Уильям Бернхардт
Слепое правосудие

   Говорят, правосудие слепо. Так оно и есть.
   А кроме того, оно глухо, немо и ходит на деревянной ноге.
Финли Питер Дунн. Мистер Дули


   В законе просьба,
   как бы ни была дурна, но,
   выраженная сладким голоском,
   приличной кажется.
   Уильям Шекспир.
«Венецианский купец»Пташникова

   Посвящается Мишель, Валери и Карие

Пролог

   Он положил пистолет в дальний ящик стола.
   "Это на крайний случай, – подумал он, задвигая ящик дрожащими руками. – На самый крайний..."
   Конечно, существовало множество уловок, к которым можно прибегнуть, прежде чем решиться на этот крайний шаг. У него был богатый выбор...
   Успокаивая себя подобными мыслями, он, в надежде взбодриться, направился на кухню. Открыл холодильник и достал запотевший графин. Вовсе не нужно быть гением, чтобы догадаться, какой напиток она предпочитает. Он вытащил из кармана маленькую бутылочку, отвернул крышку и осторожно накапал в графин восемь капель – указанную дозу. Однако подумав, решил подстраховаться и добавил еще шесть капель. Затем поставил графин обратно в холодильник, при этом чуть его не уронив.
   Он взглянул на свои влажные ладони – руки дрожали. Весь он – с головы до ног – покрылся холодным, липким потом.
   Отвратительное ощущение!
   Отерев пот со лба тыльной стороной руки, он посудным полотенцем вытер ладони. "Только не паниковать! У меня есть выход, – снова напомнил он себе, – и не один! Все будет хорошо. Только бы от этого избавиться".
   Он вернулся в гостиную и подошел к окнам, выходившим на внутренний двор. На подъездной аллее стояли две машины, готовые, как ему казалось, в любую секунду сорваться с места.
   Они стояли там весь день.
   Кого они поджидали? За кем следили эти люди?
   У него снова задрожали руки: стало трудно дышать.
   "Только не паникуй!" – приказал он себе. Да мало ли почему машины стоят на подъездной аллее... Причин могло быть множество – одна тривиальнее другой. Все не так уж безнадежно. У него имелось сколько угодно способов выпутаться из этой истории.
   Снова открыв ящик стола, он потянулся за пистолетом. Но тотчас отдернул руку. Матерь Божья! Это не выход! По крайней мере – не сейчас!
   Он резко задвинул ящик. Сердце его бешено колотилось; казалось, оно вот-вот выскочит из груди.
   Он упал в кресло и снова принялся обдумывать свой план, стараясь учесть все детали и любые непредвиденные обстоятельства. При этом он по-прежнему не отрывал взгляда от окна.
   Они все еще там? И как долго они...
   Он прикрыл глаза. Какая бессмыслица... Нет, он все-таки будет действовать точно по плану – это единственное разумное решение. Сделать обманный маневр и тем отвлечь от себя внимание. Тогда у него будет достаточно времени, чтобы убраться из города. Как бы то ни было, это наилучший выход из положения.
   Он глубоко вздохнул; сердце успокаивалось. Вот что ему нужно: точно придерживаться плана, – а там все пойдет само собой. Просто надо ей позвонить... Но не сейчас – пока еще рано. Чем меньше у нее останется времени на размышления, тем лучше.
   – Это должно сработать, – сказал он с улыбкой.
   Все будет хорошо. Пусть только эти ублюдки явятся сюда – он готов их встретить.
   Он откинулся на спинку кресла – уверенный, что все для него окончится благополучно и ему не придется открывать дальний ящик письменного стола.

Часть первая
"Куры по почте"

Глава 1

   Что-то странное происходило в офисе Бена, хотя он сразу и не понял – что же именно. Возможно, подобное ощущение возникло из-за дюжины кур, носившихся как сумасшедшие по линолеуму прихожей. Или из-за валявшейся повсюду раскуроченной туалетной бумаги, хотя не исключено, что виной тому был незнакомец, направивший дуло своего пистолета прямо в лицо Бена.
   – Чем могу быть вам полезен? – осведомился Бен, стараясь говорить как можно спокойнее.
   – Да, пожалуй, ничем, – ответил рослый небритый мужчина. – Я пришел, чтобы прострелить вам башку.
   – О! – произнес Бен, так и не сумевший сообразить, что же, собственно, говорят в подобных случаях.
   Джонс, секретарь Бена, стоял у небольшого карточного столика, который считался его рабочим местом.
   – Что делать, босс? – спросил он.
   – Позвоните 911, – бросил Бен.
   – Будет сделано, босс! – Джонс снял телефонную трубку и начал набирать номер, но незваный гость чуть повел дулом пистолета в сторону Джонса.
   – Только попробуй! – прорычал он. – Вышибу трубку из рук.
   – Перестаньте, вы совсем не похожи на человека, который метко стреляет, – секунду поколебавшись, сказал Джонс.
   – Ты прав. Я могу и промахнуться...
   Джонс положил трубку на рычаг.
   – Послушайте, объясните мне, пожалуйста, в чем дело, – сказал Бен. – И вообще... Вы же знаете, что приговоренным к смерти предоставляется последнее слово?
   Мужчина подозрительно взглянул на Бена:
   – Чтобы в свои последние минуты я почувствовал угрызения совести, не так ли? – Похоже, слова Бена не произвели на странного визитера ни малейшего впечатления.
   – Я знаю, в какую папку положить отчет коронера. Не люблю, когда документы дублируются, – сказал Джонс.
   – Спасибо, Джонс, – подмигнул ему Бен.
   Как ни странно, но этот обмен фразами привлек внимание незнакомца.
   – Взгляните на папку с надписью "Дело Лавинг против Лавинга", – проговорил он с горькой усмешкой.
   И Бен сразу же вспомнил это дело. Какая все-таки ирония судьбы – разводиться с такой фамилией[1].
   – Так вы, вероятно, и есть мистер Лавинг?
   – Да, черт возьми! – Лавинг еще ближе придвинул дуло пистолета к лицу Бена. – А вы ведь тот, кто отнял ее у меня, верно?
   – Я всего лишь адвокат, защищавший ее интересы. А вот почему вы сами так и не появились в суде?
   Лавинг расправил свои широкие плечи:
   – Между мужчиной и женщиной... Есть вещи, которые касаются только их двоих. Я не желаю трясти перед публикой своим грязным бельем...
   – Именно поэтому вы проиграли дело. Не явились сами – так могли бы прислать своего адвоката, – объяснил Бен.
   Краем глаза Бен заметил, что Джонс осторожно снял телефонную трубку и стал набирать номер. Он продолжал отвлекать Лавинга разговором:
   – Судья объявил о разводе из-за вашей неявки. В подобной ситуации это было единственное возможное решение.
   Лавинг сделал шаг вперед:
   – Я слышал, что в суде вы говорили обо мне отвратительную грязную ложь!
   Бен откашлялся:
   – Я всего лишь повторил обвинения моей клиентки.
   – Она утверждала, что я надевал колготки и туфли на высоких каблуках?
   – Полагаю, это одна из причин, по которой ваша бывшая жена потребовала развода.
   – А как насчет животных со скотного двора? – прорычал Лавинг.
   Бен уставился в потолок:
   – А разве там было что-нибудь о животных? Что-то я не припомню...
   Он почувствовал, как по лбу его заструились крупные капли пота. Господи, почему Джонс копается?..
   – Вы превратили мою жизнь в сущий ад! – заорал Лавинг, размахивая пистолетом перед носом Бена. – Вы отняли у меня жену! И вы за это заплатите!
   – Полагаю, ваши намерения не изменятся, если я вам сообщу, что у меня сегодня день рождения? – осведомился Бен.
   Лавинг взвел курок.
   – Считайте это моим подарком.
   – Если вы действительно так любите свою жену, то почему же не попытались ее вернуть?
   – Вернуть ее?..
   – Ну да. Возможно, вы с ней могли бы снова сойтись...
   – Слишком поздно.
   – Вовсе нет. Примирение всегда возможно. Примеров множество. Например, Натали Вуд и Роберт Вагнер разводились и женились трижды.
   Лавинг, похоже, призадумался:
   – Да я не знаю...
   – Вам просто надо привести ее в суд, вот и все. Вспомните ваше первое с ней свидание. Подарите ей цветы и конфеты.
   Напишите стихи... Ну и... прогулки под луной и прочее.
   – Мы никогда ничего подобного не делали.
   – Но надо же совершать романтические поступки, когда ухаживаешь за женщиной, – усмехнулся Бен.
   – Ухаживать?.. Мы с Бебс встретились в баре, в Даунтауне. Пропустив по нескольку стаканчиков, мы сразу занялись любовью на заднем сиденье моего седана. Но она оказалась так себе... Если бы Бебс не забеременела, то мы бы не поженились.
   – Значит, для нее все это будет вдвойне приятно – потому что произойдет впервые, – сказал Бен, щелкнув пальцами. – Знаете, у меня есть несколько старинных любовных поэм. Я мог бы их вам одолжить.
   – Вы что, серьезно полагаете, что от этого был бы толк? – спросил Лавинг, криво улыбнувшись.
   – А вы попробуйте, может, получится... И знаете, мне кажется, вы просто маленькие глупцы... Уверен, вы сумеете наладить свои отношения.
   – Так вы думаете, что Бебс может ко мне вернуться?
   – Полагаю, это вполне возможно.
   – А я вот так не думаю, – ответил Лавинг, и лицо его окаменело. В следующее мгновение он спустил курок.
* * *
   Джонс достал из морозильника кусок льда, завернул в салфетку и закрепил сверток клейкой медицинской лентой. Потом взял бутылочку "Тайленола", с трудом отвинтил крышку и, высыпав на ладонь несколько таблеток, опустил их в карман. На всякий случай. Вернувшись в крохотный офис, он подошел к старому дивану, стоявшему у дальней стены, отвел в сторону руку Бена и положил лед ему на лоб.
   – Ну, как вы себя чувствуете?
   – Холод... Чувствую холод.
   – Это должно вас успокоить.
   – Сейчас меня не успокоила бы и сотня серафимов, распевающих колыбельную Брамса. Ты что, не помнишь, что меня подстрелили?
   – Ну, в общем, да, припоминаю... Вы были ранены выстрелом из игрушечного пистолета. Из него вылетел маленький флажок, на котором было написано слово "ХЛОП!".
   – Тебе легко говорить. Этот флажок не в тебя угодил. Я едва не потерял сознание от боли! Ну ладно... Я просто испугался от неожиданности, – сказал Бен, увидев насмешку в глазах Джонса.
   – Можете не рассказывать. Я видел, как вы грохнулись в обморок.
   – Я не грохнулся в обморок. Просто потерял равновесие!
   – Хорошо, потеряли равновесие, если вам так угодно, – усмехнулся Джонс.
   – У меня до сих пор звучит в ушах смех этого маньяка. Что он говорил? "Ты превратил мою жизнь в сущий ад, Кинкейд, вот я и решил показать тебе, что это такое"! Сумасшедший!
   Кстати, Джонс... Возможно, это не мое дело, но почему по моему офису разгуливают куры?
   – Фрэнк Бренной решил наконец заплатить по счету. Денег у него не оказалось, зато кур ему девать некуда.
   – Замечательно! И это я получил за то, что выиграл для него трактор?
   – Я не уверен, что у вас есть выбор.
   – И тем не менее... Куры! Ими я и заплачу за аренду помещения. – Бен переместил лед на правую сторону лица. – А вообще-то куры могут пригодиться. На случай, если в Тулсе вдруг разразится голод.
   – Босс, не сочтите за назойливость, но если уж вы вспомнили об арендной плате, не забудьте о том, что и мне вы давно не платили жалованья. А ведь мои счета тоже просрочены...
   – Да, верно. Но, к сожалению, сейчас я не располагаю наличными. Впрочем, ты можешь взять себе столько кур, сколько захочешь. Да, кстати... Туалетная бумага так и валяется в приемной?
   – Да нет, я все убрал, после того как полиция арестовала мистера Лавинга за оскорбление и покушение на убийство.
   – Джонс... – Бен проигнорировал язвительный тон своего секретаря. – Джонс, скажи, кто звонил мне в офис?
   – А вы-то сами как думаете?
   – Хм... Джонс, будь так любезен – закрой за собой дверь с той стороны, а я полежу часик-другой, попытаюсь унять сердцебиение.
   Джонс не двинулся с места:
   – Босс, а босс?
   – Да?
   – Это правда? То, что вы рассказали?
   – О моем сердцебиении?
   – Да нет. О Натали Вуд и Роберте Вагнере.
   – Они развелись и снова поженились только один раз.
   – Значит, вы соврали?
   – Нет, я не соврал. Это можно назвать некоторым преувеличением. В подобной ситуации я ничего лучшего не придумал.
   Джонс по-прежнему не двигался с места.
   – Ну? Что еще?
   – Разве дело Симмонс не рассматривается сегодня в суде?
   В десять утра...
   Бен взглянул на часы:
   – О Господи! Уже без десяти десять! Джонс, ты обязан заботиться о том, чтобы я вовремя приходил на деловые свидания!
   – Извините, босс. Я несколько расстроился из-за стрельбы.
   Схватив портфель, Бен выбежал за дверь, по-прежнему прижимая к голове пакет со льдом.

Глава 2

   С трудом выбравшись на пятом этаже из переполненного лифта, Бен понесся в сторону зала заседаний, где в этот день председательствовала судья Харт из окружного суда Тулсы. У двери его ждала Кристина.
   – В чем дело, Бен? – Она расплылась в улыбке. – Забыл завести будильник?
   Он с трудом переводил дыхание.
   – Я вообще не ложился. Меня задержала перестрелка.
   – Перестрелка? Что случилось?
   – Потом расскажу. Где судья Харт?
   – Она еще не заняла свое место. Ей пришлось задержаться.
   – Вот чудеса!
   – Да, тебе, наверное, благоприятствуют твои планеты. – Изящным движением руки Кристина отбросила назад свои длинные светлые волосы. На ней была короткая кожаная юбка, высокие, до бедер, сапоги и желтый пиджак – ее обычный наряд. – Между прочим, Бен, с днем рождения!
   Бен бросил на нее уничтожающий взгляд:
   – Ты же обещала никому об этом не рассказывать.
   – Успокойся. Я никому ничего не говорила. Но у меня для тебя маленький подарок. Ты будешь сегодня у себя в офисе?
   – Как только кончится судебное заседание.
   – Не возражаешь, если я заскочу?
   – Кристина, ты же знаешь: мои двери всегда для тебя открыты. До тех пор, пока ты не начнешь что-нибудь вынюхивать для своего босса... Не знаешь, миссис Симмонс уже в зале заседаний?
   – Да. Мне кажется, ты должен ее успокоить. Она выглядит такой несчастной...
   – В каком смысле?
   – Ну, колени дрожат, ладони потеют.
   – Это со всеми так. Всех начинает трясти, когда приходится давать свидетельские показания. Но все равно спасибо, что сказала.
   Если Кристина говорила, что надо поговорить с клиентом, – Бен всегда с ней соглашался. Она обладала безошибочным чутьем, а кроме того, являлась лучшим судебным помощником из всех, кого он знал. В который уже раз Бен пожалел о том, что она работает на стороне обвинения.
   Впервые они встретились во время его недолгого пребывания в качестве компаньона в фирме "Рейвен, Такер и Табб", одной из самых известных юридических фирм. После того как его вынудили из нее уйти, Кристина – в знак протеста – перешла работать в фирму "Свайзе и Рейнольдс", что положительно отразилось на ее карьере; во всяком случае, Квин Рейнольдс, основной компаньон фирмы, давал ей ответственные поручения и обеспечивал солидными клиентами.
   Насколько Бен мог судить, она преуспевала. Впрочем, этот вполне заслуженный успех никак не повлиял на ее манеру одеваться.
   Когда они вместе появились в зале заседаний, Бен заметил, что Рейнольдс бросил сердитый взгляд в сторону Кристины.
   Вероятно, его раздражало, что она водит дружбу с конкурентом.
   Рейнольдс был заносчив, претенциозен, и многие его не любили. Но хуже всего то, что он, в сущности, был никудышным адвокатом. Рейнольдс никогда не шел на компромисс; он добивался своего при помощи бесконечных проволочек и отсрочек судебного разбирательства, с чем и боролся Бен во время судебных заседаний. Вполне вероятно, что Рейнольдс был бы подвергнут остракизму со стороны сообщества юристов, если бы не одна деталь: его жена являлась членом Верховного суда штата Оклахома.
   Бен месяцами слышал жалобы на недопустимое поведение Рейнольдса, но у всех этих историй финал был один и тот же:
   "Черт побери, сказал бы я в глаза этому ничтожеству все, что о нем думаю, но что поделаешь – ведь он спит с судьей!"
   Бен нашел свою клиентку Эми Симмонс; она сидела в одиночестве на месте истца. У нее был вид несчастной, всеми покинутой женщины. Несколько месяцев назад Эми попала в автомобильную катастрофу: в ее машину сзади врезалась другая машина. Она возбудила против водителя Тони Ломбарди судебное дело, настаивая на возмещении принесенного ей ущерба. В этом деле Рейнольдс представлял Ломбарди и его страховую компанию.
   – Доброе утро, Эми. Извините, что я немного опоздал.
   – Ничего, все нормально. – Эми одарила его мимолетной улыбкой. – Вон та женщина-помощник сказала мне, что вы готовитесь к заключительной речи.
   Еще одно одолжение со стороны Кристины!
   – Как вы себя чувствуете, готовы ли к даче показаний?
   Может, у вас есть ко мне вопросы?
   Эми вся подобралась.
   – Так мне действительно необходимо давать показания перед лицом судьи и перед всеми этими людьми?
   – Боюсь, что так. – Бен коснулся ее руки, стараясь ободрить. – Эми, пусть это вас не волнует. Я все время буду находиться рядом с вами. Обещаю, все будет хорошо.
   – Надеюсь, – отрывисто ответила она. – Очень надеюсь.
   Судья Хелен Харт вошла в зал и заняла свое место, после чего попросила присяжных рассаживаться и открыла заседание. Судье Харт было чуть за сорок, и она была достаточно опытной, чтобы подойти к делу с достоинством, чувством такта и некоторой долей юмора. Бен высоко ценил в ней эти качества. Хороший судья всегда разрядит напряженную обстановку и не доведет дело до скандала.
   Единственным свидетелем Бена являлась сама миссис Симмонс. Она была свидетельницей, от которой зависел исход всего процесса. Заключения медицинских экспертов выглядели достаточно убедительно. Однако Эми сама должна была убедить присяжных заседателей в том, что получила тяжелые телесные повреждения в результате автокатастрофы (столкновения автомобилей), и в том, что до сих пор страдает от нанесенного ей ущерба, – иначе вполне могло случиться, что присяжные не вынесли бы вердикта в ее пользу.
   Бен подверг свою свидетельницу допросу, задавая заранее подготовленные вопросы, что, впрочем, постоянно практиковалось на судебных разбирательствах.
   Эми сильно нервничала, однако отвечала убедительно. Она сказала, что получила травму шейных позвонков, и рассказала о болезненных симптомах, которые после этого периодически у нее возникали. Ее доктор констатировал, что у нее произошло повреждение мягких тканей; он сделал ей операцию, после чего прописал лекарства и физические упражнения, которые ей придется делать до конца жизни.
   Покончив с заранее подготовленными вопросами, Бен сошел с подиума. Эми дала толковые показания, однако не растопила сердца присяжных. Возможно, ответы были слишком уж толковыми, да и говорила она заученными фразами. Бен понял, что следует отойти от сценария и сделать несколько изящных жестов, что помогло бы добиться благосклонности жюри.
   – Скажите, Эми, вы ведете тот же образ жизни, к которому привыкли до аварии?
   Эми потупилась.
   – Вы знаете, я справляюсь.
   Ответ явно не рассчитанный на сочувствие.
   – Эми, вы по-прежнему играете в теннис?
   – Знаете, мистер Кинкейд, я никогда особенно не любила теннис.
   – А как насчет гольфа?
   – Честно говоря, теперь, когда у меня уже появились внуки, я не вижу смысла в том, чтобы гонять по лужайке мячик.
   Бен тяжко вздохнул.
   – Эми, скажите, вам бывает неловко, когда у вас при посторонних начинает сводить шею?
   – Знаете, я не придаю особого значения тому, что обо мне думают люди.
   Последний ее ответ вызвал легкий шум в рядах публики. Бен сделал несколько шагов вперед и облокотился на поручень:
   – Эми, я понимаю, что вы проявляете мужество и ни на что не жалуетесь, но вы должны быть честны перед лицом присяжных. Я вижу, как у вас сводит шею. Вам ведь больно, не так ли?
   – Да, – прошептала она, коснувшись рукой шеи.
   Прекрасно, умница. Теперь он овладел ситуацией, хотя Рейнольдс слишком туп, чтобы это заметить.
   – Вы постоянно испытываете боль, не так ли?
   У Эми затряслась голова; ее утвердительный кивок был едва заметен.
   – И если вы в дальнейшем не сможете платить за дорогие лекарства и терапию, то эта боль останется с вами до конца вашей жизни, не так ли?
   Ее глаза наполнились слезами.
   – Боюсь, что так, – проговорила она.
   – Спасибо. Ваша честь, у меня нет больше вопросов.
   Бен вернулся на свое место за столом истца. Он был доволен. Ему пришлось побороться, но Эми наконец сказала присяжным именно то, что следовало. Пусть теперь Рейнольдс только попробует ее сбить.
   Рейнольдс медленно направился к подиуму. Было очевидно, что он понимал все не хуже Бена и поэтому медлил с вопросами.
   – Миссис Симмонс, меня зовут Квин Рейнольдс. – Он на несколько секунд задумался. – Я представитель обвиняемого, мистера Ломбарди.
   – И его страховой компании, – неожиданно добавила Эми.
   – Это выпад против моего клиента, – сказал Рейнольдс, очевидно решивший использовать малейшую зацепку.
   – Принимается, – кивнула судья Харт. – Присяжные не примут во внимание последнее замечание свидетельницы.
   – А я здесь усматриваю нарушение закона, – сказал Рейнольдс.
   – Нарушений нет. Продолжайте, пожалуйста, – сказала судья.
   – Миссис Симмонс, вы заявили, что при столкновении у вас пострадали мягкие ткани в области шеи, правильно я вас понял?
   – Так сказал мой доктор.
   – Но, миссис Симмонс, разве он не сказал вам, что... – Рейнольдс принялся перелистывать свой блокнот. – Где же я это записал? – С этими словами он вернулся к столу, за которым сидел обвиняемый, и принялся рыться в стопке документов.
   Бен улыбнулся. Было приятно сознавать, что ловец угодил в расставленную им же ловушку.
   Дело в том, что на ранней стадии расследования Рейнольдс составил длинный список необходимых ему документов. Он рассчитывал, что Бен, прирожденный практик, не сумеет осилить такой объем бумажной работы. Одновременно он надеялся затянуть судебное расследование и тем самым увеличить судебные издержки Эми. И вот теперь Рейнольдс не мог отыскать нужный ему документ, который, видимо, затерялся в ворохе бумаг, лежавших на столе.
   Рейнольдс явно не заслуживал такого помощника, как Кристина, которая тут же поднялась и неторопливо направилась к шкафу, уставленному папками. Она сразу же отыскала нужный документ. Рейнольдс выхватил у нее из рук бумагу и, даже не кивнув ей в знак благодарности, вернулся к подиуму.
   – Итак, как я уже заметил, миссис Симмонс, ваш доктор охарактеризовал полученную вами травму как "легкоустранимую".
   – Легкоустранимую? – удивилась миссис Симмонс. – Могу я взглянуть на эту бумагу?
   Рейнольдсу явно не хотелось расставаться с документами, но судья Харт указала рукой в сторону миссис Симмонс, тем самым давая понять, что требует предъявить свидетельнице документ. Рейнольдс передал бумагу бейлифу (заместителю шерифа), а тот, в свою очередь, протянул ее Эми.
   – "Возможно, легкоустранима". – Эми прочитала вслух медицинское заключение. – Да, я понимаю, в чем тут дело. Это же не о травме... Эта справка о моей бородавке.
   – О бородавке? – заморгал Рейнольдс.
   – Да, видите, сверху доктор пишет "verruca vulgaris", что означает – простая бородавка. Вы правы. – Она взглянула на Рейнольдса. – Бородавка оказалась легкоустранимой, и ее вырезали.
   Бен закрыл лицо руками, чтобы не расхохотаться. Допрос проходил как нельзя лучше. Ему казалось, он уже слышит вердикт, который вскоре вынесут присяжные, и видит перед собой стопки долларов.
   Рейнольдс перевернул еще несколько страниц в своем блокноте. Ему нельзя было отказать в определенном чутье, – он начал с другого конца:
   – Итак, вы утверждаете, что испытываете постоянные боли?
   – Да, так и есть.
   – И при этом возникает головокружение и вы теряете ориентацию?
   – Именно так.
   – И у вас время от времени сводит шею?
   – Да. Особенно когда я устаю.
   "Куда он клонит? – подумал Бен. – Возможно, Рейнольдс, потеряв надежду выиграть дело, решил продемонстрировать симпатию к свидетельнице, проявить благородство..."
   – Итак, вы дали показания, что все болезненные симптомы проявляются в периоды напряженной работы?
   – Видите ли, как медицинская сестра, я нахожусь в постоянном контакте с больными. Внезапный спазм отнюдь не облегчает мне работу, когда я нахожусь у постели больного.
   – И эти боли в шее стали беспокоить вас после того, как вы попали в аварию?
   – Нет, нет, – добродушно ответила Эми. – Это мучает меня всю жизнь.
   После этих слов Бен едва не рухнул на пол.
   – Так вы хотите сказать, что эти боли возникли не в результате аварии? – допытывался Рейнольдс.
   Эми открыла рот, но тут же закрыла его, не сказав ни слова. Похоже, до нее наконец дошло, что она сказала что-то не то. Она вопросительно посмотрела на Бена, словно ждала, что тот ответит за нее.
   – Свидетель, отвечайте на вопрос, – сказала судья Харт.
   Доллары, возникшие перед внутренним взором Бена, теперь медленно таяли. Бен вскочил:
   – Ваша честь! Я протестую! Я не вижу, какое отношение...
   – Протест отклоняется, – прервала его судья Харт.
   – Еще в детстве меня беспокоила шея, – заговорила наконец Эми. – Это началось, когда мне было лет восемь.
   – Миссис Симмонс, когда два месяца назад вы давали под присягой показания, вы в мельчайших деталях описывали те боли, которые испытали в день аварии?
   – Да, верно. В тот день у меня был очень сильный приступ.
   Но это был не первый подобный приступ?