые интервалы. Сандерс подсчитал, что уже удалось освободить семнадцать жемчужин. Если это действительно была та самая веревка, о которой говорилось в источнике, обнаруженном Трисом, то на ней должно быть тридцать восемь жемчужин, значит, им предстояло достать еще пять футов золотой веревки.
Работали как во сне, все казалось нереальным: заключенные в воду, они не слышали ничего, кроме собственного дыхания и отдаленного шума компрессора, доносившегося через воздушный шланг, и вынуждены были оставаться без движения – действовали только пальцы, раскапывавшие песок.
Гейл сидела на одной из скамей, пытаясь сосредоточиться на статье в пожелтевшей от времени газете, когда услышала собачий лай и приближающийся шум мотора. Лодка остановилась, и до нее донеслись голоса. Она затаила дыхание.
– Здесь пусто.
– Кажется, только собака.
– Эй, собака! Как поживает твой зад?
– Заткнись. Звук разносится далеко.
– Разносится? Под водой? Дерьмо!
Собака дважды гавкнула, потом заворчала. Третий голос, показавшийся знакомым:
– Прекратите болтовню! Тишина!
Гейл оперлась рукой о палубу и сползла со скамейки. Держа голову ниже иллюминатора по правому борту, она подползла к лестнице. Замерла, слыша биение своего сердца и дыша ртом так тихо, как только возможно, и стала думать. Если другая лодка стоит впереди “Корсара”, она сможет незаметно пробраться в кокпит, прячась за надстройку, и дотянуться до ружья. Если же лодка за кормой – они заметят ее сразу же, как только она высунет голову из каюты.
Она прислушалась к звукам готовящегося к работе оборудования: звяканью пряжек, шипенью открываемых и закрываемых клапанов, стуку перекатываемых по палубе емкостей. Вроде бы все звуки зарождались слева и спереди, поэтому Гейл поднялась по короткой лестнице и прижалась к надстройке. Ружье лежало на полке возле штурвала, в четырех или пяти футах от нее. Чтобы добраться до него, она должна была протянуть руку перед окном.
– Сколько мешков ты взял для всего этого?
– Этот и еще два.
– А ты?
– Столько же. Черт подери, парень, здесь всего три, да и то один разорван.
– Только смотри не напутай с розовым шлангом. Он нам не нужен.
“Сейчас, – подумала Гейл, – они не будут глядеть в эту сторону”. Она протянула руку, наклонилась вперед и схватила ружье за ствол. Поднять его с полки ей удалось без осложнений, но теперь, когда ей пришлось держать ружье на вытянутой руке, оно показалось ей тяжелее, чем раньше; ствол опустился на несколько дюймов и стукнул по штурвалу.
– Что там за шум?
– Какой шум?
Гейл прижала ружье к талии, держа одну руку возле предохранителя курка, а другую – возле скользящего затвора.
– Там шум...
– Не слышу никакого шума.
– Ну а я слышу. Кто-то есть на этой лодке.
– Чушь. Собака – единственная здесь живая тварь.
– Что-то есть внутри лодки.
– Нервный ты, старина.
– Иди-ка ты вперед. Я подойду близко на нашей лодке к той и попробую рассмотреть все. Смех.
– Будь осторожен, а то собака отхватит тебе зад.
– Я подстрелю эту гадину из арбалета.
Всплеск, другой, несколько неразборчивых слов, затем тишина.
Гейл выжидала. Она слышала звук весла, рассекавшего воду, глядела на корму и видела тень приближающейся лодки.
Она обошла надстройку, держа ружье у талии. Мужчина стоял на корме другой лодки и греб, глядя на воду. У нее не было необходимости видеть его лицо: страшный красный шрам казался черным на его черной груди – Слэйк.