выяснить кое-что у нее тет-а-тет.
-- Что за подозрения? -- выпятил чахлую грудь Жопес.
-- Этого я сейчас сказать не могу.
-- Пойдем, Жопес, -- принялся увещевать того Юрико. -- Если
господин Болин говорит надо, значит, надо. Доверься мне.
Видимо, младший Сосланд почувствовал запах жареного. Перед
глазами его уже, наверно, возникла икона под названием
"Изобличение раба Божьего Жопеса во всех тяжких грехах" или
"Воскресение -- сошествие Жопеса во ад". Однако я был настроен
более пессимистически, а посему, когда Жопес удалился, ведомый
под руку Юрико, даже не сдвинулся с места.
-- Ты забываешь о распоряжении Лили, -- спокойно проговорил
я. -- Мое присутствие необходимо на всех стадиях расследования.
Я буду жаловаться "голым пистолетам", которые и так у нас уже
находятся на голодном пайке.
-- Мне нужно, чтобы ты вышел! -- Джаич свирепо уставился на
меня.
Павлинова похотливо улыбнулась.
Черт с вами! Не свечку же мне держать в конце концов.
Я перешел в большую комнату и принялся рыскать взглядом по
полкам: в надежде обнаружить что-нибудь съестное. У меня
создалось впечатление, что, когда мы только вошли, на одной из
них стояло большое блюдо с печеньем. Блюда не было.
Антикварщики тоже почти все разошлись. Лишь Артур Ризе о чем-то
беседовал с фрау Сосланд. Поодаль стояли Жопес и Юрико.
-- Этот тоже почему-то вышел, -- проронил Жопес, пытаясь
просверлить взглядом закрывшуюся за моей спиной дверь.
-- Значит, так надо, -- улещивал его Юрико голосом домашнего
лекаря.
-- Какие-то еще подозрения! Бред! -- возмущенно прокукарекал
Жопес.
Беседа наедине затягивалась. Жопес начал изнывать, затем не
на шутку встревожился.
-- Пора бы ему уже, -- сказал я и посмотрел на часы.
-- Что значит, пора?! На что вы намекаете?! -- тут же
взорвался Жопес.
Наконец, Таня Павлинова грациозно выплыла из кабинета.
Следом двигался Джаич. Жопес мигом бросился к ним.
-- Теперь я вправе поинтересоваться, о каких подозрениях
идет речь?
-- Пока ничего конкретного вам сказать не могу.
-- А мне? -- поинтересовался Юрико.
-- Вам тоже.
Еще бы!
Юрико разочарованно вздохнул.
-- Безобразие! -- воскликнул Жопес.
Затем схватил Павлинову в охапку и поволок к двери.
-- Ты ее там случайно не изнасиловал? -- осведомился я.
-- Почему ты так решил?
-- Когда она выходила, у нее был слишком довольный вид.
-- Она сама кого хочешь изнасилует, -- подал голос Юрико.
-- И давно она у Тухера?
-- У кого?
-- Ну, у Жопеса.
-- А, недавно. Думаю, недели три.
-- Занятная особа, -- загадочно произнес Джаич, и я подумал,
что он ее или она его -- суть не так важно.




После моего доклада полуголым "голым пистолетам", ошалевшим
от подобного развития событий, -- еще бы! Вместо заурядного
хулиганства постоянно растущая гора трупов, -- мы с Джаичем
отправились в ресторан.
Откровенно говоря, я совершенно не разделял воодушевления
Джефферсона и КН. Дело приобретало все более угрожающий оборот.
В наличии имелось уже двое убитых, не считая парижан, а
следствию не удалось продвинуться ни на шаг. Напротив,
количество версий неудержимо росло, а за деревьями, как
говорится, леса не видно.
Ресторанчик оказался так себе, не чета "Блудному сыну". Мы
заказали по порции говяжьей вырезки и салат. Джаич большими
кружками поглощал пиво.
-- Версий много, -- начал я, -- но все же наиболее
впечатляющей выглядит версия КГБ. На втором месте -- моя, с
маньяком.
-- КГБ здесь ни при чем, -- отрезал Джаич.
-- Ну да, конечно! Другого я от тебя и не ждал. Разумеется,
можно отбросить версию КГБ как самую взрывоопасную и создавать
перед семьей Сосланд видимость активной деятельности. Но эдак
всех берлинских антикварщиков перещелкают одного за другим.
Тогда уж лучше сразу расписаться в своей полной беспомощности.
-- Это не КГБ, -- стоял на своем Джаич.
-- Разрешите полюбопытствовать, откуда такая непоколебимая
уверенность?
-- Комитет никогда не станет заниматься подобным маразмом.
Появись у них интерес к вывезенным из страны ценностям, они бы
инсценировали ограбление, а не стали бы поливать их из
аэрозольных баллонов. Какой смысл?
-- Ага, значит, ты все-таки признаешь, что наиболее
вероятной причиной происходящего является чей-то интерес к
предметам, вывезенным именно из России. Ведь в антикварных
магазинах продаются отнюдь не только они.
-- Но православные иконы есть практически у каждого. А
помимо этого, фаянс, фарфор, книги, раритеты. Скажем, у Бенеке
недавно было несколько писем Алексея Толстого, а у Ризе имеется
скрипка работы мастера Батова.
Всей этой информацией его, разумеется, снабдил Юрико.
-- Ты понимаешь... -- Я отсек от своей вырезки приличный
ломоть и усердно заработал челюстями. -- Конечно, в данных
действиях смысл уловить нелегко, но не мне тебе объяснять, что
КГБ -- организация архихитрая и изощренная. Догадаться об
истинных мотивах их поведения вообще не всегда возможно.
-- Кто бы мог подумать, -- иронически отозвался Джаич.
Вокруг него уже клубилось облако "Партагаза".
-- Не вижу ничего хорошего, если расследование пострадает
из-за твоей хронической привязанности к этой организации, --
настаивал я. -- Ты даже не хочешь рассмотреть всерьез эту
возможность, хотя, пожалуй, только КГБ под силу подобные
манипуляции с замками и сигнализацией.
Я посмотрел на него с вызовом. Последний довод представлялся
мне достаточно веским.
-- Как ты думаешь, кто такая Таня Павлинова? -- неожиданно
поинтересовался Джаич.
-- То есть как это кто? Любовница Жопеса. Хотя теперь,
возможно, не только его.
-- Очень ценное дополнение, -- сказал Джаич и отхлебнул
пива. -- Я познакомился с ней много лет назад под Витебском. В
одной из спецшкол КГБ.
Я разинул рот. Вот уж чего-чего, а этого я не ожидал.
-- Разумеется, ты понимаешь, что пока это не для сумасшедших
"пистолетов". Я и тебе доверился только оттого, что, возможно,
в ближайшее время нам предстоит совместно рисковать жизнью.
-- Значит, ты уже знаешь, в чем тут дело? -- уточнил я.
-- Ни черта я не знаю! Знаю только, что КГБ здесь ни причем,
поскольку они сами обеспокоены случившимся. Они предполагают,
что против них готовится какая-то широкомасштабная провокация.
-- И поэтому Павлинова сделалась любовницей Жопеса?
-- Приблизительно. И настоящая фамилия ее, разумеется, не
Павлинова.
-- А какая?
-- Не твое дело.
-- М-да...
Какое-то время я занимался одновременным перевариванием пищи
и информации
-- Ну тогда остается моя версия с маньяком. Не имеешь ничего
против?
-- Не буду иметь, если объяснишь, каким именно образом у
маньяка оказался пистолет прапорщика Никодимова.
-- Он ему его продал. Дело в том, что маньяком вообще может
быть выходец из России. И он мстит за то, что антикварщики
способствуют вывозу культурных ценностей за рубеж. Надеюсь, ты
обратил внимание, что и в Париже и здесь жертв не убивают -- их
казнят.
-- В Париже -- да. Здесь же подобное известно пока только в
отношении Бенеке. И то исключительно со слов Пауля фон Лотмана.
-- Не сомневаюсь, что все это подтвердится.
-- Тогда твоя версия будет иметь право на существование.
-- Ах, какой добрый дядя! -- не выдержал я. -- Единственная
версия, которая почти все объясняет. Может быть, у тебя имеется
другая?
-- Конечно, -- Джаич изо всех сил старался казаться
невозмутимым. -- Мне, например, больше понравилось
предположение Марка Немировского, что это дело рук одного из
конкурентов. Во-первых, как заметила еще фрау Сосланд,
злоумышленник хорошо разбирается в антиквариате, во-вторых,
именно в данном случае нет смысла что-либо воровать, поскольку
реализовать это все равно не удастся. Напротив, взятое явилось
бы потенциальной уликой. Задача здесь может быть только одна --
запугать конкурентов до смерти и завоевать рынок.
-- Он их не запугивает до смерти, а применяет для этого
огнестрельное оружие.
-- Ну, это когда менее эффективные меры не приносят
результата.
-- Тогда встречный вопросик, -- я насадил на вилку очередную
порцию вырезки. -- Каким именно образом пистолет прапорщика
Никодимова оказался у нашего гипотетического кровожадного
антикварщика?
-- А кто тебе сказал, что он у него оказался? Антикварщик
мог нанять самого прапорщика Никодимова или Гунько. Или их
обоих.
-- Но, насколько я понял, Никодимов и Гунько дезертировали
совсем недавно. Как они могли умудриться устроить разборку в
Париже?
-- В Париже исполнители были другими. Заказчик -- тот же.
-- Хорошо, тогда нам остается выяснить, кто из антикварщиков
торгует и в Берлине, и в Париже. И дело в шляпе. Насколько я
помню, из таковых имеется только Барбара Штилике. Но у меня
сложилось впечатление, что это мелкая сошка. Если, разумеется,
за ней никто не стоит.
-- Видишь ли, не исключен вариант, что этот некто работает
пока что только в Берлине, или только в Париже, а, возможно, к
примеру, и только в Вене. И заблаговременно готовит для себя
повсюду благоприятную почву.
-- Ну, тогда задача практически неразрешимая. Пойди туда, не
знаю куда, найди то, не знаю что. Маньяка было бы выловить
гораздо проще. Советую принять мою сторону.
-- Да не верю я в существование подобного маньяка! Это раз.
Маньяки в основном обитают в американском кино. А, к тому же,
совершенно не нахожу, чтобы разыскать его оказалось проще.
Единственное, от чего реально мы можем оттолкнуться, это
пистолет прапорщика Никодимова.
-- И как ты собираешься отталкиваться?
Он хитро улыбнулся.
-- Поскольку с Павлиновой мы старые приятели, мне удалось
выяснить, что служили Никодимов и Гунько в Вюнсдорфе. И еще
кое-что удалось разузнать.
-- Ага, -- осклабился я.
-- Не знаю, почему это вызывает у тебя сарказм.




Вечером Джаич отправился в пивную, что напротив магазина
Юрико, на очередное рандеву с красномордыми. Я же предпочел
остаться дома. Я бы, конечно, съездил на улицу "17 июня", но
под рукой не оказалось автомобиля. Надо будет попросить Джаича,
чтобы выбил из Горбанюка еще один.
Пришлось ограничиться прогулкой с Саймоном по опустевшим
улицам. А по возвращении домой меня ждал сюрприз. На диване в
большой комнате сидели Малышка с Троллем и о чем-то яростно
спорили.
-- Я ведь говорил, чтобы ноги вашей здесь не было! -- тут же
вспылил я. -- Немедленно отправляйтесь восвояси.
-- Ну вот еще, -- запротестовал Тролль. -- Вместо того,
чтобы пожать мою мужественную руку и чмокнуть в щеку Малышку,
он открывает вот такое орало... -- Его руки сделали движение,
напоминающее жест рыболова, когда тот хвастается особенно
крупным уловом, только ладони разошлись не в горизонтальном, а
в вертикальном направлении. -- Мы, между прочим, более суток в
пути, пересекли три границы, ужасно устали, хотим кофе и даже с
места не сдвинемся.
-- Ты не будешь указывать мне, куда чмокать Малышку!
Все же Малышку я поцеловал, но Троллю руки не подал.
-- Может быть, у вас и виза немецкая имеется? -- съязвил я.
-- Может, и была бы, соизволь ты побеспокоиться о наших
заграничных паспортах.
-- Я тебе сто раз говорил: для этого нужна фотография...
-- Очень мило! Фантом должен предоставить тебе фотографию!
Ты -- самый худший из всех бюрократов России.
-- Ладно, заткнись!
Я сконцентрировал внимание на Малышке.
-- Как поживаешь, радость моя?
-- Я очень по тебе соскучилась.
-- Я тоже.
-- Жалкий лицемер! -- вновь вмешался Тролль. -- А как же
улица "17 июня"? А поганый секс-шоп, из которого ты вылетел,
будто ошпаренный?
Я мигом пришел в бешенство и поискал глазами какую-нибудь
емкость, чтобы наполнить ее водой. Но по всей комнате валялись
только мятые металлические банки из-под пива.
-- Ладно, ладно, -- буркнул Тролль. -- Мокрушник хренов...
Так и быть, оставлю вас наедине. Отчет о проделанной работе
готов заслушать позднее.
Его наглости не было предела.
Тролль удалился в чулан, а я повалил Малышку на пол и
занялся с нею любовью. Использовать для этого диван Джаича
почему-то не хотелось.




Проснувшись утром, я обнаружил, что Джаич не ночевал дома.
Очень мило с его стороны! И главное -- вовремя! Интересно, с
кем это он разделил ложе? Уж наверняка не с фантомами.
Я позавтракал в гордом одиночестве, погулял с Саймоном,
минут пятнадцать пререкался с Троллем, а Джаич все не
появлялся. Наконец, мое терпение лопнуло, и я поехал
осматривать город. Ведь до сих пор, по сути, я его так и не
видел.
Нужно сразу сказать, что в восторг я не пришел. Немыслимое
нагромождение домов, крупномасштабные ремонтные работы повсюду.
Полное отсутствие какого-либо ансамбля, единого архитектурного
стиля. Ничегошеньки, что могло бы порадовать глаз. Берлин
определенно не являлся "праздником, который всегда с тобой".
Я побродил по Александрплатц, потом проехал две остановки на
С-бане2 и прошелся по Унтер-ден-Линден.
Дворцы, конечно, впечатляли, и Бранденбургские ворота -- тоже.
Но помимо этого я не обнаружил практически ничего, достойного
внимания. Рейхстаг откровенно разочаровал. Раньше я представлял
его себе значительно более крупным и внушительным. Или он так и
застыл с опущенными плечами, ссутулившись после того, как его
взяли штурмом русские солдаты?
И еще: в Берлине, если не считать здания "Европа-центр" на
Курфюрстендам, совершенно отсутствовали небоскребы. Да и
"Европу-центр" можно было отнести к небоскребам лишь очень
условно . Тоже мне, дикий Запад!
Короче, домой я вернулся не в самом восторженном состоянии,
а тут еще выяснилось, что Джаича до сих пор нет. Я почитал
Фолкнера. Конечно, с большим удовольствием я полистал бы
Фитцжеральда, но вчера вечером я начал Фолкнера, а я всегда
дочитываю до конца книгу, в которой прочел хотя бы три
страницы.
К половине четвертого пополудни меня начало охватывать
беспокойство. Сначала это была какая-то смутная тревога, затем
упорное игнорирование часовых стрелок и насильственное
обращение своего взора к книге. Потом все же страх навалился на
меня огромной тяжестью.
Я вскочил с дивана, наспех затолкал в рот кусок пиццы,
прислушиваясь к любому шороху, и помчался в магазин Юрико. На
подходе к дому я немного успокоился, поскольку обнаружил
"Варбург", томящийся под палящими лучами солнца. Видимо,
температура воздуха в нем была сейчас не меньше, чем в сауне.
Но это, по крайней мере, говорило о том, что Джаич не угодил в
автокатастрофу и должен находиться где-то поблизости. Может
быть, в магазине?
Однако своими словами Юрико поставил крест на моих надеждах.
-- Ну, где вы пропадаете?! -- набросился он на меня. --
Сегодня ночью эти бандюги побывали здесь снова! Полюбуйтесь!
Большинство его икон и часть фарфора были свеже выкрашены.
Фрау Сосланд, вооруженная тряпкой и ведром воды, занималась
восстановительными работами.
-- Какое счастье, что они пользуются легко смываемыми
красителями! -- воскликнула она.
-- Конечно, счастье, -- отозвался Юрико. -- Такое счастье,
что меня скоро кондрашка хватит.
-- А где Джаич? -- полюбопытствовала фрау Сосланд,
оборачиваясь ко мне.
-- А его не было здесь сегодня? -- Я напряженно замер.
-- Нет. -- Они оба оставили работу и внимательно посмотрели
на меня.
-- Дело в том, что мы решили разделиться, -- попытался я
выкрутиться. -- Каждый взял на себя определенную часть
расследования, а встретиться договорились у вас.
-- Ну и что ваша часть расследования? Принесла хоть
какие-нибудь плоды?
-- Безусловно! Однако информацию еще нужно обмозговать, -- я
поспешил замять тему.
-- А ваша колымага, между прочим, целый день простояла
здесь, -- заметила фрау Сосланд.
-- Правильно, -- кивнул я, -- так и должно быть.
И поспешил покинуть магазин. Немного покрутившись подле
"Варбурга", я сообразил, что это небезопасно. При том условии,
разумеется, что с Джаичем действительно стряслась беда. Я
принялся исподтишка оглядываться, но не обнаружил за собой
никакой слежки. Что, конечно же, ровным счетом ничего не
значило.
Было уже около шести часов вечера. Жара потихоньку
переходила из разряда убийственной в разряд тяжелопереносимой.
Я шел по улицам, нашпигованный чугунным страхом. В животе
словно засело чугунное ядро. Я еле шевелил чугунными руками и
едва передвигал чугунными ногами. Все встречные казались мне до
крайности подозрительными. Зловещие ухмылки, двусмысленные
взгляды, лживое проявление полного отсутствия интереса ко мне.
Я совершил ряд маневров, дабы убедиться, что за мной и в
самом деле никто не следит. И все же полной уверенности в этом
не было. Чего только я не передумал! И какой я дебил. И что
хорошо говорить, что на том свете деньги не нужны, когда ты на
этом свете и при деньгах. А когда ты действительно оказываешься
на том свете, то они и в самом деле становятся не нужны. Была
бы у меня семья, так хоть ей бы что-то осталось. А кто у меня
есть? Малышка да Тролль. Да Саймон.
Проклятый Джаич! Если он объявится целым и невредимым, не
знаю, что я с ним сделаю!
Когда стемнело, я осмелился еще раз приблизиться к
"Варбургу". Он уныло стоял на прежнем месте, под светом
уличного фонаря, однако теперь к лобовому стеклу дворником была
прижата записка. Естественно, у меня зачесались руки взять ее,
но это ведь могла быть ловушка. Поэтому я наблюдал за запиской
издали и облизывался.
Ну ее!!!
В пивной красномордые гоняли биллиардные шары. Увидев меня,
они тут же набросились с расспросами о Джаиче. Оказывается, он
таки побывал здесь вчера и обобрал всех подчистую. Теперь они
жаждали реванша.
Я с сожалением пожал плечами, и они пригорюнились. Кельнер
поставил передо мной бокал светлого пива, и я принялся быстро
пить его маленькими глоточками, одновременно пытаясь
разобраться в ситуации.
Вероятнее всего, Джаич вышел отсюда где-то около двенадцати,
но в "Варбург" не сел. Почему? Заметил что-нибудь
подозрительное? Ведь именно этой ночью злоумышленники очередной
раз посетили лавку Юрико. Проследить за ними, разумеется, он
мог только на "Варбурге". Вряд ли он делал попытку задержать
их, поскольку "Макаров" остался дома, а с собой у него была
только скакалка. Но "Варбург" здесь, а его нет. Что это
означает?
Атас! -- подумалось мне. -- Приплыли!
Я выбрался на свежий воздух. В полусотне метров отсюда на
лобовом стекле "Варбурга" соблазнительно белела записка. А
вдруг это весточка от Джаича? Я решительно направился к
"Варбургу" и вытащил из-под дворника вожделенный листок. Ничего
не случилось. Я не взлетел на воздух вместе с автомобилем, в
меня не послали автоматную очередь, и даже не появились дюжие
парни в одинаковых костюмах чтобы затолкать меня в
притормозивший "Мерседес". Я развернул записку... Штраф за
стоянку в неположенном месте.
Напряжение минувшего дня неожиданно дало себя знать. Сломя
голову я бросился на Фридрихштрассе, в наше берлинское
представительство. Было уже совсем поздно, но на мое счастье
там оказалась дежурная -- пожилая немка, этакая клуша, с трудом
объясняющаяся по-русски. Я заявил, что мне срочно нужен
Горбанюк. Клуша отрицательно покачала головой: мол, у того
давно уже "Феиерабенд"3. Я потребовал номер
его домашнего телефона. Она снова отрицательно покачала
головой: "Датенсцчутзгесетз4". Тогда я
позвонил Лили. Причем, задействовал канал экстренной связи --
радиотелефон, всегда находящийся рядом с ней.
-- Я сылушаю? -- послышался голос Бондо.
Значит, Лили уже легла спать. Я вспомнил, что местное время
отличается от московского на два часа и чертыхнулся.
-- Мне нужно срочно переговорить с Лили, -- тем не менее
заявил я.
-- Это нэвозможно, -- отозвался руководитель охраны. --
Толко завтра утром.
-- Но дело не терпит отлагательств. Джаич исчез!
-- Ну, нычего страшного...
-- Конечно, для тебя "нычего" страшного! Ведь у тебя на
хвосте гангстеры не сидят!
-- Подумаешь, гангстэры...
Разговор обещал получиться на редкость содержательным.
-- А Пью Джефферсон, между прочим, тоже считает дело
безотлагательным! -- в отчаянии выпалил я.
-- Вот пуст он и позвоныт.
Бондо бросил трубку.
Полный атас!
Я связался с "голыми пистолетами". Те, видимо, развлекались
после напряженного трудового дня. Через трубку до меня
доносились звуки музыки и женский визг. Однако Курт Трахтенберг
отнесся к сообщению серьезно. Я слышал, как он что-то сказал
по-французски Жану Дюруа, затем трубку взял Пью, и я понял, что
он уже готов звонить Лили. Я принялся ждать.
Немка-дежурная ходила взад-вперед, косо посматривая в мою
сторону. Весь вид ее говорил о том, что происходящее ни в коей
мере ее не касается. За ее спиной мерцали экраны работающих
дисплеев.
Прошло десять минут, пятнадцать, двадцать. Я встал с кресла
и тоже принялся ходить по комнате. Немка -- в одну сторону, я
-- в другую. Сколько может это продлиться? У меня, в конце
концов, Саймон дома не выгулянный.
Наконец, Лили позвонила.
-- Куда делся Джаич? -- сонным голосом поинтересовалась она.
-- Помнишь, мы в детстве любили смотреть мультик, в котором
снегурочку ребята уговорили прыгнуть через костер. Она прыгнула
и растаяла. Джаич тоже попытался прыгнуть через костер. И тоже
растаял.
-- Что ты меня тут сказками посреди ночи потчуешь?
-- А такими сказками по ночам и потчуют. Любителей острых
ощущений.
-- Не морочь голову, мне завтра вставать ни свет, ни заря! У
тебя есть конкретные предложения?
-- Да.
-- Какие?
У меня дрогнул голос:
-- Забери меня отсюда.
-- Будем считать, что это -- такая бухгалтерская шутка. --
Она помолчала. -- Ты должен разыскать Джаича и как можно
быстрее.
-- Послушай, Лили, -- проговорил я. -- Пройдет много лет. В
нашей школе устроят юбилейный вечер. Соберутся бывшие
одноклассники, столь горячо любимые нами. И они тебя спросят:
"Лили, а где же Крайский, Лили?"
-- Молодец, -- похвалила она меня. Вероятно, она уже
окончательно проснулась, голос ее ожил. -- Очень впечатляет.
Мне кажется, как писатель ты развиваешься в нужном направлении.
-- Но исчезновение Джаича -- это не плод моего воображения!
Его нет! Понимаешь? Нет!!! И не мое дело его разыскивать. Или,
вернее, его труп.
-- Ну ты и паникер, я погляжу! А Пью еще утверждает, что ты
хорошо вписался в разработанную схему. Неужели он мог в тебе
так ошибиться?
Продолжать разговор далее было бессмысленно
-- Весьма благодарен мистеру Джефферсону за столь лестную
оценку, -- я уже намеревался положить трубку, но тут меня
осенило. -- Скажи по крайней мере Горбанюку, чтобы он мне
оказывал всестороннюю поддержку.
-- Вот это деловой разговор. Я скажу ему, чтобы он, как
джин, исполнял все твои пожелания. Ты даже можешь держать его
при себе в бутылке. Вот видишь, я тоже умею рассказывать
сказки.
Наступила пауза.
-- Крайский, -- наконец, сказала Лили.
-- Да?
-- Ты найдешь Джаича?
-- Постараюсь. -- Услышал я свой голос. Без сомнения это был
мой голос, поскольку клуша почти не говорила по-русски. Кто-то
привел этот голос в состояние "воспроизведение", и я вынужден
был продолжить. -- Здесь дежурит одна пожилая немецкая мадам,
скажи ей, чтобы она не вые... чтобы она выдала мне домашний
телефон Горбанюка.
-- Дай ей трубку.
Я протянул трубку клуше, и та откликнулась без особого
восторга.
-- Датенсцчутзгесетз... -- начала было она, но яростный
голос из трубки ее подавил. Клуша покраснела. Затем произнесла:
-- Яволь, -- и дала отбой.
Молча извлекла из письменного стола записную книжку и
протянула мне. Я открыл ее на букву "Г" и набрал номер.
Откликнулся приятный женский голос.
-- Горбанюка мне, -- рявкнул я.
Если бы наши голоса могли быть одушевлены, они бы, наверно,
обернулись нежной ланью и бросившимся на нее хищником.
-- А это кто? -- затрепетала лань.
-- Крайский. По чрезвычайно важному делу.
-- Но ведь сейчас ночь!
-- Послушайте! -- Хищник уже завалил добычу и плотоядно
скалил зубы. -- Когда я говорю: по чрезвычайно важному делу,
это означает, что через секунду он уже должен стоять у
телефона.
-- Но он в ванной! Принимает душ!
-- А мне плевать! Ничего страшного не сделается, если он
подойдет мокрый. Я даже не стану возражать против мыльной
пены...
-- Хорошо, -- в отчаянии произнесла она (предсмертный писк),
-- я отнесу ему телефон туда.
Через минуту послышался шум льющейся воды и недовольный
голос Горбанюка:
-- Я слушаю.
-- Это Крайский, Горбанюк. У меня для вас очень неприятная
новость: Джаич исчез.
-- М-да, -- пробурчал Горбанюк, -- этого и следовало
ожидать.
-- Я только что разговаривал с Лили, и она пообещала мне
полнейшее ваше содействие.
-- Гм... В чем?
-- В розысках Джаича.
-- Гм... Ну, хорошо. И чем же я могу быть полезен?
-- Мне нужна машина.
-- Как?! Опять?! А куда же, разрешите полюбопытствовать,
подевалась предыдущая?! Тоже исчезла?! Вместе с Джаичем?
-- Отнюдь, и я даже знаю, где она находится. Но меня она
больше не устраивает. К тому же ключи от нее остались у Джаича.
-- Вы меня со свету сживете! Ей-богу!
-- Ну, ну, Горбанюк, не скромничайте, -- сказал я и понял,
что, очевидно, сейчас здорово напоминаю тому Джаича. А раньше
он принимал меня за куда более интеллигентного индивидуума.
Он тяжело вздохнул.
-- Когда вам нужна машина?
-- Прямо сейчас, -- ответил я.
-- То есть как? -- взвизгнул он. -- Это что, шутка такая?
Еще его счастье, что он не добавил "бухгалтерская".
-- Максимум через полчаса, -- добавил я. -- И имейте в виду,
мне сейчас не до шуток.
Только так, убеждал я себя. Только за счет максимального
нервного и эмоционального напряжения я смогу чего-то добиться.
-- Вы ненормальный! -- бухтел Горбанюк. -- Завтра днем и ни
минутой раньше. В конце концов, имею я право на личную жизнь?
-- Мы с вами, очевидно, говорим на разных языках, -- с