Страница:
Нет никакой существенной разницы между «Китти Хок64» и современным океанским лайнером.
Теперь применим эту концепцию к живым организмам. Появление млекопитающих открыло дорогу к возникновению множества моделей, созданных на этой основе. Среди них были некоторые модели, сочетавшие в себе свойства рептилий и млекопитающих, довольно неплохие модели, по крайней мере некоторые из них… Модели размером примерно с волка, но с зубами и когтями ящерицы… Многообещающие модели… Представьте себе мозг млекопитающего с присущими рептилиям способностям к неподвижности и регенерации нервной ткани… Посмотрите на Homo sapiens… Прежде чем он пошел в массовое производство, существовали и другие модели, обладавшие определенными достоинствами, но они преданы забвению – и все ради чего? Выйдите на улицу, посмотрите по сторонам, и что вы увидите? Создания, которые функционируют на одну пятидесятую своих потенциальных возможностей и спасаются от вполне заслуженного вымирания только при помощи громоздкой социальной системы… Давайте вернемся немного назад и посмотрим. Если вы ищете новые идеи в автомобилестроении, вернитесь к ранним моделям, в те времена, когда еще не начали гнать потоком с конвейера неэффективный двигатель внутреннего сгорания…
Обратите внимание на модели млекопитающих, которые существуют в настоящее время. Началось массовое производство, и эволюции пришел конец. Дарвин не объясняет, почему приостановился эволюционный процесс. Почему современные кошки не эволюционируют в лошадей? Ответ прост: прекратился процесс мутации. При таком темпе мутаций изменений просто не дождаться. Точно так же автомобильная промышленность ничего не желает знать о турбинном двигателе, потому что в этом случае им придется начинать все с самого начала, а это обойдется ужасно дорого. Поэтому хозяева сегодняшнего дня не желают капитально перелопачивать существующие формы для отливки все новых лошадей, собак, людей. Потому что за такую переделку им придется расплачиваться валютой, которой у них нет, – валютой творчества. Они не желают ничего слышать о новой модели человека, которая бы фундаментально отличалась от существующей. Они наверняка саботируют любую космическую программу, которая основана на изменении биологии человека, вместо нынешнего способа его транспортировки в искусственном акваланге, напоминающем транспортировку рыбы по суше в аквариуме.
Сценарист отрывает взгляд от экрана телевизора… «О боже, лососи снова принялись за свое, прыгают через пороги и умирают… Как они меня достали! Мать-Природа во всем своем разнообразии старого нужника… Что Она нам, собственно говоря, предлагает? Сортир в Аду?»!
Я предполагаю, что нынешний Бог или боги не являются творцами. Они захватили мир, который был уже сотворен кем-то другим, и используют его в своих собственных интересах, которые совершенно не совпадают с нашими.
Если объяснять так, чтобы и фермеру было понятно: христианский Бог существует. Но он не является Творцом. Он присвоил себе чужое творение точно так же, как паразит присваивает себе тело хозяина. Христианский Бог – ну и Аллах, конечно, ибо это одно и то же – эгоистичный засранец, который пытается нам всем заморочить голову. Как все колонизаторы, он презирает тех, кого эксплуатирует. Для него мы не более чем источники энергии. Он нуждается в нашей энергии, потому что собственной у него нет. Кому, кроме засранца, может доставить удовольствие вид людей, ползающих перед ним на коленях?
«Как рядовой солдат я стою по стойке «смирно!» перед моим капитаном», – сказал Папа Иоанн XXIII. Боже мой, что это еще за херь? А помешанные на Аллахе уроды, постоянно бормочущие молитвы, – разве они слеплены не из того же говна?.. АЛЛАХ АЛЛАХ АЛЛАХ…
Магическая теория истории: магическая модель Вселенной подразумевает, что ничего не происходит, если некто или нечто, какая-нибудь живущая сущность не захочет, чтобы это произошло. Случайностей и случайных совпадений не бывает.
Хаотическая ситуация всегда является результатом чьих-то усилий. Спросите себя, кому, какому существу она может быть выгодна. Даже если говорить об элементарной экономике, то всегда находится кто-то, кто наживается на хаосе… Спекулянты, торговцы черного рынка, бандиты и главари вооруженных формирований, в конце-то концов…
А теперь посмотрите на всю человеческую историю и предысторию с этой точки зрения. Посмотрите на нее, пока она будет развертываться перед вашим взором…
Механические устройства овеществляют процессы, происходящие в человеческой нервной системе… Магнитофон овеществляет голосовую функцию. Компьютер овеществляет определенную функцию человеческого мозга – ту, которая отвечает за накопление и обработку данных. Представьте себе историю человечества в виде очень длинной пленки, которая проматывается перед вашими глазами. Возьмите один из отрезков этой пленки.
Это сегмент времени. Его можно прокручивать вперед и назад, ускорять, замедлять, показывать в случайном порядке – делать с ним все, что взбредет вам в голову. Вы становитесь богом этого сегмента времени. Таким образом, так называемый «Бог» обладает именно этой властью над фильмом человеческой истории.
Единственная вещь, не отснятая заранее в такой заранее отснятой Вселенной, – это сам сюжет фильма, его мастер-копия. Вносить в нее изменения – смертный грех. Но именно этим и занимается Ким. Потому что Бог, действуя через таких своих агентов, как Харт и Старик Бикфорд, предусмотрел в сценарии смерть Кима.
Упражнение, при котором сегмент времени просматривается наподобие фильма, может применяться и к легкому стрелковому оружию… Представьте себе эволюцию от фитильного ружья к десантному автомату…
Идея бойка оказалась фундаментальным нововведением, настолько радикальным, что всеми возможностями, потенциально заложенными в фитильном ружье, тут же пренебрегли. Что же собой представляет новая концепция в сравнении с радикальным нововведением? Обычно в случае промышленных изделий, таких как автомобиль, именно появление новой концепции может заставить производителей начать все с нуля. Например, такой, как газотурбинный двигатель, электромобиль или паровая турбина. Можно сказать, что такой новой концепцией в области биологической будет переход от жизни во Времени к жизни в Пространстве, в Космосе. Этот переход обречет весь фильм Времени, снятый по заранее придуманному сценарию, на отправку в мусорную корзину, где, как мы все надеемся, он вскорости полностью истлеет. Последним памятником этому этапу станет огромная куча пленки, похожая на пустую бутылку из-под кока-колы… какая освежающая пауза… фильм булькнул и погас… от него осталась только пластиковая тара…
Таким образом, весь этот наш местный конфликт основан, в сущности, на простой ситуации: это конфликт между теми, кто должен отправиться в космос или умереть, и теми, кто умрет, если мы вырвемся в космос. Мы им нужны для их фильма. У них нет никакой возможности существовать иначе. И как только кто-то вырвется в космос, фильм будет непоправимым образом испорчен. Одна дыра – и ему конец. Если бы только найти верную пулю, думает Ким, почувствовать дрожь предчувствия…
Странный пистолет у него в руках… дикая музыка Пана… кричащие толпы… Пистолет Кима разрезает небо, словно газовая горелка. От неба отваливаются куски. Музыка становится все громче и сливается с завываниями ветра…
Да, мы можем проиграть не раз и не два. Но они могут проиграть только однажды. Утверждают, что вампира можно убить серебряной пулей. Чеснок в достаточной концентрации может тоже убить вампира, когда тот не может никуда убежать – ну, например, как в том случае, если он попался в комнату, где собралась компания итальяшек. Итак, какая пуля, какой запах нужны, чтобы порвать, повредить, остановить или полностью уничтожить этот фильм? Несложно догадаться: любое действие, любой запах, которые не предусмотрены заранее сценаристом, который находится вне фильма и не включает себя самого в данные, содержащиеся в нем.
Кастанеда описал бы это как внезапный прорыв Нагуаля, непознаваемого и непредсказуемого, в Тональ, который и есть совокупность всех заранее снятых кадров. Такой прорыв нарушает фундаментальные законы предсказуемой, тотально контролируемой Вселенной. Введите всего лишь один непредусмотренный и потому непредсказуемый фактор, и вся структура обвалится как карточный домик.
Судья Фаррис сказал, что я воняю, как скунс. А что представляет из себя этот запах? Это запах гниющей кинопленки. Вот почему всевозможные фаррисы и гринфильды не желают меня видеть. У меня нет права даже просто существовать.
– КАКОГО ХУЯ ДЕЛАЕТ ОН В МОЕМ ФИЛЬМЕ? – орет Режиссер. – ПРОУЧИТЕ-КА ЕГО КАК СЛЕДУЕТ.
Они попытались, но пуля срикошетила. Ким улыбается, выглядывая у себя между ног, и стреляет. Его пуля сносит водонапорную башню, добрую половину плоскогорья, кусок неба… огромная черная дыра… гудящий звук, словно где-то вдалеке летит пчелиный рой… все ближе и ближе…
На часах четыре утра. Ким докуривает пятую трубку опиума и отправляется спать.
Ему снится юноша, в котором он узнает своего бенефактора65, в том смысле, в котором использует это слово Кастанеда.
Юноша объясняет Киму, что тот еще не достиг (тут следует слово, значение которого Ким не вполне понимает) необходимого для бессмертия.
После завтрака на террасе Ким написал записку одному из своих агентов и попросил мальчика из гостиницы доставить ее по адресу. Мальчик вернулся назад через два часа с приглашением на ужин.
В шесть тридцать прибыла повозка. В нее была запряжена чалая кобыла в яблоках. Она подозрительно посмотрела на Кима и прижала уши. Кучером оказался мальчишка лет двадцати в бриджах для верховой езды и армейской гимнастерке с автоматическим кольтом 45-го у бедра. У мальчишки – акцент кокни и прыщеватое лицо преступника, но идеальные зубы, которые он демонстрирует, когда многозначительно и гнусно улыбается. У англикосов такие редко встречаются, отмечает Ким.
– Меня зовут Джон Аткинс.
Они обмениваются рукопожатием, и Ким чувствует, что его явно изучают с целью обнаружить, нет ли в нем какой слабины.
– Папаша у меня был фермер, держал молочную ферму… Я тут засек, что вы на мои зубы заторчали…
– А ты заметливый.
С насмешливым поклоном Аткинс приглашает Кима сесть в экипаж. Когда Ким залазит в повозку, он чувствует дерзкий взгляд у себя на заднице, и в голове у него звучат отчетливые, как колокольчик, слова:
– Эй, я бы тебе впарил в очко, приятель. – Совершенно очевидно, что Аткинс обладает способностями к вербальной телепатии. В основном телепаты передают изображения. Но у кокни есть особый талант к передаче слов. Тут все дело в акценте, который играет столь важное значение для английской классовой системы.
Аткинс вспрыгнул на козлы одним легким нечеловеческим движением, которое выглядело несколько уродливым и неестественным. Он ловко взял поводья в свои тонкие руки, обтянутые красноватой кожей. Ким легко может представить себе, как такие руки управляются с разбитой пивной бутылкой, бритвой или велосипедной цепью.
Ким многое повидал на своем веку. Он знал, что многие стареющие педерасты, особенно англичане, обожают подобных скользких и опасных типов, из числа тех, что подслушивают в замочную скважину – порочный продукт иерархической социальной системы, зиждущейся на клубах и частных школах. Джон Аткинс – птенец из этого самого гнезда, и вы мне не поверите, дорогуша! – но мальчиков его ремесла в Англии так и называют: «птенцы»…
Очень полезный чертенок, заключает Ким, если отыскать к нему правильный подход.
Они трогаются с места. Аткинс правит повозкой с нахальством, которое чувствуется в каждом ее повороте.
– Ну вот и Касба…
Аткинс указывает на массивный форт, который охраняют два неряшливых апатичных солдата, вооруженных винтовками системы Ли-Энфильда.
– Куча народу считает, что весь арабский квартал называется «Касба», но на самом-то деле квартал называется Медина, и только форт в самом его центре – Касба…
Ким рассеянно и высокомерно улыбается.
– Ну вы-то, я думаю, все это знали заранее. Такие типы, как вы, – они перед тем, как куда-нибудь отправиться, обязательно все-все-все разузнают про это место.
– Ну разумеется, и про место, и про людей тоже… Джон Аткинс, также известный под именами Джеймс Армитидж и Дентон Уэстербери. Осужден за кошмарное преступление: ослепил на один глаз разбитой пивной бутылкой человека в пабе «У нищего слепца»… Отсидел шесть месяцев в Брикстоне… Входил в состав уличной банды… Пять арестов, виновность ни разу не была доказана… Разыскивается по подозрению в ограблении склада, в ходе которого был убит сторож… Захватывающее чтение, не правда ли? Один инспектор французской полиции позволил мне ознакомиться…
– А вы сами, часом, не фараон? А то те, кто много знает, долго не живут.
– Да, если только они не успели поделиться своими знаниями с присяжным поверенным, дорогуша.
– Что ж, мне тоже есть чем с вами поделиться, мистер Карсонс… Я могу быть вам полезен.
– Тогда начнем с досье на тех, кто собирается на этот ужин…
– Ладно, будет там старый Джордж Харгрейв, австралиец, и, скажу я вам, большей сволочи земля на себе не носила. У него широкий взгляд на вещи… ни одно дело не покажется ни слишком подлым, ни слишком грязным старине Джорджу.
Дорога резко пошла в гору… по сторонам рос густой лес из орешника, дуба, кипариса и кедра… виллы прятались в сторонке от дороги за высокими стенами и неприступными воротами… приглушенное благоухание свободы и достатка… дети слуг играют на улице… Ким поворачивается, чтобы посмотреть на босоногого мальчика, бегущего по улице, громко топоча пятками…
– Только что лазил своими грязными пальцами в стряпню. Но настоящего вора из него не выйдет. Слишком труслив и не скрывает этого… Две лесбы, которые содержат книжный магазин и чайную комнату, – работают на французскую разведку… И на русских, и на англичан тоже… У американцев в этом секторе с людьми слабовато…
Это ты так думаешь, отмечает Ким. На самом деле сейчас в этой зоне сосредоточены лучшие силы разведки «Семья Джонсонов».
– Они также занимаются контрабандой и содержат лучший бордель в городе…
– «Черную кошку»?
Верно… Заведение первый сорт… Затем будет граф Де Шан… Он – резидент французской разведки в северном секторе… Торчок… Ему доставляют с Востока специальный сорт героина.
– Розовато-коричневые кристаллы?
– Верно.
– Да, это очень специальный сорт.
– И два американских пидора, Грег и Брэд. Содержат антикварный магазин и выполняют декоративные работы… Эти двое – не совсем те, за кого они себя выдают… Я слышал, как один из них разговаривал по-арабски, хотя считается, что он не знает на нем ни слова.
– Ты это подслушал.
– Верно. Под дверью стоял. Он болтал со своим кухонным мальчиком так, как будто ему это не впервой.
Эти двое, выдающие себя за пару стильных пидоров, – на самом деле агенты «Семейства», подготовка которых превосходит подготовку любой другой тайной организации в мире, исключая японских ниндзя. Они в совершенстве владеют огнестрельным оружием, ножами, дубинкой, цепями и нунчаку, духовыми ружьями и импровизированным оружием, кодами и искусством маскировки…
Они у него еше схлопочут за разговорчики на кухне по-арабски…
– Неужели? По-арабски это означает «ебаный в рот»…
– Неудивительно, что он посмотрел на меня так странно.
Грег вырос в Каире. Арабский – его родной язык. Тайный агент должен уметь скрывать свои знания, чтобы мнение людей о нем оставалось преуменьшенным; как только вы этому научитесь, вы уже без этого практически не можете обходиться… Опасность, постоянная бдительность, целеустремленность – и вот в один прекрасный день вы скидываете ваши нищенские лохмотья и предстаете в виде агента британской разведки и тут же начинаете отдавать приказы на английском, немецком, французском, арабском и еще на множестве совсем уж никому не известных наречий…
Они сворачивают к воротам. В маленькой будке привратника великолепный старый араб в феске курит трубку с кифом, ружье стоит прислоненное в углу…
Дорожка петляет между ивами и кипарисами.
– Еще там будет американский консул с женой. Раньше они выступали в цирке, показывали номер с чтением мыслей и угадыванием предметов. Потом наткнулись на скважину – так у вас в Техасе называют тех, кто внезапно разбогател – и внесли деньги в правильный избирательный фонд.
Повозка подъезжает к крыльцу, и мальчик отводит лошадь на конюшню. Дом похож на дома в Испании: крыша, крытая красной черепицей, маленькие зарешеченные окна на фасаде… Джон проводит его в большую гостиную с дубовыми балками под потолком и камином.
– Мистер Ким Карсонс, прославленный ганмен.
Высокий худой юноша с тонкими рыжими усиками в гимнастерке и бриджах для верховой езды лениво встает с кресла.
– Меня зовут Тони Аутвейт. – Он протягивает Киму твердую, холодную руку. Ким немедленно узнает в нем юношу, приснившегося ему прошлой ночью. Какая показуха, думает он, этим англичанам постоянно нужно все подчеркивать.
У Тони холодные серые глаза, безупречные манеры и осанка. Семьсот лет селекции. Не его заслуга. Киму же пришлось вырабатывать все это самостоятельно.
– Скучаете по Лондону, а? – Тони показывает рукой на стол, на котором стоит блюдо с каким-то черноватым пудингом. – Не хотите ли немного маджуна66, пока не пришли остальные гости?
Ким съедает ложку. Вкус как у рождественского пудинга.
– О, самое то… – говорит он. Когда это действительно «самое то», то на вкус маджун должен походить на пышный фруктовый пудинг без горького привкуса, характерного для гашиша.
– Особый рецепт, ряд специальных добавок… Прогуляемся перед ужином?
– Отлично!
За домом, который оказался гораздо больше, чем можно было судить по фасаду, лесистый склон, ведущий к нависшей над морем скале… дорожки, колодцы, бассейны с водой и ручьи, над которыми перекинуты каменные мостики. Тони предложил присесть на кипарисовую скамейку.
«Ах как уютно!» – сообщила Киму его задница… Скамейка, бассейны, каменные мостики, тщательно высаженные деревья. Эти англичане – мастера оформлять сцену.
– Вы преувеличиваете наши способности, – это прозвучало как утверждение, а не как вопрос. – Похоже на Южную Америку, правда?
– Да. Настоящие джунгли.
– Вы там бывали?
– В определенном смысле – да… Banisteria caapi растет здесь?
– Аяхуаска, яхе, пильде?67 Нет. Слишком холодно. Бывают, понимаете ли, заморозки. Даже для апельсинов здесь слишком холодно… Тем не менее я выделил действующее начало… Гармалин, телепатин. Вот его-то я и добавил в пудинг…
Время скачет, словно сломанная пишущая машинка. Ким обнаруживает, что вернулся в салон и обменивается рукопожатиями с пришедшими гостями. Ага, вот это, должно быть, тот самый австралиец – толстый, с елейными манерами, из каждой поры сочится жизнерадостная испорченность, а вот парочка лесбиянок, тощие и злобные на вид, с холодными, мертвыми подводными глазами, словно у парочки серых акул-нянек, а вот граф Де Шан, у которого ширево только что из ушей не лезет. Мошенник старой школы. Не хотел бы очутиться у него в родовом шато. Ким вспоминает с содроганием свою встречу в Венеции с графом Де Вилем. Приглашение посетить родовое имение следует воспринимать с предельной осторожностью и принимать, только тщательно продумав все дороги к отступлению. Ким уже обменялся незаметными рукопожатиями с Грегом и Брэдом… Одно длительное и два коротких…
Он переносит внимание на американского консула и его жену. Мистер Дэйвис – худой мужчина лет пятидесяти, в сером свитере… Он слишком обаятелен для того, чтобы внушать доверие. У его жены вид дамы, которая витает где-то в эфирных далях… Обманчивый вид, решает Ким, ощущая интуитивно, что она – из тех, кто сразу раскладывает новых знакомых по полочкам… «Швейцарская метода», – называет он это. Джордж Харгрейв рассказывает длинную историю об эксцентричной английской даме, которая попыталась остановить расстрел, происходивший на пляже, встав между расстрельным взводом и приговоренными к смерти.
Все вежливо смеются… судя по всему, раз в сотый…
Ужин подан на стол, меню досконально воспроизводит типичный английский ужин: жареная баранина с жареным картофелем, мятная подливка… «Из одной маленькой лавки в Гибралтаре», шпинат с голландским соусом… персики с взбитыми сливками на десерт…
Тони записывает название лавки для Грега и Брэда и рисует схему, как ее найти… «Настоящий мармелад и чай «Эрл Грей»…
– Мы остались без нашей Фатимы…
– Какая жалость, она была великолепна…
– Дело зашло слишком далеко…
– Им ничего невозможно объяснить, абсолютно невозможно….
– Даже если их застигнут рядом с трупом, у которого перерезано горло, а в руке у них окажется окровавленный кухонный нож, они будут клясться Аллахом, что они здесь ни при чем…
– Так уж у них мозги устроены…
– По какой цене вы берете у этого индуса?
– Шесть тридцать…
– Совсем неплохо…
Чем-то нереальным веет от плотных гардин, застекленных книжных шкафов, глубоких кожаных кресел и диванов, чем-то похожих на бивак, временно разбитый в чужих краях.
– А правда, – спрашивает она, – что Рим выводит две дивизии?
– Слышали новость? Зону национализировали.
Крылатая колесница времени прогромыхала по соседству.
Все распадается по швам… на горных факториях и плантациях копры… в гарнизонах и на заставах… слухи о восстании распространяются со скоростью молнии… по всем отдаленным уголкам земли… разговоры о слугах и лавках, сравнительный анализ курсов валют, обмен кулинарными рецептами… куча того, что Ким именует «беседами двойного назначения», которые выглядят банальными на первый взгляд, но на самом деле содержат в себе секретную информацию…
– На вашем месте я бы поторопился… Владелец магазина утверждает, что, возможно, к нему не завезут больше мятного соуса вплоть до следующего года…
(Фонды сокращены.)
Грег поспешно оборачивается к графу…
– Ах, тот самый коричневый сахар, который так вам нравился… Продано все до последней капли…
Граф бледнеет, он этого не ждал.
– А что, из местной патоки такого сделать нельзя? – вмешивается Ким…
Граф бросает на него взгляд, в котором явно читается нечто вроде «а твоего собачьего мнения тут никто и не спрашивал».
– Это правда, что вы выводите две дивизии? – спрашивает одна из лесбиянок…
Губернатор кашляет и что-то мычит. Он знает, что Риму угрожает вторжение варваров с севера. Войска выводятся из Англии, Германии и Северной Африки. Он делает все возможное для того, чтобы это прошло как можно более незаметно и легко. В один прекрасный день колонисты проснутся и увидят, что гарнизона больше нет.
– Они все ушли. Выдвинулись ночью… Время собирать вещички и сматываться, если повезет. Назад, в Рим, Лондон, Париж, где они будут предаваться стенаниям по поводу тесных квартир и отсутствия слуг…
Сын Старика Бикфорда складывается пополам, получив в живот заряд шрапнели из ружья 44-го калибра… машина влетает на мостовую и пробивает насквозь витрину магазина, осколки стекла сверкают под тусклым светом уличных фонарей – покрытые синяками лиловые скулы и голубые глаза Судьи Фарриса взирают на него с холодным презрением… только там его не было, не было его нигде ни при одной из этих сцен, пустое пространство, наполненное вакуумом, мертвая зона, в которой он скрывался за рамками кадра, причем ему приходилось постоянно пятиться, потому что его преследовал по следам азотистый запах горящей пленки…
И вот теперь прямо перед ним лежит обширная базарная площадь, простирающаяся во всех направлениях до самого неба… И Тони показывает… «Это рынок, Ким… ты можешь купить здесь все, что тебе захочется, и заплатить за товар своим ожиданием… Это здесь самая ходовая валюта… что хочешь, то и получаешь… ты только посмотри… оружие, наркотики, мальчики всех цветов и размеров… И это все твое… Разумеется, мы у тебя за это кое-что попросим, но это же логично, не правда ли?..
Ким пожимает плечами:
– Да, логику твою я понимаю, если ты об этом… Тони уносится прочь…
– Ну, если ты хочешь так думать, то… – Его капризный голос тает вдали…
Перед ним появляется арабский полицейский.
– Паспорт, – требует он по-арабски.
Ким слышит свой голос, отвечающий ему что-то на том же языке, со стороны, словно это говорит не он, а кто-то другой. Полицейский изучает паспорт Кима. Он вооружен дешевым автоматическим пистолетом в кобуре с клапаном на кнопке. Модель 380, заключает Ким. Полицейский возвращает паспорт Киму и движется дальше. Глядя в неподвижное, как маска мумии, лицо полицейского, Ким обнаруживает, что способен думать на привитом ему языке. Это похоже на то, как начинаешь осваивать незнакомый инструмент, но он быстро улавливает суть.
Теперь применим эту концепцию к живым организмам. Появление млекопитающих открыло дорогу к возникновению множества моделей, созданных на этой основе. Среди них были некоторые модели, сочетавшие в себе свойства рептилий и млекопитающих, довольно неплохие модели, по крайней мере некоторые из них… Модели размером примерно с волка, но с зубами и когтями ящерицы… Многообещающие модели… Представьте себе мозг млекопитающего с присущими рептилиям способностям к неподвижности и регенерации нервной ткани… Посмотрите на Homo sapiens… Прежде чем он пошел в массовое производство, существовали и другие модели, обладавшие определенными достоинствами, но они преданы забвению – и все ради чего? Выйдите на улицу, посмотрите по сторонам, и что вы увидите? Создания, которые функционируют на одну пятидесятую своих потенциальных возможностей и спасаются от вполне заслуженного вымирания только при помощи громоздкой социальной системы… Давайте вернемся немного назад и посмотрим. Если вы ищете новые идеи в автомобилестроении, вернитесь к ранним моделям, в те времена, когда еще не начали гнать потоком с конвейера неэффективный двигатель внутреннего сгорания…
Обратите внимание на модели млекопитающих, которые существуют в настоящее время. Началось массовое производство, и эволюции пришел конец. Дарвин не объясняет, почему приостановился эволюционный процесс. Почему современные кошки не эволюционируют в лошадей? Ответ прост: прекратился процесс мутации. При таком темпе мутаций изменений просто не дождаться. Точно так же автомобильная промышленность ничего не желает знать о турбинном двигателе, потому что в этом случае им придется начинать все с самого начала, а это обойдется ужасно дорого. Поэтому хозяева сегодняшнего дня не желают капитально перелопачивать существующие формы для отливки все новых лошадей, собак, людей. Потому что за такую переделку им придется расплачиваться валютой, которой у них нет, – валютой творчества. Они не желают ничего слышать о новой модели человека, которая бы фундаментально отличалась от существующей. Они наверняка саботируют любую космическую программу, которая основана на изменении биологии человека, вместо нынешнего способа его транспортировки в искусственном акваланге, напоминающем транспортировку рыбы по суше в аквариуме.
Сценарист отрывает взгляд от экрана телевизора… «О боже, лососи снова принялись за свое, прыгают через пороги и умирают… Как они меня достали! Мать-Природа во всем своем разнообразии старого нужника… Что Она нам, собственно говоря, предлагает? Сортир в Аду?»!
Я предполагаю, что нынешний Бог или боги не являются творцами. Они захватили мир, который был уже сотворен кем-то другим, и используют его в своих собственных интересах, которые совершенно не совпадают с нашими.
Если объяснять так, чтобы и фермеру было понятно: христианский Бог существует. Но он не является Творцом. Он присвоил себе чужое творение точно так же, как паразит присваивает себе тело хозяина. Христианский Бог – ну и Аллах, конечно, ибо это одно и то же – эгоистичный засранец, который пытается нам всем заморочить голову. Как все колонизаторы, он презирает тех, кого эксплуатирует. Для него мы не более чем источники энергии. Он нуждается в нашей энергии, потому что собственной у него нет. Кому, кроме засранца, может доставить удовольствие вид людей, ползающих перед ним на коленях?
«Как рядовой солдат я стою по стойке «смирно!» перед моим капитаном», – сказал Папа Иоанн XXIII. Боже мой, что это еще за херь? А помешанные на Аллахе уроды, постоянно бормочущие молитвы, – разве они слеплены не из того же говна?.. АЛЛАХ АЛЛАХ АЛЛАХ…
Магическая теория истории: магическая модель Вселенной подразумевает, что ничего не происходит, если некто или нечто, какая-нибудь живущая сущность не захочет, чтобы это произошло. Случайностей и случайных совпадений не бывает.
Хаотическая ситуация всегда является результатом чьих-то усилий. Спросите себя, кому, какому существу она может быть выгодна. Даже если говорить об элементарной экономике, то всегда находится кто-то, кто наживается на хаосе… Спекулянты, торговцы черного рынка, бандиты и главари вооруженных формирований, в конце-то концов…
А теперь посмотрите на всю человеческую историю и предысторию с этой точки зрения. Посмотрите на нее, пока она будет развертываться перед вашим взором…
Механические устройства овеществляют процессы, происходящие в человеческой нервной системе… Магнитофон овеществляет голосовую функцию. Компьютер овеществляет определенную функцию человеческого мозга – ту, которая отвечает за накопление и обработку данных. Представьте себе историю человечества в виде очень длинной пленки, которая проматывается перед вашими глазами. Возьмите один из отрезков этой пленки.
Это сегмент времени. Его можно прокручивать вперед и назад, ускорять, замедлять, показывать в случайном порядке – делать с ним все, что взбредет вам в голову. Вы становитесь богом этого сегмента времени. Таким образом, так называемый «Бог» обладает именно этой властью над фильмом человеческой истории.
Единственная вещь, не отснятая заранее в такой заранее отснятой Вселенной, – это сам сюжет фильма, его мастер-копия. Вносить в нее изменения – смертный грех. Но именно этим и занимается Ким. Потому что Бог, действуя через таких своих агентов, как Харт и Старик Бикфорд, предусмотрел в сценарии смерть Кима.
Упражнение, при котором сегмент времени просматривается наподобие фильма, может применяться и к легкому стрелковому оружию… Представьте себе эволюцию от фитильного ружья к десантному автомату…
Идея бойка оказалась фундаментальным нововведением, настолько радикальным, что всеми возможностями, потенциально заложенными в фитильном ружье, тут же пренебрегли. Что же собой представляет новая концепция в сравнении с радикальным нововведением? Обычно в случае промышленных изделий, таких как автомобиль, именно появление новой концепции может заставить производителей начать все с нуля. Например, такой, как газотурбинный двигатель, электромобиль или паровая турбина. Можно сказать, что такой новой концепцией в области биологической будет переход от жизни во Времени к жизни в Пространстве, в Космосе. Этот переход обречет весь фильм Времени, снятый по заранее придуманному сценарию, на отправку в мусорную корзину, где, как мы все надеемся, он вскорости полностью истлеет. Последним памятником этому этапу станет огромная куча пленки, похожая на пустую бутылку из-под кока-колы… какая освежающая пауза… фильм булькнул и погас… от него осталась только пластиковая тара…
Таким образом, весь этот наш местный конфликт основан, в сущности, на простой ситуации: это конфликт между теми, кто должен отправиться в космос или умереть, и теми, кто умрет, если мы вырвемся в космос. Мы им нужны для их фильма. У них нет никакой возможности существовать иначе. И как только кто-то вырвется в космос, фильм будет непоправимым образом испорчен. Одна дыра – и ему конец. Если бы только найти верную пулю, думает Ким, почувствовать дрожь предчувствия…
Странный пистолет у него в руках… дикая музыка Пана… кричащие толпы… Пистолет Кима разрезает небо, словно газовая горелка. От неба отваливаются куски. Музыка становится все громче и сливается с завываниями ветра…
Да, мы можем проиграть не раз и не два. Но они могут проиграть только однажды. Утверждают, что вампира можно убить серебряной пулей. Чеснок в достаточной концентрации может тоже убить вампира, когда тот не может никуда убежать – ну, например, как в том случае, если он попался в комнату, где собралась компания итальяшек. Итак, какая пуля, какой запах нужны, чтобы порвать, повредить, остановить или полностью уничтожить этот фильм? Несложно догадаться: любое действие, любой запах, которые не предусмотрены заранее сценаристом, который находится вне фильма и не включает себя самого в данные, содержащиеся в нем.
Кастанеда описал бы это как внезапный прорыв Нагуаля, непознаваемого и непредсказуемого, в Тональ, который и есть совокупность всех заранее снятых кадров. Такой прорыв нарушает фундаментальные законы предсказуемой, тотально контролируемой Вселенной. Введите всего лишь один непредусмотренный и потому непредсказуемый фактор, и вся структура обвалится как карточный домик.
Судья Фаррис сказал, что я воняю, как скунс. А что представляет из себя этот запах? Это запах гниющей кинопленки. Вот почему всевозможные фаррисы и гринфильды не желают меня видеть. У меня нет права даже просто существовать.
– КАКОГО ХУЯ ДЕЛАЕТ ОН В МОЕМ ФИЛЬМЕ? – орет Режиссер. – ПРОУЧИТЕ-КА ЕГО КАК СЛЕДУЕТ.
Они попытались, но пуля срикошетила. Ким улыбается, выглядывая у себя между ног, и стреляет. Его пуля сносит водонапорную башню, добрую половину плоскогорья, кусок неба… огромная черная дыра… гудящий звук, словно где-то вдалеке летит пчелиный рой… все ближе и ближе…
На часах четыре утра. Ким докуривает пятую трубку опиума и отправляется спать.
Ему снится юноша, в котором он узнает своего бенефактора65, в том смысле, в котором использует это слово Кастанеда.
Юноша объясняет Киму, что тот еще не достиг (тут следует слово, значение которого Ким не вполне понимает) необходимого для бессмертия.
После завтрака на террасе Ким написал записку одному из своих агентов и попросил мальчика из гостиницы доставить ее по адресу. Мальчик вернулся назад через два часа с приглашением на ужин.
В шесть тридцать прибыла повозка. В нее была запряжена чалая кобыла в яблоках. Она подозрительно посмотрела на Кима и прижала уши. Кучером оказался мальчишка лет двадцати в бриджах для верховой езды и армейской гимнастерке с автоматическим кольтом 45-го у бедра. У мальчишки – акцент кокни и прыщеватое лицо преступника, но идеальные зубы, которые он демонстрирует, когда многозначительно и гнусно улыбается. У англикосов такие редко встречаются, отмечает Ким.
– Меня зовут Джон Аткинс.
Они обмениваются рукопожатием, и Ким чувствует, что его явно изучают с целью обнаружить, нет ли в нем какой слабины.
– Папаша у меня был фермер, держал молочную ферму… Я тут засек, что вы на мои зубы заторчали…
– А ты заметливый.
С насмешливым поклоном Аткинс приглашает Кима сесть в экипаж. Когда Ким залазит в повозку, он чувствует дерзкий взгляд у себя на заднице, и в голове у него звучат отчетливые, как колокольчик, слова:
– Эй, я бы тебе впарил в очко, приятель. – Совершенно очевидно, что Аткинс обладает способностями к вербальной телепатии. В основном телепаты передают изображения. Но у кокни есть особый талант к передаче слов. Тут все дело в акценте, который играет столь важное значение для английской классовой системы.
Аткинс вспрыгнул на козлы одним легким нечеловеческим движением, которое выглядело несколько уродливым и неестественным. Он ловко взял поводья в свои тонкие руки, обтянутые красноватой кожей. Ким легко может представить себе, как такие руки управляются с разбитой пивной бутылкой, бритвой или велосипедной цепью.
Ким многое повидал на своем веку. Он знал, что многие стареющие педерасты, особенно англичане, обожают подобных скользких и опасных типов, из числа тех, что подслушивают в замочную скважину – порочный продукт иерархической социальной системы, зиждущейся на клубах и частных школах. Джон Аткинс – птенец из этого самого гнезда, и вы мне не поверите, дорогуша! – но мальчиков его ремесла в Англии так и называют: «птенцы»…
Очень полезный чертенок, заключает Ким, если отыскать к нему правильный подход.
Они трогаются с места. Аткинс правит повозкой с нахальством, которое чувствуется в каждом ее повороте.
– Ну вот и Касба…
Аткинс указывает на массивный форт, который охраняют два неряшливых апатичных солдата, вооруженных винтовками системы Ли-Энфильда.
– Куча народу считает, что весь арабский квартал называется «Касба», но на самом-то деле квартал называется Медина, и только форт в самом его центре – Касба…
Ким рассеянно и высокомерно улыбается.
– Ну вы-то, я думаю, все это знали заранее. Такие типы, как вы, – они перед тем, как куда-нибудь отправиться, обязательно все-все-все разузнают про это место.
– Ну разумеется, и про место, и про людей тоже… Джон Аткинс, также известный под именами Джеймс Армитидж и Дентон Уэстербери. Осужден за кошмарное преступление: ослепил на один глаз разбитой пивной бутылкой человека в пабе «У нищего слепца»… Отсидел шесть месяцев в Брикстоне… Входил в состав уличной банды… Пять арестов, виновность ни разу не была доказана… Разыскивается по подозрению в ограблении склада, в ходе которого был убит сторож… Захватывающее чтение, не правда ли? Один инспектор французской полиции позволил мне ознакомиться…
– А вы сами, часом, не фараон? А то те, кто много знает, долго не живут.
– Да, если только они не успели поделиться своими знаниями с присяжным поверенным, дорогуша.
– Что ж, мне тоже есть чем с вами поделиться, мистер Карсонс… Я могу быть вам полезен.
– Тогда начнем с досье на тех, кто собирается на этот ужин…
– Ладно, будет там старый Джордж Харгрейв, австралиец, и, скажу я вам, большей сволочи земля на себе не носила. У него широкий взгляд на вещи… ни одно дело не покажется ни слишком подлым, ни слишком грязным старине Джорджу.
Дорога резко пошла в гору… по сторонам рос густой лес из орешника, дуба, кипариса и кедра… виллы прятались в сторонке от дороги за высокими стенами и неприступными воротами… приглушенное благоухание свободы и достатка… дети слуг играют на улице… Ким поворачивается, чтобы посмотреть на босоногого мальчика, бегущего по улице, громко топоча пятками…
– Только что лазил своими грязными пальцами в стряпню. Но настоящего вора из него не выйдет. Слишком труслив и не скрывает этого… Две лесбы, которые содержат книжный магазин и чайную комнату, – работают на французскую разведку… И на русских, и на англичан тоже… У американцев в этом секторе с людьми слабовато…
Это ты так думаешь, отмечает Ким. На самом деле сейчас в этой зоне сосредоточены лучшие силы разведки «Семья Джонсонов».
– Они также занимаются контрабандой и содержат лучший бордель в городе…
– «Черную кошку»?
Верно… Заведение первый сорт… Затем будет граф Де Шан… Он – резидент французской разведки в северном секторе… Торчок… Ему доставляют с Востока специальный сорт героина.
– Розовато-коричневые кристаллы?
– Верно.
– Да, это очень специальный сорт.
– И два американских пидора, Грег и Брэд. Содержат антикварный магазин и выполняют декоративные работы… Эти двое – не совсем те, за кого они себя выдают… Я слышал, как один из них разговаривал по-арабски, хотя считается, что он не знает на нем ни слова.
– Ты это подслушал.
– Верно. Под дверью стоял. Он болтал со своим кухонным мальчиком так, как будто ему это не впервой.
Эти двое, выдающие себя за пару стильных пидоров, – на самом деле агенты «Семейства», подготовка которых превосходит подготовку любой другой тайной организации в мире, исключая японских ниндзя. Они в совершенстве владеют огнестрельным оружием, ножами, дубинкой, цепями и нунчаку, духовыми ружьями и импровизированным оружием, кодами и искусством маскировки…
Они у него еше схлопочут за разговорчики на кухне по-арабски…
– Неужели? По-арабски это означает «ебаный в рот»…
– Неудивительно, что он посмотрел на меня так странно.
Грег вырос в Каире. Арабский – его родной язык. Тайный агент должен уметь скрывать свои знания, чтобы мнение людей о нем оставалось преуменьшенным; как только вы этому научитесь, вы уже без этого практически не можете обходиться… Опасность, постоянная бдительность, целеустремленность – и вот в один прекрасный день вы скидываете ваши нищенские лохмотья и предстаете в виде агента британской разведки и тут же начинаете отдавать приказы на английском, немецком, французском, арабском и еще на множестве совсем уж никому не известных наречий…
Они сворачивают к воротам. В маленькой будке привратника великолепный старый араб в феске курит трубку с кифом, ружье стоит прислоненное в углу…
Дорожка петляет между ивами и кипарисами.
– Еще там будет американский консул с женой. Раньше они выступали в цирке, показывали номер с чтением мыслей и угадыванием предметов. Потом наткнулись на скважину – так у вас в Техасе называют тех, кто внезапно разбогател – и внесли деньги в правильный избирательный фонд.
Повозка подъезжает к крыльцу, и мальчик отводит лошадь на конюшню. Дом похож на дома в Испании: крыша, крытая красной черепицей, маленькие зарешеченные окна на фасаде… Джон проводит его в большую гостиную с дубовыми балками под потолком и камином.
– Мистер Ким Карсонс, прославленный ганмен.
Высокий худой юноша с тонкими рыжими усиками в гимнастерке и бриджах для верховой езды лениво встает с кресла.
– Меня зовут Тони Аутвейт. – Он протягивает Киму твердую, холодную руку. Ким немедленно узнает в нем юношу, приснившегося ему прошлой ночью. Какая показуха, думает он, этим англичанам постоянно нужно все подчеркивать.
У Тони холодные серые глаза, безупречные манеры и осанка. Семьсот лет селекции. Не его заслуга. Киму же пришлось вырабатывать все это самостоятельно.
– Скучаете по Лондону, а? – Тони показывает рукой на стол, на котором стоит блюдо с каким-то черноватым пудингом. – Не хотите ли немного маджуна66, пока не пришли остальные гости?
Ким съедает ложку. Вкус как у рождественского пудинга.
– О, самое то… – говорит он. Когда это действительно «самое то», то на вкус маджун должен походить на пышный фруктовый пудинг без горького привкуса, характерного для гашиша.
– Особый рецепт, ряд специальных добавок… Прогуляемся перед ужином?
– Отлично!
За домом, который оказался гораздо больше, чем можно было судить по фасаду, лесистый склон, ведущий к нависшей над морем скале… дорожки, колодцы, бассейны с водой и ручьи, над которыми перекинуты каменные мостики. Тони предложил присесть на кипарисовую скамейку.
«Ах как уютно!» – сообщила Киму его задница… Скамейка, бассейны, каменные мостики, тщательно высаженные деревья. Эти англичане – мастера оформлять сцену.
– Вы преувеличиваете наши способности, – это прозвучало как утверждение, а не как вопрос. – Похоже на Южную Америку, правда?
– Да. Настоящие джунгли.
– Вы там бывали?
– В определенном смысле – да… Banisteria caapi растет здесь?
– Аяхуаска, яхе, пильде?67 Нет. Слишком холодно. Бывают, понимаете ли, заморозки. Даже для апельсинов здесь слишком холодно… Тем не менее я выделил действующее начало… Гармалин, телепатин. Вот его-то я и добавил в пудинг…
Время скачет, словно сломанная пишущая машинка. Ким обнаруживает, что вернулся в салон и обменивается рукопожатиями с пришедшими гостями. Ага, вот это, должно быть, тот самый австралиец – толстый, с елейными манерами, из каждой поры сочится жизнерадостная испорченность, а вот парочка лесбиянок, тощие и злобные на вид, с холодными, мертвыми подводными глазами, словно у парочки серых акул-нянек, а вот граф Де Шан, у которого ширево только что из ушей не лезет. Мошенник старой школы. Не хотел бы очутиться у него в родовом шато. Ким вспоминает с содроганием свою встречу в Венеции с графом Де Вилем. Приглашение посетить родовое имение следует воспринимать с предельной осторожностью и принимать, только тщательно продумав все дороги к отступлению. Ким уже обменялся незаметными рукопожатиями с Грегом и Брэдом… Одно длительное и два коротких…
Он переносит внимание на американского консула и его жену. Мистер Дэйвис – худой мужчина лет пятидесяти, в сером свитере… Он слишком обаятелен для того, чтобы внушать доверие. У его жены вид дамы, которая витает где-то в эфирных далях… Обманчивый вид, решает Ким, ощущая интуитивно, что она – из тех, кто сразу раскладывает новых знакомых по полочкам… «Швейцарская метода», – называет он это. Джордж Харгрейв рассказывает длинную историю об эксцентричной английской даме, которая попыталась остановить расстрел, происходивший на пляже, встав между расстрельным взводом и приговоренными к смерти.
Все вежливо смеются… судя по всему, раз в сотый…
Ужин подан на стол, меню досконально воспроизводит типичный английский ужин: жареная баранина с жареным картофелем, мятная подливка… «Из одной маленькой лавки в Гибралтаре», шпинат с голландским соусом… персики с взбитыми сливками на десерт…
Тони записывает название лавки для Грега и Брэда и рисует схему, как ее найти… «Настоящий мармелад и чай «Эрл Грей»…
– Мы остались без нашей Фатимы…
– Какая жалость, она была великолепна…
– Дело зашло слишком далеко…
– Им ничего невозможно объяснить, абсолютно невозможно….
– Даже если их застигнут рядом с трупом, у которого перерезано горло, а в руке у них окажется окровавленный кухонный нож, они будут клясться Аллахом, что они здесь ни при чем…
– Так уж у них мозги устроены…
– По какой цене вы берете у этого индуса?
– Шесть тридцать…
– Совсем неплохо…
Чем-то нереальным веет от плотных гардин, застекленных книжных шкафов, глубоких кожаных кресел и диванов, чем-то похожих на бивак, временно разбитый в чужих краях.
– А правда, – спрашивает она, – что Рим выводит две дивизии?
– Слышали новость? Зону национализировали.
Крылатая колесница времени прогромыхала по соседству.
Все распадается по швам… на горных факториях и плантациях копры… в гарнизонах и на заставах… слухи о восстании распространяются со скоростью молнии… по всем отдаленным уголкам земли… разговоры о слугах и лавках, сравнительный анализ курсов валют, обмен кулинарными рецептами… куча того, что Ким именует «беседами двойного назначения», которые выглядят банальными на первый взгляд, но на самом деле содержат в себе секретную информацию…
– На вашем месте я бы поторопился… Владелец магазина утверждает, что, возможно, к нему не завезут больше мятного соуса вплоть до следующего года…
(Фонды сокращены.)
Грег поспешно оборачивается к графу…
– Ах, тот самый коричневый сахар, который так вам нравился… Продано все до последней капли…
Граф бледнеет, он этого не ждал.
– А что, из местной патоки такого сделать нельзя? – вмешивается Ким…
Граф бросает на него взгляд, в котором явно читается нечто вроде «а твоего собачьего мнения тут никто и не спрашивал».
– Это правда, что вы выводите две дивизии? – спрашивает одна из лесбиянок…
Губернатор кашляет и что-то мычит. Он знает, что Риму угрожает вторжение варваров с севера. Войска выводятся из Англии, Германии и Северной Африки. Он делает все возможное для того, чтобы это прошло как можно более незаметно и легко. В один прекрасный день колонисты проснутся и увидят, что гарнизона больше нет.
– Они все ушли. Выдвинулись ночью… Время собирать вещички и сматываться, если повезет. Назад, в Рим, Лондон, Париж, где они будут предаваться стенаниям по поводу тесных квартир и отсутствия слуг…
***
Ким вышел за пределы времени, теперь он может посмотреть со стороны на время, простирающееся перед ним. Он видит ферму в Сент-Албансе, Джерри Эллисора и собаку но кличке Ровер, белку с пробитой головой, застывшую в падении с верхушки дерева хурмы..Сын Старика Бикфорда складывается пополам, получив в живот заряд шрапнели из ружья 44-го калибра… машина влетает на мостовую и пробивает насквозь витрину магазина, осколки стекла сверкают под тусклым светом уличных фонарей – покрытые синяками лиловые скулы и голубые глаза Судьи Фарриса взирают на него с холодным презрением… только там его не было, не было его нигде ни при одной из этих сцен, пустое пространство, наполненное вакуумом, мертвая зона, в которой он скрывался за рамками кадра, причем ему приходилось постоянно пятиться, потому что его преследовал по следам азотистый запах горящей пленки…
И вот теперь прямо перед ним лежит обширная базарная площадь, простирающаяся во всех направлениях до самого неба… И Тони показывает… «Это рынок, Ким… ты можешь купить здесь все, что тебе захочется, и заплатить за товар своим ожиданием… Это здесь самая ходовая валюта… что хочешь, то и получаешь… ты только посмотри… оружие, наркотики, мальчики всех цветов и размеров… И это все твое… Разумеется, мы у тебя за это кое-что попросим, но это же логично, не правда ли?..
Ким пожимает плечами:
– Да, логику твою я понимаю, если ты об этом… Тони уносится прочь…
– Ну, если ты хочешь так думать, то… – Его капризный голос тает вдали…
Перед ним появляется арабский полицейский.
– Паспорт, – требует он по-арабски.
Ким слышит свой голос, отвечающий ему что-то на том же языке, со стороны, словно это говорит не он, а кто-то другой. Полицейский изучает паспорт Кима. Он вооружен дешевым автоматическим пистолетом в кобуре с клапаном на кнопке. Модель 380, заключает Ким. Полицейский возвращает паспорт Киму и движется дальше. Глядя в неподвижное, как маска мумии, лицо полицейского, Ким обнаруживает, что способен думать на привитом ему языке. Это похоже на то, как начинаешь осваивать незнакомый инструмент, но он быстро улавливает суть.