Страница:
Не прощаясь, Джек вышел из спальни. Обратный путь он проделал гораздо быстрее, лихорадочно размышляя, как быть дальше. Зайдя в конюшню, он велел кучеру подвести карету к дверям кухни, где подкреплялись Дэвисы. Джайлс встретил его с явным облегчением:
– Ну наконец-то, мистер Фэрчайлд!
– Их накормили?
– Да, сэр. Притом отлично. – Джайлс повел Джека в кухню, где аппетитно пахло мясным супом и свежим элем.
Оглядевшись, Джек благодарно кивнул кухарке – добродушной толстухе с приветливой улыбкой. Дэвисы сбились в кучку, в тревоге глядя на Джека и ожидая решения своей судьбы.
– Каков вердикт, сэр? – наконец спросил Джейкоб.
Джек вздохнул:
– Боюсь, Джейкоб, у меня плохие вести. Лорд Татли отказал вам в гостеприимстве.
– Вот это скверно, – пробормотал Джайлс.
Джек положил ладонь ему на плечо жестом утешения.
– Не расстраивайтесь, Джайлс. Я не успокоюсь, пока не найду приют. Идем в карету.
Но никто не двинулся с места. От отчаяния все обессилели. Долго они не продержатся, понял Джек. И он позволил себе разозлиться на деда за отказ. С помощью Джайлса он повел подопечных из кухни и принялся усаживать в карету. Кучер взмахнул кнутом. Карета уже сворачивала на аллею, как вдруг из дома выбежал лакей и замахал им. Джек постучал в крышу экипажа, кучер остановил четверку. Вслед за лакеем ковылял Керби, кашляя и шмыгая носом.
– Мастер Джек, подождите! Хорошие новости!
– Что такое, Керби? – Джек высунулся в окно.
– Лорд Татли разрешил вам поселить в Хай-Хилле, кого вы пожелаете и на какой угодно срок.
Джек зажмурился. В горле встал ком. Хай-Хилл! Невероятно, немыслимо! Опомнившись, он высунул руку в окно и пожал пальцы Керби.
– Значит, у старика все-таки есть сердце?
– Само собой, сэр. Я всегда знал это. Теперь осталось узнать остальному миру.
– Поблагодарите его от меня, ладно?
– О нет, сэр, – со смехом отказался Керби, махая Джеку рукой на прощание. – О вас я не стану при нем даже заикаться – вдруг возьмет да и передумает!
Джек улыбнулся, махнул ему, и карета покатилась к Хай-Хиллу – поместью, которое лорд. Татли подарил на свадьбу родителям Джека.
До Хай-Хилла было рукой подать. Дом располагался почти в самом центре обширного поместья барона. Он стоял на холме, был виден издалека, к нему вела извилистая дорога, обескураживающая незваных гостей. Один из предков Джека во времена Реформации выкупил это старинное, аббатство и перестроил его, превратил в дом. Поросшие мхом каменные арки отбрасывали длинные тени, вдоль дома тянулись галереи, древние витражи создавали атмосферу безмятежности.
Садовники Татли по-прежнему ухаживали за садом и цветником вокруг дома, на склонах холма до сих пор уцелели плодовые сады, разбитые еще монахами. Каменный дом стоял в таком густом лесу, что казалось, будто до Реформации здесь обитали не столько монахи-христиане, сколько друиды.
Джек и его родители жили здесь, пока не попали в немилость к барону. После их изгнания дом стоял пустой, разве что изредка здесь кто-нибудь гостил. Джек удивился, увидев, в каком порядке дед содержит бывшее аббатство. Вернувшись в родительский дом, он испытал сладкую боль. Дэвисы расположились в крыле, где раньше находились монашеские кельи, а Джек с Джайлсом ушли в конюшню.
Джайлс ласково похлопал по крупам взмыленных жеребцов, благополучно доставивших путников к дому на холме. В конюшне пахло навозом и свежим сеном. Джек вздохнул полной грудью – впервые с тех пор, как покинул Миддлдейл.
– Хотите, я вернусь обратно и скажу мисс Крэншоу, где вы? – предложил Джайлс. – Лошадей я могу сменить в замке.
– Нет, я избавлю вас от такой поездки. – Джек сунул руки в карманы и засмотрелся вдаль, на зеленый ковер древесных крон, видных с вершины холма. – Мисс Крэншоу сама все поймет, когда ее отец и лорд Баррингтон вернутся ни с чем. А Хардинг в Филдинге. Вот и нам с вами пора заканчивать расследование.
– Я тут потолковал с Бошаном, сэр. – Джайлс горделиво приосанился.
– Неплохо, дружище! – просиял Джек.
– Неужели вы думали, что я пренебрегу таким важным поручением?
Джек дружески похлопал его по плечу:
– Молодец! Так что сказал Бошан?
– Вспомнил ночь, когда сгорела лавка. Сказал, что видел убегающего слугу лорда Баррингтона. Добавил, что ошибиться он не мог.
Джек удовлетворенно кивнул:
– Отлично. Но если его угрозами заставили замолчать, значит, он все-таки сомневается.
– Раньше он боялся говорить в открытую, но теперь хочет помочь Дэвису постоять за себя.
– Баррингтон заявит, что слово мясника не стоит и ломаного гроша. Нам нужны неопровержимые доказательства, Джайлс. Или чудо, сотворенное Хардингом. Надеюсь, скоро он вернется. А пока я хочу поговорить наедине с Аннабеллой Дэвис. Сдается мне, у нее найдется маленький, но важный кусочек этой мозаики.
Джайлс нахмурился.
– У Аннабеллы? Но почему вы решили, что она вам поможет?
– Скорее всего, она знает о преступлениях виконта, но молчит.
Глава 26
Глава 27
– Ну наконец-то, мистер Фэрчайлд!
– Их накормили?
– Да, сэр. Притом отлично. – Джайлс повел Джека в кухню, где аппетитно пахло мясным супом и свежим элем.
Оглядевшись, Джек благодарно кивнул кухарке – добродушной толстухе с приветливой улыбкой. Дэвисы сбились в кучку, в тревоге глядя на Джека и ожидая решения своей судьбы.
– Каков вердикт, сэр? – наконец спросил Джейкоб.
Джек вздохнул:
– Боюсь, Джейкоб, у меня плохие вести. Лорд Татли отказал вам в гостеприимстве.
– Вот это скверно, – пробормотал Джайлс.
Джек положил ладонь ему на плечо жестом утешения.
– Не расстраивайтесь, Джайлс. Я не успокоюсь, пока не найду приют. Идем в карету.
Но никто не двинулся с места. От отчаяния все обессилели. Долго они не продержатся, понял Джек. И он позволил себе разозлиться на деда за отказ. С помощью Джайлса он повел подопечных из кухни и принялся усаживать в карету. Кучер взмахнул кнутом. Карета уже сворачивала на аллею, как вдруг из дома выбежал лакей и замахал им. Джек постучал в крышу экипажа, кучер остановил четверку. Вслед за лакеем ковылял Керби, кашляя и шмыгая носом.
– Мастер Джек, подождите! Хорошие новости!
– Что такое, Керби? – Джек высунулся в окно.
– Лорд Татли разрешил вам поселить в Хай-Хилле, кого вы пожелаете и на какой угодно срок.
Джек зажмурился. В горле встал ком. Хай-Хилл! Невероятно, немыслимо! Опомнившись, он высунул руку в окно и пожал пальцы Керби.
– Значит, у старика все-таки есть сердце?
– Само собой, сэр. Я всегда знал это. Теперь осталось узнать остальному миру.
– Поблагодарите его от меня, ладно?
– О нет, сэр, – со смехом отказался Керби, махая Джеку рукой на прощание. – О вас я не стану при нем даже заикаться – вдруг возьмет да и передумает!
Джек улыбнулся, махнул ему, и карета покатилась к Хай-Хиллу – поместью, которое лорд. Татли подарил на свадьбу родителям Джека.
До Хай-Хилла было рукой подать. Дом располагался почти в самом центре обширного поместья барона. Он стоял на холме, был виден издалека, к нему вела извилистая дорога, обескураживающая незваных гостей. Один из предков Джека во времена Реформации выкупил это старинное, аббатство и перестроил его, превратил в дом. Поросшие мхом каменные арки отбрасывали длинные тени, вдоль дома тянулись галереи, древние витражи создавали атмосферу безмятежности.
Садовники Татли по-прежнему ухаживали за садом и цветником вокруг дома, на склонах холма до сих пор уцелели плодовые сады, разбитые еще монахами. Каменный дом стоял в таком густом лесу, что казалось, будто до Реформации здесь обитали не столько монахи-христиане, сколько друиды.
Джек и его родители жили здесь, пока не попали в немилость к барону. После их изгнания дом стоял пустой, разве что изредка здесь кто-нибудь гостил. Джек удивился, увидев, в каком порядке дед содержит бывшее аббатство. Вернувшись в родительский дом, он испытал сладкую боль. Дэвисы расположились в крыле, где раньше находились монашеские кельи, а Джек с Джайлсом ушли в конюшню.
Джайлс ласково похлопал по крупам взмыленных жеребцов, благополучно доставивших путников к дому на холме. В конюшне пахло навозом и свежим сеном. Джек вздохнул полной грудью – впервые с тех пор, как покинул Миддлдейл.
– Хотите, я вернусь обратно и скажу мисс Крэншоу, где вы? – предложил Джайлс. – Лошадей я могу сменить в замке.
– Нет, я избавлю вас от такой поездки. – Джек сунул руки в карманы и засмотрелся вдаль, на зеленый ковер древесных крон, видных с вершины холма. – Мисс Крэншоу сама все поймет, когда ее отец и лорд Баррингтон вернутся ни с чем. А Хардинг в Филдинге. Вот и нам с вами пора заканчивать расследование.
– Я тут потолковал с Бошаном, сэр. – Джайлс горделиво приосанился.
– Неплохо, дружище! – просиял Джек.
– Неужели вы думали, что я пренебрегу таким важным поручением?
Джек дружески похлопал его по плечу:
– Молодец! Так что сказал Бошан?
– Вспомнил ночь, когда сгорела лавка. Сказал, что видел убегающего слугу лорда Баррингтона. Добавил, что ошибиться он не мог.
Джек удовлетворенно кивнул:
– Отлично. Но если его угрозами заставили замолчать, значит, он все-таки сомневается.
– Раньше он боялся говорить в открытую, но теперь хочет помочь Дэвису постоять за себя.
– Баррингтон заявит, что слово мясника не стоит и ломаного гроша. Нам нужны неопровержимые доказательства, Джайлс. Или чудо, сотворенное Хардингом. Надеюсь, скоро он вернется. А пока я хочу поговорить наедине с Аннабеллой Дэвис. Сдается мне, у нее найдется маленький, но важный кусочек этой мозаики.
Джайлс нахмурился.
– У Аннабеллы? Но почему вы решили, что она вам поможет?
– Скорее всего, она знает о преступлениях виконта, но молчит.
Глава 26
Хардинг прибыл в Филдинг тремя днями раньше. Ему понадобился целый день, чтобы добраться почтовым дилижансом из Уэверли до крошечного городка в Сомерсете.
Он прибыл, когда солнце уже садилось, озаряя склоны холмов над городком, высветило на них зеленые пятна лесов и темные – полей. Сам городок располагался в низине, в тени Осборн-Хауса, живописного елизаветинского особняка, резиденции графа Осборна.
Хардинг решительно вышел из дилижанса возле дома с чисто выбеленными стенами и выцветшей вывеской «Постоялый двор "Вздыбленный конь"».
Чистота мощенной булыжником улицы приятно порадовала Хардинга, но он помнил, что явился сюда не ради развлечения. Надо раздобыть сведения, и как можно скорее. Поскольку постоялый двор в городе был единственным, задача упрощалась. Хардинг уже давно уяснил, что хозяева постоялых дворов знают обо всем, что творится в округе.
Аккуратно оправив сюртук, Хардинг двинулся к двери постоялого двора. Он снял комнату на ночь и через низкую дверь вышел в уютный, хоть и прокуренный зал, где собирались фермеры и ремесленники. Как приличный постоялец, Хардинг мог бы перекусить в отдельной господской столовой, но предпочел общий зал, надеясь, что среди простолюдинов попадутся сплетники. Хозяин постоялого двора, мистер Тил, поставил перед гостем на грубо оструганный стол пинту эля.
– Если вам что понадобится, сэр, только скажите. – Мистер Тил оседлал скамью, закивал, теребя красный нос-картошку, и подмигнул Хардингу. – Только чего вам, джентльмену, сидеть здесь с мужичьем? Идите в столовую, я сам буду прислуживать вам. Там вам никто не помешает.
– Нет-нет, дружище, – отозвался секретарь. – Я надеялся побеседовать здесь с кем-нибудь и кое-что разузнать.
– Сэр, я родился и вырос здесь. Может, я чего подскажу?
Хардинг глотнул горьковатого теплого эля и довольно вздохнул.
– Вообще-то я ищу женщину, которая родом не из этих мест. Ее зовут Дезире.
В зале по-прежнему звучали болтовня и смех, слышался грохот игральных костей и требования принести еще эля, но Хардинг заметил только одно: как настороженно умолк мистер Тил, выслушав его. Хозяин постоялого двора потеребил оттопыренную нижнюю губу мозолистым большим пальцем, и задумчиво прищурился:
– Дезире, говорите? Давненько я не слышал этого имени. Зачем она вам?
Хардинг повертел перед собой кружку, подпер языком щеку изнутри.
– Уместный вопрос, мистер Тил. Я служу у одного поверенного… который как раз занят делом одного клиента – больше ничего не могу добавить. А Дезире живет поблизости? Сегодня я успею навестить ее?
Хозяин постоялого двора подозрительно поглядел на него и вдруг добродушно рассмеялся:
– Нет, сэр, вряд ли она вас примет. Уж извините за намек.
Хардинг с оскорбленным видом вскинул подбородок, но тут же вспомнил о сомнительной репутации Дезире и густо: покраснел.
– Я вовсе не собирался… я не хотел… послушайте, мне надо увидеть ее по делу.
Мистер Тил захохотал пуще прежнего, запрокинув голову:
– Полно вам, сэр! Все мы люди. А если хотите поговорить, так вам к лорду Осборну.
– К лорду Осборну? – Кажется, Джек говорил, что Дезире была любовницей дворянина. – Ясно. Это ее…
– Словом, вы меня поняли. – И хозяин постоялого двора опять расхохотался.
– Не уверен, что я готов беседовать с его светлостью…
– Он, конечно, граф, но такой учтивый джентльмен, что у него находится время для всех. Таких больше не сыскать. Утром первым делом ступайте в Осборн-Хаус, сэр, и скажите дворецкому, что вам к графу.
– Но у меня нет рекомендательных писем…
Мистер Тил заговорщицки подмигнул:
– А вы намекните про Дезире, и вас сразу примут. Ей-богу!
На следующий день Хардинг в наемном экипаже подъехал к особняку на склоне, холма. Всю дорогу он тревожился, не зная, примет ли его граф так неожиданно. Но попытаться все-таки стоило.
Вскоре лошади зацокали копытами по мощенной булыжником аллее, ведущей через ухоженный парк к елизаветинскому особняку. Еще до того, как возница остановился у каменной лестницы, двумя маршами ведущей к гигантской парадной двери, Хардинга прошиб пот. Какого дьявола он здесь делает? С какой стати решил лично представиться графу, да еще расспросить его о любовнице? Дурацкая затея. Но ради мисс Крэншоу он должен выдержать это испытание. Бог свидетель, девушка этого достойна – ласковая, обходительная, красивая… Она станет кому-то идеальной женой. Как ее милая тетушка. Хардинг остановился на второй ступеньке, подняв ногу и забыв поставить ее. Его осенило. Почему бы ему не жениться на миссис Брамбл? А Джеку – на Лайзе? Конечно, Джек в долгах, ему не на что содержать жену, но если бы он помирился с дедом. Господи, почему раньше ему это не приходило в голову? Хардинг надеялся, что мистер Фэрчайлд даст обет целибата и станет скромным сельским адвокатом, но, как выяснилось, напрасно. Лучший способ утолить плотские аппетиты мужчины – женитьба! Вот что настоятельно необходимо Джеку Фэрчайлду!
Исполнившись решимости, Хардинг взбежал по лестнице, перевел дыхание и постучал в дверь. Его впустили в холл два лакея в ливреях, навстречу гостю вышел мажордом – чинный, строгий с виду джентльмен, неудовольствие которого было ясно написано на худом лице со впалыми щеками.
– Чем могу служить, сэр? – снисходительно произнес мажордом, поджимая губы.
Хардинг смело улыбнулся и тут же смущенно одернул сюртук, который вдруг показался ему слишком коротким.
– Я хотел бы видеть его светлость… по личному делу.
– Понимаю. Будьте любезны оставить свою карточку, сэр. Сегодня граф не принимает.
– Да?.. – Хардинг прикусил губу и вдруг смело добавил: – Очень жаль. Видите ли, я насчет Дезире.
Губы мажордома по-прежнему были поджаты, брови нахмурены, но что-то в его облике неуловимо изменилось.
– Очень хорошо, сэр. Граф примет вас завтра ровно в час.
Этот момент крепко врезался в память Хардинга. Слово «Дезире» оказалось ключом, открывшим замок ящика Пандоры. Он вдруг почувствовал себя важной персоной. Небрежно согласившись на условия мажордома, он направился к экипажу, счастливый, как жаворонок в полете. Наконец-то Джеку Фэрчайлду повезло.
На следующий день Хардинг прибыл в особняк к назначенному часу. Его провели сначала в гостиную, отделанную в карминовых тонах, где ему пришлось подождать четверть часа, а потом – в бильярдную. Осборн-Хаус был выстроен первым графом Осборном, чтобы вместить многочисленную свиту королевы Елизаветы, в конце XV века. Этот дом, больше напоминающий дворец, был так огромен и настолько богато отделан, что Хардинг неприлично таращился по сторонам, разинув рот, и чувствовал, что у него уже кружится голова.
Никогда в жизни он не видел таких мраморных полов, дубовых панелей, искусных фресок, древних гобеленов и настенных росписей. Анфилада величественных покоев казалась бесконечной, все они содержались в таком безукоризненном порядке, точно граф с минуты на минуту ждал прибытия особы королевской крови. На стенах повсюду висели портреты благородных и серьезных людей с широкими ртами, худыми розовыми щеками и длинными носами – предков графа в пудреных париках, монархов в сверкающих коронах, епископов в высоких митрах, государственных деятелей, облеченных властью. Несомненно, за последние двести лет все эти люди побывали здесь. И вот теперь сюда попал Хардинг. С каждым шагом у него слабели колени, до бильярдной он едва добрел.
Громадная прямоугольная комната была полна занимательных вещей. На пушистом красном ковре стояли ломберные столы, секретер, столы для бильярда. Его светлость играл сам с собой. При виде графа Хардингу захотелось стать невидимым, но он напомнил себе, какая важная задача возложена на него, и застыл на пороге, пока чопорный слуга докладывал о нем.
– Милорд, к вам мистер Клейтон Хардинг, – объявил мажордом отчетливо, но негромко.
Граф склонился над шарами, внимательно изучил их расположение и сделал удар. Сухой треск столкнувшихся бильярдных шаров прозвучал неестественно громко. Граф пристально следил за шарами, пока они не остановились, удовлетворенно кивнул, выпрямился во весь рост и повернулся к Хардингу, легко опираясь на кий.
Этот человек с приятным аристократическим лицом в юности был, вероятно, дьявольски красив. С возрастом у него на щеках возникли глубокие вертикальные морщины – верный признак пристрастия к широким улыбкам. В медных волосах густо блестела седина, руки и лицо были усыпаны веснушками.
Граф выглядел холеным, но по-мужски, был одет в шелковый халат и домашние брюки. Он не боялся смотреть собеседнику в глаза и при этом излучал властность. Хардинг с трудом удержался, чтобы не потупиться.
Сунув руку в карман, граф вынул хрустальную табакерку, отделанную аметистами.
– Приветствую вас, мистер Хардинг. Не хотите ли понюшку? – дружески предложил он.
– Нет, милорд, благодарю. – Хардинг воспользовался случаем, чтобы перевести дыхание и переступить с ноги на ногу. – Этой модной привычки я так и не приобрел.
Граф задумался, кивнул и положил табакерку в карман, даже не открыв ее.
– Чаю? Надеюсь, чай вы пьете?
– Конечно, сэр. С удовольствием выпью.
Граф сделал знак хмурому мажордому:
– Распорядитесь, Хилари.
Отложив кий, он взмахом руки позвал Хардинга за собой к камину, где стояли два кресла. Усевшись и дождавшись, когда сядет гость, граф заговорил не сразу – прежде он долго вглядывался в лицо Хардинга.
– Признаться, мистер Хардинг, меня давно никто не спрашивал о Дезире.
Партия началась, и Хардинг понял, что должен вытянуть из собеседника как можно больше сведений, почти ничего не рассказав взамен. Граф не сводил с него умных, проницательных, но дружеских глаз.
Хардинг стойко выдержал его взгляд, и граф продолжал:
– Что вы хотите узнать о Дезире?
Хардинг прокашлялся.
– Сэр, я действую по поручению моего работодателя, мистера Джона Калхоуна Фэрчайлда, поверенного и внука лорда Татли.
Граф кивнул:
– Продолжайте.
– Мне почти нечего сказать, поскольку я знаю очень мало, но мистер Фэрчайлд хотел бы узнать о Дезире. Он поручил мне встретиться с ней самой и расспросить.
– Это невозможно. – Граф потер переносицу указательным пальцем.
– Милорд, я гарантирую полную конфиденциальность. Мне совершенно необходимо знать…
– Мистер Хардинг, Дезире умерла двадцать пять лет назад.
– …и если вы… – Хардинг разогнался так, что не сразу остановился, но вскоре до него дошел смысл последних слов. – Как умерла? Дезире нет в живых?
Граф кивнул и отвернулся к окну, за которым начинался моросящий дождь. В томительном молчании мажордом внес поднос с чайной посудой и поставил его на столик между креслами. В комнате слышалось только негромкое бульканье жидкости, наполняющей тонкие фарфоровые чашки. Мажордом молча ушел, граф очнулся от раздумий.
– Я был привязан к ней, – печально признался он, неторопливо отпивая из своей чашки. – Зачем она вам понадобилась спустя такой долгий срок?
Хардинг выпрямился.
– Видите ли, милорд, мистеру Фэрчайлду пришлось иметь дело с ее родственниками…
Услышав о родственниках, граф помрачнел:
– Какими?
Хардинг виновато пожал плечами:
– Пока не могу сказать, сэр, – это тайна. Но я постараюсь сообщить вам, как только смогу.
В глазах графа мелькнуло возмущение, но он согласно кивнул:
– Хорошо, мистер Хардинг. Я расскажу вам все, что смогу, Мне уже нечего терять. Дезире умерла двадцать пять лет назад – кажется, при родах. – Его голос зазвучал совсем тихо, – К своему стыду, об этом я почти ничего не знаю. Да, она была моей любовницей. Даже моя жена мирилась с ее существованием. Я поселил Дезире в Шеффилд-Кипе, одном из моих поместий в нескольких милях отсюда.
Дезире происходила из низших классов, была дочерью английского уличного торговца, но в юности прославилась в Париже как искусная куртизанка. Благодаря изумительной красоте она сумела возвыситься. Я встретил ее в Париже, влюбился и увез в Англию – в то время я еще был романтиком, способным на такие опрометчивые поступки. Без памяти влюбленный, я был готов жениться на ней, но отец подыскал мне невесту из нашего круга. Однако Дезире осталась моей любовницей, я по-прежнему любил ее.
Если не ошибаюсь, Дезире умерла, рожая моего ребенка. Девочку. У меня есть причины полагать, что наша дочь жива. Но найти ее я не могу. Кое-что я узнал из подслушанного разговора экономки Дезире. Она попросила расчет, когда поняла, что я разыскиваю ребенка. До сих пор она живет в городе, но больше не служит, и наотрез отказывается говорите со мной о своей покойной хозяйке.
Хардинг впитывал каждое слово.
– Мне известно, что экономка помогала Дезире при родах, а после ее смерти нашла девочке приют.
Хардинг быстро произвел подсчеты. Все это случилось двадцать пять лет назад. Значит, дочь лорда Осборна – ровесница мисс Крэншоу… Лайза Крэншоу!
Едва эта ошеломляющая мысль посетила секретаря, большие часы в углу пробили полчаса. Гулкие удары раздались так внезапно, что на миг у Хардинга онемели ноги, а лицо покрыла бледность.
– Сэру вы знаете имя своей дочери? – Секретарь жадно опустошил свою чашку. Чай успокоил натянутые нервы.
– Нет. Я ее никогда не видел. Только слышал, как миссис Холлоуэй шепталась о ней после смерти Дезире. Известию я был рад – у нас с женой не было детей. Если бы я нашел девочку, я признал бы ее моей дочерью и завещал ей состояние. Возможно, она даже не подозревает, кто она такая.
Хардинг чуть не поперхнулся чаем.
– Простите, сэр, как вы сказали? Миссис Холлоуэй?
– Да, экономка Дезире. А вы ее знаете?
– Понаслышке. Она писала родственникам Дезире.
Граф устремил на секретаря полный надежды взгляд:
– Вы думаете, среди этих родственников есть моя дочь?
– Я… не уверен, сэр, но может быть… – Хардинг медлил, хотя втайне был готов поручиться, что так оно и есть. Все сходилось. Миссис Холлоуэй пристроила ребенка Дезире в семью Крэншоу. И этот ребенок – Лайза. Очевидно, лорд Баррингтон узнал тайну, а Лайза пыталась уберечь приемных родителей от скандала. Неудивительно, что мисс Крэншоу безгранично доверяла миссис Холлоуэй! Только экономке она могла доверить свой секрет – что она незаконнорожденная дочь аристократа.
Лорд Осборн умолк, попивая чай, потом снова перевел на Хардинга проницательный взгляд.
– Я принял вас, мистер Хардинг, подумав, что вы знаете что-то о моей дочери.
Хардинг поставил чашку на блюдечко и с сожалением покачал толовой:
– Сожалею, милорд, хороших вестей я не привез. И не могу разглашать подробности дела: мой работодатель, поверенный, обязан по долгу службы соблюдать строжайшую конфиденциальность. Могу только сказать, что в Миддлдейле вдруг всплыло имя Дезире. Когда ситуация прояснится, мистер Фэрчайлд известит вас. И еще… я хотел бы увидеть портрет Дезире, если он у вас: есть. Может быть, мне удастся узнать вашу дочь по сходству с матерью.
– Вот он. – Граф указал на дальнюю стену комнаты. Хардинг увидел на ней еще один портрет – на этот раз поразительно прекрасной женщины. Полотно было небольшим, не более фута в высоту, и висело не в середине стены, а ближе к краю, словно оставляя место для другого портрета. – Подойдите поближе, посмотрите, как она была хороша, – предложил граф и повел Хардинга к картине.
Секретарь в изумлении воззрился на портрет. У женщины на нем была белоснежная кожа и темно-синие глаза необычного разреза. И белые волосы – Хардинг не сразу понял, что это напудренный парик, какие носили в те времена. Тончайшую талию подчеркивали корсет и покрой платья, женщина смотрела перед собой задумчиво и грустно.
– Она… изумительна, – неловко произнес Хардинг.
Он действительно уловил в Дезире сходство с Лайзой Крэншоу, но оставил эту мысль при себе.
– Да, Дезире была прекраснейшей из женщин. – Граф скрестил руки на груди и поднял брови, словно впервые осознал: смысл собственных слов. Заметив, что Хардинг с любопытством посматривает на пустую стену рядом с картиной, он объяснил: – Здесь висел еще один портрет Дезире, но его украли в прошлом году. Обе картины работы Томаса Лоуренса, который теперь знаменит. Его полотна резко выросли в цене.
– Украли, говорите? Какая жалость.
Его сочувствие смягчило графа.
– Вы правы. Особенно потому, что его украл, можете себе представить, виконт. Юнец без стыда и совести, позорящий славное имя предков. Я пригласил его в гости потому, что знаком с его отцом, а этот молокосос украл портрет. Несомненно, чтобы расплатиться с карточными долгами или побывать в курильне опиума. Он из таких. Я не стал поднимать шума из уважения к его отцу, маркизу Перрингфорду.
Хардинг чуть не ахнул вслух. Все кусочки мозаики укладывались на свои места с головокружительной скоростью.
– Простите, сэр, не хочу показаться назойливым, но не был ли этим человеком лорд Баррингтон?
Осборн нахмурился.
– Да, клянусь Иовом! Слушайте, сэр, думаю, вам пора объяснить истинную цель своего визита.
Хардинг ответил ему взглядом в упор.
– Милорд, хорошие секретари не выдают тайны хозяев. Но кажется, у меня есть сведения о вашей дочери и даже о пропавшем портрете. Это только догадки; но уверяю вас, как только они подтвердятся, я сразу сообщу вам все – едва мистер Фэрчайлд разделается с этим негодяем. Я знаю одного торговца, который воспитал вашу дочь, как родную. Как только я приду к убеждению, что не ошибся, я напишу вам. Моего слова вам достаточно, милорд?
– Полагаю, мне в любом случае придется им удовлетвориться. Я уже отчаялся найти дочь, потому рад любой помощи и надежде. – Твердые губы графа медленно растянулись в улыбке. – А теперь предлагаю допить чай. Таких хороших новостей мне уже давным-давно никто не привозил. Я не прочь насладиться чудесной минутой.
Он прибыл, когда солнце уже садилось, озаряя склоны холмов над городком, высветило на них зеленые пятна лесов и темные – полей. Сам городок располагался в низине, в тени Осборн-Хауса, живописного елизаветинского особняка, резиденции графа Осборна.
Хардинг решительно вышел из дилижанса возле дома с чисто выбеленными стенами и выцветшей вывеской «Постоялый двор "Вздыбленный конь"».
Чистота мощенной булыжником улицы приятно порадовала Хардинга, но он помнил, что явился сюда не ради развлечения. Надо раздобыть сведения, и как можно скорее. Поскольку постоялый двор в городе был единственным, задача упрощалась. Хардинг уже давно уяснил, что хозяева постоялых дворов знают обо всем, что творится в округе.
Аккуратно оправив сюртук, Хардинг двинулся к двери постоялого двора. Он снял комнату на ночь и через низкую дверь вышел в уютный, хоть и прокуренный зал, где собирались фермеры и ремесленники. Как приличный постоялец, Хардинг мог бы перекусить в отдельной господской столовой, но предпочел общий зал, надеясь, что среди простолюдинов попадутся сплетники. Хозяин постоялого двора, мистер Тил, поставил перед гостем на грубо оструганный стол пинту эля.
– Если вам что понадобится, сэр, только скажите. – Мистер Тил оседлал скамью, закивал, теребя красный нос-картошку, и подмигнул Хардингу. – Только чего вам, джентльмену, сидеть здесь с мужичьем? Идите в столовую, я сам буду прислуживать вам. Там вам никто не помешает.
– Нет-нет, дружище, – отозвался секретарь. – Я надеялся побеседовать здесь с кем-нибудь и кое-что разузнать.
– Сэр, я родился и вырос здесь. Может, я чего подскажу?
Хардинг глотнул горьковатого теплого эля и довольно вздохнул.
– Вообще-то я ищу женщину, которая родом не из этих мест. Ее зовут Дезире.
В зале по-прежнему звучали болтовня и смех, слышался грохот игральных костей и требования принести еще эля, но Хардинг заметил только одно: как настороженно умолк мистер Тил, выслушав его. Хозяин постоялого двора потеребил оттопыренную нижнюю губу мозолистым большим пальцем, и задумчиво прищурился:
– Дезире, говорите? Давненько я не слышал этого имени. Зачем она вам?
Хардинг повертел перед собой кружку, подпер языком щеку изнутри.
– Уместный вопрос, мистер Тил. Я служу у одного поверенного… который как раз занят делом одного клиента – больше ничего не могу добавить. А Дезире живет поблизости? Сегодня я успею навестить ее?
Хозяин постоялого двора подозрительно поглядел на него и вдруг добродушно рассмеялся:
– Нет, сэр, вряд ли она вас примет. Уж извините за намек.
Хардинг с оскорбленным видом вскинул подбородок, но тут же вспомнил о сомнительной репутации Дезире и густо: покраснел.
– Я вовсе не собирался… я не хотел… послушайте, мне надо увидеть ее по делу.
Мистер Тил захохотал пуще прежнего, запрокинув голову:
– Полно вам, сэр! Все мы люди. А если хотите поговорить, так вам к лорду Осборну.
– К лорду Осборну? – Кажется, Джек говорил, что Дезире была любовницей дворянина. – Ясно. Это ее…
– Словом, вы меня поняли. – И хозяин постоялого двора опять расхохотался.
– Не уверен, что я готов беседовать с его светлостью…
– Он, конечно, граф, но такой учтивый джентльмен, что у него находится время для всех. Таких больше не сыскать. Утром первым делом ступайте в Осборн-Хаус, сэр, и скажите дворецкому, что вам к графу.
– Но у меня нет рекомендательных писем…
Мистер Тил заговорщицки подмигнул:
– А вы намекните про Дезире, и вас сразу примут. Ей-богу!
На следующий день Хардинг в наемном экипаже подъехал к особняку на склоне, холма. Всю дорогу он тревожился, не зная, примет ли его граф так неожиданно. Но попытаться все-таки стоило.
Вскоре лошади зацокали копытами по мощенной булыжником аллее, ведущей через ухоженный парк к елизаветинскому особняку. Еще до того, как возница остановился у каменной лестницы, двумя маршами ведущей к гигантской парадной двери, Хардинга прошиб пот. Какого дьявола он здесь делает? С какой стати решил лично представиться графу, да еще расспросить его о любовнице? Дурацкая затея. Но ради мисс Крэншоу он должен выдержать это испытание. Бог свидетель, девушка этого достойна – ласковая, обходительная, красивая… Она станет кому-то идеальной женой. Как ее милая тетушка. Хардинг остановился на второй ступеньке, подняв ногу и забыв поставить ее. Его осенило. Почему бы ему не жениться на миссис Брамбл? А Джеку – на Лайзе? Конечно, Джек в долгах, ему не на что содержать жену, но если бы он помирился с дедом. Господи, почему раньше ему это не приходило в голову? Хардинг надеялся, что мистер Фэрчайлд даст обет целибата и станет скромным сельским адвокатом, но, как выяснилось, напрасно. Лучший способ утолить плотские аппетиты мужчины – женитьба! Вот что настоятельно необходимо Джеку Фэрчайлду!
Исполнившись решимости, Хардинг взбежал по лестнице, перевел дыхание и постучал в дверь. Его впустили в холл два лакея в ливреях, навстречу гостю вышел мажордом – чинный, строгий с виду джентльмен, неудовольствие которого было ясно написано на худом лице со впалыми щеками.
– Чем могу служить, сэр? – снисходительно произнес мажордом, поджимая губы.
Хардинг смело улыбнулся и тут же смущенно одернул сюртук, который вдруг показался ему слишком коротким.
– Я хотел бы видеть его светлость… по личному делу.
– Понимаю. Будьте любезны оставить свою карточку, сэр. Сегодня граф не принимает.
– Да?.. – Хардинг прикусил губу и вдруг смело добавил: – Очень жаль. Видите ли, я насчет Дезире.
Губы мажордома по-прежнему были поджаты, брови нахмурены, но что-то в его облике неуловимо изменилось.
– Очень хорошо, сэр. Граф примет вас завтра ровно в час.
Этот момент крепко врезался в память Хардинга. Слово «Дезире» оказалось ключом, открывшим замок ящика Пандоры. Он вдруг почувствовал себя важной персоной. Небрежно согласившись на условия мажордома, он направился к экипажу, счастливый, как жаворонок в полете. Наконец-то Джеку Фэрчайлду повезло.
На следующий день Хардинг прибыл в особняк к назначенному часу. Его провели сначала в гостиную, отделанную в карминовых тонах, где ему пришлось подождать четверть часа, а потом – в бильярдную. Осборн-Хаус был выстроен первым графом Осборном, чтобы вместить многочисленную свиту королевы Елизаветы, в конце XV века. Этот дом, больше напоминающий дворец, был так огромен и настолько богато отделан, что Хардинг неприлично таращился по сторонам, разинув рот, и чувствовал, что у него уже кружится голова.
Никогда в жизни он не видел таких мраморных полов, дубовых панелей, искусных фресок, древних гобеленов и настенных росписей. Анфилада величественных покоев казалась бесконечной, все они содержались в таком безукоризненном порядке, точно граф с минуты на минуту ждал прибытия особы королевской крови. На стенах повсюду висели портреты благородных и серьезных людей с широкими ртами, худыми розовыми щеками и длинными носами – предков графа в пудреных париках, монархов в сверкающих коронах, епископов в высоких митрах, государственных деятелей, облеченных властью. Несомненно, за последние двести лет все эти люди побывали здесь. И вот теперь сюда попал Хардинг. С каждым шагом у него слабели колени, до бильярдной он едва добрел.
Громадная прямоугольная комната была полна занимательных вещей. На пушистом красном ковре стояли ломберные столы, секретер, столы для бильярда. Его светлость играл сам с собой. При виде графа Хардингу захотелось стать невидимым, но он напомнил себе, какая важная задача возложена на него, и застыл на пороге, пока чопорный слуга докладывал о нем.
– Милорд, к вам мистер Клейтон Хардинг, – объявил мажордом отчетливо, но негромко.
Граф склонился над шарами, внимательно изучил их расположение и сделал удар. Сухой треск столкнувшихся бильярдных шаров прозвучал неестественно громко. Граф пристально следил за шарами, пока они не остановились, удовлетворенно кивнул, выпрямился во весь рост и повернулся к Хардингу, легко опираясь на кий.
Этот человек с приятным аристократическим лицом в юности был, вероятно, дьявольски красив. С возрастом у него на щеках возникли глубокие вертикальные морщины – верный признак пристрастия к широким улыбкам. В медных волосах густо блестела седина, руки и лицо были усыпаны веснушками.
Граф выглядел холеным, но по-мужски, был одет в шелковый халат и домашние брюки. Он не боялся смотреть собеседнику в глаза и при этом излучал властность. Хардинг с трудом удержался, чтобы не потупиться.
Сунув руку в карман, граф вынул хрустальную табакерку, отделанную аметистами.
– Приветствую вас, мистер Хардинг. Не хотите ли понюшку? – дружески предложил он.
– Нет, милорд, благодарю. – Хардинг воспользовался случаем, чтобы перевести дыхание и переступить с ноги на ногу. – Этой модной привычки я так и не приобрел.
Граф задумался, кивнул и положил табакерку в карман, даже не открыв ее.
– Чаю? Надеюсь, чай вы пьете?
– Конечно, сэр. С удовольствием выпью.
Граф сделал знак хмурому мажордому:
– Распорядитесь, Хилари.
Отложив кий, он взмахом руки позвал Хардинга за собой к камину, где стояли два кресла. Усевшись и дождавшись, когда сядет гость, граф заговорил не сразу – прежде он долго вглядывался в лицо Хардинга.
– Признаться, мистер Хардинг, меня давно никто не спрашивал о Дезире.
Партия началась, и Хардинг понял, что должен вытянуть из собеседника как можно больше сведений, почти ничего не рассказав взамен. Граф не сводил с него умных, проницательных, но дружеских глаз.
Хардинг стойко выдержал его взгляд, и граф продолжал:
– Что вы хотите узнать о Дезире?
Хардинг прокашлялся.
– Сэр, я действую по поручению моего работодателя, мистера Джона Калхоуна Фэрчайлда, поверенного и внука лорда Татли.
Граф кивнул:
– Продолжайте.
– Мне почти нечего сказать, поскольку я знаю очень мало, но мистер Фэрчайлд хотел бы узнать о Дезире. Он поручил мне встретиться с ней самой и расспросить.
– Это невозможно. – Граф потер переносицу указательным пальцем.
– Милорд, я гарантирую полную конфиденциальность. Мне совершенно необходимо знать…
– Мистер Хардинг, Дезире умерла двадцать пять лет назад.
– …и если вы… – Хардинг разогнался так, что не сразу остановился, но вскоре до него дошел смысл последних слов. – Как умерла? Дезире нет в живых?
Граф кивнул и отвернулся к окну, за которым начинался моросящий дождь. В томительном молчании мажордом внес поднос с чайной посудой и поставил его на столик между креслами. В комнате слышалось только негромкое бульканье жидкости, наполняющей тонкие фарфоровые чашки. Мажордом молча ушел, граф очнулся от раздумий.
– Я был привязан к ней, – печально признался он, неторопливо отпивая из своей чашки. – Зачем она вам понадобилась спустя такой долгий срок?
Хардинг выпрямился.
– Видите ли, милорд, мистеру Фэрчайлду пришлось иметь дело с ее родственниками…
Услышав о родственниках, граф помрачнел:
– Какими?
Хардинг виновато пожал плечами:
– Пока не могу сказать, сэр, – это тайна. Но я постараюсь сообщить вам, как только смогу.
В глазах графа мелькнуло возмущение, но он согласно кивнул:
– Хорошо, мистер Хардинг. Я расскажу вам все, что смогу, Мне уже нечего терять. Дезире умерла двадцать пять лет назад – кажется, при родах. – Его голос зазвучал совсем тихо, – К своему стыду, об этом я почти ничего не знаю. Да, она была моей любовницей. Даже моя жена мирилась с ее существованием. Я поселил Дезире в Шеффилд-Кипе, одном из моих поместий в нескольких милях отсюда.
Дезире происходила из низших классов, была дочерью английского уличного торговца, но в юности прославилась в Париже как искусная куртизанка. Благодаря изумительной красоте она сумела возвыситься. Я встретил ее в Париже, влюбился и увез в Англию – в то время я еще был романтиком, способным на такие опрометчивые поступки. Без памяти влюбленный, я был готов жениться на ней, но отец подыскал мне невесту из нашего круга. Однако Дезире осталась моей любовницей, я по-прежнему любил ее.
Если не ошибаюсь, Дезире умерла, рожая моего ребенка. Девочку. У меня есть причины полагать, что наша дочь жива. Но найти ее я не могу. Кое-что я узнал из подслушанного разговора экономки Дезире. Она попросила расчет, когда поняла, что я разыскиваю ребенка. До сих пор она живет в городе, но больше не служит, и наотрез отказывается говорите со мной о своей покойной хозяйке.
Хардинг впитывал каждое слово.
– Мне известно, что экономка помогала Дезире при родах, а после ее смерти нашла девочке приют.
Хардинг быстро произвел подсчеты. Все это случилось двадцать пять лет назад. Значит, дочь лорда Осборна – ровесница мисс Крэншоу… Лайза Крэншоу!
Едва эта ошеломляющая мысль посетила секретаря, большие часы в углу пробили полчаса. Гулкие удары раздались так внезапно, что на миг у Хардинга онемели ноги, а лицо покрыла бледность.
– Сэру вы знаете имя своей дочери? – Секретарь жадно опустошил свою чашку. Чай успокоил натянутые нервы.
– Нет. Я ее никогда не видел. Только слышал, как миссис Холлоуэй шепталась о ней после смерти Дезире. Известию я был рад – у нас с женой не было детей. Если бы я нашел девочку, я признал бы ее моей дочерью и завещал ей состояние. Возможно, она даже не подозревает, кто она такая.
Хардинг чуть не поперхнулся чаем.
– Простите, сэр, как вы сказали? Миссис Холлоуэй?
– Да, экономка Дезире. А вы ее знаете?
– Понаслышке. Она писала родственникам Дезире.
Граф устремил на секретаря полный надежды взгляд:
– Вы думаете, среди этих родственников есть моя дочь?
– Я… не уверен, сэр, но может быть… – Хардинг медлил, хотя втайне был готов поручиться, что так оно и есть. Все сходилось. Миссис Холлоуэй пристроила ребенка Дезире в семью Крэншоу. И этот ребенок – Лайза. Очевидно, лорд Баррингтон узнал тайну, а Лайза пыталась уберечь приемных родителей от скандала. Неудивительно, что мисс Крэншоу безгранично доверяла миссис Холлоуэй! Только экономке она могла доверить свой секрет – что она незаконнорожденная дочь аристократа.
Лорд Осборн умолк, попивая чай, потом снова перевел на Хардинга проницательный взгляд.
– Я принял вас, мистер Хардинг, подумав, что вы знаете что-то о моей дочери.
Хардинг поставил чашку на блюдечко и с сожалением покачал толовой:
– Сожалею, милорд, хороших вестей я не привез. И не могу разглашать подробности дела: мой работодатель, поверенный, обязан по долгу службы соблюдать строжайшую конфиденциальность. Могу только сказать, что в Миддлдейле вдруг всплыло имя Дезире. Когда ситуация прояснится, мистер Фэрчайлд известит вас. И еще… я хотел бы увидеть портрет Дезире, если он у вас: есть. Может быть, мне удастся узнать вашу дочь по сходству с матерью.
– Вот он. – Граф указал на дальнюю стену комнаты. Хардинг увидел на ней еще один портрет – на этот раз поразительно прекрасной женщины. Полотно было небольшим, не более фута в высоту, и висело не в середине стены, а ближе к краю, словно оставляя место для другого портрета. – Подойдите поближе, посмотрите, как она была хороша, – предложил граф и повел Хардинга к картине.
Секретарь в изумлении воззрился на портрет. У женщины на нем была белоснежная кожа и темно-синие глаза необычного разреза. И белые волосы – Хардинг не сразу понял, что это напудренный парик, какие носили в те времена. Тончайшую талию подчеркивали корсет и покрой платья, женщина смотрела перед собой задумчиво и грустно.
– Она… изумительна, – неловко произнес Хардинг.
Он действительно уловил в Дезире сходство с Лайзой Крэншоу, но оставил эту мысль при себе.
– Да, Дезире была прекраснейшей из женщин. – Граф скрестил руки на груди и поднял брови, словно впервые осознал: смысл собственных слов. Заметив, что Хардинг с любопытством посматривает на пустую стену рядом с картиной, он объяснил: – Здесь висел еще один портрет Дезире, но его украли в прошлом году. Обе картины работы Томаса Лоуренса, который теперь знаменит. Его полотна резко выросли в цене.
– Украли, говорите? Какая жалость.
Его сочувствие смягчило графа.
– Вы правы. Особенно потому, что его украл, можете себе представить, виконт. Юнец без стыда и совести, позорящий славное имя предков. Я пригласил его в гости потому, что знаком с его отцом, а этот молокосос украл портрет. Несомненно, чтобы расплатиться с карточными долгами или побывать в курильне опиума. Он из таких. Я не стал поднимать шума из уважения к его отцу, маркизу Перрингфорду.
Хардинг чуть не ахнул вслух. Все кусочки мозаики укладывались на свои места с головокружительной скоростью.
– Простите, сэр, не хочу показаться назойливым, но не был ли этим человеком лорд Баррингтон?
Осборн нахмурился.
– Да, клянусь Иовом! Слушайте, сэр, думаю, вам пора объяснить истинную цель своего визита.
Хардинг ответил ему взглядом в упор.
– Милорд, хорошие секретари не выдают тайны хозяев. Но кажется, у меня есть сведения о вашей дочери и даже о пропавшем портрете. Это только догадки; но уверяю вас, как только они подтвердятся, я сразу сообщу вам все – едва мистер Фэрчайлд разделается с этим негодяем. Я знаю одного торговца, который воспитал вашу дочь, как родную. Как только я приду к убеждению, что не ошибся, я напишу вам. Моего слова вам достаточно, милорд?
– Полагаю, мне в любом случае придется им удовлетвориться. Я уже отчаялся найти дочь, потому рад любой помощи и надежде. – Твердые губы графа медленно растянулись в улыбке. – А теперь предлагаю допить чай. Таких хороших новостей мне уже давным-давно никто не привозил. Я не прочь насладиться чудесной минутой.
Глава 27
Хардинг переночевал на постоялом дворе «Вздыбленный конь» и на следующий день вернулся в Миддлдейл. Граф уговорил его отправиться в обратный путь в роскошном ландо – таком мягком, покойном и богато отделанном, что у Хардинга не повернулся язык отказаться. Ради гордости не стоило жертвовать комфортом. Была бы рядом миссис Брамбл! Покачиваясь на мягком сиденье, Хардинг чувствовал себя почти королем, в одиночку разъезжающим в карете, запряженной четверкой.
Хардинг долго и напряженно размышлял о разговоре с графом. Откровения Осборна потрясли его. Кража портрета доказывала, что именно о Дезире мисс Крэншоу упоминала в письмах. Очевидно, этим портретом Баррингтон шантажировал ее и вынуждал выйти за него замуж. Хардинг уже почти не сомневался, что мисс Крэншоу утаила от Джека истину. Значит, она дочь лорда Осборна! Хардинг не мог дождаться минуты, когда сообщит эту новость мистеру Фэрчайлду.
Ландо лорда Осборна остановилось у миддлдейской конторы на закате. Хардинг с разочарованием обнаружил, что и его хозяин, и клерк куда-то исчезли. В записке говорилось, что после какого-то трагического события они уехали в замок Татли. Хардинг решил завтра нанять экипаж и отправиться за ними, пускаться в такое путешествие ночью он не отважился.
В доме на Хенли-стрит он провел бессонную ночь и поднялся рано, чтобы заняться неотложными делами для Бартоломью Крэншоу. В конце концов, мистеру Фэрчайлду требовалось не только рассчитаться с долгами, но и зарабатывать себе на жизнь. К середине утра Хардинг взялся за шляпу и уже собирался уйти, как в дверь постучали. Раздосадованный неожиданной помехой, он хотел было не открывать и ускользнуть черным ходом, но совесть не позволила.
– Минутку! – воскликнул он, подошел к двери и распахнул ее. Ему понадобилось целых пять секунд, чтобы понять, кто пришел. А когда он понял, у него остановилось сердце.
Первым, на что он обратил внимание, были глаза гостьи – глубокого сапфирового оттенка, миндалевидные, с необычным разрезом. Слетка пополневшее за последние годы, ее лицо по-прежнему оставалось женственным. Она была прекрасна, хотя блистала уже не юной, а зрелой женской красотой. И чем-то еще отличалась от собственного портрета… Чем же? Ах да – волосами! Вместо пудреного парика ее голову венчали светло-каштановые волосы, посеребренные сединой, уложенные на макушке и заколотые гребнями. Если бы не вчерашняя доездка в Осборн-Хаус, Хардингу и в голову не пришло бы, что перед ним Дезире. А теперь перед ним стояла французская куртизанка Дезире собственной персоной – словно оживший, призрак. Очевидно, графа ввели в заблуждение. Дезире жива.
Хардинг долго и напряженно размышлял о разговоре с графом. Откровения Осборна потрясли его. Кража портрета доказывала, что именно о Дезире мисс Крэншоу упоминала в письмах. Очевидно, этим портретом Баррингтон шантажировал ее и вынуждал выйти за него замуж. Хардинг уже почти не сомневался, что мисс Крэншоу утаила от Джека истину. Значит, она дочь лорда Осборна! Хардинг не мог дождаться минуты, когда сообщит эту новость мистеру Фэрчайлду.
Ландо лорда Осборна остановилось у миддлдейской конторы на закате. Хардинг с разочарованием обнаружил, что и его хозяин, и клерк куда-то исчезли. В записке говорилось, что после какого-то трагического события они уехали в замок Татли. Хардинг решил завтра нанять экипаж и отправиться за ними, пускаться в такое путешествие ночью он не отважился.
В доме на Хенли-стрит он провел бессонную ночь и поднялся рано, чтобы заняться неотложными делами для Бартоломью Крэншоу. В конце концов, мистеру Фэрчайлду требовалось не только рассчитаться с долгами, но и зарабатывать себе на жизнь. К середине утра Хардинг взялся за шляпу и уже собирался уйти, как в дверь постучали. Раздосадованный неожиданной помехой, он хотел было не открывать и ускользнуть черным ходом, но совесть не позволила.
– Минутку! – воскликнул он, подошел к двери и распахнул ее. Ему понадобилось целых пять секунд, чтобы понять, кто пришел. А когда он понял, у него остановилось сердце.
Первым, на что он обратил внимание, были глаза гостьи – глубокого сапфирового оттенка, миндалевидные, с необычным разрезом. Слетка пополневшее за последние годы, ее лицо по-прежнему оставалось женственным. Она была прекрасна, хотя блистала уже не юной, а зрелой женской красотой. И чем-то еще отличалась от собственного портрета… Чем же? Ах да – волосами! Вместо пудреного парика ее голову венчали светло-каштановые волосы, посеребренные сединой, уложенные на макушке и заколотые гребнями. Если бы не вчерашняя доездка в Осборн-Хаус, Хардингу и в голову не пришло бы, что перед ним Дезире. А теперь перед ним стояла французская куртизанка Дезире собственной персоной – словно оживший, призрак. Очевидно, графа ввели в заблуждение. Дезире жива.