— Временно отстранен от должности, — уже не так дружелюбно произнес собеседник. — Так что, считайте, я его пока замещаю. И давайте к делу. Нас сейчас никто не слушает?
Чухнин скосил глаза на Левицкого и Караваева, которые в тот момент самозабвенно спорили о трансцендентных интегралах, и ответил:
— Никто.
— Надеюсь, мне не надо вам объяснять, кто я, кем прислан, что здесь делаю и почему замещаю губернатора.
Чухнин вообще-то с удовольствием послушал бы ответы на эти вопросы, но решил не лезть на рожон и испуганно сказал:
— Не надо.
— Славно. Надеюсь, вы также отдаете себе отчет в том, что находится на территории Заполярного.
— Отдаю.
— И понимаете, что это не может, не имеет права пропасть, стать известным прессе или попасть в чужие руки?
— Понимаю, — ответил Чухнин, также понимая, что последние два пункта неизбежны, как только они пересекут границу с Норвегией, если уже не пересекли.
— Тогда объясните, что у вас происходит.
Чухнин объяснил. Немного сбивчиво, но, как ему показалось, доходчиво и убедительно. Повисла неприятная пауза.
— И чья это была инициатива?
— В каком смысле? — растерялся Чухнин.
— Кто ответственный за откол поселка от территории России?
— Вы издеваетесь? Я же вам сказал, — явно наглея по мере отдаления от Родины, зло ответил Чухнин. — Феномен природы. Геофизический казус. Непроизвольный откол куска суши, а именно поселка Заполярный, от Северного острова архипелага Новая Земля.
— Природы, говорите? — хмыкнул собеседник, явно не поверив ни одному слову Чухнина. — И что вы собираетесь предпринять?
— Это-то я как раз собирался у вас спросить. Боюсь, что мы находимся в районе морской границы между Россией и Норвегией. И тут вся загвоздка. Очень важно, чтобы пограничники, хотя бы наши, не вздумали обстреливать или бомбить Заполярный с целью его остановки или уничтожения. Вы же понимаете, чем это грозит?
— То есть вы предлагаете приказать нашим пограничным войскам беспрепятственно пропустить вас на территорию Норвегии, то есть государства — члена НАТО?
— А вы что предлагаете? Устроить мировую войну? На другом конце трубки снова замолчали.
Чухнин с ужасом понял, что этот вариант не исключается. Он уже давно не надеялся на здравый смысл начальства. И теперь по молчанию в трубке почувствовал, что его саркастическая ремарка о начале мировой войны обдумывается как возможное развитие событий. «Они же ради секретности готовы шар земной с астрономической карты стереть, — подумал Чухнин. — Чего уж говорить о нас, бедных».
— Ладно, — раздался голос из трубки. — Наших постараемся поставить в известность.
— А норвежцев?
— С норвежцами сложнее. Бляха-муха! И дернул же вас черт отколоться! А главное, во время переписи населения!
— Это-то здесь при чем?
— Да ни при чем, конечно. Просто закрытые объекты переписываются отдельно. Так мы хотя бы успели вас переписать. А тут.
Чухнину показалось, что на другом конце провода с досадой махнули рукой. «Что у них там творится в головах? — с изумлением подумал Чухнин. — Что их больше волнует — перепись секретного объекта, жизнь людей или сохранность ракет? Сами ни хрена не знают, а туда же, в начальники лезут».
В этот момент Чухнина кто-то дернул за рукав. Это был Караваев.
— Павел Юрьевич! Слышите?
— Что? — спросил его Чухнин.
— Сирены пограничные вроде.
— Где? — испуганно озираясь, вскрикнул Чухнин и прислушался. Действительно, где-то вдалеке что-то тревожно гудело.
— Мать вашу! — завопил Чухнин. И снова приник к трубке. — Алло! Эй вы там! У меня тут, клепать-копать, наши пограничники на хвосте! Может, наконец, скажете, что делать?
— В тапки срать! — едко ответил голос в трубке. — Шутка.
— В гробу я видел вас с вашими тапками и шутками! — заорал Чухнин, теряя остатки терпения и вежливости. Он понимал, что при любом раскладе к награде его точно не представят. Разве что посмертно. Так что терять было нечего.
— Отставить панику! — рявкнула трубка. — Наш человек уже связывается с пограничниками. Надеюсь, успеем. Но.
Дальше Чухнин уже не слушал — бросив трубку, он выбежал из лаборатории, оставив за спиной замеревших от удивления Левицкого и Караваева. Которые, впрочем, тут же продолжили спор о трансцендентных интегралах, как будто кроме научных проблем в этом мире не существовало никаких других.
«Он надеется успеть. Ха! — думал, сбегая по леснице, Чухнин. — Губернатора отстранили. За места свои трясутся, за очередную медальку! А у меня четыреста душ населения, и всех спасать надо!»
Выбежав на улицу, он первым делом услышал какой-то треск, доносившейся сверху. Треск перекрывал далекий вой сирены. Чухнин поднял голову и обнаружил военный вертолет, который явно шел на посадку. Единственным наиболее пригодным местом для этого на территории Заполярного была парковочная зона перед торговым центром — благо из-за малого количества машин у населения она была всегда пустой. Чухнин запрыгнул на снегоход и понесся в сторону парковки. Краем глаза он видел, как вертолет, снижаясь, плавно исчезает за трехэтажным зданием торгового центра. Он обогнул центр с левого крыла и вырулил на парковку. Первое, что он увидел — это собственно вертолет, который был похож на огромную неуклюжую птицу, приземлившуюся по ошибке в курятник — настолько нелепо он смотрелся на стоянке для машин.
Естественно, около него уже собралась внушительная толпа зевак. Чухнин бросил снегоход и рванул через толпу прямо к центру внимания.
Из вертолета по небольшой лесенке спускался военный в чине генерал-майора. На земле его уже ждали двое солдат, которые, видимо, выпрыгнули заранее и теперь теснили толпу, освобождая генералу проход. Здесь к ним и подбежал Чухнин. После обмена любезностями (а спустившийся военный почему-то был настроен довольно миролюбиво) Чухнин сказал, что ему надо поговорить с товарищем генерал-майором тет-а-тет и лучше бы это сделать внутри вертолета, во-первых, потому что им не будут мешать зеваки, во-вторых, для экономии времени. Генерал кашлянул, оправил китель и полез обратно. За ним, воровато озираясь, полез Чухнин. Двое пограничников остались внизу.
— Беду вашу, — начал генерал. — Павел… эээ…
— Юрьевич.
— Юрьевич, понимаю. Но граница у нас, как известно, на замке, и солдаты не спят.
Чухнина немного смутила казенность формулировки, но он вздохнул и печально произнес:
— Я вижу.
Чувствовалось, что факт наличия замка на границе и бдительности солдат его не обрадовал.
— Раз видите, значит, мы друг друга поймем, — обрадовался генерал.
— А вам, конечно, никто не звонил?
— Нет, почему же? — обиделся генерал. — Мне звонили. Буквально только что.
— И что сказали? — с надеждой спросил Чухнин.
— У меня есть приказ вас остановить.
— Это, интересно, как же? — растерянно улыбнулся Чухнин. Он попытался представить, каким образом будут останавливать огромную глыбу земли, несущуюся на всех парусах в сторону Норвегии.
— Силой, — проигнорировав улыбку главы поселка, сурово ответил генерал-майор.
Еще не веря в то, что начальство остановилось на худшем из всех вариантов, Чухнин испуганно спросил:
— То есть?
— Павел… эээ… Паша, — имея плохую память на отчества и потому откинув формальности, сказал генерал. — Дело нешуточное. Через два часа ваш поселок со всем его содержимым окажется в Норвегии.
Чухнина слегка покоробило слово «содержимое», ибо под ним явно подразумевались жители Заполярного, то есть живые люди, но он решил не цепляться к словам.
— И? — затаив дыхание, спросил Чухнин.
— И у нас есть приказ вас потопить, — с военной прямотой закончил генерал.
— Как? Но… здесь же… люди! Их дома, их жизнь, их.
— Да это я все знаю, — с досадой перебил возвышенную речь Чухнина собеседник. — Потопить не вас в смысле бас! А вас в смысле остров ваш! Послушай, Паш, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться здесь. Внутри этого вертолета. У вас население четыреста человек. Это включая вашу эту… военную базу. У нас на подходе имеется небольшой танкер, который способен принять довольное большое количество людей. За те два часа, что остались до вхождения в воды Норвегии, мы постараемся, используя вашу небольшую бухту, так сказать, порт местного значения, пересадить большую часть населения на этот танкер.
— А дома? А хозяйство?
— Вас что больше волнует, дома или люди? — снова переходя на вы, рявкнул генерал.
— И то, и то, — не теряя достоинства, ответил Чухнин.
— Так не будет, — отрезал генерал. — Люди будут пересажены, а поселок с окрестностями уничтожен. Точнее, взорван. Надеюсь, не надо объяснять, почему я обязан затопить ваш сраный остров! А на случай запроса со стороны НАТО уже заготовлен официальный документ МИДа, подтверждающий проведение боевых учений в районе приграничной зоны, — проблем не будет.
— Реакция мировой общественности меня волнует меньше всего, — отмахнулся Чухнин.
— Тебя волнуют ракеты? — понимающим полушепотом спросил генерал. — Не волнуйся, у нас есть классные специалисты-минеры, так что все секретное оружие грудой металлолома ляжет на дно. Тихо, мирно. Конечно, ничего хорошего в том, что ракеты начинены ядерными зарядами, нет, но не взрывать же их, в конце концов.
— Да хрен с ракетами! — нервно перебил генерала Чухнин. — Меня люди волнуют. Ваш танкер точно сможет всех принять?
— Ну, я этого не говорил, — потупив глаза и кашлянув, сказал генерал.
— То есть как это? — похолодев от ужаса, спросил глава Заполярного.
— Видишь ли, Паша… эээ… я же тебе сказал, разговор у нас с тобой конфиденциальный. Времени мало. У нас в районе ну ни одного ледокола поблизости нет, а те, что есть, хоть ты тресни, не успеют за два часа подойти. Танкер сможет принять, если по самому максимуму, человек триста. Всё, что свыше — чревато. Рисковать всеми мы не можем. Я понимаю твою… эээ… озабоченность, но мы просто вынуждены выбирать из двух зол меньшее. Это как «Титаник», Паша. Пойми. Бабы, дети, старики идут вне очереди. Потом все остальные.
— Да вы что?! — вскричал Чухнин. — С ума сошли? Вы собираетесь из-за гребаных ракет пустить ко дну сотню живых людей?!
— А что мне делать? — закричал в ответ генерал. — У меня приказ! Эти ракеты не должны покинуть территорию России!
Чухнин уставился в пол, судорожно соображая, что он может противопоставить иезуитской логике а-ля «у меня приказ».
— Паша, — слегка смягчившись, сказал генерал. — Пойми. Решается судьба России. Это же не просто какие-то там ракеты, это… это….
Генерал не придумал ничего лучше, чем, вытаращив глаза, потрясти широко разведенными руками перед носом Чухнина.
— А ты, Паша, — продолжил он, — как глава Заполярного должен в экстренном порядке собрать людей, объяснить сложившуюся ситуацию и постараться не допустить паники. В противном случае ко дну пойдут все.
— Нет, — решительно сказал Чухнин. — Людей я соберу, но не для ваших уговоров, а для того, чтоб объявить им, что их Отечество, их Родина-мать, их Россия-матушка, святая Русь, — Чухнина немного понесло в сторону пафоса, но ему было уже все равно, — что их страна приняла кровожадное решение утопить их ради сотни каких-то там секретных ракет.
— Э-эх, нашел время геройствовать, — презрительно покачал головой генерал. — Людей-то не жалко?
— А вам? — едко парировал Чухнин.
— Жалко! Очень жалко!
На секунду показалось, что у генерала что-то блеснуло в правом глазу, возможно, даже непрошеная слеза. Левый, впрочем, остался подозрительно сухим.
— А если жалко, то.
— То что?!
— То отпустите нас в Норвегию, — выдохнул Чухнин. Генерал слегка опешил от такого, с его точки зрения, дикого решения проблемы.
— Да ты что? Паша, милый! Да меня же четвертуют, а потом на кол посадят!
Порядок пыток показался Чухнину несколько странным, но он промолчал.
— Да меня же в порошок сотрут!
— Послушай, генерал, — Чухнин злобно перешел на ты. — Ты что, считаешь свою жизнь равноценной жизни целого поселка?
Такая резкая постановка вопроса смутила генерала. Если честно, то, как всякий обычный человек, он считал свою жизнь ценнее всех человеческих жизней вместе взятых. Однако он был человеком не обычным, а военным — военных же учат, что их жизнь стоит ровно столько, сколько посчитает Родина, то есть нисколько. Дать однозначный ответ о ценности собственной жизни он не был готов.
— Слушай, генерал, — взял быка за рога Чухнин. — А может, мы просто этот объект разберем на запчасти, а ракеты в воду покидаем? У меня четыреста человек — они ж камня на камне через полчаса не оставят. И всё. И дальше «наш островок вперед лети — в Финнмарке остановка», а?..
— Каком Финнмарке?
— Это губерния Норвегии так называется.
— А-а. Нет, не выйдет.
— Да почему?
— Объект охраняется военным подразделением — у него приказ открывать огонь на поражение. И вооружены они до зубов. А у тебя бабы с вилами и мужики с лопатами. Кучу народу зазря положишь.
— Так может, им приказать не стрелять?
— Я не могу.
— А кто может?
— Только президент страны. Лично.
— Так пускай он и приказывает.
— Он уже приказал.
— Что?
— Приказал остров затопить.
— Бляха-муха! — в отчаянии закричал Чухнин. — И что у нас всё так не по-людски?
Генерал пропустил этот вопрос как риторический.
— Хорошо, генерал. Тогда выбор у тебя простой. Либо ты нас всех ко дну пускаешь, либо за кордон отпускаешь.
И, предвидя возражения генерала, тут же добавил:
— Ко второму пункту прилагается дополнение. Ты вместе с нами плывешь в Норвегию. И тогда тебя никто не колесует. И не четвертует. И даже на кол не посадит. Понимаешь? Только думай быстрее, у нас мало времени.
Чухнин устало откинулся на спинку сиденья и стал ждать. Генерал задумался. Греха на душу ему брать не хотелось — это он знал точно. А выбрав первый вариант, пришлось бы его взять. Что же касается второго варианта, то… Семьи у него не было. С женой он развелся десять лет назад. Родители умерли. Сыну было за тридцать, и генерал видел его раз в пятилетку. Впереди ждала копеечная пенсия, а если учесть, что он не воровал и взяток не брал, то и собственности у него тоже было с гулькин нос. Принимая по внимание относительно либеральные времена, КГБ его по всему миру преследовать не будет. Да и предателем его назвать сложно. Впрочем, как и перебежчиком. А мировая общественность его решение одобрит, это к гадалке не ходи. Да и российская тоже. Что же касается ракет, то фактически он за них не в ответе. Присягу он, конечно, нарушает, но… ради жизни на Земле. «Вот-вот. Ради жизни на Земле!» — подумал генерал. Именно так он мог бы закончить свою речь на какой-нибудь внеочередной сессии ООН, куда он стопроцентно будет приглашен в качестве почетного гостя. Кстати, могут и Нобелевскую премию мира дать — тем более Швеция, опять же, под боком. В общем, второй вариант был не таким уж паршивым, как казалось ему вначале, и он, вздохнув, согласился.
Через полчаса у торгового центра состоялось общее собрание, на котором Чухнин рассказал односельчанам о случившемся геофизическом казусе, раскрыл тайну военной базы и представил генерала спасителем новоиспеченных иммигрантов. Его речь пестрела красочными метафорами и сравнениями. Поселок Заполярный представал перед его жителями то «Титаником», то «Варягом», то Ноевым ковчегом, а то и крейсером «Аврора». Это слегка запутало публику, которая так и не поняла, к чему же, собственно, надо готовиться — к героической смерти, к героическому выживанию или и к тому и к другому одновременно с последующим превращением в исторический музей. Но в общем и целом речь была зажигательной и всем понравилась.
В заключение Чухнин торжественным голосом объявил, что в самое ближайшее время поселок Заполярный «готовится пересечь государственную границу России», как будто речь шла о космическом корабле, готовящемся покинуть пределы Солнечной системы.
Надо сказать, что реакция жителей на все эти сенсационные (или, как заметил кто-то в толпе, «милые») новости, была неоднородной. Кто-то начал материться, проклиная проворовавшихся «дерьмократов», кто-то, наоборот, винил военных с их «вечнохолодными» войнами, кто-то, как, например, преподаватель английского (и по совместительству знаток скандинавских языков) Ефимов, очень обрадовался предстоящему вояжу за рубеж, кто-то же решил уйти в глубокий запой, положив ему начало прямо у торгового центра. Равнодушными к смене родины остались только двое: Левицкий и Караваев, которые о собрании ничего не слышали, а сидели в своей лаборатории и спорили о комбинаторной топологии.
За исключением же этих двух, и те, кто ругались, и те, кто радовались, сошлись, однако, в том, что генерал заслуживает всяческой похвалы. Тем более что Чухнин так красноречиво расписал его благородство и мужество, что даже сам генерал не сразу понял, о ком идет речь. А когда сообразил, решил не откладывать в долгий ящик понравившуюся ему фразу и командным голосом рявкнул: «Да! Я так решил! Ради жизни на Земле!» Репетиция прошла удачно. Пафос пришелся заполярникам по душе. Генералу зааплодировали. Можно было бы даже сказать, устроили стоячую овацию, если бы только они и так не стояли во время собрания.
После генерала слово снова взял Чухнин, сказав, что все, конечно, не так просто — впереди норвежские пограничники, но он хочет верить, что в головах у них не опилки и топить целый поселок они не будут, тем более если им посулить целый склад новых ракет с ядерными боеголовками. Также Чухнин сказал, что тот, кто захочет остаться в России (правда, потеряв при этом дом), может это сделать. Танкер через полчаса прибудет в Заполярный, и желающие (в количестве не более трех сотен человек) могут на него пересесть. Он же как глава поселка не может покинуть оставшихся на суше жителей, даже если б речь шла всего об одном человеке. А так как речь идет о целой сотне, то и говорить не о чем. Он призвал народ проявить сознательность и не создавать панику, ибо в результате могут пострадать все. И добавил:
— К тому же, я уверен, что норвежские власти не будут препятствовать возвращению на Родину оставшихся в поселке и посему рассматриваю предстоящее пребывание в Норвегии как временное, а потому не трагическое.
Это соображение очень порадовало жителей поселка, в связи с чем желание прокатиться на шару в Норвегию выразили все без исключения. Таким образом, вариант с танкером отпал сам собой.
Тем временем генерал-майор посмотрел на часы, сошел с импровизированной трибуны, коей служил чухнинский снегоход, и направился к вертолету. Времени до пересечения границы к тому моменту оставалось немногим больше часа. Ясно было, что грамотно пустить остров ко дну военным уже не удастся, однако, дабы не рисковать (а вдруг бомбами закидают?), генерал приказал летчику только через сорок минут вылететь обратно на базу, прихватив с собою двух окоченевших от холода солдатиков из генеральского сопровождения. Летчик немного удивился желанию генерала остаться на острове, но отреагировал по-военному — спорить не стал. Солдатики же наотрез отказались возвращаться в часть, сославшись на то, что их там все равно ждут губа, дедовщина и пропитание в виде комбижира, и вообще, они давно планировали дезертировать, а тут такой случай — грех упускать. Таким образом, из четырех человек на российскую базу вернулся лишь летчик. Спрос с него был небольшой, посему его и наказывать не стали. А даже наградили медалью за мужество, потому что, останься он с генералом, в руки норвежцев, помимо ракет, попал бы и новенький вертолет, который, кстати, представлял собой последнее слово военной техники, а так — хоть вертолет спасти удалось.
Бомбить Заполярный не стали, потому что гарантировать точное попадание по движущейся мишени никто не мог, а устраивать апокалипсис, да еще так близко от границы НАТО (да и собственной территории) никто не хотел. Все понимали, что серию ядерных взрывов будет крайне сложно объяснить проведением боевых учений, не говоря уж о непредсказуемых экологических последствиях подобной акции для всего мира, включая Россию.
Через час Заполярный благополучно пересек границу и оказался в водах сопредельного государства, то есть Норвегии. К тому времени агентурная сеть НАТО уже знала о том, какая рыба заплыла к ним из соседнего пруда. Потому если норвежские пограничники и находились где-то неподалеку, заполярники их не видели и не слышали. А даже если бы и появился кто на горизонте, заполярники бы его все равно не увидели и не услышали, так как полностью погрузились в мысли и хлопоты, посвященные предстоящему визиту в Норвегию. Мужчины обсуждали животрепещущие темы, типа «а пьют ли норвежские мужики?» и «нет ли у них там, часом, сухого закона?». Кто-то попытался поднять вопрос насчет некрасивости тамошних баб, но его не поддержали, сказав, что некрасивых баб не бывает, а бывает только мало водки, а затем снова вернулись к теме алкоголя. Женщины принаряжались и прихорашивались, как будто ехали на смотрины. Заодно убирали свои дома и квартиры — все-таки просто так смотаться за рубеж — это одно, а так, чтобы прямо со своим домом, бесплатно и не выходя за порог — это даже мультимиллионерам не по зубам. Караваев с Левицким трудились не покладая рук в лаборатории, рассчитывая заинтересовать норвежских ученых своими разработками. Ефимов пытался освежить свой норвежский, так как понимал, что на первых порах на его плечи ляжет почетная миссия переводчика. Чухнин приводил в порядок торговый центр, закрыв его от посетителей до прибытия в Норвегию — он боялся, что несознательные заполярники могут скупить всё на корню и тогда показывать норвежцам будет нечего. И хотя товаров в центре было и так всего ничего, надо было создать хотя бы видимость. Генерал-майор готовил речь. Давалась она ему нелегко, но один из сопровождавших его солдатиков оказался провалившимся в гуманитарный вуз абитуриентом, и с его помощью генералу удалось раскрасить свое выступление метафорами и сравнениями не хуже, чем у Чухнина. Единственными людьми, которые ничем не занимались, а продолжали жить своей жизнью, были солдаты, охранявшие ракеты. Но и то только потому, что им никто ничего не сказал. А если б кто и попытался, то они бы все равно его застрелили при первом появлении в пределах досягаемости снайперской винтовки. Так что никто из жителей и не предпринимал подобных попыток.
Тем более, как я уже сказал, у них своих забот хватало. За всю историю существования Заполярного не было другого такого момента, когда все его обитатели были бы настолько дружны и приветливы друг с другом. Еще не зная, чем закончится их опасное путешествие, готовясь то к лучшему, то к худшему, они вдруг ощутили себя единым организмом. До этого они были лишь частью чего-то (архипелага, суши, России), а тут благодаря внезапно свалившемуся на них несчастью они словно осознали свою уникальность и, я бы даже сказал, целостность. Так что, если бы какой-нибудь летописец и захотел бы рассказать о поселке Заполярном потомкам, он всенепременно должен был бы упомянуть факт такого необычайного душевного подъема и единения, охвативших всех жителей поселка.
К берегам Норвегии остров пристал очень удачно. Погодные условия и подводные течения помогли ему существенно сбавить скорость на подступах к суше, так что ни заполярники, ни коренные норвежцы никакого толчка или колебания не почувствовали.
Приняли жителей Заполярного радушно. Пришел мэр города Вадсё. Пришли проведать новых соседей и простые норвежцы. Генерал-майор выступил с речью, в которой то говорил, что все люди — братья, то вставлял противоречащие этому посылу цитаты из классиков, как, например, «Отсель грозить мы будем шведу!». Впрочем, переводивший его выступление Ефимов эту фразу по соображениям политкорректности благоразумно опустил — мало ли какие у норвежцев отношения со шведами, вряд ли такие уж плохие. Закончил генерал, естественно, своим коронным «Ради жизни на Земле!». Впрочем, аплодировали ему норвежцы не так бурно, как в первый раз заполярники, ибо не очень поняли, в чем, собственно, заключалось геройство генерала — в том, что он не убил четыреста человек, или в том, что не угробил целую планету. Для них несовершение преступления еще не было геройством. В итоге они решили, что, видимо, в России всё иначе и военные получают медали за то, что руководствуются здравым смыслом и не выполняют идиотские приказы начальства. Так или иначе, генералу вежливо похлопали. Кстати сказать, норвежцы еще многого не поняли — например, почему российское руководство не оповестило мир о беде, приключившейся с ее субъектом, или почему российские власти не эвакуировали жителей во время дрейфа. Но на эти вопросы, как и на многие другие, ответа ждать было неоткуда и пришлось снова все списать на «zagadochnaya russkaya dusha».
Когда генерал закончил свою речь, наступила неловкая пауза. Заполярники ожидали шумного веселья (желательно с застольем), в то время как норвежцы тихо засобирались по домам, так как следующий день был рабочим и надо было рано вставать.
Таким образом, массового народного братания, которого так ждала российская сторона, не произошло. Тем более что, как только мэр покинул поселок, весь остров был оцеплен войсками НАТО, и никого больше не выпускали и не впускали. Повезло только Левицкому и Караваеву, которые еще до появления солдат и мэра сошли на норвежскую землю для знакомства с местной флорой и фауной. Когда же они вернулись к месту стыковки острова и суши, то обнаружили солдат НАТО, которые вежливо, но твердо посоветовали им «возвращаться домой и не пытаться контактировать с русскими». На все уверения, что они — одни из тех, кто прибыл на этом острове, солдат НАТО из исландского подразделения только мотал головой и упрямо повторял: «Go home». В итоге, обескураженные очередной потерей родины (теперь уже малой вслед за большой), ученые подались вглубь материка и вскоре удачно вписались в научно-исследовательскую элиту Европы (благо все свои разработки они носили в рюкзаках и потому имели что показать).
Всех же остальных жителей через неделю вывезли на военных грузовиках на материк и оттуда депортировали в Россию. В том числе и генерал-майора, который перед депортацией громко матерился и требовал соблюдать конвенцию о правах человека, крича при этом что-то о Хельсинкской группе, стокгольмском синдроме и том, что «прогнило что-то в Датском королевстве». Однако конкретно к Норвегии все его выкрики имели туманное отношение и только раздражали местные власти, которые ему намекнули, что Скандинавия — это не одна страна, а Норвегия — не ее пригород, чтобы сыпать именами столиц чужих государств. В самолете генерал нарезался до поросячьего визга халявной водкой и всю дорогу орал на мотив «Поручика Голицына» фразу «Зачем вам, норвежцы, чужая земля?», намекая на причаливший к Скандинавии поселок Заполярный.
Чухнина тоже депортировали, чему он был, впрочем, рад, потому что Норвегия ему совсем не понравилась, хотя видел он ее только из дырки в брезентовом покрытии натовского грузовика.
Кстати, депортацию норвежские власти провели аккуратно и в сжатые сроки. Хаотичное брожение заполярников по территории аэропорта в поисках спиртного пресекали, хотя и старались быть при этом максимально корректными.
Среди прочих депортированных вывезли и солдат, охранявших военную базу Заполярного. Сделано это было не без труда, так как солдаты наотрез отказались подчиняться НАТО, сказав, что подчиняются только главе государства лично. В ответ им заявили, что территория Заполярного по всем мировым законам теперь не Россия, а Норвегия. Стало быть, и база, которую они охраняют, не российская, а норвежская. Если же они хотят получить приказ от главы государства — не вопрос. Ровно через час от главы государства, а точнее, премьер-министра Норвегии пришел приказ покинуть военный объект. Солдатам это не понравилось, и они сказали, что давали присягу России, а не какой-то там Норвегии. На это им возразили, что ИТАР-ТАСС уже выпустило заявление, в котором говорится, что все находившиеся на территории поселка Заполярный люди являются нарушителями границы и перебежчиками. Особенно грозно руководство России отзывалось о военных, которые «не только вероломно нарушили данную ими присягу, но и малодушно согласились стать жертвами обстоятельств». Солдаты с секретного объекта немного удивились тому, что умудрились проявить «вероломство» и «малодушие», не будучи даже извещенными о том, что Заполярный дрейфует в сторону Норвегии, но натовские чиновники удивление российского спецконтингента оставили без внимания, зато подчеркнули, что, раз те уже нарушили присягу и стали предателями Родины, то не совсем ясно, как вторичное нарушение присяги может усугубить их и без того печальное положение. Солдаты поохали и поахали, попросили политического убежища, получили отказ и были депортированы вместе с остальными жителями Заполярного. Единственным, кто получил статус беженца и потому был великодушно оставлен на территории Норвегии, был сторож школы Степан Кузнецов. Как раз незадолго до превращения поселка в дрейфующий остров Кузнецов (уже в четвертый раз) угнал чухнинский снегоход и попытался (соответственно, в четвертый раз) пропить его в соседнем населенном пункте. Солдаты НАТО обнаружили Кузнецова в местной кутузке, где тот мотал пятнадцать суток за угон и хулиганские действия в отношении представителя власти. Сторож быстро понял, в какую сторону дует ветер, и громогласно объявил себя жертвой политических репрессий. Потрясенные условиями содержания сторожа, а также его физическим состоянием (то есть синяком, который ему поставил лично Чухнин) власти Норвегии тут же дали сторожу статус «узника совести».
Сам же поселок был быстро переоборудован в базу НАТО. Секретный объект засекретили еще больше. Ракеты перенаправили в сторону России.
К чести норвежских властей надо отметить, что за все оставленное на их территории имущество злополучных заполярников ими была выплачена соответствующая (а точнее, сильно завышенная) финансовая компенсация. Которую, впрочем, никто из жителей Заполярного не получил, ибо она была с молниеносной скоростью разворована российскими чиновниками на всех уровнях.
И чтобы закончить рассказ тем, с чего мы собственно его начали, добавим, что к тому моменту, когда заполярники вернулись на Родину, перепись населения была завершена. Задним числом никого «переписывать» не стали, и поселок Заполярный так и остался единственным населенным пунктом России, который не попал в демографическую статистику. Зато он попал в норвежскую перепись населения, которая состоялась в Норвегии несколькими годами позже, но это, впрочем, уже совсем другая история.
Чухнин скосил глаза на Левицкого и Караваева, которые в тот момент самозабвенно спорили о трансцендентных интегралах, и ответил:
— Никто.
— Надеюсь, мне не надо вам объяснять, кто я, кем прислан, что здесь делаю и почему замещаю губернатора.
Чухнин вообще-то с удовольствием послушал бы ответы на эти вопросы, но решил не лезть на рожон и испуганно сказал:
— Не надо.
— Славно. Надеюсь, вы также отдаете себе отчет в том, что находится на территории Заполярного.
— Отдаю.
— И понимаете, что это не может, не имеет права пропасть, стать известным прессе или попасть в чужие руки?
— Понимаю, — ответил Чухнин, также понимая, что последние два пункта неизбежны, как только они пересекут границу с Норвегией, если уже не пересекли.
— Тогда объясните, что у вас происходит.
Чухнин объяснил. Немного сбивчиво, но, как ему показалось, доходчиво и убедительно. Повисла неприятная пауза.
— И чья это была инициатива?
— В каком смысле? — растерялся Чухнин.
— Кто ответственный за откол поселка от территории России?
— Вы издеваетесь? Я же вам сказал, — явно наглея по мере отдаления от Родины, зло ответил Чухнин. — Феномен природы. Геофизический казус. Непроизвольный откол куска суши, а именно поселка Заполярный, от Северного острова архипелага Новая Земля.
— Природы, говорите? — хмыкнул собеседник, явно не поверив ни одному слову Чухнина. — И что вы собираетесь предпринять?
— Это-то я как раз собирался у вас спросить. Боюсь, что мы находимся в районе морской границы между Россией и Норвегией. И тут вся загвоздка. Очень важно, чтобы пограничники, хотя бы наши, не вздумали обстреливать или бомбить Заполярный с целью его остановки или уничтожения. Вы же понимаете, чем это грозит?
— То есть вы предлагаете приказать нашим пограничным войскам беспрепятственно пропустить вас на территорию Норвегии, то есть государства — члена НАТО?
— А вы что предлагаете? Устроить мировую войну? На другом конце трубки снова замолчали.
Чухнин с ужасом понял, что этот вариант не исключается. Он уже давно не надеялся на здравый смысл начальства. И теперь по молчанию в трубке почувствовал, что его саркастическая ремарка о начале мировой войны обдумывается как возможное развитие событий. «Они же ради секретности готовы шар земной с астрономической карты стереть, — подумал Чухнин. — Чего уж говорить о нас, бедных».
— Ладно, — раздался голос из трубки. — Наших постараемся поставить в известность.
— А норвежцев?
— С норвежцами сложнее. Бляха-муха! И дернул же вас черт отколоться! А главное, во время переписи населения!
— Это-то здесь при чем?
— Да ни при чем, конечно. Просто закрытые объекты переписываются отдельно. Так мы хотя бы успели вас переписать. А тут.
Чухнину показалось, что на другом конце провода с досадой махнули рукой. «Что у них там творится в головах? — с изумлением подумал Чухнин. — Что их больше волнует — перепись секретного объекта, жизнь людей или сохранность ракет? Сами ни хрена не знают, а туда же, в начальники лезут».
В этот момент Чухнина кто-то дернул за рукав. Это был Караваев.
— Павел Юрьевич! Слышите?
— Что? — спросил его Чухнин.
— Сирены пограничные вроде.
— Где? — испуганно озираясь, вскрикнул Чухнин и прислушался. Действительно, где-то вдалеке что-то тревожно гудело.
— Мать вашу! — завопил Чухнин. И снова приник к трубке. — Алло! Эй вы там! У меня тут, клепать-копать, наши пограничники на хвосте! Может, наконец, скажете, что делать?
— В тапки срать! — едко ответил голос в трубке. — Шутка.
— В гробу я видел вас с вашими тапками и шутками! — заорал Чухнин, теряя остатки терпения и вежливости. Он понимал, что при любом раскладе к награде его точно не представят. Разве что посмертно. Так что терять было нечего.
— Отставить панику! — рявкнула трубка. — Наш человек уже связывается с пограничниками. Надеюсь, успеем. Но.
Дальше Чухнин уже не слушал — бросив трубку, он выбежал из лаборатории, оставив за спиной замеревших от удивления Левицкого и Караваева. Которые, впрочем, тут же продолжили спор о трансцендентных интегралах, как будто кроме научных проблем в этом мире не существовало никаких других.
«Он надеется успеть. Ха! — думал, сбегая по леснице, Чухнин. — Губернатора отстранили. За места свои трясутся, за очередную медальку! А у меня четыреста душ населения, и всех спасать надо!»
Выбежав на улицу, он первым делом услышал какой-то треск, доносившейся сверху. Треск перекрывал далекий вой сирены. Чухнин поднял голову и обнаружил военный вертолет, который явно шел на посадку. Единственным наиболее пригодным местом для этого на территории Заполярного была парковочная зона перед торговым центром — благо из-за малого количества машин у населения она была всегда пустой. Чухнин запрыгнул на снегоход и понесся в сторону парковки. Краем глаза он видел, как вертолет, снижаясь, плавно исчезает за трехэтажным зданием торгового центра. Он обогнул центр с левого крыла и вырулил на парковку. Первое, что он увидел — это собственно вертолет, который был похож на огромную неуклюжую птицу, приземлившуюся по ошибке в курятник — настолько нелепо он смотрелся на стоянке для машин.
Естественно, около него уже собралась внушительная толпа зевак. Чухнин бросил снегоход и рванул через толпу прямо к центру внимания.
Из вертолета по небольшой лесенке спускался военный в чине генерал-майора. На земле его уже ждали двое солдат, которые, видимо, выпрыгнули заранее и теперь теснили толпу, освобождая генералу проход. Здесь к ним и подбежал Чухнин. После обмена любезностями (а спустившийся военный почему-то был настроен довольно миролюбиво) Чухнин сказал, что ему надо поговорить с товарищем генерал-майором тет-а-тет и лучше бы это сделать внутри вертолета, во-первых, потому что им не будут мешать зеваки, во-вторых, для экономии времени. Генерал кашлянул, оправил китель и полез обратно. За ним, воровато озираясь, полез Чухнин. Двое пограничников остались внизу.
— Беду вашу, — начал генерал. — Павел… эээ…
— Юрьевич.
— Юрьевич, понимаю. Но граница у нас, как известно, на замке, и солдаты не спят.
Чухнина немного смутила казенность формулировки, но он вздохнул и печально произнес:
— Я вижу.
Чувствовалось, что факт наличия замка на границе и бдительности солдат его не обрадовал.
— Раз видите, значит, мы друг друга поймем, — обрадовался генерал.
— А вам, конечно, никто не звонил?
— Нет, почему же? — обиделся генерал. — Мне звонили. Буквально только что.
— И что сказали? — с надеждой спросил Чухнин.
— У меня есть приказ вас остановить.
— Это, интересно, как же? — растерянно улыбнулся Чухнин. Он попытался представить, каким образом будут останавливать огромную глыбу земли, несущуюся на всех парусах в сторону Норвегии.
— Силой, — проигнорировав улыбку главы поселка, сурово ответил генерал-майор.
Еще не веря в то, что начальство остановилось на худшем из всех вариантов, Чухнин испуганно спросил:
— То есть?
— Павел… эээ… Паша, — имея плохую память на отчества и потому откинув формальности, сказал генерал. — Дело нешуточное. Через два часа ваш поселок со всем его содержимым окажется в Норвегии.
Чухнина слегка покоробило слово «содержимое», ибо под ним явно подразумевались жители Заполярного, то есть живые люди, но он решил не цепляться к словам.
— И? — затаив дыхание, спросил Чухнин.
— И у нас есть приказ вас потопить, — с военной прямотой закончил генерал.
— Как? Но… здесь же… люди! Их дома, их жизнь, их.
— Да это я все знаю, — с досадой перебил возвышенную речь Чухнина собеседник. — Потопить не вас в смысле бас! А вас в смысле остров ваш! Послушай, Паш, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться здесь. Внутри этого вертолета. У вас население четыреста человек. Это включая вашу эту… военную базу. У нас на подходе имеется небольшой танкер, который способен принять довольное большое количество людей. За те два часа, что остались до вхождения в воды Норвегии, мы постараемся, используя вашу небольшую бухту, так сказать, порт местного значения, пересадить большую часть населения на этот танкер.
— А дома? А хозяйство?
— Вас что больше волнует, дома или люди? — снова переходя на вы, рявкнул генерал.
— И то, и то, — не теряя достоинства, ответил Чухнин.
— Так не будет, — отрезал генерал. — Люди будут пересажены, а поселок с окрестностями уничтожен. Точнее, взорван. Надеюсь, не надо объяснять, почему я обязан затопить ваш сраный остров! А на случай запроса со стороны НАТО уже заготовлен официальный документ МИДа, подтверждающий проведение боевых учений в районе приграничной зоны, — проблем не будет.
— Реакция мировой общественности меня волнует меньше всего, — отмахнулся Чухнин.
— Тебя волнуют ракеты? — понимающим полушепотом спросил генерал. — Не волнуйся, у нас есть классные специалисты-минеры, так что все секретное оружие грудой металлолома ляжет на дно. Тихо, мирно. Конечно, ничего хорошего в том, что ракеты начинены ядерными зарядами, нет, но не взрывать же их, в конце концов.
— Да хрен с ракетами! — нервно перебил генерала Чухнин. — Меня люди волнуют. Ваш танкер точно сможет всех принять?
— Ну, я этого не говорил, — потупив глаза и кашлянув, сказал генерал.
— То есть как это? — похолодев от ужаса, спросил глава Заполярного.
— Видишь ли, Паша… эээ… я же тебе сказал, разговор у нас с тобой конфиденциальный. Времени мало. У нас в районе ну ни одного ледокола поблизости нет, а те, что есть, хоть ты тресни, не успеют за два часа подойти. Танкер сможет принять, если по самому максимуму, человек триста. Всё, что свыше — чревато. Рисковать всеми мы не можем. Я понимаю твою… эээ… озабоченность, но мы просто вынуждены выбирать из двух зол меньшее. Это как «Титаник», Паша. Пойми. Бабы, дети, старики идут вне очереди. Потом все остальные.
— Да вы что?! — вскричал Чухнин. — С ума сошли? Вы собираетесь из-за гребаных ракет пустить ко дну сотню живых людей?!
— А что мне делать? — закричал в ответ генерал. — У меня приказ! Эти ракеты не должны покинуть территорию России!
Чухнин уставился в пол, судорожно соображая, что он может противопоставить иезуитской логике а-ля «у меня приказ».
— Паша, — слегка смягчившись, сказал генерал. — Пойми. Решается судьба России. Это же не просто какие-то там ракеты, это… это….
Генерал не придумал ничего лучше, чем, вытаращив глаза, потрясти широко разведенными руками перед носом Чухнина.
— А ты, Паша, — продолжил он, — как глава Заполярного должен в экстренном порядке собрать людей, объяснить сложившуюся ситуацию и постараться не допустить паники. В противном случае ко дну пойдут все.
— Нет, — решительно сказал Чухнин. — Людей я соберу, но не для ваших уговоров, а для того, чтоб объявить им, что их Отечество, их Родина-мать, их Россия-матушка, святая Русь, — Чухнина немного понесло в сторону пафоса, но ему было уже все равно, — что их страна приняла кровожадное решение утопить их ради сотни каких-то там секретных ракет.
— Э-эх, нашел время геройствовать, — презрительно покачал головой генерал. — Людей-то не жалко?
— А вам? — едко парировал Чухнин.
— Жалко! Очень жалко!
На секунду показалось, что у генерала что-то блеснуло в правом глазу, возможно, даже непрошеная слеза. Левый, впрочем, остался подозрительно сухим.
— А если жалко, то.
— То что?!
— То отпустите нас в Норвегию, — выдохнул Чухнин. Генерал слегка опешил от такого, с его точки зрения, дикого решения проблемы.
— Да ты что? Паша, милый! Да меня же четвертуют, а потом на кол посадят!
Порядок пыток показался Чухнину несколько странным, но он промолчал.
— Да меня же в порошок сотрут!
— Послушай, генерал, — Чухнин злобно перешел на ты. — Ты что, считаешь свою жизнь равноценной жизни целого поселка?
Такая резкая постановка вопроса смутила генерала. Если честно, то, как всякий обычный человек, он считал свою жизнь ценнее всех человеческих жизней вместе взятых. Однако он был человеком не обычным, а военным — военных же учат, что их жизнь стоит ровно столько, сколько посчитает Родина, то есть нисколько. Дать однозначный ответ о ценности собственной жизни он не был готов.
— Слушай, генерал, — взял быка за рога Чухнин. — А может, мы просто этот объект разберем на запчасти, а ракеты в воду покидаем? У меня четыреста человек — они ж камня на камне через полчаса не оставят. И всё. И дальше «наш островок вперед лети — в Финнмарке остановка», а?..
— Каком Финнмарке?
— Это губерния Норвегии так называется.
— А-а. Нет, не выйдет.
— Да почему?
— Объект охраняется военным подразделением — у него приказ открывать огонь на поражение. И вооружены они до зубов. А у тебя бабы с вилами и мужики с лопатами. Кучу народу зазря положишь.
— Так может, им приказать не стрелять?
— Я не могу.
— А кто может?
— Только президент страны. Лично.
— Так пускай он и приказывает.
— Он уже приказал.
— Что?
— Приказал остров затопить.
— Бляха-муха! — в отчаянии закричал Чухнин. — И что у нас всё так не по-людски?
Генерал пропустил этот вопрос как риторический.
— Хорошо, генерал. Тогда выбор у тебя простой. Либо ты нас всех ко дну пускаешь, либо за кордон отпускаешь.
И, предвидя возражения генерала, тут же добавил:
— Ко второму пункту прилагается дополнение. Ты вместе с нами плывешь в Норвегию. И тогда тебя никто не колесует. И не четвертует. И даже на кол не посадит. Понимаешь? Только думай быстрее, у нас мало времени.
Чухнин устало откинулся на спинку сиденья и стал ждать. Генерал задумался. Греха на душу ему брать не хотелось — это он знал точно. А выбрав первый вариант, пришлось бы его взять. Что же касается второго варианта, то… Семьи у него не было. С женой он развелся десять лет назад. Родители умерли. Сыну было за тридцать, и генерал видел его раз в пятилетку. Впереди ждала копеечная пенсия, а если учесть, что он не воровал и взяток не брал, то и собственности у него тоже было с гулькин нос. Принимая по внимание относительно либеральные времена, КГБ его по всему миру преследовать не будет. Да и предателем его назвать сложно. Впрочем, как и перебежчиком. А мировая общественность его решение одобрит, это к гадалке не ходи. Да и российская тоже. Что же касается ракет, то фактически он за них не в ответе. Присягу он, конечно, нарушает, но… ради жизни на Земле. «Вот-вот. Ради жизни на Земле!» — подумал генерал. Именно так он мог бы закончить свою речь на какой-нибудь внеочередной сессии ООН, куда он стопроцентно будет приглашен в качестве почетного гостя. Кстати, могут и Нобелевскую премию мира дать — тем более Швеция, опять же, под боком. В общем, второй вариант был не таким уж паршивым, как казалось ему вначале, и он, вздохнув, согласился.
Через полчаса у торгового центра состоялось общее собрание, на котором Чухнин рассказал односельчанам о случившемся геофизическом казусе, раскрыл тайну военной базы и представил генерала спасителем новоиспеченных иммигрантов. Его речь пестрела красочными метафорами и сравнениями. Поселок Заполярный представал перед его жителями то «Титаником», то «Варягом», то Ноевым ковчегом, а то и крейсером «Аврора». Это слегка запутало публику, которая так и не поняла, к чему же, собственно, надо готовиться — к героической смерти, к героическому выживанию или и к тому и к другому одновременно с последующим превращением в исторический музей. Но в общем и целом речь была зажигательной и всем понравилась.
В заключение Чухнин торжественным голосом объявил, что в самое ближайшее время поселок Заполярный «готовится пересечь государственную границу России», как будто речь шла о космическом корабле, готовящемся покинуть пределы Солнечной системы.
Надо сказать, что реакция жителей на все эти сенсационные (или, как заметил кто-то в толпе, «милые») новости, была неоднородной. Кто-то начал материться, проклиная проворовавшихся «дерьмократов», кто-то, наоборот, винил военных с их «вечнохолодными» войнами, кто-то, как, например, преподаватель английского (и по совместительству знаток скандинавских языков) Ефимов, очень обрадовался предстоящему вояжу за рубеж, кто-то же решил уйти в глубокий запой, положив ему начало прямо у торгового центра. Равнодушными к смене родины остались только двое: Левицкий и Караваев, которые о собрании ничего не слышали, а сидели в своей лаборатории и спорили о комбинаторной топологии.
За исключением же этих двух, и те, кто ругались, и те, кто радовались, сошлись, однако, в том, что генерал заслуживает всяческой похвалы. Тем более что Чухнин так красноречиво расписал его благородство и мужество, что даже сам генерал не сразу понял, о ком идет речь. А когда сообразил, решил не откладывать в долгий ящик понравившуюся ему фразу и командным голосом рявкнул: «Да! Я так решил! Ради жизни на Земле!» Репетиция прошла удачно. Пафос пришелся заполярникам по душе. Генералу зааплодировали. Можно было бы даже сказать, устроили стоячую овацию, если бы только они и так не стояли во время собрания.
После генерала слово снова взял Чухнин, сказав, что все, конечно, не так просто — впереди норвежские пограничники, но он хочет верить, что в головах у них не опилки и топить целый поселок они не будут, тем более если им посулить целый склад новых ракет с ядерными боеголовками. Также Чухнин сказал, что тот, кто захочет остаться в России (правда, потеряв при этом дом), может это сделать. Танкер через полчаса прибудет в Заполярный, и желающие (в количестве не более трех сотен человек) могут на него пересесть. Он же как глава поселка не может покинуть оставшихся на суше жителей, даже если б речь шла всего об одном человеке. А так как речь идет о целой сотне, то и говорить не о чем. Он призвал народ проявить сознательность и не создавать панику, ибо в результате могут пострадать все. И добавил:
— К тому же, я уверен, что норвежские власти не будут препятствовать возвращению на Родину оставшихся в поселке и посему рассматриваю предстоящее пребывание в Норвегии как временное, а потому не трагическое.
Это соображение очень порадовало жителей поселка, в связи с чем желание прокатиться на шару в Норвегию выразили все без исключения. Таким образом, вариант с танкером отпал сам собой.
Тем временем генерал-майор посмотрел на часы, сошел с импровизированной трибуны, коей служил чухнинский снегоход, и направился к вертолету. Времени до пересечения границы к тому моменту оставалось немногим больше часа. Ясно было, что грамотно пустить остров ко дну военным уже не удастся, однако, дабы не рисковать (а вдруг бомбами закидают?), генерал приказал летчику только через сорок минут вылететь обратно на базу, прихватив с собою двух окоченевших от холода солдатиков из генеральского сопровождения. Летчик немного удивился желанию генерала остаться на острове, но отреагировал по-военному — спорить не стал. Солдатики же наотрез отказались возвращаться в часть, сославшись на то, что их там все равно ждут губа, дедовщина и пропитание в виде комбижира, и вообще, они давно планировали дезертировать, а тут такой случай — грех упускать. Таким образом, из четырех человек на российскую базу вернулся лишь летчик. Спрос с него был небольшой, посему его и наказывать не стали. А даже наградили медалью за мужество, потому что, останься он с генералом, в руки норвежцев, помимо ракет, попал бы и новенький вертолет, который, кстати, представлял собой последнее слово военной техники, а так — хоть вертолет спасти удалось.
Бомбить Заполярный не стали, потому что гарантировать точное попадание по движущейся мишени никто не мог, а устраивать апокалипсис, да еще так близко от границы НАТО (да и собственной территории) никто не хотел. Все понимали, что серию ядерных взрывов будет крайне сложно объяснить проведением боевых учений, не говоря уж о непредсказуемых экологических последствиях подобной акции для всего мира, включая Россию.
Через час Заполярный благополучно пересек границу и оказался в водах сопредельного государства, то есть Норвегии. К тому времени агентурная сеть НАТО уже знала о том, какая рыба заплыла к ним из соседнего пруда. Потому если норвежские пограничники и находились где-то неподалеку, заполярники их не видели и не слышали. А даже если бы и появился кто на горизонте, заполярники бы его все равно не увидели и не услышали, так как полностью погрузились в мысли и хлопоты, посвященные предстоящему визиту в Норвегию. Мужчины обсуждали животрепещущие темы, типа «а пьют ли норвежские мужики?» и «нет ли у них там, часом, сухого закона?». Кто-то попытался поднять вопрос насчет некрасивости тамошних баб, но его не поддержали, сказав, что некрасивых баб не бывает, а бывает только мало водки, а затем снова вернулись к теме алкоголя. Женщины принаряжались и прихорашивались, как будто ехали на смотрины. Заодно убирали свои дома и квартиры — все-таки просто так смотаться за рубеж — это одно, а так, чтобы прямо со своим домом, бесплатно и не выходя за порог — это даже мультимиллионерам не по зубам. Караваев с Левицким трудились не покладая рук в лаборатории, рассчитывая заинтересовать норвежских ученых своими разработками. Ефимов пытался освежить свой норвежский, так как понимал, что на первых порах на его плечи ляжет почетная миссия переводчика. Чухнин приводил в порядок торговый центр, закрыв его от посетителей до прибытия в Норвегию — он боялся, что несознательные заполярники могут скупить всё на корню и тогда показывать норвежцам будет нечего. И хотя товаров в центре было и так всего ничего, надо было создать хотя бы видимость. Генерал-майор готовил речь. Давалась она ему нелегко, но один из сопровождавших его солдатиков оказался провалившимся в гуманитарный вуз абитуриентом, и с его помощью генералу удалось раскрасить свое выступление метафорами и сравнениями не хуже, чем у Чухнина. Единственными людьми, которые ничем не занимались, а продолжали жить своей жизнью, были солдаты, охранявшие ракеты. Но и то только потому, что им никто ничего не сказал. А если б кто и попытался, то они бы все равно его застрелили при первом появлении в пределах досягаемости снайперской винтовки. Так что никто из жителей и не предпринимал подобных попыток.
Тем более, как я уже сказал, у них своих забот хватало. За всю историю существования Заполярного не было другого такого момента, когда все его обитатели были бы настолько дружны и приветливы друг с другом. Еще не зная, чем закончится их опасное путешествие, готовясь то к лучшему, то к худшему, они вдруг ощутили себя единым организмом. До этого они были лишь частью чего-то (архипелага, суши, России), а тут благодаря внезапно свалившемуся на них несчастью они словно осознали свою уникальность и, я бы даже сказал, целостность. Так что, если бы какой-нибудь летописец и захотел бы рассказать о поселке Заполярном потомкам, он всенепременно должен был бы упомянуть факт такого необычайного душевного подъема и единения, охвативших всех жителей поселка.
К берегам Норвегии остров пристал очень удачно. Погодные условия и подводные течения помогли ему существенно сбавить скорость на подступах к суше, так что ни заполярники, ни коренные норвежцы никакого толчка или колебания не почувствовали.
Приняли жителей Заполярного радушно. Пришел мэр города Вадсё. Пришли проведать новых соседей и простые норвежцы. Генерал-майор выступил с речью, в которой то говорил, что все люди — братья, то вставлял противоречащие этому посылу цитаты из классиков, как, например, «Отсель грозить мы будем шведу!». Впрочем, переводивший его выступление Ефимов эту фразу по соображениям политкорректности благоразумно опустил — мало ли какие у норвежцев отношения со шведами, вряд ли такие уж плохие. Закончил генерал, естественно, своим коронным «Ради жизни на Земле!». Впрочем, аплодировали ему норвежцы не так бурно, как в первый раз заполярники, ибо не очень поняли, в чем, собственно, заключалось геройство генерала — в том, что он не убил четыреста человек, или в том, что не угробил целую планету. Для них несовершение преступления еще не было геройством. В итоге они решили, что, видимо, в России всё иначе и военные получают медали за то, что руководствуются здравым смыслом и не выполняют идиотские приказы начальства. Так или иначе, генералу вежливо похлопали. Кстати сказать, норвежцы еще многого не поняли — например, почему российское руководство не оповестило мир о беде, приключившейся с ее субъектом, или почему российские власти не эвакуировали жителей во время дрейфа. Но на эти вопросы, как и на многие другие, ответа ждать было неоткуда и пришлось снова все списать на «zagadochnaya russkaya dusha».
Когда генерал закончил свою речь, наступила неловкая пауза. Заполярники ожидали шумного веселья (желательно с застольем), в то время как норвежцы тихо засобирались по домам, так как следующий день был рабочим и надо было рано вставать.
Таким образом, массового народного братания, которого так ждала российская сторона, не произошло. Тем более что, как только мэр покинул поселок, весь остров был оцеплен войсками НАТО, и никого больше не выпускали и не впускали. Повезло только Левицкому и Караваеву, которые еще до появления солдат и мэра сошли на норвежскую землю для знакомства с местной флорой и фауной. Когда же они вернулись к месту стыковки острова и суши, то обнаружили солдат НАТО, которые вежливо, но твердо посоветовали им «возвращаться домой и не пытаться контактировать с русскими». На все уверения, что они — одни из тех, кто прибыл на этом острове, солдат НАТО из исландского подразделения только мотал головой и упрямо повторял: «Go home». В итоге, обескураженные очередной потерей родины (теперь уже малой вслед за большой), ученые подались вглубь материка и вскоре удачно вписались в научно-исследовательскую элиту Европы (благо все свои разработки они носили в рюкзаках и потому имели что показать).
Всех же остальных жителей через неделю вывезли на военных грузовиках на материк и оттуда депортировали в Россию. В том числе и генерал-майора, который перед депортацией громко матерился и требовал соблюдать конвенцию о правах человека, крича при этом что-то о Хельсинкской группе, стокгольмском синдроме и том, что «прогнило что-то в Датском королевстве». Однако конкретно к Норвегии все его выкрики имели туманное отношение и только раздражали местные власти, которые ему намекнули, что Скандинавия — это не одна страна, а Норвегия — не ее пригород, чтобы сыпать именами столиц чужих государств. В самолете генерал нарезался до поросячьего визга халявной водкой и всю дорогу орал на мотив «Поручика Голицына» фразу «Зачем вам, норвежцы, чужая земля?», намекая на причаливший к Скандинавии поселок Заполярный.
Чухнина тоже депортировали, чему он был, впрочем, рад, потому что Норвегия ему совсем не понравилась, хотя видел он ее только из дырки в брезентовом покрытии натовского грузовика.
Кстати, депортацию норвежские власти провели аккуратно и в сжатые сроки. Хаотичное брожение заполярников по территории аэропорта в поисках спиртного пресекали, хотя и старались быть при этом максимально корректными.
Среди прочих депортированных вывезли и солдат, охранявших военную базу Заполярного. Сделано это было не без труда, так как солдаты наотрез отказались подчиняться НАТО, сказав, что подчиняются только главе государства лично. В ответ им заявили, что территория Заполярного по всем мировым законам теперь не Россия, а Норвегия. Стало быть, и база, которую они охраняют, не российская, а норвежская. Если же они хотят получить приказ от главы государства — не вопрос. Ровно через час от главы государства, а точнее, премьер-министра Норвегии пришел приказ покинуть военный объект. Солдатам это не понравилось, и они сказали, что давали присягу России, а не какой-то там Норвегии. На это им возразили, что ИТАР-ТАСС уже выпустило заявление, в котором говорится, что все находившиеся на территории поселка Заполярный люди являются нарушителями границы и перебежчиками. Особенно грозно руководство России отзывалось о военных, которые «не только вероломно нарушили данную ими присягу, но и малодушно согласились стать жертвами обстоятельств». Солдаты с секретного объекта немного удивились тому, что умудрились проявить «вероломство» и «малодушие», не будучи даже извещенными о том, что Заполярный дрейфует в сторону Норвегии, но натовские чиновники удивление российского спецконтингента оставили без внимания, зато подчеркнули, что, раз те уже нарушили присягу и стали предателями Родины, то не совсем ясно, как вторичное нарушение присяги может усугубить их и без того печальное положение. Солдаты поохали и поахали, попросили политического убежища, получили отказ и были депортированы вместе с остальными жителями Заполярного. Единственным, кто получил статус беженца и потому был великодушно оставлен на территории Норвегии, был сторож школы Степан Кузнецов. Как раз незадолго до превращения поселка в дрейфующий остров Кузнецов (уже в четвертый раз) угнал чухнинский снегоход и попытался (соответственно, в четвертый раз) пропить его в соседнем населенном пункте. Солдаты НАТО обнаружили Кузнецова в местной кутузке, где тот мотал пятнадцать суток за угон и хулиганские действия в отношении представителя власти. Сторож быстро понял, в какую сторону дует ветер, и громогласно объявил себя жертвой политических репрессий. Потрясенные условиями содержания сторожа, а также его физическим состоянием (то есть синяком, который ему поставил лично Чухнин) власти Норвегии тут же дали сторожу статус «узника совести».
Сам же поселок был быстро переоборудован в базу НАТО. Секретный объект засекретили еще больше. Ракеты перенаправили в сторону России.
К чести норвежских властей надо отметить, что за все оставленное на их территории имущество злополучных заполярников ими была выплачена соответствующая (а точнее, сильно завышенная) финансовая компенсация. Которую, впрочем, никто из жителей Заполярного не получил, ибо она была с молниеносной скоростью разворована российскими чиновниками на всех уровнях.
И чтобы закончить рассказ тем, с чего мы собственно его начали, добавим, что к тому моменту, когда заполярники вернулись на Родину, перепись населения была завершена. Задним числом никого «переписывать» не стали, и поселок Заполярный так и остался единственным населенным пунктом России, который не попал в демографическую статистику. Зато он попал в норвежскую перепись населения, которая состоялась в Норвегии несколькими годами позже, но это, впрочем, уже совсем другая история.