Бернхардт Уильям. Слепое правосудие

   – Действительно, мы нашли на полу, рядом с ней, пистолет.
   – Но вы не знаете, действительно ли она пользовалась этим пистолетом, правильно?
   – Разумеется знаем. Ведь на рукоятке пистолета были ясно видны отпечатки пальцев, которые принадлежали Кристине Макколл.
   Бен мог бы потребовать обжалования этого заявления; Эбшайр не был судебным экспертом, но очевидное рано или поздно обнаружится – у него был на уме другой план атаки.
   – Давайте обсудим это, мистер Эбшайр. Итак, вы говорите, что на пистолете были отпечатки пальцев Кристины?
   – Именно так.
   – Но разве ФБР не произвело парафиновый анализ?
   – Возражаю, ваша честь, – встал Мольтке. – У нас есть эксперт, который сообщит об этом позже.
   – Именно этот свидетель первым открыл дверь, – настаивал Бен. – Он сам включил акт наличия отпечатков пальцев в свои показания. Теперь я имею право провести перекрестный допрос по этому аспекту.
   – Я разрешаю провести ограниченный перекрестный допрос по показаниям свидетеля, – вздохнул Дерик.
   – Спасибо, ваша честь. – Бен вновь повернулся к Эбшайру. – Итак, был ли произведен парафиновый анализ на руках Кристины?
   – Полагаю, что был.
   – Можете вы объяснить присяжным, что такое парафиновый анализ?
   Эбшайру пришлось это сделать с большой неохотой.
   – Итак, выявил ли парафин следы частичек нитратов на ее коже?
   – Нет, не выявил.
   – Разве это не доказывает, что она не убивала Ломбарди?
   – Очевидно, на ней были перчатки.
   – Действительно. Скажите мне, Эбшайр. Если на ней были перчатки, то каким же образом оказались ее отпечатки на рукоятке пистолета?
   Эбшайр на минуту смешался:
   – Я... я полагаю, она, должно быть, позже сняла перчатки.
   – Понятно. Хотя она оказалась достаточно хитрой, чтобы надеть перчатки, когда стреляла из пистолета, позже она их сняла и оставила свои отпечатки на пистолете.
   – Что-то вроде этого.
   – Мистер Эбшайр, вы видите в этом какой-то смысл?
   Это был типичный вопрос. Карты на стол, господа?
   – Убийство часто не имеет смысла, мистер Кинкейд. Особенно в такого рода преступлениях, совершенных во имя страсти. Только в кино вы видите хладнокровного убийцу, который все делает правильно. Мисс Макколл была зла на Ломбарди, эмоционально расстроена. Она не могла рассуждать логично... Она могла так поступить машинально, что позже выглядело нелогичным.
   Бен увидел, как несколько членов жюри согласно закивали.
   Они были с ним согласны. В сказанном они видели логику, чтобы поддержать их желание осудить...
   – Вы действительно нашли у Кристины перчатки?
   – Нет. Но я нашел перчатки в платяном шкафу у самого Ломбарди.
   – Значит, вы полагаете, что после убийства Ломбарди эмоционально расстроенная женщина сняла перчатки и аккуратно положила их обратно в шкаф, а потом взяла в голые руки пистолет?
   – Я не знаю, пользовалась ли она теми перчатками. Я просто утверждаю, что это было вполне вероятно. Она могла спустить использованные перчатки и в туалет. Такое раньше случалось.
   И снова закивал кто-то из присяжных. Бен понял, что пора наступать.
   – Мистер Эбшайр, вы упомянули так называемое признание, сделанное Кристиной.
   – Да, правильно.
   – Вы помните, мы это уже обсуждали на предварительном слушании?
   – Да, помню.
   – Вы тогда признали, что сказали нечто, спровоцировавшее Кристину на подобное заявление.
   – Я сказал, что я мог что-то сказать. Мог и перепутать.
   Честно говоря, вы меня застали врасплох. Я не помню точно.
   Но с того момента у меня была возможность подумать и поговорить со своим начальником, мистером Стенфордом, который тоже при этом присутствовал. А теперь я уверен. Я ей не сказал ни слова. Она сделала заявление совершенно добровольно.
   – Итак, вы сегодня меняете свои показания.
   – Я ничего не меняю, – улыбнулся присяжным Эбшайр. – Просто я раньше плохо помнил. Теперь помню хорошо. Ее заявление не было спровоцировано...
   "И ты ничего не сможешь сделать, чтобы доказать обратное, – как бы услышал Бен непроизнесенные слова Эбшайра, – если не заставишь свою подзащитную выйти и дать показания. А этого ты как раз и не захочешь". Мольтке и Эбшайр, прослушав аргументы Бена во время предварительного следствия, вместе придумали хитрый способ спасти свою версию.
   – У меня нет больше вопросов, ваша честь, – сказал Бен с сожалением и вернулся к своему столу.
   – Будете повторно проводить прямой допрос?
   – Не вижу необходимости, – ответил Мольтке.
   Дерик в ответ улыбнулся, видимо согласный с его решением.
   – Хорошо, мистер Эбшайр, благодарю вас за данные показания. Вы свободны. Господин обвинитель, вызывайте вашего следующего свидетеля.

Глава 35

   – Соединенные Штаты вызывают офицера полиции Джона Томпкинса!
   Томпкинс, неожиданный свидетель предварительного слушания, вышел на допрос в полной форме. Если присяжным понравился Эбшайр, то этого парня они просто будут обожать, подумал Бен. Трудно придумать более прямолинейного, похожего на стрелу субъекта.
   Мольтке представил Томпкинса и прошелся по его послужному списку, до и после того, как он стал полицейским. Постепенно они перешли к тому моменту, как его вызвали в квартиру Кристины по поводу взлома. Он описал свой первый разговор с Кристиной, обыск в ее квартире, рассказал, как он нашел кокаин в кукле Бетти Буп.
   – На пакете с наркотиком была указана фамилия или какая-нибудь идентификация?
   – Да, внутри пластикового пакетика находилась полоска бумаги с напечатанной фамилией Ломбарди.
   – Исходя из многолетнего опыта вашей работы, вы можете сделать какой-нибудь вывод относительно этой бумажки с фамилией?
   – Ну, вывод очевидный – этот наркотик был частью общего груза наркотиков, уже полученного или готового к отправке человеку по фамилии Ломбарди.
   – Вы можете нам описать, каким образом этот наркотик мог попасть к мисс Макколл?
   – Протестую, – заявил Бен, – называю это спекуляцией.
   – Хорошо, – согласился Мольтке. – Отзываю вопрос. Полагаю, присяжные сами способны сложить два плюс два.
   "Да, – подумал Бен, – особенно если ты это сделаешь за них".
   – Через сколько дней после смерти Ломбарди это произошло?
   – Через три дня.
   – Значит, через три дня после того, как был убит Ломбарди, мисс Макколл дома имела наркотик, который, вероятно, был доставлен в ночь убийства. Томпкинс, исходя из опыта вашей многолетней работы, может человек, имея средний уровень интеллекта, избавиться от наркотика?
   – Легко, – ответил Томпкинс. – Мне неприятно это признавать, но в Тулсе есть много мест, где продаются наркотики.
   Полиция не может их все обезвредить. Каждый, кому понадобится наркотик, может легко достать его.
   – Этот кокаин – дорогое вещество?
   – Очень дорогое.
   – Итак, вы, офицер, были в квартире обвиняемой, вы можете судить – она богатый человек?
   – Протестую! – закричал Бен.
   – Отклоняется! – И Дерик махнул свидетелю в знак того, что он может продолжать.
   – Нет, я бы этого не сказал. Все кругом указывало на низкий уровень ее дохода.
   – Думаете, высокое качество найденного кокаина могло бы значительно улучшить ее жизненный уровень?
   – Я опять протестую, ваша честь!
   – Думаю, мы вашу точку зрения поняли, господин обвинитель, – сказал Дерик.
   – Очень хорошо, ваша честь. Больше у меня нет вопросов.
   Бен знал, что ему надо действовать осторожно. Присяжным может не понравиться резкое обращение с Томпкинсом. Да и тот ведь просто выполнял свою работу. Надо его тихонько отставить, не черня его личность и компетентность.
   – Офицер Томпкинс, вы заявили, что пакетик с наркотиком, якобы найденный в квартире Кристины, имел внутри полоску бумаги с фамилией Ломбарди, правильно?
   – Да, это так.
   – Не кажется ли вам это несколько необычным?
   – Не знаю, что вы имеете в виду.
   – Хранение наркотиков причисляется к преступным деяниям, не так ли?
   – Да.
   – Но ведь обычно люди не поступают так, не пишут "это моя доля нелегальных наркотиков", – не так ли?
   – Возможно, ярлык был приложен поставщиком.
   – А зачем вдруг поставщику может понадобиться ярлык?
   Разве он сам не несет уголовной ответственности?
   – Безусловно несет.
   – И если бы Ломбарди поймали, то поставщика судили бы за это наравне с ним, не так ли?
   – Именно так это часто и происходит. Мы должны понять, что здесь мы обсуждаем не ученых-ракетчиков, а контрабанду наркотиков.
   "Счет один-ноль в пользу офицера Томпкинса".
   – Хорошо, господин офицер, а до этого случая вам приходилось хоть раз видеть подобный ярлык?
   – Нет, – признался Томпкинс.
   "Аллилуйя! Теперь давайте поговорим об этом пакете кокаина из мягкой куклы".
   – Когда вы увидели куклу, она была еще целой?
   – Нет. Были повреждены все куклы. Из всех была вынута сердцевина.
   – Это странно. Зачем кому-то понадобилось разворотить столько мягких игрушек?
   – Может быть, это противники организации Ломбарди искали спрятанные наркотики?
   – И каким же это образом члены враждебной организации знали, что надо искать наркотики в мягких игрушках?
   – Квартира была полностью разгромлена.
   – Скажите мне, господин офицер, если эти противники искали наркотики в игрушках и рвали их во время поисков, то почему же они не нашли и не взяли с собой этого пакетика?
   Наступила пауза. Между бровями у Томпкинса появилась морщина. Безусловно, он и сам раньше задавал себе этот вопрос, и его это тревожило. Наступившую внезапно тишину нарушил Дерик:
   – Советник, я считаю, что подобный вопрос можно назвать спекуляцией. Давайте продолжать!
   Бен медленно повернулся к судейской скамье:
   – Прошу меня извинить, ваша честь. У вас есть возражения?
   – Нет, – ответил Дерик, бросая быстрый взгляд на Мольтке, – хотя необходимость в этом очевидна. Думаю, обвинитель был просто вежлив. Суд действует осмотрительно, ограничивая спекулятивные показания. Продолжайте!
   Бен уставился на него, не в силах произнести ни слова.
   – Я сказал, продолжайте, советник.
   Бен закрыл свою тетрадь для заметок:
   – У меня больше нет вопросов, ваша честь. Кроме того, который вы мне не дали задать.
   Дерик пристально посмотрел на него, но промолчал. Так как не поступило просьбы повторно провести прямой допрос, свидетель сошел вниз.
   – Это был длинный день, – сказал Дерик, – и мне не хотелось бы нагружать присяжных слишком большой информацией. Мы переносим наше заседание на завтра, на девять часов утра, и начнем его со следующего свидетеля обвинения.
   С этими словами он ударил судейским молотком по столу.

Глава 36

   Бен дождался, когда в здании не осталось никого, кроме охраны. У него было еще много работы: подготовиться к завтрашнему утреннему заседанию, узнать, как держится Кристина, встретиться с родителями Волка. Но прежде всего – нужно поговорить с Дериком.
   Дерик все еще был в своих апартаментах, занимался административными делами, звонил кому-то. Бен решил дать ему возможность передохнуть, сделать свои дела и хлебнуть виски из тайной бутылки, которую он держал в нижнем ящике стола.
   Стоя за дверью, Бен слышал, как Дерик набирал номер телефона.
   – Луиза? Привет. Да, я все еще здесь... Не знаю, наверное, вернусь домой через час... Ну конечно, я работаю, сегодня у меня начался процесс. Ради Бога, где еще я могу быть? Послушай, Луиза, мне совершенно наплевать, что ты там подозреваешь! Я весь день был в суде, и ты должна или примириться с этим, или... Да, и ты тоже иди к черту! – Дерик швырнул трубку, слышно было, как он тихо выругался.
   Бен решил дать ему еще несколько минут, чтобы остыть.
   Когда стрелка наручных часов пробежала два оборота, Бен заглянул в комнату.
   Выглядел кабинет полупустым, хотя справедливости ради надо сказать, что он всего восемь месяцев принадлежал Дерику. На стене красовался диплом хозяина об окончании юридического факультета Гарварда – любой входящий видел его в первую очередь.
   Под дипломом на стене распростерлась в полете гордость Дерика – большое набитое чучело рыси.
   Бен постучал в приоткрытую дверь:
   – Извините, судья.
   Он застал Дерика в процессе разжевывания еще одной таблетки.
   – Кинкейд? Что вы тут делаете, черт побери?
   – Не мог бы я отнять минуту вашего времени?
   – Мольтке в соседней комнате?
   – Нет, он уже ушел. Может быть, на пресс-конференцию.
   Дерик выпрямился:
   – Вы хотите иметь со мной односторонний разговор? В отсутствие представителя противоположной стороны? Вы знаете, что это запрещено законом?
   – Это разговор не о нашем деле. Ну, может быть, лишь слегка касается. Я не буду говорить ни о судебных доказательствах, ни о вопросах законности.
   Дерик сделал еще один глоток виски из бутылки, запив еще одну таблетку:
   – Тогда чего же вы хотите?
   – Я хочу вас просить... хочу просить вас, правда... перестаньте переносить вашу ненависть ко мне на мою клиентку.
   Если бы на линии огня находился я один, то я бы не жаловался. Но ведь в петле голова другого человека, и несправедливо, что она вот-вот затянется только потому, что вы держите за пазухой камень против меня.
   Дерик уставился на Бена, приоткрыв рот от изумления:
   – Я просто не могу поверить... Вы действительно полагаете, что можно оказать влияние на мои суждения?
   – Давайте не будем играть в эти игры. Вы выносите решение против меня в любой важный для меня момент. И даже когда вы время от времени кидаете мне кость, вы ясно даете понять присяжным, что делаете это неохотно... Присяжные легко разбираются в таких вещах и мгновенно принимают идущий от судьи сигнал. Ваши сигналы означают только одно – приговор, признание виновности подсудимой, если он не ослабит хватку.
   – Просто не верю своим ушам. Уже достаточно того, что вы ворвались ко мне, неэтично требуя одностороннего разговора.
   Но вы к тому же использовали это время, чтобы обвинить меня в юридической непригодности самого худшего толка.
   – Образец вашего правления совершенно ясен...
   – Вам не приходило в голову, что мое правление оборачивается против вас, потому что у вас вшивое дело! – закричал Дерик. – Прошу исправить: сочетание вшивого дела и того, что вы вшивый адвокат.
   – Это ничем не мотивировано!
   – Это правда, черт побери, вы, несчастный нытик! – Он полез в ящик стола и вытащил из него коробку с таблетками. – У меня были и более тяжелые времена, вся эта неделя трудная. Мне не привыкать.
   – Послушайте, Дерик...
   – Нет, это ты меня послушай, Кинкейд. – И он съел еще одну таблетку. – Тогда, у Рейвена, я старался с тобой сработаться. Бог тому свидетель, я старался. Но я уже тогда понимал, что из тебя не получится ничего стоящего, и я был прав.
   У тебя кишка тонка для этого. Я говорил, что тебе надо учиться работать, да весь этот разговор тому доказательство.
   – Все, что вы делаете, несправедливо...
   – Заткнись и слушай. Ты тогда скулил и сейчас скулишь.
   Хорошо, сегодня в зале суда тебе пришлось принять несколько ударов. Ничего, бывает. Возвращайся к себе в офис и получше подготовься к завтрашнему дню. Вместо этого ты приперся в личные комнаты судьи, жалуешься, пользуясь отсутствием противоположной стороны.
   – Это не оправдывает...
   – Весь этот разговор неправомерен, Кинкейд! Ты нарушил все мыслимые правила этики.
   – Назовите хотя бы одно из них!
   Дерик сжал зубы:
   – Тебя нельзя было принимать в ассоциацию юристов. Я был прав еще тогда, у Рейвена, моя правота очевидна и сегодня.
   – Так вот в чем корень зла?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Я имею в виду фирму "Рейвен, Такер и Табб". Год назад.
   Фиаско с "Сангвин интерпрайз".
   Дерик промолчал.
   – Вы потеряли клиента и в своем несчастье обвинили меня.
   За что я и был уволен.
   Дерик сплюнул в сторону.
   – Вас не удовлетворил ущерб, который вы мне нанесли? Я потерял работу в большой фирме. Вот уже целый год, как я предоставлен сам себе, едва свожу концы с концами. Вы еще не отомщены? Не слишком ли большое наказание за одного клиента?
   Дерик долго молчал. Он сидел в своей любимой позе – ладони перед грудью, пальцы тесно переплетены.
   – За всем этим стоит гораздо большее, – наконец произнес он.
   – В каком это смысле?
   – Во-первых, я потерял клиента. Потерял огромные деньги! – Он протянул руку и стал шарить по столу в поисках пачки сигарет. Не найдя их, продолжал говорить: – Дело с компанией "Сангвин" было первым событием в длинной цепи последовавших неприятностей. Полагаю, вы знаете даже по вашему короткому служению в компании "Рейвен...", что я был не самым популярным держателем акций фирмы. Черт, когда ты лучший работник, то вдруг оказываешься не самым популярным, – засмеялся Дерик.
   Бен мог бы назвать еще несколько причин его крайней непопулярности.
   – Но они не смели меня тронуть, потому что за мной стояли серьезные клиенты, пока не появился ты. За последние годы я потерял несколько клиентов, но не очень крупных.
   Когда же "Сангвин" забрал от нас свои дела и передал их "Коннеру и Уинтерсу", то оказалось, что это начало моего конца. Другие клиенты прослышали о случившемся и тоже ушли из нашей фирмы. Плохой сценарий для адвоката – когда уходит больше клиентов, чем появляется новых. Вскоре их у меня осталось так мало, что держатели контрольного пакета акций сказали мне твердое "нет".
   – Извините, – произнес Бен. – Я этого даже не подозревал...
   – Я хотел переехать обратно в Филадельфию, но Луиза, конечно, отказалась. Сослалась на то, что мы не можем выдергивать из привычного окружения наших детей, и прочую глупость. Ей ведь совершенно наплевать на мои проблемы. Лишь бы кто-то платил за нее каждый месяц по кредитной карточке "Виза"! Не одолжите ли мне одну сигарету?
   – Я не курю.
   – Ну конечно же. Все еще боретесь за звание святого...
   Он глубоко вздохнул и продолжал:
   – Фирма дала мне четыре месяца, чтобы я мог подыскать хорошее место. Дерьмо! Когда вы уже работали на лучшую фирму города, куда можно устроиться?
   – Я по себе знаю, что это такое, – бесстрастно сказал Бен.
   – Открылась возможность в Северном округе, и я согласился принять тут пост судьи.
   Бен не смог скрыть удивления:
   – Вы хотите сказать, что не довольны, получив такой высокий пост в федеральном суде? Большинство юристов готовы пойти на преступление, чтобы получить подобное место!
   – Вы знаете, сколько я здесь получаю?
   Бен отрицательно покачал головой.
   – Меньше половины того, что я получал в фирме. Но самое худшее – я должен торчать здесь ежедневно и слушать споры этих ослов, некомпетентных псевдозаконников, не обладающих одной десятой моих способностей. Но меня вывели из игры, Кинкейд! Меня пустили по запасной дорожке, и мне сдается, что все это произошло по вашей вине, идиот несчастный! Это все ваши дерьмовые дела! – В лицо Бену полетели брызги его слюны.
   Бен стоял, не в силах промолвить ни слова. Все оказалось много хуже того, что он ожидал. Невероятно, ошеломительно хуже.
   – Я все же надеюсь, вы будете справедливы к моему клиенту, – промямлил Бен.
   – Убирайтесь вон из моих комнат! – И Дерик запустил в него карандаш.
   – Я считаю, что она невиновна, я действительно так считаю!
   – Я сказал, убирайтесь вон!
   – Но...
   – Мне позвать бейлифа? Хотите получить удовольствие и провести ночь в тюрьме?
   Бену очень не хотелось уходить на такой ноте, но у него не было выбора. Он вышел, прекрасно понимая, что он не достиг ничего. Наоборот, бурливший внутри гнев Дерика теперь вырвался на поверхность. Дело Кристины и так выглядело далеко не лучшим образом, теперь оно казалось безнадежным. Да и его личные перспективы были не лучше.

Глава 37

   Следующее утро оказалось не лучше предыдущего. Показания судебной экспертизы так же не интересовали в суде никого, как и на предварительном слушании. Эксперт по дактилографии еще раз подтвердил наличие отпечатков пальцев Кристины на рукоятке пистолета и на вещах в квартире Ломбарди. Бен еще раз напомнил, что парафиновый тест оказался полностью отрицательным. И ничего! Эксперты по волосам и тканям давали противоречивые показания. Обвинение не вызвало своего следующего свидетеля. Эксперт по баллистике утверждал, что выстрелы, разнесшие вдребезги череп Ломбарди, были сделаны из пистолета, на котором были отпечатки пальцев Кристины, и что стреляли в упор. Мольтке, конечно, предположил, что столь близкая стрельба могла только означать, что стрелял друг или любовница. Бен предложил во время перекрестного допроса несколько иных возможностей (например, если кто-то целится вам в голову, он, вероятно, может подойти так близко, как захочет).
   Бен старался избегать всякого контакта с Дериком, даже не встречаться глазами. Дерик тоже не обращался к нему напрямую, но было ясно, что он не забыл вчерашнего разговора.
   Каждый раз, когда он смотрел на Бена, у него каменело лицо.
   После полудня Мольтке вызвал коронера, доктора Корегаи.
   Бен его помнил по предыдущим делам, годичной давности. С тех пор он не стал мягче. Короткими рублеными фразами Корегаи объявил, что Ломбарди умер между часом и двумя утра от выстрелов в голову. Невосстановимое ранение черепа. Скорее всего, сказал доктор, Ломбарди умер после первого выстрела.
   Насколько понимал Бен, это был конец делу, построенному обвинением. Теперь присяжные были настолько приручены, что ели из руки Мольтке, согласно кивали всякий раз, как он к ним обращался. Однако, к удивлению Бена, Мольтке вдруг встал и вызвал дополнительного свидетеля.
   – Ваша честь, Соединенные Штаты вызывают Холдена Хатфилда.
   Спад? Охранник из дома Ломбарди? Ну конечно. Чтобы еще раз подтвердить, что Кристина вошла в квартиру задолго до того, как пришел сам Ломбарди. И не ушла, пока он не был убит.
   После предварительных вопросов Мольтке спросил:
   – Как вы зарабатываете себе на жизнь, мистер Хатфилд?
   – Называйте меня Спад. Так меня все зовут.
   – Хорошо, Спад. Расскажите о своей работе.
   Спад в общих чертах рассказал о своих обязанностях, обрисовав их необычно привлекательными, даже интересными. Рассказал о системе открывания дверей и лифтов, которые он контролировал, рассказал, что посетитель мог войти только через главный вход, подняться на лифте только в случае, если его включал Спад; единственный выход из дома – через боковую дверь на лестницу. Таким образом, он может совершенно точно утверждать, что только четверо поднимались в квартиру Ломбарди той ночью до прихода самого хозяина.
   – И кто же эти четверо, Спад?
   – Ну, это обвиняемая, мисс Макколл...
   – Кто еще?
   – Квин Рейнольдс, Клейтон Лангделл и Альберт Декарло.
   Как и прежде, упоминание имени крестного отца мафии имело эффект электрического тока. Несколько присяжных, толкая друг друга, показали на галерею. Конечно, он сидел там собственной персоной, на нем было белое пальто, шарф, темные очки, за которыми он прятал глаза даже в комнате. Он находился в зале, а федеральные агенты вовсю старались использовать Винни и прочих мелких дилеров, подцепленных ими утром во вторник, чтобы создать против них дело. Декарло понимал, что его имя будет названо на суде. Иначе – зачем он здесь?
   – Но вы не знаете, когда эти люди ушли из квартиры, правильно?
   – Правильно. Боковая дверь; ведущая к парковке, открывается изнутри. Большинство посетителей ею пользуются. Я знаю, когда ушла мисс Макколл.
   – Почему?
   – Потому что я поднялся наверх вместе с ФБР и наблюдал, как они ее вытаскивали из квартиры.
   – Итак, подводя итоги, можно сказать, что обвиняемая поднялась в квартиру около десяти часов, до прихода Ломбарди, и находилась там до двух, когда Ломбарди нашли мертвым.
   – Да, так все и было.
   – Еще пару вопросов, Спад. Можете вы описать состояние обвиняемой, когда она пришла ранним вечером?
   – Ну, она была расстроена... рассержена.
   – Мы все понимаем, что вы имеете в виду, – сказал Мольтке, подмигнув присяжным. – Есть моменты, из-за которых она могла быть рассержена?
   – Думаю, да.
   – Пожалуйста, расскажите нам.
   – После полудня мистер Ломбарды позвонил мне и сказал...
   – Возражаю, – сказал Бен. – Показания с чужих слов.
   Мольтке поднял палец:
   – Вопрос связан с желанием показать внутреннее состояние обвиняемой во время убийства...
   – Полагаю, это правильно, – согласился Дерик. – Отклоняется. Вы можете отвечать на поставленный вопрос.
   – Я не помню ее точные слова, что она там сказала, – продолжил Спад. – Мистер Ломбарди позвонил мне и попросил поднять эту женщину на лифте в свою квартиру. Я немного подшутил насчет новой подружки, но он ответил, что я вряд ли ее снова увижу после этой ночи. Думаю, ей должно было достаться от него на орехи.
   Бен, взглянув на присяжных, заметил, как переглянулись несколько женщин. Да, и они понимали, что это значит.
   – Протестую, ваша честь. Свидетель спекулирует.
   – Думаю, он просто описывает происходившее в своей собственной красочной манере. Протест отклоняется!
   – Итак, когда обвиняемая поднялась в квартиру Ломбарди, – сказал Мольтке, – она понимала, что с ней могут разделаться. Правильно?
   – Протестую, – встал Бен. – Это подсказка свидетелю.