Страница:
Какой-то мужчина обнажил запястье и собирается распластать его бритвой ради своих nicos75 (по какой-то причине он говорит по-испански…), и он действительно делает надрез, и кровь начинает течь «para sus nicos, madre de Cristo»76. Стоит ли сомневаться – зрелище отвратительное… Ким записывает на полях своего путеводителя, что развлечения на Венере в своей низкопробности превосходят все им где-либо виданное… При наличии специального разрешения можно любоваться зрелищем «вечерней трапезы… во время которой пища ритуально раздается беднякам. И туристы, и венерианские власти будут избавлены от лишних неприятностей, если первые поймут, что у нас существуют определенные правила, которые следует соблюдать. Некоторые зоны закрыты для посещения туристами. Недобросовестные гиды или водители могут доставить вас в одно из таких мест. Если подобное произойдет, то ваша обязанность как туриста незамедлительно оповестить власти о сложившейся ситуации…»
Шмунн – это хищное животное с мощным крупом и челюстями гиены, которые легко крошат кости. На этом сходство кончается и начинаются различия, характерные для этих гнусных тварей. Шмунны слепы и абсолютно не способны издавать какие-либо звуки, поскольку лишены голосовых связок. Ориентируются в пространстве они при помощи обонятельных рецепторов, которые рассеяны по всей поверхности их бледно-розового, пористого, рыхлого и фактурой похожего на пемзу тела. Шмунн, ищущий дорогу по запаху, – зрелище весьма неприятное. Все его тело сокращается, подобно пищеварительным органам, едкая дымящаяся слюна капает с клыков. Шмунн не имеет также и анального отверстия, отходы жизнедеятельности выделяются всей поверхностью его тела, в результате чего он испускает отвратительный запах, способный отпугнуть даже самого неразборчивого хищника. Тело шмунна имеет температуру кипения воды – 100 градусов, – поэтому его метаболизм настолько активен, что тварь буквально сжигает в себе поглощенную пищу. Учуяв еду, шмунн начинает дрожать от возбуждения, и кипящие пищеварительные соки бурлят в нем при этом, словно масло на раскалённой сковороде. Чтобы выжить, он должен питаться двадцать четыре часа в сутки, поэтому шмуин пожирает все живое и неживое, что встречает на своем пути. Стая шмуннов вследствие высокой температуры тел создает вокруг себя омерзительное облако ядовитых паров, которые во многих случаях парализуют сопротивление жертвы еще до того, как острая акулья пасть и язык, обдирающий кожу, как напильник, примутся за работу.
Шмунн также вооружен системой острых как бритва вогнутых внутрь и подгибающихся к стопе когтей на всех четырех лапах. Присев на бок, он способен нанести удар задними лапами по противнику и выпустить ему кишки. Любая рана, нанесенная шмунном, может вызвать гибель жертвы от инфекции в течение суток. Вирулентность подобной инфекции в атмосфере этой адской парной, где любая флора разрастается со скоростью взрыва, настолько велика, что трудно в это поверить, пока не увидишь собственными глазами. Человек, порезавшийся утром при бритье, умирает от столбняка еще до полудня.
Что же касается миниатюрных стервятников, до сих пор мне не удавалось увидеть ни одного, но сегодня на базарной площади я услышал странный слух. (Ким изучает венерианский и часто посещает места сборищ публики переодетый нищим или бродячим артистом. Он владеет ремеслом жонглера и фокусника.)
И вот я начал рассказывать Тому о слухе, который я", переодетый нищим инвалидом, услышал сегодня на базарной площади, – слух о душепийцах. Но Том, даже не дослушав меня до конца, сразу же заявил, что он «ваше» не верит в существование души, прекрасно зная, что я не выношу, когда в моем присутствии говорят это словечко – «ваще».
«Ты должен подходить ко всему с открытым разумом и телом».
И тут он ухмыльнулся… Временами он может быть таким невыносимым, словно стерва-жена из бородатого анекдота, и как-то раз я принялся подкалывать его по этому поводу:
«Муженек приходит домой в отличном настроении и начинает смешивать себе коктейль. Женушка наблюдает за тем, как он это делает, и, когда тот хочет добавить туда еще чуть-чуть спиртного, хватает его за руку…»
«Я только что посмотрела новую квартиру, милый, и она такая хорошенькая…»
«Опять ты меня достаешь!»
Муж выпивает стакан.
«Ах, дорогой, как только ты ее увидишь, она тебе тоже понравится!»
«У меня сегодня весь день жутко голова трещит…»
«Ах, боже мой, какая жалость, хочешь, я тебе аспирин принесу?»
«Нет, не хочу».
Жена награждает его негодующим взглядом.
Муж без помех возвращается на кухню, сожалея про себя о том, что никто до сих пор не придумал бесшумный миксер.
«Что, ты опять себе выпивку готовишь?»
Я рассказал это Тому и добавил, что он себя иногда ведет именно в этом стиле и мне это совсем не по душе.
Поэтому я принял большую дозу маджуна, после чего разыгралась вся эта сцена с опоссумом и то, что за ней последовало. После чего я просто не стал возвращаться к этому слуху, который мне поведал сегодня один бродячий торговец, промышляющий контрабандой… Красный Дьявол и Пыль Грез… пружинные ножи… обычные байки. Короче говоря, за стаканчиком хата он мне рассказал, что в местности к югу отсюда находятся несколько древних городов, пришедших в упадок, где обитают все эти странные твари с человеческими головами, размером с кулак… и с жужжащими крылышками, как у насекомых, – изо рта у них высовывается длинный хоботок… проникает прямо в особую точку в нервной системе и высасывает из жертвы ее душу и дух, в то время как жертва визжит от удовольствия, которое испытывает, когда хоботок жалит ее в эту точку. Создания эти прозрачны для глаза, словно тепловая волна, видны только очертания; цвета, просвечивая сквозь них, слегка меняются, и все, что ты слышишь, – это жужжание крылышек над головой. Хоботок проникает в тебя, а дальше ты уже ничего не помнишь. Один молодой солдат, которого вовремя спасли, уверяет, что это круче, чем все самые крутые оргазмы, которые можно испытать в жизни, если они вдруг сольются в единую каплю золотистой жидкости в твоих яйцах. «Она убивала меня, и я это знал, но мне это было по кайфу…»
Полковника передернуло, и он сразу же запретил доступ в эту зону всем служащим базы. Мы назвали эту тварь «Мишель», потому что она может принимать обличье любого пола. Химический департамент пытается разработать специальный реппелент против нее. Поскольку хоботок состоит из материала гораздо меньшей плотности, чем любое органическое или неорганическое вещество, ни один защитный костюм или скафандр не может обеспечить защиту от проникновения на молекулярном уровне…
Мой информатор также сообщил мне, что собранный таким образом «нектар» скапливается в определенном месте внутри организма Мишель и служит для выкармливания куколки особого вида крайне ядовитого скорпиона, сотая часть одной капли яда которого способна вызвать смерть, наступающую в силу сгорания всех внутренних органов. Взрослые скорпионы ценятся знатью в качестве телохранителей; команда атаковать противника им подается при помощи особого свиста.
Полковника передернуло еще раз… он показал рукой в южном направлении: «Все эти вонючие маленькие страны на юге – одному Богу ведомо, что там творится… Я вам так скажу: нам надо умудриться расправиться с ними со всеми поодиночке, пока им в голову не пришел какой-нибудь дьявольский план расправы с нами…»
Я хочу побывать на юге. Судя по рассказам, мне эти края приглянутся.
Вот Ким в едущем на юг микроавтобусе. Гай Грейвуд сидит за рулем. Оба молчат. Низкое темное небо на юге… Кажется, что оно ниже, чем поверхность земли. Ветер дует нам в спину, облака несутся на восток… что-то длинное и тонкое проносится по небу, тускло освещенное снизу зеленовато-лиловым светом, и все вместе это удивительно напоминает постановку студенческого театра… музыка из «Острова Мертвых»77. Они проезжают мимо дома из красного кирпича: стыков между кирпичами практически не видно, словно их сплавили между собой под высоким давлением. В середине дома есть проход, и благодаря этому становится заметно, что все строение в ширину имеет не больше шести футов. Ни в доме, ни рядом с ним нет признаков чьего-либо присутствия, дом же весь окутан клубом плотной, почти осязаемой тьмы, черно-красной, похожей на гнилую кровь. На правой стороне дороги стоит еще несколько зданий. Мы останавливаемся и выходим из машины. У нас здесь дела. Нужно нанести один визит. Дверь открывается в узкий коридор, в конце которого – еще одна дверь. Ким замечает, что двери и стены состоят из многослойного материала, вроде фанеры, и что они живут какой-то своей собственной злобной жизнью, самопроизвольно открываясь и захлопываясь, так что очень легко заблудиться в этом лабиринте дверей и коридоров: пойдешь в одну сторону – никуда не придешь, пойдешь в другую – окажешься в тупике и тяжелая дверь с грохотом захлопнется у тебя за спиной. Нужно твердо знать, куда ты хочешь попасть. Дверь в конце коридора отворяется.
Ким стоит на пороге комнаты восемнадцать футов длиной и двенадцать шириной. Внизу распложены врытые в пол корыта с песком, с обеих сторон от каждого из которых проходит по дорожке, и еще одна дорожка проложена прямо через центр каждого корыта. В конце комнаты – снова дверь. Комната ярко освещена светом, проникающим через окна в дальней стене. В корытах с песком копошатся обнаженные человечки с лысыми головами, темно-серой кожей, мягкой, бескостной фигурой. Это маленькие, практически карликовые существа. Их серые фасетчатые глаза беспокойно мечутся в орбитах. Они копошатся в песке, совершая конвульсивные движения, похожие на движения гальванизируемого трупа, их шишковатые серые лбы просвечивают, словно икринки, внутри которых то и дело виднеется шевелящийся черный коготь. Некоторые из серых гномов носят туники: они, судя по всему, что-то вроде надсмотрщиков.
Они прогуливаются по проложенным тропинкам, входят и выходят в задние двери…
Ким вспоминает, как пахнет зло. Посреди комнаты с полом, покрытым красным ковром, находится клочок земли не более шести квадратных футов площадью, на котором растут отвратительные клубневые растения. Повсюду ползают сколопендры, и из-за камня высовывается голова поистине гигантского экземпляра. Ким берет в руку мотыгу. Грейвуд становится рядом с ломом в руке. Ким пинает камень, и сколопендра зарывается в землю; он замечает, что в ней фута три длины, не меньше, и что корешки растений шевелятся, будто ножки сколопендры, словно это наполовину насекомое, наполовину растение… Он просыпается, содрогаясь от ужаса, потому что до него доходит, что эти отвратительные растения-насекомые и гигантские сколопендры некогда были (голосок злой старухи звенит у него в мозгу) «маленькими глупенькими мальчиками, вроде тебя».
Он идет назад по коридору, проходит через несколько дверей и поднимается по ряду узеньких лестниц, пока не оказывается снаружи на склоне холма. В двухстах ярдах от него за мощенным известняковыми плитами двором видна набережная. Чей-то голос изнутри здания произносит: «Он никуда не пойдет без своего друга». И тогда из здания выходит Гай, он в зеленых брюках и серой рубашке. Я показываю пальцем на набережную, на деревья и на море за ними.
– Бежим!
Облегчение оттого, что мы выбрались из этого места, действует на нас, как глоток свежего воздуха на задыхающегося человека. Иероглифическая надпись вспыхивает в его мозгу.
Они падают ничком на землю, очутившись в привычном им мире.
Воспоминания его вновь возвращаются к зданию с корытами, заполненными песком. Он спускается в комнату, где они расположены. Один из надсмотрщиков подходит к нему, протягивает руки. Ким выставляет свои руки ладонями вперед и останавливает гнома. Тот застывает в оцепенении с протянутыми руками. Ким возвращается к двери, ведущей к выходу, и натыкается на великана двенадцать футов ростом, довольно худого, с треугольным лицом и в остроконечной шляпе. На великане парчовый плащ и штаны из черного бархата, отороченные белой и желтой парчой. Вид у него вроде бы доброжелательный. Еще один гном выскакивает из двери. Ким замечает его. Гном юркает обратно за дверь, оставляя запах насекомого зла…
Они снова на склоне холма, и Ким говорит Гаю: – Быть где угодно, только не там… пусть в самом заурядном месте… только не среди этого ужаса.
Ким догадывается, что в корытах, заполненных песком, гномы превращаются в сколопендр. Глаза у них уже стали, как у насекомых. Затем сколопендра вылупляется изо лба, оставляя от гнома только серую мертвую шкурку.
Зачем? Одно из многочисленных ухищрений для того, чтобы уничтожить чужие души и тем самым ограничить и монополизировать право на бессмертие.
Где? На планете Венере, где еще?
Кто или что стоит за всем этим? Нечто иссохшее, хрупкое и трусливое. Ким предчувствует, что это карточная магия, осуществляемая при помощи специальной колоды карт. Карты нарисованы на материале, похожем на пластик, который поглощает цвета, чтобы создать трехмерное изображение. Карты складываются в комбинации, словно кадры мультфильма…
Чем вещь площе и более склонна к вращению, тем больше она по вкусу венерианцам.
Узкое, практически двумерное пространство… Посмотрите на эти дома… они почти плоские… не больше четырех футов в глубину… чтобы попасть внутрь, нужно вползать… волшебство детских считалок, ожившие ступки и кофемолки, великаны, гномы и дворцы. Лорды в красных мантиях, сколопендры инкрустированы в их янтарные лбы, волшебство старух, сидящих за прялками в крохотных коттеджах, вырезанных из фанеры, склеенной из слоев, похожих на карты, оживленные ползучей и враждебной нам жизнью: двери как мышеловки – сами поднимаются, сами захлопываются.
В длинном, по колено, плаще из кожи сколопендры Ким прогуливается бок о бок с Полуденным Дьяволом. Атмосфера жаркая, неподвижная, душная. Плащ при ходьбе издает сухое шуршание. Ким останавливается, расстегивает пряжку на шее, снимает плащ и передает его своему верному оруженосцу Арну… Под плащом у Кима – великолепная накидка из красного атласа с множеством карманов, треуголка из голубого атласа, штаны из желтой чесучи, сапоги из коричневато-розовой пористой кожи электрического угря. На боку у него висит волшебный меч, а рядом следует невидимый оруженосец – порождение воли Кима, движения которого молниеносны. В руке – хрустальная трубка. Когда он поднимает ее на уровень глаз, голубые искры сыплются из зрачков и устремляются по трубке…
ЧИКЧИКЧИК
Дворец разлетается на мелкие кусочки.
– Ты уже видел корыта…
Ким утвердительно кивает, его лицо пылает от чистой радости убийства, когда он вспоминает свой сон.
– Что ж, тогда знай и помни: стоит тебе попасться к ним в лапы, и ты сгинешь в корытах, как все остальные… «ссышься» – так они это называют…
Он выдерживает паузу, давая Киму время, чтобы тот представил, что ощущает, вспоминая в последний раз лицо друга, человек, которому острые жвалы уже прорезают кожу похожего на икринку лба.
Надсмотрщик – это обычно старик, который в течение долгого времени страдал от сильных болей. Очень долгого времени – это видно по его опущенным плечам.
– Ты будешь орать и материться, как старуха уборщица… Потом тебе придется ненавидеть уже молча.
Али трусит рысцой по улице, его крис покачивается в воздухе перед ним, тянет его вперед, жалюзи на витринах магазинов закрываются по пути его следования… вот эта улица… вот эта лавка… сюда-то ему и нужно. Толстуха с мертвыми холодными глазами акулы. Мы называли ее Великая Белая, разве это не прекрасно, ее лицо морщится, она понимает, кто это, она тянется за пистолетом в сумочку – уже поздно, и она это знает, он распарывает ей брюхо от пизды до самого горла. Ее глаза закатываются, видны белки, и она падает в вонючую лужу крови и кишок… Ее Супруг отшатывается, заламывает руки в мольбе…
Али улыбается своему окровавленному крису. Пощады не жди. Супруг пускается наутек, поскальзывается на кучке собачьего дерьма, падает ничком. Али подбегает, наступает ногой ему на поясницу, хватает за волосы, поднимает ему голову и перерезает горло.
Супруг издает звуки, похожие на пулеметную очередь… ТРАТАТАТА… обрызгивая кровью все вокруг.
Али приплясывает, сжимая в руке свою футболку. Рукой, в которой зажат окровавленный крис, он пишет слово «AMOK» у себя на груди. Он хлопает в ладоши у себя над головой и улыбается… Авиакатастрофа? Вы плохо следите за вашим цезарем и его сокровищами. Он напоролся на меня прямо в аэропорту. Это была ошибка с его стороны. Ошибка пилота. Тут-то я вышел на сцену… Я отвел его в сторонку от посадочного терминала… Я умею казаться таааким соблазнительным, принимать любые обличья, он уже трахал в мечтах стюардессу, стояк у него был еще тот… и тут ошибочка… Изумление на лице второго пилота…
Осознание
О ЧЕРТ
Жуткий сокрушительный удар… Среди пассажиров, погибших при катастрофе рейса 18…
Ураганы… пусть они мчатся все быстрее и быстрее, оседлай ветер, оседлай вихрь осколков стекла, срывай мясо с визжащих костей, приливная волна несет на гребне дома, людей, коров и ветряные мельницы… Анита направляется на Техас…
Али приплясывает в футболке, на которой написано слово «Анита»… Толстая жирная шлюха, открыв рот, сдувает с карты целый город…
Торнадо – это совсем другое дело. Все проклятья и ненависть следует направлять таким образом, чтобы они попадали прямо в эпицентр… И тогда они обрушатся на головы тех, кто когда-либо проклял тебя или возненавидел…
«Грузовик превратил ее в лепешку, одни только ноги наружу торчали».
Али приплясывает в футболке, на которой написано черно-зелеными буквами слово «МАЛЬЧИК-ВИХРЬ». Али улыбается… Футболка для техасского вихря… одни только ноги наружу торчали…
Стоит тебе попасться к ним в лапы – это означает операцию… кричащее лицо в корыте с песком, на него стоило посмотреть…
Голос ведущего программы «Нэшнл джеографик»: Гай, Шарики-Ролики и Ким патрулируют трущобы, населенные приговоренными к жуткому концу наркоманами, подсевшими на ведущие к неминуемой гибели наркотики. Некоторых из них затягивают в канавы ужасные Женщины-Удильщицы. Под водой снабжение похищенного мужчины кислородом полностью зависит от его партнерши; она же тем временем постепенно поглощает его тело, пока снаружи не остаются одни только яички. Таким образом превратившись в самооплодотворяющегося гермафродита, Женщина-Удильщица продолжает свой род… Подстегиваемые чудовищным голодом, эти паразитические твари шныряют по грязным закоулкам и отвратительным трущобам, прилегающим к огромному озеру с тинистым дном. Здесь, где в озеро впадает подземная река, вода чиста и глубока… Внезапно Женщина-Удильщица выскакивает из омута, оскалив огромную пасть, наполненную тонкими, как волосы, острыми зубами. Удильщица вцепляется мужчине прямо в рот, чтобы первым делом блокировать дыхательные функции, а затем начинает снабжать его кислородом, поступающим через ее жабры. Так заключается этот гибельный для несчастного союз. Сначала хищница поглощает голову и мозги жертвы, поддерживая жизнь тела, подключенного к ее системе кровообращения. Ким всаживает Удильщице прямо в пасть заряд картечи и сносит ей одним выстрелом полголовы…
Другие заканчивают свой жизненный путь в сколопендровых корытах или в качестве секс-обрубков, используемых индейскими племенами Амазонии: от тела отрезают все, что выше пояса, и все, что ниже коленей, в оставшейся же части поддерживают жизнь при помощи трубок с питательным раствором…
«Дело даже не в том, чтобы сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Мы вообще никогда не задаем вопросов. Мы находимся здесь именно в качестве стопперов. Наше дело стопорить, подавлять в зародыше».
Они выходят на площадь где-то на краю города. Здесь слуга в ливрее раздает нищим их вечернюю пищу. Рядом стоит повозка. Каждый попрошайка получает ломоть пасты из желтого металла. Ее режут свинцовым ножом: свежий срез блестит на свету, словно натрий. Лида нищих покрыты металлическими язвами, из которых сочится похожий на расплавленное олово гной, источающий отвратительный сладковато-металлический запах.
Каменная Горячка – это молекулярная модификация токсина каменной рыбы, яда со столь болезненным действием, что жертвы с визгом катаются по земле, и их приходится всеми силами удерживать от самоубийства. Даже очень большие дозы морфина не помогают… Каменная же Горячка вызывает у потребителя так называемый «пламенный приход», настолько же приятный, насколько мучительно воздействие исходного вещества…
Один из агентов Кима, старик в поношенном черном пальто, подходит к нему…
– Тут– неподалеку «каменщик». Их легко узнать по выжженному взгляду. От этого пламенного прихода мозги выгорают. Достаточно посмотреть в глаза, и сразу увидишь, что внутри пусто. Одни только кости и кожа – вот что от них в конце остается.
«Каменщик» сидит на тротуаре, сложенном из загаженных известняковых плит, сжимая в руке раковину, в которой находится его запас Каменной Горячки… Он достает откуда-то маленькое шило, все в зазубринах, макает его в раковину, а затем вонзает себе глубоко в бедро. Глаза его загораются и пылают безумным экстазом. Словно гальванизированный труп, он вскакивает и начинает отплясывать Пляску Пламенного Прихода.
Все больше и больше неизмененного яда накапливается в его теле. В какой-то миг он падает на мостовую и начинает с визгом кататься по ней. Вокруг собираются уличные мальчишки. Один падает на землю и начинает передразнивать «каменщика», в то время как остальные покатываются со смеха… Ким приканчивает «каменщика» выстрелом в голову… Внутри у того уже ничего нет, и он лопается, словно пустая высохшая кожура. Мальчишки с шипением разбегаются кто куда.
Шарики-Ролики – это тяжелая полупрозрачная жидкость, которую хранят в золотом флаконе и впрыскивают при помощи золотого шприца. Шарики-Ролики, или Скальная Шмаль, погружает потребителя в состояние, близкое к тому, которое испытывают неорганические минералы. Те, кто сидит на Скальной Шмали, живут долго, очень долго. До шестисот лет, если не попытаются слезть. Дозу постоянно приходится повышать по мере увеличения кислотности тела. В этом месте собираются зажиточные «скальники», все разряженные в золото, бахрому и бархат. Тропические рыбки поблескивают в огромных, от потолка до пола, аквариумах. Движения «скальников» неторопливы, они взирают на мир пустыми золотистыми глазами саламандр-аксолотлей. Сидят в подогнанных по форме тела креслах из полированного мрамора.
В грязных хибарах неимущие «скальники» вот-вот расплавятся, их оболочка проедена во многих местах, из трещин сочится гной… плоть в местах повреждений полностью лишена иммунитета… кожа давно облезла… Сдирают сгнившую оболочку друг с друга, под ней гноящаяся масса язв и болячек, зловоние гниющей плоти и гниющего камня, влажное, сладковатое, колом встающее в легких. Не подходите к ним слишком близко… Плавящиеся «скальники», впавшие в идиотизм, корчатся в сексуальных судорогах, сцепившись вместе в визжащие, трясущиеся клубки. В конце их земного пути они с трудом могут быть названы разумными существами, не то что людьми.
Лечение на ранних стадиях еще возможно, но требует не менее года специальных процедур. Наиболее тревожный симптом – раздражение кожи: она приобретает такую чувствительность, что легкое дуновение сквозняка может довести больного до судорог. Поэтому пациентов приходится содержать в цистернах сенсорной депривации78 и поддерживать их существование высокими дозами морфина и антибиотиков, поскольку чувствительность их к инфекциям превосходит всякое воображение.
Корыто-сити.
Все дома здесь такие же узкие, как тот самый дом, не более пяти или шести футов в толщину вместе со всеми своими лестницами, дверьми и коридорами, лабиринт узеньких комнаток и коридоров, лестница вверх, лестница вниз… Берегись Лестницы Вниз, ведущей в. тупик, где у тебя за спиной захлопнется тяжелая дверь…
– Сейчас мы разберемся с этой точкой. Дверь распахивается в узкий коридор… Слева – маленькая квадратная комнатка, которая выходит на улицу.
– Корыта там внизу. – Ким тыкает пальцем вправо. – Гай, прикрывай нас сзади. Я и Шарики-Ролики захватим Корытную.
Комната довольно светлая, благодаря окнам на дальней стене. В конце ее – дверь. Через нее выбегает какой-то человек. Он около четырех футов ростом, крепкий и коренастый, с шишковатым лбом. Его глаза пылают ненавистью к чужеземцам.
На нем подпоясанная серая туника. Он оборачивается на бегу и машет ручками с растопыренными в негодовании пальцами. Ким выхватывает свою сорокачетверку и всаживает гному пулю в лоб. Из раны фонтанирует густая молочно-белая жидкость. Гном падает в корыто. В этот момент жвалы прорезаются сквозь лоб одного из обитателей корыта. Все они, эти обитатели, очень похожи друг на друга, но в то же время сохраняют некоторые черты бывшей индивидуальности в выражении сморщенных лиц. Можно понять, кем был этот человек раньше.
Шмунн – это хищное животное с мощным крупом и челюстями гиены, которые легко крошат кости. На этом сходство кончается и начинаются различия, характерные для этих гнусных тварей. Шмунны слепы и абсолютно не способны издавать какие-либо звуки, поскольку лишены голосовых связок. Ориентируются в пространстве они при помощи обонятельных рецепторов, которые рассеяны по всей поверхности их бледно-розового, пористого, рыхлого и фактурой похожего на пемзу тела. Шмунн, ищущий дорогу по запаху, – зрелище весьма неприятное. Все его тело сокращается, подобно пищеварительным органам, едкая дымящаяся слюна капает с клыков. Шмунн не имеет также и анального отверстия, отходы жизнедеятельности выделяются всей поверхностью его тела, в результате чего он испускает отвратительный запах, способный отпугнуть даже самого неразборчивого хищника. Тело шмунна имеет температуру кипения воды – 100 градусов, – поэтому его метаболизм настолько активен, что тварь буквально сжигает в себе поглощенную пищу. Учуяв еду, шмунн начинает дрожать от возбуждения, и кипящие пищеварительные соки бурлят в нем при этом, словно масло на раскалённой сковороде. Чтобы выжить, он должен питаться двадцать четыре часа в сутки, поэтому шмуин пожирает все живое и неживое, что встречает на своем пути. Стая шмуннов вследствие высокой температуры тел создает вокруг себя омерзительное облако ядовитых паров, которые во многих случаях парализуют сопротивление жертвы еще до того, как острая акулья пасть и язык, обдирающий кожу, как напильник, примутся за работу.
Шмунн также вооружен системой острых как бритва вогнутых внутрь и подгибающихся к стопе когтей на всех четырех лапах. Присев на бок, он способен нанести удар задними лапами по противнику и выпустить ему кишки. Любая рана, нанесенная шмунном, может вызвать гибель жертвы от инфекции в течение суток. Вирулентность подобной инфекции в атмосфере этой адской парной, где любая флора разрастается со скоростью взрыва, настолько велика, что трудно в это поверить, пока не увидишь собственными глазами. Человек, порезавшийся утром при бритье, умирает от столбняка еще до полудня.
Что же касается миниатюрных стервятников, до сих пор мне не удавалось увидеть ни одного, но сегодня на базарной площади я услышал странный слух. (Ким изучает венерианский и часто посещает места сборищ публики переодетый нищим или бродячим артистом. Он владеет ремеслом жонглера и фокусника.)
И вот я начал рассказывать Тому о слухе, который я", переодетый нищим инвалидом, услышал сегодня на базарной площади, – слух о душепийцах. Но Том, даже не дослушав меня до конца, сразу же заявил, что он «ваше» не верит в существование души, прекрасно зная, что я не выношу, когда в моем присутствии говорят это словечко – «ваще».
«Ты должен подходить ко всему с открытым разумом и телом».
И тут он ухмыльнулся… Временами он может быть таким невыносимым, словно стерва-жена из бородатого анекдота, и как-то раз я принялся подкалывать его по этому поводу:
«Муженек приходит домой в отличном настроении и начинает смешивать себе коктейль. Женушка наблюдает за тем, как он это делает, и, когда тот хочет добавить туда еще чуть-чуть спиртного, хватает его за руку…»
«Я только что посмотрела новую квартиру, милый, и она такая хорошенькая…»
«Опять ты меня достаешь!»
Муж выпивает стакан.
«Ах, дорогой, как только ты ее увидишь, она тебе тоже понравится!»
«У меня сегодня весь день жутко голова трещит…»
«Ах, боже мой, какая жалость, хочешь, я тебе аспирин принесу?»
«Нет, не хочу».
Жена награждает его негодующим взглядом.
Муж без помех возвращается на кухню, сожалея про себя о том, что никто до сих пор не придумал бесшумный миксер.
«Что, ты опять себе выпивку готовишь?»
Я рассказал это Тому и добавил, что он себя иногда ведет именно в этом стиле и мне это совсем не по душе.
Поэтому я принял большую дозу маджуна, после чего разыгралась вся эта сцена с опоссумом и то, что за ней последовало. После чего я просто не стал возвращаться к этому слуху, который мне поведал сегодня один бродячий торговец, промышляющий контрабандой… Красный Дьявол и Пыль Грез… пружинные ножи… обычные байки. Короче говоря, за стаканчиком хата он мне рассказал, что в местности к югу отсюда находятся несколько древних городов, пришедших в упадок, где обитают все эти странные твари с человеческими головами, размером с кулак… и с жужжащими крылышками, как у насекомых, – изо рта у них высовывается длинный хоботок… проникает прямо в особую точку в нервной системе и высасывает из жертвы ее душу и дух, в то время как жертва визжит от удовольствия, которое испытывает, когда хоботок жалит ее в эту точку. Создания эти прозрачны для глаза, словно тепловая волна, видны только очертания; цвета, просвечивая сквозь них, слегка меняются, и все, что ты слышишь, – это жужжание крылышек над головой. Хоботок проникает в тебя, а дальше ты уже ничего не помнишь. Один молодой солдат, которого вовремя спасли, уверяет, что это круче, чем все самые крутые оргазмы, которые можно испытать в жизни, если они вдруг сольются в единую каплю золотистой жидкости в твоих яйцах. «Она убивала меня, и я это знал, но мне это было по кайфу…»
Полковника передернуло, и он сразу же запретил доступ в эту зону всем служащим базы. Мы назвали эту тварь «Мишель», потому что она может принимать обличье любого пола. Химический департамент пытается разработать специальный реппелент против нее. Поскольку хоботок состоит из материала гораздо меньшей плотности, чем любое органическое или неорганическое вещество, ни один защитный костюм или скафандр не может обеспечить защиту от проникновения на молекулярном уровне…
Мой информатор также сообщил мне, что собранный таким образом «нектар» скапливается в определенном месте внутри организма Мишель и служит для выкармливания куколки особого вида крайне ядовитого скорпиона, сотая часть одной капли яда которого способна вызвать смерть, наступающую в силу сгорания всех внутренних органов. Взрослые скорпионы ценятся знатью в качестве телохранителей; команда атаковать противника им подается при помощи особого свиста.
Полковника передернуло еще раз… он показал рукой в южном направлении: «Все эти вонючие маленькие страны на юге – одному Богу ведомо, что там творится… Я вам так скажу: нам надо умудриться расправиться с ними со всеми поодиночке, пока им в голову не пришел какой-нибудь дьявольский план расправы с нами…»
Я хочу побывать на юге. Судя по рассказам, мне эти края приглянутся.
Вот Ким в едущем на юг микроавтобусе. Гай Грейвуд сидит за рулем. Оба молчат. Низкое темное небо на юге… Кажется, что оно ниже, чем поверхность земли. Ветер дует нам в спину, облака несутся на восток… что-то длинное и тонкое проносится по небу, тускло освещенное снизу зеленовато-лиловым светом, и все вместе это удивительно напоминает постановку студенческого театра… музыка из «Острова Мертвых»77. Они проезжают мимо дома из красного кирпича: стыков между кирпичами практически не видно, словно их сплавили между собой под высоким давлением. В середине дома есть проход, и благодаря этому становится заметно, что все строение в ширину имеет не больше шести футов. Ни в доме, ни рядом с ним нет признаков чьего-либо присутствия, дом же весь окутан клубом плотной, почти осязаемой тьмы, черно-красной, похожей на гнилую кровь. На правой стороне дороги стоит еще несколько зданий. Мы останавливаемся и выходим из машины. У нас здесь дела. Нужно нанести один визит. Дверь открывается в узкий коридор, в конце которого – еще одна дверь. Ким замечает, что двери и стены состоят из многослойного материала, вроде фанеры, и что они живут какой-то своей собственной злобной жизнью, самопроизвольно открываясь и захлопываясь, так что очень легко заблудиться в этом лабиринте дверей и коридоров: пойдешь в одну сторону – никуда не придешь, пойдешь в другую – окажешься в тупике и тяжелая дверь с грохотом захлопнется у тебя за спиной. Нужно твердо знать, куда ты хочешь попасть. Дверь в конце коридора отворяется.
Ким стоит на пороге комнаты восемнадцать футов длиной и двенадцать шириной. Внизу распложены врытые в пол корыта с песком, с обеих сторон от каждого из которых проходит по дорожке, и еще одна дорожка проложена прямо через центр каждого корыта. В конце комнаты – снова дверь. Комната ярко освещена светом, проникающим через окна в дальней стене. В корытах с песком копошатся обнаженные человечки с лысыми головами, темно-серой кожей, мягкой, бескостной фигурой. Это маленькие, практически карликовые существа. Их серые фасетчатые глаза беспокойно мечутся в орбитах. Они копошатся в песке, совершая конвульсивные движения, похожие на движения гальванизируемого трупа, их шишковатые серые лбы просвечивают, словно икринки, внутри которых то и дело виднеется шевелящийся черный коготь. Некоторые из серых гномов носят туники: они, судя по всему, что-то вроде надсмотрщиков.
Они прогуливаются по проложенным тропинкам, входят и выходят в задние двери…
Ким вспоминает, как пахнет зло. Посреди комнаты с полом, покрытым красным ковром, находится клочок земли не более шести квадратных футов площадью, на котором растут отвратительные клубневые растения. Повсюду ползают сколопендры, и из-за камня высовывается голова поистине гигантского экземпляра. Ким берет в руку мотыгу. Грейвуд становится рядом с ломом в руке. Ким пинает камень, и сколопендра зарывается в землю; он замечает, что в ней фута три длины, не меньше, и что корешки растений шевелятся, будто ножки сколопендры, словно это наполовину насекомое, наполовину растение… Он просыпается, содрогаясь от ужаса, потому что до него доходит, что эти отвратительные растения-насекомые и гигантские сколопендры некогда были (голосок злой старухи звенит у него в мозгу) «маленькими глупенькими мальчиками, вроде тебя».
Он идет назад по коридору, проходит через несколько дверей и поднимается по ряду узеньких лестниц, пока не оказывается снаружи на склоне холма. В двухстах ярдах от него за мощенным известняковыми плитами двором видна набережная. Чей-то голос изнутри здания произносит: «Он никуда не пойдет без своего друга». И тогда из здания выходит Гай, он в зеленых брюках и серой рубашке. Я показываю пальцем на набережную, на деревья и на море за ними.
– Бежим!
Облегчение оттого, что мы выбрались из этого места, действует на нас, как глоток свежего воздуха на задыхающегося человека. Иероглифическая надпись вспыхивает в его мозгу.
Они падают ничком на землю, очутившись в привычном им мире.
Воспоминания его вновь возвращаются к зданию с корытами, заполненными песком. Он спускается в комнату, где они расположены. Один из надсмотрщиков подходит к нему, протягивает руки. Ким выставляет свои руки ладонями вперед и останавливает гнома. Тот застывает в оцепенении с протянутыми руками. Ким возвращается к двери, ведущей к выходу, и натыкается на великана двенадцать футов ростом, довольно худого, с треугольным лицом и в остроконечной шляпе. На великане парчовый плащ и штаны из черного бархата, отороченные белой и желтой парчой. Вид у него вроде бы доброжелательный. Еще один гном выскакивает из двери. Ким замечает его. Гном юркает обратно за дверь, оставляя запах насекомого зла…
Они снова на склоне холма, и Ким говорит Гаю: – Быть где угодно, только не там… пусть в самом заурядном месте… только не среди этого ужаса.
Ким догадывается, что в корытах, заполненных песком, гномы превращаются в сколопендр. Глаза у них уже стали, как у насекомых. Затем сколопендра вылупляется изо лба, оставляя от гнома только серую мертвую шкурку.
Зачем? Одно из многочисленных ухищрений для того, чтобы уничтожить чужие души и тем самым ограничить и монополизировать право на бессмертие.
Где? На планете Венере, где еще?
Кто или что стоит за всем этим? Нечто иссохшее, хрупкое и трусливое. Ким предчувствует, что это карточная магия, осуществляемая при помощи специальной колоды карт. Карты нарисованы на материале, похожем на пластик, который поглощает цвета, чтобы создать трехмерное изображение. Карты складываются в комбинации, словно кадры мультфильма…
Чем вещь площе и более склонна к вращению, тем больше она по вкусу венерианцам.
Узкое, практически двумерное пространство… Посмотрите на эти дома… они почти плоские… не больше четырех футов в глубину… чтобы попасть внутрь, нужно вползать… волшебство детских считалок, ожившие ступки и кофемолки, великаны, гномы и дворцы. Лорды в красных мантиях, сколопендры инкрустированы в их янтарные лбы, волшебство старух, сидящих за прялками в крохотных коттеджах, вырезанных из фанеры, склеенной из слоев, похожих на карты, оживленные ползучей и враждебной нам жизнью: двери как мышеловки – сами поднимаются, сами захлопываются.
В длинном, по колено, плаще из кожи сколопендры Ким прогуливается бок о бок с Полуденным Дьяволом. Атмосфера жаркая, неподвижная, душная. Плащ при ходьбе издает сухое шуршание. Ким останавливается, расстегивает пряжку на шее, снимает плащ и передает его своему верному оруженосцу Арну… Под плащом у Кима – великолепная накидка из красного атласа с множеством карманов, треуголка из голубого атласа, штаны из желтой чесучи, сапоги из коричневато-розовой пористой кожи электрического угря. На боку у него висит волшебный меч, а рядом следует невидимый оруженосец – порождение воли Кима, движения которого молниеносны. В руке – хрустальная трубка. Когда он поднимает ее на уровень глаз, голубые искры сыплются из зрачков и устремляются по трубке…
ЧИКЧИКЧИК
Дворец разлетается на мелкие кусочки.
– Ты уже видел корыта…
Ким утвердительно кивает, его лицо пылает от чистой радости убийства, когда он вспоминает свой сон.
– Что ж, тогда знай и помни: стоит тебе попасться к ним в лапы, и ты сгинешь в корытах, как все остальные… «ссышься» – так они это называют…
Он выдерживает паузу, давая Киму время, чтобы тот представил, что ощущает, вспоминая в последний раз лицо друга, человек, которому острые жвалы уже прорезают кожу похожего на икринку лба.
Надсмотрщик – это обычно старик, который в течение долгого времени страдал от сильных болей. Очень долгого времени – это видно по его опущенным плечам.
– Ты будешь орать и материться, как старуха уборщица… Потом тебе придется ненавидеть уже молча.
Али трусит рысцой по улице, его крис покачивается в воздухе перед ним, тянет его вперед, жалюзи на витринах магазинов закрываются по пути его следования… вот эта улица… вот эта лавка… сюда-то ему и нужно. Толстуха с мертвыми холодными глазами акулы. Мы называли ее Великая Белая, разве это не прекрасно, ее лицо морщится, она понимает, кто это, она тянется за пистолетом в сумочку – уже поздно, и она это знает, он распарывает ей брюхо от пизды до самого горла. Ее глаза закатываются, видны белки, и она падает в вонючую лужу крови и кишок… Ее Супруг отшатывается, заламывает руки в мольбе…
Али улыбается своему окровавленному крису. Пощады не жди. Супруг пускается наутек, поскальзывается на кучке собачьего дерьма, падает ничком. Али подбегает, наступает ногой ему на поясницу, хватает за волосы, поднимает ему голову и перерезает горло.
Супруг издает звуки, похожие на пулеметную очередь… ТРАТАТАТА… обрызгивая кровью все вокруг.
Али приплясывает, сжимая в руке свою футболку. Рукой, в которой зажат окровавленный крис, он пишет слово «AMOK» у себя на груди. Он хлопает в ладоши у себя над головой и улыбается… Авиакатастрофа? Вы плохо следите за вашим цезарем и его сокровищами. Он напоролся на меня прямо в аэропорту. Это была ошибка с его стороны. Ошибка пилота. Тут-то я вышел на сцену… Я отвел его в сторонку от посадочного терминала… Я умею казаться таааким соблазнительным, принимать любые обличья, он уже трахал в мечтах стюардессу, стояк у него был еще тот… и тут ошибочка… Изумление на лице второго пилота…
Осознание
О ЧЕРТ
Жуткий сокрушительный удар… Среди пассажиров, погибших при катастрофе рейса 18…
Ураганы… пусть они мчатся все быстрее и быстрее, оседлай ветер, оседлай вихрь осколков стекла, срывай мясо с визжащих костей, приливная волна несет на гребне дома, людей, коров и ветряные мельницы… Анита направляется на Техас…
Али приплясывает в футболке, на которой написано слово «Анита»… Толстая жирная шлюха, открыв рот, сдувает с карты целый город…
Торнадо – это совсем другое дело. Все проклятья и ненависть следует направлять таким образом, чтобы они попадали прямо в эпицентр… И тогда они обрушатся на головы тех, кто когда-либо проклял тебя или возненавидел…
«Грузовик превратил ее в лепешку, одни только ноги наружу торчали».
Али приплясывает в футболке, на которой написано черно-зелеными буквами слово «МАЛЬЧИК-ВИХРЬ». Али улыбается… Футболка для техасского вихря… одни только ноги наружу торчали…
Стоит тебе попасться к ним в лапы – это означает операцию… кричащее лицо в корыте с песком, на него стоило посмотреть…
Голос ведущего программы «Нэшнл джеографик»: Гай, Шарики-Ролики и Ким патрулируют трущобы, населенные приговоренными к жуткому концу наркоманами, подсевшими на ведущие к неминуемой гибели наркотики. Некоторых из них затягивают в канавы ужасные Женщины-Удильщицы. Под водой снабжение похищенного мужчины кислородом полностью зависит от его партнерши; она же тем временем постепенно поглощает его тело, пока снаружи не остаются одни только яички. Таким образом превратившись в самооплодотворяющегося гермафродита, Женщина-Удильщица продолжает свой род… Подстегиваемые чудовищным голодом, эти паразитические твари шныряют по грязным закоулкам и отвратительным трущобам, прилегающим к огромному озеру с тинистым дном. Здесь, где в озеро впадает подземная река, вода чиста и глубока… Внезапно Женщина-Удильщица выскакивает из омута, оскалив огромную пасть, наполненную тонкими, как волосы, острыми зубами. Удильщица вцепляется мужчине прямо в рот, чтобы первым делом блокировать дыхательные функции, а затем начинает снабжать его кислородом, поступающим через ее жабры. Так заключается этот гибельный для несчастного союз. Сначала хищница поглощает голову и мозги жертвы, поддерживая жизнь тела, подключенного к ее системе кровообращения. Ким всаживает Удильщице прямо в пасть заряд картечи и сносит ей одним выстрелом полголовы…
Другие заканчивают свой жизненный путь в сколопендровых корытах или в качестве секс-обрубков, используемых индейскими племенами Амазонии: от тела отрезают все, что выше пояса, и все, что ниже коленей, в оставшейся же части поддерживают жизнь при помощи трубок с питательным раствором…
«Дело даже не в том, чтобы сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Мы вообще никогда не задаем вопросов. Мы находимся здесь именно в качестве стопперов. Наше дело стопорить, подавлять в зародыше».
Они выходят на площадь где-то на краю города. Здесь слуга в ливрее раздает нищим их вечернюю пищу. Рядом стоит повозка. Каждый попрошайка получает ломоть пасты из желтого металла. Ее режут свинцовым ножом: свежий срез блестит на свету, словно натрий. Лида нищих покрыты металлическими язвами, из которых сочится похожий на расплавленное олово гной, источающий отвратительный сладковато-металлический запах.
Каменная Горячка – это молекулярная модификация токсина каменной рыбы, яда со столь болезненным действием, что жертвы с визгом катаются по земле, и их приходится всеми силами удерживать от самоубийства. Даже очень большие дозы морфина не помогают… Каменная же Горячка вызывает у потребителя так называемый «пламенный приход», настолько же приятный, насколько мучительно воздействие исходного вещества…
Один из агентов Кима, старик в поношенном черном пальто, подходит к нему…
– Тут– неподалеку «каменщик». Их легко узнать по выжженному взгляду. От этого пламенного прихода мозги выгорают. Достаточно посмотреть в глаза, и сразу увидишь, что внутри пусто. Одни только кости и кожа – вот что от них в конце остается.
«Каменщик» сидит на тротуаре, сложенном из загаженных известняковых плит, сжимая в руке раковину, в которой находится его запас Каменной Горячки… Он достает откуда-то маленькое шило, все в зазубринах, макает его в раковину, а затем вонзает себе глубоко в бедро. Глаза его загораются и пылают безумным экстазом. Словно гальванизированный труп, он вскакивает и начинает отплясывать Пляску Пламенного Прихода.
Все больше и больше неизмененного яда накапливается в его теле. В какой-то миг он падает на мостовую и начинает с визгом кататься по ней. Вокруг собираются уличные мальчишки. Один падает на землю и начинает передразнивать «каменщика», в то время как остальные покатываются со смеха… Ким приканчивает «каменщика» выстрелом в голову… Внутри у того уже ничего нет, и он лопается, словно пустая высохшая кожура. Мальчишки с шипением разбегаются кто куда.
Шарики-Ролики – это тяжелая полупрозрачная жидкость, которую хранят в золотом флаконе и впрыскивают при помощи золотого шприца. Шарики-Ролики, или Скальная Шмаль, погружает потребителя в состояние, близкое к тому, которое испытывают неорганические минералы. Те, кто сидит на Скальной Шмали, живут долго, очень долго. До шестисот лет, если не попытаются слезть. Дозу постоянно приходится повышать по мере увеличения кислотности тела. В этом месте собираются зажиточные «скальники», все разряженные в золото, бахрому и бархат. Тропические рыбки поблескивают в огромных, от потолка до пола, аквариумах. Движения «скальников» неторопливы, они взирают на мир пустыми золотистыми глазами саламандр-аксолотлей. Сидят в подогнанных по форме тела креслах из полированного мрамора.
В грязных хибарах неимущие «скальники» вот-вот расплавятся, их оболочка проедена во многих местах, из трещин сочится гной… плоть в местах повреждений полностью лишена иммунитета… кожа давно облезла… Сдирают сгнившую оболочку друг с друга, под ней гноящаяся масса язв и болячек, зловоние гниющей плоти и гниющего камня, влажное, сладковатое, колом встающее в легких. Не подходите к ним слишком близко… Плавящиеся «скальники», впавшие в идиотизм, корчатся в сексуальных судорогах, сцепившись вместе в визжащие, трясущиеся клубки. В конце их земного пути они с трудом могут быть названы разумными существами, не то что людьми.
Лечение на ранних стадиях еще возможно, но требует не менее года специальных процедур. Наиболее тревожный симптом – раздражение кожи: она приобретает такую чувствительность, что легкое дуновение сквозняка может довести больного до судорог. Поэтому пациентов приходится содержать в цистернах сенсорной депривации78 и поддерживать их существование высокими дозами морфина и антибиотиков, поскольку чувствительность их к инфекциям превосходит всякое воображение.
Корыто-сити.
Все дома здесь такие же узкие, как тот самый дом, не более пяти или шести футов в толщину вместе со всеми своими лестницами, дверьми и коридорами, лабиринт узеньких комнаток и коридоров, лестница вверх, лестница вниз… Берегись Лестницы Вниз, ведущей в. тупик, где у тебя за спиной захлопнется тяжелая дверь…
– Сейчас мы разберемся с этой точкой. Дверь распахивается в узкий коридор… Слева – маленькая квадратная комнатка, которая выходит на улицу.
– Корыта там внизу. – Ким тыкает пальцем вправо. – Гай, прикрывай нас сзади. Я и Шарики-Ролики захватим Корытную.
Комната довольно светлая, благодаря окнам на дальней стене. В конце ее – дверь. Через нее выбегает какой-то человек. Он около четырех футов ростом, крепкий и коренастый, с шишковатым лбом. Его глаза пылают ненавистью к чужеземцам.
На нем подпоясанная серая туника. Он оборачивается на бегу и машет ручками с растопыренными в негодовании пальцами. Ким выхватывает свою сорокачетверку и всаживает гному пулю в лоб. Из раны фонтанирует густая молочно-белая жидкость. Гном падает в корыто. В этот момент жвалы прорезаются сквозь лоб одного из обитателей корыта. Все они, эти обитатели, очень похожи друг на друга, но в то же время сохраняют некоторые черты бывшей индивидуальности в выражении сморщенных лиц. Можно понять, кем был этот человек раньше.