Додар хотели было отправить в детдом, чтобы детдомовское начальство начало розыск родственников, но Катька, когда пришла в себя, подала документы на удочерение. Так они и сошлись под одной крышей — мать без ребенка и ребенок без родителей.
Митька так и не позвонил из Мурманска. А про письмо (его распечатал Валера) узнал, когда было уже поздно.
Новый год, кстати, в тот раз (единственный в истории деревни) не отмечали. Елки большеущерцы ставили по старой традиции не раньше 31-го декабря, но 31-го было страшное похмелье, допросы и всеобщая подавленность — какой уж тут праздник.
Отмечали только Поребриков с семьей да Зимин, решивший не обделять дочку новогодней радостью. Привел к себе Додар, и она встречала тот Новый год вместе с Лерочкой, словно они были сестрами.
Мансура, Антона и Серикова похоронили за оврагом, всех троих рядом. Странное посмертное соединение людей, которые при жизни не были особо близки. Туда же, за овраг, отвезли и остатки библиотеки — ее похоронили четвертой в этой компании.
Бульду Климов зарыл у себя во дворе. Что ставится на могилах животных, он не знал и потому просто сколотил фанерную табличку, на которой написал черной краской «Бульда». Без дат. Просто — «Бульда».
А книжки с пепелища, которые либо чудом остались целы, либо не до конца сгорели, большеущерцы растащили по домам. Зачем — одному богу известно. На память, наверное.
ПРИЛОЖЕНИЕ * СЛУЧАЙ С ПОСЕЛКОМ ЗАПОЛЯРНЫЙ
Митька так и не позвонил из Мурманска. А про письмо (его распечатал Валера) узнал, когда было уже поздно.
Новый год, кстати, в тот раз (единственный в истории деревни) не отмечали. Елки большеущерцы ставили по старой традиции не раньше 31-го декабря, но 31-го было страшное похмелье, допросы и всеобщая подавленность — какой уж тут праздник.
Отмечали только Поребриков с семьей да Зимин, решивший не обделять дочку новогодней радостью. Привел к себе Додар, и она встречала тот Новый год вместе с Лерочкой, словно они были сестрами.
Мансура, Антона и Серикова похоронили за оврагом, всех троих рядом. Странное посмертное соединение людей, которые при жизни не были особо близки. Туда же, за овраг, отвезли и остатки библиотеки — ее похоронили четвертой в этой компании.
Бульду Климов зарыл у себя во дворе. Что ставится на могилах животных, он не знал и потому просто сколотил фанерную табличку, на которой написал черной краской «Бульда». Без дат. Просто — «Бульда».
А книжки с пепелища, которые либо чудом остались целы, либо не до конца сгорели, большеущерцы растащили по домам. Зачем — одному богу известно. На память, наверное.
ПРИЛОЖЕНИЕ * СЛУЧАЙ С ПОСЕЛКОМ ЗАПОЛЯРНЫЙ
Допускаю, что это самая большая сноска за всю историю мировой литературы. Но что делать — я поставил эту чертову звездочку в середине романа, я теперь за нее и отвечаю.
Газеты не только не посвятили этому случаю, несмотря на всю его забавность, столько места, сколько посвятили вышеописанным событиям в Больших Ущерах, но и вовсе его проигнорировали.
В чем причина, спросите вы. Во-первых, в атмосфере секретности, окутавшей это происшествие. Причину тому смогли понять, только когда прошло много лет и все это уже стало неинтересно и неактуально.
Во-вторых, произошел он на много лет раньше событий в Больших Ущерах, то есть во времена, когда только-только распался Советский Союз и крупномасштабные и, я бы даже сказал, эпохальные события случались чуть ли не по два раза на дню и только действительно глобальные новости имели шанс попасть на первые полосы газет. Вполне естественно, что в итоге народ абсолютно разучился удивляться чему-либо. Согласитесь, что во время Апокалипсиса вряд ли кто-то заинтересуется очередным витком палестино-израильского конфликта или даже глобальным потеплением. А газета перед концом света с шапкой типа «Ученые нашли средство против СПИДа» будет смотреться и того нелепее. Я уже молчу про наводнения, пожары и прочую ерунду.
И потому нет ничего удивительного, что такая мелочь, как история, которую я вам поведаю ниже, прошла мимо тогдашнего читателя, развращенного всяческими сенсациями.
Тем не менее даже в те далекие времена были люди, которые обратили внимание на крохотную заметку в одной из центральных газет. В ней говорилось о далеком северном поселке, волей судеб оказавшимся… Впрочем, давайте-ка все по порядку.
Как уже говорилось в рассказе про Большие Ущеры, перепись населения лишь в двух случаях дала осечку — в Больших Ущерах и в поселке Заполярный. Что касается первого, то я уже достаточно рассказал о метафизических причинах подобной осечки. В последнем же сбой произошел по причине гораздо более прозаической (хотя и не менее курьезной), а именно фактической недосягаемости острова. Не удаленности, не труднодоступности, а именно недосягаемости, полной и, как позже выяснилось, окончательной.
Дело заключалось в том, что участок суши, на котором находился поселок Заполярный, неожиданно откололся и в виде дрейфующего острова диаметром в несколько километров понесся в открытое море. Не хочу утомлять читателя деталями и научными терминами, а посему опускаю скучные подробности. Стоит, однако, заметить, что жители Заполярного сей геофизический казус заметили не сразу. Нет, конечно, они ощутили некий толчок, но был он не особо сильным, к тому же произошел ночью и в единственном числе. Наутро все, конечно, подивились столь странному событию (землетрясениями природа в их краях не славилась), но, в конце концов, мало ли в природе случается неизвестного. Остров понесло так плавно, что движение практически не ощущалось. К тому же, поселок оторвало вместе с находившимися на его территории торговым центром, школой, автономной электростанцией и остроенным к визиту президента кинотеатром (репертуар коего обновлялся без преувеличения раз в полярную ночь). Таким образом, жители Заполярного, уже будучи в дрейфующем состоянии, еще несколько дней ходили в школу, за покупками и в кино. Первым, кто заподозрил неладное, был глава поселковой администрации и по совместительству директор торгового центра Павел Чухнин, который, так и не дождавшись обещанной партии электрообогревательных приборов, решил позвонить на материк, дабы, простите за каламбур, обматерить за эту задержку руководство Архангельской области (частью которой и является архипелаг Новая Земля). Однако телефонной связи не было. Это, впрочем, не показалось Чухнину странным, так как на нее из-за постоянных обрывов проводов давно никто не рассчитывал, пользуясь, как правило, кустарными приборами спутниковой связи. Чухнин не был исключением, поэтому, плюнув и чертыхнувшись, принялся сквозь шипение и помехи прорываться в приемную губернатора через космическое пространство.
Первое, что его удивило, была бурная реакция на другом конце провода, когда он наконец прозвонился в центр. Секретарша губернатора, узнав, кто звонит, сначала зашлась в полубезумном смехе, потом, всхлипывая и заикаясь от волнения, начала охать и причитать, как деревенская баба:
— Заполярный! Ох-ох-ох! Да как же так! Заполярный! Миленькие вы мои! Родные вы наши! Живые! Да что же это творится!
Затем в трубке раздался щелчок коммутатора, и прорезался не менее взволнованный голос губернатора области:
— Заполярный! Это вы? Как вы? Что вы? Потрясенный столь трогательным приемом, Чухнин напрочь забыл все заготовленные проклятия и угрозы, и только выдавил:
— Ну да. Чухнин звонит.
— Чухнин, родной! — как заведенный повторял губернатор. — Мы ж вторые сутки не спим! Прозвониться до вас не имеем никакой возможности. Линии проводов оборваны! А мобильная, черт бы ее побрал, барахлит! Как вы связались с нами?
То, что руководство вторые сутки не спит, переживая, что не может дозвониться до поселка, потрясло Чухнина до глубины души. «Надо же, — подумал он, — как мы все-таки плохо думаем о людях».
Вслух же растерянно промямлил:
— А у нас на крайний случай всегда самодельный приемник имеется. У нас же тут через одного технари. Вот. А что, собственно, случилось?
В ответ глава Заполярного услышал то, что повергло его в состояние, близкое к коме. Но не сразу.
— А ты что, не в курсе? Сейчас же перепись населения. К нам приехали специальные переписчики. — Губернатор слегка понизил голос и утвердительно-вопросительно добавил: — Ты же знаешь, что там у вас.
Чухнин знал. Причем знал только он, и еще губернатор, министерство вооруженных сил и президент. На территории Заполярного находился секретный объект с ракетами нового поколения «земля-воздух-земля-воздух-земля» под кодовым названием «Палица». Собственно, и приезжал-то президент сюда не просто так, а именно с целью проверки боеготовности этих новых ракет, снабженных, между прочим, ядерными боеголовками.
Для Чухнина же этот объект был одновременно и головной болью, и удобным поводом для шантажа губернатора. При малейших проблемах стоило ему только намекнуть на «особенность» своего хозяйства, и требования его немедленно выполнялись. Головной же болью это становилось, когда журналисты, политики, а также местное население начинали проявлять интерес к закрытой зоне. То есть все знали, что там какая-то военная зона, но что конкретно, никто не знал. За ее секретность Чухнин отвечал своей лысой, как шар для боулинга, головой. Поэтому намек губернатора на «особых» переписчиков он понял сразу — ведь в его хозяйстве имелось военное подразделение, которое тоже необходимо было «проанкетировать».
— Я знаю, — сухо, как и полагалось, ответил Чухнин.
— Ну вот, — выдохнул губернатор. — Мы, значит, подготовили обещанную партию товаров, ну для твоего торгового центра, снарядили переписчиков и выслали их вчера к тебе.
(Насчет подготовленного товара губернатор врал, но сейчас это уже было неважно.)
— И где ж они?
— Ты и вправду ничего не знаешь? — голос губернатора прозвучал растерянно. — Вас нет.
Повисла длинная пауза.
Чухнин сглотнул комок так громко, что было слышно на другом конце провода.
— Как нет?
— Да так. Мы снарядили самолет, чтоб такое важное дело не затягивать, посадили переписчиков, а они через пару часов вернулись. Говорят, долетели до места, штурман — наш, ошибиться не мог, а там — ничего.
Чухнин вздрогнул от слова «ничего». В его голову на мгновение закралась страшная в своей нелепости мысль о том, что они, в смысле жители Заполярного, возможно, все умерли, только еще сами об этом не знают. Тем более он как раз недавно видел по телевизору какой-то голливудский триллер, где герой ел, спал и пил, не подозревая, что уже мертв. Но эту безумную мысль он сразу отмел, так как, во-первых, губернатор его слышал и реагировал на его слова (в отличие от героя фильма, которого никто не замечал), а во-вторых, Чухнин никак не ощущал себя мертвым (хотя бы из-за мучавшего его геморроя, а про мертвых людей, страдающих геморроем, в фильме тоже не было сказано ни слова).
— Как ничего? — пересохшим ртом переспросил Чухнин.
— Да так, ничего. Все провода оборваны, столбы электропередач повалены. И всё. Дальше — море.
— А железная дорога? — спросил Чухнин, понимая всю глупость вопроса.
— Я же тебе говорю, — удивился чухнинскому тугодумию губернатор. — Всёобрывается! Бац, и нет! Только море. Ну а дорога… А что дорога? Ну рельсы обломанные валяются, шпалы разбросаны, если тебя конкретно железная дорога волнует.
— А где же мы?— спросил Чухнин, чувствуя, что глупость этого вопроса перекрывает глупость предыдущего.
— Это-то меня и интересует, — неожиданно хладнокровно и даже несколько зловеще произнес губернатор.
— Подождите, но ведь у нас всё работает… хотя, конечно… свое электропитание, автоматический переход… обрыв.
Мысли в голове Чухнина потеряли всякую стройность и стали бегать по стенкам черепной коробки, как толпа обезумевших клаустрофобов, запертых в шаре для гонок по вертикали. Он почти физически ощутил, что некоторые из этих мыслей пытаются прорваться через правый висок — там болезненно бился участившийся пульс.
— Вот и я хотел бы знать, друг мой ситный, — с интонацией следователя, который наконец загнал подозреваемого в угол, произнес губернатор. — Мы послали сегодня с утра еще один самолет, он полетал над морем чуток, но только весь бак спустил, а вас не нашел. У тебя же там все технари, как ты говоришь, — давайте, выясняйте, что и как. Ты же понимаешь, что тут на кону стоит все — и ты, и я. Не говоря уж о том… эээ… о чем я уже выше упоминал.
Голос губернатора неожиданно опустился до угрожающего шепота.
— Ты понимаешь, что мне нечего этим людям сказать, — зашипел он в трубку. — А они, поди, уже рапорт строчат в Москву. Мол, так и так, поиск результата не дал, секретный объект не найден. То есть потерян. ПО-ТЕ-РЯН! Ты понимаешь, чем это нам с тобою грозит?
Чухнин удивился тому, что губернатор говорит только об объекте, как будто пропал он один. Сгинул-то целый поселок! И в том числе он, Чухнин. Который и так звонит, словно с того света.
— Может, МЧС подключить? — робко предложил он губернатору.
— Ага. МЧС. Еще скажи, ЦРУ с Моссадом. Не понимаешь? Тут же никто не в курсе. Кроме нас и, ну, ты понял, кого. Такая шумиха в прессе поднимется — головы не сносить. Ты лучше думай, как положение исправлять будем.
— То есть?
— Начинай поиск.
— Поиск?
— Да.
— Кого?!
— Ну не меня же! Себя!
Абсурдность этого требования снова растревожила осиное гнездо чухнинских мыслей.
Словосочетание «поиск себя» звучало как некий философский императив — что-то типа «поиск своего места в жизни» или «поиск своего смысла бытия». В таком значении это было, что называется, еще куда ни шло. Но в буквальном значении «поиск себя» звучал как полнейшая нелепица. Как можно искать себя, если вот он я?
Чухнин тряхнул головой.
— Хотя, конечно, — продолжил губернатор, — больше твоей персоны, уж не взыщи, меня интересует объект. Короче, ищи, голубчик. Его, себя, неважно. И главное, делай это быстро. Очень быстро. К тому же… положение… он… пойми… Россия…
Дальнейшее Чухнин уже не слышал из-за нарастающих помех. Какое-то время он еще вылавливал отдельные слова губернатора, но сложить их воедино уже не удавалось, и он прокричал: «Связь пропадает! Я сейчас перезвоню».
Он перенабрал номер губернатора, но сигнала не было. Из трубки раздавалось только зловещее шипение. Чухнин снова подумал о варианте со смертью. Возможно, в данный момент он вместе с остальными жителями Заполярного возносился к небесам, где сигнал по мере отдаления от Земли становится все прерывистее и глуше. Бедняга и не предполагал, что в смысле отдаления от земли он был очень даже недалек от истины, только происходило это отдаление не по вертикали, а по банальной горизонтали. Но в тот момент он запретил себе паниковать и строить абсурдные предположения, а все его мысли занялись классическим русским вопросом — что делать? Времени действительно было в обрез. Если бы не чертова перепись, можно было бы не дергаться, а делать все постепенно, не бросаясь из крайности в крайность. Но время… времени было мало.
Чухнин сел в казенный снегоход (подаренный губернатором опять же к визиту президента и почему-то не отобранный после окончания визита) и на предельной скорости помчался. Но не в сторону секретного объекта, а в совсем противоположном направлении, а именно в направлении Большой Земли. Через полчаса он увидел то, что даже в самом страшном сне не могло ему привидеться. Железная дорога, вдоль которой он мчался, не жалея казенного горючего, обрывалась, точь-в-точь как рассказывал губернатор. Искореженные рельсы выглядели так, как будто неведомый зверь пытался скрутить их в морской узел. Линии электропередач представляли собой череду сначала покосившихся, а ближе к обрыву поваленных столбов с безжизненно разметавшимися по земле проводами. И горизонт. Но не привычный, земной, а лишь уходящее в бесконечность пространство холодного моря.
Чухнин оставил снегоход в сотне метров от места отрыва и пешком, неуклюже прыгая по шпалам, добрался до края. Здесь земля, в отличие от поселка, как будто слегка вибрировала. Еще сидя на снегоходе, он почувствовал легкое дрожание, исходящее от земли, — видимо, ближе к краю колебания почвы, по законам физики, были сильнее.
Он не решился подойти слишком близко, однако и так было видно, что обрыв был гладким и ровным, словно не часть суши откололась в результате какого-то тектонического сдвига, а чья-то невидимая рука твердо отрезала кусок праздничного торта.
Сомнений не было — поселок Заполярный превратился в остров. Дрейфующий остров.
«Это конец», — подумал Чухнин и зажмурился. Подумал он, конечно, другое слово, но даже оно не было адекватным той буре эмоций, которую переживал глава поселка в тот момент. Но так как он запретил себе паниковать, то не стал понапрасну наслаждаться открывающимся видом, а побежал обратно к снегоходу.
«Блядские ракеты! — матерился про себя Чухнин. — Блядская секретность! Перестраховщики хреновы. Но ничего! Теперь вам никуда не деться. Теперь мы все в одной лодке. Точнее, на одном острове».
Через полчаса Чухнин, вздымая клубы белого снега, въехал на территорию поселка. Необходимо было выяснить, где они находятся, куда их несет и, наконец, с какой скоростью их несет туда, куда их несет от того места, где они находятся.
Между тем жизнь в поселке шла своим чередом. Работал магазин, работал кинотеатр, работала школа. Местная электростанция давно переключилась на автономный режим, как делала всегда при перебоях электричества, которые, как уже было сказано, были частым явлением в этих краях.
Первым делом Чухнин направился в школу, где прямо с уроков выдернул преподавателей физики и географии, Левицкого и Караваева. Потрясенные сенсационной новостью и пообещавшие хранить молчание, по крайней мере какое-то время, они покорно проследовали за Чухниным на научную станцию, то есть туда, где собственно и занимались своим основным делом — изучением законов природы и прочей научно-исследовательской деятельностью.
Через час им удалось установить, что поселок Заполярный движется на довольно приличной скорости по направлению к морской государственной границе России, и даже более того — в данный момент готовится ее пересечь.
Узнав это, Чухнин мгновенно вспотел, несмотря на комнатную температуру, едва превышавшую 15 градусов по Цельсию (с отоплением в поселке было туго).
Одновременно он почувствовал невероятную усталость и страх, как будто это он сам на большой скорости двигался по направлению к государственной границе и в данный момент готовился ее пересечь.
Чухнин спросил, можно ли хотя бы примерно сказать, в каком направлении послегосударственной границы они будут двигаться и есть ли какой-то конечный пункт, который положит конец их дрейфу, а если таковой имеется, то сколько у них осталось времени?
В ответ прозвучала малоутешительная информация.
— После морской границы мы, скорее всего, двинемся по направлению к фюльке Финнмарк, — сказал Левицкий.
— А это что у нас? — почти прохрипел Чухнин.
— А это уже не у нас. Фюльке Финнмарк — район Норвегии. Точнее, губерния.
При этих словах Чухнину показалось, что земля качнулась у него под ногами, как будто он находился на палубе корабля, однако, глянув на ученых, которые даже не дрогнули, понял, что это исключительно его воображение. Кажется, он впервые знал смысл выражения «отсутствие новостей — это хорошие новости».
— А там что? Там кто? Там какие-нибудь города есть?
— А то. Столица губернии — город Вадсё. Большой, кстати.
— Вадсё. Вот и всё, — неожиданно срифмовал название города и свою оценку происходящего Чухнин.
— Что вы сказали? — рассеянно переспросил Левицкий.
— Неважно, — собрав волю в кулак, неестественно твердым голосом сказал Чухнин. — И когда же мы там будем?
— Если исключить объективные и субъективные причины, — безмятежно встрял Караваев, — то, вероятно, дня через три-четыре — несет нас действительно сильно.
— Что значит «объективные и субъективные»?
— Объективные — это геофизика, течение, погода, движение циклонов, антициклонов и прочее, а субъективные — это если нас попытаются остановить искусственно.
— Это как? — опешил Чухнин.
— Видите ли, Павел Юрьевич, мы находимся в состоянии перехода государственной границы с Норвегией. А на границе, как известно, «тучи ходят хмуро». Пограничники шуток, даже если это шутки природы, не понимают. Сначала нас заметят наши, потом норвежцы. И те, и те попробуют нас остановить. Конечно, если исходить из примерного объема движущейся массы, ну, то есть нас, то сделать это будет крайне затруднительно.
И пока Чухнин попытался прикинуть, хорошо это или плохо, Караваев добавил: «Если, конечно, не применять оружие».
— В смысле? — встревожено поднял на него глаза Чухнин.
— Нас можно просто разбомбить. Норвегия — член НАТО. Достаточно будет послать пару боевых самолетов, и они десятком бомб превратят наш дрейфующий остров в навозную кучу. Впрочем, до норвежцев это могут успеть сделать и наши пограничники.
Левицкий и Караваев даже представить не могли, что это небрежно высказанное предположение заставит побелеть розовощекого Чухнина до цвета оконной изморози. Ведь они понятия не имели о том, что находится на их «острове» помимо торгового центра, кинотеатра и школы.
«Одно попадание в район объекта, — подумал Чухнин, — и… ка-тас-тро-фа. Ядерная война. Третья мировая. Конец света».
— Но это вряд ли, — закурив, решил поспорить с Караваевым Левицкий. — Во-первых, видно, что это не судно. Хотя бы по объему и по объектам, — последнее слово он произнес безо всякого подчеркивания, но Чухнин по привычке вздрогнул. — Во-вторых, видно, что население — мирное. А в-третьих… а в-третьих, мы можем предупредить мировую общественность о том, что с нами происходит.
Эти слова немного успокоили Чухнина, хотя он понимал, что рассказать о произошедшем он может разве что губернатору, президенту и министру обороны, но никак не общественности, тем более мировой. С другой стороны, огласки не избежать. Но огласка огласке рознь. Одно дело — просто поселок Заполярный, и совсем другое — секретный объект, ведь когда они причалят к норвежцам (тут Чухнин застонал, как от зубной боли), территория автоматически станет норвежской! Насильственного захвата территории нет, есть только дрейфующий участок суши. А суша, как известно, является частью государства, в пределах границ которого она находится. И этим государством будет Норвегия. И что он тогда будет делать? Кудахтать, как курица на насесте, отгоняя палкой любопытных норвежцев от колючей проволоки? Стоп. А почему палкой? Это же все равно что работать на бензоколонке и ездить на солярке. У меня ж в руках ракеты. А что, если попытаться ими шантажировать? Ну-ка, ну-ка, Павел Юрьевич, шевели мозгами. Точно. Скажем, что, если кто-то попытается проникнуть на объект, мы взорвем себя вместе с ядерными боеголовками. А вдруг не поверят? Придется взрывать. Нет, должны поверить! Как пить дать, поверят. Но ведь объект-то… СЕКРЕТНЫЙ! (Он снова застонал.) И я отвечаю за его секретность. А начав ими размахивать, как пещерный человек дубинкой, я всю секретность разрушу к едреной матери. А вдруг эти ракеты нарушают какую-нибудь там конвенцию или соглашение? Я же ничего не знаю. А главное, что делать сейчас? Может, скинуть эти ракеты к чертовой матери в море? Ага. Ядерные ракеты в море. За это точно никто по голове не погладит — ни Россия, ни Норвегия. Хотя как вариант. Надо обмозговать.
Чухнин достал дрожащей рукой папиросу и прикурил ее от сигареты Левицкого.
Собственно, вариантов было, что называется, кот наплакал. Во-первых, надо поставить в известность жителей Заполярного. Все-таки скрывать от них то, что они дрейфуют, плавно удаляясь от Родины, было бы неверно. Конечно, панику, если таковая возникнет, надо будет пресечь, но известить необходимо. Во-вторых, надо связаться с руководством — в конце концов, это их ракеты, пусть у них и болит голова. В-третьих. А что в-третьих?
Додумать Чухнин не успел, так как Караваев неожиданно предложил позвонить на материк.
«Бог с ним, с третьим пунктом, займемся первыми двумя», — подумал Чухнин и принял предложение Караваева.
После пяти минут каких-то неясных сигналов, гудков и шипения, они наконец прозвонились к губернатору Архангельской области.
— Приемная губернатора. Я вас слушаю, — произнес незнакомый мужской голос.
— Алло, — закричал Чухнин. — Кто это?
— Это приемная губернатора.
— А секретарша где? — немного растерявшись, спросил Чухнин, понимая, что в данной обстановке это не совсем, а может, и совсем неуместный вопрос.
— Ее нет. Что вас интересует?
— Я бы хотел поговорить с… эээ… Федором Георгиевичем.
— Простите, а по какому вопросу вы звоните?
— Передайте ему, что это Чухнин! Чухнин! Поселок Заполярный.
— А-а, Чухнин, Павел Юрьевич? — неожиданно потеплел голос на другом конце провода. — Здравствуй, здравствуй, дорогой. Рад тебя слышать.
Чухнин так удивился неожиданно панибратскому тону говорившего, что на секунду отстранил трубку от уха и растерянно посмотрел туда, откуда доносился незнакомый голос.
— А вы меня знаете? — неуверенно спросил Чухнин, вернув трубку к уху.
— Пока нет, но очень надеюсь познакомиться. Очень. Собеседник с таким нажимом произнес слово «очень», что сразу стало ясно, он знает все.
Требовать к телефону губернатора было бессмысленно — этот говоривший явно важнее всякого губернатора. Тем не менее Чухнин из вежливости спросил, куда подевался губернатор.
Газеты не только не посвятили этому случаю, несмотря на всю его забавность, столько места, сколько посвятили вышеописанным событиям в Больших Ущерах, но и вовсе его проигнорировали.
В чем причина, спросите вы. Во-первых, в атмосфере секретности, окутавшей это происшествие. Причину тому смогли понять, только когда прошло много лет и все это уже стало неинтересно и неактуально.
Во-вторых, произошел он на много лет раньше событий в Больших Ущерах, то есть во времена, когда только-только распался Советский Союз и крупномасштабные и, я бы даже сказал, эпохальные события случались чуть ли не по два раза на дню и только действительно глобальные новости имели шанс попасть на первые полосы газет. Вполне естественно, что в итоге народ абсолютно разучился удивляться чему-либо. Согласитесь, что во время Апокалипсиса вряд ли кто-то заинтересуется очередным витком палестино-израильского конфликта или даже глобальным потеплением. А газета перед концом света с шапкой типа «Ученые нашли средство против СПИДа» будет смотреться и того нелепее. Я уже молчу про наводнения, пожары и прочую ерунду.
И потому нет ничего удивительного, что такая мелочь, как история, которую я вам поведаю ниже, прошла мимо тогдашнего читателя, развращенного всяческими сенсациями.
Тем не менее даже в те далекие времена были люди, которые обратили внимание на крохотную заметку в одной из центральных газет. В ней говорилось о далеком северном поселке, волей судеб оказавшимся… Впрочем, давайте-ка все по порядку.
Как уже говорилось в рассказе про Большие Ущеры, перепись населения лишь в двух случаях дала осечку — в Больших Ущерах и в поселке Заполярный. Что касается первого, то я уже достаточно рассказал о метафизических причинах подобной осечки. В последнем же сбой произошел по причине гораздо более прозаической (хотя и не менее курьезной), а именно фактической недосягаемости острова. Не удаленности, не труднодоступности, а именно недосягаемости, полной и, как позже выяснилось, окончательной.
Дело заключалось в том, что участок суши, на котором находился поселок Заполярный, неожиданно откололся и в виде дрейфующего острова диаметром в несколько километров понесся в открытое море. Не хочу утомлять читателя деталями и научными терминами, а посему опускаю скучные подробности. Стоит, однако, заметить, что жители Заполярного сей геофизический казус заметили не сразу. Нет, конечно, они ощутили некий толчок, но был он не особо сильным, к тому же произошел ночью и в единственном числе. Наутро все, конечно, подивились столь странному событию (землетрясениями природа в их краях не славилась), но, в конце концов, мало ли в природе случается неизвестного. Остров понесло так плавно, что движение практически не ощущалось. К тому же, поселок оторвало вместе с находившимися на его территории торговым центром, школой, автономной электростанцией и остроенным к визиту президента кинотеатром (репертуар коего обновлялся без преувеличения раз в полярную ночь). Таким образом, жители Заполярного, уже будучи в дрейфующем состоянии, еще несколько дней ходили в школу, за покупками и в кино. Первым, кто заподозрил неладное, был глава поселковой администрации и по совместительству директор торгового центра Павел Чухнин, который, так и не дождавшись обещанной партии электрообогревательных приборов, решил позвонить на материк, дабы, простите за каламбур, обматерить за эту задержку руководство Архангельской области (частью которой и является архипелаг Новая Земля). Однако телефонной связи не было. Это, впрочем, не показалось Чухнину странным, так как на нее из-за постоянных обрывов проводов давно никто не рассчитывал, пользуясь, как правило, кустарными приборами спутниковой связи. Чухнин не был исключением, поэтому, плюнув и чертыхнувшись, принялся сквозь шипение и помехи прорываться в приемную губернатора через космическое пространство.
Первое, что его удивило, была бурная реакция на другом конце провода, когда он наконец прозвонился в центр. Секретарша губернатора, узнав, кто звонит, сначала зашлась в полубезумном смехе, потом, всхлипывая и заикаясь от волнения, начала охать и причитать, как деревенская баба:
— Заполярный! Ох-ох-ох! Да как же так! Заполярный! Миленькие вы мои! Родные вы наши! Живые! Да что же это творится!
Затем в трубке раздался щелчок коммутатора, и прорезался не менее взволнованный голос губернатора области:
— Заполярный! Это вы? Как вы? Что вы? Потрясенный столь трогательным приемом, Чухнин напрочь забыл все заготовленные проклятия и угрозы, и только выдавил:
— Ну да. Чухнин звонит.
— Чухнин, родной! — как заведенный повторял губернатор. — Мы ж вторые сутки не спим! Прозвониться до вас не имеем никакой возможности. Линии проводов оборваны! А мобильная, черт бы ее побрал, барахлит! Как вы связались с нами?
То, что руководство вторые сутки не спит, переживая, что не может дозвониться до поселка, потрясло Чухнина до глубины души. «Надо же, — подумал он, — как мы все-таки плохо думаем о людях».
Вслух же растерянно промямлил:
— А у нас на крайний случай всегда самодельный приемник имеется. У нас же тут через одного технари. Вот. А что, собственно, случилось?
В ответ глава Заполярного услышал то, что повергло его в состояние, близкое к коме. Но не сразу.
— А ты что, не в курсе? Сейчас же перепись населения. К нам приехали специальные переписчики. — Губернатор слегка понизил голос и утвердительно-вопросительно добавил: — Ты же знаешь, что там у вас.
Чухнин знал. Причем знал только он, и еще губернатор, министерство вооруженных сил и президент. На территории Заполярного находился секретный объект с ракетами нового поколения «земля-воздух-земля-воздух-земля» под кодовым названием «Палица». Собственно, и приезжал-то президент сюда не просто так, а именно с целью проверки боеготовности этих новых ракет, снабженных, между прочим, ядерными боеголовками.
Для Чухнина же этот объект был одновременно и головной болью, и удобным поводом для шантажа губернатора. При малейших проблемах стоило ему только намекнуть на «особенность» своего хозяйства, и требования его немедленно выполнялись. Головной же болью это становилось, когда журналисты, политики, а также местное население начинали проявлять интерес к закрытой зоне. То есть все знали, что там какая-то военная зона, но что конкретно, никто не знал. За ее секретность Чухнин отвечал своей лысой, как шар для боулинга, головой. Поэтому намек губернатора на «особых» переписчиков он понял сразу — ведь в его хозяйстве имелось военное подразделение, которое тоже необходимо было «проанкетировать».
— Я знаю, — сухо, как и полагалось, ответил Чухнин.
— Ну вот, — выдохнул губернатор. — Мы, значит, подготовили обещанную партию товаров, ну для твоего торгового центра, снарядили переписчиков и выслали их вчера к тебе.
(Насчет подготовленного товара губернатор врал, но сейчас это уже было неважно.)
— И где ж они?
— Ты и вправду ничего не знаешь? — голос губернатора прозвучал растерянно. — Вас нет.
Повисла длинная пауза.
Чухнин сглотнул комок так громко, что было слышно на другом конце провода.
— Как нет?
— Да так. Мы снарядили самолет, чтоб такое важное дело не затягивать, посадили переписчиков, а они через пару часов вернулись. Говорят, долетели до места, штурман — наш, ошибиться не мог, а там — ничего.
Чухнин вздрогнул от слова «ничего». В его голову на мгновение закралась страшная в своей нелепости мысль о том, что они, в смысле жители Заполярного, возможно, все умерли, только еще сами об этом не знают. Тем более он как раз недавно видел по телевизору какой-то голливудский триллер, где герой ел, спал и пил, не подозревая, что уже мертв. Но эту безумную мысль он сразу отмел, так как, во-первых, губернатор его слышал и реагировал на его слова (в отличие от героя фильма, которого никто не замечал), а во-вторых, Чухнин никак не ощущал себя мертвым (хотя бы из-за мучавшего его геморроя, а про мертвых людей, страдающих геморроем, в фильме тоже не было сказано ни слова).
— Как ничего? — пересохшим ртом переспросил Чухнин.
— Да так, ничего. Все провода оборваны, столбы электропередач повалены. И всё. Дальше — море.
— А железная дорога? — спросил Чухнин, понимая всю глупость вопроса.
— Я же тебе говорю, — удивился чухнинскому тугодумию губернатор. — Всёобрывается! Бац, и нет! Только море. Ну а дорога… А что дорога? Ну рельсы обломанные валяются, шпалы разбросаны, если тебя конкретно железная дорога волнует.
— А где же мы?— спросил Чухнин, чувствуя, что глупость этого вопроса перекрывает глупость предыдущего.
— Это-то меня и интересует, — неожиданно хладнокровно и даже несколько зловеще произнес губернатор.
— Подождите, но ведь у нас всё работает… хотя, конечно… свое электропитание, автоматический переход… обрыв.
Мысли в голове Чухнина потеряли всякую стройность и стали бегать по стенкам черепной коробки, как толпа обезумевших клаустрофобов, запертых в шаре для гонок по вертикали. Он почти физически ощутил, что некоторые из этих мыслей пытаются прорваться через правый висок — там болезненно бился участившийся пульс.
— Вот и я хотел бы знать, друг мой ситный, — с интонацией следователя, который наконец загнал подозреваемого в угол, произнес губернатор. — Мы послали сегодня с утра еще один самолет, он полетал над морем чуток, но только весь бак спустил, а вас не нашел. У тебя же там все технари, как ты говоришь, — давайте, выясняйте, что и как. Ты же понимаешь, что тут на кону стоит все — и ты, и я. Не говоря уж о том… эээ… о чем я уже выше упоминал.
Голос губернатора неожиданно опустился до угрожающего шепота.
— Ты понимаешь, что мне нечего этим людям сказать, — зашипел он в трубку. — А они, поди, уже рапорт строчат в Москву. Мол, так и так, поиск результата не дал, секретный объект не найден. То есть потерян. ПО-ТЕ-РЯН! Ты понимаешь, чем это нам с тобою грозит?
Чухнин удивился тому, что губернатор говорит только об объекте, как будто пропал он один. Сгинул-то целый поселок! И в том числе он, Чухнин. Который и так звонит, словно с того света.
— Может, МЧС подключить? — робко предложил он губернатору.
— Ага. МЧС. Еще скажи, ЦРУ с Моссадом. Не понимаешь? Тут же никто не в курсе. Кроме нас и, ну, ты понял, кого. Такая шумиха в прессе поднимется — головы не сносить. Ты лучше думай, как положение исправлять будем.
— То есть?
— Начинай поиск.
— Поиск?
— Да.
— Кого?!
— Ну не меня же! Себя!
Абсурдность этого требования снова растревожила осиное гнездо чухнинских мыслей.
Словосочетание «поиск себя» звучало как некий философский императив — что-то типа «поиск своего места в жизни» или «поиск своего смысла бытия». В таком значении это было, что называется, еще куда ни шло. Но в буквальном значении «поиск себя» звучал как полнейшая нелепица. Как можно искать себя, если вот он я?
Чухнин тряхнул головой.
— Хотя, конечно, — продолжил губернатор, — больше твоей персоны, уж не взыщи, меня интересует объект. Короче, ищи, голубчик. Его, себя, неважно. И главное, делай это быстро. Очень быстро. К тому же… положение… он… пойми… Россия…
Дальнейшее Чухнин уже не слышал из-за нарастающих помех. Какое-то время он еще вылавливал отдельные слова губернатора, но сложить их воедино уже не удавалось, и он прокричал: «Связь пропадает! Я сейчас перезвоню».
Он перенабрал номер губернатора, но сигнала не было. Из трубки раздавалось только зловещее шипение. Чухнин снова подумал о варианте со смертью. Возможно, в данный момент он вместе с остальными жителями Заполярного возносился к небесам, где сигнал по мере отдаления от Земли становится все прерывистее и глуше. Бедняга и не предполагал, что в смысле отдаления от земли он был очень даже недалек от истины, только происходило это отдаление не по вертикали, а по банальной горизонтали. Но в тот момент он запретил себе паниковать и строить абсурдные предположения, а все его мысли занялись классическим русским вопросом — что делать? Времени действительно было в обрез. Если бы не чертова перепись, можно было бы не дергаться, а делать все постепенно, не бросаясь из крайности в крайность. Но время… времени было мало.
Чухнин сел в казенный снегоход (подаренный губернатором опять же к визиту президента и почему-то не отобранный после окончания визита) и на предельной скорости помчался. Но не в сторону секретного объекта, а в совсем противоположном направлении, а именно в направлении Большой Земли. Через полчаса он увидел то, что даже в самом страшном сне не могло ему привидеться. Железная дорога, вдоль которой он мчался, не жалея казенного горючего, обрывалась, точь-в-точь как рассказывал губернатор. Искореженные рельсы выглядели так, как будто неведомый зверь пытался скрутить их в морской узел. Линии электропередач представляли собой череду сначала покосившихся, а ближе к обрыву поваленных столбов с безжизненно разметавшимися по земле проводами. И горизонт. Но не привычный, земной, а лишь уходящее в бесконечность пространство холодного моря.
Чухнин оставил снегоход в сотне метров от места отрыва и пешком, неуклюже прыгая по шпалам, добрался до края. Здесь земля, в отличие от поселка, как будто слегка вибрировала. Еще сидя на снегоходе, он почувствовал легкое дрожание, исходящее от земли, — видимо, ближе к краю колебания почвы, по законам физики, были сильнее.
Он не решился подойти слишком близко, однако и так было видно, что обрыв был гладким и ровным, словно не часть суши откололась в результате какого-то тектонического сдвига, а чья-то невидимая рука твердо отрезала кусок праздничного торта.
Сомнений не было — поселок Заполярный превратился в остров. Дрейфующий остров.
«Это конец», — подумал Чухнин и зажмурился. Подумал он, конечно, другое слово, но даже оно не было адекватным той буре эмоций, которую переживал глава поселка в тот момент. Но так как он запретил себе паниковать, то не стал понапрасну наслаждаться открывающимся видом, а побежал обратно к снегоходу.
«Блядские ракеты! — матерился про себя Чухнин. — Блядская секретность! Перестраховщики хреновы. Но ничего! Теперь вам никуда не деться. Теперь мы все в одной лодке. Точнее, на одном острове».
Через полчаса Чухнин, вздымая клубы белого снега, въехал на территорию поселка. Необходимо было выяснить, где они находятся, куда их несет и, наконец, с какой скоростью их несет туда, куда их несет от того места, где они находятся.
Между тем жизнь в поселке шла своим чередом. Работал магазин, работал кинотеатр, работала школа. Местная электростанция давно переключилась на автономный режим, как делала всегда при перебоях электричества, которые, как уже было сказано, были частым явлением в этих краях.
Первым делом Чухнин направился в школу, где прямо с уроков выдернул преподавателей физики и географии, Левицкого и Караваева. Потрясенные сенсационной новостью и пообещавшие хранить молчание, по крайней мере какое-то время, они покорно проследовали за Чухниным на научную станцию, то есть туда, где собственно и занимались своим основным делом — изучением законов природы и прочей научно-исследовательской деятельностью.
Через час им удалось установить, что поселок Заполярный движется на довольно приличной скорости по направлению к морской государственной границе России, и даже более того — в данный момент готовится ее пересечь.
Узнав это, Чухнин мгновенно вспотел, несмотря на комнатную температуру, едва превышавшую 15 градусов по Цельсию (с отоплением в поселке было туго).
Одновременно он почувствовал невероятную усталость и страх, как будто это он сам на большой скорости двигался по направлению к государственной границе и в данный момент готовился ее пересечь.
Чухнин спросил, можно ли хотя бы примерно сказать, в каком направлении послегосударственной границы они будут двигаться и есть ли какой-то конечный пункт, который положит конец их дрейфу, а если таковой имеется, то сколько у них осталось времени?
В ответ прозвучала малоутешительная информация.
— После морской границы мы, скорее всего, двинемся по направлению к фюльке Финнмарк, — сказал Левицкий.
— А это что у нас? — почти прохрипел Чухнин.
— А это уже не у нас. Фюльке Финнмарк — район Норвегии. Точнее, губерния.
При этих словах Чухнину показалось, что земля качнулась у него под ногами, как будто он находился на палубе корабля, однако, глянув на ученых, которые даже не дрогнули, понял, что это исключительно его воображение. Кажется, он впервые знал смысл выражения «отсутствие новостей — это хорошие новости».
— А там что? Там кто? Там какие-нибудь города есть?
— А то. Столица губернии — город Вадсё. Большой, кстати.
— Вадсё. Вот и всё, — неожиданно срифмовал название города и свою оценку происходящего Чухнин.
— Что вы сказали? — рассеянно переспросил Левицкий.
— Неважно, — собрав волю в кулак, неестественно твердым голосом сказал Чухнин. — И когда же мы там будем?
— Если исключить объективные и субъективные причины, — безмятежно встрял Караваев, — то, вероятно, дня через три-четыре — несет нас действительно сильно.
— Что значит «объективные и субъективные»?
— Объективные — это геофизика, течение, погода, движение циклонов, антициклонов и прочее, а субъективные — это если нас попытаются остановить искусственно.
— Это как? — опешил Чухнин.
— Видите ли, Павел Юрьевич, мы находимся в состоянии перехода государственной границы с Норвегией. А на границе, как известно, «тучи ходят хмуро». Пограничники шуток, даже если это шутки природы, не понимают. Сначала нас заметят наши, потом норвежцы. И те, и те попробуют нас остановить. Конечно, если исходить из примерного объема движущейся массы, ну, то есть нас, то сделать это будет крайне затруднительно.
И пока Чухнин попытался прикинуть, хорошо это или плохо, Караваев добавил: «Если, конечно, не применять оружие».
— В смысле? — встревожено поднял на него глаза Чухнин.
— Нас можно просто разбомбить. Норвегия — член НАТО. Достаточно будет послать пару боевых самолетов, и они десятком бомб превратят наш дрейфующий остров в навозную кучу. Впрочем, до норвежцев это могут успеть сделать и наши пограничники.
Левицкий и Караваев даже представить не могли, что это небрежно высказанное предположение заставит побелеть розовощекого Чухнина до цвета оконной изморози. Ведь они понятия не имели о том, что находится на их «острове» помимо торгового центра, кинотеатра и школы.
«Одно попадание в район объекта, — подумал Чухнин, — и… ка-тас-тро-фа. Ядерная война. Третья мировая. Конец света».
— Но это вряд ли, — закурив, решил поспорить с Караваевым Левицкий. — Во-первых, видно, что это не судно. Хотя бы по объему и по объектам, — последнее слово он произнес безо всякого подчеркивания, но Чухнин по привычке вздрогнул. — Во-вторых, видно, что население — мирное. А в-третьих… а в-третьих, мы можем предупредить мировую общественность о том, что с нами происходит.
Эти слова немного успокоили Чухнина, хотя он понимал, что рассказать о произошедшем он может разве что губернатору, президенту и министру обороны, но никак не общественности, тем более мировой. С другой стороны, огласки не избежать. Но огласка огласке рознь. Одно дело — просто поселок Заполярный, и совсем другое — секретный объект, ведь когда они причалят к норвежцам (тут Чухнин застонал, как от зубной боли), территория автоматически станет норвежской! Насильственного захвата территории нет, есть только дрейфующий участок суши. А суша, как известно, является частью государства, в пределах границ которого она находится. И этим государством будет Норвегия. И что он тогда будет делать? Кудахтать, как курица на насесте, отгоняя палкой любопытных норвежцев от колючей проволоки? Стоп. А почему палкой? Это же все равно что работать на бензоколонке и ездить на солярке. У меня ж в руках ракеты. А что, если попытаться ими шантажировать? Ну-ка, ну-ка, Павел Юрьевич, шевели мозгами. Точно. Скажем, что, если кто-то попытается проникнуть на объект, мы взорвем себя вместе с ядерными боеголовками. А вдруг не поверят? Придется взрывать. Нет, должны поверить! Как пить дать, поверят. Но ведь объект-то… СЕКРЕТНЫЙ! (Он снова застонал.) И я отвечаю за его секретность. А начав ими размахивать, как пещерный человек дубинкой, я всю секретность разрушу к едреной матери. А вдруг эти ракеты нарушают какую-нибудь там конвенцию или соглашение? Я же ничего не знаю. А главное, что делать сейчас? Может, скинуть эти ракеты к чертовой матери в море? Ага. Ядерные ракеты в море. За это точно никто по голове не погладит — ни Россия, ни Норвегия. Хотя как вариант. Надо обмозговать.
Чухнин достал дрожащей рукой папиросу и прикурил ее от сигареты Левицкого.
Собственно, вариантов было, что называется, кот наплакал. Во-первых, надо поставить в известность жителей Заполярного. Все-таки скрывать от них то, что они дрейфуют, плавно удаляясь от Родины, было бы неверно. Конечно, панику, если таковая возникнет, надо будет пресечь, но известить необходимо. Во-вторых, надо связаться с руководством — в конце концов, это их ракеты, пусть у них и болит голова. В-третьих. А что в-третьих?
Додумать Чухнин не успел, так как Караваев неожиданно предложил позвонить на материк.
«Бог с ним, с третьим пунктом, займемся первыми двумя», — подумал Чухнин и принял предложение Караваева.
После пяти минут каких-то неясных сигналов, гудков и шипения, они наконец прозвонились к губернатору Архангельской области.
— Приемная губернатора. Я вас слушаю, — произнес незнакомый мужской голос.
— Алло, — закричал Чухнин. — Кто это?
— Это приемная губернатора.
— А секретарша где? — немного растерявшись, спросил Чухнин, понимая, что в данной обстановке это не совсем, а может, и совсем неуместный вопрос.
— Ее нет. Что вас интересует?
— Я бы хотел поговорить с… эээ… Федором Георгиевичем.
— Простите, а по какому вопросу вы звоните?
— Передайте ему, что это Чухнин! Чухнин! Поселок Заполярный.
— А-а, Чухнин, Павел Юрьевич? — неожиданно потеплел голос на другом конце провода. — Здравствуй, здравствуй, дорогой. Рад тебя слышать.
Чухнин так удивился неожиданно панибратскому тону говорившего, что на секунду отстранил трубку от уха и растерянно посмотрел туда, откуда доносился незнакомый голос.
— А вы меня знаете? — неуверенно спросил Чухнин, вернув трубку к уху.
— Пока нет, но очень надеюсь познакомиться. Очень. Собеседник с таким нажимом произнес слово «очень», что сразу стало ясно, он знает все.
Требовать к телефону губернатора было бессмысленно — этот говоривший явно важнее всякого губернатора. Тем не менее Чухнин из вежливости спросил, куда подевался губернатор.