— Почему они напали на людей?
   — Да они на всех нападали. Даже на сатиров. Когда они ворвались в загон, то принялись гоняться за взрослыми; детей не трогали. Весьма избирательная тактика.
   Дорс поежилась.
   — Ваш взгляд на все это так… беспристрастен.
   — Я биолог.
   — Никогда не думал, что быть биологом так захватывающе, — заметил Гэри, чтобы сгладить последние слова Дорс.
   Ваддо сверкнул широкой улыбкой.
   — Полагаю, что не более, чем заниматься высшей математикой.
   Дорс недовольно дернула уголком рта.
   — Что вы скажете, если ваши гости будут носить оружие на территории станции?

Глава 9

   У него никак не выходила из головы идея использовать поведение сатиров в качестве простейшей, можно сказать игрушечной, модели психоистории. Следовало вплотную заняться статистикой жизни их сообществ, изучить все взлеты и падения.
   В его теоретических разработках — после столкновения с живым воплощением — обнаружилось множество промахов и недоработок. Ступив однажды на боковую тропинку развития, жизнь пошла иным путем. Естественный отбор не только способствовал такому выбору пути, но и не давал свернуть с него.
   Сама биосфера поддерживает подобные чудеса эквилибристики — как воздух поддерживает парящих птиц, думал Гэри. Он как раз наблюдал за несколькими крупными пернатыми желто-песочного цвета, кружившими над станцией во встречных воздушных потоках.
   Как и они, целые биологические системы иногда замирают в одной точке, не развиваясь дальше по эволюционному пути. Системы могут выбирать разные пути восхождения.
   Иногда — если придерживаться взятой аналогии — они могут питаться только жирными насекомыми, которых приносит им шаловливый ветерок. Стоит пренебречь ветрами, несущими перемены, и потеряешь способность изменяться. Силы уходят впустую. И нельзя забывать о том, что любое, кажущееся стабильным, состояние — всего лишь следствие отличного обеспечения пищей.
   В природе состояния неподвижности не существует — кроме одного-единственного. И биологическая система с отлаженной эквилибристикой — мертва.
   И ее психоистория?
   Он поговорил с Дорс на эту тему, и жена согласилась. Невзирая на внешнее спокойствие, она была серьезно обеспокоена После разговора с Ваддо ей не давала покоя возможная угроза Гэри напомнил ей, что прежде она просто-таки настаивала на погружениях, и чем больше — тем лучше.
   — Это же просто отпуск, помнишь? — повторял он.
   Ее лукавые и насмешливые взгляды свидетельствовали о том, что она не воспринимает всерьез его планы создать игрушечную модель психоистории. Дорс считала, что он просто любит отвлеченные построения. Делает из мухи слона.
   — В глубине души ты так и остался сельским мальчиком, — подшучивала она.
   На следующее утро он отказался ехать на экскурсию, где им собирались показать рабунов в естественных условиях. Зато они с Дорс быстренько пробрались в отдел погружения. Он убеждал себя, что работу необходимо довести до конца.
   — А это что? — спросил Гэри, показывая на небольшого тиктака, стоящего между их капсулами погружения.
   — Мера предосторожности, — ответила Дорс. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь подшутил над нашими капсулами, пока мы спим.
   — Но тиктаки стоят здесь бешено дорого!
   — Этот будет охранять наши закодированные замки. Вот, посмотри, — сказала она и перегнулась через тиктака, пытаясь дотянуться до замка. Машина закрыла замок своим телом.
   — Я полагал, что замков вполне достаточно.
   — У шефа безопасности есть запасные ключи.
   — Ты что, подозреваешь ее?
   — Я всех подозреваю. А ее — особенно.
   Сатиры спали на деревьях и тратили уйму времени на выкусывание блох из шерсти друг друга. Для удачливого сатира клещи и блохи — весомая часть рациона. У них приятный острый привкус. Гэри решил, что тщательный уход за шерстью партнера — перебирание и расчесывание — заложен в поведение сатиров для поддержания чистоты. И к тому же это успокаивало Ясатира.
   Потом его поразила новая мысль: вычесывание заменяет сатирам речь. Они кричат и призывают сородичей только в минуту опасности или крайнего возбуждения — во время совокупления, кормежки или сражения. Они очень похожи на людей, только не могут выразить себя с помощью спокойного разговора.
   Но спокойное общение им тоже необходимо. Основа их социальной жизни напоминала трудные годы человеческого общества — тирания, тюрьмы, бандиты и гангстеры. Зубы и когти — вот сила, хотя и у людей такое до сих пор встречается.
   Но «цивилизованное» поведение тоже имело место. Дружба, горе, разделение добычи, самые сильные бойцы, которые охотились для всех и всех охраняли. Старики сатиров — все морщинистые с облезшей шерстью, беззубые — и те были присмотрены и накормлены.
   Инстинктивное знание сатиров казалось необъятным. Они знали как делать постель из листьев высоко в ветвях деревьев, когда наступает темнота. Они лазали по деревьям, хватаясь за ветки пальцами ног. Они выражали чувства, они кричали и стонали, даже не стараясь создавать устойчивые лексические формы и правила. В этом случае их чувства стали бы зависимы от способа выражения. А для сатиров эмоции и чувства преобладали над способом выражения, они были важнее всего.
   А самым сильным был голод. Сатиры искали и ели листья, фрукты, жуков и всякую мелюзгу с крылышками. Гусеницы считались лакомым кусочком.
   Каждое мгновение, поднимаясь по ступеням познания, Гэри проникал все глубже в Ясатира. Он начал воспринимать самые потаенные и смутные уголки его сознания. И все больше овладевал искусством контроля над зверем.
   В то утро женщины отыскали большое упавшее дерево и принялись колотить по нему. Пустой ствол рокотал, как барабан, и постепенно все стадо присоединилось к барабанщицам. Они лупили по дереву и широко ухмылялись, вслушиваясь в грохот.
   Ясатир тоже не остался в стороне. Гэри ощутил вспышку радости, которая охватила его носителя.
   Позже, перебираясь через водопад, разлившийся после сильного ливня, они принялись кататься на виноградных лозах, взлетая между деревьями и проносясь над водным потоком. Сатиры визжали от восторга, перепрыгивая с одной ветви на другую и выделывая в полете кувырки и перевороты.
   Они были похожи на детей, которых отвели на новую площадку для игр. Гэри заставлял Ясатира проделывать невероятные кульбиты, прыгать и нырять в воду, вращаясь в полете — остальные сатиры смотрели, открыв от изумления рты.
   В худшие минуты они бывали необычайно злобными — в преследовании женщин, в установлении внутренней иерархии, а особенно на охоте. Удачная охота пробуждала все добрые чувства и приносила огромное удовольствие: ласки, поцелуи, любовь. Когда племя все съедало, лес оглашался криками, визгом, уханьем и пыхтением. Гэри тоже включался в оргию, пускаясь в пляс с Красоткой-Дорс.
   Он ждал, что придется подавлять свое пренебрежение к беспорядку и неряшливости. Многие тренторианцы ненавидят саму землю, не представляют, как можно ходить по ней и пачкаться. Но не Гэри, который вырос на земле, среди фермеров и рабочих, все же он опасался, что долгая жизнь в стерильных коридорах Трентора скажется на его отношению к жизни сатиров. Не тут-то было! Ему даже казалось, что жизнь сатиров более естественна и правильна.
   Порой ему приходилось бороться со своими чувствами. Когда сатиры ели крыс, они начинали с головы. Черепа крупных грызунов они разбивали камнями. И сперва высасывали мозг — ничего себе деликатесик!
   Гэри судорожно сглотнул — мысленно, но Ясатир повторил его импульсивное движение — и освободил сознание сатира оставшись сторонним наблюдателем. В конце концов, Ясатир должен есть.
   Когда он уловил запах дичи, он почувствовал, как у Ясатира все волосы встали дыбом. Следующая волна запаха вызвала у Ясатира обильное слюнотечение. Он никогда не испытывал жалости к пище, даже если она еще была жива и двигалась. Эволюция в действии: сатиры, которые в прошлом жалели пищу, ели меньше и давали более слабое потомство. К настоящему моменту все они давным-давно вымерли.
   Невзирая на отдельные нюансы, Гэри решил, что поведение сатиров удивительно похоже на человеческое. Мужчины часто собирались вместе, чтобы сражаться, собирать камни для проведения каких-нибудь кровопролитных игр либо выяснения внутриплеменных отношений. Женщины плели интриги и затевали свары. Здесь процветали заверения в верности, подсиживания, драки за лучшее спальное место, угрозы и пустые обещания, протекционизм, стремление к «уважению», четкая иерархия, месть — все прелести социального положения, которое так обожают многие люди и гордо называют «высшим светом».
   Собственно, очень уж похоже на имперский двор.
   Давно ли люди нацепили одежду и вызубрили набор хороших манер? Так ли уж принципиально отличаются они от сатиров? Сообразительный сатир вполне пришелся бы ко двору среди имперской знати…
   Гэри охватило такое сильное отвращение, что Ясатир вздрогнул и забеспокоился. Человечество должно быть иным — не таким чудовищно примитивным!
   Конечно, можно использовать ситуацию для проверки его теории. Для того чтобы впоследствии люди получили представление о том, что происходит, и научились направлять свое развитие. Он возьмет за основу императивы сатиров, но пойдет дальше — к истинной, всеобъемлющей психоистории.

Глава 10

   — Я не могу согласиться с тобой, — заявила Дорс за ужином.
   — Но они так похожи на нас! У нас наверняка много общего. — Он отложил ложку. — Может, когда-то, еще задолго до того, как мы вышли к звездам, они были нашими домашними любимцами?
   — Я бы не позволила им переворачивать все в моем доме. Взрослые люди весили немного больше сатиров, но сатиры оказались гораздо сильнее. Сатир может поднять груз в пять раз тяжелее чем здоровый, развитый мужчина. Объем человеческого мозга в три-четыре раза больше, чем мозг сатира. Даже пятимесячный младенец обладает большим мозгом, чем взрослый сатир. К тому же строение человеческого мозга иное, чем строение мозга сатиров.
   Но это ли главное. Гэри не знал.
   Дайте сатиру больший мозг и научите говорить, остригите шерсть, избавьте от агрессивности, побрейте и сделайте стрижку. Заставьте все время ходить на задних лапах — и получите превосходного цивилизованного сатира, который будет выглядеть и вести себя лучше, чем средний человек.
   — Слушай, — начал Гэри, — я считаю, что они настолько близки нам, что по ним можно построить приблизительную модель психоистории.
   — Чтобы тебе поверили, ты должен доказать, что их интеллект достаточно силен, чтобы выполнять сложные действия.
   — Они запасают еду, они охотятся, — настаивал он.
   — Ваддо сказал, что их даже нельзя обучить работать на этой станции.
   — Я покажу, что я имею в виду. Давай поработаем вместе. У меня своя методика.
   — Что за методика?
   — Начнем с самого главного. Добывание еды.
   Они ели бифштекс из мяса местных травоядных животных, которые прижились здесь и «служили неплохим дополнением к современной кухне», как гласила рекламная брошюра. Пережевывая мясо с неожиданной яростью, Дорс не сводила с Гэри глаз.
   — Вперед. Все, что может сделать сатир, я могу сделать лучше. Дорс помахала рукой Красотки. «Пора начинать соревнование».
   Племя запасалось едой. Гэри позволил Ясатиру бродить без цели и старался никак не задевать его эмоциональный фон. Он проник в сознание уже достаточно глубоко, но внезапный звук или запах мог выбить его из седла. А управлять смутным сознанием сатира — все равно что выгуливать непослушного щенка на кожаном ремешке: обязательно за что-нибудь зацепится.
   Красотка-Дорс махнула ему и показала: «Сюда».
   Они выработали сигналы для пальцев и мимики, обозначающие несколько сотен слов, а их сатиры справлялись с заданием на удивление легко. У сатиров был свой, примитивный язык — помесь кряхтения, хрюканья и знаков. Сатиры использовали простые понятия, не связывая их в привычные человеку предложения. В основном в ход шли ассоциации.
   «Дерево, фрукт, иди», — передала Дорс. Они направили своих сатиров к склону, на котором высились заманчивые фруктовые Деревья. Но склон оказался слишком крутым.
   Самые сильные взлетели на гору быстрее птицы. «У них гораздо больше сил и возможностей, чем у нас», — сокрушенно подумал Гэри.
   «Что там?» — просигналил он Красотке-Дорс.
   Мало-помалу сатиры вскарабкались на гору, помогая друг другу, пока не очутились возле гребня. Когда сатиры счистили грязь со склона, открылся небольшой тоннель. «Термиты», — пояснила знаками Дорс.
   Сатиры разглядывали тоннель, а Гэри анализировал ситуацию. Никто не спешил. Красотка подмигнула ему и вперевалку направилась к дальнему холму.
   Дело в том, что термиты выползали на работу только ночью, а с рассветом замуровывали подходы к жилью. Гэри позволил своему сатиру облазить высокую насыпь, но теперь он так хорошо управлял носителем, что даже не ждал его ответной реакции. Гэри-Ясатир искал щели, проходы или маленькие углубления. Он догадался сгрести землю, но ничего не нашел. Остальные сатиры бодро последовали его примеру и сразу нашли тоннели. А может, они просто помнили, где находится такое множество тоннелей в разных частях горы?
   Наконец и он обнаружил один. Ясатир оказался то ли невезучим, то ли бездарным. Контроль Гэри блокировал доступ в дальние запасники его памяти.
   Сатиры подбирали палочки и стебельки травы и всовывали их в щели. Гэри последовал их примеру. Но как он ни старался, его палочки и стебельки никуда не годились. Первая оказались слишком гибкой, и когда он просунул ее в извилистый тоннель, она просто согнулась и застряла. Он выбрал покрепче, но палочка уперлась в стенку тоннеля, сломалась, и снова ничего не вышло. Ясатир ничем не мог ему помочь. Гэри слишком крепко оседлал его.
   Ему стало стыдно. Даже самые юные сатиры без труда нашли палочки и стебельки нужного размера и гибкости. Гэри понаблюдал за соседним сатиром, успешно управлявшимся со стебельком. И когда сатир выбросил его, Гэри подобрал. Он чувствовал, что Ясатира охватывает тревога, вкупе с обидой и голодом. Во рту стоял отчетливый вкус великолепных, сочных термитов.
   Гэри снова взялся за работу, подхлестнув Ясатира эмоциональными поводьями. Дела пошли еще хуже. От Ясатира шли дурные мысли, но Гэри полностью контролировал его мускулатуру, а это приводило к удручающим результатам.
   Обшарив рукой коварный тоннель, он быстро обнаружил, что палочка должна проникнуть примерно на двадцать сантиметров в расселину. Воткнув, он должен еще осторожно покрутить ею. Прислушавшись к воспоминаниям Ясатира, он понял, что это встревожит термитов и заставит их впиться челюстями в чужака. Сперва он проделывал эту процедуру слишком долго, и, когда вынул палочку, оказалось, что он потерял почти всех насекомых.
   Термиты перекусили палочку напополам. Пришлось искать замену и желудок Ясатира протестующе заворчал.
   Остальные сатиры уже вдоволь насладились соком термитов, Гэри все еще безуспешно боролся за первый улов. Это уязвляло его. Он вытащил палочку слишком быстро и стряхнул термитов, зацепившись за стенки тоннеля. Снова и снова он засовывал палочку в нору — и каждый раз обнаруживал, что термитов на ней нет. Палочка пестрела следами укусов, и вскоре нахальные насекомые превратили ее в лохмотья. Пришлось искать новую. Термитам везло больше, чем ему.
   Наконец его палочка вынырнула из тоннеля влажная, покрытая копошащимися, злыми термитами. Ясатир радостно слизнул их. Гэри это лакомство почему-то напомнило морс.
   Маловато, однако. Остальные сатиры оглядели его худой улов, и у них даже рты открылись от такого убожества. Гэри казалось, что его оплевали с головы до ног.
   «Ну и черт с ними, этими термитами», — подумал он.
   Он заставил Ясатира повернуться и пойти к лесу. Ясатир сопротивлялся и дрыгал ногами. Гэри нашел толстую палку, ощупал, чтобы убедиться, что она достаточно толстая и крепкая, и вернулся к горе.
   Больше никаких глупостей со стебельками и палочками! Он изо всех сил шарахнул палкой по горе. Еще пять ударов, и он разворотил широкую нору. Спасающихся термитов можно было загребать горстями.
   «Вот так-то! Знай наших!» — хотелось закричать ему. Он попытался написать в пыли записку для Дорс, но пальцы, внезапно ставшие совсем непослушными, никак не желали выводить буквы. Сатиры умели держать дубинки, чтобы отбиваться от врага, могли выскребать жучков из земли, но они не обладали готовым умением писать. Гэри оставил попытки.
   Появилась Красотка-Дорс, несущая на вытянутых руках длинный тростник, на котором гроздьями висели белесые термиты. Деликатес для любого сатира-гурман а. «А я лучше!» — просигналила она.
   Он заставил своего сатира пожать плечами и ответить: «Я добыл больше».
   Получается, ничья.
   Позже Дорс доложила ему, что в племени его прозвали Большой Палкой. Бальзам на раны…

Глава 11

   За ужином он был так измочален и вымотан, что никаких сил Для разговора не осталось. Пребывание в шкуре сатира, казалось, тормозило его речь. Для расспросов эксперта Ваддо о технологии погружения потребовались несусветные усилия. Обычно он был равнодушен к чудесам техники, но чтобы понять сатиров, нужно сперва понять, каким образом он их воспринимает.
   — Оборудование погружения переносит вас в середину лобных долей, — пояснил Ваддо, принимаясь за десерт. — Или просто «под лоб», для краткости. Это центральный участок головного мозга, предназначенный для воспроизведения эмоций и превращения их в действие.
   — Мозга? — переспросила Дорс. — Такого же, как у нас? Ваддо пожал плечами.
   — В целом, планировка идентичная. У сатиров мозг поменьше, и без второй сигнальной системы.
   Гэри наклонился вперед, позабыв об остывающем кофе.
   — А можно осуществлять прямой контроль над моторикой?
   — Нет, мы уже пробовали. Контроль так дезориентирует сатира, что, когда вы уходите, он не может разобраться в себе.
   — Значит, мы должны быть более осторожными и не пытаться захватить власть, — подытожила Дорс.
   — Конечно. Мы внедряем чип погружения именно в лобные доли головного мозга, потому что к ним легче добраться хирургическим путем. А центр управления моторикой находится значительно глубже, туда невозможно вставить чип.
   Дорс усмехнулась.
   — Придется играть теми картами, что выпали.
   — Легко сказать.
   — Биология — это судьба, Большая Палка.
   Племя наткнулось на гниющие фрукты. Все жутко обрадовались и возбудились.
   Запах казался одновременно отвратительным и манящим, и сперва Гэри никак не мог понять почему. Сатиры бросились подбирать перезрелые голубые плоды, сдирая нежную шкурку, вгрызаясь в мякоть и обливаясь густым соком.
   Гэри осторожно попробовал один. Вот это да! Теплое чувство радости нахлынуло на него. Естественно — сахар, содержащийся во фруктах, превратился в алкоголь! Все племя быстро ужралось до свинячьего визга.
   Он «позволил» своему сатиру набраться. А что еще оставалось делать?
   Ясатир хрюкнул и захлопал в ладоши, когда Гэри пытался увести его прочь от очередного круглого плода. А через некоторое время Гэри и не хотелось его никуда уводить. Он отпустил все повода и надрался в хлам. Чуть позже он слегка забеспокоился, рассердился на своего сатира… но ведь это так естественно, правда?
   Затем появилась стая рабунов, и он полностью утратил контроль над Ясатиром.
   Они быстро бегут. Передвигаются на двух ногах, молча. Их хвосты ходят в разные стороны, так они переговариваются.
   Их пять. Они догоняют Эсу.
   Здоровяк прыгает на них. Горбун бежит к ближнему, и оно протыкает Горбуна когтями.
   Я бросаю камни. Попадаю в одно. Оно вопит и убегает. Но остальные остаются. Я бросаю снова, и они бегут, и пыль, и крики и они набрасываются на Эсу. Они разрывают ее когтями. Топчут острыми копытами.
   Трое тащат ее.
   Наши женщины бегут, боятся. Мы, бойцы, остаемся.
   Мы сражаемся. Кричим, бросаем камни, кусаем, когда они совсем близко. Но не можем отбить Эсу.
   Потом они уходят. Быстро бегут на своих задних лапах с острыми копытами. Мотают хвостами — победили. Презирают нас.
   Нам плохо. Эса была старой, и мы любили ее.
   Женщины возвращаются, волнуются. Мы ухаживаем друг за другом и знаем, что сейчас где-то далеко двуногие едят Эсу.
   Подходит Здоровяк, хочет погладить меня. Я рычу.
   Он Здоровяк! Он должен был остановить все это.
   У него глаза становятся большими, и он бьет меня. Я бью его. Он бьет меня. Мы крутимся в пыли. Деремся, вопим. Здоровяк сильный, сильный, он стучит моей головой о землю.
   Остальные бойцы, они смотрят, не вмешиваются.
   Он бьет меня. Мне больно. Я убегаю.
   Здоровяк начинает успокаивать бойцов. Женщины подходят к Здоровяку и выказывают ему уважение. Трогают его, гладят его, делают все, что он любит. Он быстро залазит на одну, вторую, третью. Он чувствует себя и вправду Здоровяком.
   А я, я зализываю раны. Подходит Красотка, чтобы приласкать меня. Вскоре мне намного лучше. Забываю о горе.
   Я не забываю, что Здоровяк меня избил. Перед всеми. Теперь мне больно, а Здоровяк получает все ласки.
   Он позволил им прийти и забрать Эсу. Он Здоровяк, он должен был остановить их.
   Однажды я буду сильнее его. Побью его.
   Однажды я стану Здоровяком.

Глава 12

   Когда ты вынырнул? — спросила Дорс.
   — После того, как Здоровяк отметелил меня… вернее, Ясатира. Они отдыхали возле бассейна, и запахи леса будили в Гэри желание вернуться обратно, в долину, полную пыли и крови. Он вздрогнул и глубоко вздохнул. Драка так захватила его, что он не хотел возвращаться, невзирая на боль. Погружения оказались сродни наркотику.
   — Я понимаю, что ты чувствуешь, — сказала Дорс. — Как просто сродниться с ними. Я оставила Красотку, когда рабуны подбежали близко. Так страшно.
   — Ваддо говорил, что их тоже вывезли с Земли. ДНК частично совпадает. Но кто-то здорово постарался, чтобы сделать и них настоящих хищников.
   — Для чего древним могло такое понадобиться?
   — Может, они хотели понять наши общие корни? К его изумлению, она рассмеялась.
   — Милый, далеко не все разделяют твой интерес к этому вопросу.
   — Тогда что?
   — А что, если они создали их для развлечения, например, для охоты? Хитрые бестии, с которыми можно потягаться?
   — Охоты?! Империя никогда бы не стала использовать примитивные существа для… — Он едва не разразился длинной речью о том, как далеко продвинулось человечество, но внезапно понял, что сам уже не верит в это. — Гм-м…
   — Ты всегда считал людей существами разумными. Никакая психоистория не будет работать, если отбросить наше животное начало.
   — Наихудшие наши грехи, к сожалению, мы совершали вполне сознательно. — Он не думал, что все, что он узнал на этой планете, так потрясет его. Хоть плачь.
   — Вовсе нет. Убийства совершают все живые существа. И уткам, и орангутангам знакомо сексуальное насилие. Даже муравьи учиняют набеги и захватывают в плен рабов. Ваддо сказал, что у сатиров, как и у людей, всегда есть шанс быть убитым своими же сородичами. Изо всех человеческих приобретений — речь, искусство, техника и тому подобное — одно мы точно унаследовали от наших первобытных предков: умение убивать.
   — Это Ваддо тебя научил?
   — Так проще держать его в поле зрения.
   — Ты считаешь, что лучше сотню раз перестраховаться, чем потом жалеть?
   — Конечно, — мягко произнесла она и замолчала.
   — Ну, к счастью, если люди — это суперсатиры, имперский закон и быстрые способы связи создают границу между Нами и Ими.
   — И как же?
   — Гасят инстинктивные позывы к убийству.
   Она снова засмеялась, чем на этот раз смутила Гэри.
   — Ты не слишком хорошо разбираешься в истории. Малые группы до сих пор истребляют друг друга. В созвездии Стрельца, когда правил Император Омар…
   — Таких мини-трагедий происходит множество, но психоистория оперирует огромными масштабами, с населением, которое перевалило за несколько тысяч миллиардов…
   — Почему ты так уверен, что численность важнее? — упрямо спросила она.
   — Поскольку…
   — Империя уже давно остановилась в своем развитии.
   — В принципе да, сейчас мы имеем устойчивое равновесие. Эквилибристика на одном месте.
   — А что будет, если равновесие нарушится?
   — Ну… ничего не могу сказать… Она усмехнулась:
   — Как это на тебя не похоже.
   …пока не выработаю правильную, рабочую теорию.
   — …и она объяснит повальные войны, которые разразятся, едва Империя падет.
   Теперь он понял ее точку зрения.
   — Ты имеешь в виду, что мне обязательно нужно учесть «животное начало», которое присутствует в людях?
   — Боюсь, что так. Я уже научилась смотреть на все другими глазами.
   — Каким же образом? — не понял Гэри.
   — Я не разделяю твоих взглядов на человечество. Планы, заговоры, Красотка старается урвать побольше пищи для своих детей, а Ясатир мечтает стать Здоровяком — все это происходит и в нашей Империи. Просто лучше замаскировано.
   — И?
   — Вспомним эксперта Ваддо. Как-то он отпустил замечание, что ты работаешь над «теорией истории».
   — И что с того?
   — А кто ему об этом сказал?
   — Вроде не я… постой, ты имеешь в виду, что он нас прощупывает?