Берд Джулия. Искренне Ваша

   Джек поднял голову. Над его верхней губой высыпал бисерный пот, но, по крайней мере, к нему вернулась способность дышать, и сердце перестало колотиться.
   – Но как? Каким образом я должен это сделать?
   Глаза Лайзы заблестели.
   – Сейчас объясню. Я точно знаю.
   Ее практичность восхитила Джека. Неужели ему просто-напросто была нужна мудрая, рассудительная женщина? Не скрывая восхищения, он улыбнулся.
   – Рассказывай, дорогая. Я в точности последую твоим советам.
   – Лорд Баррингтон неожиданно уехал на три дня. Давай проведем это время вместе. Представим, что мы муж и жена.
   Он скривился.
   – Значит, не будем ни предаваться любви, ни разговаривать?
   – Откуда такой цинизм? Мы же в деревне, а не в высшем свете. Здесь мужьям и женам полагается любить друг друга. Всякий раз, когда тебе станет дурно или захочется сбежать, предупреждай меня, и я буду успокаивать тебя, пока ты не поймешь: в браке есть и свои преимущества. Итак, ты согласен?
   Джек слабо улыбнулся:
   – Думаешь, поможет? Я в самом деле хочу же…
   – Пока забудь это слово. – Она приложила указательный палец к его губам. – Мистер Фэрчайлд, просто представьте, что вы ухаживаете за мной. Потратим оставшееся время с толком.
   Он кивнул, исполнившись решимости насладиться обществом Лайзы и признавая ее правоту. Да, пока он не в состоянии сдержать свое обещание и жениться на ней. Прежде следует убедиться, что общение с женщиной может быть приятным не только в будуаре.

Глава 21

   Последующие, несколько дней Лайза и Джек почти не расставались. Даже когда рядом был кто-то еще, они не упускали случая обменяться понимающими взглядами, интимными улыбками, парой фраз, сказанных шепотом.
   Тетя Патти и Селия охотно вступили в заговор и с готовностью отворачивались, когда наступали такие минуты, а тетушка вдобавок старательно притворялась глухой. К заговору примкнула даже мать Лайзы: после длительных отлучек дочери она никогда не спрашивала, где та была, да еще без компаньонки, а когда Джек являлся в Крэншоу-Парк с визитом, порхала вокруг него, как бабочка весной, гостеприимно улыбалась и быстро скрывалась в дальнем крыле дома.
   С каждой новой минутой, проведенной рядом с Лайзой, отношение Джека к жизни менялось. Благодаря доверительным разговорам и шуткам он вскоре начал считать Лайзу своим лучшим другом. Она перестала быть для него только женщиной, которую надо обольщать и ублажать, и стала просто компаньонкой и возлюбленной.
   Они шептались в закрытых экипажах, а когда им хотелось просто помолчать, переплетали пальцы. Смеялись шуткам, которые понимали только они, и допоздна играли в карты с Селией и тетей Патти, учились быть партнерами в карточных сражениях. В вихре счастья Джек совсем забыл о том, что их время истекает, хотя до возвращения виконта остались считанные дни, и над головой Джека завис приговор. А когда горечь и грусть возвращались, Джек делился ими с мисс Лайзой Крэншоу, признавался, как ему недостает родителей, и ему становилось легче.
   Он почти привык считать себя членом семьи Крэншоу и уже подумывал одолжить у Бартоломью три тысячи, чтобы рассчитаться с лордом Эббингтоном. Вероятно, Крэншоу был бы даже польщен шансом спасти будущего лорда Татли от надвигающейся катастрофы. Но гордость не позволяла Джеку высказать эту просьбу. И не только гордость: как он сможет спасти Лайзу, помня о том, что он в долгу перед ее отцом?
   Сказать по правде, о будущем Джек предпочитал вообще не думать. Его вполне устраивало настоящее, он наслаждался каждой минутой.
   На третий день этого райского блаженства Джек и Лайза вместе с тетей Патти и Розалиндой отправились в Уэверли, в имение сэра Уолтера Дьюи Фултроп-Грейндж. В карете Крэншоу Лайза с Джеком сидели рядом, лицом к пожилым дамам.
   Розалинда и Патти оживленно щебетали, а Джек сжимал в руках трость, чтобы справиться с искушением прикоснуться к руке Лайзы. То и дело они переглядывались и улыбались. Джек вдыхал пьянящий аромат Лайзы и мысленно прикасался к впадинке у основания ее шеи, которую ему так хотелось поцеловать. Лайза сидела совсем рядом, но была безнадежно далека. Завтра должен вернуться Баррингтон. Сколько времени у них еще осталось? Удастся ли им поцеловаться хотя бы раз? Или два?
   Хорошо бы просто обнять ее, но в приличном обществе это недопустимо. Джек вспомнил слова Хардинга о том, что возможность просыпаться рядом с женщиной – привилегия женатых людей. Если бы Джеку хватило ума сделать Лайзе предложение восемь лет назад, теперь он не был бы так одинок.
   – Вы не собираетесь жениться, мистер Фэрчайлд? – вдруг спросила Розалинда, словно прочитав его мысли. Они уже подъезжали к имению, вдалеке виднелась остроконечная крыша величественного особняка. – Не сочтите меня слишком навязчивой, но у баронета две дочери на выданье.
   Джек переглянулся с Лайзой, и она страдальчески отвела глаза. Любящие супруги понимают друг друга без слов. Вздохнув, Джек повернулся к Розалинде.
   – Раньше я не задумывался о браке, мэм, – ответил он, – но в последнее время заметно изменился. Я научился дорожить обществом близких мне людей. Да, я был бы не прочь жениться.
   И он с торжествующей улыбкой повернулся к Лайзе. Наконец-то он научился говорить о браке, не обливаясь ледяным потом.
   На крыльце особняка гостей уже ждали сэр Уолтер и его жена, леди Дьюи. К счастью, знакомиться с дочерьми хозяина Джеку не пришлось: они как раз навещали двоюродных сестер. Смешливая и совсем нечванливая леди Дьюи тем не менее за чаем не преминула расхвалить дочерей.
   Подкрепившись с дороги, Джек и Лайза отправились к загону за домом смотреть нового жеребца, недавно приобретенного сэром Уолтером. Ступая по щиколотку в тумане вдоль низкой каменной ограды, Джек и Лайза одновременно замедлили шаг и постепенно отстали от остальных.
   Наконец-то оставшись вдвоем, окутанные туманом, они остановились. Джек повернул Лайзу к себе и прильнул к ее губам в медленном чувственном поцелуе.
   – Кажется, вы исцелили меня, мисс Крэншоу.
   – Это было даже приятно, – призналась она.
   – Не просто приятно. Признайте, вы потрудились на славу.
   – А вы поняли, что жертвовали собственным счастьем, наказывая себя за ошибки родителей. Прошлого не вернешь, приносить ему в жертву будущее нелепо. Из вас получится прекрасный муж, Джек.
   – Ваш муж, Лайза.
   От этого уверенного ответа она вздрогнула. В памяти приоткрылась дверца, впустив тоску и мрачные предчувствия. Будут ли они когда-нибудь вместе? Что изменится теперь, когда у Джека возникло желание жениться? Лайза давно простила его, но не знала, можно ли ему доверять.
   Из тумана долетел смех сэра Уолтера. Вскоре остальные хватятся их.
   – Когда вернемся домой, – торопливо шепнула Лайза, – приезжай на Берч-роуд в карете и жди меня там. Помнишь, где это?
   – Конечно.
   – Пора тебе узнать, почему я приняла предложение Баррингтона.
 
   Лайза едва дождалась завершения визита в Фултроп-Грейндж. После возвращения в Крэншоу-Парк Джек попрощался и уехал. Лайза подождала немного, потом вышла в сад и заспешила к условленному месту.
   Торопливо дошагав до Берч-роуд, она остановилась на обочине и приготовилась к ожиданию. Вскоре издалека донеслись стук колес и скрип гравия, а потом из-за поворота, разрывая серебристый туман; вылетел элегантный экипаж Джека.
   Понимая, как она рискует, Лайза заволновалась. У нее судорожно забилось сердце, голова закружилась. Нет, она не может рассказать ему все. Но даже доли правды хватит, чтобы любой джентльмен испытал отвращение к ней. Лайза решилась на такой шаг только потому, что, была уверена: Джек – незаурядный человек.
   Экипаж остановился, дверца распахнулась, Джек сам спустил подножку и протянул Лайзе руку. Кучер терпеливо ждал, не глядя на новую пассажирку. Неужели Джек велел ему вести себя как ни в чем не бывало? Должно быть, слуги Джека давным-давно привыкли ничему не удивляться.
   Лайза забралась в экипаж и уселась на обитое бархатом сиденье. Джек сел рядом, захлопнул дверцу, стукнул в стенку кареты, подавая знак кучеру, и тот пустил лошадей рысью. От легкого рывка Лайзу бросило в объятия Джека. Она хотела заговорить, но вдруг умолкла под его завораживающим чувственным взглядом.
   Он притянул ее к себе и приложил горячую ладонь к щеке. Их губы встретились, он нежно впитывал ее вкус, целовал ее так, словно завтра конец света – и для Лайзы он действительно должен был наступить. Она обвила его шею, прижалась к нему, желая его всего целиком, завладела его губами, целовала, дразнила языком, стонала и вновь принималась целовать.
   – Ты похожа на прелестную фарфоровую статуэтку, только не такая прохладная, – хрипло выговорил Джек, лаская ее шелковистую шею. Лайза уютно устроилась у него на коленях, свернулась в объятиях, неотрывно глядя на его четкий мужественный профиль.
   – Вы знаете, что у меня под платьем, мистер Фэрчайлд? – вдруг спросила она, томно поглядывая на него из-под опущенных ресниц.
   Джек усмехнулся и покачал головой.
   – Неужели пояс верности, мисс Крэншоу?
   – Для него уже слишком поздно, – с лукавым смехом отозвалась она. – Вам придется узнать самому.
   Пальцы Джека медленно заскользили вверх по ее ноге, обвели округлую икру, коснулись подвязки. Наконец они добрались до горячих складок под упругими завитками, прикрывающими потайное местечко. Лайза прерывисто вздохнула.
   – Теперь ты знаешь, – заключила она и прикусила нижнюю губу, наслаждаясь дерзкими и мучительно-приятными ласками.
   – За это я и люблю тебя, Лайза, – признался он. – Девочка моя, я люблю тебя за страстность. За смелость и честность.
   Затуманенными от вожделения глазами она следила за ним из-под отяжелевших век.
   – Дотронься до меня, Джек.
   Он коснулся влажных складок и улыбнулся, когда она выгнулась дугой и развела ноги.
   – Да, Джек, как я об этом мечтала! Каждую минуту, целых три дня!
   – А я думал, мы просто компаньоны, – не удержавшись, пошутил Джек.
   Он просунул в нее два пальца, и она застонала, зажмурив глаза. Проникая в глубокий грот, он разбудил в ней почти животный голод, требовавший немедленного утоления.
   – Иди ко мне, – выдохнула она.
   – Прямо здесь? – отозвался он.
   – Да. – У Лайзы срывался голос, ощущения захватили ее целиком.
   Он глубоко вздохнул, одержимый таким же острым желанием, как она. Не прекращая ласкать Лайзу, свободной рукой он расстегнул одежду, откинулся на спинку сиденья, легко приподнял девушку и снова посадил ее на колени.
   Прохладный воздух овеял ее разгоряченные бедра, ладони Джека подхватили снизу ее ягодицы, сжимая их и поглаживая, губы уткнулись в грудь в вырезе платья. Джек сумел высвободить из-под платья ее сосок и обвел его языком, одновременно направляя затвердевший жезл в ее отверстие. Опуская Лайзу, он проник в нее, и она с радостью приняла его, вобрала в себя целиком.
   – Джек, ты само совершенство!
   Восседать на этом твердом стержне было поистине прекрасно. Ощущения были неподдельными и изумляли остротой. Все остальное перестало существовать. Кроме Джека. И желания, чтобы он снова заполнил ее.
   – Лайза, я не могу тобой насытиться, – хрипло простонал он, сжимая ее ягодицы.
   Она медленно приподнималась, продлевая наслаждение, и снова опускалась, чувствуя, как нож входит в ножны.
   – А я – тобой, – отозвалась она, глядя Джеку в глаза. Ничто не разделяло их: ни грусть, ни страх. Карета медленно катилась вперед, слегка покачиваясь на ухабах.
   Джек еще раз приподнял Лайзу и притянул к себе.
   – Джек, я хочу, чтобы ты был рядом всегда. Всю жизнь, – твердила она в такт движениям, а потом вдруг умолкла, сосредоточившись на ощущениях. Он задвигался резче, быстрее, и она быстро подстроилась к ритму. Просунув руку под подол платья, он нашел тайное местечко между ее ног, и вскоре она забилась в экстазе, накатывающем волнами. Услышав ее сдавленные, страстные стоны, Джек вонзился в нее, зарычав от мучительного блаженства, опять приподнял ее повыше и вошел в глубины лона. Выплеснувшись весь, до последней капли, он обмяк на сиденье, мокрый, задыхающийся, счастливый. Карета тем временем катилась вперед, сворачивала, с одной проселочной дороги на другую, как велел Джек кучеру.
   В уютной тишине Джек приподнялся и нежно поцеловал Лайзу, лаская языком ее шаловливый язычок. Потом отстранился и проказливо усмехнулся:
   – Хочешь, повторим?
   Лайза растерянно улыбнулась.
   – Ты шутишь?
   – Увы, вечно колесить по округе мы не можем, – грустно напомнил он. – А ты хотела рассказать мне что-то важное.
   Она приподнялась, села рядом и оправила юбки. Отдышавшись, Джек и Лайза прислонились плечами друг к другу, взялись за руки, и Лайза попыталась собраться с мыслями.
   – Джек… – начала она.
   – Что, милая?
   – Если я не выйду за лорда Баррингтона, он расскажет всему свету про Дезире. Только поэтому я согласилась принять его предложение. – Во рту у Лайзы сразу пересохло. – Дезире – моя… дальняя родственница. Когда-то она была знаменитой французской куртизанкой, а до этого в Англии занимала менее видное положение… попросту говоря, была публичной женщиной.
   Она умоляюще взглянула на Джека, боясь прочесть на его лице отвращение, но он просто слушал ее – терпеливо и внимательно.
   Приободрившись, Лайза продолжала:
   – Она была красивее мамы и тети Патти. Но в отличие от них Дезире не заботилась о репутации семьи. Она стала любовницей одного графа и родила внебрачного ребенка. Уверена, папа, ничего не знает о ее младенце. Я сама ни о чем не подозревала, пока не услышала от виконта всю правду. И Баррингтон пригрозил предать эту правду огласке. Я боялась во всем сознаться тебе, думая, что с такой репутацией я тебе не нужна. Ведь когда-нибудь ты станешь бароном Татли…
   Он нахмурился, взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
   – Неужели ты так плохо меня знаешь? Лайза, мне нет дела до твоей репутации. Не только мне, но и всему свету, если она ваша дальняя родственница. Ты не отвечаешь за поступки человека, с которым едва знакома. У каждой семьи есть свои скелеты в шкафу.
   Лайза покачала головой:
   – Ничего ты не понимаешь. Мама потратила уйму времени, денег и сил, чтобы доказать, что она происходит из образованной, светской и в высшей степени благопристойной семьи. Ты же слышал, как она гордится портретами наших предков. А если правда всплывёт, все поймут, что она лгала. Всю жизнь.
   – Но дальняя родственница…
   – Мама редко упоминает даже о покойном муже тети Патти – только потому, что он был очень беден.
   – Если Баррингтон кому-нибудь проговорится про Дезире, просто говори, что ее не существует. Такого имени я никогда не слышал. Вероятно, она не настолько знаменита.
   Лайза нетерпеливо встряхнула головой.
   – Баррингтон говорит, у него есть доказательства, что Дезире состоит в родстве с мамой, но какие именно доказательства – это для меня тайна. Может, у него ничего и нет, но я боюсь раззадоривать его. В его власти не только погубить мамину репутацию, но и лишить Селию надежды сделать достойную партию. Моя семья погибнет!
   – Лайза…
   Она сжала его руку.
   – Джек, я беспокоюсь не за себя.
   – А следовало бы.
   – В первую очередь я должна думать о Селии. И я просто не могу допустить, чтобы отец узнал о Дезире от виконта.
   – Тогда расскажи ему сама.
   Лайза прикусила нижнюю губу, ее глаза влажно заблестели.
   – Не могу. Я слишком люблю его, чтобы причинять боль. Тайна должна остаться тайной. Боюсь, если он узнает, как долго мама обманывала его, он ее разлюбит. И меня тоже.
   – Тебя – вряд ли. – Не дождавшись ответа, Джек спросил: – Чем я могу помочь тебе?
   Она крепко стиснула его пальцы обеими руками.
   – Тем же, чем и раньше: будь моим другом. Постарайся понять меня. Принимай меня вместе со слабостями. И храпи мои тайны.
   Джек кивал, но в голове у него уже складывался план. Наконец-то у него появились факты – достаточно, чтобы выиграть поединок с Баррингтоном. Сегодня вечером он продумает детали – ведь на завтра намечена помолвка.
   Слава Богу, ему хватило времени сблизиться с Лайзой и завоевать ее доверие. Только теперь у Джека появилась уверенность, что злополучный брак не будет заключен.

Глава 22

   На следующий день, за несколько часов до помолвки, Лайза работала в саду, чувствуя себя Нероном во время пожара в Риме. С отчаянием и досадой она погружала в землю обе руки. Солнце припекало спину сквозь простое платье, и чем жарче ей становилось, тем сильнее хотелось зарыться в прохладную почву. Все остальное казалось Лайзе нереальным – если не считать Джека. Она получила от него записку: «Встретимся в парке перед ужином. У меня есть план». Что он задумал?
   Вчера, поведав Джеку про Дезире, Лайза почувствовала, что у нее гора свалилась с плеч. Конечно, кое-что она утаила. Даже Джеку Фэрчайлду опасно рассказывать всю правду. К счастью, он понял, в чем заключается ее затруднение. Надо было посвятить его в эту тайну давным-давно, а не просить помочь ей в деле, в котором он ничего не смыслил.
   Вопреки всем советам рассудка Лайза трудилась в саду и надеялась, что Джек приедет пораньше. Никто бы не догадался, о чем она думает, приводя в порядок клумбу. Никому и в голову не пришло бы, что она ждет гостя, не сменив запачканное землей рабочее платье. Грязные руки, платье не из тончайшего шелка, а из промокшего от пота дешевого муслина были ее маскарадным костюмом. Вскоре мама начнет в панике искать ее по всему дому, но пока она может вести себя, как пожелает. И никто не обвинит ее в том, что она ждет любимого.
   Такое пришло в голову только виконту.
   – Лайза, – послышался его резкий голос.
   Вздрогнув от неожиданности, она выпрямилась, сидя на корточках и приставив ладонь ко лбу.
   – Лорд Баррингтон, что вы здесь делаете?
   Его глаза были серые, мертвые, как у снулых рыбин, бледные губы неприятно шевелились. Вытянувшись, как деревянный, он стоял в тени.
   – Лучше вы ответьте, Лайза: что вы делаете в саду в такой час?
   – Подрезаю цветы, – просто ответила она, потянувшись за очередным увядшим бутоном. Садоводство виконт ненавидел еще сильнее, чем благотворительность. Любой труд он считал унижением. Хорошо еще, здесь, в дальнем углу, парка, неподалеку от павильона и оленьего заповедника, его не слышали слуги.
   – Через три часа на ужин по случаю нашей помолвки съедутся знатные гости. Почему у вас руки до сих пор в грязи, как у какой-нибудь шлюхи?
   Он хмурился все сильнее. Очевидно, подбирал оскорбления побольнее.
   – Вам следовало наряжаться к ужину в своих покоях. Вы же будущая виконтесса, черт бы вас побрал! Неужели вы, купеческое отродье, до сих пор этого не поняли?
   Лайза закаменела, выпрямив спину.
   – Я не в настроении наряжаться, – объяснила она, спокойно посмотрев Баррингтону в глаза, и снова взялась за работу. – Но к приезду гостей я буду готова, можете мне поверить, ваша светлость. Хотя вам это нелегко.
   – Разумеется, ведь только что дали мне еще один повод не доверять вам.
   В этих словах прозвучало такое злорадство, что Лайза вскинула голову:
   – В чем дело? О чем вы говорите?
   Баррингтон обошел вокруг нее и встал так, чтобы она могла смотреть ему в лицо, не щурясь от солнца. И протянул лист бумаги. Лайза сразу узнала его и чуть не ахнула.
   – Прочтите, – рявкнул он, заметив ее колебания.
   Лайза взяла письмо и прочла слова, которые уже видела несколько часов назад. «Встретимся в парке перед ужином. У меня есть план». Почему она не спрятала письмо Джека в надежном месте? Как оно попало к Баррингтону? Ведь она заперла письмо в секретер. Свернув листок, она перевела скучающий взгляд на лицо виконта.
   – Вам принес его кто-нибудь из ваших распутниц в надежде на подачку? Ну и зачем понадобилось показывать письмо мне?
   Баррингтон схватил ее за локоть, рывком поставил на ноги и хлестнул по щеке.
   Лайза вздрогнула, но сдержала вскрик. Ей казалось, что на щеке остался отпечаток ладони виконта, щека горела, но прикоснуться к ней она не смела.
   – Я вас ненавижу. Или я вам еще не говорила?
   – Это ни к чему. – Он впился пальцами в ее руку, оскалив зубы. – Ваши чувства ровным счетом ничего не значат. Сегодня вечером весь свет узнает, что вы помолвлены, обратного пути у вас уже не будет. И не надейтесь, что я буду мириться с вашими грязными интрижками. Я никому не позволю наставлять мне рога. Мой наследник будет похож только на меня, ясно? У вас нет выбора.
   – А разве он у меня когда-то был? – выпалила Лайза, пытаясь высвободить руку.
   – Вы просто знали, чем грозит вам отказ.
   Лайза вырвала руку и потерла ее.
   – Откуда у вас эта записка?
   – Мой слуга взломал ящик вашего письменного стола. Тот самый, которым вы придавили мне пальцы. Мне было любопытно узнать, что вы прячете от меня.
   – Когда вы нарушили мое уединение, я писала другое письмо.
   – Да, а это записка от Джека Фэрчайлда. Я узнал почерк. Не забывайте: теперь он служит у меня.
   – Но я еще могу отказать вам. Даже после сегодняшней помолвки. Это вы понимаете?
   – И опозориться перед всем светом? Этого вы не сделаете, Лайза. У вас не хватит духу. Вы же просто дочка презренного торгаша. Ничтожество. Один неверный шаг – и для вас все кончено. Уже завтра все ваши поступки и мысли потеряют всякое значение.
   Он смотрел не на нее, а сквозь нее. Словно она была не человеком, а орудием в его интригах и махинациях.
   – Идите за мной, – скомандовал он и зашагал к павильону, увлекая Лайзу за собой.
   Она пыталась упираться, но в конце концов ей пришлось почти бежать за ним. Беспомощно оглядевшись по сторонам, она перевела взгляд на одутловатый профиль виконта:
   – Что вы делаете?
   – То, что следовало сделать давным-давно. – По лестнице, в павильон он поднялся, шагая через две ступеньки. Лайза спотыкалась, едва поспевая за ним.
   Под черепичной крышей павильона прятались от дождя стол и стулья, две сплошные торцовые стены скрывали из виду дом. Здесь, в тени, было прохладнее. Ветер овеял Лайзу, пробрался под тонкое платье, по спине побежали мурашки.
   – Чего вы от меня хотите? – спросила Лайза, когда виконт остановился посреди павильона и отпустил ее руку.
   – Того, что принадлежит мне по праву, – услышала она ледяной ответ. Баррингтон снял сюртук, небрежно бросил его на спинку стула и начал расстегивать рубашку. – Раздевайтесь.
   Минуту Лайзе казалось, что она ослышалась. Потом она недоверчиво засмеялась:
   – Что?
   – Да, да, Лайза. Хватит притворяться недотрогой. Снимайте одежду, или я сам ее стащу.
   Он распахнул рубашку, обнажая белую безволосую грудь. С таким же успехом он мог бы выхватить пистолет и выстрелить Лайзе в лоб. Она оторопела.
   – Милорд! – воскликнула она и попятилась. – Что это вы затеяли?
   Он ухмыльнулся:
   – А я думал, это очевидно. Закрепляю за собой право на ваше приданое. На испорченный товар уже никто не польстится. Вы моя, Лайза, и я могу сделать с вами все, что захочу. Постарайтесь хорошенько запомнить это. Сначала родите мне наследника, а потом блудите с кем хотите – мне все равно.
   – Дьявол! Вы все подстроили заранее! – в бешенстве выкрикнула Лайза.
   Его ухмылка стала шире.
   – Ну разумеется. Я же говорил: я ничего не пускаю на самотек, – Он спокойно повесил рубашку па стул рядом с сюртуком.
   – Я помню о долге, сэр. И сделаю все, чтобы защитить близких. Я буду вашей женой во всех смыслах этого слова, хотя от этой мысли меня тошнит. Но я подчинюсь вам только после свадьбы, когда это будет абсолютно необходимо. Это вам ясно?
   – О да, конечно.
   Она попыталась проскользнуть мимо него к выходу из павильона, он поймал ее за руку, рванул за ворот платья и обнажил грудь. Лайза задохнулась от возмущения, а ее соски предательски затвердели на прохладном ветру.
   – Вижу, мое внимание вас уже разволновало.
   Лайза вскинула руку для пощечины, но он успел перехватить ее и вперил похотливый взгляд в лилейно-белые полушария.
   – Они прелестны, дорогая. Это несомненно. Пожалуй, даже роскошны. – Притянув Лайзу к себе, Баррингтон грубо подхватил ее грудь свободной рукой и принялся безжалостно мять. – Нравится?
   Сгорая от стыда и отвращения, вспоминая рассказы Джека о любовницах виконта, Лайза рванулась из его объятий. Баррингтон двинулся за ней.
   – Куда же вы, дорогая? Я только начал…
   – Я ненавижу вас, Баррингтон! – прошипела Лайза, запахивая платье на груди. От унижения ее тошнило, казалось, она выпачкалась в зловонной грязи. Щеки ярко пылали. – Господи, как я вас ненавижу! И если вы…
   Она осеклась, наткнувшись спиной на стену павильона. Баррингтон метнулся к ней и прижал к стене, жарко дыша ей в лицо.
   – Вам не повредит пара уроков любви, милочка, – забормотал он. – Запомните, от возлюбленного убегать не положено.
   Он отстранился, чтобы расстегнуть брюки.
   – Это ненадолго. Я просто лишу вас девственности и посею свое семя.
   Она яростно замотала головой:
   – Вы негодяй!
   – Да, – с усмешкой согласился Баррингтон, протянул руку и схватил Лайзу между ног через платье. Ахнув, она размахнулась и влепила ему пощечину. Хлесткий удар огласил тихий павильон. Голова Баррингтона мотнулась в сторону, на миг он растерялся, схватился за щеку, и Лайза сжалась, ожидая ответного удара. Но виконт изумил ее неожиданной улыбкой, напоминающей оскал голодного зверя. – А у вас, оказывается, горячая кровь, дорогая! Какой приятный сюрприз! Жаль, я не взял с собой хлыст.