Страница:
– Катрин Юло! – выдохнул Гийом. – Катрин Юло!
– А у тебя великолепная память! – с насмешкой ответил ему Николя. – Прекрасно, что ты не забываешь свою благодетельницу! А она уже давно не думает о тебе... Я об этом позаботился!
– Что ты с ней сделал?
– Ничего особенного! У нее была тонкая шея, мне не надо было сильно ее давить. Болото доделало остальное. Есть место, где зыбучие пески затянут что угодно, даже быка. И никакой опасности, что она опять выплывет на поверхность... Не думал же ты, что я ей прощу то, что она мне сделала?
– Все, что она хотела, это спасти тебя от тебя самого. Сделать из тебя другого человека! Подумать только, она, может быть, любила тебя. Дурак ты, если предпочитаешь ей эту старую фурию. Она тебя прямиком отправит на гильотину...
– Мы всего лишь сообщники, ничего более! Кстати, именно она сделала из меня другого человека! Николя Валета больше нет! Новый Марьяж – это я! Я и еще некоторые были когда-то в его банде. Нам показалось интересным воскресить его!
– Никого ты не воскресил! Никто этому не поверит. Марьяж был шуаном, сбившимся с пути. А ты всего-навсего убийца...
Обессилев, Гийом снова закрыл глаза. Он обнаружил, что преисподняя может стать утомительной.
– Покончим с этим! – выдохнул он. – Я вас уже достаточно наслушался...
– Покончить сейчас? – спросила Адель. – Об этом не может быть и речи! Ты еще не отведал главного блюда. И к тому же некрасиво по отношению к твоей подружке. Вспомни, что я ей обещала!.. Чего ты хочешь, Клод?
Последняя фраза относилась к вошедшему человеку.
– Думаю, что уже началось, – сказал он. – Видны клубы дыма...
– Какое счастье! Ну что же, пойдем посмотрим. Друзья, помогите немного месье Тремэну, чтобы он мог порадоваться вместе с нами!
Ему развязали руки и ноги. Мнимый священник и еще один бродяга с грязным лицом скорее выволокли, нежели вынесли Гийома наружу, поскольку он не мог ходить. Было около полуночи. Высоко в небе светила луна, деревья отбрасывали причудливые тени. Гийома подвели к огромной скале, возвышавшейся у лесной просеки. Двое мужчин в тростниковых накидках ждали их, прислонившись к скале и скрестив руки на груди. Помощники палача в ожидании осужденного!..
В действительности это была скорее охрана, чем помощники. Довольно плоская скала была ни очень высокой, ни трудной для подъема. Когда он поднялся наверх в сопровождении Николя и его сообщника, Гийом понял, зачем его сюда привели: прямо напротив него при бледном свете луны видно было, как давала отсвет черепица колокольни в Ла Пернель, наполовину скрытая столбом черного дыма. У него замерло сердце. Несмотря на расстояние, которое ночью трудно определить, ему показалось, что он различает как бы первые вспышки фейерверка: снопы искр, еще слабых, но которые ночной ветер, несомненно, усилит. К несчастью, сомнений не было: горел его дом...
Он напряг все мускулы, чтобы сбежать от своих мучителей, броситься туда, поднять тревогу, поскольку, по всей видимости, обитатели Тринадцати Ветров ничего не замечали. Этот дурацкий колокол молчал, вместо того чтобы изо всех сил бить в набат. Огонь! Самая страшная опасность для всех людей на земле, огонь был в его доме... А он находился здесь, бессильный наблюдатель драмы, пожиравшей его душу... Но его реакцию предвидели и держали крепко.
Вновь послышался безумный и демонический смех Адели:
– Красиво, а? Но это только начало, потому что все будет пылать, запомни: дом, дети, старики, лошади и все барахло!
Гийом закричал, движимый скорее необходимостью убедить самого себя:
– Не радуйтесь слишком рано! Думаете, здешние люди дадут сгореть Тринадцати Ветрам и ничего не предпримут, чтобы помочь?
– Возможно! – сказал Николя. – Даже очень... Но будет слишком поздно! Может, удастся спасти несколько стен, но, когда твоя семейка заметит, что огонь в доме, они не смогут выскочить из своих комнат! Кола заклинил двери и окна, прежде чем поджечь дом. Может, мы услышим их крики? Забавно, правда? Посмотри-ка! Посмотри, как высоко поднимается пламя! Господи, как красиво!
Длинный язык пламени лизал небо, вызывая у Тремэна священную ярость, так знакомую его предкам, викингам, когда они, бросаясь в гущу боя, взывали к Одину[16], чтобы он вошел в них и дал им силы. Сильным ударом плеча он толкнул одного из своих сторожей, тот поскользнулся и упал со скалы, через секунду за ним последовал мнимый священник. Затем Гийом прыгнул наугад, приземлился и, пытаясь встать, почувствовал острую боль в ноге. Он бросился на живот и пополз в заросли кустарника. Эти места были ему хорошо знакомы. Только бы добраться до Урвиля, тогда, наверно, удалось бы спасти детей. Господи, дети!.. Господи, помоги им! Хотя бы им!.. Хотя бы им!
Ему казалось, что он слышал их крики о помощи, пока пробирался сквозь кусты, пытаясь уйти от своих преследователей. Эффект неожиданности длился недолго!.. Боль в ноге и в животе причиняла ему большое страдание и мешала передвигаться быстрее. Кроме того, он должен был двигаться бесшумно, только это могло бы его спасти. Стиснув зубы, он полз вперед, напрягая всю свою волю и не чувствуя боли от рваной раны на щеке, задетой веткой остролиста. Ни на секунду он не подумал вернуться к Лорне, оставшейся в старой башне. Это означало бы броситься прямо в волчью пасть. Самое главное – дети! Совершив побег, Гийом думал не о спасении своей собственной жизни, а о спасении детей! Это давало ему силы ползти вперед и вперед...
И именно в это мгновение, когда забрезжила надежда, над его головой прогремел голос, похожий на трубу Страшного суда:
– Эй, вы! Я его нашел! Что с ним делать?
– Я иду! Веди его осторожно! Он не должен умереть, пока не кончится пожар...
В отчаянии Тремэн бросился на темную фигуру, возникшую перед ним. Человек согнулся пополам, взвыв от боли. Но Гийом лишь секунду радовался победе. Его тут же усмирили и вновь привели к месту пыток. На сей раз его поставили около скалы, чтобы хорошо видеть в отсветах огня. За столбом дыма и языком пламени дома не было видно.
Ни в одном языке нет названия тому, что пережил Тремэн в течение часа. Пожар не ослабевал, огонь разгорался все сильнее и сильнее. Он застыл от ужаса, порой ему казалось, что он сходит с ума, слышит жалобные стоны погибающих людей и животных, доносящиеся из бушующего огня, но в действительности он услышал, как бьет набат, набату вторил колокол, но это был не радостный звон, а призыв на помощь, и еще раздались два непонятных выстрела...
Гийом ничего не говорил, не стонал и даже не оскорблял своих палачей. На это у него уже не хватало сил. Его страдания выдавали лишь текущие по впалым щекам слезы.
Контраст между этой немой болью и болтливой радостью женщины и ее сообщника, рисовавших страшные картины, тронул одного из их людей.
– Может, хватит? – проворчал он. – Вы уже достаточно натешились. К тому же уже поздно. Пора, наверное, кончать с этим!
– Тебе уже надоело, Годен? – спросила Адель. – Ты забыл, что Дагэ вышвырнул тебя из конюшни под предлогом, что ты много пил и становился от этого грубым...
– Да, он так поступил, но с меня все-таки хватит!
– И кроме того, в башне тебя ждет праздник. А, разбойник, ты все о красотке думаешь? Ладно, ты прав: пусть хибара догорает, а мы перейдем к другому развлечению... Да и к тому же я должна вернуться до рассвета, а то моя глупая сестрица начнет беспокоиться.
Гийом позволил отвести себя к башне. В полном смятении он думал о том, как избавить Лорну, которая останется в живых, от гнусностей, ее ожидавших? Как ее убить без оружия и со связанными руками? Ему их снова связали за спиной. И как умереть – единственное, чего он так желал, – зная, как подло с ним поступят? Как сделать так, чтобы его бросили живым в могилу вместе с ней? Конец тогда наступит гораздо быстрее...
Но когда они подошли к башне, ему почудилось, что он бредит. Бандитов, оставшихся охранять Лорну и рыть могилу, уже не было. Яростный крик Адели прозвучал для него как приятная музыка:
– Куда подевались эти идиоты? Так-то они охраняют... – Фраза застряла у нее в горле. Из зарослей кустов, из леса появилась толпа людей, вооруженных серпами, топорами, пиками и ножами, и окружила мнимых шуанов. Из башни выбежал месье Ронделер с пистолетами в руках. Глядя на перепутанного Тремэна, он ему улыбнулся так же благодушно, как и при встрече в порту Сен-Васта:
– Не очень больно?
– Нет, не очень, но... мои близкие, дом...
– С вашими все в полном порядке! А дом почти не пострадал... Только немножко внутри...
– Не может быть! Огонь полыхает уже целую вечность!
– Вам придется заново отстроить конюшню. Лошади целы и невредимы, конечно! Мы должны были поддерживать иллюзию, что пожар продолжается, чтобы у нас было время добраться сюда. Одно ясно: вы всем обязаны вашему сыну Артуру. Именно он спас Тринадцать Ветров...
– А моя племянница? Где она?
– Сейчас ее везут домой. Она отделалась лишь царапинами, но она в шоке от всего пережитого. Доктор Аннеброн займется ею... А в этот момент он занимается вашей Клеманс, которую буквально оглушили ударом дубины...
Положив пистолеты, он вытащил из-за пояса охотничий нож и разрезал веревки, связывавшие руки Гийома. Вне себя от переполнявшей его радости, тот упал на груду камней абсолютно без сил. Ронделер вынул из кармана небольшую фляжку с водкой и протянул ее Гийому:
– Выпей-ка глоток! Сейчас это то, что нужно. После я расскажу обо всем, что произошло. А сейчас мы должны совершить правосудие...
– Что вы хотите делать?
– Повесить всю эту веселую компанию... как в старые добрые времена!
– Без суда?
Широким жестом Ронделер обвел толпу крестьян, стоявших полукругом. На них падал желтый свет от фонарей. В их руках зловеще поблескивали топоры и серпы, но горевшие, как угольки, глаза были неумолимы.
– Если хочешь, чтобы работа была сделана хорошо, надо делать ее самому. Ни один из них не допустит потери времени на поездку за жандармами в Валонь или на отправку бандитов в жандармерию. По пути они могут сбежать. И потом... помимо того, что сейчас неспокойно, мы живем в глуши и давно привыкли сами защищать себя. Впрочем, вам это хорошо известно. За свои преступления эти мерзавцы заслужили лишь смерть, и они умрут!
Бандиты были крепко связаны. Увидев, что их охрана готовит веревки, предназначение которых не вызывало сомнений, они начали протестовать, стонать, вопить, выкрикивать оскорбления, являя собой отвратительное зрелище, способное заглушить даже малейшую жалость. Только Адели заткнули рот тряпками, так как ее истеричные вопли были невыносимы. Гийом кивнул в ее сторону:
– И ее тоже?
Бывший чиновник правосудия пожал плечами:
– Почему бы ей не разделить общей участи? Не говорите мне, что хотите ее пощадить. После всего того, что она сделала?
– Думаете, что я смогу забыть, что она выдала мою жену? Что она стояла у эшафота и радовалась ее смерти и оскорбляла ее, что этой ночью она хотела сжечь в огне моих детей? Я ее ищу уже десять лет и поклялся убить собственными руками...
– Может быть, вы хотите казнить ее сами? – сказал Ронделер с удивлением.
– Нет, но я думаю, что сначала ее надо допросить. Эти негодяи совершали преступления в разных, отдаленных друг от друга местах. Вы уверены, что захватили всю банду? По крайней мере, второй девицы Може здесь нет...
– В этот момент ее наверняка уже арестовали. Я послал туда людей. От нее мы и узнаем все, что нам потребуется...
– Может быть, совсем немногое. Незадолго до вашего чудесного появления эта... тварь говорила, что ей необходимо побыстрее вернуться из-за своей глупой сестры, которая, должно быть, беспокоилась за нее...
– Она, по крайней мере, нам скажет, как Адель Амель стала Евлалией Може. А теперь, если вы очень хотите...
– Нет! – отрезал Тремэн. – Вы правы, покончим с этим, и чем раньше, тем лучше!
—Мудрое решение! – вздохнул Ронделер, зная, что не сможет долго сдерживать желание крестьян расквитаться с этими людьми.– Говорят, что глас народа– глас Божий, значит, правосудие будет совершено здесь от его имени. Ну, начинайте! – крикнул он.
Все произошло быстро. Через несколько мгновений дюжина тел болталась на деревьях. Мнимый священник умер, изрыгал проклятия против всех на свете, бросив перед этим в лицо своей сообщнице:
– Ты со своими бредовыми идеями! Можно было бы подождать еще немного, стать богатыми и даже достаточно сильными, чтобы захватить Тринадцать Ветров, всех убить, спокойно разграбить дом, а потом его поджечь. Но тебе сию секунду нужен был Тремэн с этой потаскухой! О Господи, эти женщины!
Он сплюнул. Адель его не слышала. Ей вынули кляп изо рта, она корчилась с пеной у рта, выкрикивала ругательства, у нее началась такая сильная истерика, что мужчины, которые должны были ее повесить, перекрестились, уверенные в том, что в нее вселился дьявол. Она умерла последней...
Когда все закончилось, ее тело опустили в уже вырытую могилу.
– Из уважения к памяти вашего общего деда, Матье Амеля, достойного и честного торговца солью из Сен-Васта, – объяснил Ронделер Гийому. – Что касается остальных, – добавил он, показывая на зловещие плоды, висящие на деревьях, – я предупрежу жандармов, и они займутся ими завтра! А теперь пойдемте, я отвезу вас домой.
Когда Гийом вновь увидел свой дом, в деревне запели петухи. В глубокой темноте ночи, перед рассветом, еще пламенела огромная куча дров, позволившая вместе с горящими конюшнями создать впечатление, что горела вся усадьба Тринадцать Ветров. Подобно мухам в воздухе носился черный пушистый пепел. Легкий ветерок относил его к светлым, слегка пожелтевшим, может быть, чуть-чуть испачканным, но все-таки уцелевшим стенам. Гийом разрыдался, испытав облегчение.
Вокруг толпились люди. Тем не менее сквозь слезы он увидел лишь своих детей – Элизабет, Адама и Артура, бежавших ему навстречу. События этой ночи не прошли для них бесследно, но глаза их все так же светились от счастья. Гийом раскрыл свои объятия, чтобы окружить их всех сразу своей любовью, не выделяя никого из них, но соединяя, не делая никаких различий. Впервые он остро, почти болезненно осознал, что возродит вместе с ними свой родовой трилистник[17]... Он был стеблем, а они – нежными зелеными листочками.
– Отец! – сказала Элизабет. – Это Артур нас спас...
– Я знаю... мне рассказали!.. Без подробностей, конечно! О, сын мой, да благословен будет тот день, когда ты вернулся в родные места...
Но такие волнующие моменты были не во вкусе Артура, и он рассмеялся:
– Я не заслужил столько комплиментов! Если я один и смог выбраться из своей комнаты, то просто потому, что меня там не было. В комнате Лорны происходили странные вещи, и я хотел все разузнать... Так интересно охотиться за привидениями...
В самом деле, около одиннадцати часов вечера для Артура, спрятавшегося в комнате Лорны с куском пирога, украденного на кухне, и с парой пистолетов, прихваченных в комнате Гийома, время тянулось очень медленно.
Шум в доме постепенно стихал. Все, вероятно, уже спали, кроме, может быть, одной Клеманс, долго засиживавшейся за вязанием, как это ему было известно, около очага обычно вместе с Потантеном. Но в этот вечер у старика разболелось горло, и она уложила его в постель, напоив отваром из трав.
В комнате, где все еще чувствовался аромат молодой элегантной женщины, было не совсем темно. На небе светила полная луна. Сквозь внутренние, слегка прикрытые ставни на пол падал бледный длинный луч ее света. Сидевшему в ногах кровати юному сторожу захотелось спать, и он спрашивал себя, как долго сможет держать глаза открытыми. Он съел пирог, чтобы чем-то заняться, но тут же пожалел об этом, потому что ему сразу же захотелось пить.
Вспомнив о кувшине с водой, оставшемся в его спальне, он решил пойти за ним. Для этого ему надо было пересечь широкий коридор, дверь его спальни и дверь мистера Брента находились как раз напротив. И как только он вышел из своего укрытия, сразу же почувствовал запах дыма... Запах шел с лестницы, оттуда же были видны слабые отблески. «Огонь! – подумал он. – В доме пожар!.. По чьей-то неосторожности».
Бесшумно, как кошка– прежде чем занять наблюдательный пост, он разулся, – Артур побежал к лестнице, спустился наполовину, и волосы зашевелились у него на голове: один из слуг, Кола, укладывал мелкую мебель на кучу дров и бумаги, которую только что поджег.
Первым побуждением мальчика было броситься на поджигателя, но он был из тех, кто не теряет хладнокровия в момент опасности. Один он не одолел бы этого крепкого мужчину. Артур подумал о пистолетах, оставшихся на постели сестры. И тут же решил предупредить Джереми, а вдвоем они без труда одолели бы негодяя.
Он знал, что молодой учитель никогда не запирал дверь. На этот раз она не поддалась. Тогда Артур заметил клин и понял, что их всех пытались убить...
Вытащить Брента из постели, объяснить ему, что происходило, дать ему пистолет было делом одной минуты.
– Клинья должны быть под всеми дверями, – прошептал Артур. – Быстро их вытаскивайте и присоединяйтесь ко мне внизу, но ни в коем случае не поднимайте шума, пока я не подам знак!
Натянув на ноги домашние туфли, учитель кивком показал, что все понял, и побежал за своим учеником в развевающейся белой ночной рубашке. Артур вернулся к лестнице, окутанной густым дымом. Это дало возможность мальчику незаметно подойти, внезапно появиться перед поджигателем и прицелиться.
– Руки вверх! – крикнул он. – И не валяй дурака, я очень хорошо стреляю.
Увидев черное дуло пистолета, Кола вздрогнул, но поняв, что он находится в руках ребенка, усмехнулся и бросился бежать. Артур выстрелил, когда тот открывал дверь. Раненный в колено, Кола рухнул на пол и закричал от боли.
Это послужило сигналом. Дом вдруг ожил. Следом за Джереми целая вереница белых привидений, кашлявших и задыхавшихся от дыма, бегом спускалась по лестнице. Это были Адам, Элизабет, Потантен, который вел другого слугу, Валентина, приставив к его спине ружье. Спросонья Валентин шел спотыкаясь и жалобным голосом оправдывался, утверждая, что он не виновен. За ним шли Белина, Лизетта и Китти.
В полном смятении женщины бросились на кухню за водой, оттуда вернулась перепуганная Элизабет: мадам Белек лежала на каменном полу, чепец ее был весь в крови. Срочно нужно позвать доктора! Белина с этим сама не справится...
Вдруг через открытую дверь главного входа Артур заметил красный язык пламени и закричал сдавленным голосом:
– Конюшня!.. Она тоже горит...
Бросив за ненадобностью пистолет, он выхватил ружье у Потантена и бросился на крыльцо. Пожар там только начинался, но запертые лошади в испуге ржали. Артур увидел человека с факелом, поджигавшего кучу соломы у стены. И тогда, не задумываясь, мальчик прицелился и выстрелил.
Пуля поразила поджигателя прямо в голову, и он упал, даже не вскрикнув...
– Браво! – неистово зааплодировала Элизабет, подбежавшая к своему брату. – Ты его убил наповал, я думаю...
– Некогда разговаривать! Освободи Дагэ и остальных. Судя по шуму, который они подняли, их двери тоже заклинены. А я выведу лошадей...
Отбросив ружье и наклонив голову, он кинулся к входу в конюшню, полную дыма, не думая, что обезумевшие от страха лошади могут быть опасны, но он слишком сильно их любил, чтобы думать о своей собственной жизни... К счастью, Дагэ и два мальчика быстро пришли ему на помощь. Работники фермы подбегали к ним с ведрами воды. Элизабет, видя, что она здесь больше не нужна, вернулась в дом, из которого валили клубы дыма, чтобы помочь тем, кто старался укрощать огонь. Наверху ее едва не опрокинул Потантен. Вне себя от ярости, которую он вряд ли когда-нибудь в жизни испытывал, Потантен волок за собой слугу, кричавшего от боли в раздробленном колене. Спустившись с лестницы, он бросил его на песок и поставил ему ногу на грудь. Потом достал из-за пояса пистолет, который взял у Джереми Брента.
– Слушай меня внимательно, дрянь ты этакая! Или ты мне быстро все расскажешь, или я тебе всажу пулю в живот. А это очень больно, и ты долго будешь сдыхать...
– Если я заговорю... другие... сделают все за меня.
– Если поторопишься, у них не хватит времени. Расскажи мне все, и я постараюсь избавить тебя от веревки. Но без вранья.
И начался строгий, быстрый и жесткий допрос, не упуская ни малейшей детали. Кола, испуганный выражением лица старого мажордома, ставшего похожим на демона, ничего не скрыл, поторопившись даже рассказать, что конец пожара должен стать сигналом к началу казни Тремэна.
– Лучше пусть продолжает гореть хотя бы конюшня, – осмелился он сказать в надежде смягчить гнев своего палача, – а то не видать вам хозяина живым!
Отовсюду подходили люди, в первую очередь из Ла Пернеля, где били в церковный набат, призывая на помощь, из Ридовиля, Анневиля, Виселя и даже Сен-Васта во главе с доктором Аннеброном, заметившим пожар по пути домой. В это же время появился Ронделер и его люди. Он сейчас же организовал экспедицию в помощь Тремэну, пока зажигали костер, чтобы обмануть убийц. Со стороны все выглядело довольно странно. Старики из Сен-Васта не понимали, зачем обитатели Тринадцати Ветров разжигали костер, вместо того чтобы гасить пожар. В самом деле, от этих удивительных Тремэнов можно ожидать чего угодно! История забылась не скоро. Даже когда узнали правду, об этом долго судачили у камина во время длинных зимних вечеров...
Наконец наступил серый, тусклый, даже застенчивый день. Ему как будто было стыдно освещать место, где произошла трагедия. Еще дымящиеся стены, обугленные балки, искореженное железо... От прекрасных конюшен, которыми так гордился Тремэн, не осталось почти ничего! Толпа друзей, добровольных спасателей, добрых людей, поспешивших на помощь Тринадцати Ветрам, медленно, почти с сожалением расходилась, как будто эти преданные люди сожалели, что не могут ничего больше сделать...
Гийом, опираясь, как когда-то, на костыли – Пьер Аннеброн обнаружил сильное растяжение и перевязал ему ногу, – ходил среди мусора и обломков в сопровождении своего врача, смирившегося с тем, что позволяет ему двигаться, и Розы де Варанвиль. Она также примчалась сюда ночью на неоседланной лошади, захватив своих крестьян и конюхов, отводивших сейчас в ее замок лошадей из Тринадцати Ветров.
После детей именно ее первую увидел Гийом, бледную и прекрасную, в костюме амазонки, с развевающимися по ветру волосами. Ему было необыкновенно приятно видеть ее, потому что, когда она приблизилась к нему, ее зеленые глаза были полны слез. И тогда он молча обнял ее, счастливый от одной возможности прикоснуться губами к ее нежной коже, вдохнуть тонкий аромат ее волос после всего этого ужаса. Она была сама жизнь, сама правда! В это мгновение он уверился в том, что любит ее и только ее, желает только ее, несмотря на все низменные и вульгарные соблазны. Ни одна женщина на земле не стоила ее, и если он не сможет завоевать ее сердце, ни одна женщина не займет рядом с ним место, которое он горел желанием ей предложить. Смерть, которую он видел так близко, помогла ему оценить жизнь... Если только Бог соблаговолит ему ее подарить!
– Тебе надо бы вернуться, – посоветовал врач. – Эта инспекция может подождать еще несколько часов...
– Возможно, но я хочу все увидеть сейчас же. Разрушения большие, конюшни сгорели, и дом поврежден, но это в действительности не очень важно, потому что почти все живы и здоровы... Я буду ремонтировать, перестраивать, сделаю новые посадки... Вы мне поможете, Роза? – прошептал он молодой женщине, которая ответила ему сияющей улыбкой.
– Что за вопрос? – сказала она. – Конечно, я вам помогу, и с тем большей радостью, что все происшедшее, каким бы страшным оно ни было, позволило избавить эти места от большой опасности. Ни нашим домам, ни Тринадцати Ветрам больше ничто не грозит.
Не обладала ли магической силой эта чистая и прямая женщина, к которой не приставала никакая грязь? Пока она говорила, облака прорезал тонкий бледный луч солнца, лишь мгновение поиграл в медной шевелюре Розы и погас.
Гийом взял ее руку и нежно поцеловал.
– Если нас ждут новые беды, я хотел бы противостоять им вместе, – сказал он так тихо, что его слова услышала лишь она.
Ответом ему было лишь чуть разрумянившееся лицо.
– Прежде чем вернуться к себе, – сказал доктор, – я хочу убедиться, что доза опиума, которую я дал твоей племяннице, вполне достаточна. Когда ее привезли, я подумал, что она сходит с ума...Неприятно удивленный, Гийом мрачно посмотрел на доктора. Надо же ему было именно в этот момент вспомнить Лорну, когда его единственным желанием было ее забыть!..
Протянув один костыль незадачливому доктору, он взял Розу под руку и пошел вместе с ней к дому.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава XIII
– А у тебя великолепная память! – с насмешкой ответил ему Николя. – Прекрасно, что ты не забываешь свою благодетельницу! А она уже давно не думает о тебе... Я об этом позаботился!
– Что ты с ней сделал?
– Ничего особенного! У нее была тонкая шея, мне не надо было сильно ее давить. Болото доделало остальное. Есть место, где зыбучие пески затянут что угодно, даже быка. И никакой опасности, что она опять выплывет на поверхность... Не думал же ты, что я ей прощу то, что она мне сделала?
– Все, что она хотела, это спасти тебя от тебя самого. Сделать из тебя другого человека! Подумать только, она, может быть, любила тебя. Дурак ты, если предпочитаешь ей эту старую фурию. Она тебя прямиком отправит на гильотину...
– Мы всего лишь сообщники, ничего более! Кстати, именно она сделала из меня другого человека! Николя Валета больше нет! Новый Марьяж – это я! Я и еще некоторые были когда-то в его банде. Нам показалось интересным воскресить его!
– Никого ты не воскресил! Никто этому не поверит. Марьяж был шуаном, сбившимся с пути. А ты всего-навсего убийца...
Обессилев, Гийом снова закрыл глаза. Он обнаружил, что преисподняя может стать утомительной.
– Покончим с этим! – выдохнул он. – Я вас уже достаточно наслушался...
– Покончить сейчас? – спросила Адель. – Об этом не может быть и речи! Ты еще не отведал главного блюда. И к тому же некрасиво по отношению к твоей подружке. Вспомни, что я ей обещала!.. Чего ты хочешь, Клод?
Последняя фраза относилась к вошедшему человеку.
– Думаю, что уже началось, – сказал он. – Видны клубы дыма...
– Какое счастье! Ну что же, пойдем посмотрим. Друзья, помогите немного месье Тремэну, чтобы он мог порадоваться вместе с нами!
Ему развязали руки и ноги. Мнимый священник и еще один бродяга с грязным лицом скорее выволокли, нежели вынесли Гийома наружу, поскольку он не мог ходить. Было около полуночи. Высоко в небе светила луна, деревья отбрасывали причудливые тени. Гийома подвели к огромной скале, возвышавшейся у лесной просеки. Двое мужчин в тростниковых накидках ждали их, прислонившись к скале и скрестив руки на груди. Помощники палача в ожидании осужденного!..
В действительности это была скорее охрана, чем помощники. Довольно плоская скала была ни очень высокой, ни трудной для подъема. Когда он поднялся наверх в сопровождении Николя и его сообщника, Гийом понял, зачем его сюда привели: прямо напротив него при бледном свете луны видно было, как давала отсвет черепица колокольни в Ла Пернель, наполовину скрытая столбом черного дыма. У него замерло сердце. Несмотря на расстояние, которое ночью трудно определить, ему показалось, что он различает как бы первые вспышки фейерверка: снопы искр, еще слабых, но которые ночной ветер, несомненно, усилит. К несчастью, сомнений не было: горел его дом...
Он напряг все мускулы, чтобы сбежать от своих мучителей, броситься туда, поднять тревогу, поскольку, по всей видимости, обитатели Тринадцати Ветров ничего не замечали. Этот дурацкий колокол молчал, вместо того чтобы изо всех сил бить в набат. Огонь! Самая страшная опасность для всех людей на земле, огонь был в его доме... А он находился здесь, бессильный наблюдатель драмы, пожиравшей его душу... Но его реакцию предвидели и держали крепко.
Вновь послышался безумный и демонический смех Адели:
– Красиво, а? Но это только начало, потому что все будет пылать, запомни: дом, дети, старики, лошади и все барахло!
Гийом закричал, движимый скорее необходимостью убедить самого себя:
– Не радуйтесь слишком рано! Думаете, здешние люди дадут сгореть Тринадцати Ветрам и ничего не предпримут, чтобы помочь?
– Возможно! – сказал Николя. – Даже очень... Но будет слишком поздно! Может, удастся спасти несколько стен, но, когда твоя семейка заметит, что огонь в доме, они не смогут выскочить из своих комнат! Кола заклинил двери и окна, прежде чем поджечь дом. Может, мы услышим их крики? Забавно, правда? Посмотри-ка! Посмотри, как высоко поднимается пламя! Господи, как красиво!
Длинный язык пламени лизал небо, вызывая у Тремэна священную ярость, так знакомую его предкам, викингам, когда они, бросаясь в гущу боя, взывали к Одину[16], чтобы он вошел в них и дал им силы. Сильным ударом плеча он толкнул одного из своих сторожей, тот поскользнулся и упал со скалы, через секунду за ним последовал мнимый священник. Затем Гийом прыгнул наугад, приземлился и, пытаясь встать, почувствовал острую боль в ноге. Он бросился на живот и пополз в заросли кустарника. Эти места были ему хорошо знакомы. Только бы добраться до Урвиля, тогда, наверно, удалось бы спасти детей. Господи, дети!.. Господи, помоги им! Хотя бы им!.. Хотя бы им!
Ему казалось, что он слышал их крики о помощи, пока пробирался сквозь кусты, пытаясь уйти от своих преследователей. Эффект неожиданности длился недолго!.. Боль в ноге и в животе причиняла ему большое страдание и мешала передвигаться быстрее. Кроме того, он должен был двигаться бесшумно, только это могло бы его спасти. Стиснув зубы, он полз вперед, напрягая всю свою волю и не чувствуя боли от рваной раны на щеке, задетой веткой остролиста. Ни на секунду он не подумал вернуться к Лорне, оставшейся в старой башне. Это означало бы броситься прямо в волчью пасть. Самое главное – дети! Совершив побег, Гийом думал не о спасении своей собственной жизни, а о спасении детей! Это давало ему силы ползти вперед и вперед...
И именно в это мгновение, когда забрезжила надежда, над его головой прогремел голос, похожий на трубу Страшного суда:
– Эй, вы! Я его нашел! Что с ним делать?
– Я иду! Веди его осторожно! Он не должен умереть, пока не кончится пожар...
В отчаянии Тремэн бросился на темную фигуру, возникшую перед ним. Человек согнулся пополам, взвыв от боли. Но Гийом лишь секунду радовался победе. Его тут же усмирили и вновь привели к месту пыток. На сей раз его поставили около скалы, чтобы хорошо видеть в отсветах огня. За столбом дыма и языком пламени дома не было видно.
Ни в одном языке нет названия тому, что пережил Тремэн в течение часа. Пожар не ослабевал, огонь разгорался все сильнее и сильнее. Он застыл от ужаса, порой ему казалось, что он сходит с ума, слышит жалобные стоны погибающих людей и животных, доносящиеся из бушующего огня, но в действительности он услышал, как бьет набат, набату вторил колокол, но это был не радостный звон, а призыв на помощь, и еще раздались два непонятных выстрела...
Гийом ничего не говорил, не стонал и даже не оскорблял своих палачей. На это у него уже не хватало сил. Его страдания выдавали лишь текущие по впалым щекам слезы.
Контраст между этой немой болью и болтливой радостью женщины и ее сообщника, рисовавших страшные картины, тронул одного из их людей.
– Может, хватит? – проворчал он. – Вы уже достаточно натешились. К тому же уже поздно. Пора, наверное, кончать с этим!
– Тебе уже надоело, Годен? – спросила Адель. – Ты забыл, что Дагэ вышвырнул тебя из конюшни под предлогом, что ты много пил и становился от этого грубым...
– Да, он так поступил, но с меня все-таки хватит!
– И кроме того, в башне тебя ждет праздник. А, разбойник, ты все о красотке думаешь? Ладно, ты прав: пусть хибара догорает, а мы перейдем к другому развлечению... Да и к тому же я должна вернуться до рассвета, а то моя глупая сестрица начнет беспокоиться.
Гийом позволил отвести себя к башне. В полном смятении он думал о том, как избавить Лорну, которая останется в живых, от гнусностей, ее ожидавших? Как ее убить без оружия и со связанными руками? Ему их снова связали за спиной. И как умереть – единственное, чего он так желал, – зная, как подло с ним поступят? Как сделать так, чтобы его бросили живым в могилу вместе с ней? Конец тогда наступит гораздо быстрее...
Но когда они подошли к башне, ему почудилось, что он бредит. Бандитов, оставшихся охранять Лорну и рыть могилу, уже не было. Яростный крик Адели прозвучал для него как приятная музыка:
– Куда подевались эти идиоты? Так-то они охраняют... – Фраза застряла у нее в горле. Из зарослей кустов, из леса появилась толпа людей, вооруженных серпами, топорами, пиками и ножами, и окружила мнимых шуанов. Из башни выбежал месье Ронделер с пистолетами в руках. Глядя на перепутанного Тремэна, он ему улыбнулся так же благодушно, как и при встрече в порту Сен-Васта:
– Не очень больно?
– Нет, не очень, но... мои близкие, дом...
– С вашими все в полном порядке! А дом почти не пострадал... Только немножко внутри...
– Не может быть! Огонь полыхает уже целую вечность!
– Вам придется заново отстроить конюшню. Лошади целы и невредимы, конечно! Мы должны были поддерживать иллюзию, что пожар продолжается, чтобы у нас было время добраться сюда. Одно ясно: вы всем обязаны вашему сыну Артуру. Именно он спас Тринадцать Ветров...
– А моя племянница? Где она?
– Сейчас ее везут домой. Она отделалась лишь царапинами, но она в шоке от всего пережитого. Доктор Аннеброн займется ею... А в этот момент он занимается вашей Клеманс, которую буквально оглушили ударом дубины...
Положив пистолеты, он вытащил из-за пояса охотничий нож и разрезал веревки, связывавшие руки Гийома. Вне себя от переполнявшей его радости, тот упал на груду камней абсолютно без сил. Ронделер вынул из кармана небольшую фляжку с водкой и протянул ее Гийому:
– Выпей-ка глоток! Сейчас это то, что нужно. После я расскажу обо всем, что произошло. А сейчас мы должны совершить правосудие...
– Что вы хотите делать?
– Повесить всю эту веселую компанию... как в старые добрые времена!
– Без суда?
Широким жестом Ронделер обвел толпу крестьян, стоявших полукругом. На них падал желтый свет от фонарей. В их руках зловеще поблескивали топоры и серпы, но горевшие, как угольки, глаза были неумолимы.
– Если хочешь, чтобы работа была сделана хорошо, надо делать ее самому. Ни один из них не допустит потери времени на поездку за жандармами в Валонь или на отправку бандитов в жандармерию. По пути они могут сбежать. И потом... помимо того, что сейчас неспокойно, мы живем в глуши и давно привыкли сами защищать себя. Впрочем, вам это хорошо известно. За свои преступления эти мерзавцы заслужили лишь смерть, и они умрут!
Бандиты были крепко связаны. Увидев, что их охрана готовит веревки, предназначение которых не вызывало сомнений, они начали протестовать, стонать, вопить, выкрикивать оскорбления, являя собой отвратительное зрелище, способное заглушить даже малейшую жалость. Только Адели заткнули рот тряпками, так как ее истеричные вопли были невыносимы. Гийом кивнул в ее сторону:
– И ее тоже?
Бывший чиновник правосудия пожал плечами:
– Почему бы ей не разделить общей участи? Не говорите мне, что хотите ее пощадить. После всего того, что она сделала?
– Думаете, что я смогу забыть, что она выдала мою жену? Что она стояла у эшафота и радовалась ее смерти и оскорбляла ее, что этой ночью она хотела сжечь в огне моих детей? Я ее ищу уже десять лет и поклялся убить собственными руками...
– Может быть, вы хотите казнить ее сами? – сказал Ронделер с удивлением.
– Нет, но я думаю, что сначала ее надо допросить. Эти негодяи совершали преступления в разных, отдаленных друг от друга местах. Вы уверены, что захватили всю банду? По крайней мере, второй девицы Може здесь нет...
– В этот момент ее наверняка уже арестовали. Я послал туда людей. От нее мы и узнаем все, что нам потребуется...
– Может быть, совсем немногое. Незадолго до вашего чудесного появления эта... тварь говорила, что ей необходимо побыстрее вернуться из-за своей глупой сестры, которая, должно быть, беспокоилась за нее...
– Она, по крайней мере, нам скажет, как Адель Амель стала Евлалией Може. А теперь, если вы очень хотите...
– Нет! – отрезал Тремэн. – Вы правы, покончим с этим, и чем раньше, тем лучше!
—Мудрое решение! – вздохнул Ронделер, зная, что не сможет долго сдерживать желание крестьян расквитаться с этими людьми.– Говорят, что глас народа– глас Божий, значит, правосудие будет совершено здесь от его имени. Ну, начинайте! – крикнул он.
Все произошло быстро. Через несколько мгновений дюжина тел болталась на деревьях. Мнимый священник умер, изрыгал проклятия против всех на свете, бросив перед этим в лицо своей сообщнице:
– Ты со своими бредовыми идеями! Можно было бы подождать еще немного, стать богатыми и даже достаточно сильными, чтобы захватить Тринадцать Ветров, всех убить, спокойно разграбить дом, а потом его поджечь. Но тебе сию секунду нужен был Тремэн с этой потаскухой! О Господи, эти женщины!
Он сплюнул. Адель его не слышала. Ей вынули кляп изо рта, она корчилась с пеной у рта, выкрикивала ругательства, у нее началась такая сильная истерика, что мужчины, которые должны были ее повесить, перекрестились, уверенные в том, что в нее вселился дьявол. Она умерла последней...
Когда все закончилось, ее тело опустили в уже вырытую могилу.
– Из уважения к памяти вашего общего деда, Матье Амеля, достойного и честного торговца солью из Сен-Васта, – объяснил Ронделер Гийому. – Что касается остальных, – добавил он, показывая на зловещие плоды, висящие на деревьях, – я предупрежу жандармов, и они займутся ими завтра! А теперь пойдемте, я отвезу вас домой.
Когда Гийом вновь увидел свой дом, в деревне запели петухи. В глубокой темноте ночи, перед рассветом, еще пламенела огромная куча дров, позволившая вместе с горящими конюшнями создать впечатление, что горела вся усадьба Тринадцать Ветров. Подобно мухам в воздухе носился черный пушистый пепел. Легкий ветерок относил его к светлым, слегка пожелтевшим, может быть, чуть-чуть испачканным, но все-таки уцелевшим стенам. Гийом разрыдался, испытав облегчение.
Вокруг толпились люди. Тем не менее сквозь слезы он увидел лишь своих детей – Элизабет, Адама и Артура, бежавших ему навстречу. События этой ночи не прошли для них бесследно, но глаза их все так же светились от счастья. Гийом раскрыл свои объятия, чтобы окружить их всех сразу своей любовью, не выделяя никого из них, но соединяя, не делая никаких различий. Впервые он остро, почти болезненно осознал, что возродит вместе с ними свой родовой трилистник[17]... Он был стеблем, а они – нежными зелеными листочками.
– Отец! – сказала Элизабет. – Это Артур нас спас...
– Я знаю... мне рассказали!.. Без подробностей, конечно! О, сын мой, да благословен будет тот день, когда ты вернулся в родные места...
Но такие волнующие моменты были не во вкусе Артура, и он рассмеялся:
– Я не заслужил столько комплиментов! Если я один и смог выбраться из своей комнаты, то просто потому, что меня там не было. В комнате Лорны происходили странные вещи, и я хотел все разузнать... Так интересно охотиться за привидениями...
В самом деле, около одиннадцати часов вечера для Артура, спрятавшегося в комнате Лорны с куском пирога, украденного на кухне, и с парой пистолетов, прихваченных в комнате Гийома, время тянулось очень медленно.
Шум в доме постепенно стихал. Все, вероятно, уже спали, кроме, может быть, одной Клеманс, долго засиживавшейся за вязанием, как это ему было известно, около очага обычно вместе с Потантеном. Но в этот вечер у старика разболелось горло, и она уложила его в постель, напоив отваром из трав.
В комнате, где все еще чувствовался аромат молодой элегантной женщины, было не совсем темно. На небе светила полная луна. Сквозь внутренние, слегка прикрытые ставни на пол падал бледный длинный луч ее света. Сидевшему в ногах кровати юному сторожу захотелось спать, и он спрашивал себя, как долго сможет держать глаза открытыми. Он съел пирог, чтобы чем-то заняться, но тут же пожалел об этом, потому что ему сразу же захотелось пить.
Вспомнив о кувшине с водой, оставшемся в его спальне, он решил пойти за ним. Для этого ему надо было пересечь широкий коридор, дверь его спальни и дверь мистера Брента находились как раз напротив. И как только он вышел из своего укрытия, сразу же почувствовал запах дыма... Запах шел с лестницы, оттуда же были видны слабые отблески. «Огонь! – подумал он. – В доме пожар!.. По чьей-то неосторожности».
Бесшумно, как кошка– прежде чем занять наблюдательный пост, он разулся, – Артур побежал к лестнице, спустился наполовину, и волосы зашевелились у него на голове: один из слуг, Кола, укладывал мелкую мебель на кучу дров и бумаги, которую только что поджег.
Первым побуждением мальчика было броситься на поджигателя, но он был из тех, кто не теряет хладнокровия в момент опасности. Один он не одолел бы этого крепкого мужчину. Артур подумал о пистолетах, оставшихся на постели сестры. И тут же решил предупредить Джереми, а вдвоем они без труда одолели бы негодяя.
Он знал, что молодой учитель никогда не запирал дверь. На этот раз она не поддалась. Тогда Артур заметил клин и понял, что их всех пытались убить...
Вытащить Брента из постели, объяснить ему, что происходило, дать ему пистолет было делом одной минуты.
– Клинья должны быть под всеми дверями, – прошептал Артур. – Быстро их вытаскивайте и присоединяйтесь ко мне внизу, но ни в коем случае не поднимайте шума, пока я не подам знак!
Натянув на ноги домашние туфли, учитель кивком показал, что все понял, и побежал за своим учеником в развевающейся белой ночной рубашке. Артур вернулся к лестнице, окутанной густым дымом. Это дало возможность мальчику незаметно подойти, внезапно появиться перед поджигателем и прицелиться.
– Руки вверх! – крикнул он. – И не валяй дурака, я очень хорошо стреляю.
Увидев черное дуло пистолета, Кола вздрогнул, но поняв, что он находится в руках ребенка, усмехнулся и бросился бежать. Артур выстрелил, когда тот открывал дверь. Раненный в колено, Кола рухнул на пол и закричал от боли.
Это послужило сигналом. Дом вдруг ожил. Следом за Джереми целая вереница белых привидений, кашлявших и задыхавшихся от дыма, бегом спускалась по лестнице. Это были Адам, Элизабет, Потантен, который вел другого слугу, Валентина, приставив к его спине ружье. Спросонья Валентин шел спотыкаясь и жалобным голосом оправдывался, утверждая, что он не виновен. За ним шли Белина, Лизетта и Китти.
В полном смятении женщины бросились на кухню за водой, оттуда вернулась перепуганная Элизабет: мадам Белек лежала на каменном полу, чепец ее был весь в крови. Срочно нужно позвать доктора! Белина с этим сама не справится...
Вдруг через открытую дверь главного входа Артур заметил красный язык пламени и закричал сдавленным голосом:
– Конюшня!.. Она тоже горит...
Бросив за ненадобностью пистолет, он выхватил ружье у Потантена и бросился на крыльцо. Пожар там только начинался, но запертые лошади в испуге ржали. Артур увидел человека с факелом, поджигавшего кучу соломы у стены. И тогда, не задумываясь, мальчик прицелился и выстрелил.
Пуля поразила поджигателя прямо в голову, и он упал, даже не вскрикнув...
– Браво! – неистово зааплодировала Элизабет, подбежавшая к своему брату. – Ты его убил наповал, я думаю...
– Некогда разговаривать! Освободи Дагэ и остальных. Судя по шуму, который они подняли, их двери тоже заклинены. А я выведу лошадей...
Отбросив ружье и наклонив голову, он кинулся к входу в конюшню, полную дыма, не думая, что обезумевшие от страха лошади могут быть опасны, но он слишком сильно их любил, чтобы думать о своей собственной жизни... К счастью, Дагэ и два мальчика быстро пришли ему на помощь. Работники фермы подбегали к ним с ведрами воды. Элизабет, видя, что она здесь больше не нужна, вернулась в дом, из которого валили клубы дыма, чтобы помочь тем, кто старался укрощать огонь. Наверху ее едва не опрокинул Потантен. Вне себя от ярости, которую он вряд ли когда-нибудь в жизни испытывал, Потантен волок за собой слугу, кричавшего от боли в раздробленном колене. Спустившись с лестницы, он бросил его на песок и поставил ему ногу на грудь. Потом достал из-за пояса пистолет, который взял у Джереми Брента.
– Слушай меня внимательно, дрянь ты этакая! Или ты мне быстро все расскажешь, или я тебе всажу пулю в живот. А это очень больно, и ты долго будешь сдыхать...
– Если я заговорю... другие... сделают все за меня.
– Если поторопишься, у них не хватит времени. Расскажи мне все, и я постараюсь избавить тебя от веревки. Но без вранья.
И начался строгий, быстрый и жесткий допрос, не упуская ни малейшей детали. Кола, испуганный выражением лица старого мажордома, ставшего похожим на демона, ничего не скрыл, поторопившись даже рассказать, что конец пожара должен стать сигналом к началу казни Тремэна.
– Лучше пусть продолжает гореть хотя бы конюшня, – осмелился он сказать в надежде смягчить гнев своего палача, – а то не видать вам хозяина живым!
Отовсюду подходили люди, в первую очередь из Ла Пернеля, где били в церковный набат, призывая на помощь, из Ридовиля, Анневиля, Виселя и даже Сен-Васта во главе с доктором Аннеброном, заметившим пожар по пути домой. В это же время появился Ронделер и его люди. Он сейчас же организовал экспедицию в помощь Тремэну, пока зажигали костер, чтобы обмануть убийц. Со стороны все выглядело довольно странно. Старики из Сен-Васта не понимали, зачем обитатели Тринадцати Ветров разжигали костер, вместо того чтобы гасить пожар. В самом деле, от этих удивительных Тремэнов можно ожидать чего угодно! История забылась не скоро. Даже когда узнали правду, об этом долго судачили у камина во время длинных зимних вечеров...
Наконец наступил серый, тусклый, даже застенчивый день. Ему как будто было стыдно освещать место, где произошла трагедия. Еще дымящиеся стены, обугленные балки, искореженное железо... От прекрасных конюшен, которыми так гордился Тремэн, не осталось почти ничего! Толпа друзей, добровольных спасателей, добрых людей, поспешивших на помощь Тринадцати Ветрам, медленно, почти с сожалением расходилась, как будто эти преданные люди сожалели, что не могут ничего больше сделать...
Гийом, опираясь, как когда-то, на костыли – Пьер Аннеброн обнаружил сильное растяжение и перевязал ему ногу, – ходил среди мусора и обломков в сопровождении своего врача, смирившегося с тем, что позволяет ему двигаться, и Розы де Варанвиль. Она также примчалась сюда ночью на неоседланной лошади, захватив своих крестьян и конюхов, отводивших сейчас в ее замок лошадей из Тринадцати Ветров.
После детей именно ее первую увидел Гийом, бледную и прекрасную, в костюме амазонки, с развевающимися по ветру волосами. Ему было необыкновенно приятно видеть ее, потому что, когда она приблизилась к нему, ее зеленые глаза были полны слез. И тогда он молча обнял ее, счастливый от одной возможности прикоснуться губами к ее нежной коже, вдохнуть тонкий аромат ее волос после всего этого ужаса. Она была сама жизнь, сама правда! В это мгновение он уверился в том, что любит ее и только ее, желает только ее, несмотря на все низменные и вульгарные соблазны. Ни одна женщина на земле не стоила ее, и если он не сможет завоевать ее сердце, ни одна женщина не займет рядом с ним место, которое он горел желанием ей предложить. Смерть, которую он видел так близко, помогла ему оценить жизнь... Если только Бог соблаговолит ему ее подарить!
– Тебе надо бы вернуться, – посоветовал врач. – Эта инспекция может подождать еще несколько часов...
– Возможно, но я хочу все увидеть сейчас же. Разрушения большие, конюшни сгорели, и дом поврежден, но это в действительности не очень важно, потому что почти все живы и здоровы... Я буду ремонтировать, перестраивать, сделаю новые посадки... Вы мне поможете, Роза? – прошептал он молодой женщине, которая ответила ему сияющей улыбкой.
– Что за вопрос? – сказала она. – Конечно, я вам помогу, и с тем большей радостью, что все происшедшее, каким бы страшным оно ни было, позволило избавить эти места от большой опасности. Ни нашим домам, ни Тринадцати Ветрам больше ничто не грозит.
Не обладала ли магической силой эта чистая и прямая женщина, к которой не приставала никакая грязь? Пока она говорила, облака прорезал тонкий бледный луч солнца, лишь мгновение поиграл в медной шевелюре Розы и погас.
Гийом взял ее руку и нежно поцеловал.
– Если нас ждут новые беды, я хотел бы противостоять им вместе, – сказал он так тихо, что его слова услышала лишь она.
Ответом ему было лишь чуть разрумянившееся лицо.
– Прежде чем вернуться к себе, – сказал доктор, – я хочу убедиться, что доза опиума, которую я дал твоей племяннице, вполне достаточна. Когда ее привезли, я подумал, что она сходит с ума...Неприятно удивленный, Гийом мрачно посмотрел на доктора. Надо же ему было именно в этот момент вспомнить Лорну, когда его единственным желанием было ее забыть!..
Протянув один костыль незадачливому доктору, он взял Розу под руку и пошел вместе с ней к дому.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ВЫРВАННАЯ СТРАНИЧКА
Глава XIII
УДАР ГРОМА
Несмотря на все только что пережитое, Гийом не дал себе ни минуты передышки. Ущерб, причиненный Тринадцати Ветрам, приводил его в бешенство, и он чувствовал себя совершенно несчастным... Ему хотелось немедленно все восстановить. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы отправиться спать, не поговорив, причем самым срочным образом, с его архитектором из Валони месье Клеманом, со столяром Барбашоном и каменщиком Майяром, живущими в Сен-Васте. Он тотчас же написал им письмо. В другом письме, которое поручили отвезти в Валонь самому расторопному молодому человеку из конюшни вместе с запиской для месье Клемана, сообщалось банкиру и другу Тремэна Лекульте дю Молею о том, что произошло в Тринадцати Ветрах, и содержалась просьба предоставить в распоряжение Гийома крупную сумму наличными.